Текст книги "Общение – компетентность – тренинг: избранные труды"

Если посмотреть на ситуацию с точки зрения конкретного участника тренинга, некоторого конкретного «Я», пришедшего в группу для повышения своей компетентности в послегрупповом общении, то нетрудно заметить значительную асимметрию в позициях «Я» и «другой» и связанных с ними диагностических эффектах. Действительно, «Я» остается одним и тем же и в группе тренинга, и за ее пределами, и поэтому, например, результаты выполненной в группе самодиагностики «Я» в виде тех или иных новых конкретных сведений о себе после их инкорпорирования в «Я-концепцию» могут быть использованы во внегрупповом общении в их непосредственной форме. Напротив, понятие «другой» – это не константа, а переменная: в группе оно подразумевает одних людей, после группы или вне ее относится, как правило, к совершенно иным людям или вообще постоянно наполняется новым содержанием по мере смены партнеров нашего «Я» в общении. Поэтому постоянно выполняемая по ходу тренинга диагностика партнеров по группе не может быть использована в послегрупповом общении таким же способом, как и полученные в тренинге конкретные диагностические данные о себе. Соответственно и само понятие эффектов тренинга, касающихся диагностики другого, приобретает иной смысл, существо которого заключается в том, что в отношении диагностики другого тренинг дает нашему «Я» не готовый диагностический результат, а некоторые вспомогательные средства и предпосылки, облегчающие решение диагностической задачи в случае общения с каждым новым конкретным «другим». Эти вспомогательные средства и предпосылки можно разбить на три основные группы:

а) накопление новых данных о конкретных людях;

б) проверка и коррекция «имплицитной теории личности»;

в) общие знания, установки, умения, аналогичные изложенным ранее при анализе эффектов самодиагностики.

Рассмотрим выделенные позиции по порядку.

Основной составляющей механизма перцептивно ориентированного тренинга является межличностная обратная связь, формулируемая на языке описания внутренних состояний его участников. Благодаря тому, что методика тренинга нацелена на создание условий, благоприятных для самораскрытия членов группы, тренинг представляет во многом уникальную возможность в короткий срок познакомиться с внутренним миром партнеров и таким образом обогатить запас конкретных данных о людях. В самоотчетах постоянно отмечается указанная особенность тренинга.

Например, Ю., 40 лет, преподаватель, отмечает: «Что меня поразило, так это возможность очень быстро узнать других проявлением симпатий и антипатий в такой степени, которая, казалось бы, требует очень длительного знакомства».

С., 19 лет, студент. Для меня эта группа оказалась важной в первую очередь общением с людьми, обладающими умом, чувствами, более тонкими и гибкими, чем у меня. И я увидел настоящий живой мир людей, который оказался гораздо шире, сложнее, полноценнее моего прежнего.

Пополняемый в процессе тренинга запас конкретных сведений о людях играет роль предпосылки, облегчающей диагностику партнеров в последующем общении в том смысле, что формирование представления о новом человеке существенно опирается на прошлый опыт в виде знания конкретных моделей. Любопытно, что этот механизм диагностики другого посредством использования ранее накопленных конкретных сведений о людях фиксируется и участниками тренинга в их самоотчетах, хотя для самого тренинга, вообще говоря, он не является специфичным (в условиях тренинга этот механизм активнее работает на первоначальной стадии, когда нормы общения в группе еще не освоены, климат доверия не сложился, специфические для тренинга возможности восприятия партнера поэтому ограничены, а участники тренинга к тому же слишком концентрированы на себе). Вот иллюстрация затронутой темы, взятая из самоотчета.

А., 23 года, аспирант. Трудно было понять партнера, прочувствовать его, если он не был чем-то похож на кого-либо из прежних знакомых. Чувство симпатии зачастую было следствием узнавания в партнере уже знакомого ранее человека. Если подходящего типа, образца, аналога не находилось, партнер часто становился безразличным фоном. Если же образец имелся, то образ партнера в основном конструировался – качества «знакомого на стороне» переносились и приписывались партнеру. Понимать же партнера непосредственно, «снизу» – через обобщение его ситуативных слов и действий – мешала (особенно вначале) неспособность слышать и видеть другого, возникающая из-за слишком навязчивого прислушивания к себе и о себе.

