Текст книги "Письма и дневники"

Поговорим.

Но я очень разбит и должен воспользоваться свободным днем завтра, чтобы просто лежать целый день. Может быть, во вторник, в среду».

Как бы резки ни были взаимные претензии и разногласия, однако всегда оставалась почва, на которой эти разногласия разрешались. Так, в разгар ожесточенного разбирательства инцидента «Германовой–Гзовской», Немирович-Данченко писал (письмо от 21 ноября 1907 г., Музей МХАТ, КП 20594/11): «В сравнении со всем тем, что составляет истинный Художественный театр, с тем «великим», которое одно имеет право требовать всех Ваших нервов, в сравнении с Вашими репетициями и ролями, – случай, произошедший на Малой сцене, так мелок, так ничтожен, что только Ваша взвинченная подозрительность могла представить его Вашему воображению в таком объеме. При всем желании увидеть в произошедшем инциденте событие большой важности, событие, способное повести к Вашему выходу из директоров, – я этого не могу. Это в моих глазах – только домашний скверный случай, пережаренная котлета за обедом в тот день, когда вечером ждут дорогих или постоянных гостей, домашняя ссора двух детей от разных отцов перед получением большого наследства. А взрослые вдруг придали этой мелкой ссоре такое значение, что готовы отказаться от самого наследства». Тремя днями позже Немирович-Данченко писал после репетиции: «Знаете что, Константин Сергеевич? Я давным-давно не помню, чтобы испытал такую надежду «соглашения» между нами, как сегодня во время беседы о «Росморсхольме». Я думаю сейчас, я охлаждаю себя, что увлекаюсь. Но давно уже надежда эта не блистала так ярко. И почему? Потому что я вдруг увидел, что художественные цели наши вдруг снова сходятся. Я считал уже их на безнадежно далеком расстоянии друг от друга, – тот же графический путь, который я три года назад рисовал Вам, когда почувствовал, что мы пошли по разным дорогам. Мы пошли снизу, и у нас была общая цель. Мы перешли ее и пошли дальше по разным дорогам. И вдруг я сегодня почувствовал, что мечты моих последних лет – почти то же, что новые Ваши мечты. Боюсь ошибиться и потому, повторяю, охлаждаю себя. Но если это так, то вот – самый блестящий проект соглашения. Блестящий, потому что истинный, внутренний, художественный. И перед ним все остальное – легкодостижимые подробности.

Эта надежда блеснула мне сегодня, после двух недель мучительнейшего переживания того письма, которое мерещится мне, моего письма к Вам, где я говорю, что нам пора ликвидировать нашу связь, что мы будем только толкать друг друга» (Музей МХАТ, КП 20594/12).

К сожалению, не сохранилось то письмо, которое Немирович-Данченко получил от Станиславского после другой репетиции «Росмерсхольма» 1 марта 1908 г. и на которое спешил ответить: «Благодарю Вас, дорогой Константин Сергеевич! Когда я уходил из театра, одна нелюбимая Вами актриса, находящаяся, однако, на высоте истинного понимания Ибсена, – сказала мне:

– А вы хотите идти в Малый театр! Да разве вы там не встретите ту же мелочность? Но там вы останетесь один, а здесь – протяните только руку через головы всей толпы пошлости, и вы встретите горячую поддержку в Константине Сергеевиче, как бы к нему ни относились.

Через час дома я получил Ваше письмо.

Да, много надо нам говорить. Мы, наверное, гораздо лучше, чем кажемся друг другу «через головы толпы пошлости».

Ваш В. Немирович-Данченко».

(Музей МХАТ, КП 20594/19).

ЗАСЕДАНИЕ ПАЙЩИКОВ 2 МАРТА [1908 г.]

