Текст книги "История города Москвы. От Юрия Долгорукого до Петра I"

Патриарх Адриан при самом вступлении на патриаршество в 1690 г. купил Немецкую карету с тремя стекольчатыми окончинами и с 4 медными яблоками на верхних углах, покрытую черною кожею с золочеными гвоздями.

При нем в 1697 г. сделана карета даже патриархову архидиакону, ценою в 32 р.

В 1691 г. на Конюшенном патриарховом дворе находилось старых и новых карет девять, в том числе и карета, жалованная патриарху Иоакиму Царем Федором Алексеевичем, обита черною кожею золочеными гвоздями с четырьмя яблоками золочеными же по углам; внутри обита черным бархатом; в двух дверях и в окнах 10 окончин стекольчатых с подъемными тесьмами, две подушки черного бархата; в карете Спасов образ писан на золоте. Бич ременный, у него плетовище немецкое покрыто красным сукном.

Там же находилась полукарета, в которой ездил патриархов келейник, и три коляски, одна обиходная, что ездит дворецкий.

Затем возок крыт бархатом вишневым с голуном черным; на месте две подушки вислые, сукно лазоревое. Внутри обито сукном и бархатом лазоревым, полы атлас вишнев; шесть окончин и одна маленькая круглая, слюдяные. Другой возок крыт кожею красною, в нем положен тюфяк, крыто сукном зеленым; фонарь слюдяной четыреугольный с жестяным кожухом. Сани большие, в них и щит, обито атласом зеленым; под местом миндерь кожа красная, подушка бархат зеленый. Сани панахидные, покрыты кожею красною, в них и щит, обито атласом лазоревым, в ногах сукно лазоревое, под местом миндерь, на нем подушка бархат черный. Сани походные, писаны красками, обиты сукном зеленым, щит – бархатом зеленым и собольими хвостами. Сани походные новые, писаны краскою зеленою, обиты сукном и щит бархатом зеленым.

Патриаршие похороны

По болезни или по старости, предвидя и предчувствуя свою кончину, св. патриархи неотменно прибегали к соборованию маслом. Патриарх Филарет Никитич еще года за четыре до своей кончины в 1629 г. ноября 23 соборовался, быть может, по случаю тяжкой болезни. Потом пред кончиною в 1633 г. октября 1 его снова «святили маслом» также соборне, при чем духовенство получало немалую дачу: духовнику 5 р., архимандритам по 3 р., дьяконам по 2 р.

Точно так же в 1640 г. ноября 21 «святили маслом» Иоасафа I с меньшим расходом дачи. Это были так называемый милостынные деньги. На соборование Иоасафа II было роздано с лишком 20 р.; на соборовании Питирима – с лишком 16 р.

Святейший Иоаким 5 марта 1690 г. заскорбел главною болезнею, 15 марта соборовался, посвятился елеом. 16 марта за спасение души своей и ради облегчения от болезни указал на Москве во все монастыри девичи и женские, кроме Вознесенского и Алексеевского, игуменьям и старицам, и во все Московские богадельни нищим мужеска полу и женска, роздать милостыни по 6 денег человеку и роздано 58 р. 10 денег. 17 марта он скончался. 18 марта погребен.

Адриан по случаю параличной болезни, приключившейся ему в 1696 г., ожидая кончины, изволил посвятить себя маслом 20 окт. 1698 г. и потом еще 24 июля 1700 г. и в тот же год на 13 число октября скончался, в своей малой каменной келье, «что от Соборные церкви», существующей над Синодальным домом в виде теремка и доныне. По случаю кончины патриарха в тот же час на Ивановской колокольни благовестили по трижды в большой и в Успенский колокола.

