Текст книги "История города Москвы. От Юрия Долгорукого до Петра I"

Хворостинин обзывает эти постройки блудническими храмами. Исаак Масса приложил к своему сочинению рисунок этих хором, напоминающих вообще постройки известного Коломенского дворца.

В этом самом дворце совершилась и погибель Самозванца. Преследуемый толпою мятежников и уже раненый, он выкинулся из дворца в окно с большой высоты вниз на землю, возле Житного двора, при чем вывихнул себе ногу. Стоявшие на карауле у Боровицких (названных Чертольскими) ворот стрельцы увидали лежащего государя, услыхали его стоны и явились к нему на помощь. Они подняли его, облили водой и ввели на каменный фундамент (подклет), на котором стоял деревянный дом Бориса Годунова, как упомянуто, разрушенный по его же Самозванцеву приказанию. Но и защитникам стрельцам не было пощады. Разбившегося царя-Самозванца приволокли опять в его комнаты, прежде великолепно убранные, а теперь разграбленные, обезображенные.

Здесь покончили его жизнь выстрелами из ружья купец Григорий Валуев и Иван Васильевич Воейков.

В Смутное время, когда Кремль был занят Поляками, в этих хоромах вероятно размещались разные воинские чины. Оставались ли целыми хоромы после Смуты с воцарением Михаила Федоровича, неизвестно, а в случившийся большой пожар в 1626 г., когда погорели и патриарший, и царский двор, и Житницы, несомненно погорели и Самозванцевы хоромы, оставившие только каменное здание Годуновской постройки, на котором они красовались до этого времени.

Но память о поселении здесь Самозванца сохранялась до времен Петра Великого. В 1702 г. по случаю изысканий удобных во дворце палат для заводимого тогда комедийного дела упомянуты и Розстригинские палаты, оказавшиеся неудобными для комедий. Так был назван тот корпус, который примыкал к церкви Иоанна Предтечи и был, как мы упоминали, построен для в. княгини Софьи Полеолог. Разстригинскими палаты вероятно прозывались по старой памяти между дворцовыми служителями.

Разстрига, кроме своего деревянного дворца, несомненно занимал и близлежащие каменные палаты упомянутого корпуса, почему они и сохраняли его прозвание.

Впоследствии вместо хором здесь разведен был так называемый Набережный сад, о котором прямые известия появляются однако только к концу XVII ст. Можно предполагать, что к устройству здесь сада было преступлено еще при царе Михаиле с того времени, когда в 1633 г. была проведена во дворец вода с Москвы-реки. Под садом в палатах еще при Годунове был помещен Денежный двор для чеканки серебряных денег. Впоследствии этот двор стал именоваться Старым, потому что в других палатах под садом же был устроен Новый Денежный двор. В конце XVII ст. здесь находилось два Денежных двора, Старый, Серебряный, изготовлявший серебряную монету и другой, Медный, изготовлявший с 1700 года медные денежки и полушки. Этот Медный двор заведен, по всему вероятию, еще при царе Алексее Михайловиче для задуманной тогда чеканки, вместо серебряной, медной монеты.

Мы обозрели правую сторону от входа в ворота, собственно Боровицкую местность, перейдем теперь к обозрению ее левой стороны.

На месте существовавшего здесь у самой городовой стены Конюшенного двора, в той его части, которая находилась против дворцовой церкви Рождества Богородицы с пределом св. Лазаря, в прежнее время, в 1473 г., расположен был двор Удельного Верейского князя Михаила Андреевича, обозначенный в его духовной, что у Лазаря Святого, занимавший местность и у самой Кремлевской стены, в которой был устроен его каменный погреб. По всему вероятию, князь Михаил владел этим двором после своего отца Андрея Дмитриевича. Он помер в 1486 г. и завещал свой двор великому князю Ивану Васильевичу. За Лазарем Святым, может быть по соседству этого двора, находился в 1485 г. и двор итальянца Фрязина Антония или Петра Антония, архитектора, строившего Кремлевские стены и башни и Грановитую палату. На этом дворе в 1485 г. был посажен в заключение в опале и сам знаменитый Аристотель Фиоравенти, живший также неподалеку от Дворца, вероятно в этой же местности. Итальянец Контарини рассказывает, что во время его пребывания в Москве в 1476 году ему отведено было помещение в том же доме, где жил Аристотель. Дом этот был довольно хорош и находился неподалеку от Дворца.

