Текст книги "Хроники Ехо (сборник)"

– Легко с вами договариваться?

– Вообще-то я имел в виду – легко договариваться с кем угодно. Но твоя версия нравится мне даже больше. За это я не стану до глубокой ночи терзать тебя историями о подвигах Эши Харабагуда – неоценимых, но, по правде сказать, довольно однообразных. Скажу только, что его потомки не зря по сей день прибавляют имя прадеда к своему полному титулу. Это выглядит чрезвычайно старомодно, но им действительно есть чем гордиться. Эши Харабагуд погиб только потому, что Великие Магистры враждующих Орденов сумели укротить гордыню и сговориться о совместном покушении на короля. Ты только вообрази, девяносто восемь нападающих одновременно, все – великие мастера, лучшие в своих Орденах. Тем не менее жизнь короля была спасена. А на место погибшего Эши заступили восемнадцать новых телохранителей, благо старик успел вырастить себе смену; в их числе были четыре его дочери и даже один внук – родной дядя твоей сокурсницы. Мастер Харабагуд дал ученикам блестящую подготовку, но ребята все равно едва справлялись. К счастью, Эши помогал им даже после смерти. Специально стал призраком, чтобы не бросать учеников и опекаемого ими короля. Это притом, что призрак из старика вышел чрезвычайно непоседливый, его так и тянуло умотать куда-нибудь на другой край вселенной, но ничего, терпел, сидел в Ехо до последнего дня войны за Кодекс, только ругался с каждым днем все заковыристей. Поразительное чувство долга!

И, помолчав, вдруг добавил:

– А с виду был такой невзрачный человечек. Ростом чуть повыше равнинного гнома, с тихим голосом и отсутствующим взглядом. Как будто не только все свое внимание, но и большую часть тела перетащил в пространство сновидений, оставив снаружи лишь самый необходимый минимум. Зато какой прекрасной, величественной и грозной фигурой становился сэр Эши Харабагуд, когда кому-нибудь снился! Даже меня, помню, проняло… Впрочем, не о нем сейчас речь. А о его правнучке. Вот ее я, кажется, даже ни разу не видел, хотя при дворе бываю несколько чаще, чем хотелось бы.

– Ну, вряд ли Мастер Разделяющая Королевские Сновидения обязана присутствовать на официальных приемах и увеселительных собраниях. А по собственному желанию Кегги Клегги на торжественное мероприятие ни за что не пойдет, на какие-нибудь танцы – тем более. Она еще в Высокой Школе терпеть не могла вечеринки. Говорила, большой компанией только драться хорошо, а отдыхать человеку следует в одиночестве.

– Ишь какая, – удивился сэр Джуффин. И, подмигнув мне, признался: – Честно говоря, полностью с ней согласен.

Я воспользовался моментом и задал вопрос из числа тех, с которыми к шефу обычно не следует соваться:

– Неужели Кегги Клегги что-нибудь натворила? Тогда уж не меньше чем заговор против короны. Серьезные девочки вроде нее на мелочи не размениваются.

Вопреки моим опасениям, сэр Джуффин не откусил мне голову. А напротив, окончательно развеселился.

– Это было бы очень мило с ее стороны. Раскрывать заговоры – мое любимое развлечение. Особенно против короны, там обычно встречаются лихо закрученные сюжеты. А кстати, против Ордена Семилистника, наоборот, самые бездарные. Не везет им, не знаю уж почему. Но нет, судьба не настолько ко мне милосердна. Вместо того чтобы составлять заговоры, леди Кегги Клегги просто пропала неведомо куда. Не оправдала наших с тобой ожиданий.

– Так, может быть, мне прямо сейчас отправиться ее искать? – начал было я, но посмотрел на сэра Джуффина и заткнулся.

На челе шефа отчетливо читались два обещания сразу: открыть мне некую нехорошую тайну и убить на месте, если я помешаю ему это сделать.