Тело покойного скутывали или окутывали, то есть устроивали по обычаю, омыв его грецкою губкою. Патриарха Адриана окутали в гробу сверх всего зеленым бархатом. Между тем, покупали дубовый гроб, цена которого бывала различна, вероятно смотря по дереву. Для Иоасафа I такой гроб куплен с провозом за 3 р. 4 алт.; для Иоасафа II за полтретья рубля; для Питирима 2 р. 5 алт.;

для Иоакима 2 р.; для Адриана также 2 р. При этих последних двух патриархах дубовый гроб, для красной речи, стали именовать деревянным ковчегом. Обыкновенно гроб обивали черным сукном и зелеными ремешками; внутри постилали хлопчатою бумогою или бумажным же тюфячком и из бумаги же и тафты делали подушечку. Иоасафу I было постлано сукно черное самород, монатейное, дешевое, по 2 гривны за аршин. Не оно ли Троицкое, упомянутое нами выше?

Для выноса гроба с покойным изготовляли одр (с рукоятками), катафалк, обитый темно-синим или черным сукном; у Адриана черным бархатом. После погребения Иоасафа I сукно темносинее с одра по царскому указу было отдано соборянам Успенского собора, протопопу с братьею.

После погребения Адриана с одра и с гробовой крыши черный бархат употреблен на покров на его гробницу, а остальной роздан кусками на камилавки домовым попам и другим служебникам и на шапочные вершки в поминовение по св. патриархе.

В тот же день кончины покойного или на другой день, иногда дня через 4 (Иоасаф I), когда все надобное было изготовлено, происходил церемониальный вынос умершего в Соборную церковь. К выносу звонили во все колокола изредка перезвоном.

Святейших Иоакима и Адриана из келий выносили предварительно в церковь 12 Апостолов, а патриарха Иоасафа I в Ризположенскую церковь, где день и ночь до выноса домовые дьячки читали над покойником псалтирь. Всяких чинов люди приходили к телу для прощения и целовали руку. Во время выноса очень щедро расходовались милостынные деньги, которые раздавались присутствовавшим властям, старшему и младшему духовенству и прикосновенным выносу всякого звания церковным слугам, оканчивая звонарями и сторожами. Кроме того, тогда же раздавали милостыню в тюрьмы, в богадельни и нищим. При выносе Иоасафа I (умер 29 ноября, погреб. 3 дек.) роздано в Большую тюрьму 477 чел.; по Приказам колодникам 385 ч.; в богадельни 300 ч. по 6 и по 4 деньги человеку. Всего на вынос было роздано 103 руб. 16 алт. 4 д. Нищих в это время кормили по 100 чел. каждый день на патриаршем дворе в Столовой палате, при чем каждому давано по 2 д., т. е. по копейке.

На выносе Иоасафа II роздано в Большую тюрьму 680 чел.; по всем Приказам 1081 ч. по алтыну; во все богадельни 533 ч. по 4 д.; по мостам и по крестцам нищим роздано 8 р. Всего израсходовано 140 р. 31 алт. 4 д. На выносе Питирима израсходовано только 91 р. 19 алт., а на выносе Иоакима Адриана такой дачи уже никому не было.

В 1690 г. покойника Иоакима несли на одре архимандриты и игумены. Перед телом шли протопопы, священники, дьяконы со св. иконами и крестами и с рипидами, певчие с лампадами и со свещами, пели надгробное пение. Перед телом непосредственно несли посох св. Петра митрополита. За телом шли. Государи с Синклитом. Звон во все колокола. Тело было поставлено в алтаре. По принесении тела патриарха Адриана в собор, во время входа в алтарь со св. Евангелием, внесено было в алтарь и тело патриарха и поставлено за престолом близ горнего места. По совершении литургии его вынесли из алтаря и поставили на амвоне, где архидиакон читал прощальную молитву, после чего тело поставили возле амвона, где совершено отпевание.

Тем временем каменных дел рабочие поспешали выкопать в соборе указанную могилу и устроить ее след. образом:

Выкопанную могилу они выкладывали кирпичом, как каменную постройку на извести и пр., для чего выходило 800 и 2000 кирпичей. В этой кирпичной кладке поставляли белокаменный гроб-ковчег с крышкою, который покупался у Мячковских каменщиков или у каменных дел подмастерьев, добывавших такие домовища тоже из села Нижнего Мячкова. Для Иоасафа I каменный ковчег был куплен за 12 р., для Иоакима за 15 р., для Адриана за 12 р.