Особо следует отметить, что одним из видов конкретного знания о людях, почерпнутого в ходе тренинга и используемого в последующем для диагностики другого, является полученное участниками знание о самих себе. Познание другого через себя, по аналогии с собой – традиционно известная линия психологического анализа, существенно дополняющая обсуждавшуюся выше позицию познания себя через другого. Таким образом, подробно рассмотренная выше диагностика самого себя, совершаемая в рамках тренинга в виде получения каждым участ-ником новых конкретных знаний о себе, опосредованно оказывается составной частью диагностики другого.

Запас конкретных знаний о других людях – это одна из форм использования прошлого опыта. Другой формой является подход к новому человеку с позиций сложившихся ранее общих представлений о другом, с позиций некоей концепции обобщенного другого. Это уже не набор эмпирического материала, а некоторая его переработанная форма, которая всегда так или иначе используется в познании нового конкретного другого, но, как правило, отчетливо не формулируется, иногда вообще не осознается и поэтому обычно фигурирует в литературе под названием имплицитной теории личности.

Основная роль тренинга в данном случае заключается в том, что он дает участникам своеобразную возможность проверить адекватность существующих у них «имплицитных теорий личности». Результаты этой проверки могут быть различными. Иногда они сводятся к подтверждению концепции обобщенного другого, которой придерживается участник тренинга.

Я была уверена, – пишет, например, Б., 35 лет, преподаватель, – что люди по сути своей добрые, интересные, с богатой душой, сильные. Я счастлива, что в группе не разуверилась в этом.

Иногда, напротив, у участника тренинга может создаться впечатление полной неадекватности сложившихся у него ранее обобщенных представлений о другом. Вот пример подобной ситуации.

С., 22 года, студент. В результате всех высказываний в группе получилось, что я людей не понимаю… Здесь я просто понял, что для моих схем, которые я накладываю на людей, сами люди фактически не нужны, они мне просто мешают в построении моих схем, и поэтому быть одному мне гораздо удобнее для этих разработок. Задело то, что даже на ту ситуацию, когда мне показали, что мои схемы не работают, я пытался «наклеить» какую-то схему. Больше всего меня беспокоит не то, что схемы не работают, а то, что я даже на то, что они не работают, нахожу оправдание для себя. Конечно, колоссальное желание от этого избавиться, но каким образом это будет происходить, очень трудно сказать. Пока способ решения выглядит странно. Он заключается в том, что я должен отказаться от всего, что у меня наработано, то есть все свои схемы выбросить и руководствоваться другим. А каким образом это сделать, я себе не представляю.

Однако чаще всего исход проверки «имплицитной теории личности» сводится к коррекции тех или иных отдельных ее составляющих. Разумеется, эти составляющие различны у разных участников, но есть некоторые повторяющиеся сюжеты. Например, в самоотчете часто представлены мысли о сложности и неожиданности окружающих людей, о том, что они добрее и лучше, чем могло казаться, что мужчины и женщины, скорее, сходны по своему психологическому облику, нежели различны, и др. Вот характерные в этом отношении выдержки.

С., 22 года, студент. Оказывается, человек – всегда неожиданность. Стремление упростить другого человека облегчает жизнь, но и упрощает мир – не только внешний, но и внутренний. До сих пор я, честно говоря, не думал, что другие люди сложнее меня.

И., 30 лет, инженер. Еще раз убедился, как же сложны люди вокруг меня. Знал это, конечно, и раньше. Но здесь приобрел какое-то особое знание.

А., 23 года, студентка. В нашей группе я поняла, насколько предвзято мое мнение о других, насколько оно зависит от прошлого опыта в целом. Я так и не научилась видеть других «здесь и теперь», но сейчас знаю, что это «здесь и теперь» не имеет почти ничего общего с былым моим глобальным отношением к людям, которое было, к сожалению, не самое радужное. В моих оценках миллион ошибок. Если вы помните, я скорее была склонна преувеличивать в людях их дурные стороны и особенно их недоброжелательное отношение друг к другу (наверное, потому что сама недоброжелательна вследствие больного самолюбия).

