Текст книги "Прелесть"

И каковы эти факторы, хотя бы некоторые из них, не в абстрактных категориях, а в конкретном воплощении? Что подталкивает культуру к войне? Что предопределяет победителя? Конечно же не только крепость стали и огневая мощь, не храбрость воинов, не искусство генералов и не материально-техническое обеспечение – и вообще не какое-то одно обстоятельство само по себе.

Могут иметь значение и всякие пустяки, мелкие, бытовые, вроде бы не имеющие прямого отношения к делу, – допустим, привычка сидеть на стуле, а не на земле и есть ножом и вилкой, а не руками. Или, скажем, похабные анекдоты, и более приемлемое на вкус спиртное, и тростниковая дудка лучшего качества. Потому что любая самая мелкая черточка затрагивает определенные принципы: улучшенная технология варки пива может подсказать путь к производству химических веществ, имеющих военное применение; извращенный ум, сочиняющий похабщину, можно приспособить к еще более пагубным пропагандистским целям; и даже знания, нужные для совершенствования музыкальных инструментов, можно применить для изготовления иных инструментов – уже не музыкальных, а смертельно опасных для жизни.

Не исключено, что именно такие «пустяки» способны привести к экономическим трудностям, чреватым войной, или привить какому-то народу чувства превосходства, нетерпимости и неуязвимости – те самые чувства, что могут направить его на тропу войны. И если мы наладили контроль за факторами, провоцирующими подобные «пустяки», мы получаем способность точно предвидеть момент вооруженного столкновения. И те же самые каждодневные, само собой разумеющиеся факторы и обстоятельства – плюс миллион, если не больше, других – определяют, какая из сторон, если уж война началась, одержит победу.

А разобравшись в этом, можно составить шкалу весомости всех факторов по отдельности, хотя их вес, как в карточной игре, будет то повышаться, то понижаться в зависимости от того, как легли карты в комбинации.

Шелдон встал и принялся мерить каморку шагами – три шага в одну сторону, три в другую.

Предположим затем, говорил он себе, что мы придумали игру – игру в войну, где все факторы, имеющие отношение к ней, представлены фигурками или фишками переменного достоинства. Предположим, что мы решили играть, вместо того чтобы воевать. Предположим, что такая игра способна решить, какая из сторон в случае войны одержит верх.

Далее предположим, что мы следим за развитием цивилизаций и за возникновением факторов, которые в конце концов приведут к войне. Предположим, мы обретаем возможность безошибочно судить, что, если развитие определенных факторов продолжится, война неизбежно вспыхнет через пять или через десять лет. А коли так, мы обретаем и способность отвратить войну, прежде чем она вспыхнет. Мы же видим опасные признаки и вычислили срок кризиса. И когда этот срок настает, мы не воюем, а затеваем игру.

Только, прервал себя Шелдон, все равно ничего не получится.

Мы можем сыграть и выяснить, чем кончится война, но что бы мы ни выяснили, факторы, ведущие к войне, никуда не делись, да и точка кризиса не переместилась. Мы оказались вновь там же, где и были; мы не добились ровным счетом ничего. Игра, пусть она и выявит потенциального победителя, не снизит экономических трудностей, даже не поколеблет их и кризиса не устранит.

Нет сомнений, в игре можно решить, какая из сторон победит. Игра может предсказать, с минимальной вероятностью ошибки, исход сражений. Но игра не уменьшит переизбыток населения и не отнимет у противника торговых привилегий – она не изменит ситуацию по существу.

А потому игра сама по себе не поможет, понял Шелдон. Блестящая теория, превосходная идея, но, увы, несостоятельная.

Нужно предпринять кое-что серьезнее, чем просто затеять игру. Намного, несопоставимо серьезнее. Нужно не только выяснить, кто победит в случае войны, но и ликвидировать, притом по доброй воле, ведущие к войне факторы – основополагающие экономические проблемы, нетерпимость и все прочие переменные величины, сколько бы их ни было.