Заседание пайщиков 1 и 2 марта 1908 г. состоялось после завершения работы специально созданной комиссии, избранной в составе: Н. Г. Александров, Г. С. Бурджалов, В. В. Лужский, И. М. Москвин, Н. А. Румянцев, М. А. Самарова и В. А. Симов; входили в нее также Станиславский, Немирович-Данченко и А. Л. Вишневский. Комиссии было поручено обсудить и разработать вопрос о материальной возможности или невозможности продолжения дела Художественного театра. Однако на первом же заседании комиссии, состоявшемся 15 февраля 1908 г., разговор от вопросов чисто финансовых (рентабельность, повышение цен на билеты и проч.) перешел к более общим. В протоколе эта беседа зафиксирована так:

«Вас. Вас. [Лужский]. Бюджет не самое главное. Все дело во внутреннем разладе театра. Выйдя из директоров и пайщиков театра и присматриваясь со стороны, я видел, как всё постепенно разъезжалось. Не пришло ли просто время расстаться? Не перестали ли уже понимать друг друга? Не лучше ли вовремя остановиться и решить, что дело надо кончать? Ведь хуже, если оно само неудержимо полетит под гору. До сих пор и пайщики и труппа во всем подчинялись дирекции, а будет ли теперь дирекция слушать правду комиссии? Чистое, хорошее дело погибает от разлада и ни от чего другого. Может быть, не стоит и комиссию собирать?

Вл. Ив. [Немирович-Данченко]. Комиссия приглашена не для ликвидации дела, а для того, чтобы обсудить меры, как укрепить его; найти, отчего вся беда; разобраться, устранима ли она, и, если она окажется неустранимой, решить, как устроить, чтобы и неустранимая беда не мешала делу.

К. С. [Станиславский]. Я понимаю Василия Васильевича, который откровенно затронул самое больное место. Но я не вижу разлада. Я повторяю, что люблю Владимира Ивановича и считаю, что разойтись мы не можем ни при каких условиях. Если и были недоразумения, они никак не доказывают разлада. Повторяю: если бы ушел Владимир Иванович, то немедленно ушел бы и я.

М. А. [Самарова]. Выходит, что одной любви мало, – нужно, чтобы доходы были больше расходов.

Ал. Л. [Вишневский]. Я ближе к цифрам, но и я не боюсь их, – выручим. Мы не можем из Владимира Ивановича и Константина Сергеевича делать нехудожников, и никакие постановления комиссии не заставят их отказаться от своих художественных требований. Бюджета бояться не надо, надо только интенсивно и продуктивно работать, надо, чтобы новые постановки были готовы своевременно. Комиссия должна разобраться и устранить внутренние неурядицы, которые этому мешают, – тогда и при большом бюджете будет обеспечено до 100 тысяч дохода.

Вл. Ив. Комиссии будет предложено разобраться, по каким причинам не удается ставить пьесы своевременно.

Г. С. [Бурджалов]. Находит, что и своевременные постановки при неуспехе могут дать дефицит.

К. С. Не согласен, что нельзя сокращать бюджет. Надо только подходить к этому «через художественность». Лишнее в бюджете найдется: например, упрощение помпы постановок желательно и с художественной точки зрения.

Вас. Вас. [Лужский]. Если дело вообще может продолжаться, возможно расширить его, увеличив количество постановок.

Вик. Андр. [Симов], ссылаясь на прошлое время, находит, что уменьшение продуктивности работы зависит от недостатка внутреннего единения. Единение – залог всяких успехов.

К. С. Охлаждение – необходимая эволюция всякого дела. Понятно, что прежде было больше внутреннего единения. Была монархия. Со временем растут отдельные личности, взгляды которых все труднее примирять. Кроме того, и в самом искусстве – период сильного брожения. Труппа отчасти уже пережила его, дальше будет уже легче. Владимир Иванович два года назад говорил, что я его давлю. Надо было временно разойтись по разным путям, чтобы потом заинтересовать друг друга тем новым, что найдено в период отдельной работы. Это не разлад, не разъединение, а художественная свобода.

Вик. Андр. [Симов]. Необходимо все же, идя и по разным дорогам, поддерживать огонь общей связи, иначе период отдельной работы может быть слишком велик и может привести к полному разрыву. Теперь уже наступило время, когда слияние необходимо.

Вл. Ив. Может быть, можно и не придавать такого большого значения нашей с Константином Сергеевичем близости. Будьте мужественны, глядите в само дело, обсуждайте, возможно ли поставить его на такую художественную и экономическую почву, чтобы оно не зависело от нашей дружественности. При таком направлении работы комиссия может сделать очень многое.

Ал. Леон. [Вишневский]. Пушкино так воспитало нас, так связало всех с ними обоими, что разъединение немыслимо. Тогда надо закрыть этот театр и начать новый, с новым составом.

