Текст книги "Прелесть"

Он резко повернулся, твердым шагом вышел из комнаты, запер за собой дверь, двинулся вверх по крошащимся ступенькам.

«Только бы получилось, – думал он. – Только бы получилось…»

Его шаги убыстрялись, в голове стучала кровь.

Только бы получилось!

Вебстер помнил, как загудело далеко внизу, когда он сдвинул рубильник. Значит, оборонительная техника – по крайней мере, ее часть – все еще исправна.

Но все же – получится ли задуманное? Что, если оборона не пропускает врагов, но и не выпускает людей?

Что, если…

Выбравшись на улицу, он обнаружил, что небо успело измениться. Солнце от земли отгородила серая металлическая хмарь, город тонул в сумерках, лишь слегка оживляемых автоматическими уличными фонарями. Щеку лизнул слабый ветерок.

В камине лежал черный волнистый пепел. Вебстер пересек комнату, взял кочергу и принялся остервенело орудовать ею.

«Все, – подумал он, когда от исписанных листов и плана не осталось следа. – Кончено. Это была последняя ниточка».

Без плана, без сведений о городе, добытых Вебстером по крупицам за двадцать лет, никто не разыщет ту потайную комнату с рубильником и шкалами под единственной лампой.

Никто не поймет, что произошло. Если и догадается, то не будет уверен. Да если и будет уверен, то уже ничего не сможет изменить.

Тысячу лет назад все было бы иначе. В ту пору человек смог бы разгадать любую загадку, получи он хоть малейший намек.

Но человек изменился. Он утратил прежние знания и былые навыки. Его разум обрюзг. Человек проживает день за днем, не видя смысла в своем существовании, не имея перед собой блистающей цели. У него остались только пороки, которые ему самому кажутся добродетелями, – без них де человек не стал бы тем, кто он есть. Он сохранил непоколебимую веру в собственную исключительность, в то, что лишь его жизнь имеет значение. Он по-прежнему мнит себя венцом творения, закоснев в заносчивости и эгоизме.

Снаружи донесся топот бегущих ног, и Вебстер резко отвернулся от камина, скользнул взглядом по темным стеклам высоких и узких окон.

«Взбудоражил я их, – подумал он. – Разволновались, засуетились. Ломают голову, что происходит. Из века в век носу из города не казали, а теперь вообще лишились такой возможности – и протестуют, и негодуют».

По его лицу расползалась улыбка.

«Глядишь, до того расшевелятся, что решат действовать. Крысы в крысоловке порой такие ловкие трюки проделывают… если раньше с ума не сходят.

Может, люди и выберутся наружу… Что ж, пусть попробуют. Если сумеют выбраться, то вернут себе право на власть».

Он направился к двери. Постоял в проеме, глядя на висящую над камином картину. Отдал ей честь неловким движением руки, тоскливо простился без слов. Потом вышел на улицу и направился к холму – тем же путем, что и Сара несколько дней назад.

В Храме Вебстера встретили вежливые, заботливые роботы, их поступь была мягкой и чинной. Отвели его туда, где лежала Сара, показали соседний отсек, забронированный ею для него.

– Вы, наверное, захотите выбрать сон, – сказал робот. – Мы можем показать много образцов, можем сделать любой коллаж на ваш вкус. А еще…

– Спасибо, – перебил его Вебстер. – Сон мне не нужен.

Робот понимающе кивнул:

– Как скажете, сэр. Вы желаете только переждать определенное время.

– Ну да, – подтвердил Вебстер, – можно и так сказать.

– И какой же срок?

– Гм… – протянул Вебстер. – Как насчет вечности?

– Вечности?!

– Вполне подходящее слово. Я мог бы сказать «бесконечность», но ведь разница невелика. Стоит ли спорить из-за синонимов?

– Я понял, сэр, – сказал робот.

Да, спорить нет смысла. Все уже решено. Нельзя рисковать. Скажешь «тысяча лет», а по пробуждении размякнешь и вернешь рубильник на место.

Этого не должно случиться. Пусть ничто не мешает собакам, пытающимся добиться успеха там, где потерпели неудачу люди. Ведь пока существовал человеческий фактор, у собак не было шансов. Вернув себе власть, люди вмешались бы в их эволюцию и все испортили. Они бы смеялись над коббли, говорящими за стеной. Они бы не допустили одомашнивания и развития дикой земной живности.