Значит, нужно не просто затеять игру, но и выплатить авансом определенную цену. Нужно вычислить цену мира и найти в себе решимость выплатить эту цену, пусть даже очень высокую.

Наверное, существует не только набор переменных, указывающий на приближение войны. Наряду с ним существует и другой набор, предупреждающий, что за каким-то пределом формула мира, найденная с таким трудом, теряет силу. Она, эта формула, может быть еще действенной для культуры класса 10, однако при дальнейшем развитии ее составляющие усложнятся настолько, что формула может рухнуть под собственной тяжестью. Культура класса 10, например, еще способна обуздать факторы, контролирующие рынок конкретных пищевых продуктов, но как обуздать те же факторы, если они должны охватить разветвленную банковскую систему целой Галактики?

Формула мира может быть работоспособной в пределах класса 10, но она может утратить действенность в классе 9, а при переходе к 8-му классу стать полностью бесполезной.

Остается сделать вывод, что гугли не только играли в свою игру, но и платили цену за мир. И эта цена – отступление вспять. Они уклонились от дальнейшего прогресса. Они отступили в класс 14, с тем чтобы пожить недолго дикарями, а потом вновь продвинуться вперед, но не так далеко, как до начала эволюции наоборот. И они вернулись к дикости и стали жить в дикости добровольно – ради того, чтобы не воевать.

Они отступили вспять не потому, что в классе 14 война менее вероятна, чем в классе 10, а ради того, чтобы формула, коль скоро ее нашли, сохраняла свою эффективность. И они не спешили расставаться с 14-м классом во имя того, чтобы создать резерв времени для последующего прогресса, чтобы набрать фору и не сразу приблизиться к рубежу, за которым формула мира теряет силу.

Но как они отступили? Как можно вернуться из класса 10 в класс 14? Регресс – да, конечно. Оставили уютную деревню и поселились в грязи и убожестве – а принадлежности для игры, искусно сделанные фигурки и прочие ценности, завоеванные в течение жизни по классу 10, поджидали их в целости и сохранности под замком в молельне. И рано или поздно пробил бы час, когда гугли вновь достаточно продвинулись бы в развитии, чтобы сыграть в свою игру. И сыграли бы, не отступая от вековых правил, – но тут им подвалил нечаянный куш, на планету сел космический корабль иной, более высокой цивилизации и преподнес им на блюдечке, образно говоря, груз атомных бомб вместо луков и стрел.

Шелдон опять сел за стол и сжал голову в ладонях.

«Насколько, – спросил он себя, – насколько больше мы дали им по сравнению с тем, что у них было прежде? Неужели мы разрушили формулу? Что, если мы ухитрились дать им так много, что одна эта близлежащая деревушка разнесет всю систему вдребезги? Предусматривает ли формула допуски, и каковы они? Как далеко можно выйти за рамки класса десять, не пересекая при этом черту безопасности?»

И опять встал, и опять зашагал по каморке.

Нет, вероятно, ничего страшного не случилось, внушал он себе. Они же играли в свою игру все пять веков, что мы с ними знакомы, – и невесть сколько тысячелетий до первого контакта. Они не пойдут на то, чтобы разрушить формулу; они знают, где черта безопасности. В них глубоко укоренился страх перед войной, он лежит в самом сердце их культуры – иначе они не придерживались бы своей формулы с таким постоянством. И формула, наверное, простая, совсем простая. Проще пареной репы. Только одно непонятно: как может целая раса осуществить намеренный регресс?

Гипноз? Ничего не выйдет, ибо что произойдет с самим гипнотизером? Оставшись вне воздействия гипноза, он будет непредсказуем и опасен.

Тогда какая-то умная машина? Но у гуглей нет никаких машин. Так что машины тут тоже ни при чем.

А может, наркотики?

На планете есть корень, из которого готовят лекарство против болезни, распространенной в одном из секторов Галактики, – корень баабу. Корень не растет больше нигде, кроме планеты Зан.