Вл. Ив. За десять лет труппа значительно обновилась, и эта связь ей не так уж необходима. Я еще раз предлагаю вам говорить о деле как о деле.

К. С. Можем ли мы закрыть театр? Нет, это невозможно. Не говоря уже о большом количестве служащих в театре, нельзя забывать его общественное значение. Нельзя лишить москвича Художественного театра. У нас сосредоточено все русское, а, пожалуй, и европейское искусство. Мы можем ругаться, но разойтись мы не имеем нравственного права. Повторяю, в наших руках русское искусство. Я присоединяюсь к Владимиру Ивановичу: нужно, чтобы дело не зависело от нашей совместной жизни и вообще от жизни моей или Владимира Ивановича. Необходимо выработать такие элементы, которые были бы жизнеспособны и помимо нас: меня, например, может заменить Москвин, какой-нибудь администратор заменит Владимира Ивановича. В случае распадения товарищества может собраться ядро труппы и ставить спектакли – будет мало расходов при больших доходах, и таким образом дело будет осуществляться и продолжаться; может составиться вторая труппа, менее сильная, и все же такое дело будет лучше других театров. Наконец, общество не даст умереть такому делу.

Вл. Ив. Общество преспокойно давало умирать хорошим делам («Отечественные записки» и др.). Можно просто не найти денег для дела. Наконец, может выдаться такой год, который все зарежет. Общество будет много говорить, но никто не ударит пальцем о палец, чтобы спасти дело. Но я снова возвращаю ваше внимание к вопросу: находите ли вы нужным эмансипировать дело от наших отношений?

Георг. Серг. [Бурджалов]. Последние годы театр существует и при разъединении, но как? Это самое важное. Наш театр существует не разумом, а чувством.

К. С. В случае какого-либо разногласия между мною и Владимиром Ивановичем, комитет должен вмешиваться, просить нас объясниться и т. д.

Вл. Ив. Думаю, что комитет бессилен свести нас, если мы сами не сойдемся. Любовь комиссия предписать не может, а театр все же должен существовать.

Ник. Андр. [Симов]. Эмансипация этому делу не поможет, тогда будет другое дело.

Вл. Ив. Что же важнее? Уладить вопрос наших отношений или эмансипировать дело от них?

Г. С. [Бурджалов] спрашивает, почему же не призвали пайщиков раньше.

Вл. Ив. Пока я чувствовал, что я вас не разорю, я не призывал, – теперь я боюсь.

Ив. Mux. [Москвин]. До сих пор мы были бессильны что-либо изменить, нас не послушались бы. Теперь же дирекцию нужно подчинить верховной власти – Комитету.

Вас. Вас. [Лужский] находит, что конституция может спасти дело только в том случае, если и Владимир Иванович и Константин Сергеевич – оба – верят в дело. Кроме того, физиономия театра изменилась до неузнаваемости, – театр стал каким-то проходным двором, появились шептуны, ловящие рыбу в мутной воде, и к ним любят прислушиваться.

К. С. И вы свое шепчите.

Г. С. [Бурджалов], Не перешепчешь, Константин Сергеевич!

Вл. Ив. предлагает начать ab ovo[22]22
  С самого начала (буквально: «с яйца») (лат.).


[Закрыть]: ясна ли цель театра? Каким он должен быть? Говорим ли мы об одном и том же? По мнению Константина Сергеевича, театр должен расширяться, раздваиваться, размножаться, а по-моему, надо сосредоточить у нас самые живые таланты; постановки же и все остальное – уменьшить до минимума.

К. С. находит, что и он стремится к той же цели – к упрощению и возможности не заниматься помпезностью. К талантам он также пристрастен. Только театр должен вмещать различные течения и направления.

Ал. Леон. [Вишневский] пророчит театру смерть от безрепертуарья […]

Вл. Ив. семь лет назад боялся смерти театра от «чахотки репертуара», но театр не умер… Дело не в том, какие пьесы ставить, – они есть, – а в том, как их ставить. Мы привлекаем и держим публику соединением прекрасного репертуара с прекрасной формой» (Музей МХАТ, ВЖ, № 7, л. 5–16).

На заседании пайщиков 1 марта Станиславский оговорил условия своей дальнейшей работы следующим образом:

«1. Иметь одну пьесу в сезон для «исканий»; выбор пьесы предоставляется вполне К. С., причем право veto сохраняется за Вл. Ив.

