Текст книги "Хроники Ехо (сборник)"

– Хочешь верь, хочешь – нет, а я очень люблю этот район, – усмехнулся пленник. – Гораздо больше, чем Старый Город. Новый вообще не в счет, сколько домов там ни строй и трактиров ни открывай, а деревня останется деревней… Вот разве что Левобережье. Его я люблю еще больше.

– Согласен. Всегда удивлялся, что ты не купил дом где-нибудь по соседству с моим. Вполне мог бы себе позволить. Но до резиденции Ордена Потаенной Травы от нас далековато, это правда.

Они еще какое-то время говорили о садах Левобережья и ценах на тамошнюю недвижимость, я слушал их вполуха – мне сейчас как никогда было о чем подумать – и вдруг понял, что необязательная дружеская болтовня как-то незаметно превратилась в натуральный допрос, только что протокола никто не вел.

– Если верить историкам, за все время существования Соединенного Королевства и двух дюжин заговоров против Королей не насчитается, – говорил сэр Джуффин. – Причем шестнадцать из них приходится на Смутные Времена. Но твой, безусловно, самый остроумный. Захватить не трон, а Королевское тело – до такого, насколько я знаю, никто пока не додумывался. Элегантное решение. Чем именно тебя не устраивает молодой Гуриг, даже спрашивать не стану. Твое отношение к Кодексу Хрембера мне всегда было известно, а Королевский трон – то самое место, усевшись на которое можно приступить к переписыванию законов. Говорят, вдохновение в такой позиции накатывает – Кибе Кимару в лучшие его минуты не снилось… Но скажи на милость, зачем ты связался с Махони? Для колдуна, которого никогда не примет Темная Сторона, он довольно могущественный, не спорю. И неглуп. Был бы не так зол и взбалмошен, мог бы стать отличным стратегом. Но более ненадежного человека в вашем Ордене за всю его историю, по-моему, не было. А если брать в расчет все Соединенное Королевство, Магистр Анмахони займет почетное пятое место в моем личном списке прохвостов, с которыми не следует связываться ни при каких обстоятельствах… Впрочем, нет, все-таки шестое. Но все равно неплохой результат, согласись.

– Ну не самому же мне было меняться телами с Гуригом, – вздохнул Хамбара Гаттон.

– А почему, собственно, нет?

– Я и одежду-то чужую носить не стану. Не могу, хоть убей. А тут – тело.

– Вот оно как. Ладно, предположим. А тебе не приходило в голову, что, оказавшись в Королевском теле, Магистр Махони вместо того, чтобы приступить к исполнению твоего плана, вспомнит о собственных интересах?

– Приходило. Но тут проблем не возникло бы. Я наложил на него одно заклинание…

– И теперь он во всем повинуется твоей воле, – подхватил сэр Джуффин. – И даже пожаловаться никому на такое горе не может, потому что умрет на месте, не договорив до конца первое слово. Так?

– Зачем спрашиваешь, если сам знаешь?

– Чтобы изящно намекнуть тебе, что понимаю, по какой причине ты так охотно берешь всю вину на себя, – усмехнулся шеф.

Знаю я эту его ухмылку. Обычно она демонстрируется собеседнику во время паузы между двумя новостями – плохой и хорошей. Причем паузу эту сэр Джуффин может тянуть чуть ли не часами, даже если трубки под рукой нет. Но тут он, конечно, расстарался, достал из кармана кисет с табаком, из другого трубку и принялся вдумчиво набивать ее на ходу, даже шагу не убавил. Ох уж эти мне могущественные колдуны старой школы, все-то им удается.

Однако заговорил шеф все-таки раньше, чем закончил с трубкой. Совершенно на него не похоже.

– Ты же опытный колдун, Хамбара. Как ты мог не заметить, что я уже снял с тебя заклятие, – уму не постижимо. Я поначалу даже думал, ты меня разыгрываешь. Но потом решил, что смысла в подобной шутке нет, а развлекаться просто так, из любви к искусству – не твой стиль.