– Боже правый! – воскликнул Шелдон. – Как же я раньше не подумал! Читал, читал – и не подумал. Что это за болезнь?

Он достал отброшенные ролики, вставил их в проигрыватель и нашел диссертацию о корнях баабу, раздел об их применении. Вгляделся в название болезни, произнести которое не сумел бы ни при каких обстоятельствах. Затем обратился к общему реестру записей, обнаружил ролик с медицинской информацией, а в нем несколько строк, посвященных загадочной болезни:

…нервное расстройство, которое сопряжено с высокими эмоциональными перегрузками и во многих случаях – с чувством вины, проистекающим из неспособности больного забыть былые горькие переживания. Лекарство вызывает у больного состояние полного забвения, которое со временем проходит, но от былых детальных сумбурных переживаний сохраняются лишь самые общие очертания, и болезнь, таким образом, не возобновляется.

Так вот же оно! Вот ответ, исчерпывающий ответ!

Гугли отведали корней баабу, скорее всего, церемониально и забыли прежнюю жизнь, сбросили с себя свою культуру как старую кожу и отступили разом на целых четыре класса. С течением времени воздействие баабу ослабло бы, они начали бы кое-что вспоминать и, вспоминая, вновь двигаться вверх по культурной шкале. Но вспомнились бы им не подробности прежней культуры, а лишь ее основные заповеди, и в силу этого они взобрались бы чуть пониже, чем прежде. И сохранили бы таким образом достаточную дистанцию для безопасного движения до следующего кризиса. А затем вновь отведали бы корней баабу и вновь избегли бы войны.

И если в игре можно решить, кто победил бы в войне в случае, если бы она разразилась, забвение и медленное выздоровление от эффекта баабу устраняет причины войны, стирает самую точку кризиса. И формула действует просто потому, что, прежде чем гугли усядутся за игру, факторы, чуть не приведшие к войне, уже прекратили свое существование и кризис исчез, будто его и не было.

– Прости нас, Боже, – выдохнул Шелдон, – прости наши мелкие алчные души…

Он опять подошел к столу и сел. Внезапно отяжелевшей рукой потянулся к коммуникатору и вызвал капитана.

– Что там у вас? – раздраженно рявкнул Харт.

– Улетайте отсюда, – приказал Шелдон. – Убирайтесь с этой планеты как можно скорее!

– А как же корень?..

– Нет здесь никакого корня. Отныне и навсегда никакого корня здесь нет.

– Но у меня контракт!

– Контракт недействителен, – объявил Шелдон. – Аннулирован как противоречащий галактическим интересам.

– Что? Противоречащий? – Харт просто захлебнулся от ярости. – Слушайте, координатор, этот корень срочно нужен в секторе двенадцать. У них там…

– Они его синтезируют. Если он им нужен, им придется его синтезировать. Есть кое-что поважнее…

– Вы не имеете права! – вскричал Харт.

– Имею, – отрезал Шелдон. – Если вам кажется, что не имею, проверьте и убедитесь на опыте.

Выключив коммуникатор, он долго сидел, беспокойно вслушиваясь. Прошло десять минут, прежде чем до него донесся топот бегущих ног, предвестник срочного старта.

В иллюминаторе было видно, как планета тускнеет и уменьшается в размерах: корабль стремглав уносился в пространство.

Мужество, сказал себе Шелдон, не переставая думать о гуглях. Какое же чистейшее, хладнокровное мужество они проявили! Остается только надеяться, что наш отлет не слишком запоздал. Остается надеяться, что искушение не зашло слишком далеко. Что они сумеют свести нанесенный нами вред к минимуму.

По всей вероятности, некогда гугли были великой расой, создавшей высочайшую цивилизацию, – не исключено, более высокую, чем любая из существующих ныне в Галактике. Ведь чтобы решиться на то, на что решились они, нужна поистине фантастическая духовная мощь. Мощь, недостижимая ни в культурном классе 10, ни даже в классе 6, – а выше «шестерки» не поднялась и планета Земля.