Новое устройство общества, новое мировоззрение, новый образ жизни, новый подход к вековой социальной проблеме… Нет, это новое уже не сгниет, заразившись от протухшего человеческого мышления.

Пусть вечерами после работы собаки сидят кружком и беседуют о людях. Пусть вновь и вновь звучат древние сказания. И пусть человек остается богом. Так будет лучше всего.

Ведь боги не ошибаются.

Крылья над Гуадалканалом

Мейсон первым заметил «зиков» и сказал в переговорное устройство:

– Над нами три крысоловки, Стив. Готовятся напасть.

Пилот задрал голову. Наконец он обнаружил три крошечных пятнышка.

– Ладно, пусть думают, что мы их не видим. Разберемся, когда они сбавят высоту и пойдут в атаку.

Мейсон сидел за пулеметом и, прищурившись, следил за вражескими «зиками» на фоне заходящего солнца. Фостер невозмутимо управлял «Грумман эвенджером». Самолет то и дело потряхивало. Справа лежала береговая линия Гуадалканала: сплошная зелень джунглей, полоска белого песка. А дальше глубокая синева океана.

– Да, интуиция старика не подвела, – спокойно произнес Фостер. – У них база на острове. Иначе как объяснить, что желтомордые сволочи появляются из ниоткуда и исчезают в никуда? Наверняка эти малыши только что стояли на взлетном поле.

Мейсону не хотелось поддерживать беседу. «Зики» приближались. Один ушел в крутое пике.

– Началось! – выкрикнул Мейсон и приготовился стрелять.

Фостер продолжал вести «эвенджер» заданным курсом – казалось, целую вечность. Второй «зик» нырнул следом за первым, третий свернул в сторону. Мейсон терпел, вцепившись в пулемет. Фостер, ясное дело, не будет дожидаться, пока японцы расстреляют его машину.

Так, с секунды на секунду…

«Эвенджер» вдруг ожил, задрал нос и, завывая «райт-циклоном», пошел вверх – в противоположную сторону от пикирующего врага.

Первый «зик» отчаянно дернулся, пытаясь зайти в хвост американскому самолету. От разворота под таким острым углом он едва не развалился на части. Мейсон без труда совместил прицел со световым пятном пропеллера, подпустил японца ближе и нажал на гашетку.

Пули пятидесятого калибра угодили в стальной винт, и «зик» отцепился от «эвенджера». Световое пятно рассыпалось на бесформенные куски металла, обтекатель расслоился, плексигласовую кабину изрешетило блестящими осколками. И тут же в левом крыле «эвенджера» добавилось дырок: мимо промчался второй «зик» с дымящимися пушками.

Заговорили крыльевые пулеметы «груммана». Мейсон развернул турель.

Продолжая набирать высоту, «эвенджер» с обоих крыльев лупил по третьему «зику». Тот шел навстречу.

На дулах вражеских пулеметов замерцали злобные огоньки, и «эвенджер» слегка тряхнуло, когда в фюзеляж угодили пули.

Мейсон прильнул к прицелу, повернул пулемет, приготовился стрелять, но в этот момент «грумман» дал очередь из синхронизированной с пропеллером пушки, вздрогнул от отдачи и вышел из зоны поражения.

Японец на мгновение завис в небе, после чего одно из крыльев закувыркалось в сторону океана, а самолет накренился и с воем пошел вниз, рассыпаясь. Сперва он потерял кусок второго крыла, потом хвостовое оперение. Наконец, с креплений сорвался мотор и фюзеляж перешел в режим свободного падения.

Но Мейсон не отвлекся на это зрелище. У него были другие дела.

– Где третий? – крикнул он в переговорное устройство.

Очевидно, Фостер не знал ответа и поэтому промолчал.

Но гадать пришлось недолго.

Мейсон выпрямился, обвел глазами небо, и в этот момент на «эвенджер» обрушился стальной ураган. За пару секунд он вырвал из крыльев множество металлических заноз, изрешетил хвост и разбил плексиглас нижней турели.

Японец зашел снизу, а теперь болтался справа, набирая высоту с явным намерением удрать.

Мейсон крутнул пулемет в его сторону, и «зик» оказался в прицеле – само собой, по чистой случайности.