– Снял заклятие? – изумленно переспросил пленник. – Когда это, интересно?

– В момент ареста, когда схватил тебя за шиворот. Это был довольно грубый жест, прости. Я действительно не в меру азартен, а уж на Темной Стороне совершенно не могу держать себя в руках. С другой стороны, пользы от моей грубости тебе было больше, чем вреда. Видишь ли, проще всего освободить человека от наложенного на него заклятия именно на Темной Стороне, потому что там оно обретает плоть, становится зримым и выглядит, как причудливое насекомое, присосавшееся к шее околдованного. Я воспользовался случаем и быстренько его раздавил – чего тянуть? Честно говоря, твое счастье, что ты не видел эту дрянь. Ты, я знаю, брезгливый и впечатлительный.

– Говоришь, насекомое? Раздавил, когда схватил за шиворот? Я ничего не заметил, – Хамбара Гаттон недоверчиво покачал головой.

– Ну, тут я тебе ничем не могу помочь. Не заметил – сам виноват. Впрочем, тебе тогда не до того было. Прикидывал небось, убью я тебя на месте или все-таки милосердно отдам Канцелярии Скорой Расправы. Как видишь, я выбрал второй вариант. Только на камеру в Холоми я бы на твоем месте не очень рассчитывал. А то ощутишь потом горечь разочарования, чего доброго в поэты подашься, а это опасная стезя. Вон сэр Шурф говорит, намедни в «Трехрогой Луне» до драки дошло.

– Как это – до драки?

Похоже, сэр Хамбара Гаттон был так потрясен этой новостью, что мгновенно забыл о собственных проблемах. Лонли-Локли тут же принялся сетовать на не оправдавшего его надежды поэта Махамабама и нахваливать выдающиеся боксерские таланты профессора Халли Мао Тактаго. Наш, с позволения сказать, арестованный всплеснул руками и произнес прочувствованную речь о необходимости возрождении традиций эпохи правления Королевы Вельдхут, когда скверных поэтов сажали на корабль, вывозили в открытое море и бросали там в весельной лодке с запасом еды и питья на несколько дней – дескать, пусть теперь судьба сама рассудит, что с ним делать. Лонли-Локли, поразмыслив, согласился, что такой подход к делу мог бы в кратчайшие сроки вывести современную поэзию на совершенно новый качественный уровень. А я окончательно почувствовал себя пациентом Приюта Безумных, причем самым смирным и вменяемым в своем отделении.

– Это еще что, – подмигнул мне сэр Джуффин. – Ты бы на них после удачного выступления Кибы Кимара посмотрел. Сбежал бы небось от нас подальше. Например, в Арварох, как в детстве собирался.

– Сбежишь от вас, как же, – вздохнул я. – Раньше надо было думать. А теперь у меня есть серьезный резон держаться за вас обеими руками… Знаете, что забавно? По дороге вы мне сказали – дескать, пришел конец твоему одиночеству. А на самом деле оно теперь только началось. Прежде-то я даже не знал, что это такое. Не с чем было сравнивать. Впрочем, одиночество мне тоже нравится. Как и все остальное.

– Еще бы тебе не нравилось, – улыбнулся шеф. – Не споткнись о ступеньку, счастливчик. Мы уже, как видишь, почти пришли.

О ступеньку, впрочем, споткнулся не я, а сэр Хамбара Гаттон, увлекшийся беседой о путях развития поэзии. Но Лонли-Локли не дал ему свернуть шею. Подхватил на лету, поставил на ноги и продолжил разговор. Угомонились эти двое только в коридоре Управления Полного Порядка, да и то не по собственной воле, а под суровым взором шефа, которому явно не терпелось сменить надоевшую тему.