Это решение требовало великого интеллекта и великого сострадания к ближнему, острого аналитического ума и немыслимой объективности; прежде чем принять его, надо было просчитать все факторы и найти, как использовать каждый из них. И еще требовалось мужество, мужество совершенно невообразимое, – и все-таки древние гугли не испугались ввести придуманный ими курс в действие и добровольно сменить культуру, достигшую 3-го или даже 2-го класса, на класс 10, поскольку план вечного мира за пределами этого класса был бы неработоспособен.

И если этот план сработал однажды, он обязательно должен работать и впредь. Нельзя позволить, чтобы мужество, проявленное целой расой, пошло насмарку. Нельзя позволить, чтобы план провалился ради прибылей, какие торговцы могут извлечь из продажи корней баабу. Нельзя позволить, чтобы план провалился из-за контактов с неуклюжими существами, которые, может, и ушли дальше по культурной шкале, но не добрались до здравого смысла и мужества гуглей.

И еще одно: нельзя допустить, чтобы корень баабу превратился попросту в предмет купли-продажи. Нельзя ослепить гуглей наживой, принуждая их запамятовать о более высокой ценности корней и тем самым хороня величайшую из надежд, что открывались когда-либо перед Галактикой.

Шелдон вновь обратился к недавно составленной схеме и тщательно проанализировал всю информацию, какую гугли выкачали из экипажа. В сумме информация если и выходила за рамки класса 10, то совсем чуть-чуть – возможно, 9-Р, но не выше. Это было опасно, но, по всей вероятности, не чересчур: надо полагать, даже подкласс 10-А, если гугли недавней поры добрались до такой высоты, еще не выходил за границы безопасной зоны. И не стоит забывать, что поедание баабу повлекло за собой культурное отставание и что последствия отставания дают как бы дополнительный резерв безопасности.

Однако катастрофа была близка. Слишком близка, чтобы чувствовать себя спокойно. События наглядно продемонстрировали еще один неучтенный фактор – фактор искушения, и уж этому фактору никак нельзя позволить действовать беспрепятственно.

Он вернулся к своим роликам и потратил несколько часов, изучая отчеты о торговых сделках, и опять поразился хладнокровному мужеству гуглей и их последовательной приверженности той цели, что поставили предки. Во всех сделках – в любой из них – не было ни одного предмета, выходящего за рамки потребностей культуры класса 10!

«Ну надо же, – сказал он себе, – они заказывали мотыги, когда могли бы заполучить атомные двигатели! Надо же – пять веков подряд последовательно отказываться от товаров и услуг, которые могли бы вывести расу гуглей к величию и счастью, к более праздному образу жизни, в конце концов!»

К величию и счастью – и, более чем вероятно, к гибели.

Должно быть, когда-то давным-давно гугли – обитатели исполинских городов, ныне ушедших под поверхность планеты и обратившихся в прах, – познали чудовищную горечь изощренной, технически совершенной войны, ужаснулись принесенным ею страданиям и смерти и слепой ее бесплодности, и добытое страшной ценой знание, память тех дней до сих пор живы в подсознании нынешних гуглей.

И Галактика не может позволить себе утратить это знание.

Шелдон скатал схему в трубку и скрепил трубку резинками. А ролики убрал и спрятал.

Пять долгих веков гугли противостояли соблазнам космической торговли – а ведь за корни баабу им дали бы все, что бы они ни попросили. Даже если бы торговцы знали истину, они все равно охотно и не задумываясь разрушили бы охранный щит культуры класса 10 ради прибыли.

Гугли продержались пять веков. Как долго они смогут еще держаться? Разумеется, не до бесконечности. Может статься, всего ничего. Вождь и его племя дрогнули моментально и заполучили информацию, выходящую за рамки класса 10. Не означает ли это, что моральная сила уже слабеет, что пять веков торговли уже подточили ее?