Аристотель в упомянутом 1485 г. в августе ходил с вел. Князем завоевывать Тверь, с пушками и другими осадными орудиями, но после блистательнаго похода, окончившегося присоединением всего Тверского княжества к Московскому государству, зимою Аристотель подвергся грозной опале по случаю зверской казни Немца-врача. В том году приехал в Москву к вел. князю врач, некий немчин Антон. Вел. князь держал его в великой чести. Врачевал он, между прочим, Татарского князя Каракучу из свиты царевича Даньяра и уморил его смертным зельем за по-смех. Вел. князь выдал немчина головою Каракучеву сыну, который, мучив его, хотел оставить его живым, взявши окуп. Но вел. князь повелел казнить его. Татары свели его на Москву-реку под мост (Москворецкий) и зарезали его ножом, как овцу. Услыхавши о такой свирепой казни несчастного немчина, Аристотель, боясь и за себя, стал проситься у вел. князя, чтоб отпустил его из свирепой Москвы в свою землю. Вел. князь опалился на эту просьбу, посадил его в заключение, как упомянуто, и повелел даже все его имение описать в казну. Карамзин прибавляет, что вел. князь скоро простил его, но не указывает источника, откуда заимствовано это сведение.

В местности, где находились описанные дворы иноземцев, в числе служебных зданий Великокняжеского дворца расположен был и Житничный дворец вел. князя, сгоревший в 1473 г., который составлял часть разных служебных дворцовых построек, примыкавших к Троицкому подворью.

Дальше здесь же, у Кремлевской стены, в XVII стол. стоял двор царского тестя, боярина Ильи Даниловича Милославского, в который он перешел на новоселье в 1651 г. Впоследствии на месте его двора был построен Поташный дворец для театральных представлений, сохранившийся и до нашего времени после многих переделок и перестроек.

Еще далее к Троицким воротам у Кремлевской же стены в начале XVII ст. стояли малые дворишки, каждый по 4½ саж. вдоль и поперек, в которых проживали разных чинов служащие люди.

У самых Троицких ворот находился Судный Дворцовый приказ.

С постройкою при Иване III нового каменного дворца отдача мест таким жильцам вблизи Великокняжеского и потом Царского дворца ограничивалась только малыми дворишками для житья в них надобным дворцовым же государевым слугам, каким был, например, в начале XVII ст. часовник Мосейко, наблюдавший за Кремлевскими башенными часам и живший во дворике в 4 саж. в квадрате возле церкви Иоанна Предтечи у Боровицких ворот, откуда в 1626 г. и был выселен, потому что этот его дворик стоял близко церкви и государевых конюшен.

Подол

Подолом Кремля издревле называлась низменная набережная часть Кремлевской местности, которая в первоначальное время была значительно обширнее, чем теперь, особенно в юго-восточном углу города, где стоит церковь Константина и Елены. Существующая теперь гора, как мы упоминали, состоит из насыпи, которая, при постепенном своем устройстве, необходимо засыпала и немалую часть подгорной низины. В первоначальное время заселения Кремлевской горы, когда еще не было стен, эта низина, продолжавшаяся и за теперешнею стеною Кремля в Китай-городе к Москворецкому мосту, по всему вероятию, служила местом берегового пристанища для приходящих снизу и сверху реки судов. Построенные в 1156 г., потом в 1340 г. деревянные стены отделили это пристанище от самого города, захватив и значительную долю береговой низины. Таким путем и устроился Подол города, составивший особый отдел Кремлевской местности, потребовавший постройку и особых Нижних ворот, как они иногда прозывались, для сообщения и с пристанищем и затем с торговым посадом.