И., 45 лет, инженер. Я от всех получила что-то хорошее. Раньше я, в сущности, не имела близких контактов и видела у всех в основном недостатки, о которых никогда не говорила прямо. Теперь же я прямо высказалась и прямо получила ответ. Начала находить у каждого человека хорошие качества. Я вижу, что ко мне отношение меняется, и люди для меня стали ближе, лучше. Я всех полюбила под конец. Я сделала вывод, что в каждом человеке надо видеть хорошее. Надо мягче относиться к людям и видеть в первую очередь хорошее.

О., 21 год, студентка. Группа ликвидировала ту пропасть, которая, как мне казалось, разделяет мужчин и женщин. Я думала, что между ними «брода нет», а получилось совсем не так: и те и другие объединяются более общим понятием «человек», и проблемы у нас не столько «мужские» и «женские», сколько человеческие, по крайней мере в той части, которая касается своего «Я».

Т., 35 лет, инженер. В результате занятий у меня появился новый взгляд на мужчин. В последние годы я их, признаться, воспринимала как «самцов», а не как людей с мыслями, чувствами, переживаниями. В процессе наших откровенных бесед мое мнение изменилось. Возможно, в группе собрались такие положительные мужчины. Но я увидела и почувствовала, что им так же, как и нам, женщинам, свойственны и стеснение, и скованность, робость, переживания, неуверенность в себе, страдания. И вообще я убедилась, что каждый человек интересен.

В заключение коснемся той группы эффектов, которая рассматривалась ранее в качестве общих знаний, установок и умений, способствующих процессу самодиагностики. Нетрудно заметить, что эти эффекты имеют к диагностике другого столь же непосредственное отношение и что проявляют они себя в той же роли условий, предпосылок, способствующих процессу диагностики. Последнее естественно, поскольку и в рамках самодиагностики большая часть этих эффектов была связана как раз с обращенностью к другим. И в частности, все, что в свое время было сказано о возникающей у участников тренинга готовности к сомнению в своей правоте, к проявлению большего внимания и терпимости к проблемам партнера, о способности встать на его точку зрения, о большей легкости вступления в контакт, об умении слушать, наблюдать и т. п. – все это можно практически дословно повторить и сейчас в качестве предпосылок, облегчающих диагностику другого.

Рассмотренные диагностические эффекты не исчерпывают совокупности характерных результатов перцептивно ориентированного тренинга. Как показывает практика и как обнаруживают, в частности, самоотчеты, наряду с диагностическими эффектами всегда в той или иной степени представлена группа эффектов иного рода, которые мы называем сопутствующими. К их числу принадлежат:

а) развитие установки на социально-психологическую активность и связанных с ней характеристик;

б) осознание общения как самостоятельной ценности;

в) развитие гуманистической установки на партнера по общению;

г) эффекты психотерапевтического типа.

Термин «сопутствующие» в данном случае не означает меньшей выраженности или меньшей значимости перечисленных эффектов по сравнению с диагностическими. Сопутствующие эффекты просто не реализуют собой непосредственные задачи рассматриваемого вида тренинга, но они достаточно явно представлены и весьма значимы как сами по себе, так и в качестве существенных предпосылок и условий возникновения эффектов диагностической группы[34]34
  Последний момент будет затронут в заключительной главе работы, посвященной анализу механизмов возникновения диагностических эффектов перцептивно ориентированного тренинга.


[Закрыть].

Развитие установки на социально-психологическую активность и связанных с ней характеристик

Ряд регулярно встречающихся в самоотчетах сюжетов естественно интерпретировать как констатации различных граней развивающейся у участников тренинга установки на активность в отношении к проблемам общения и жизненным ситуациям в целом.

Иногда мысль об активной позиции, связываемая так или иначе с прошедшим тренингом, формулируется участниками в достаточно общей форме, как это имеет место, например, в следующей выдержке из самоотчета.

Занятия в группе тренинга, – пишет Т., 35 лет, инженер, – подталкивали не к пассивному ожиданию чего-либо, а к активному действию. И я поняла действительную ценность этого стимула. Мне кажется, я стала немного лучше подготовлена к встрече с новыми жизненными ситуациями.