И если бы гугли не продержались – если они не продержатся, – Галактика стала бы – или станет – беднее. И кровавее.

Ибо придет день, пусть не скоро, когда можно будет послать сюда специальную экспедицию и провести детальное изучение великого наследия, великого свершения гуглей. Результатом такой экспедиции может быть первый значительный шаг к миру во всей Галактике или хотя бы намек, как применить тот же принцип, не прибегая к фиговому листку статичной культуры.

Однако до экспедиции еще много-много лет. Ее нельзя посылать, пока волны времени не смоют случайные влияния, наросшие за пять веков торговли.

Шелдон вновь сел к столу, извлек управляемый голосом стенограф и заправил в него бумагу. И без запинки продиктовал заглавную строку, которую машинка тут же и напечатала:

РЕКОМЕНДАЦИЯ. ЗАКРЫТЬ ПЛАНЕТУ ЗАН НА НЕОПРЕДЕЛЕННЫЙ СРОК КАК ДЛЯ ТОРГОВЛИ, ТАК И ДЛЯ ПОСЕЩЕНИЯ С ЛЮБЫМИ ДРУГИМИ ЦЕЛЯМИ.

Мятеж в городе висельников

1
Добро пожаловать в петлю

Виселица была совершенно новая – из свежей древесины, не знавшей дождя. Выглядела она весьма зловеще. Стояла на самом виду, словно предупреждающий знак, и сверкала на солнце.

Стив Барнс покрепче сжал поводья. День был теплый, но от виселицы ощутимо тянуло холодком.

– Воображение разыгралось, – буркнул он под нос, не отводя глаз от мрачного сооружения.

Чтобы повесить человека, обычно хватает ветки старого доброго тополя. Однако жители перевала Мертвая Голова воздвигли для этого отдельное сооружение, и оно ждало своего часа.

Барнс не торопясь обогнул виселицу, проехал чуть дальше и остановился у платной конюшни. Возле ворот сидел старичок. Чтобы скоротать время, он качался на стуле.

– Нет ли у вас лишнего сена и овса? – спросил Барнс.

– Найдется, – ответил старичок. Помолчав, добавил: – И салун найдется. Чуть дальше по этой грязюке.

Барнс усмехнулся, спрыгнул с мышастого и передал старичку поводья.

– Хорошая у вас виселица, – похвалил он. – Наверное, собираетесь кого-то повесить.

– Считай, что уже повесили. – Конюх сплюнул сквозь дырку в зубах. – Шериф изловил в холмах банду мексов. Эти гады бедокурили год-другой. Чуть всю долину не опустошили.

– А я-то гадаю, почему тут столько заброшенных ранчо, – сказал Барнс.

– Угу, – кивнул старичок. – До того дошло, что вечером нос из дома не высунешь. Сено жгли, скотину угоняли. Убили кое-кого.

– И фермеры снялись с мест, – подхватил Барнс.

– Точно, парень. Какое-то время ребята гоняли этих шакалов, но так и не нашли их логово. Местность тут сложная. Ушел в холмы, и все, ищи-свищи.

– Но шериф их все-таки выследил?

– Скажу как есть, парень. – Конюх снова сплюнул через сломанный зуб. – На носу выборы, а перед выборами шериф слегка оживает.

– Я, наверное, выпью, – заключил Барнс и зашагал по пустынной улице.

После ослепительного солнца бар «Лонгхорн» казался царством теней. Барнс толкнул дверцы, вошел, остановился и поморгал, чтобы у теней появились очертания. Бармен, облокотившись на стойку, пялился в окно. В углу какие-то люди играли в карты. Другие наблюдали за игрой, сгрудившись вокруг стола.

Барнс подошел к стойке и скомандовал бармену:

– Налей, а то мне в горло пыль набилась.

Бармен не спеша потянулся за бутылкой.

– Барнс! – Окрик был хлесткий, словно удар кнута.

Развернувшись, Стив схватился за револьверы.

