Текст книги "История города Москвы. От Юрия Долгорукого до Петра I"

Таковы были дела семибоярщины. Она себе же надела на шею польскую петлю. Конечно, все это творилось из опасения пред Тушинским Вором. Но здесь же высказывались и коренные стремления боярства, заботы о своем кормлении, которое возможнее было добывать, когда существовал уже избранный царь законный, раздающий такое кормление.

Договор утвердили избранные старшие бояре Мстиславские, Голицыны и Шереметевы.

Спустя неделю или около того, как Поляки водворились в Кремле, Шереметев уже послал к Польскому королю и новому Московскому царю Владиславу усердное челобитье о вотчинных деревнишках и счел необходимым писать об этом и к канцлеру Сапеге, милостивому пану и добродею, дабы он смиловался, помог ему в посланном к королю и царю челобитье. К тому боярин прибавлял, что служба его и правда королю и царю ведомы гетману Станиславу Станиславовичу Жолкевскому (А. И., II, 355).

30 ноября 1610 г. боярину дан лист на отчину его прародительскую на Рязани, село Спасово и пр.

Вслед затем боярин получил в поместный и денежный боярский оклад вотчину в Борисоглебском уезде на тысячу четвертей (500 десятин) пашни, но снова бил челом, что тою вотчиною ему с людьми прожить невозможно и просил пожаловать его по отечеству и по службе его к королю, верной и зычливой, дать ему в Суздальском уезде Корсаковскую волость, где пашни 2000 четвертей (1000 десятин), а денежных доходов 1000 руб. Король пожаловал мая 4, 1611 г., в то самое время как в Москву собралось Ляпуновское ополчение. Кремлевские бояре присягнули Владиславу и вместе с тем служили верой и правдой и самому Сигизмунду, а потому и писали во все города, чтобы народ не поднимался против Поляков.

Шереметев подписывал эти грамоты не из страха, а с уверенностью в своей правде, т. е. в присяге Владиславу.

Всенародное множество во всех городах мыслило иначе. Почитая Поляков с их королем, как католиков, богохульными еретиками, народ собирался очистить Москву именно от владычества Поляков и со своей, вполне Русской, точки зрения справедливо называл Кремлевских бояр изменниками Русскому делу.

Проживая в Кремле, Шереметев занял для своего поселения пустовавший двор Д. И. Годунова, о чем говорено выше. При царе Михаиле Фед. Шереметев занимает одно из первенствующих мест в тогдашнем служебном порядке. Избравший царя Земский Совет посылает его в челобитчиках к новому царю, чтоб успокоил царство, шел бы царствовать немедля. Известно, что избранный молодой царь и его мать Марфа Ивановна вначале не очень радовались этому избранно, опасаясь, что и с этим царем может случиться то же самое, что случилось с боярскими царями, Годуновым, Самозванцем, Шуйским. Поэтому и требовалось большое челобитье и крепкое уверение, что теперь таких случаев не произойдет. Как передовой представитель Земского Совета из боярской среды, Шереметев тем самым выдвинулся главным деятелем этого всенародного челобитья, конечно, в подчинение общему совету духовных властей и всех посланных челобитчиков, а их из всех званий было очень много, целый полк.

На походе с избранным государем в Москву, во время стоянки в Ярославле, Шереметев нашел это время очень удобным для челобитья государю о своих личных делах, именно о том, чтобы разбежавшиеся и расхищенные в Смутное время из его вотчины крестьяне были неуклонно собраны и водворены по-прежнему в старых своих дворах в его вотчине. Здесь вновь выразилась особенная заботливость Шереметева о своем боярском кормлении.

Как только царь прибыл в Москву (2 мая 1613 г.), боярин не помедлил выпросить у него подтвердительную грамоту на владенье двором в Кремле, принадлежавшим прежде Дм. Ив. Годунову. Грамота дана 19 мая того года. Другая грамота, выданная 23 мая, доставляла ему льготы по сбору денежных доходов с его Нижегородских вотчин. Затем в течение полутора года имя Шереметева не упоминается в служебных Разрядах. При торжестве царского венчания 11 июля он также не участвует. Есть сведение, именно в книге об избрании на царство Михаила, что Фед. Ив. Шереметев во время церемонии держал яблоко великодержавное, т. е. державу, но официальные Разрядные записи свидетельствуют, что яблоко держал кн. Д. М. Пожарский. Это подтверждает и новый летописец.