Значительно чаще, однако, выражения роста активной социально-психологической позиции присутствуют в виде фиксирования тех или иных ее конкретных проявлений и аспектов. По-видимому, наиболее характерны в этом плане констатации растущей готовности к самопомощи – готовности участников тренинга самостоятельно решать свои собственные проблемы.

Группа общения, – пишет, например, М., 19 лет, учащаяся техникума, – повлияла на меня таким образом, что я теперь чувствую в себе внутренние резервы, чтобы справиться самой со своими проблемами.

Е., 34 года, преподаватель. Временами у меня появлялась (да и появляется) тенденция жалеть себя, считать, что у меня все не так, чувствовать себя скоплением вселенских несчастий. Так вот группа мне показала, что проблемы есть у всех (на уровне понимания я это, естественно, и так знала, а здесь прочувствовала с другими и пережила) и они, может быть, еще более острые и субъективно сложные, чем мои. Мои проблемы, в общем, мне по плечу. Я чувствую, что смогу найти выходы и решения.

Другая характерная тема самоотчетов – готовность к активной помощи другому человеку.

Группа тренинга, – пишет например, Т., 26 лет, следователь, – научила, что, даже если не видишь пути, как можно помочь человеку сиюминутно, нужно не отходить в сторону и сочувственно смотреть, а пробовать помочь. Даже большое желание, которое не попытались реализовать, не даст и макового зернышка добра, а реальная попытка может принести удачу.

Значительная часть самоотчетов фиксирует те или иные сопутствующие социально-психологической активности характеристики, тесно с ней связанные и в известном смысле играющие роль ее индикаторов. К их числу относятся констатации растущей уверенности в себе, самостоятельности и независимости, раскрепощенности, спонтанности и т. п.

Утверждения о росте уверенности в себе как результате тренинга очень часто представлены в отчетах. При этом подразумевается именно уверенность в своих силах, в своей способности действовать и решать проблемы.

Сразу же после окончания тренинга, – пишет О., 22 года, аспирантка, – был заметен прилив уверенности в собственных силах, некоторое повышение самооценки, более уверенное общение. И это были не только субъективные ощущения; несколько моих знакомых говорили о проявившихся у меня изменениях в стиле общения и поведении именно после участия в группе. Нельзя сказать, что это был временный эффект, просто по истечении времени данные изменения стали моими внутренними качествами и, естественно, уже не воспринимаются как что-то новое, но в первое время ощущение изменений, происшедших со мной, было довольно-таки сильным.

Т., 40 лет, инженер. Тренинг дал ощущение уверенности в себе.

М., 19 лет, учащаяся техникума. Появилась большая внутренняя твердость, уверенность, хотя внешне поведение почти не изменилось.

А., 20 лет, студентка. Прибавилось уверенности, вернее, даже не уверенности, а веры в свои силы (хоть это, может быть, и чересчур громко сказано). То есть я стала гораздо на большее способна и могу что-то решать и делать самостоятельно.

Некоторой гранью уверенности в себе выступает способность к самостоятельной, независимой позиции.

Влияние группы на меня сейчас, – отмечает, например, Л., 20 лет, студентка, – сказывается в большей независимости моих мнений, которые я могу теперь свободно высказывать не только перед хорошо известными мне людьми, но и среди малознакомых, где раньше я чувствовала себя несколько скованно и зависимо. Я также стала больше ценить смелость суждений окружающих меня людей и уважать право каждого на собственное мнение.

А., 20 лет, студентка. Как ни странно, у меня после тренинга появилась если и не уверенность в себе, то какая-то независимость, что ли.

Е., 36 лет, инженер. Замечаю за собой, да и за другими членами группы, что возникли новые интонации в манерах общения с людьми. Например, делаешь упор на «мне так кажется», как один из весомых аргументов в споре. Вместо размазанного «многие так делают, думают и т. п.» используешь твердое «я так делаю, думаю и т. п.».

В тесной связи с перечисленными характеристиками находятся и указания в самоотчетах на появляющееся в связи с тренингом ощущение раскрепощенности, раскованности, способности к более спонтанному поведению. Вот несколько характерных в этом отношении фрагментов.

А., 25 лет, психиатр. А что касается общения, то оно стало проще и легче на всех уровнях. Стал как-то раскованнее, увереннее.