Другие мастера, каменные резцы в это же время также поспешали своею работою вырезывать на каменной гробовой крыше, а также и на особой каменной доске к гробнице летописи о покойном патриархе; наружные слова и около летописи кайму, травы, обыкновенно золотили. Такие летописи были вырезаны для Иоасафа II, при чем гробничная доска была позолочена сусальным золотом по краске голубцу с росписью и другими красками.

Золота пошло 400 листов. Для летописи Питирима употреблено 600 листов.

Доска эта ставилась в подножии патриаршей гробницы с наружной стороны; у Питирима на гробовой каменной крыше была вырезана также летопись о его преставлении.

Точно так же и при погребении Адриана были вырезаны две каменные доски, одна, крыша над каменным ковчегом глубокою резьбою, подписана, и другая для гробницы, на которой слова и каймы были позолочены и расписаны красками.

Наставал день погребения, по случаю которого вся церковная Москва принимала живое участие в этом событии, так как по этому случаю повсюду раздавались милостынные дачи в поминовение и не только церковникам, но и всем жившим в заключении, в бедности и в нужде.

На погребении Иоасафа I по цареву указу было роздано Ростовскому митрополиту 50 р., Крутицкому 40 р., архимандриту Троицы-Сергиева монастыря 7 р., другим по 5, по 4, по 3, по 2 р. по 1р. и так далее; дачи уменьшались или увеличивались, смотря по достоинству духовных лиц, или лиц, прикосновенных к церковной службе, каковы были причетники, певчие, звонари, сторожа и прочие. Тогда же Московским местным (приходским) попам 372 чел. роздано по две гривны человеку, дьяконам 150 чел. по 4 алтына. Безместным попам, толпившимся на Спасском Крестце, у Спасских ворот, 313 чел. по 5 алт., дьяконам 19 чел. по 3 алтына, звонарям 64 чел. по 2 алт. по 2 деньги, нищим в Застенке 50 р., в тюрьмы тюремным сидельцам и по Приказам колодникам 923 чел. по алтыну; в богадельни нищим 300 чел. по 4 деньги. Всего роздано на погребении патриарха 500 р. 12 алт.

На погребении Иоасафа II в 1672 г. февр. 18 по царскому указу роздано: Новгородскому митрополиту 50 р., Сарскому и Подонскому и Рязанскому по 40 р., двум архиепископам по 30 р., епископу 25 р., Чудовскому архимандриту 15р., остальным по 5 р., и т. д. Московским местным попам 315 ч. по 2 гривны; дьяконам 150 ч. по 4 алт.; безместным попам 179 ч. по 5 алт. дьяконам 9 ч. по гривне, безместным старицам 18 ч. по алтыну, в Большую тюрьму 680 ч. и во все Приказы колодникам всего 1081 чел. по алтыну, во все богадельни нищим 533 чел. по 4 д., патриаршим больничным и Успенским нищим 30 ч. по алтыну. Всего израсходовано 611 р. 28 алт.

Белым и черным властям и соборному причту раздавал в соборе сам В. Государь.

На погребении Питирима роздано 491 р. 7 алт. Властям и соборянам в соборе раздавал сам же Государь из своих рук. На погребение Иоакима роздано 448 р. 25 ал. На погребении Адриана– 371 р. 31 алт. 2 д.

Погребение совершалось, вероятно по завещанию покойных, неодинаково. Патриарха Иоасафа I схоронили власти, переложив его прах из деревянного гроба в каменный, причем дубовый его гроб, после переложения тела в каменный, «по государеву указу велено было поставить в Колокольницу, под большой колокол». Что значило это государево распоряжение, неизвестно. Таким же порядком был схоронен и патриарх Иоаким с переложением праха властями из деревянного в каменный гроб. Но Питирим не был перелагаем и в дубовом гробу был положен в каменный гроб, как и последний патриарх Адриан.