Надо заметить, что книга об избрании составлена знаменитым А. С. Матвеевым лет 60 после события, уже при царе Алексее Михайловиче, и о царском венчании многое в ней описано с преувеличением уже согласно чину венчания царя Алексея Михайловича. Венчание царя Михаила на самом деле было проще и беднее.

Достопамятная служба Фед. Иван. началась в 1618 г. по случаю переговоров о мире с Поляками, проведенных с большим успехом на радость царя и всех людей Московского Государства. Мир был заключен, пленные разменены и в том числе возвратился в Москву и отец государя, Филарет Никитич, что и представляло для царя самую великую радость.

Хотя мир был счастливо заключен только на 14½ лет, но это событие было важнейшим делом для Государства и лично для самого царя, а потому заслуга Федора Ив. возвысила его в боярской среде особым приближением к царю, как одного из самых доверенных лиц.

С этого времени и молодой государь и отец его Филарет Никитич, возведенный в сан патриарха и взявши в свои руки управление Государством, оказывали Фед. Ив. полнейшее расположение и доверие. Во время выездов царя из города ему почти всегда поручалось береженье и охрана царской семьи, царского дворца и всей Москвы.

Когда в 1632 г. срок перемирия с Поляками оканчивался, снова поднялась с ними несчастная Смоленская война, после которой заключен был уже вечный мир, установлять который опять было поручено Фед. Ив. с товарищами и опять дело окончилось с должной славой для боярина-дипломата.

На ратном поприще Фед. Ив. не отличался и по-видимому не проявлял никакой склонности воеводствовать, хотя одно время при Шуйском, как упомянуто, победоносно двигался от Астрахани по Поволожью, поражая мятежные скопища, а потом был побит Поляками под Суздалем, где его воеводская неосмотрительность выразилась во всей полноте.

Зато в гражданском управлении он пользовался большим доверием царя и в разное время управлял весьма значительными Приказами: в 1617 г. – Разбойным, 1638 г. – Стрелецким и Большой Казны, 1638–1645 гг. – Приказом, что на сильных бьют челом, 1645 г. – Новой Чети, 1644–1646 гг. – Аптекарским.

В ряду боярских родовых отношений он занимал среднее положение, как и относительно своего богатства, которое можно измерять числом так называемых даточных (дворовых) людей, выставляемых по случаю выездов иноземных послов. Он высылал для этой церемонии 16–20 человек, в то время как другие богатые бояре выставляли по 25 и 30 человек, а менее достаточные 8—10 человек.

Боярин скончался в 1650 году и двор свой завещал своему зятю князю Никите Ивановичу Одоевскому с неотменным наказом передать двор никому другому из его сыновей, как только одному князю Якову, любимому внуку Шереметева.

Кн. Никита Иванович Одоевский знатностью своего рода (от Михаила Черниговского) и большим приближением к царю Михаилу, а потом к его сыну Алексию Михайловичу и внуку Федору Алексеевичу, занимал в боярской среде первенствующее положение почти до самых дней прямого воцарения Петра в 1689 г. Видное это положение при царских особах он получил по наследству от своего отца, боярина Ивана Никитича Одоевского Большого, получившего боярский сан при Расстриге в 1606 г.

Это обстоятельство дает повод предполагать, что он находился в родстве с семьей Романовых, быть может по женитьбе на их родственнице. Он помер в 1616 г.

Вскоре после его смерти его сын Никита в 1619 г. уже столничает стольником 1-й статьи при царских столах и смотрит в большой стол, т. е. распоряжается угощением сидевших за этим почетным столом; в другое время он вина наряжает, т. е. ведет угощение винами. Кроме того, в известных церемониальных случаях исполняет должность рынды, стоя у царского трона с топором-бердышем. Такие должности свидетельствуюсь, что князь Никита в эти годы был уже в возрасте, по крайней мере, 20 лет и притом был красив собою, так как в рынды, как мы упоминали, ставились молодые люди, отличавшиеся своею осанкой и красотой.