Д., 24 года, студент. Группа в какой-то степени сняла оковы. Я стал, например, в состоянии рассказать о своих проблемах, не опасаясь насмешки, не относясь к этому процессу как ненужному для моего собеседника… Я теперь не «зажат», как прежде. Жизнь стала легче, хотя число проблем не уменьшилось. Но теперь эти проблемы стали более техническими, стали проблемами поиска решения, а не безвыходным тупиком.

О., 26 лет, слушательница ВКШ. Я стала спонтаннее. Сразу говорю и делаю то, что чувствую по отношению к человеку, словно меня раскрепостили. Чувствую себя более независимой, чем прежде.

М., 22 года, студентка. Раньше, общаясь, серьезные мысли откладывала на потом – для обдумывания в одиночестве. Сейчас стараюсь «ловить» их и высказывать сразу, и в разговоре рождается новое, для себя ранее не выясненное. Раньше почти всегда была или коммуникатором, или реципиентом, поэтому длинного спонтанного диалога с большинством людей не было.

В., 34 года, психотерапевт. В группе осознавал вначале лишь профессиональные цели, действовал в соответствии с канонами. Под воздействием групповой «агрессии» стал все более чувствовать неестественность, профессиональную искусственность своего поведения, и все большим компонентом последнего стали спонтанность и эмоциональность.

Перечень конкретных проявлений развивающейся установки на социально-психологическую активность можно было бы продолжать и далее. Мы ограничимся, однако, еще одним примером довольно своеобразной, но весьма настойчиво звучащей в самоотчетах темы – проявляющейся у участников установки на развитие психологической культуры, расширение психологических знаний. Вот характерные иллюстрации.

Т., 35 лет, инженер. В процессе занятий заинтересовалась литературой по психологии общения, прочитала В. Леви, Д. Карнеги, ходила на лекции в Политехнический музей. Все это оказалось довольно интересным и полезным.

В., 50 лет, инженер. После тренинга я поступил в Университет марксизма-ленинизма, где с удовольствием занимаюсь. Также стараюсь читать литературу по психологии отношений между людьми, что до наших занятий я не стал бы, видимо, делать.

Т., 36 лет, инженер. Я никогда не читала специальной литературы по психологии, а занимаясь в группе, я поняла, как недостает мне этих, хотя бы элементарных, знаний.

О., 26 лет, слушательница ВКШ. В сложных ситуациях до боли почувствовала свою психологическую безграмотность. Есть большое желание познакомиться с литературой по социальной психологии.

Заключая рассмотренные установки на социально-психологическую активность, заметим, что, как показывает анализ массива отсроченных самоотчетов, полученных спустя достаточно большой отрезок времени после окончания тренинга, дело не ограничивается ростом одной готовности занять активную позицию в решении соответствующих проблем и установка на социально-психологическую активность часто в той или иной форме реализуется участниками тренинга. Вот типичный в указанном отношении фрагмент.

Н., 35 лет, завуч одной из школ. Каждый из нас изменился в чем-то. Общаться стало легче, проще, свободнее. Муж у меня очень сложный человек, а наши отношения в семье настолько изобиловали тонкостями, что этот панцирь условностей стал моей и его второй кожей. Мы уже простым языком говорить разучились. Я не думала, что сумею перешагнуть через это и просто обнять, просто поцеловать, приласкать – я сама этого не делала и от мужа ждать устала. Тренинг изменил меня. Барьер преодолен, и «понеслась» я к мужу, нежностям, ласкам и пр. Сейчас твердо знаю – можно делать чудеса, если хотеть этого очень, быть естественной в проявлении своих чувств. На работе труднейшая ситуация, но каждый день я отмечаю, что одержала маленькую победу, завоевываю доверие людей, уважение. И все это – более внимательным отношением к своим и чужим поступкам. Уверена, коллектив у нас будет, хотя и не сразу, но обязательно будет! Думаю, что и с мужем будем гораздо лучше жить. Знаю, во многом виновата сама. Спасибо за открытие самой себя, других, за то ощущение уверенности и силы, которое во мне осталось.