От толпы у стола отделилась тень. Фигура расплывчатая, лица не видно, но по манерам нетрудно понять, что у человека на уме. Особенно если в руках у него взведенные кольты.

Барнс, выкинув все мысли из головы, сосредоточил внимание на фигуре в центре зала. В хрупкой тишине время тянулось невыносимо медленно. Всматриваясь в темное пятно лица, Барнс почувствовал, как его собственные руки пришли в движение. Он выхватил оружие – машинально, не задумываясь о том, что делает.

Сдвинулся вбок, услышал за спиной звон стекла. Пуля прошла мимо щеки и угодила в полку с бутылками.

В ответ заговорили револьверы Барнса. Отдача передалась запястьям, от них – всему телу, а дальше – барной стойке. На ней задребезжали стаканы.

Стрелял Барнс метко, что с правой, что с левой. Не промахнулся и на этот раз. Темное пятно физиономии, подавшись вперед, на мгновение зависло в воздухе. Человек содрогнулся, упал и остался лежать на полу бесформенным мешком.

Стив опустил руки. Вдохнул едкий дымок, струящийся из револьверных стволов, и взглянул на поверженного противника.

В углу зашевелились. Глаза уже привыкли к сумраку, и Стив видел, как люди осторожно выбираются из-за стола, держась за револьверы.

На крыльце затопали сапоги. Дверцы салуна распахнулись, и в зале появился великан. Зацепив большие пальцы за ремень, он вразвалку двинулся к Барнсу. На его жилет упал одинокий луч солнца. Сверкнула никелированная звезда.

Великан остановился в шести футах от Барнса и уставился на него, щурясь так, что от глаз остались одни щелочки. Кивнул на револьверы:

– Ловко ты с ними управляешься.

– Только при необходимости, – ответил Барнс.

– Как вышло, что Кагель тебя знал?

– Понятия не имею, – сказал Стив.

– Он назвал тебя по имени, – сердито проворчал шериф. – Значит, вы уже встречались.

Барнс помотал головой:

– С именем он не ошибся, это точно. Но я знать не знаю никакого Кагеля. Может, раньше его звали иначе?

– Давайте перекатим его на спину, – предложил кто-то.

Барнс поднял глаза. Человек был приземистый, широкоплечий и совершенно лысый. На нем был нарядный жилет и черный галстук, а в галстуке – жемчужная булавка.

– Ну, давайте. – Стив аккуратно убрал револьверы. – Тогда и выясним, знаком я с ним или нет.

Меньше всего ему хотелось опознавать мертвеца, но других вариантов не было. Великан ясно дал понять, что у него не забалуешь.

Они вышли в центр зала и остановились над телом. Шериф равнодушно перевернул его носком сапога. Теперь мертвец лежал лицом вверх, разбросав руки и склонив голову набок. У него был нелепый вид.

Барнс понимал, что сейчас не время проявлять эмоции. Лицо его окаменело. Превратилось в неподвижную маску. Шериф внимательно следил за его реакцией. Барнс медленно покачал головой:

– Впервые вижу. Понятия не имею, кто он.

Это была наглая ложь. Барнс прекрасно знал, что за человек лежит на полу. Разумеется, его звали не Кагель, и он слегка постарел с тех пор, как сбежал из Чертова Ущелья. Сбежал, но поклялся отомстить тому, кто прогнал его с насиженного места.

– Пойду-ка я пропущу стаканчик, – сказал Барнс.

– Погоди, – остановил его шериф.

Барнс молча ждал, пока человек со звездой не рассмотрит его хорошенько.

– Планируешь тут задержаться? – спросил шериф.

– Пока не думал на эту тему, сэр.

– Послушай моего совета, – сказал шериф. – Выпей свой стаканчик, перекуси. Поспи, если надо. Но только если надо. А как выспишься, катись.

Барнс выудил из жилетного кармашка кисет с табаком. Полез за папиросной бумагой и понял, что пальцы у него слегка дрожат.