В 1633 г. Никита был назначен второстепенным воеводой под начальство кн. Дмитрия Мамстрюковича Черкасского идти под Смоленск выручать несчастного боярина Шеина.

Стольник и воевода кн. Одоевский по местническим соображениям заявил государю, что с боярином кн. Черкасским ему быть сомнительно, в его версту никто с ним не был, а потому чтобы тем бытьем с кн. Черкасским не случилось его отечеству, роду Одоевских, порухи. На это кн. Черкасский ответил, что Одоевский тем наносит ему бесчестие, и просил государя оборонить его от такого бесчестия. Государь решил, что Одоевский не прав, и повелел за бесчестие кн. Черкасского посадить его в тюрьму. В тюрьму его повел кн. Горчаков, но, не доходя Спасских ворот, государь пожаловал велел его воротить и в тюрьму не сажать. Такие местнические стычки нисколько не служили помехой в остальных отношениях к государю.

1640 г. кн. Одоевский был пожалован в бояре и отправлен главным воеводою в Астрахань, где и находился на службе до 1642 г. Возвратившись в Москву, он занял среди бояр выдающееся место. В отсутствие из Москвы государя стал ведать царский двор и город Москву, т. е. исполнять должность нынешнего генерал-губернатора. Ему же поручаются дипломатические переговоры с Датскими послами, по случаю сватовства Датского королевича Волдемара за дочь царя Михаила Фед. Ирину; в 1644 г. и потом в 1645 г. с Литовским послом.

В этот раз Одоевскому случилась другая местническая стычка. Вести переговоры с послом назначен был кн. Никита и в товарищах к нему боярин же Иван Петрович Шереметев, который тотчас же бил челом государю в отечестве на кн. Никиту, что ему с ним быть невместно. Через три дня боярину Шереметеву в передних сенях царских хором думным разрядным дьяком был сказан следующий государев указ: Бил ты челом на боярина кн. Н. И. Одоевского в отечестве и ты бил челом не по делу. Родители ваши при прежних государях беспрестанно с Одоевскими бывали, а на них государям не бивали челом; быть тебе меньше боярина кн. Н. И. Одоевского можно по многим случаям; везде Шереметевы с Одоевскими бывали в товарищах бесславно, и потому за бесчестье боярина кн. Н. И. Одоевского велел государь тебя послать в тюрьму. Отводил в тюрьму дворянин Ив. Толбузин.

В 1645 г. июля против 13 числа в 4-м часу ночи (по теперешнему счету в 12-м часу ночи) скончался царь Михаил Фед. Кн. Никита Иванович не помедлил присягою сыну покойного, царевичу Алексею Мих., и как первенствующий боярин тотчас стал всех приводить ко кресту.

По-видимому, кн. Никита Ив. обладал такими достоинствами своего ума и познания, и своего характера и поведения, которые во многих случаях давали ему передовое место в боярской среде и особенно привлекали к нему доброе расположение молодого 16-летнего государя, в высокой степени чувствительного ко всякому добру и общему благу и к доброй, честной и правдивой службе своих любимых бояр.

В 1648 г. князю Никите, было поручено важнейшее государственное дело – составление сводного Соборного Уложения, едва ли не по мысли князя и поставленное на очередь к исполнению.

Несколько раз ему поручалось и воеводство в полках: в 1646 г. против Татар в Белгороде, в 1651–1653 гг. он был главным воеводою в Казани, куда были написаны ему царем Алексеем самые дружелюбные и любезные письма, одно о принесении в Москву св. мощей Филиппа митроп., другое в утешение ему о смерти его сына Михаила, где, в полной мере раскрывается сердобольная любовная душа достопамятного царя.

Во время очень счастливой войны с Польшею в 1654–1656 гг. под предводительством самого государя кн. Никита был воеводою в передовом полку и вместе с другими полками в 1654 г. взял Оршу и разгромил полки Гетмана Радивила.