После погребения над могилою сооружалась кирпичная надгробница с замычкой ее свода. Эти надгробницы существуют и доныне. По окончании работ надгробницы покрывали повседневным покровом из черного сукна, с изображением из серебряного кружева обычного креста. Праздничный покров шили из бархата с изображением креста из серебряного кованого кружева.

На гробнице поставляли киот с иконами и перед ними шанданы со свечами, а также и серебряное блюдо для кутьи, на чем кутью ставить.

Восковых свечей на погребении выходило 6 и 7 пудов с лишком.

В поминовение по царскому указу по всем церквам раздавались сорокоусты, в главные монастыри, по 4 и по 3 р., в другие в приходские церкви по 2 р.

По Иоасафе I было роздано в монастыри, в соборы и в церкви всей Москвы и с загородными слободами 858 р. Всех Московских церквей в это время (1640 г.) насчитывалось 353. Кроме того, на поминки, на третины, девятины, полусорочины и сорочины в Федоровский монастырь у Никитских ворот братии 21 чел., по 6 денег на каждый поминок, да в тюрьмы на полусорочины и сорочины, 539 чел., по 6 денег, в застенках нищим по 50 р. на каждый день поминок, всего 200 рублей. Всего сорокоустов и милостынных денег вышло 1092 рубля 29 алтын.

Во всю четыредесятницу, в день и в ночь, в соборе над гробом покойного псалтырники (соборные протодьякон, два ключаря, 4 попа, 4 дьякона) говорили псалтырь. Дано по три рубля. Другие псалтырники, домовые патриаршие попы и Крестовые дьячки, говорили псалтырь в патриархове келье, на месте, во всю же четыредесятницу, – дано 21 р.

Само собою разумеется, что все Московские нищие в эти похоронные дни благоденствовали, получая непрестанную милостыню. Кроме особых дач в дни церковных поминовенных служб, они каждый день и в первую и во вторую четыредесятницу собирались на патриарший двор и получали по 2 деньги, т. е. по копейке каждый. При получении такой дачи по Иоасафе II, когда им роздано по 2 деньги, 47 р. 4 алт., следовательно, 700 человекам, они в толпе растоптали до смерти одного нищего, несчастного Мартина.

По Адриане в день его кончины 16 окт. и потом в Четыредесятницу, спускаючи с патриарша Кремлевского большого двора, нищим мужеска и женска пола и малым ребятам в первый день 1502 челов., а во второй 1657 челов. роздано по 2 деньги. Да в день погребения 17 окт. роздано таким же нищим 5137 челов. по 2 деньги, по Приказам колодникам 108 челов. по 6 д. Окт. 25 кресцовским и безместным попам 91 чел. по 3 алт. по 2 д.; дьяконам 15 чел. по 10 денег.

Обыкновенно похоронные расходы производились частью из патриаршей казны, но большою частью из казны царской, по чему царь Алексей Мих. из собственных рук в соборе и раздавал всем следуемые дачи. Царь Михаил Фед. по Иосафе в вечный поминок дал в собор Успенский 200 р., спустя уже три года по его кончине.

Нам остается упомянуть о надписях или летописях на именных плитах о преставлении патриархов. На каменной лобовой крыше каменного гроба у Адриана была вырезана следующая подпись: «Зде во гробе телом лежит великий господин святейший Кир-Адриан архиепископ Московский и всея России и всех северных стран патриарх, иже преставися 7209 лета, месяца октоврия с 15 числа в нощи 1-го часа четвертой чети. Его же душу Боже творче упокой». А у надгоробницы на доске вырезано наружными словами сице: «Мироздания 7209 лета Христа же Господа 1700 месяца октоврия от 15 числа под среду в нощи 1-го часа 4-ой четверти волею Творца Нашего Бога успе благонадежно навечное житие в церковных таинствах великий господин святейший Кир-Адриан архиепископ московский и всея России и всех северных стран патриарх и погребено тело его во гробе на сем месте. Патриарш свой престол правил 10 лет 53 дни; от рождения своего име шестдесят третье лето с октября 2 дня. Его же душу да упокоит Господь в вечном Своем небесном блаженстве. Всяк зрящи гроб сей помолися».