В XIV и в XV ст. эти ворота назывались Тимофеевскими. Имея в виду, что некоторые башни и ворота Кремля временами прозывались по именам живших вблизи знатных домовладельцев, можем с большою вероятностью отнести прозвание Тимофеевских ворот к имени жившего возле них окольничего у Дмитрия Донского Тимофея Васильевича из знаменитого рода Воронцовых-Вельяминовых, первых тысяцких города Москвы. Тимофей был третий сын второго тысяцкого Василия Протасьевича и брат третьего тысяцкого Василия Васильевича, с сыном которого Иваном, казненным в 1379 г. на Кучковом поле, прекратился и важный сан Московских тысяцких. Можно полагать, что Иван побежал от вел. князя к врагам Москвы именно по тому случаю, что не получил по наследству великое звание тысяцкого.

Тимофей Вас., по сказанию жития преп. Кирилла Белозерского, богатством и честию (почетом) превосходил всех бояр того времени. В 1376 г. он присутствовал первым при духовном завещании вел. князя. Он немало прославился в знаменитой битве с Мамаевым полчищем на реке Воже, где Тимофей с одну сторону, князь Данило Пронский с другую, а князь Великий в лицо встретили натиск Татар и разбили их, как до тех пор не бывало. Враги побежали к Орде без оглядки, оставив победителям все свои обозы со множеством всякого товара. Это случилось 11 августа (в среду) 1378 г. На этой битве захватили и попа, посланного беглецом Иваном из Орды с мешком каких-то лютых зелий.

На Куликовском побоище Тимофей Вас. также был великим воеводою, как именует его летописец. В числе убитых на этом побоище упомянут и Тимофей Васильевич, но это, по всему вероятию, описка вместо Тимофея Волуевича, так как Тимофей Вас. упоминается позднее в числе бояр вторым, сидевшим при духовном завещании Дмитрия Донского, написанном незадолго до его кончины в 1389 г. Тимофей Волуевич предводительствовал Владимирским полком.

Тимофей Вас. достопамятен еще и тем, что в его доме воспитывался преп. Кирилл (в миру Козма) Белозерский. Он находился в родстве с Тимофеем Вас., почему по кончине родителей был отдан на его попечение. Боярин очень полюбил отрока. Когда он достиг возраста, Тимофей Вас. сподоблял его даже и сидения на трапезе с собою, а потом определил его казначеем своего имения. Но казначей Козма от ранних лет помышлял о другом, стремясь всею душою служить Богу, но не миру, и вопреки желанию боярина удалился в монастырь, вначале в Симонов, а затем и в пустыню на Белоозеро.

Неподалеку от местожительства Тимофея Вас., у самых Спасских ворот, стояла церковь Афанасия патриарха Александрийского, о которой впервые упомянуто в летописях по случаю пожара в 1389 г. Впоследствии при этой церкви упоминается уже монастырь Афанасьевский, какой, по всему вероятию, существовал тут с самого начала. Затем при монастыре появляется и подворье Кирилло-Белозерского монастыря. Это дает повод предполагать, что и в прежнее время, еще при жизни Преподобного и при жизни Тимофея Вас., с этою церковью у них были добрые связи, почему при ней и устроилось Кирилловское подворье.

Когда скончался боярин Тимофей Васильевич, неизвестно. Но память о нем больше ста лет сохранялась в имени ворот, возле которых находился его двор. Ворота еще в 1498 г. прозывались Тимофеевскими, хотя в 1490 г. они именуются уже Константино-Елен-скими, от стоявшей неподалеку церкви во имя Константина и Елены, впервые упоминаемой летописцами по случаю пожара в 1470 г.