Осознание общения как самостоятельной ценности

Один из важных результатов тренинга состоит в том, что он позволяет многим участникам совершенно по-новому взглянуть на само общение. Если до группы общение нередко воспринимается прежде всего как источник проблем и затруднений или как некая прозаическая повседневность, то тренинг дает возможность пережить и, таким образом, понять общение как глубокую, эмоционально богатую реальность, которая может быть самостоятельной ценностью, благом и целью. «После тренинга появилось ощущение большей свободы и раскованности в общении с ровесниками, старшими и младшими. Но главное – это стремление к общению, переживание его как истинной ценности человека» (О., 21 год, студентка). Такая характеристика общения как истинной человеческой ценности, воспроизводимая в различных самоотчетах почти дословно, иногда сопровождается дополнительными эпитетами типа: «глубинное общение», «подлинное общение», «открытое общение», «искреннее общение», «неформальное общение», «истинное общение» и т. п.

Большое место в самоотчетах занимает констатация яркой эмоциональной окрашенности подобного общения в группе.

О., 22 года, аспирантка. Общение в группе тренинга заставляет с полной отдачей «работать» эмоциональную сферу, причем эмоции многообразны по интенсивности и силе проявления. Помню, что после первых наших встреч я чувствовала себя на верху блаженства. Считала и считаю сейчас, что хотя бы ради этих минут полнейшего душевного комфорта, ощущения безграничного счастья стоит быть участником тренинга.

Н., 43 года, завуч. Группа тренинга, словно молния, сверкнула на небе, а потом воздух наполнился благодатным озоном.

М., 22 года, студентка. Очень помню общение в группе эмоционально. Яркий кусок, даже странно, что всего полтора месяца. В «психологической» памяти он занимает не меньше года и довольно весомого года.

Е., 36 лет, инженер. Участие в группе тренинга дало много приятных вечеров, сейчас остро жалею, что все это кончилось. Остались самые хорошие воспоминания, и это несмотря на то, что отнюдь не после каждого занятия я уходил с приятными новостями. В одном отношении, правда, хорошо, что кончились эти замкнутые заседания, на которые закрыт вход посторонним; порой очень угнетало, что рассказывал кому-нибудь из друзей о группе и нельзя было сказать: «А вот приходи – сам увидишь!»

Многие самоотчеты не ограничиваются фиксированием позитивной эмоциональной насыщенности общения в тренинге. Они также позволяют понять, какие именно аспекты группового общения влияют на его восприятие как подлинной ценности, называя в качестве таковых открытость, искренность, взаимную откровенность, готовность к сочувствию, сопереживанию, к принятию партнера по общению, гуманистическую установку участников друг на друга.

Самое ценное, что дала группа, – пишет, например, И., 21 год, студентка, – это опыт общения с людьми, общения открытого, искреннего, истинно человеческого.

Ю., 26 лет, психолог. Группа тренинга – особая и, наверное, трудно описываемая словами реальность, отодвинутая временем в прошлое, но так и не слившаяся пока с ним. Она хранит историю знакомства, радости, огорчений. В ней мы – открывали себя другим и других для себя, сочувствовали, ожесточались в спорах и учились принимать других такими, какими они были.

А., 21 год, студентка. Хоть это, может, и самонадеянно, но мне кажется, что после тренинга я стала лучше чувствовать других и в силу этого стала лучшим собеседником, вернее, лучшим слушателем. Правда, иногда мне кажется, что я растворяюсь в других. И еще – мне очень хочется опять в группу. Не потому, что там я откровенна (я считаю, что я откровенна и проста в общении – и это тоже, наверное, эффект группы), а потому, что хочется коллективной, взаимной откровенности.

Мы видим, таким образом, что источником восприятия общения как эмоционально притягательной реальности, как самостоятельной ценности, по существу, оказывается та его составляющая, которая характеризовалась ранее в качестве субъект-субъектного общения. Последнее является такой же органической частью реального общения, как и субъект-объектная компонента, и тренинг, конечно, ни в коей мере не изобретает субъект-субъектного общения. Однако тренинг дает возможность пережить и почувствовать его в концентрированной форме, поскольку именно оно составляет стержень групповой работы.

Сформулировать свои впечатления от группы, – пишет, в частности, А., 50 лет, преподаватель, – не так-то просто. Вероятно потому, что полученный опыт прежде всего эмоциональный. Как человек, я получил мощный заряд эмоционального общения. Не могу сказать, что такое общение открыло для меня какую-то совершенно новую область человеческого существования. Но дело в концентрации такого общения.