– Намекаете, что мне пора на выход? – спросил он.

– Не сию секунду. Но в общем и целом – да.

– Пожалуй, я здесь задержусь, – невозмутимо сказал Барнс.

Шериф покраснел. Большие пальцы его остались за ремнем, а остальные восемь легли на револьверные рукоятки. Барнс принялся сворачивать самокрутку.

– Видите ли, – продолжил он, – мне впервые указывают на дверь. Если послушаюсь, пойдет молва, что я не знаю себе цену.

– Повторяю, уматывай! – прогремел шериф. – Ты пижон, а пижонам здесь не рады. Вы, пижоны, только и знаете, что людей стрелять.

Барнс лизнул край бумажки, заклеил сигарету и проговорил уголком рта:

– Шериф, если случается спорить, за меня обычно говорят мои пушки. Если хотите…

– Стоп, – сказал человек в нарядном жилете и повернулся к шерифу. – Слушай, Иган, это не он затеял драку. Кагель сам на него попер. Может, ему что-то померещилось. Барнс же сказал тебе, что видит его впервые.

– Вот именно, что сказал, – заявил шериф. – Но как по мне, все это выглядит чертовски странно.

– Он защищался, – возразил лысый. – Кагель выстрелил первым. Сперва достал револьверы, а потом окликнул Барнса. Короче, я не вижу причин на него наседать.

Шериф хотел что-то сказать, запнулся и наконец кивнул:

– Ну хорошо, пусть остается. – Навис над Барнсом, словно рассерженный гризли, и продолжил: – Только не сверкай своими пушками. Мы хотим привести этот округ в божеский вид. Лишняя стрельба нам ни к чему.

– Так скажите своим ребятам, чтоб не задирались, – мрачно усмехнулся Барнс.

Шериф чопорно развернулся и направился к выходу. Стив смотрел ему вслед. Да, странно. Чертовски странно, что такой медведь стелется перед лысым в нарядном жилете.

Его тронули за локоть, и он обернулся.

– Я Карсон. – представился лысый. – Джо Карсон. Хозяин этого заведения.

Барнс пожал ему руку. Ладонь у Карсона была дряблая, рукопожатие неинтересное.

– Не сердитесь на шерифа, – сказал он. – Скоро выборы, и ему шлея под хвост попала. Он всегда такой, если скоро выборы. Ищет, как бы набрать побольше голосов.

– Например, ловит скотокрадов?

– Вроде того, – кивнул Карсон. – Наверное, давно уже выследил этих мерзавцев. И ждал, чтобы извлечь из ареста максимум выгоды.

Барнс направился к барной стойке, Карсон шел за ним по пятам.

– Хорошо стреляете, – сказал бармен. – Я в свое время повидал немало стрелков, но таких, как вы, не припомню.

– Спасибо, – отозвался Барнс. – Хорошо, но медленно. Первый выстрел сделал ваш Кагель.

– И побил мне все бутылки, – с обидой добавил бармен. – Черт-те что. Терпеть не могу, когда плохо стреляют. Стрелять надо чистенько, аккуратно. Так, чтобы раз – и все.

– Да вы пейте, пейте, – напомнил Карсон. – Бутылка за счет заведения.

Барнс плеснул виски в стакан и осушил его одним махом.

– Вы, наверное, ищете работу, – продолжил Карсон. – Если так, у меня есть хорошее предложение.

Барнс задумался.

– Вообще-то, я ищу не работу, а человека.

– Не Кагеля? – спросил Карсон.

Барнс помотал головой:

– Друга. Звать Кастер. Боб Кастер. Когда-то жил в этих краях.

– Не найдете, мистер, – сказал бармен. – Он уехал пару месяцев назад.

– Из-за бандитов?

Бармен кивнул.

– Не похоже на Боба, – возразил Барнс, наливая себе второй стакан. – Он и черта не боится.