В это же время, когда началась война и со Швецией и когда с Поляками велись уже мирные переговоры, кн. Никита был послан в Вильну полномочным послом на съезд с польскими комиссарами, на котором Поляки заявили, что царь Алексей избран королем Польским. Это было для царя очень радостное событие, о котором он поспешил уведомить и царицу, при чем в очень выгодном свете поминалось и имя Никиты.

Но это был коварный обман, которого кн. Одоевский с товарищи не сумели рассмотреть и в простоте души поверили ему. А обман был устроен только для того, чтобы прекратить несчастную для Литвы войну.

Надо заметить, что в Вильну на съезд кн. Никита отправился с двумя своими сыновьями – кн. Федором, уже боярином, назначенным к отцу в товарищи, и с младшим кн. Яковом. Кн. Федор вскоре на съезде же и скончался.

В последующие годы кн. Никита в качестве полномочного посла вел все переговоры с Поляками не только о временном, но и о вечном мире. Однако по возникшим политическим обстоятельствам без малейшей удачи.

Опять началась война уже не совсем счастливая, окончившаяся в 1664 г. перемирием на 13 лет, которое с трудом заключил уже более искусный дипломат Ордын-Нащокин.

Принадлежа к небольшому кругу бояр ближних, именуемых также и комнатными, т. е. кабинетными, кн. Никита и между ними пользовался выдающимся положением. Чаще, чем другим, ему поручалось оберегание царского двора и Москвы в отсутствие государя. В придворных обрядах он также всегда занимал очень почетные места. Во время посольских приемов стаивал у царского трона с правой стороны.

На свадьбе царя Алексея Мих. с Марьей Ильиничной Милославской, в 1648 г., занимал место дружки государя, а на свадьбе с Натальей Кирилловной Нарышкиной, в 1671 г., занимал место посаженого отца.

Нередко во время выездов государя сиживал с ним в его карете, что почиталось великим почетом.

В Вербное воскресенье водил иногда осля под патриархом, что означало, что он занимал место самого государя.

Само собою разумеется, что и за царскими столами он всегда первенствовал, когда был приглашаем.

В гражданских, городских и государственных делах ему также поручались наиболее важные и доверенные обязанности. Так, в 1663 г. он был послан с духовными властями в Воскресенский нового Иерусалима монастырь к Никону для духовных дел, т. е. разбирать дело бывшего патриарха. В 1668–1671 гг. он управлял Приказом Большой Казны, в 1643 г. – Приказом Казанского Дворца, Сибирским Приказом – в 1644–1646 гг.

В 1659 г., когда, по слухам, в Москве ожидали нашествие Крымского хана и стали укреплять город, кн. Никите было поручено делать вокруг всего города земляной вал и по валу острог, деревянный тын из стоячих бревен.

В 1675 г. мая 30, по особому поручению государя, кн. Никита Ив. производил розыск о ведомой ворихе и ворожее слепой девке Феньке, которая жила в дому кн. Ф. Ф. Куракина, дядьки царевича.

Дядьке тотчас было приказано сидеть в своем дворе и до указу никуда не выезжать, а девку и людей его лучших у него взять и пытать их жестокою пыткою накрепко.

Девку на пытке расспрашивали, где она ездила и по которым боярским дворам, и по скольку жила в котором дворе с людьми своего боярина кн. Куракина и с девками, и с женским полом, и сколько их человек ездило с нею, и боярин кн. Куракин про то ведал ли и княгиня его, как она, Фенька, ездила с людьми его, и с девками и с боярскими боярынями и с работными женками; и будучи у князя в доме, с кем она ела и жила?

Показания Феньки коснулись и сторонних людей и в том числе коснулись стольника и ближнего человека Никиты Ивановича Шереметева и с женою. Допрос им был следующий:

Почему Фенька ему, Шереметеву, и жене его знакома, и за что он ее дарил и телогреи на нее делал атласные и камчатные, и сколь давно у них с нею учинилось знакомство, и сколько у него она, Фенька, в доме жила, и часто ль к нему приходила и в которые месяцы, недели и дни?