– Сюда сейчас придет леди Сотофа, – объявил он. – Это значит, что в ближайшие несколько часов мне будет не до вас, господа. Поэтому ты, Хамбара, отправляйся домой…

– Что?! – Наш арестованный явно ушам своим не поверил.

– Домой, говорю, отправляйся. Правда, твою прекрасную даму мы с сэром Мелифаро вчера вероломно похитили. Извини. Но все остальные сокровища оставили на месте. Вполне можно жить.

– Но как же…

– А вот так. Понадобишься – вызову. Сбежишь – поймаю. Одно удовольствие за тобой по Темной Стороне бегать, а уж я, ты знаешь, своего не упущу. Хотя совершенно непонятно, зачем бы тебе от меня удирать. В этом деле ты не обвиняемый, а жертва. Все, что тебе грозит, – пара-тройка часов у меня в кабинете. С другой стороны, сам-то я там целыми днями сижу, и вроде ничего. Под камру из «Обжоры Бунбы» еще и не такое можно пережить.

Но Хамбара Гаттон не спешил отправляться домой. Топтался на пороге кабинета, куда шеф явно не собирался его сейчас приглашать, вздыхал и наконец сказал:

– Но ты же понимаешь, что идея изначально была моя.

– Ни секунды в этом не сомневался, – согласился сэр Джуффин. – Только идее этой, по моим приблизительным прикидкам, дюжины три лет, если не больше. С тех пор в твоей жизни успело случиться много интересных событий. В частности знакомство с одной прекрасной леди, которая, как и я, сразу распознала в тебе человека Темной Стороны. Но, в отличие от меня, нашла время заняться твоим обучением, за что ей, конечно, большое спасибо. Я бы еще долго собирался. С тех пор тебе стало плевать и на Кодекс Хрембера, и на его нарушителей, и на старых приятелей вроде Махони Анмахони, который вернулся из изгнания в надежде как следует повеселиться в столице и был чрезвычайно разочарован твоим внезапным равнодушием к политике. Скажешь, не так?

– Впервые такое вижу – чтобы следователь пресекал все попытки подозреваемого чистосердечно признаться в преступлении, – усмехнулся сэр Хамбара Гаттон. – И как тебя еще со службы не поперли – при таком-то отношении… А кстати, когда ты понял, как обстоят дела?

– Когда обнаружил, что ты удрал на Темную Сторону. Вряд ли более-менее сведущий человек будет в здравом уме рассчитывать, что спрячется там от меня. Зато на Темную Сторону совершенно точно не может попасть твой дружок Махони. А догадавшись, от кого именно ты там скрылся, нетрудно понять все остальное. А теперь любезность в обмен на любезность – пожалуйста, объясни сэру Мелифаро, почему ты так нелепо одет. Он уже полдня мучается, но сам тебя не спросит. Ему кажется, это бестактно.

Хамбара Гаттон повернулся ко мне и смущенно улыбнулся.

– Эта одежда была на мне в тот день, когда я впервые попал на Темную Сторону. На самом деле на Темной Стороне, конечно же, не имеет значения, как ты одет. Но для меня пока имеет. Эта одежда – что-то среднее между талисманом и камертоном. Помогает прийти в нужное настроение и поверить, что все опять получится.

– Спасибо, – поблагодарил я.

А вопрос о том, какие непостижимые причины заставили его столь нелепо одеться в тот знаменательный день, оставил при себе. Чужих тайн с меня на сегодня было вполне достаточно.

– Можешь идти домой, счастливчик, – неожиданно сказал мне шеф. – Не уверен, что дам тебе как следует выспаться, но несколько часов у тебя точно есть.

По коридору я не шел, а летел, не касаясь пола – скорее, пока он не передумал. От возможности принять ванну и переодеться меня отделяла всего четверть часа – говорить не о чем.

Что время на дорогу можно было сократить, взяв казенный амобилер, я сообразил только на полпути. И уже в который раз подумал, что моей хваленой способности соображать служба в Тайном Сыске явно не на пользу. Но не испытал ни малейшего сожаления.