Можно, по-видимому, говорить об определенном гипертрофировании в тренинге субъект-субъектной составляющей общения, способном порождать у участников ощущение некоторой искусственности. Однако, как показывают самоотчеты, это гипертрофирование, изначально заложенное в конструкцию тренинга, одновременно осознается участниками также и в своей главной, позитивной, функциональной роли. Вот характерный в этом отношении фрагмент.

О., 21 год, студентка. Новый мир чистого, а вернее, глубинного общения просто зачаровывал, хотя в группе и раздавались голоса, что нам не хватает дела. Мне кажется, что дело часто заслоняет собой этот уровень общения. Когда люди в деле, они часто не видят друг друга – все глаза устремлены вперед и соприкасаться могут только плечи. Здесь же мы смотрим и смотримся друг в друга. А для проявления себя во имя других часто вполне достаточно той призмы, какой являются групповые ситуации, – преломляясь в них, хорошо высвечиваются те грани «Я», которые группу интересуют.

Важно отметить, что рождающееся или обостряющееся в тренинге восприятие общения как ценности не ограничивается рамками группы, но и переносится в реальную послетренинговую жизнь. Это может происходить в виде усиления общей потребности в социальной включенности, как мы это видим, например, в следующем фрагменте.

В., 26 лет, психолог. Сейчас, когда акценты в восприятии других людей у меня начинают потихонечку смещаться в сторону эмоционального полюса, возникает желание жить полнее, что влечет за собой стремление сотрудничать с другими. После тренинга у меня начала формироваться потребность быть членом какой-либо группы. До сих пор я никогда не был достаточно полно включен в групповую деятельность. Еще в школе, когда весь класс был разбит на группировки, я как-то ухитрялся входить во все и не быть нигде, умел ладить со всеми, но не имел глубоких отношений ни с кем.

Чаще, однако, активизируемое тренингом осознание общения как самостоятельной ценности реализуется в виде усиливающихся интенций к общению именно глубинному, неформальному, субъект-субъектному.

Ожидаемых мной изменений в поведении и общении, – пишет, например, Е., 30 лет, преподаватель, – пока не произошло, внешне нет никаких сдвигов. Закреплявшиеся годами стереотипы ломать нелегко и, главное, почему-то не хочется. Но мне кажется, я стал заметно выше ценить неформальную сторону общения. Группа позволила утвердиться во мнении, что мне в жизни остро не хватает именно этого, а не тех формальных благ, к которым я в последние годы стремился. Конечно, я это чувствовал и до группы, но группа показала мне это предельно ясно, со всех сторон, как на ладошке.

А., 32 года, инженер. Не могу сказать, что мне удалось после тренинга стать значительно более открытым, но для себя я по-настоящему прочувствовал возможность открываться кому-либо. Поэтому появилась поправка в личной философии. Не пытаться каждый раз прятать какие-то чувства навечно в излюбленный «сундучок затаенных сокровенностей», а искать тех, для которых содержимое сундучка было бы интересно.

Е., 34 года, преподаватель. Что мне дала группа? Прежде всего радость, которую я испытываю сейчас за то, что она была и я была в ней. Может быть, даже хорошо, что я не пишу по горячим следам, а все успело как-то сложиться и отстояться во времени. Несмотря на крайнюю физическую и моральную усталость (конец учебного года, переезд в новую квартиру), я очень часто вспоминаю и думаю о группе, и все это из сферы эмоциональных переживаний моей жизни. Группа вытянула из повседневности, и та повседневность, которая сейчас, качественно другая. Пытаюсь во внешнем, поверхностном и формальном общении нести некий положительный неформальный заряд по отношению к людям. Происходит постепенное и ответное воздействие.

Развитие гуманистической установки на партнера по общению

Характерный для тренинга эмоциональный климат субъект-субъектного общения – общения искреннего, открытого, основанного на взаимном принятии, взаимном проникновении, сопереживании, – вместе с предоставляемой группой возможностью глубже понять другого человека становятся важным импульсом развития гуманистической установки на партнера по общению.