– Приятно, что ты понимаешь меня без слов, по крайней мере иногда, – мягко сказал он, убедившись, что я умолк осознанно, а не потому что вдруг увидел на потолке трещину причудливой формы, которая показалась мне гораздо интересней беседы о служебных делах. – Ситуация сложилась очень непростая – во всех отношениях. И прежде, чем принять решение, мне нужно узнать о Кегги Клегги как можно больше. Что она за человек? Все утро я расспрашивал ее товарищей по дворцовой каторге. Но этого явно недостаточно. Леди оказалась настоящей придворной дамой. Все знают, как она себя вела, что говорила и что делала. Но никому невдомек, что за этим стояло. На тебя вся надежда, сэр Нумминорих.

– От меня тоже будет немного пользы, – признался я. – Мы не были дружны. Кегги Клегги, кажется, вообще ни с кем, кроме своих братьев, не дружила. Впрочем, я любил сидеть рядом с ней на лекциях. Мне очень нравилось, как она пахнет – горячей летней травой и талым снегом, как все потомки чирухтских горцев. И еще белой шиншийской сливой – это очень редкие и дорогие духи, причем скорее детские, чем женские, хотя в наше время их может использовать кто угодно, строгие правила ношения парфюмерии, хвала Магистрам, отменили еще в начале Эпохи Кодекса. По моим наблюдениям, запах белой шиншийской сливы нравится людям, которые не хотят взрослеть, хотя профессиональные составители ароматов ни за что с этим не согласятся… Я вам еще не надоел?

– Напротив, сэр Нумминорих, – серьезно сказал шеф. – Так интересно мне уже давно не было. Продолжай, пожалуйста.

– Кегги Клегги часто курила крепкий дешевый табак, хотя с трубкой в руках я ее в жизни не видел. Наверное, она делала это тайком. За завтраком вовсю налегала на мясо с приправами и терпеть не могла сласти, во всяком случае никогда их не ела. Всеми этими выводами я, как вы понимаете, обязан своему нюху, мы с Кегги Клегги никогда не обедали вместе. Еще интересный момент: она производила впечатление очень старательной студентки и действительно неплохо училась, хотя звезд с неба не хватала. Однако, похоже, никогда не ходила в библиотеку. И вообще крайне редко брала в руки книги.

– У книг настолько сильный запах? – внезапно заинтересовался сэр Джуффин.

– Да, очень. То есть понятно, что это не один запах, а множество разных. Все зависит от возраста книги, пошедших на нее материалов, места хранения и регулярности использования. Но с книгами примерно как с цветами: их десятки тысяч, все разные, но цветочный аромат есть цветочный, тут и нюхачом быть не надо, чтобы выделить его среди других.

– Среди цветов порой встречаются исключения, – заметил шеф. – Среди книг, вероятно, тоже. Но в целом ты абсолютно прав. Забавно, что до сих пор мне даже не приходило в голову, как много ты обо всех нас знаешь.

– Я не сплетник, – на всякий случай сказал я. – А если бы был, меня бы убили еще на первом курсе Нумбанского Университета. И поделом.

– Что ты не сплетник, я давно понял, – кивнул сэр Джуффин. – Просто сейчас стали ясны масштабы твоего молчания. Небось даже мои тайные картежные загулы в «Причудливых львах» для тебя не секрет.

– Все-таки в «Лумукитанских ветрах».

Я почувствовал, что краснею, хотя так и не понял почему – вроде бы это не меня поймали на обмане, а вовсе даже наоборот. Но хоть не умолк от смущения, и на том спасибо.

– Не стану врать, что различаю по запаху абсолютно все столичные трактиры, но, пожалуй, больше половины. И вот, кстати, удивительное дело – за Кегги Клегги частенько тянулся шлейф трактирных ароматов, причем посещала она все больше простые, недорогие места. Не совсем то, что пристало юной леди, которая не любит вечеринки, правда? Впрочем, я думаю, она ходила по трактирам с братьями – не то присматривала за ними, не то, напротив, сама верховодила в общих безумствах. Я бы не удивился, увидев Кегги Клегги пляшущей какой-нибудь хоттийский охотничий танец прямо на барной стойке, от таких строгих скрытных девиц почему-то ждешь самых диких выходок. Но это все ладно бы. Есть две настоящие странности, которые не давали мне покоя, когда мы с Кегги Клегги вместе учились. Потом я, конечно, выбросил все из головы, а теперь вспомнил. Во-первых, изредка от леди Мачимба Нагнаттуах пахло близкой смертью. Не так, словно она сама вот-вот умрет, а как от человека, недавно похоронившего кого-то из родных. Так обычно пахнет от вдов или взрослых сирот, к детям запах близкой смерти почему-то не пристает. При этом в семье у них никто не умирал, я точно знаю, специально справлялся, пытаясь понять, что происходит… Слушайте, а может быть, ее просто навещал призрак покойного прадеда? Это бы все объяснило.