В дом я влетел, как заговоренная стрела, для которой не существует ничего, кроме цели. Моей целью была ванная, и я устремился вниз. Всего-то семнадцать ступенек, – ликовал я. На радостях принялся их считать: одна, две и…

И все.

Я так и не успел понять, что случилось – мир сперва сделался красным и горячим, а потом, почти сразу, все погрузилось во тьму или я сам стал тьмой, гулкой, густой и звонкой, темным глубоким колодцем, на дне которого, я это точно знал, ждал меня мой двойник, потому что, когда один из нас умрет, второй возьмет его к себе – мы об этом договорились, вернее, одновременно вспомнили, что так будет, потому что иначе для Стража невозможно.

И знали бы вы, с каким наслаждением я туда летел.

Однако на дне колодца оказалось довольно светло, туда доносился далекий уличный шум, а вместо моего двойника там зачем-то болтался сэр Шурф Лонли-Локли, мрачный, как скупец, севший разбирать счета накануне Последнего Дня Года. Я хотел спросить, ради какого драного вурдалака он нырнул в мой колодец, почему бы просто не отстать от человека, который только что умер… Или все-таки нет?

На всякий случай я выбрал другую формулировку. Более универсальную.

– Что происходит?

– Строго говоря, в данный момент уже ничего, – Лонли-Локли был обстоятелен, как всегда. – А чуть ранее имела место драка. Если, конечно, мы договоримся называть дракой нападение семерых юных Магистров на одного усталого человека, который вернулся домой.

– Ага. Усталый человек, это у нас, надо понимать, я… Семеро, говоришь? И где же они?

– Тут, конечно, – он поднял вверх правую руку в защитной рукавице. – Когда имеешь дело с взбесившимися мальчишками, это удобнее всего. По крайней мере, находясь в моей пригоршне, они не причинят вреда ни себе, ни другим.

Я попытался сесть, потому что как раз осознал, что лежу в чрезвычайно неудобной и, чего уж там, нелепой позе – голова на полу, ноги на лестнице. Хорош герой, нечего сказать.

– Вставать пока нельзя, – строго сказал Лонли-Локли. – Я тебя специально так положил. Я сравнительно неплохой знахарь. Но далеко не мастер. Поэтому сломанная нога будет заживать не меньше часа.

Я хотел было возмутиться – с какой это стати он мне тычет? Но, хвала Магистрам, вовремя вспомнил, что первым сказал ему: «говоришь» вместо «говорите». И Лонли-Локли, как человек безупречно вежливый, любезно ответил мне тем же. А ведь мог бы просто убить на месте за фамильярность. Так что пути назад теперь, пожалуй, нет. Ладно, на «ты», так на «ты». Переживу.

А вслух я спросил:

– Получается, они мне не только по башке врезали, но еще и ногу сломали?

– Они тебя оглушили, это все. Ногу ты сломал, когда катился по лестнице. А больше ничего не успело случиться. Я, хвала Магистрам, не слишком опоздал.

– Опоздал? – переспросил я. – Погоди, так ты не случайно здесь оказался?

– Разумеется, не случайно. По правде сказать, я даже вообразить не могу, до какой степени рассеянности надо дойти, чтобы случайно оказаться в чужом доме. Разумеется, я предполагал, что может произойти нечто в таком роде. И должен был прийти сюда несколько раньше. Но сэр Джуффин меня задержал. Обычно с ним очень просто договориться, однако время от времени это вдруг становится совершенно невозможно. И сегодня, к сожалению, именно такой день.

– То есть ты подозревал, что в моем доме засада? Но почему? Кому, интересно, я мог понадобиться? И в любом случае можно было просто меня предупредить.