Не преминув ею воспользоваться, Мейсон нажал гашетку.

Пятидесятый калибр распорол крысоловку от носа до хвоста, и фюзеляж японца сделался похож на решето.

Еще секунду «зик» набирал высоту, а потом завихлял, завис и отправился в долгий путь к океану.

Мейсон ликующе потер руки и заявил:

– Ну вот и все.

Еще не договорив, он понял: что-то не так. Теперь «циклон» звучал иначе, словно у него разыгралась икота.

– Стив! – крикнул Мейсон. – Стив, ты как?

– Нормально, – ответил Фостер, – а вот мотор не очень. Похоже, горючее не поступает.

– Топливопровод? – предположил Мейсон.

– Угу, – согласился Фостер. – Последняя обезьяна слегка подпортила нам жизнь.

– Зато ей досталось куда сильнее, чем нам, – сказал Мейсон.

Фостер склонил голову набок. Похоже, о чем-то задумался. Мотор продолжал захлебываться икотой.

– Как тебе вон тот пляж? – спросил Фостер.

Мейсон внимательно посмотрел вниз:

– Если надо, сажай, но тут уж как повезет. Колесо может налететь на камень. Или уйти в песок. Или еще чего случится.

– Выбор у нас небогатый, – заметил Фостер. – Так что поплюй, постучи и держись за шляпу, чтоб ветром не сдуло. Ну, пошли на посадку.

Икнув в последний раз, мотор умолк. Пропеллер сбавил обороты, потом вовсе остановился, и наступила пугающая тишина. В пулевых отверстиях, словно привидение, завывал ветер. Самолет все быстрее мчался к земле.

Мейсон как завороженный смотрел на полоску пляжа, пробовал расслабиться и в уме заключал с собой пари, выживут они с Фостером или нет.

Океан приближался. Берег был справа. Нет, не выживут.

Но Фостер умудрился вывернуть машину вбок, и «эвенджер» оказался над пляжем. Он врезался в землю с такой силой, что Мейсон чуть не растерял последние зубы. Ему показалось, что «эвенджер» зароется носом в песок, но этого не произошло. Какое-то время самолет катил вперед, а потом остановился.

Фостер встал, снял шлем и вытер лоб тыльной стороной кисти. Посмотрел на Мейсона и усмехнулся.

– Ну и что будем делать? – спросил пулеметчик.

– Посмотрим, что к чему. Может, починимся.

Дело и правда было в топливопроводе. Его перебило надвое. Пустяковая проблема, но не единственная.

Фостер вернулся в кабину, щелкнул тумблером, попялился на приборы и снова щелкнул тумблером.

– Ну а теперь-то что? – осведомился Мейсон.

– Горючее, – ответил пилот. – Его почти не осталось.

Он включил зажигание. Стрелка индикатора едва заметно дрогнула.

– Пара стаканов, не больше, – сказал Фостер.

– Можно связаться с базой, – предложил Мейсон. – Через полчаса кто-нибудь подкинет топлива на обратный путь.

– Вот только рация сдохла. – Фостер включил рацию.

Тихо, как в гробу.

Мейсон пробурчал что-то нечленораздельное и добавил:

– Значит, пора тянуть спички. Определять, кто пойдет к своим и расскажет, в какую историю мы вляпались.

Фостер принялся расхаживать взад-вперед:

– Да, Хэнк, спорить не буду. Скоро сядет солнце, и один из нас может выступать. Но осторожность не помешает. По возможности нужно держаться в тени. Сто процентов, тут рыщут патрули желтомордых.

Песок захрустел под чьими-то шагами. Мейсон, отскочив от крыла, схватился за пистолет.

Но это был не японец. Это был туземец.

Человек выскользнул из джунглей так тихо, что его не заметили ни пилот, ни пулеметчик.

Какое-то время туземец смотрел на Мейсона, после чего ткнул себя пальцем в голую грудь и заявил:

– Н’Гони. Моя на посылках.

– Моя Хэнк, – усмехнулся Мейсон. – А он Стив. Американа.

– Летучка совсем сломался? – Н’Гони указал на «эвенджер».

– Нет горючка, – объяснил Мейсон. – Знать, кто такой горючка?

– Знать, – кивнул туземец. – Это такой вода. От него машина чух-чух.