– Почему бы нет, – согласился сэр Джуффин. И в очередной раз удивился: – Надо же, даже у смерти, оказывается, есть запах.

– И не один, а много разных, – подтвердил я. – Со смертью дела обстоят примерно так же, как с книгами и цветами.

– А что за вторая странность? – нетерпеливо спросил шеф.

– Иногда от Кегги Клегги пахло водорослями из Моря Тысяченогов, пряными травами Красной Пустыни, горькой корой арварохских бормочущих деревьев и прочей экзотикой в таком роде. Что было бы нормально, если бы она только что вернулась из путешествия, но я-то собственными глазами видел ее в Высокой Школе – и вчера, и позавчера, и полгода назад. Знал, что она никуда не уезжала. А Темным Путем так далеко не ходят.

– На самом деле еще как ходят, – огорошил меня сэр Джуффин. – Но мастеров такого уровня действительно немного. И случайно подобным фокусам не выучишься, будь ты хоть трижды гений… А неизвестными духами перечисленные тобой запахи быть не могли, я правильно понимаю?

– Ни в коем случае. Уж что-что, а природный запах от самого хитроумного состава отличить несложно.

– Интересная, стало быть, девочка, – подытожил шеф. – Непростая. У тебя все?

– Видимо, да, – вздохнул я. – Мы с ней за все годы учебы и разговаривали-то дюжину раз – от силы. В духе: «Давайте я принесу вам стул», «Если хотите, можете воспользоваться моими записями», «Вы случайно не расслышали, что он сказал?».

– Ясно. Что ж, все равно я узнал даже несколько больше, чем рассчитывал, хвала твоему носу. А ты, сэр Нумминорих, похоже, влип. Я, видишь ли, укрепился в намерении повесить на тебя это дурацкое дело. Понятия не имею, как ты будешь выкручиваться, но это меня почему-то совершенно не смущает.

– Спасибо, – сказал я.

Хотя, ясное дело, погибал от желания громко завизжать и хотя бы пару раз подпрыгнуть.

– Все-таки хорошо, что сэр Макс заманил тебя к нам на службу, – улыбнулся шеф. – Твой нюх – чрезвычайно полезная штука. Но он ничто в сравнении с твоей способностью искренне радоваться каждому новому заданию, даже не выяснив толком, в чем оно заключается. В аналогичной ситуации мои сотрудники обычно любезно делают вид, будто ничего особенно ужасного не случилось.

Он, конечно, преувеличивал. То есть я действительно часто веду себя как восторженный идиот, но это вовсе не означает, будто остальные Тайные сыщики ненавидят свою работу. Просто они несколько более сдержанны в проявлении заинтересованности.

– Это потому что я новичок, – напомнил я.

– Так и есть. Но в твоем случае это не стаж работы, который, строго говоря, не так уж мал, а состояние души. Даже нет смысла советовать тебе сохранять его как можно дольше – по-моему, это врожденный талант, который и так никуда от тебя не денется. Ладно, теперь поговорим о деле. Начать, собственно, следует с того, что исчезновение леди Мачимба Нагнаттуах не является происшествием, подлежащим официальному расследованию.

Я опешил. Даже переспрашивать не стал. И без того ясно, что я ничего не понимаю.