– Вопрос «кому я мог понадобиться» довольно неожиданно звучит в устах человека, обладающего зачатками логического мышления, – сухо сказал Лонли-Локли. – Особенно при условии, что этот человек не далее как нынче ночью собственноручно расквасил некоторое количество чужих носов на территории Иафаха. По правде сказать, я был совершенно уверен, что ты и сам готов к тому, что дома тебя ждет засада. И решил, что предупреждать бессмысленно. А вот пойти и посмотреть, не понадобится ли моя помощь, вполне имело смысл.

– Но… – я так удивился, что поначалу даже сформулировать толком не мог. – Я вообще не думал ни о какой засаде. Был уверен, они просто… Ну, не знаю даже. Жалобу Королю, например, накатают. Или что в таких случаях положено делать – по закону, я имею в виду? А Его Величество призовет к ответу шефа. И сэр Джуффин непременно как-нибудь выкрутится, так что вопрос, считай, закрыт.

– Так и есть. Но при этом следует учесть, что Магистры Семилистника тоже в курсе, как обычно в таких случаях улаживаются дела. И им это не слишком нравится. А некоторым Младшим Магистрам не нравится до такой степени, что они решили сами с тобой разобраться. Думаю, я должен извиниться за то, что предъявил к тебе чрезмерные требования. Ты действительно не был обязан предвидеть их реакцию. Я упустил из виду, что ты, в отличие от меня, никогда не был юным Младшим Магистром, который, конечно, дурак дураком, но прекрасно видит, что серьезными делами занимаются скучные, никчемные старики, и полагает, что положиться можно только на собственную удаль и дурь, ошибочно принимаемые за силу.

– Вообще-то я был студентом-первокурсником, – вздохнул я. – И если я все правильно понял про Младших Магистров, это примерно то же самое, только без магии. Так что у меня был шанс догадаться. Однако даже в голову не пришло. Сам дурак, конечно.

После такого моего признания между нами установилось нечто более-менее напоминающее душевную гармонию.

– Я, конечно же, планировал оказаться здесь первым, осмотреть дом, дождаться тебя и предложить помощь в составлении охранных заклинаний, – сказал Лонли-Локли. – Даже соответствующее разрешение подготовил, чтобы штраф за несанкционированное использование Очевидной Магии потом не пришлось платить. Но сегодня ты шел домой несколько быстрее, чем обычно. А сэр Джуффин вдруг решил, что их приватный разговор с сэром Гаттоном должен быть оформлен как официальный допрос, причем безотлагательно. Совершенно на него не похоже. Обычно он вспоминает о протоколе не раньше, чем приходит время передавать дело в Канцелярию Скорой Расправы.

– Вероятно, он тоже предвидел засаду, – вздохнул я. – И решил, что, если эти болваны успеют хотя бы разок мне врезать, фингал под моим невинным глазом даст ему серьезные преимущества при очередных переговорах с Магистром Нуфлином. Под такое дело можно еще пару-тройку полезных подземелий у Семилистника оттяпать, чем плохо.

– Вполне может быть, – спокойно согласился Лонли-Локли. – Все-таки вероятность того, что нападающие прибегнут к магическому оружию, была очень невелика. Даже я в это не слишком верил. Не те сейчас времена.

– А они действительно не колдовали? Спрятались за лестницей, врезали мне разок со всей дури и все? Ничего себе удар.

Лонли-Локли ответил не сразу.