– Не подскажешь, где бы нам разжиться топливом? – осведомился Фостер.

Он был не любитель говорить на попугайском языке.

Н’Гони задумался:

– У япошка.

– У япошки? – возопил Фостер.

– Тут япошка, – объяснил Н’Гони. – На холмы. Рядом.

– Да знаю я, знаю, – сказал Фостер. – Тут везде патрули.

– Много япошка, – согласился Н’Гони. – И летучка. И горючка.

Янки переглянулись. Н’Гони переступил с ноги на ногу.

– Старик был прав, – заключил Фостер. – У этих гадов тут и правда база. Может, и не одна. А по ночам привозят припасы и подкрепление, копят силы. – Он повернулся к туземцу и спросил: – Проводишь?

– Чтобы бум-бум? – плотоядно оскалился Н’Гони.

– Вот именно. Мы им устроим бум-бум, – пообещал Фостер.

– Тогда проводишь, – удовлетворенно покивал туземец и припустил по пляжу, но ему велели вернуться.

– Не сейчас, – объяснил Мейсон. – Сперва ходи большой американа деревня. Зови большой начальник. Летучка много-много. Чтобы бум-бумче.

Н’Гони оскалился еще шире и предложил:

– Моя показать большой американа деревня.

– Вот это да! – сказал Фостер. – Парень не промах.

– Моя на посылках, – снисходительно объяснил Н’Гони.

– Ну ладно, – сказал Мейсон. – Твоя показать короткий путь. Длинный мы и без тебя знаем.

– Короткий, короткий, – согласился Н’Гони.

Мейсон повернулся к Фостеру, ибо решение было за ним. Фостер наморщил лоб.

– По инструкции, – наконец сказал он, – мы должны идти вдвоем. Но сперва нужно взорвать самолет.

– Взорвать! – охнул Мейсон. – Стив, ты умом не повредился? Отличный же самолет!

– Нельзя, чтобы он попал к желтомордым, – отрезал Фостер. – И ты это прекрасно знаешь. Он совсем новый. И эти обезьяны его скопируют.

– Один может покараулить, а другой пойдет на базу, – спорил Мейсон. – Откуда япошкам знать, что самолет именно здесь? Нельзя взрывать такого красавца. Ты только глянь на его бомбы! Прикинь, сколько узкоглазых они ухлопают!

В итоге Мейсон одержал верх. Кинули монетку. Идти выпало Фостеру.

Мейсон уселся на песок, прислонился к пальме и уставился на океан.

Дождя не было – должно быть, для разнообразия. Благодаря огромной тропической луне на пляже было светло как днем.

Прежде чем Фостер ушел, они закатили «эвенджер» в кокосовую рощу. Вокруг было тихо. Слишком уж тихо, подумал Мейсон, по-прежнему сидевший возле пальмы. Он старался не закрывать глаза. Волны набегали на пляж и растекались по нему серебристой пеной. Ветер ерошил пальмовые листья. Где-то в джунглях переругивались мартышки.

Все же Мейсон задремал, но в следующий миг встрепенулся. Ему стало совестно. Он обязан следить за самолетом, спать ему не положено.

Снова подали голос мартышки, теперь где-то на пляже. Звук был приглушенный, и Мейсон вдруг понял, что это не мартышки.

Усевшись ровнее, он вслушался в темноту. Ветерок то уносил, то приносил звуки разговора.

Пулеметчик вскочил на ноги, скользнул в тень и снова прислушался. Он был уверен, что не ошибается. На пляже переговаривались люди.

Он направился на звук, быстро, но не выходя из тени. Обошел скалистый участок у воды и увидел, что на берегу полно людей – низкорослых, суетливых, вооруженных винтовками. У берега стоял катер, а за ним – еще два, все с выключенными фонарями. В лунном свете они были похожи на корабли-призраки. К берегу подплывали лодки, и люди выгружали на песок небольшие железные бочки.

Устроившись на камнях, Мейсон смотрел во все глаза. Он знал, что в бочках горючее для самолетов – тех, что стоят на вражеской базе где-то в холмах.

Японцы были как на ладони. Идеальные мишени в ярком лунном свете. И расстояние что надо.

«Даже не надейся, – сказал здравый смысл. – Их много, а ты один».

«Ты только представь, – ответил ему Хэнк, – как мы с тобой развлечемся. Приятель, да я их всех перещелкаю!»