2. Обязательно ставить не более двух пьес в сезон – с активным участием. Это, конечно, не касается обращения к К. С. за советами и по другим постановкам».

²⁹⁸ Станиславский перечисляет спектакли, поставленные в предыдущем и текущем сезонах Вл. И. Немировичем-Данченко и В. В. Лужским.

[ПИСЬМО М. МЕТЕРЛИНКУ]

Метерлинк Морис (1862–1949) – бельгийский поэт и драматург. Его пьесы высоко ценил Чехов, советовал их ставить. МХТ осуществил постановку одноактных пьес «Слепые», «Там внутри», «Непрошенная» в сезоне 1904/05 г.; в Студии на Поварской был подготовлен спектакль «Смерть Тентажиля».

Метерлинк предоставил Художественному театру право первой постановки «Синей птицы» и держал рукопись неопубликованной до предстоящей в Москве премьеры, которая, однако, сильно задержалась. Перед началом сезона 1907/08 г. Станиславскому уже пришлось объяснять автору причины задержки. (См. его письмо Метерлинку. – Собр. соч., т. 7, с. 373–374.) Публикуемый черновик письма относится, по-видимому, к концу марта 1908 г.

²⁹⁹ Биншток Владимир Львович (1868–1933) – литературный деятель; вместе с З. А. Венгеровой перевел для МХТ «Синюю птицу». Связь театра с Метерлинком поддерживалась главным образом через него.

³⁰⁰ Шестая картина спектакля МХТ, она же «Царство будущего».

В другом черновике письма (л. 52) Станиславский говорит о неудаче «Лазоревого царства» более подробно: «Эта картина повергла нас в полное отчаяние. Она не удалась совсем. Статистки, изображающие детей, – это ужасно. Это грубо, это пошло. После такой неудачи, доказывающей нам ошибку всех наших замыслов для этой картины, мы поняли, что надо в этой картине менять все, с самого начала. Мы поняли, что нельзя успеть выполнить эту работу к сроку так, как мы должны ее сделать».

³⁰¹ На экстренном заседании правления Художественного театра 18 марта 1908 г. Станиславский настоял на перенесении сроков выпуска «Синей птицы». «Что лучше? Вернуть ли деньги, принесенные за настоящую гравюру, или дать лубок? После вчерашней репетиции мне показалось, что пьеса больше детской сказки… Закончить пьесу можно, но это будет плохой спектакль, уничтожающий нашу европейскую славу». (Виноградская И. Н. Летопись, т. 2, с. 114.)

³⁰² Премьера, как и обещает в письме Станиславский, состоялась в открытие сезона 1908/09 г., 30 сентября.

ПИСЬМО ГОРДОНУ КРЭГУ

Крэг Генри Эдвард Гордон (1872–1966) – английский режиссер, художник и теоретик театра. Поставил оперу «Дидона и Эней» Перселла, «Северные богатыри» Ибсена, «Много шума из ничего» Шекспира в Англии, «Спасенную Венецию» Отвея в Берлине (1903), «Росмерсхольм» Ибсена с Дузе во Флоренции (1906). В 1908 г. Айседора Дункан писала Крэгу о Художественном театре и о «великом искусстве» Станиславского, выражая надежду на сближение обоих режиссеров в общей работе. В апреле этого же года Крэг известил Станиславского о своей готовности ставить в МХТ (архив К. С., № 2110); в письме от 19 апреля он уточнил, что хотел бы ставить «Гамлета».

В Москву для переговоров Крэг приехал в октябре, смотрел Станиславского в роли доктора Штокмана и в роли Астрова.

Первоначально Станиславский на заседании правления МХТ вносил предложение поручить гостю постановку пьесы Г. Гофмансталя «Эдип и сфинкс» и декорации пьесы Ибсена «Кесарь и Галилеянин»; в дальнейшем было решено привлечь Крэга к работе над «Гамлетом» (премьера – 23 декабря 1911 г.). См. историю этого сотрудничества в кн.: Чушкин Н. Н. Гамлет – Качалов. Из сценической истории «Гамлета» Шекспира. М.: Искусство, 1966.