Боровицкая местность

Входя в Боровицкие ворота, мы вступаем в местность первоначального городка Москвы. Эта местность в настоящее время совсем изменила свой первобытный вид. В начале это была высокая береговая гора, выдававшаяся к устью реки Неглинной крутым мысом, на который даже и в начале XIX столетия от Боровицких ворот трудно было не только взъехать, но и взойти. Более отлогий въезд направлялся влево от ворот по линии здания теперешней Оружейной палаты, где прежде находился государев Конюшенный двор или Аргамачьи конюшни. Крутая гора получила теперешнюю отлогую площадь во время постройки Нового Императорского дворца в 1847 г. Прежний древний уровень горы совпадал с уровнем здания этого дворца и отчасти обозначается цоколем, нижним этажом здания Оружейной палаты.

На самой горе и, по всему вероятию, на самой средине древнего поселка-городка стояла первая на Москве церковь во имя Рождества Иоанна Предтечи, конечно, деревянная; каменная на том же месте была выстроена только в 1461 г., а потом снова построена в 1509 г. архитектором Алевизом Новым и разобрана в 1847 г.

По свидетельству летописца, церковь была срублена в том бору, т. е. из дерев того бора, который покрывал всю местность этой береговой кручи, и оставил память о себе в наименовании ворот Боровицкими, о чем мы говорили в своем месте.

При переселении св. митрополита Петра на жительство в Москву церковь Иоанна Предтечи послужила святительскою кафедрою, первым собором города, возле которого было построено и жилище митрополита, по всему вероятию, на старом первоначальном месте Княжеского двора. Храм стоял в 30 саженях от угла Нового Императорского дворца.

Очень трудно, за неимением достаточных свидетельств, указать в точности самое место возле храма, где находилось жилище первосвятителя Петра.

Можно предполагать, что его хоромы находились с северной стороны этого храма, как потом святитель основал свой двор и у новой соборной церкви во имя Успения, тоже с северной стороны. С южной стороны оставалось место до склона горы в размере около 20 сажень, где устроиться значительным митрополичьим двором не совсем было возможно по тесноте помещения. Здесь могли помещаться только сами кельи святителя, как это обнаружилось при возобновлении храма после нашествия на Москву двадцати европейских народов. «Тогда, – говорит И. М. Снегирев, – при сравнивании земли (около храма) на южной стороне открылось основание деревянного здания, примыкавшего к самой церкви; лежащие в земле бревна и перекладины обнаружили расположение жилища, может быть, остаток древнего двора митрополита». Предположение очень вероятное. Но говоря не о кельях только, а о целом дворе, мы должны заметить, что и западная сторона храма также не представляла просторного удобства для более или менее, но неотменно обширного митрополичьего двора с его необходимыми служебными частями, так как здесь находился самый угол и косогор Кремлевского крутого берега, где могли поместиться также только жилые хоромы без особых служебных частей. Мы выше так и предположили, что такие хоромы существовали собственно для жилища святителя с западной стороны храма, а служебные их постройки могли расположиться по свободной северной стороне храма.

На этом месте, то есть с западной стороны храма, в половине XV ст. стояли хоромы вдовствующей (1425–1453 г.) вел. княгини Софьи Витовтовны, завещанные ею своему любимому внуку кн. Юрию Вас., третьему сыну Василия Темного. Когда в 1461 г., вместо деревянной, церковь Иоанна Предтечи была построена каменная, то Новгородский летописец отметил, что она построена перед двором кн. Юрия Васильевича, а так как церкви обыкновенно ставились с восточной стороны двора, как и подобало быть святыне, то указание «перед двором» может обозначать именно западную сторону местности.

Под горою на Подоле, под этим двором, против него, находились дворы и «подольные дворцы», также принадлежавшие вел. княгине Софье, в том числе и устроенный ею Житничный двор, сохранивший свое место до половины XVIII столетия.