Из джунглей выехал грузовик. Развернулся, сдал назад, остановился возле бочек.

Мейсон потихоньку сполз со скалы, скользнул в тень и пустился бежать. Оказавшись у самолета, он вытащил из турели пулемет, обмотался патронными лентами и, шатаясь под тяжестью, потрусил на прежнее место.

Японцы все еще были на берегу. В грузовик закатывали последние бочки. Вокруг него, треща по-обезьяньи, собрались серо-бурые коротышки. Лодки уже отплыли от берега, возвращаясь к своим катерам.

Мейсон осторожно снял пулемет с плеча, опустил его на плоский камень и разложил рядом ленты. Подождал секунду-другую, чтобы отдышаться, устроился за пулеметом, старательно прицелился и аккуратно нажал на гашетку.

Трассеры взметнули песок и вгрызлись в толпу солдат, собравшихся у грузовика. Толпа рассыпалась на несколько десятков человек, голосящих на все лады. Некоторые остались там, где их настигли пули.

Мейсон хладнокровно водил пулеметом от одной группы к другой. Щелкнула винтовка, пуля ударила в камень рядом с пулеметчиком и отрикошетила в космос. В тени вспыхнул еще один винтовочный огонек. Мейсон услышал свист пули над головой.

Люди исчезли. К перестрелке подключились новые винтовки. Пули ложились все ближе. Первая лента подошла к концу. Мейсон схватил вторую, зарядил пулемет, направил его на грузовик и зажал гашетку. Пули пятидесятого калибра загремели по бочкам, и грузовик перестал существовать. Желто-голубое пламя, затмив лунный свет, озарило прибрежные джунгли.

Люди побежали кто куда, и Мейсон срезал их одного за другим. Несколько человек залегли под грузовиком, но взрыв не оставил им шансов на жизнь.

Огонь вздымался выше неба, освещая все камни и деревья на пляже, но японцев не было видно.

Выпустив последнюю очередь в пустоту, Мейсон вскочил, развернулся и едва не налетел на троих врагов. Заорал и двинул первого коротышку пулеметом в живот, сбив его с ног.

Второй японец бежал прямо на него. Сверкнул штык-нож.

Выхватив «сорок пятый», Мейсон выстрелил от бедра. Японец упал. Третий на мгновение остановился и вскинул винтовку. Раздался сердитый лай пистолета, японец схватился за живот и повалился, захрипев.

Мейсон помчался со всей скоростью, на которую были способны его ноги, нырнул в тень, и тут из-за валуна поднялась человеческая фигура. На затылок Мейсона обрушился приклад винтовки.

– Сюда, – сказал Н’Гони. – Не ходи океан. Ходи на холм.

Фостер устало кивнул и спросил:

– Далеко еще?

– Не очень, – ответил туземец.

Фостер заподозрил, что Н’Гони лукавит.

– Давай-ка посидим минутку, – предложил он и опустился на песок.

Н’Гони присел на корточки и спокойно сказал:

– Стреляют.

– Стреляют? Правда?

– Стреляют, – повторил туземец и махнул рукой в ту сторону, откуда они пришли.

У Фостера гудело в голове, но он старательно прислушался.

Прошло несколько секунд. Он услышал вдалеке пулеметный стрекот и хлопки винтовок.

Все еще напрягая слух, Фостер осторожно двинулся назад к пляжу. Еле слышная перебранка винтовок с пулеметом утонула в грохоте, и небо озарила яркая вспышка.

– Хэнка нашли! – прокричал Фостер. – Нашли, и он взорвал самолет!

Удивляясь собственной отваге, он побежал.

– Н’Гони! – позвал он, но ответа не было.

Фостер остановился, оглянулся, увидел, что туземца как ветром сдуло, и помчался дальше.

Он по-прежнему слышал стрельбу, но уже не понимал, где идет бой. С бега он перешел на шаг, сперва быстрый, потом осторожный. Наконец остановился и прислушался. Выстрелов не было. Впереди мерцало пламя.

– Выходит, его подстрелили, – буркнул он. – Или взяли живьем.

В голове у него забил барабан, зазвучала строевая песня, и он зашагал по песку, проклиная себя за то, что бросил Хэнка. Нужно было забрать пулеметчика с собой. Но первым делом они должны были взорвать самолет – только так, и никак иначе.