– Любой взрослый человек имеет полное право скрыться в неведомом направлении и отказаться от Безмолвной речи, никому ничего не объясняя. Если у него нет неприятностей с законом, несовершеннолетних детей, оставленных без опекуна, неоплаченных долгов, неистекших контрактов и прочих утомительных обязательств. Я в курсе, что среди твоих многочисленных образований нет ни одного юридического, но права граждан на передвижение, уединение и личные тайны защищаются Кодексом Хрембера, о котором ты, смею надеяться, слышал хотя бы краем уха.

Я невольно улыбнулся. Все-таки одно удовольствие беседовать с господином Почтеннейшим Начальником. Даже когда он отчитывает тебя за несообразительность.

– Эту статью Кодекса я постоянно цитирую дома, когда хочу запереться на чердаке и немного побыть один, поэтому знаю ее наизусть. В отличие от истории исчезновения леди Кегги Клегги, которую вы мне так и не рассказали. Я нюхач, а не ясновидящий, сэр.

Сэр Джуффин неожиданно обрадовался:

– То есть по моему запаху ты не можешь определить, какие разговоры я вел с утра и о чем теперь думаю? Что ж, уже легче.

– А вы всерьез думали, что такое возможно? – изумился я.

– Не то чтобы всерьез, но решил – почему бы не проверить, – невозмутимо объяснил он. – На всякий случай. А теперь слушай внимательно. Дело обстоит так. Леди Кегги Клегги Мачимба Нагнаттуах получила длительный отпуск и отправилась в Чирухту. Конкретно – в Тубур. С ведома и разрешения короля. Более того, как я понимаю, по инициативе Его Величества и даже по его просьбе. Неофициальной, но вполне настойчивой.

– Ого, – присвистнул я.

Про себя подумал: «Неужели учиться на Мастера Совершенных Снов?» Но озвучивать не стал.

– Вот именно, – веско сказал шеф.

Вот и гадай теперь: это он просто поддержал мое «ого» или ответил на невысказанный вопрос?

– В качестве Мастера Разделяющей Королевские Сновидения леди Кегги Клегги была одной из самых бесполезных бездельниц при дворе. Не по своей вине, понятно. Не могла же бедная девочка силой заставить короля пересказывать ей свои сны. А сам он такой ерундой заниматься не желал. Однако сочувствовал юной леди и регулярно выкраивал несколько минут на болтовню с ней – просто чтобы Кегги Клегги не чувствовала себя совсем уж никому не нужной. Последствия их регулярных бесед предсказуемы и совершенно закономерны. Если бы Его Величество Гуриг Восьмой не имел несчастья родиться наследным принцем, он бы все равно давным-давно правил Миром – так неотразимо его обаяние. Наш король начинает казаться лучшим другом всякому, с кем заговорит, а если еще и улыбнется – все, пиши пропало. Честно говоря, я сам слова поперек ему сказать не могу – и, как ты понимаешь, вовсе не потому, что опасаюсь монаршего гнева. В общем, кончилось тем, что они поменялись ролями: Кегги Клегги доверчиво пересказывала королю свои сны, которые, как выяснилось, с детства были ее главной тайной, а тот внимательно слушал. Правда, не записывал – хотя и тут не поручусь, кто его знает. В ходе этих дружеских бесед король пришел к выводу, что девочка унаследовала способности своего знаменитого прадеда, а значит, из нее может получиться очень хороший Мастер Совершенных Снов – как минимум. Его Величество не стал выкладывать мне все свои соображения, но я и так примерно представляю. Времена нынче, конечно, мирные и спокойные, а все-таки хороший телохранитель-сновидец никогда не повредит.

Я молча кивнул – дескать, я тут, слушаю очень внимательно. Ни звука не издал, хотя дюжина вопросов и сотня предположений уже топтались на кончике языка.