– Не совсем так, – наконец сказал он. – Во-первых, они были невидимы, что, впрочем, ладно бы. Во-вторых, оглушили тебя не кулаком, а заклинанием Бахамгаму, простым, но эффектным. Если бы его успели дочитать до конца, моих скромных знахарских познаний, пожалуй, не хватило бы, чтобы поправить дело. Заклинание Бахамгаму теоретически не опасно для жизни. Человек просто теряет сознание; привести его в себя нелегко, но, скажем, для того же сэра Джуффина или Королевского знахаря ничего невозможного тут нет, а раньше специалистов такого уровня было гораздо больше. Что по-настоящему скверно – находясь в обмороке, жертва переживает те ощущения, которые, как ей кажется, должен испытывать умирающий. «Как кажется» – это ключевой момент. Поскольку люди, как правило, боятся смерти и позволяют своему воображению рисовать самые чудовищные картины умирания, многие под воздействием заклинания Бахамгаму проходят через настоящий кошмар и потом долгое время не могут прийти в себя. В свое время я видел трех пациентов Приюта Безумных, чье заболевание стало прямым, хоть и не мгновенным следствием такой ворожбы. В годы моей молодости заклинание Бахамгаму было довольно популярным способом отомстить врагу, которого по какой-то причине нельзя убивать. Мне, к слову, оно даже в юности не нравилось. Ни разу его не использовал. Хотя добрым человеком не был никогда.

– Вот уж не знаю, – вздохнул я. – Сперва не хотел отпускать меня одного бузить в Иафахе, я же помню. Теперь вот от засады спасать прибежал. Недобрые люди обычно так не суетятся.

– Доброта, равно как и ее отсутствие, тут ни при чем. Просто я сейчас обучаю тебя азам магии. Такого рода отношения накладывают на меня ответственность за твою безопасность. Впрочем, не могу сказать, что тебе так уж повезло, моя защита – не ахти что. Именно в этой области у меня нет ни особых талантов, ни даже удачи. И Тотохатту я в свое время не уберег. Тоже опоздал на несколько секунд, в точности как сегодня.

Он говорил это тем самым отстраненным, высокомерным тоном, который меня всегда так бесил. Однако сейчас я все-таки понял, что интонация – не то, на что следует обращать внимание, когда имеешь дело с Шурфом Лонли-Локли. Зато можно, например, посмотреть человеку в глаза. И тут же отвести взгляд, потому что – невыносимо.

– Он был Мастером Преследования? – спросил я. Просто чтобы не молчать.

– Совершенно верно. Лучшим из Мастеров Преследования, какие мне когда-либо встречались; впрочем, сэр Джуффин, который видел побольше моего, говорил то же самое. Собственно, мастерство Тотохатту и погубило.

– Как такое может быть?

– Когда Мастер Преследования близок к цели, он больше ничего не видит и не слышит, так уж они устроены. И чем выше уровень мастерства, тем безупречней концентрация на цели. Напасть на него в этот момент проще простого, даже в засаде прятаться не обязательно – все равно не заметит, если идет не по твоему следу. Обычно я всегда сопровождал Тотохатту в погоне и своевременно устранял любую опасность. Но в тот день я немного замешкался, и Тотохатта не стал меня дожидаться – не захотел или просто не смог, даже опытный Мастер Преследования далеко не всегда способен контролировать себя после того, как встал на след. А у того, за кем гнался Тотохатта, был превосходно вооруженный сообщник. Ты уже имеешь некоторое представление о моих Перчатках Смерти. Теперь представь себе, что их копию решил изготовить деревенский кузнец, дотошный и трудолюбивый. Показали бы эти нелепые орудия мне, я бы, пожалуй, не поверил, что они могут убивать. Однако пепел, в который превратился Тотохатта, ничем не отличался от пепла, остающийся от моих жертв. У меня, как ты понимаешь, быстро появилась возможность сравнить.

Мы помолчали. Я зачем-то спросил:

– Это случилось в девятый день пятьдесят девятого года?

Он кивнул. Потом задумался. И наконец поглядел на меня с некоторым интересом, как будто я был не слишком нужной, но довольно редкой библиотечной книгой.

– А почему ты назвал именно эту дату?