В 1475 г. октября 2, в 4 часу дня, загорелось внутри города «близ врат Тимофеевских». Князь великий сам со многими людьми прибыл на пожар и вскоре угасил его. Оттуда вел. князь пошел во дворец к столу на обед, но в тот же час загорелось и у Никольских ворот, а пожар так распространился, что выгорел мало что не весь город, едва уняли в 3 часу ночи, сам вел. князь со многими людьми. Одних церквей каменных обгорело 11, да 10 застенных каменных, да 12 деревянных.

А Подолом погорело по двор боярина Федора Давыдовича. Этот двор находился близ Тайницких ворот, который вообще указывает, что в XIV и XV столетиях на Кремлевском Подоле, кроме простых обывательских, существовали и дворы боярские. Такой двор находился и вблизи наугольной башни Кремля, принадлежавшей боярину Никите Беклемишеву, именем которого стала прозываться и упомянутая башня Беклемишевская. Двор потом перешел к его сыну Ивану Никитичу, прозванием Берсеню.

Сколько можно судить до сведениям, какие дают об этом дворе летописные и другие указания, Берсенев двор отличался своим крепким устройством, а потому служил как бы крепостью, для заключения в нем опасных людей или таких, которых надо было держать под стражею.

В 1472 г. сюда был посажен вместо смертной казни Венецианский посол Иван Тревизан за то, что обманул Государя, хотел проехать в Орду к Хану Ахмату под видом простого купца.

Боярин Никита известен своим посольством к Крымскому Хану в 1474 г. Сыну его Ивану также поручались посольские дела. В 1490 г. он встречал в теперешней дачной местности Химках (тогда называемой на Хынске) Цесарского посла, а в 1492 г. отправился посланником к Польскому Королю в звании Боярского сына, которое в то время означало не рядового помещика, а прямого сына боярина. В 1502 г, он ездил посланником в Крым к государеву другу, к хану Менгли Гирею. Все это обнаруживает, что Иван Берсень, конечно за свои способности, пользовался значительным вниманием со стороны государя Ивана III. Очень умным человеком он оказался и при сыне государя, при первом царе Василие Ивановиче, с которым однако он очень не поладил и подвергся большой опале. Имея несчастье быть умным человеком, он относился с рассуждением очень критически к наступившей при Василие Ивановиче крутой перемене во внутренней политике нового государя, когда вместо Единодержавия и Самодержавия, столько полезного для государства, появилось на поприще Управления Государством безграничное и свирепое Самовластие, развившееся до сумасшествия при Иване Грозном.

Берсень виноватым оказался за то, что говорил Государю встречно, т. е. с противоречием, по какому-то поводу о Смоленске.

Новый Государь не любил таких возражений и крикнул на него: «Поди, смерд, прочь, ненадобен ты мне». Тут и последовала на него опала.

Беседуя нередко с приезжим ученейшим человеком того времени, с Максимом Греком, Берсень так описывал происходившую на Руси перемену в отношениях и делах:

«Государь (Васил. Ив.) упрям и встречи против себя не любит; а кто молвит против государя и он на того опалится. А отец его Вел. Князь против себя встречу любил и тех жаловал, которые против него говаривали… Добр был Князь Великий Иван и до людей ласков, и пошлет людей на которое дело, ино и Бог с ними; а нынешний Государь не потому ходит, людей мало жалует. А как пришла сюда мать Вел. Князя, Софья с вашими Греками, ино Земля наша замешалась; а дотоле Земля наша Русская жила в тишине и в миру; теперь пришли нестроения великая, как и у вас в Царегороде. Ведаешь ты сам, а и мы слыхали у разумных людей, которая Земля переставливает обычаи свои, и та Земля не долго стоит; а здесь у нас старые обычаи Князь Великий переменил… Ныне Государь наш, запершися, сам-третей у постели всякие дела делает… Таково несоветие и высокоумие…» Правда, что Берсень отстаивал ветхозаветную старину, но старину с известной стороны: очень добрую, которая, быть может, не допустила бы развиться такому государственному безобразию, каким явился свирепый самовластитель и губитель Иван Грозный.

Новое поведение государя, не ограниченное правом боярской Думы и Совета, являлось, по убеждению бояр, зловредной новостью, которая в боярской же среде естественным, вполне логическим путем привела к общей Смуте и чуть не к погибели Государства.