– У них не осталось шансов, – сказал Карсон. – Скотину угнали, кому-то дома пожгли. Фермеры хотели собраться и дать отпор, но не вышло. Маловато их было. Сторожили одно ранчо, а бандиты били по другому. Только Ньюман уцелел. На ранчо «Лейзи-кей» хватает ребят, чтобы отбить любую атаку.

– Странно, что скотокрады пустились во все тяжкие, – озадачился Барнс. – Им же, кроме скотины, ничего не нужно.

– Фермеры кого-то из них прихлопнули, – объяснил Карсон. – Отвели душу. Вот и завертелось.

Скрипнули двери, и кто-то с расстановкой произнес:

– Спокойствие, джентльмены. Продолжайте заниматься тем, чем занимаетесь.

Барнс замер, не успев донести стакан до рта. Виски пролился на стойку. Глянув в зеркало, Барнс увидел, что Карсон сошел с лица. Бармен замер. В одной руке у него была тряпка, в другой – пустой стакан.

– Мы грабим банк, – сказал человек в дверях, – и неприятности нам не нужны.

С улицы донесся выстрел.

– Кто-то, – продолжил человек в дверях, – подумал, что мы шутим.

– Очевидно, он ошибся, – хмыкнул Барнс.

– Если вы того же мнения, – ответил человек, – можете дернуться и посмотреть, что будет.

Барнс резко развернулся, упал на колени и схватился за револьверы. В тишине оглушительно грохнул выстрел. Пуля вошла в стойку у Барнса над головой.

– Не хулигань, старина, – настоятельно попросил бандит. – Не надо хулиганить. Просто сиди, где сидишь.

Барнс разжал пальцы, и оба револьвера вернулись на место.

– Вот и славно, старина. Вот и славно.

Звуки голоса приглушал синий платок на лице, но слова были те самые. Сколько лет прошло с тех пор, как он слышал эти слова? Пять? Семь? А то и больше.

– Ладно, – сказал Барнс. – Признаю, сглупил.

Он сидел на корточках, положив ладони на пол, и рассматривал человека с платком на лице. Высокий, стройный, шляпа набекрень, из-под шляпы торчат рыжеватые волосы. Рука с пистолетом выставлена вперед, поза напряженная, но голос безмятежный. Человек полностью уверен в себе.

На улице защелкали выстрелы. Потом застучали копыта. Потом стало тихо.

– Спокойствие, – сказал человек в дверях. – Без глупостей. Если кто дернется, нашпигую свинцом.

Вот чудеса, думал Барнс. В двух домах от меня грабят банк, а я расселся на полу. Как зритель на скачках. Или человек, которому снится сон. Видеть видишь, а поделать ничего не можешь.

Кто-то стал выкрикивать приказы. Бахнул револьвер, кашлянула винтовка. По улице прокатился гром копыт.

Человек, стуча каблуками, вышел на крыльцо и свистнул, подзывая коня. Мимо салуна протопали копыта, после чего на улице началась серьезная стрельба.

Вскочив на ноги, Барнс бросился к дверям. Те еще раскачивались на петлях.

Два десятка всадников уносили ноги. Пыль стояла столбом. Кони, пригнувшись, мчались вперед, словно перепуганные кролики. Вдогонку им летел свинцовый град: стреляли из нескольких окон и дверей. Всадники не отстреливались. В этом не было необходимости. Бандиты были уже вне досягаемости.

Барнс услышал, как на крыльцо вышел Карсон.

Стоя бок о бок, оба смотрели, как удаляется облако пыли.

– Внушительная банда, – заметил Барнс. – В таком составе банки не грабят.

– Это они неплохо придумали, – сказал Карсон с некоторым восхищением в голосе. – Захватить город и сделать дело, пока все жители на мушке.

На улице распинался шериф, собирая людей в погоню. Какой-то энтузиаст до сих пор постреливал из окна.

– Похоже, у вашего Игана будет шанс получить лишнюю пару голосов, – буркнул Барнс себе под нос.