– Кегги Клегги уехала в начале прошлого лета, то есть года еще не прошло. Король отпустил ее на неопределенный срок, зная, что обучение может затянуться надолго – заранее такие вещи никогда не предскажешь. С этой точки зрения причин для беспокойства нет никаких. Однако король поставил условие, что примерно раз в дюжину дней она должна присылать зов и рассказывать, как идут дела. Леди Кегги Клегги – девушка ответственная и поначалу регулярно объявлялась с докладами, хотя особых новостей у нее не было: на корабле отлично кормят, вчера случилась небольшая качка, изамонские гостиницы ужасны, горы великолепны, река Аккар из бабкиных песен оказалась узкой, как ручей, зато вода в ней горячая, городок Вэс Уэс Мэс неописуемо хорош, особенно на рассвете, о существовании ванных комнат здесь понятия не имеют, дядюшка Еси Кудеси – прекрасный человек и обещал всему ее научить, первые занятия – скука кромешная, но скоро, говорят, начнется самое интересное. И, надо полагать, интересное действительно началось, потому что в начале зимы леди пропала. С тех пор больше ни разу не присылала зов королю и на его попытки связаться не реагировала, как будто сидит в Холоми. Но по крайней мере ясно, что жива – когда пытаешься послать зов покойнику, это сразу чувствуется, захочешь не ошибешься.

– В начале зимы – это довольно давно, – заметил я. – Сейчас-то весна уже в разгаре.

– Поначалу король не придал молчанию Кегги Клегги большого значения. Он в курсе, что человек, которого обучают искусству сновидения, может проспать, не просыпаясь, несколько дюжин дней кряду. Наш король вообще довольно много знает о сновидениях – думаю, побольше, чем мы с тобой.

– Ну, я-то о них вообще ничего не знаю, – признался я. И, не удержавшись, похвастался: – Кроме разве что языка, на котором их следует обсуждать.

– Какого языка? – удивился шеф. Потом его глаза стали круглыми, как у буривуха, и он спросил: – Погоди, сэр Нумминорих. Хочешь сказать, ты знаешь хохенгрон? Вот это да! На такую удачу я даже не рассчитывал. Но откуда? В Высокой Школе ты его, насколько я помню, не учил.

– Именно потому что уже знал. Мама научила, когда я совсем маленький был. Говорила, это такой специальный язык, чтобы рассказывать сны. Я думал, она сама его сочинила для смеху, а потом оказалось – настоящий.

– Еще бы не настоящий. Маба всех своих послушниц заставлял его зубрить. По его мнению, хохенгрон – единственный язык, на котором можно более-менее внятно говорить про время. Как по мне, это просто один из самых верных способов быстро рехнуться, но Мабе, конечно, виднее.

И умолк, как будто мы уже все обсудили. Принялся набивать трубку. Меня, понятно, разрывало от вопросов, но я решил сразить шефа еще и своей стойкостью – в придачу к хохенгрону.

Но все-таки не выдержал. Спросил:

– А теперь король начал беспокоиться?

Сэр Джуффин молча кивнул и приступил к раскуриванию трубки. Мы с сэром Максом как-то поспорили, магию какой ступени использует наш шеф, чтобы максимально замедлить этот простой, в сущности, процесс. Сошлись на том, что столь больших чисел мы оба не знаем. И решили, что подобное издевательство над сотрудниками следует запретить особым королевским указом. Но соответствующий указ, увы, до сих пор не издан, поэтому мне пришлось мучиться еще целую вечность. Минуты три, не меньше. Потом я не выдержал еще раз.

– А королевское беспокойство – недостаточный повод, чтобы начать расследование?

Шеф только плечами пожал. Но минуту спустя смилостивился.

– С одной стороны, более чем достаточный. Поэтому, собственно, мы с тобой и разговариваем. А с другой, будешь смеяться, вообще не повод. Если бы родные Кегги Клегги тоже беспокоились, тогда мы все вместе подумали бы, как обойти закон о праве на уединение. Всегда можно более-менее убедительно доказать, что исчезновению предшествовали тревожные известия, дурные предчувствия или еще какие-нибудь обстоятельства, позволяющие объявить о возможной угрозе жизни и здоровью пропавшей без вести и начать расследование. Но семейство Мачимба Нагнаттуах считает, что официальные поиски навсегда испортят им репутацию. Дескать, это будет выглядеть так, словно девочка самовольно сбежала с королевской службы. Слушать никого не хотят – в том числе самого короля. Уверяют его, что рано или поздно пропажа сама объявится, потому что в этом состоит ее долг. А если не объявится, Магистры с ней, пусть пропадает пропадом. У них очень старомодные представления о чести. Или же какие-то особые причины не разыскивать Кегги Клегги – такой вариант тоже не следует упускать из виду. Поэтому никакого расследования не будет. Просто я дам тебе длительный отпуск. И ты используешь его, чтобы осуществить давнюю мечту и отправиться в Тубур. Например, попрактиковаться вести беседы на хохенгроне с настоящими носителями этого редкого языка. Или выучиться на Мастера Совершенных Снов.