При этом велено было расспросить и его дворовых людей и девок и боярских боярынь и верховых ребят, которые у них в верху живут, и работных девок и женок, которые с нею ходили и ездили и куда?

Коснулось дело и тестя Никиты Шереметева, Смирнова Григорьева Свиньина, который с женою должен был отвечать на те же самые вопросы.

Несчастная Фенька с пыток умерла и погребена в Убогом дому.

Доклады об этом деле государь принимал при комнатных боярах, окольничих и думных дворянах, что свидетельствует о немаловажном значении дела для самого государя.

В 1678 году и по день своей кончины (12 февр. 1689 г.) кн. Никита управлял Аптекарским Приказом, которое управление тогда же, февр. 15, перешло к его сыну Якову Никитичу.

По случаю кончины царя Алексея Мих., в 1676 г. янв. 30, в 4-м часу ночи, ему, как старшему из бояр, снова выпало на долю быть главным распорядителем по приведении всех чинов к присяге царевичу Феодору Алекс.

В ту же ночь в деревянных хоромах государя, в Передней, к вере приводили всех, кто тут прилучился, князь Никита да сын его Яков Никитич, а после того в Столовой приводил к присяге Яков Никитич. В Успенском соборе во всю ночь также совершалась должная присяга.

Царь Федор столько же, если еще не больше, благоволил и к отцу и к его сыну Якову Одоевским.

В 1681 г. мая 9 царь учредил нечто вроде Сената, особую Комиссию, указав у расправных дел быть и ведать Москву, когда государь бывает в походах, избранным лицам: 3-м боярам, 3-м окольничим, 3-м думным дворянам и 12 думным дьякам, под главным начальством кн. Никиты Ивановича.

При царе Феодоре Ал. и по кончине его кн. Никита Иван. почти каждый год на празднестве Новолетия, 1 сентября, по обыкновению говорил от лица всех чинов поздравительные речи сначала самому государю, а затем патриарху, властям и всему освященному собору.

В последний раз (в год своей кончины) он говорил такие речи 5 января 1689 г. в праздник навечерия Богоявления, а 12 февраля его уже не стало. Несомненно, в это время ему было лет девяносто.

Из частной жизни кн. Никиты Ив. выдается один случай, записанный даже в государевой Разрядной книге, как необыкновенное явление.

«В 1675 г. июня 14, – свидетельствуете эта записка, – изволением Божиим были громы великие и молнии большия. В то число ехал боярин кн. Н. И. Одоевский из подмосковной своей вотчины из села Выхина, и его на дороге самого оглушило и во всем раздробило, да у него ж дву робят верховых[102]102
  Так именовались робята – мальчики, жившие в верху, т. е. в боярских комнатах, исполнявшие должности пажей.


[Закрыть], которые с ним сидели в корете, оглушило ж и привезли к Москве чють живых и ныне лежат при смерти. Да у него ж, боярина, убило двух человек служивых людей до смерти, а человек с десять оглушило ж и молниею обожгло; да у него ж, боярина, убило громом в корете дву возников (лошадей) до смерти».

На другой день, 15 июня, снова «был гром великий и молнии большия и от того грому убило сокольника до смерти, да 3 человек за Москвою рекою посадских, да на Устретенской улице и за Покровскими вороты и за Яузскими побило всяких розных чинов людей громом 20 человек; да от молния многия башни и дворы загоралися».

Однако после такого страшного случая кн. Никита через несколько времени оправился в своем здоровье и 10 июля того же года, когда государь выехал на Воробьеву гору, сидел с ним в карете, что, конечно, составляло для него великую почесть.