В записной книжке № 773 имеются выписки, сделанные Станиславским (или кем-то для Станиславского) из книги «Театральное искусство» с предисловием Эдварда Гордона Крэга, изданной в Эдинбурге – Лондоне в 1905 г.

³⁰³ Станиславский с 10 апреля 1908 г. выехал с театром в Петербург на весенние гастроли, которые продолжались до 13 мая.

³⁰⁴ Труд переводчика принял на себя один из режиссеров спектакля «Гамлет» Л. А. Сулержицкий.

РЕЧЬ ПРИ ОТКРЫТИИ ПАМЯТНИКА А. П. ЧЕХОВУ 12/25 ИЮЛЯ [1]908. БАДЕНВЕЙЛЕР.

Станиславский, проводивший свой летний отпуск 1908 г. за границей, вместе с О. Л. Книппер-Чеховой 11 июля выехал из Гомбурга в Баденвейлер для участия в торжестве открытия памятника Чехову. Он должен был выступить от имени Художественного театра.

Публикуемый текст его речи написан на двух листах, вклеенных в конторскую книгу, где помещены материалы, относящиеся к лету 1908 г. В тексте сделаны подчеркивания, по-видимому, для того, чтобы наметить партитуру устного звучания речи.

В другой записной книжке имеется подготовительный черновой карандашный набросок.

Окончательный текст речи с небольшими добавлениями и правкой был включен в рукопись «Открытие памятника А. П. Чехову в Баденвейлере», предназначавшуюся для печати, но опубликованную лишь в 1958 г. в пятом томе собрания сочинений Станиславского.

³⁰⁵ Измененная цитата из «Трех сестер»; адресованные Вершинину слова Ольги в 4-м акте: «Все делается не по-нашему».

[«МХТ ВОЗНИК НЕ ДЛЯ ТОГО…»]

Запись связана с предстоявшим празднованием десятилетия Художественного театра.

[ИЗ ПОДГОТОВИТЕЛЬНЫХ МАТЕРИАЛОВ К ОТЧЕТУ О ДЕСЯТИЛЕТНЕЙ ХУДОЖЕСТВЕННОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ МОСКОВСКОГО ХУДОЖЕСТВЕННОГО ТЕАТРА]

³⁰⁶ «Лакомый кусочек» – комедия-шутка в 3-х действиях В. Александрова (В. А. Крылова), сюжет заимствован из французской комедии П. Моро. Впервые поставленная в 1878 г., пьеса не имела успеха и не была повторена. «Шалость» – комедия с подзаголовком «Из альбома путешественника по Италии» – принадлежит тому же автору; в Малом театре шла в 1880 г., потом была возобновлена и прошла два раза. Таким образом, Станиславский допускает некоторое преувеличение, говоря об огромном успехе этих комедий; допускает он также некоторое временное смешение: «Чайка» не только эстетически, но и хронологически принадлежит другой эпохе.

³⁰⁷ Против трактуемого романтически репертуара Шиллера и Гюго, занимавшего все большее место в Малом театре, в свое время выступал А. Н. Островский; резкие выпады против «испанских воротников», против Лопе де Веги, пьесы которого он был готов приравнять к мелодрамам Шпажинского, мы находим в письмах Немировича-Данченко в конце восьмидесятых годов. Отдавая в позднейшие годы должное «энтузиазму благородной мысли», высоким освободительным идеям и «увлекательной убежденности», которыми бывали проникнуты романтические роли Ермоловой, Ленского, Южина, основатели МХТ полагали, однако, что их спектакли более противостояли жизни, чем выражали ее.

³⁰⁸ Теллер Леопольд – один из ведущих актеров труппы мейнингенского герцога Георга. Исполнял роль Кассия в «Юлии Цезаре», шута и Мальволио в «Двенадцатой ночи», принца Арагонского в «Венецианском купце», Геслера в «Вильгельме Телле», Шрусбери в «Марии Стюарт», Франца в «Разбойниках» и др.

ДОКЛАД Вл. И. НЕМИРОВИЧУ-ДАНЧЕНКО

Текст имеет связь с вопросами, обсуждавшимися комиссией, избранной пайщиками в начале 1908 г.

Доклад Станиславского не доведен до конца; разделы об этике, администрации и школе, о которых упомянуто в конце первой части, не были написаны.