– Я, кстати, не раз собирался, – признался я. – Но почему-то не сложилось.

– Ну вот видишь. А теперь непременно сложится, – ласково пообещал шеф.

Он не добавил: «А если не сложится, я тебе голову откушу», но это явно подразумевалось.

– И, разумеется, никто не может запретить мне попробовать отыскать подружку юности, – сказал я. – Если уж так вышло, что перед отъездом я решил навестить ее во дворце и узнал, что Кегги Клегги тоже отправилась учиться в Тубур. А что на зов не отвечает, это меня не смутило – я же понимаю, что она теперь подолгу спит.

– У тебя неплохая голова, сэр Нумминорих, – заметил сэр Джуффин. – Сколько мы знакомы, а я все удивляюсь. На своем веку я встречал нескольких нюхачей и начал было всерьез думать, что хорошее обоняние каким-то образом препятствует развитию ума.

– А так и есть, – подтвердил я. – Обоняние – оно же у нас с самого рождения. Слишком много острых впечатлений для одного маленького человека. Лично я лет до шести даже не говорил – мне просто было не до того. К счастью, мама спохватилась и принялась меня учить. Как я сейчас понимаю, она сумела убедить меня, что в мире полно вещей, не менее и даже более интересных, чем запахи. Это серьезный аргумент в пользу включения головы и всего остального. А как вы думаете, почему я всю жизнь чему-то учился?

– Собственно, примерно так я и думал – потому что тебе интересно. Но не догадывался, что за этим стоит жизненно важная необходимость постоянно уравновешивать обостренное чувственное восприятие впечатлениями совсем иного рода. Очень любопытно! Даже захотелось на время оказаться в твоей шкуре. Но это как раз ждет – в отличие от твоего отпуска, приказ о котором я намерен подписать прямо сейчас. Официально я отпускаю тебя на год, но не вздумай поверить в этот вздор. Ты должен вернуться на службу, как только с делом будет так или иначе покончено. С другой стороны, если обстоятельства задержат тебя на несколько лет, я не стану гневаться и увольнять тебя за прогулы, об этом не беспокойся.

– На несколько лет – это уж как-то слишком, – удивленно сказал я.

– Никогда не знаешь, сколько проспишь, если заснул в горах, – пожал плечами сэр Джуффин. – Так говорят у меня на родине, подразумевая изменчивость погоды и общую непредсказуемость ситуации, но я подозреваю, что поговорку к нам завезли купцы из Чирухты, и понимать ее следует буквально. Впрочем, твоей дочке еще далеко до совершеннолетия, а значит, надолго ты в Тубуре не застрянешь. Этот твой смешной обет – еще один веский аргумент в пользу того, чтобы послать на поиски именно тебя. Ты, кстати, как думаешь добираться?

– Будь моя воля, нашел бы корабль до Таруна или Тулана, а еще лучше до Кирваори, хотя это изрядный крюк. Никогда там не был, а говорят – прекрасная земля. Подозреваю, однако, что мне следует в точности повторить маршрут Кегги Клегги: ужасная изамонская гостиница, великолепные горы, горячая река Аккар, городок Вэс Уэс Мэс. Да будет так. Хотя первого пункта я бы с радостью избежал.

– Тоже не любишь Изамон? – сочувственно спросил шеф.