В бытность кн. Никиты на воеводстве в Казани (1652 г.) царь Алексей Мих. написал к ему достопамятное письмо, извещая его о печальной кончине его сына Михаила. Царь в то время, 1 ноября, выехал в село Покровское тешиться охотой и, разъезжая по полям, завернул в подмосковную вотчину князя в село Вешняково. Описывая, как разболелся его сын, государь пишет между прочим: «И (в) тот день был я у тебя в Вешнякове, а он (сын) здрав был, потчивал меня, да рад (радостен) таков (был), а его такова радостна николи не видал. Да лошадью он да (брат его) князь Федор челом (мне) ударили, и я молвил им: Потоль я приезжал к вам, что грабить вас? И он, плачучи, да говорит мне: Мне де государь тебя не видать здесь. Возьмите государь для ради Христа, обрадуй батюшку и нас. Нам же и до века такова гостя не видать. И я, видя их нелестное прошение и радость несуменную, взял жеребца темносера. Не лошадь дорога мне, всего лучше их нелицемерная служба и послушанье и радость их ко мне, что они радовалися мне всем сердцем. Да жалуючи тебя и их, везде был, и в конюшнях, всего смотрел, во всех жилищах был, и кушал у них в хоромах; и после кушанья послал я к Покровскому тешиться в рощи в Карачельския. Он со мною здоров был и приехал (я) того дни к ночи в Покровское. Да жаловал их обоих вином и романеею и подачами и корками (пряниками) (?). И ели у меня, и как отошло вечернее кушанье, а он встал из-за стола и почал стонать головою, голова де безмерно болит, и почал бить челом чтоб к Москве отпустить для головной болезни да и пошел домой…»

Царю, конечно, самому было не без особой печали, что смертная болезнь случилась именно у него на вечернем пиру, и потому его письмо исполнилось самого сердечного соболезнования и утешения бедному отцу. Царь уведомлял также, что и на вынос и на все погребальное он послал, сколько Бог изволил, потому что впрямь узнал и проведал про вас, пишет государь, что, опричь Бога на небеси, а на земли опричь меня никого у вас нет. И я рад их и вас жаловать. Только ты, князь Никита, помни Божию милость, се наше жалованье. Как живова его пожаловал, так и поминать рад…

В конце письма царь собственноручно приписал: «Князь Никита Иванович! Не оскорбляйся, токмо уповай на Бога и на нас будь надежен».

Таковы были отношения государя к своему комнатному боярину и его семье.

Сельцо Вешняково с пустошами, находящееся, возле Кускова, принадлежало боярину Фед. Ив. Шереметеву, и по духовному завещанию, написанному еще в 1645 г., назначалось в собственность любимому внуку, кн. Якову, который и получил его по смерти деда боярина Ф. И. Шереметева в 1650 г.

Кн. Яков Никитич по стопам родителя начал свою службу в 1650 г. ближним человеком в обычных должностях стольника, чашника, рынды, ясаула, а затем в 1663 г. возведен в сан боярина и занял те же места, какие всегда занимал и его отец. Пожалованный боярином, он тогда же, дней через 10, назначен главным воеводою в Астрахань, где по заведенному порядку воеводствовал года три и потом в 1671 г. опять был отправлен на это воеводство тоже на три года. Кроме обычных дел главного воеводы, государь поручал ему призывать из-за моря, буде в Астрахани и на Терке нить тутовых и виноградных садов садовников, присылать тутовое деревье, арбузные и иные семена, шелковых червей, поставлять бумагу хлопчатую при посредстве уговорщиков иноземцев. Все это требовалось для разведения знаменитого Измайловского государева хутора.

В 1675 г. марта 17 он был послан в Ростов для государева тайного дела и для сыску и с ним в товарищах боярин Артемон Серг. Матвеев с думными дьяками и подьячими целой канцелярией. Велено расспросить жену стольника Алексея Богданова Мусина-Пушкина[103]103
  Он был стольником из комнаты и упоминается с 1649 г.; в 1654 г. был послан с жалованным словом и о здоровье спросить к боярину кн. Алексею Никит. Трубецкому.


[Закрыть], Арину, и велено ее пытать накрепко.

Какое это было дело, неизвестно, но оно сопровождалось следующими распоряжениями государя:

В одно время с посылкою на розыск бояр и канцелярии были отправлены для заставы в дворцовые села по Троицкой дороге в Танинское, Вратовщину, Воздвиженское головы Москов. стрельцов разных Приказов, каждый со своим Приказом-полком, и велено им допрашивать, кто с Москвы поедет или к Москве, какого чину и для какого дела и писем всяких досматривать.