Когда он подошел к тому месту, где оставил «эвенджер», близился рассвет. Фостер осторожно пробирался вперед. Луна спряталась за горизонтом несколько часов назад, но пляж все еще освещали звезды, разбросанные по тропическому небу.

Как ни странно, «эвенджер» был на прежнем месте, частично скрытый пальмовыми зарослями. Стало быть, взорвался не самолет, а что-то другое.

В душе шевельнулась надежда. Фостер засел в джунглях и принялся изучать окрестности. Возможно, Хэнк где-то здесь, присматривает за самолетом, а взрыв прогремел в нескольких милях. Определить расстояние на берегу океана всегда непросто. Особенно ночью.

Возле самолета появился человек. Фостер с облегчением вздохнул, привстал и собрался было окликнуть Мейсона, но крик застрял в горле. Пилот снова распластался на земле. Человек был в каске и нес на плече винтовку.

В тусклом свете затухающих звезд Фостер видел, как он подошел к товарищу, оба развернулись и продолжили патрулировать территорию. Вопросов не осталось. Японцы нашли самолет и выставили охрану.

Значит, Хэнк уже мертв.

Фостер лежал в джунглях, наблюдал за патрулем и чувствовал, как в нем, усталом и растерянном, копится ярость. Наконец он встал, пригнулся и крадучись отправился вперед. В голове была лишь одна мысль: не видать японцам этого самолета.

Возле кокосовой рощи он снова улегся на скудную растительность и пополз по-пластунски. Заметив патруль, замирал, но снова двигался, как только предоставлялась такая возможность.

Добравшись до рощи, присел и застыл в ожидании. К нему приближался патрульный. Фостер прислушивался к размеренной, отработанной на плацу поступи. Японец миновал его позицию и направился дальше.

Пилот безмолвным призраком восстал из зарослей. Смертоносные пальцы сомкнулись на горле врага.

Патрульный разинул рот, но не смог закричать. Американец оторвал его от земли. Стальные пальцы впивались все глубже. Японец выронил винтовку, и она глухо ударилась о влажный песок. Других звуков не было. Солдат сучил ногами, колотил врага по корпусу, но пальцы держали его, словно клещи. Наконец Фостер опустил труп на землю. Вернулся в заросли и стал ждать.

В поле зрения появился второй патрульный. Не увидев первого, он озадаченно покрутил головой, пошел было дальше, но передумал и тихонько, по-кошачьи, направился к самолету – решил поискать там товарища.

Фостер не двигался и не сводил с него глаз. И вот часовой обнаружил на земле безжизненное тело.

Какое-то время он стоял, вскинув винтовку, и бросал быстрые взгляды по сторонам, словно хотел застать кого-то врасплох.

Он сделал шаг вперед и замер. Очевидно, боялся угодить в ту же ловушку, что и его соплеменник.

Фостер мог бы пристрелить его на месте, но не хотел шуметь. Грохот привлечет новых врагов.

Пилот принял решение, но тут японец, развернувшись, пустился бежать. Фостер выпрямился, перехватил револьвер за ствол и швырнул во врага. Блеснув в свете звезд, оружие просвистело в воздухе, угодило коротышке в поясницу, и тот упал как подстреленный.

Фостер навалился сверху, придавил врага к земле, вжал лицом в траву, чтобы не закричал. Японец оказался скользкий как угорь, вывернулся, и его толстые пальцы вцепились в американца.

Фостер стукнул врага в челюсть, но несильно, поскольку нормальный замах не удался. Японец нащупал его горло, но ухватиться не смог, поэтому вцепился в лицо и расцарапал всю щеку.

Подлое японское колено угодило Фостеру в живот и вышибло из него почти весь дух.

Озверев от ярости, американец одной рукой схватил солдата за горло и протащил вперед. Пальцы второй руки сомкнулись на вражеской ляжке. Собравшись с силами, Фостер кое-как встал на колени, потом на ноги, вскинул беспокойного японца над головой и швырнул его на металлический фюзеляж «эвенджера».

Японец вскрикнул, ударился о самолет и сполз на землю бесформенной тряпичной куклой. Судя по углу наклона головы, его шея проиграла схватку с фюзеляжем.