Очень вероятно, что двор вел. княгини занимал старое место первого княжеского жилища в Москве, быть может, от времен Юрия Долгорукого. Как старое Великокняжеское владенье, он потому и был передан во владенье вдовствующей вел. княгини.

Этот двор мог также принадлежать и второму сыну Ивана Калиты, Ивану Ивановичу, когда, по смерти отца, по его завещанию, братья распределили всю Москву на три доли, а вместе с тем и дворовые места на Кремлевской горе, при чем старший Симеон, как вел. князь, поселился в отцовском дворе у Спаса на Бору, младший Андрей за церковью Архангела Михаила, о чем говорено в своем месте.

Для среднего Ивана Ивановича оставалось старое княжеское место у Боровицких ворот, на котором до того времени пребывал святитель Петр, переселившийся потом в 1325 году на новое место у нового заложенного им собора во имя Успения Богородицы.

Как бы ни было, но вся местность вокруг храма Иоанна Предтечи, представляющая теперь довольно обширную чистую площадь, в первое время Москвы была занята двором Великокняжеским, древнейшим жилищем Московских князей от XII до XIV ст. Она же обнимала и пространство древнейшего городка Москвы. Ее границею к востоку был монастырь Спаса на Бору, где при постройке Нового дворца было открыто и древнее городовое укрепление – ров и вал, палисад. Монастыри обыкновенно ставились при выездах из города на проезжих путях.

Впоследствии, когда Москва достигла и стола Великокняжеского, двор ее князей подвинулся от старого двора далее к востоку и занял местность, на которой ныне расположен Новый Императорский дворец с внутренним двором у Спаса на Бору или как, потом обозначали (в XVII ст.), у Спаса на Дворце. В начале стоявший на границе Кремлевского городка монастырь Спаса стал потом средоточием для дворцовых зданий, подробная история которых изложена нами в книге «Домашний быт Русских царей».

Мы упомянули, что первое поселение святителя Петра могло с необходимым удобством устроиться, по всему вероятию, отчасти с западной, а более с северной стороны Предтеченского храма. На этом месте в начале ХV ст. поселился выехавший на службу к великому князю Василию Дмитриевичу правнук Литовского вел. князя Гедимина, князь Юрий Патрикеевич. Василий Дмитриевич так обласкал его, что выдал за него дочь свою Анну (по другим свидетельствам Марью) и посадил его на первое место в среде Московского боярства, из-за чего произошли потом немалые местнические, а затем и политические смуты между боярами. Своим первенствующим местом кн. Юрий всколебал старые боярские отношения даже и к самому вел. князю. На его дворе в 1445 г. временно поселился возвратившийся из Татарского плена вел. князь Василий Васильевич. Этот двор перешел потом к сыну Юрья, Ивану Юрьевичу, который после отца сохранял такое же первенствующее место между Московскими боярами; о нем летописец и упомянул, что его двор находился на месте двора митрополита св. Петра.

Участь великих бояр оканчивалась нередко грозною опалою и даже смертною гибелью. В такую опалу попал и Иван Юрьевич в 1499 г., когда был раскрыт какой-то его умысел против вел. княгини Софьи-Грекини заодно с Семеном Ряполовским, который поплатился головою за свою вину. Иван Юрьевич и с детьми был взят и пострижен в монахи.

Но еще лет за семь до этой опалы Иван Юрьевич должен был отдать свой двор на временное помещение вел. князю. В 1492 г., приступая к постройке каменного дворца, вел. князь Иван Васильевич повелел деревянный свой дворец разобрать и по этому случаю переселился со всем семейством в нововыстроенный после пожара новый двор кн. Ивана Юрьевича. Стало быть, это был двор очень обширный, поместительный для всей семьи вел. князя. Между тем вел. князь строил себе особый временной дворец за Архангельскими собором, на старом месте, где некогда находился двор третьего сына Калиты, Андрея, и его славного сына Владимира Андреевича Храброго.