По сыску бояр бедную Арину велено сослать из ее Ростовской деревни, из села Угорючи, в ее же деревню на Вологду, а сына ее Ивана велено оставить в Ростовской деревне. Да к ней же велено посылать с Москвы стрельцов по 100 чел. по переменам для караулу, а с ними стольников тож почередно. Провожали ее в Вологодскую деревню 50 чел. стрельцов.

Того же году после этого распоряжения кн. Яков Никитич по указу государя ездил в свою вотчину Звенигородскую в село Вырюпино для сыску; и по сыску боярина и по докладу государю указано ехать стольнику Андрею Елизарову в Вырюпино и казнить двух человек портных мастеров, – одному голову отсекли, другому язык вырезали и сослан в Сибирь на вечное житье совсем с женой и с детьми, и со всеми животы в службу.

К тому же Ростовскому и Ярославскому делу был привлечен и сокольник Изот Полозов, а также и сестры Арины, жена стряпчего Алексея Луговского и жена стольника Ивана Борисова-Пушкина, которые содержались под стрелецким караулом, не указано к ним пущать на двор и с двора никого до государева указу. Для очной ставки с этими людьми была привезена в Москву и сама Арина и с сыном и также отдана за крепкие караулы, не велено к ней пущать на двор и со двора никого, и с нею говорить и с сыном ее не давать.

Дело июня 7 закончилось тем, что виновные – Арина Мусина-Пушкина и ее две сестры – сосланы в дальние их деревни, Арина в свою Ростовскую Угорючи, а поместья и вотчины их отписаны на государя. Сын Арины Иван пропал без вести. Однако при царе Федоре Алекс. он появляется в 1679. г. в числе стольников, а в 1683 г. в числе окольничих. В 1698 г. сент. 9 пожалован в бояре за Астраханскую его многую службу и за всякое в своих государевых делах радение с милостивою грамотою из Разряда. С этого времени он становится любимым сотрудником Преобразователя Петра, который при учреждении Сената избирает его первым в члены этого важнейшего учреждения, а потом в 1710 г. жалует ему графский титул. Главнейшие его заслуги были по управлению Монастырским приказом и имениями духовенства, в точной исполнимости намерений в целей Преобразователя, по смерти которого он потерпел крушение и умер в 1729 г. в ссылке, в Соловецком монастыре.

При царе Фед. Ал. кн. Яков ведает нередко государев двор и Москву в отсутствие царя и в 1681 г. управляет приказом Казанского Дворца.

По смерти царя Федора Ал. он первенствует в среде боярства и в 1689 г. по смерти своего отца управляет Аптекарским приказом.

Во время борьбы царевны Софьи с домом Нарышкиных со стороною царя Петра, кн. Яков, по-видимому, держал себя очень осторожно и явно не примыкал ни к какой стороне, занимая по местническим порядкам первое место среди бояр. В последний день Софьина правительства, 29 августа 1689 г., когда она собралась было идти в Троицкий монастырь к убежавшему туда царю Петру, кн. Яков сопровождал ее первым по месту, а 2-м был ее любимец, В. В. Голицын. Известно, что Петр воротил ее с дороги, сказавши, что иначе поступлено будет с нею нечестно. Она возвратилась в Москву 31 авг. в 7-м часу ночи (во втором пополуночи) на 1 сентября.

Через неделю, 7 сентября, она была отрешена от управления царством, а 12 числа кн. Якову Никитичу повелено ведать Палату Расправных дел, тогдашний Сенат, где он начальствовал и в 1690-х годах.

В военных делах ему не приходилось участвовать. Он скончался в 1697 г. Был женат на Анне Михайловне, неизвестно какой фамилии, которая оставалась владетельницею двора до 1701 г., когда для строения Арсенала этот двор был разобран до материка.

Следуя по Житницкой улице дальше, возле двора Дм. Ив. Годунова, принадлежавшего потом Шереметеву и князю Одоевскому, находим двор Семена Никитича Годунова, примыкавший к Троицким воротам.