Как бы ни было, но за такие рассуждения и обсужденья Берсень попал в опалу. В 1523 г. у него был отнят его двор, на котором тогда была помещена княгиня Шемячичева, жена последнего удельного Северского князя, внука знаменитого Дмитрия Шемяки, коварно призванного в Москву и посаженного в оковах в тюрьму.

Затем зимой в 1525 г. умный человек был казнен, отсекли ему голову на Москве-реке, вероятно у Живого (Москворецкого) моста, где обыкновенно совершались такие казни.

И по смерти Берсеня двор его сохранял за собою значение крепостной тюрьмы. В 1537 г. на этот же двор посадили под стражу княгиню несчастного князя, родного государева дяди, Андрея Ивановича и с его малолетним сыном Владимиром, при чем бояре Андрея были пытаны и помещены в самой башне, «в наугольной Беклемишевской стрельнице». Сам князь Андрей был посажен в дворцовой палате у церкви Рождества Ивана Предтечи у Боровицких ворот, где и скончался страдальческою смертью, как неизбежная жертва воцарявшейся государственной идеи. Как известно, и сын Андрея, Владимир, тоже, как и его отец, явился помехою для целей Грозного Царя.

Можно полагать, что двор Беклемишева находился неподалеку от двора Тимофея Вас., который жил вблизи своих Тимофеевских ворот, а Беклемишев в углу Кремля, вблизи наугольной башни, оба по восточной линии Кремлевской стены. Возле Беклемишева, по южной линии этой стены, находился двор Угрешского монастыря, Угрешский двор, с церковью во имя св. Петра митрополита.

Быть может, этот двор занял то самое место, на котором был садец Подольный Алексея митрополита, который он отказал по духовному завещанию св. Михаилу в Чудов монастырь. Впоследствии монастыри могли поменяться своими владениями, и на месте сада устроилось монастырское Угрешское подворье.

В 1479 г. сент. 9 от этого подворья начался обычный для Кремля опустошительный пожар. В 6-й час ночи, по нашему счету в 12-м часу ночи, когда все спали и никто не чаял пожара, загорелись поварни этого подворья, находившиеся за Кремлевскою стеною на берегу Москвы-реки; от них загорелась городовая настенная кровля, а затем и хоромы внутри города. Из Заречья уже начали кричать, что город горит, а в городе спят, никто не видит. Горело всю ночь и 4 часа дня. Подолом погорело по двор Коломенского владыки да по двор боярина Федора Давыдовича, находившиеся близ Тайницких ворот. Горою погорело по соборные церкви; погорел весь угол Кремля к юго-востоку.

Сам великий князь и сын его во всю ночь и 4 часа дневных, не сседаючи с коней, своими руками разметывали строения и тушили пожар.

В 1562 г. на Угрешском дворе был посажен в опале боярин Иван Дмитр. Бельский за то, что хотел отъехать в Литву.

Угрешское подворье на этом месте существовало и в конце XVII ст., но церковь Петра митр. в это время находилась уже устроенною в городовой стене, в башне, о чем упоминает опись Кремлевских стен 1667 г. Когда последовало такое устройство церкви, сведений не имеем. На Годуновском чертеже одноглавая церковь стоит на Подоле перед подворьем. Быть может, она перенесена на Кремлевскую стену в башню уже после пожара в 1626 г. Она упразднена по случаю предполагавшейся постройки воображаемого Дворца в 1770-х годах.

По писцовым книгам 1639 г. подворье под именем Никольского занимало пространство в 9 сажень в квадрате; потом, в 1657 г., к этому пространству с одной стороны оказалась прибавка в 4 саж.

В расстоянии 30 саж. от Угрешской башни прямо к северу в XV ст. стояла и доныне существующая на том же месте, хотя и в новом виде, церковь Константина и Елены, впервые упоминаемая по случаю пожара в 1470 г. До 1651 г. она была деревянная. В этом году было повелено соорудить ее каменную, но исполнилось ли это повеление, неизвестно.