Судя по всему, доклад не был передан Вл. И. Немировичу-Данченко и остался в архиве Станиславского.

³⁰⁹ Промышленное и торговое «Товарищество «Владимир Алексеев».

³¹⁰ После второго сезона (1889/90) ввиду большого дефицита был поднят вопрос о прекращении или сокращении деятельности Общества искусства и литературы, которое было вынуждено переехать в небольшое помещение без зрительного зала; его прежнее здание занял Русский охотничий клуб. Правление Охотничьего клуба предложило Обществу играть свои спектакли еженедельно для членов клуба.

³¹¹ Елизавета Федоровна (1864–1918) – жена московского генерал-губернатора, вел. кн. Сергея Александровича. Была покровительницей Московского Филармонического общества, меценаткой и благотворительницей.

³¹² Щукин Яков Васильевич (ок. 1856–1926) – театральный предприниматель: у него было снято помещение театра «Эрмитаж» в Каретном ряду, где начал свою деятельность МХТ.

³¹³ Первые гастроли МХТ состоялись весною 1901 г. (с 19 февраля по 23 марта в помещении Панаевского театра). «Успех неожиданно большой», – телеграфировал Станиславский. «Мы испили там полную чашу радостей торжества», – писал о пребывании в Петербурге Немирович-Данченко (Избранные письма, т. 1, с. 294).

³¹⁴ Вступив в 1900 г. в Художественный театр, В. И. Качалов завоевал, по словам Станиславского, «огромный успех и положение корифея». К нему вскоре отошли роли трагического репертуара, от которых Станиславский отказался по совету Немировича-Данченко. Смиряя личные актерские желания для пользы театра как целого, Станиславский писал, как это нелегко было для него. «…Чего мне стоило уступить первенство актера – Качалову и другим. Я это сделал для дела… и с этих пор у меня нет личных самолюбий. Зато я стал строже и ревнивее к самому делу, от которого требую еще большего за все то, что я сломил в себе».

³¹⁵ Станиславский имеет в виду смерть Чехова в 1904-м и самоубийство С. Т. Морозова в 1905 г.. Участие Морозова в деле Художественного театра было гарантией его материального покоя.

³¹⁶ Станиславский вспоминает заграничную поездку 1906 г., когда из тяжелого финансового затруднения театр вывела денежная помощь, предложенная двумя молодыми почитателями его искусства. Владелец крупного состояния Николай Лазаревич Тарасов и Никита Федорович Балиев стали не только вкладчиками МХТ (т. е. лицами, предоставившими свой капитал театру, отказавшись от доли в доходах, какую получали пайщики), но и участниками его творческой жизни; Балиев с 1906 по 1911 год был актером МХТ; вместе с Тарасовым стал организатором «капустников» и возникшего на их основе артистического клуба (позднее – театра) «Летучая мышь».

³¹⁷ В сезоне 1906/07 г. были поставлены «Горе от ума», «Бранд», «Драма жизни» Гамсуна и «Стены» Найденова.

³¹⁸ Имеется в виду Театр-студия на Поварской. Мысль о творческом выигрыше, который в конце концов дал Художественному театру этот «неопубликованный» эксперимент, Станиславский развил в окончательном тексте доклада о десятилетнем пути МХТ.

³¹⁹ Далее в рукописи идет текст, зачеркнутый Станиславским. «Меня интересует моя роль в этих завоеваниях.

1. Первое завоевание – это репертуар и привлечение авторов. Интеллигентность и литературность интерпретации. К этой победе я не причастен.

2. Второе завоевание – художественные новшества. Во внешней стороне этих открытий мне удалось кое-что сделать.

Во внутренней стороне, наиболее ценной, я до прошлого года не только сделал мало, но, быть может, даже долгое время тормозил ее развитие, не в меру увлекаясь линией, красками и бытом.

С прошлого года я несколько изменил направление. О результатах такой перемены судить преждевременно.

3. Энергия, настойчивость, трудоспособность в художественной работе и чистое отношение к делу – это мои плюсы.

4. Профессиональный опыт – это тоже мои плюс в художественной части».

³²⁰ В сезоне 1907/08 г. МХТ рассматривал и отклонил новую пьесу Г. Гауптмана «Бегство Габриэля Шиллинга»; в 1908-м летом отказались от его пьесы «Заложница Карла Великого» (в переводе А. Федорова).