Продолжая разборку старого дворца, вел. князь выселил от Боровицких ворот всех других владельцев тамошними дворами, в том числе и Ивана Юрьевича Патрикеева, которому в обмен на его двор дал ему места вокруг церкви Рождества Богородицы, со стороны Спасских ворот, где стояли дворы бояр Морозовых, кн. Ряполовских и др.

Таким образом, вел. кн. Иван Вас. совсем очистил Боровицкий угол, древнейшую местность княжеского поселения в Кремле, и в 1499 г., закладывая себе новый уже каменный дворец далее к востоку на месте старого деревянного, занял под свой двор и всю Боровицкую местность, которую со стороны реки по горе от своего старого двора и до самых Боровицких ворот отгородил каменною стеною, несомненно для безопасности и от пожара, как это случилось в великий пожар 1493 г., когда огонь перекинулся на дворец из Заречья, а также и для безопасности в осадное время, когда из Заречья могли прилетать вражьи Татарские стрелы в поставленные здесь хоромы и разные служебные здания. Эта стена примыкала к стенам храма Иоанна Предтечи. Затем и самый свой новый двор вокруг церкви Спаса на Бору вел. князь также отгородил стеною с воротами к Боровицкому углу, где был устроен особый двор Конюшенный, Аргамачьи конюшни. В XVII ст. эти ворота перестроены в виде красивой башни, отчего и прозывались Красными, а также и Колымажными от близости колымажных помещений (Альбом видов, № XVII).

По свидетельству летописцев, новый каменный дворец строился целых 12 лет и был окончен уже при сыне Ивана Вас., при Василии Ив., который и перешел в него на житье в 1508 г.

Выше мы видели, что на горе против Житного двора находился двор вел. княгини Софьи Витовтовны с западной стороны от церкви Иоанна Предтечи. Другая знаменитая Софья Палеолог († 1503 г.), по-видимому, основала свое особое жилище с восточной стороны от этой церкви, на что указывают известия о великом пожаре в Кремле в 1493 г., когда погорели двор вел. князя и двор вел. княгини; сгорела и разрушилась самая эта церковь; в ней сгорел и священник, а под церковью выгорела Казна вел. княгини Софьи; обгорела и стрельница Боровицкая.

При постройке каменного дворца на этом месте были сооружены, несомненно, для вел. княгини каменные палаты, целый корпус которых начинался почти у самого алтаря Предтечинской церкви, в пяти саженях от него, и простирался вверх по краю горы к Набережным большим палатам в длину на 30 саж:., с крыльцом в 3 саж., а в ширину на 8 сажень.

На плане дворца 1751 г. этот корпус своими линиями резко отделяется от общей линии построек, идущих от Сретенского собора к Большой Набережной палате, что указывает на его более древнюю постройку.

Далее, между этим корпусом и Набережными палатами в то время высились, на 12 саж. длины, деревянные чердаки или терема. Палаты упомянутого корпуса примечательны тем, что в одной из них сажали неугодных правительству или опасных людей из царской семьи и из ближних сановников. В 1534 г. в эту палату был посажен Михаил Глинский; в 1537 г., дядя царя Ивана, князь Андрей Иванович, где и умер страдальческой смертью; в 1538 г. сюда же был посажен наперсник вел. княгини Елены, князь Иван Фед. Овчина-Телепнев-Оболенский; умер он голодом и тяжестью железной.

В 1699 г., при учреждении для купцов и посадских людей особого управления с Бурмистрами во главе, в палатах этого корпуса была помещена Бурмистрская Ратуша.

Пространство, остававшееся между упомянутыми палатами в 12 саж. длины, при царе Иване Грозном было застроено новым помещением для его двух сыновей, царевича Ивана 7 лет и царевича Федора по четвертому году.

В самый день кончины царицы Анастасии Романовой, 7 августа 1560 г., опечаленный и что-то особое для своей жизни замышлявший царь повелел «детям своим делати двор особной на взрубе, позади Набережные большие палаты, а на дворе у них поставите храм большой во имя Сретения Господа Иисуса Христа, с пределом Никиты Столпника чудотворца Переяславского», устроенным теплою церковью, необходимою для малолетних.