Семен Никитич прославился, по выражению Карамзина, как новый Малюта Скуратов, самыми гнуснейшими делами, служа усердно коварным целям своего родственника, царя Бориса, который при своем воцарении пожаловал ему в 1598 г. сан окольничего, а в 1603 г. сан боярина, вероятно, за успешное устройство гибели Романовых, как это случилось в 1601 году.

Известно, что по его умыслу слуга-казначей боярина Александра Никитича Романова, Бартенев, по прозванью Второй, подкинул в свою же боярскую казну мешки с отравными будто бы кореньями, заготовленные самим Семеном Никитичем. Последовал донос и началось дело, погубившее Романовых и многих их родственников. Рассказывали также, что Семен по замыслу Бориса очень поспособствовал также преждевременной кончине герцога Датского Иоанна Ягана, королевича, приехавшего в 1602 г. в Москву в качестве жениха царевны Ксении и возбудившего будто бы зависть Бориса, так как в Москве все очень его полюбили, почему Борис и опасался, чтобы после него не выбрали королевича в цари. Семен, заведывавший Врачебным приказом, не допустил будто бы вылечить королевича, заболевшего горячкою.

Как бы ни было, но одного дела о гибели Романовых было достаточно для того, чтобы Семена возненавидели все, кому бывала обида от Годуновых. Во время прихода Самозванца, когда весь род Годуновых потерпел крушение, Семена сослали в Переяславль и там его удушили.

Во второй проловине XVII ст. на месте двора Семена Годунова находились обширные Житницы Дворцового ведомства. Есть свидетельство о пожаре в 1473 г., которое указывает на существование и в то время на этом же месте городского Житного двора или городских Житниц, до которых доходило в тот год огненное опустошение.

Городские Житницы здесь поместились, по всему вероятию, от первых времен городового устройства в Кремле, так как эта сторона Кремлевского укрепления была более безопасна от вражеских приступов, чем другие его стороны. Именем городские Житницы обозначилось их, так сказать, общественное значение, в качестве запасных магазинов для всего города, а потому становится достаточно понятным то обстоятельство, что Мостовую улицу к Житницам от Никольских ворот и до Троицкого подворья у Троицких ворот, на протяжении 99 сажен, повинны были мостить Гостиная и Суконная Сотни, т. е. богатые торговцы, всегда в опасных случаях забиравшиеся в город со всеми своими товарами и имуществом под крепкую защиту его стен. Можно полагать, что эти Житницы были расположены вдоль всей городовой стены от наугольной Собакиной башни до Троицких ворот и впоследствии их места занимались боярскими дворами, которые могли устраиваться по улице и впереди Житниц, как обозначено на плане Годунова у двора Григория Годунова, но они уже не показаны на дворах Дмитрия и Семена Годуновых.

При царе Алексее Михайловиче на дворе Семена Годунова были построены обширные каменные Житницы (упоминаются в 1666 г.), 8 амбаров, в которых сохранялись с десятинных государевых пашен от разных волостей рожь и овес[104]104
  «Планы Москвы XVII в.», с. 61, где неверно предположение, что эти Житницы находились у Тайницких ворот, с. 60. См. «Дом. Быт Царей», 595. В 1681 г. у Житниц деланы лестницы, одна от Троицких ворот, другая со стороны двора кн. Никиты Ив. Одоевского.


[Закрыть].

Возле Житниц, у самых Троицких ворот, при царе Михаиле Фед. находился двор доктора Валентина Бильса Старшого, состоявшего на царской службе с 1615 и до 1633 г., когда он в Москве же и скончался.

В числе врачей это был из главных вначале первым, а потом с 1621 г., когда прибыл в Москву англичанин Артемий Дий, вторым после него. Бильс, как потом и Дий, пользовался особым благоволением государя, вполне доверявшего его искусству и знаниям, почему и поместившего его вблизи дворца, так как от Троицких ворот и до задних, Курятных ворот дворца насчитывалось не более сотни шагов. Жалованья он получал 200 р. в год, да кормовых по 55 р. в месяц, всего 860 р. в год, – сумма, равнявшаяся первостепенным боярским окладам.