Спустя 40 лет, в 1692 г., дек. 4, патриарх Адриан совершил ее освящение, после возобновления или после постройки вновь, также неизвестно.

В пожар 1737 г. церковь обгорела и снаружи и внутри и была возобновлена, а потом в 1756 г. снова производилось возобновление ее иконостаса, стенописи и всей внутренней обделки.

В начале XVII ст. (1621 г.) вокруг церкви расположены были дворы соборных священнослужителей, во главе с протопопом Успенского собора, примыкая к зданию церкви и к ее кладбищу в такой тесноте, что от алтарей до тех дворов оставалось пространства всего на 3 саж.

Возле этих дворов, примыкая к меже церковного кладбища, находилось подворье Данилова монастыря, упоминаемое с 1616 г., когда оно занимало место вдоль 10 саж:., поперек 7 саж. Время от времени эта мера изменялась, увеличиваясь или уменьшаясь в тех или других концах на 2, на 3 саж. В 1680 г. это пространство указано вдоль на 11 саж., поперек на 9 саж. В 1688 г. о Даниловском подворье упомянуто, как о бывшем на том месте. Вероятно, монастырь в это время ходатайствовал о возвращении ему старого его места, почему в 1689 г. ему дана выпись на дворовую землю в той же местности под горою.

Но кажется, что под именем Даниловского подворья должно разуметь Угрешское, названное в переписи 1657 г. Никольским и существовавшее под своим именем и в 1681 г.; на это указывают меры его земли по писцовым книгам 1639 г.

Поповская слобода вокруг церкви существовала до того времени, когда стали было сооружать в 1770 г. воображаемый Екатерининский дворец. В 1754 г. в ней числилось 14 дворов, частью каменных, частью деревянных; тогда ветхие каменные повелено починить, а вместо деревянных выстроить каменные. Но через 15 лет, по случаю упомянутой постройки Екатерининского дворца, вся эта слобода была упразднена, и священнослужители были поселены временно на Крутицком подворье.

Несмотря на то, что эта слобода и в самом Кремле находилась в удаленном и глухом месте, она все-таки соприкасалась и к общественным интересам своего времени.

В «Московских Ведомостях» 1766 года, января 24, № 7, находим между прочим следующее объявление:

«В доме Большого Успенского собора, протодьякона Петра Андреева, состоящем в Кремле, близ Тайницких ворот, у малороссиянина Вас. Ив. сына Репкова, дочь его Александра, которой только три года от роду, играет на гуслях 12 штук сама собою без всякого при том от других указания. Любопытные могут оную видеть в означенном доме; плата по 25 коп. с персоны; также и в дом к себе брать за особливую плату».

Малороссиянин в течение лета успел съездить в Петербург и, возвратившись в Москву, октября 27 и ноября 7 снова уведомлял Московскую публику следующим объявлением в Ведомостях:

«Прибывшего из Санкт-Петербурга малороссиянина Вас. Ив. сына Репкова четырехлетнюю дочь, без всякого обучения играющую на гуслях, любопытные могут видеть близ Москворецких ворот, в приходе церкви Николая Чудотворца, что слывет Мокрова, у священника Петра Дмитриева Богомолова».

Далее Поповской слободы, по направлению к Тайницким воротам, в XV ст. часть Подольной местности принадлежала к стоявшему против нее на горе двору кн. Владимира Андреевича Донского. Здесь же находился двор Коломенского владыки, след. Коломенское подворье, и потом двор боярина Федора Давидовича из знаменитого рода Свибловых. Эти два двора упомянуты по случаю пожара в 1479 г., когда огонь опустошил местность до этих двух дворов.