Никита Столпник почитался в царской семье великим Божьим угодником по случаю оказанного чудотворения при рождении именно царевича Ивана Иван., когда родители, бывши в Переяславле, усердно помолились у его гроба о даровании им чадородия, что и исполнилось рождением царевича, а потом и другого царевича Федора.

Государь повелел делать церкви и хоромы спешно, чтобы детям в том дворе устроиться ранее, так как наступало осеннее время. Без малого через полгода и хоромы и церковь были построены и 2 февраля 1561 г. новый храм был освящен митрополитом Макарием, в присутствии самого царя и царевичей, и причтен к соборным храмам с учреждением в нем протопопствия.

С такою же поспешностью государь выселил из своего дворца и своего брата, Юрья Васильевича, которому также скоро был построен особый двор на месте теперешнего Малого дворца. 21 ноября того же 1560 г. государь уже пировал у него на новоселье, следовательно новый двор и с церковью Введения, конечно, деревянной, строился всего только 3½ месяца.

Жил также в царских хоромах, у Спаса на Дворце, и малолетний царь Казанский, Александр Сафакиреевич, которого государь точно так же поспешно выселил, устроив ему особый двор у Николы Гостунского.

Как упомянуто, хоромы царевичей, Ивана и Федора, были поставлены на взрубе, т. е. по тесноте места на склоне Кремлевской горы, для чего в самом этом склоне была взрублена площадка для хором, посредством так называемых в то время избиц, деревянных срубов, насыпанных землею, на которых и была утверждена площадь хором.

При Годунове этот дворец, вместо деревянного, был построен каменный; вместо деревянного взруба построены в горе каменные палаты длинным четырехугольником, в средине которого образовался особый двор. Эти постройки были произведены с благотворительною целью во время страшного голода в 1601–1603 гг. Царь Борис, видя такое Божие прогневание, повелел делати каменное дело многое, чтобы людям питатися, и сделаша каменные палаты большие на Взрубе, где были царя Ивана хоромы, т. е. его детей, где вероятно живал и сам Грозный, строитель этих хором.

Каменная постройка Годунова была возведена от уровня Подольной низменности до уровня нагорной площади в виде большого корпуса слишком на 50 саж. длиною и в 8 сажень ширины, стоявшего внизу под горою лицом к Кремлевской стене. Корпус соединялся с нагорною площадью двумя крылами, такой же ширины, возведенными по откосу горы в длину от края горы на 18 сажень, так что всей длины крыльев и с шириною корпуса составилось более 25 сажень.

С лицевой стороны в здание было устроено 8 палат, семь по 4 саж. ширины и одна наугольная к Житному двору в 6 сажень; над этою последнею палатою и были выстроены хоромы Самозванца на 48 саженях в квадрате. Под палатами находились тех же размеров погреба.

Годунов на этом каменном основании построил и себе особый дворец деревянный, который был разрушен по повелении воцарившегося Самозванца, как вертеп будто бы злого чародейства. Тогда рассказывали, что «в подземелье этого дома находилась статуя таинственного вида, с горящею в руки лампадою, обсыпанная внизу значительным количеством пороха. Уверяют, замечает современник, что если бы масло догорело, лампада упала бы с огнем на землю, порох вспыхнул бы и, подняв на воздух весь дом, разрушил бы соседственные здания. К счастью, говорят, замысел был открыт, и статую сокрушили до гибельного взрыва. Борис обвинял в чародействе Дмитрия, Дмитрий уличал в том же Бориса. В России и теперь во всем видят колдовство и жалуются на чародеев», – заключает современник (Сказания о Самозванце, III, 143).

Местность этого Дворца на Взрубе была так красива по своему положению, что и Самозванец здесь же выстроил деревянные хоромы и для себя, и для царицы Марины. Современники называют эти хоромы не только красивыми, но и великолепными по богатой их уборке, а сам Самозванец, по словам его любимца кн. Хворостинина, очень похвалялся, что выстроил такие чудные храмины.