Едва дыша, Фостер прислонился к «эвенджеру» и уставился на море. Первые лучи солнца ознаменовали начало нового дня.

Простояв так пару минут, он отошел от самолета, подобрал револьвер, затащил оба тела в кусты и, пошатываясь, вышел на пляж. Рядом со скалой он нашел пулемет. Поднялся выше. Обнаружил пустые ленты и россыпь стреляных гильз.

На берегу стоял выгоревший остов грузовика с остатками железных бочек, а вокруг него – темные пятна, где враги приняли свой последний бой.

Фостер встал покрепче, чтобы не упасть. Он напрочь вымотался, все мышцы гудели от усталости. Судя по следам, грузовик выехал из джунглей. Фостер поднял взгляд на темный холм. Тот уже зеленел в лучах рассветного солнца.

Где-то там японская база. А это значит, что дело еще не сделано.

Во-первых, необходимо уничтожить «эвенджер» и найти применение бомбам.

А во-вторых, почтить надлежащим образом память Хэнка.

Стив Фостер стоял на негнущихся ногах и смотрел на холм.

Но Хэнк Мейсон был жив и относительно здоров.

Он сидел на краю бамбуковой койки и держался руками за голову. Голова раскалывалась. Неудивительно, думал он, после такого-то удара прикладом по затылку.

Японцы устроили базу в лощине посреди джунглей. Здесь было очень жарко. И очень влажно.

У двери хижины маячил охранник, а за ним было летное поле, маленькое, но вполне подходящее для небольших самолетов и летчиков, которым все равно, жить или умереть. Взлетать и садиться здесь непросто, но преимущество налицо: такую базу сам черт не сыщет.

На поле рядком стояли самолеты, прикрытые тонкой камуфляжной сеткой, а рядом – цистерны с горючим. Туземцы ровняли взлетно-посадочную полосу, а охранники следили за работой и покрикивали на тех, кто пытался сачковать.

Убрав левую руку от головы, Мейсон взглянул на часы. Почти десять. Фостер с его проводником-туземцем уже должны были дойти до американской базы. Скоро за припрятанным на берегу «эвенджером» вылетит самолет, а то и два. Вот бы подать им какой-нибудь знак. Наверняка Н’Гони рассказал о японской базе, но найти ее будет непросто. Разве что самолет пролетит прямо над ней.

Вот бы найти способ…

Прищурившись, Мейсон смотрел на цистерны. Может, он и есть, этот способ. Знать бы еще, когда рядом будут американские самолеты.

Мейсон перевел взгляд на охранника. Тот не отрываясь смотрел на пленника блестящими черными глазами. Из кармана форменной куртки торчала деревянная ручка. Судя по тому, как вспучилась ткань, на другом конце ручки находился продолговатый цилиндр. Мейсон сглотнул. Если он не ошибся, в кармане у японца ручная граната, похожая на толкушку для картофеля.

– Американец сильно плохо? – с надеждой предположил охранник.

– Заткнись! – проворчал Мейсон.

Японец помрачнел, а вот глаза, и без того яркие, зажглись еще пуще.

– Не сметь так говори, – сказал он. – Я как ты. Может, лучше.

– Черта с два! – заявил Мейсон.

Охранник показал ему винтовку.

– Я тебя секотай, ты по-новому запой.

Мейсон уставился на штык-нож.

– Держи эту штуку подальше от меня, Джо, – посоветовал он, – а не то отберу и перережу тебе глотку.

– Скоро командир тебя зови, говори, потом мы тебя стреляй. – Японец с любопытством смотрел, как Мейсон воспримет эту новость.

– Вам, скотам, как вижу, нравится людей убивать, – проворчал Мейсон.

– Слишком болтай, – прошипел японец.

– Чья бы корова мычала, – усмехнулся Мейсон.

Охранник вошел в хижину, выставив перед собой винтовку с примкнутым штыком.

– Я тебя секотай, – решил он.

– Командиру это не понравится, – предупредил Мейсон.

– Командир плевай. Я мало-мало секотай.

Японец подступал короткими шажками. Пулеметчик безучастно рассматривал кончик штыка, но в висках у него стучала кровь. Подманивая охранника, Мейсон шел на очень серьезный риск.

Японец подбирался все ближе. Глаза сверкали сильнее прежнего.