Федор Давыдович, прозванием по деду Хромой, пожалован в бояре в 1471 г., † 1483 г. У него было два сына – Григорий да Петр. Григорий был с 1501 г. окольничим и в 1506 г. пожалован в бояре, † 1518 г. Петр также был окольничим с 1501 г., † 1515 г. Сыновья, конечно, наследовали отцу и жили в том же отцовском дворе. Можно полагать, что этот двор в XIV ст. принадлежал их деду Давыду Ив., сыну Ивана Андреевича Хромого, который был родной брат Федора Андр. Свибла, жившего на Подоле же у наугольной башни от Боровицких ворот. Его именем стала прозываться и эта башня, Свибловскою. Федор Андреевич Свибло при Дмитрии Донском был первым воеводою, громил в 1377 г. Мордовскую землю, собирал в Новгороде в 1384 г. черный бор, дани с сельских людей; в 1389 г. был у Духовной Донского; но при сыне Донского Василье Дмитр. по какому-то случаю подвергся опале; все его села, а след. и дворы, взяты были вел. князем и по духовному завещанию, писанному около 1406 г., отданы вел. княгине.

Таким образом, в XIV ст. западная половина Подола или западный угол Кремлевских стен, где Боровицкие ворота, занята была дворами бояр Свибловых, если и не по всей этой местности, начиная от двора Федора Давыдовича у Тайницких ворот, то, по крайней мере, в значительном просторе для упомянутых дворов.

По кончине вел. князя Василия Дмитриевича Свибловское место на Подоле поступило во владение его супруги Софьи Витовтовны. Ее старый княжеский дворец находился на горе, а здесь, на Подоле, под дворцом стояли ее Подольные служебные дворцы (дворики).

На Подоле же находились в это время дворы: 1) Орины Алексеевны, вдовы знатного боярина у Дмитрия Донского Семена Васильевича, роду Квашниных, присутствовавшего при духовном завещание Донского и скончавшегося в 1397 г. Этот двор с именем Орины Алексеевны упомянут и в 1470 г., когда он сохранился от пожара. 2) Двор, где поставлял себе хоромы Степан Обобуров, купленный потом Иваном Старковым, известным крамольником при Василье Темном. 3) Двор Фомы Ивановича, внука Владимира Григорьевича Ховрина, отказанный по духовному завещанию 1423 года вел. князем Василием Дмитриевичем сыну Василию Васильевичу Темному, но теперь находившийся во владении вел. княгини, которая на этом месте построила Житничный двор, существовавший до половины XVIII ст.

Часть того же Фоминского места вел. княгиня променяла было Ивану Старкову, на его куплю, на упомянутый двор Обобурова Степана Дмитриевича, но потом отменила этот промен и оставила Старкову его куплю, а Фоминское место по-прежнему взяла в свое владенье.

Упомянутые дворы, кроме Старкова, Софья Витовтовна отказывала в 1453 г. своему любимому внуку, князю Юрию Васильевичу. В 1472 г. князь Юрий Васил. владел уже и местом Старкова и отказывал его, и с своим двором на горе, своей матери, со всем, как было при его бабушке, вел. княгине Софье. В 1542 г., во время боярских неистовых смут, на двор Фомы Головина был посажен боярин Иван Хабаров в погреб под палату.

Таковы собранные нами свидетельства о заселении Кремлевского Подола в XIV и XV ст. Мы видели, что это заселение, главным образом, принадлежало знатному боярству. Очень мало сведений встречается о дворах Подола в XVI ст. Известно только, что в это время западная половина Подола, по случаю новых дворцовых построек на горе, была присоединена к дворцовому хозяйству и отделена со стороны Тайницких ворот особым забором с воротами, как это приметно и на Годуновском чертеже. Восточная половина от Тайницких ворот к Спасским оставалась заселенною по преимуществу соборным духовенством и монастырскими подворьями.