³²¹ Станиславский имеет в виду, что с сезона 1906/07 г. он и Немирович-Данченко начали ставить спектакли порознь; помощниками Станиславского стали Л. Л. Сулержицкий и И. М. Москвин, а помощником Немировича-Данченко – В. В. Лужский.

³²² Помещение при школе МХТ, которое было снято в 1908 г.

³²³ Против этой фразы Станиславский ставит в рукописи вопросительный знак.

³²⁴ Имеется в виду запрещение мистерии Байрона «Каин», над которою Станиславский успел основательно потрудиться.

³²⁵ В режиссерской библиотеке Станиславского сохранились разрозненные материалы, в свое время подготовленные работниками театра, которые были привлечены к сбору исторических сведений, бытовых данных, зарисовок, связанных с эпохою Юлия Цезаря, и т. п. Здесь же – альбомы фотографий, музейных экспонатов, по которым художник может составить себе представление о костюмах, обстановке, вооружении, прическах древних римлян и проч.

³²⁶ Станиславский имеет в виду списки бутафории и реквизита, а также чертежи расположения на сцене предметов декорационного оформления. О сохранности этих списков Станиславский тревожился так же, как и о сохранности собственных режиссерских экземпляров.

³²⁷ В той же записной книжке на л. 85 есть запись, озаглавленная «Архив, музей, библиотека». «После каждой пьесы озаботиться принять:

1. Макеты декораций (архив макетов).

2. Материал, книги, рисунки, записи по постановке (библиотека).

3. Режиссерская книга постановки (библиотека режиссерская).

4. Фотографии постановки в двух экземплярах (архив театра и мой).

5. Рецензии о пьесе (книга рецензий).

6. Афиши и программы за год.

7. Протоколы за год.

8. Планы и чертежи сцены всех актов в двух экземплярах (один – в архив, другой – на сцене).

9. Монтировки и рисунки костюмов».

³²⁸ Постановка «Месяца в деревне» Тургенева входила в репертуарные планы Художественного театра с первых сезонов. Тогда же была про запас куплена мебель; «во второй раз» к пьесе Тургенева должны были приступить как раз тогда, когда Станиславский делал публикуемые записи. Премьера «Месяца в деревне» – 9 декабря 1909 г.

³²⁹ Речь идет о тех картинах ставившегося в МХТ «Бориса Годунова» Пушкина, действие которых происходит в Польше.

³³⁰ «Ревизор» пошел в МХТ в юбилейном сезоне; премьера – 18 декабря 1908 г.

КАК ГОТОВИТЬСЯ К СПЕКТАКЛЮ

³³¹ Станиславский ссылается на «Предуведомление для тех, которые пожелали бы сыграть как следует «Ревизора».

³³² В той же записной книжке, откуда взят публикуемый фрагмент, имеется другой вариант его. Там мысль уточнена следующим образом: «Этот душевный аккорд образа наиболее близок и родственен артисту, наиболее сближает его с образом. Как при первоначальном творчестве, так и при повторении его этот привычный душевный аккорд служит тем ключом, которым точно снова отпираешь душу роли и проникаешь в нее».

³³³ По всей вероятности, тут записаны наблюдения Станиславского над самим собой как исполнителем роли доктора Штокмана.

³³⁴ Кузнецов Степан Леонидович (1879–1932) – актер. В МХТ работал с 1908 по 1910 год. С 20 ноября 1908 г. репетировал роль Хлестакова, которую одновременно готовил А. Ф. Горев; Горев играл премьеру «Ревизора» и первые 27 представлений; Кузнецов вступил в спектакль с 22 февраля 1909 г.

Репетиция на большой сцене, ход которой осмысливает в своей записи Станиславский, происходила, судя по протоколам, 15 февраля 1909 г. («Первая репетиция для г. Кузнецова на большой сцене в декорациях и костюме. Проходили II и IV акты с начала и до конца. Репетиция интимная».) Ей предшествовали интимные занятия («упражнения») Станиславского с Кузнецовым. (См. протоколы репетиций с 21 по 26 января 1909 г.)