Когда штык оказался в шести дюймах от Мейсона, пулеметчик сорвался с места – быстрее, чем распрямляется сжатая пружина. Отбил штык в сторону, вскочил на ноги и ударил японца кулаком. Апперкот вышел что надо, от самого пола. Японец даже не успел сделать удивленное лицо: просто оторвался от земли и влип в стену. Глаза остекленели, и он растянулся на полу.

Довольно хмыкнув, Мейсон подхватил винтовку, воспользовался штыком по назначению, нагнулся к безвременно почившему охраннику и выудил у него из кармана штуковину с длинной ручкой. Да, это была граната.

Сжимая ее в руке, Мейсон подошел к двери, осторожно высунул голову, пострелял глазами по сторонам. Японцы были повсюду, но на пулеметчика никто не смотрел.

Был лишь один способ сделать то, что он задумал. Если побежать, его заметят. Решат, что он хочет смыться, и кинутся на него всей толпой. Если же идти вразвалку, он не привлечет всеобщего внимания. Да, враги увидят его, но могут подумать, что так и надо. И у Мейсона будет время претворить свой план в жизнь.

Он с сожалением прислонил винтовку к стене, сунул гранату за пояс и неторопливо вышел из хижины. Прошагал сотню футов, и тут его кто-то окликнул. Сдержав желание перейти на бег, Мейсон продолжил спокойно шагать вперед. Крик не повторился.

Еще одна сотня футов. Цистерны с топливом теперь ближе, гораздо ближе. Несколько шагов, и Мейсон будет готов к финальному броску.

Новый оклик, затем еще несколько. Топот бегущих ног.

Мейсон выхватил гранату, вырвал чеку, сделал долгожданный бросок, пригнулся и рванул с места. Затрещали винтовки. Кусочки свинца ударили в пыль у его ног.

Он свернул за хижину и налетел на оторопевшего солдата. На летном поле прогремел взрыв. Полыхнул огонь.

Пока солдат старался устоять на ногах, Мейсон выхватил у него винтовку и бросился вперед, к каменистому склону холма. Что-то больно ужалило его в бок.

За спиной раздалось гулкое «бум!» – взлетела на воздух цистерна с горючим. Мейсон бросил взгляд через плечо. Над летным полем вырос гриб черного дыма.

И, что более важно, Мейсона преследовали по меньшей мере двенадцать японцев.

Он развернулся и вскинул винтовку. Модель была незнакомая, но Мейсон сумел сделать два выстрела, и обе пули угодили в цель. Затем он снова бросился бежать, но споткнулся, получив удар в плечо.

В голове зашумело. Мейсон рухнул на четвереньки и понял: все, конец. Сейчас догонят. Японцы от него мокрого места не оставят, это как пить дать.

Но к шуму в голове примешивался еще один посторонний звук: хриплый рев мотора. К нему добавился злобный стрекот пулеметов. Грохот усилился, пронесся над головой и помчался дальше.

Мейсон перевернулся на спину, сел и поднял глаза.

В небе над полем он увидел самолет. Мейсон узнал бы его из тысячи других. Это был брошенный на пляже «эвенджер».

В лагере началось столпотворение. Повсюду метались пронзительно кричащие японцы. Прямо перед Мейсоном лежали пятеро, скошенные пулеметным огнем.

– Стив! – заорал Мейсон. – Задай им перцу, Стив!

Словно в ответ на это пожелание от самолета отделился черный предмет. Вспыхнул огонь, в небо взметнулся столб дыма, по холмам прокатилось эхо пятисотфунтового взрыва. Следом за первой бомбой упала вторая.

Самолетов под камуфляжной сеткой больше не было. Их слизнул огонь.

Мейсон с великим трудом поднялся на четвереньки и пополз вперед, надеясь на лучшее. Может, если он сумеет взобраться на холм незамеченным, у него появится шанс выжить.

Земля содрогнулась снова.

– Третья, – сказал Мейсон.

Осталась еще одна.

Раздался четвертый взрыв. Ну вот, пожалуй, и все.

Загромыхала зенитка. «Эвенджер», завывая мотором, отплевывался пулеметными очередями.

За спиной у Мейсона зашлепали босые ноги. Над ним склонился человек.

– Моя помогай.

– Н’Гони! – воскликнул Мейсон. – А ты откуда взялся?