– По-моему, его вообще никто не любит. Удивительно нелепая страна. То есть места-то там красивейшие. Но люди! Никогда не видел такого сборища неприятных личностей в одном месте. Даже самые добродушные толкаются локтями, хватают собеседника за одежду и никогда не отвечают на прямо поставленный вопрос, а орут что-то свое прямо в ухо, такие уж у них манеры. И запах у изамонцев тяжелый, как у больных коз, хотя с виду – обычные жители чирухтского южного побережья, нормально сложенные, здоровые, даже красивые, несмотря на дурацкую одежду… Я, пока сам туда не съездил, вечно спорил с приятелями, бранившими всех изамонцев скопом, – дескать, не говорите глупости, не может целый народ быть плохим. Но с тех пор, как побывал в Цакайсысе, пристыженно помалкиваю. Причем в соседнем Таруне люди чудесные – дружелюбные, чудаковатые и при этом хозяйственные на свой лад; чуть ли не каждый второй – профессиональный художник, остальные – просто любители, разрисовывают даже тротуары, двух похожих домов не сыщешь, а сады такие, что хоть в дерево превращайся, чтобы навек там поселиться. И пахнут тарунцы не хворой козой, как соседи, а морской травой, свежим ночным ветром и древесной корой; то есть, конечно, каждый по-своему, но эти оттенки непременно присутствуют даже у их дальних потомков. Что самое поразительное – это же, по идее, один береговой народ, с общими корнями и единым культурным фундаментом. Современные прибрежные государства Чирухты возникли сравнительно недавно, и сходства между ними куда больше, чем различий, – да вы и сами в курсе, чего я вам лекцию читаю. И посреди всего этого – столь вопиющее исключение, историческая дыра, культурный провал. Словно для жителей Изамона не было ни древнего Приморского Кодекса, ни гильдии Радужных Странников, ни обычаев Дымного Пути – то есть вообще никаких традиций, сформировавших облик соседних стран. Не знаю, что и думать. Как будто кто-то их проклял, этих изамонцев.

– Будешь смеяться, но именно так и обстоят дела, – совершенно серьезно подтвердил сэр Джуффин. – Это очень старая история. Еще в эпоху Халлы Махуна Мохнатого жила прекрасная, но суровая леди по имени Гургулотта Гаргахай, одна из самых могущественных ведьм своего времени. Взглянув на нее, можно было решить, будто леди Гургулотта всегда пребывает в гневе, выслушав приветствие, содрогнуться и удрать подобру-поздорову, но ее поступки были гораздо добрее слов, что само по себе удивительно – обычно оказывается наоборот. Она входила в Сияющую Сотню – так назывался временный союз магов, объединившихся, чтобы помочь Халле Махуну в постройке новой столицы, – и, если верить некоторым источникам, там верховодила – разумеется, негласно, официального предводителя эти гордецы не потерпели бы. Ну а на практике Гургулотте просто невозможно было слова поперек сказать. Бывают такие леди, и счастье, что далеко не все они могущественные колдуньи, а то Мир давным-давно рухнул бы под тяжестью их властных взоров. Впрочем, важно сейчас не это, а то, что однажды Гургулотта Гаргахай отправилась путешествовать по Чирухте – то ли ее предки были оттуда родом, то ли просто захотела развеяться, теперь уже не выяснишь. Зато доподлинно известно, что путешествие было испорчено встречей с какими-то проходимцами, навязавшими себя в качестве проводников. В услугах Гургулотта не нуждалась, но, услышав, что бедняги готовы работать за еду, из жалости пригласила их к костру и предложила поужинать. Однако не зря говорят, что давать волю доброте следует не менее осмотрительно, чем предаваться гневу. Поев, выпив и осмелев, эти двое принялись шуметь, перебивать собеседников, рассказывать дурацкие истории о якобы совершенных ими подвигах, словом, испортили вечер, а в финале даже попытались склонить леди Гургулотту к любовному союзу; впрочем, все это ее только рассмешило. Но когда поутру она обнаружила, что незнакомцы скрылись, прихватив с собой изрядную часть дорожных припасов, рассердилась не на шутку, за все сразу. И сгоряча прокляла не только самих бродяг и их потомков до конца Мира, но и побережье, где имело место столь неприятное происшествие. Не знаю, как в точности звучало ее проклятие, но смысл таков, что земля, поленившаяся разверзнуться под ногами глупых неблагодарных воришек, будет теперь всегда заселена подобным народом, и не видать им вовек ни процветания, ни славы, ни покоя, ни даже чужой доброты.