ДИКЦИЯ, ДЕКЛАМАЦИЯ

³³⁵ Станиславский записывает монолог Пети Трофимова по памяти. У Чехова: «Смрад, сырость, нравственная нечистота…»

³³⁶ Коренева Лидия Михайловна (1885–1982) – актриса. Поступила в школу МХТ в 1904 г.; в труппе театра была до 1958 г. В «Ревизоре» играла Марью Антоновну.

Станиславский считал ее, как и Барановскую и Коонен, одной из своих ближайших учениц, а – значит – она была предметом его постоянного критического наблюдения.

СОВЕРШЕННОЛЕТИЕ ЛЕОНИДОВА И ЮНОСТЬ БАРАНОВСКОЙ

До начала сезона 1908/09 г. – юбилейного, итогового – Станиславский вел усиленные занятия по «Синей птице», которая должна была пойти в открытие сезона, а также репетировал старые спектакли («Вишневый сад», например).

19 сентября 1908 г. Станиславский делал замечания всем участникам «Синей птицы». По-видимому, он вел разговор весьма расширительно и давал общую оценку творческого состояния артистов.

Вера Всеволодовна Барановская была с 1903 г. воспитанницей школы (в труппе – до 1915 г.). Станиславский много работал с нею, в частности, занимался с нею ролью Анны Map из «Одиноких» (хотя пьеса уже не входила в репертуар), готовил «Аглавену и Селизетту» Метерлинка. В «Синей птице» Барановская играла Душу Света; тогда же Станиславский работал с нею над Ириной (ввод в «Трех сестрах», сезон 1908/09 г.).

В его записных книжках Барановская фигурирует и раньше и позже как объект его педагогических наблюдений.

Л. М. Леонидов в «Синей птице» был занят в одной картине – играл роль Дуба.

До этого с ними двумя Станиславский много работал, ставя «Жизнь человека» (Леонидов – Человек, Барановская – жена Человека).

[«КАК ВОССТАНАВЛИВАТЬ УТЕРЯННЫЙ БЫТ И ОБЫЧАИ…»]

³³⁷ Боборыкин Петр Дмитриевич (1836–1921), писатель и театральный деятель, по своему возрасту и воспитанию мог помнить светские манеры сороковых годов.

ХУДОЖНИКИ

Записи о художниках в известной степени близки мыслям, которые развивал перед Станиславским Гордон Крэг. Недаром, как написано в «Моей жизни в искусстве», при первом же разговоре обоим показалось, что они продолжают беседу давнюю. Крэг говорил тогда «о той несомненной истине, что нельзя выпуклое тело актера ставить рядом с писаным плоским холстом, что на сцене требуется скульптура, архитектура и предметы о трех измерениях. Лишь вдали, в просветах архитектуры, он допускал крашеный холст, изображавший пейзаж… Он, как и я, стал ненавидеть театральную декорацию. Нужен был просто фон для актера, из которого, однако, можно было бы извлекать бесконечное количество настроений, с помощью сочетаний линий, световых пятен и проч.»

³³⁸ Сближение Станиславского с В. Б. Егоровым, происшедшее в пору Студии на Поварской, имело еще и ту причину, что Егоров был не профессионалом – театральным художником, а учеником архитектора Ф. О. Шехтеля, занимался прикладными искусствами. В Студии на Поварской он принимал участие в переоборудовании здания, в меблировке его и проч. После сотрудничества со Станиславским над «Драмой жизни» (совместно с Н. П. Ульяновым), «Жизнью человека» и «Синей птицей», контакт между ними разладился. Трения возникли еще в работе над Метерлинком: при просмотре картины «Лес», не удавшейся театру, – «маленький скандал. Егоров зазнался и уехал с репетиции демонстративно» (Собр. соч., т. 7, с. 410).

Последнюю свою работу в Художественном театре В. Е. Егоров сделал с Немировичем-Данченко – «Miserere», после чего начал свой путь художника кино.

³³⁹ Это высказывание проливает свет на характер пристрастий Станиславского при выборе художников, поясняет его склонность к мастерам круга «Мира искусства», для которых исходной почти всегда была линия, графическое начало. Он с настороженностью относился к художникам, в своих театральных работах исходившим прежде всего из цвета (неприятие Н. С. Гончаровой и П. В. Кузнецова, неудачи попыток сближения с А. В. Лентуловым, краткость увлечения М. С. Сарьяном).