В начале XVII ст. по Подолу возле Кремлевских стен пролегала проезжая улица, шириною в начале у Кирилловского подворья в 5¼ саж:., потом у Андроникова подворья, на котором стояла и церковь Сретения, 2½ саж. Далее, у двора Успенского протодьякона до Тайницких ворот без малого в 5 саж.; от Тайницких ворот до Свибловой башни в 4½ саж. Здесь в углу у башни помещался дворцовый Житный двор, мимо которого также проходила улица к Боровицким воротам, существовавшим под самою башнею, теперь закладенным. Несомненно, что эта улица существовала с древнего времени, так как в видах осады городовая стена должна была всегда оставаться свободною от всяких пристроек к ней, кроме лестниц для всхода на стену.

По этой улице в XVII ст. совершалось торжественное шествие новопоставленных патриархов на осляти вокруг города Кремля для благословения крестом города и окропления его св. водою.

Шествие начиналось от Спасских ворот, перед которыми святейший перед образом Богоматери говорил литию и молитву граду и кропил град трижды св. водою. Потом шествие следовало вниз направо мимо стрелецкой караульни под гору к Тайницким воротам, у которых святейший говорил также литию и кропил город св. водою, а потом следовал чрез Житный двор к Боровицким воротам и там тоже совершал. Затем ехал Боровицким мостом и направо Стрелецкою слободою, память о которой сохранилась в имени стоящего тут храма Никола Стрелецкий. Шествие продолжалось мимо каменного Троицкого моста к Неглиненским (Воскресенским) воротам, от них к Никольским и потом Красною площадью к Спасским воротам, откуда святейший шествовал во Дворец за стол к Государю.

В иных случаях такое же шествие совершалось и обратным путем, начинаясь тоже от Спасских ворот по Красной площади к

Воскресенским воротам и вокруг города к Боровицким воротам, а от них на Житный двор и этою Подольною улицею опять к Спасским воротам и потом во Дворец. Так совершал шествие новоизбранный патриарх Иоаким в 1674 г.

По той же улице совершались иногда крестные хождения в день Преполовения, когда на Москве-реке на Живом (Москворецком) мосту святили воду и окропляли ею и Китай и Кремль город. Эти хождения обыкновенно, по старому уставу, совершались по стенам города, при чем патриарх не участвовал в шествии, ходили только архиерей и меньшие власти. И только однажды, 1681 г., когда по стенам нельзя было ходить, вероятно, по случаю их исправления, патриарх Иоаким шествовал сам по земле, то есть по упомянутой же улице. В 1765 г. эти крестные ходы по городским стенам были отменены для того, что во многих местах те грады (стены) разобраны, а в иных развалились и ходить опасно.

В городовой стене у Житного двора стояла и доселе существующая башня, в которой находились ворота на берег Москвы-реки, называемый Портомойными, потому что служили для царской Портомойной палаты проездом с царским бельем для полосканья. В половине XVII ст. эта башня именуется Благовещенскою и самые ворота также именуются Благовещенскими, по случаю описи ветхостей Кремлевских стен в 1645–1647 гг.

Несомненно, что прозвание ворот происходило от изображенной на них иконы Благовещения. По преданию, икона явилась самописанною на стене башни, т. е. вероятно над воротами, как изображались подобные иконы над всеми воротами.

В 1730 г. императрица Анна Ив., получив сведения об этой самописанной на стене святыне, повелела при иконе построить каменную церковь во имя Благовещения, «так чтобы внешняя стена башни, на которой существует икона, находилась внутри церкви». Храм был окончен постройкою в 1731 году.

За Тайницкими воротами, которые в 1584 г. именуются и Водяными, а в 1681 г. Потайницкими, по берегу Москвы-реки издревле существовали также дворы и постройки, принадлежавшие и частным лицам и государеву хозяйству. Выше упомянуто, что Угрешское подворье имело за стеною свои поварни, вблизи Беклемишевской башни. Далее, близ Тайницких ворот, в 1645 г. существовал Оружейный амбар, наполненный ружьем, который, быть может, составил новое помещение для оружия, находившегося в

Кремле в Оружейном же здание под именем Хобро. В Западной половине Подола в дворцовом хозяйстве находились Портомойные ворота, у которых за стеною стояли надобные для мытья белья постройки, в том числе на реке – портомойный плот.