– Какой ужас, – сказал я. – Так же нечестно! И просто непрактично – зачем увеличивать число неприятных людей? Лучше бы она тем двум дуракам головы оторвала, если уж рассердилась, и дело с концом… Так, выходит, изамонцы не виноваты, что они такие? Это у них вроде болезни? А расколдовать их никто не пробовал? Тот же король Мёнин, например, точно смог бы снять чужое проклятие. И, наверное, не только он.

Сэр Джуффин озадаченно нахмурился.

– До сих пор никому просто в голову не приходило ставить вопрос подобным образом. Такова уж сила своеобразного изамонского обаяния – одни от них шарахаются, другие просто смеются. А что изамонцев надо спасать – это как-то в сознании не укладывается, хотя история о проклятии Гургулотты Гаргахай довольно широко известна, по крайней мере моим ровесникам и тем, кто еще старше.

– Ну, лечим же мы безумцев, – напомнил я. – Вместо того, чтобы смеяться или шарахаться. Хотя некоторые ведут себя так, что изамонцам и не снилось.

– Ты совершенно прав. Теперь самому интересно – почему лично мне ни разу в жизни не захотелось попробовать снять проклятие с этой земли? Ну, положим, чужая доброта им по милости леди Гургулотты не светит. Но просто из любопытства и азарта – почему нет? Я же как раз люблю такие дурацкие задачи, которые кажутся невыполнимыми, пока не найдешь какое-нибудь простое решение, все время лежавшее на виду… Надо будет об этом подумать. Однако до твоего отъезда, сэр Нумминорих, дело вряд ли уладится. Так что придется тебе потерпеть знаменитое изамонское гостеприимство, бедняга.

– Ладно, переживу, – сказал я. – Знахарская практика в Приюте Безумных была не слаще, но я все равно не сбежал. Как же хорошо, что вы рассказали мне о проклятии! Теперь все встало на места. Раньше-то изамонцы меня, стыдно сказать, пугали. Мои спутники уже стонали от смеха, а мне было жутко, представляете?

– Честно говоря, не представляю, – улыбнулся сэр Джуффин. – Раздражать они могут, это да. Но жути в них, по-моему, нет вовсе.

– Не в них самих, а в факте их существования. Когда я увидел прекрасную приморскую страну, заселенную исключительно нахальными дураками без совести, чести и даже мало-мальски сносных манер, это пошатнуло мою картину Мира – целиком. В детстве я думал, что Мир бесконечно добр ко всем своим обитателям. Потом, конечно, выяснилось, что это не совсем так – хотя лично мне-то как раз грех жаловаться. Но я всегда был совершенно уверен, что Мир по меньшей мере не зол. Здесь нет места бессмысленному мучительству. Даже в самых страшных вещах и событиях есть какой-то смысл, пусть не всегда понятный, но явственно различимый, как незнакомый запах. А Изамон оказался серьезным ударом по моей убежденности. И как, скажите на милость, договариваться с Миром, которому перестал верить? Вот чего я тогда испугался. Со временем это прошло, но только потому, что я умею выбрасывать из головы мысли, которые отравляют жизнь. Сказал Миру: «Ладно, наверное, в Изамоне тоже есть смысл, просто я его не понимаю, прости дурака. Давай останемся друзьями». И он на меня вроде не рассердился. Хотя мог бы.

Я думал, шеф поднимет меня на смех, но он только спросил:

– А что, собственно, изменил мой рассказ о Гургулотте Гаргахай? Какой смысл в ее проклятии?

– По-моему, никакого. Но леди Гургулотта при всем ее могуществе – просто человек. А люди могут сколько угодно ошибаться и вообще творить что хотят. Это меня совсем не тревожит. Смысл – как я себе его представляю – не в наших поступках, а в самой возможности их совершать. Точнее, в многообразии возможностей, которые, по большому счету, суть одна великолепная возможность – быть.