– Куруш как-то посетовал, что в девятый день пятьдесят девятого года никто не купил ему пирожных. Он же все помнит. А потом сказал – дескать, вас можно понять и простить, это был самый худший день. Если учесть, что нашу лавочку до сих пор не прикрыли, а сотрудники Тайного Сыска все-таки гибнут нечасто…

– При желании ты способен неплохо работать с информацией, – снисходительно сказал Лонли-Локли. И, немного помолчав, добавил: – Нечасто, да. До того дня мне вообще в голову не приходило, что может случиться подобное. Надо обладать очень пылким воображением, чтобы представить себе обстоятельства, способные привести к гибели сэра Джуффина Халли или, скажем, того же сэра Кофы. И на собственный счет я вполне спокоен. Все свои шансы умереть молодым я уже давным-давно упустил. И по этой причине считал неуязвимым Тотохатту – просто за компанию. Думал, если он с нами, значит, такой же, как мы. Непростительная глупость. Неудивительно, что его гибель в некоторой степени выбила почву у меня из-под ног.

– Зато о моей уязвимости ты, похоже, не забываешь ни на секунду, – усмехнулся я.

– Так именно поэтому. Было бы странно, если бы я по-прежнему считал, что служба в Тайном Сыске сама по себе является гарантией неуязвимости. Ты не стал ни осторожнее, ни могущественнее, ни, что особенно важно, опытнее в тот день, когда были подписаны документы о твоем назначении. Понимание всегда расширяет зону ответственности, хотим мы того или нет. Именно поэтому я считаю своим долгом по мере своих сил тебя опекать.

Ага – притом, что добрым человеком ты никогда не был, – подумал я. – Вот уж повезло мне так повезло. Теперь дело за малым – найти того, кто спасет меня от такого защитника, и тогда я, возможно, все-таки выживу.

– Думаю, ты уже можешь попробовать встать, – сказал Лонли-Локли. – Но если почувствуешь, что нога еще болит…

– Немного, – соврал я, поднявшись. И, сообразив, что притворство может привести к тому, что меня снова заставят валяться под лестницей, поспешно добавил: – Но до спальни как-нибудь доковыляю.

– Уверен, ты даже не знаешь, левая или правая нога была сломана. Однако понимаю, чем продиктована твоя ложь. Я попробую убедить сэра Джуффина, что вызывать тебя в Дом у Моста сегодня не стоит. Тем более что развлечений у него и так будет предостаточно, – и Лонли-Локли выразительно поднял руку, между пальцами которой были спрятаны мстительные молодые Магистры.

Только теперь я осознал, до какой степени хочу спать. Хоть прямо тут, на полу снова укладывайся, не раздеваясь. И ясно, что ванна теперь уж точно подождет. И вообще все.

Спаситель мой, похоже, понял, сколь мучительна для меня каждая секунда разлуки с подушкой, и поспешно пошел наверх, к выходу. Очень великодушно с его стороны. В этот миг я возлюбил его практически как брата.

– Спасибо тебе за все, сэр Лонки-Ломки, – сказал я ему вслед.

Нечаянно оговорился, что с сонного человека взять. Но он застыл, обернулся ко мне, и, грешные Магистры, как же его перекосило! Как будто на гвоздь босой ногой напоролся. Или, того хуже, на встречу бывших армейских сослуживцев в своем любимом трактире. Настолько живой эмоциональной реакции на происходящее я у него еще никогда не наблюдал.

– Сэр Мелифаро, на всякий случай напоминаю, что моя фамилия Лонли-Локли, – сухо сказал он. – До сих пор тебе удавалось произносить ее правильно. Надеюсь, в ближайшем будущем ты вновь обретешь внезапно утраченную способность.

Сердце мое затрепетало от восторга, даже сонливость как рукой сняло. Похоже, я все-таки нашел способ превращать «безупречнейшего из людей» в нормального живого человека. Я твердо пообещал себя не злоупотреблять этим методом. Прибегать к нему только когда почувствую, что мои запасы братской любви к нему в очередной раз исчерпались. Возможно, тогда мне удастся дожить хотя бы до конца года.

Впрочем, судя по тому, что я жив до сих пор, я здорово недооценивал его выдержку.

Прекрасно даже не то, что я спал почти до заката, а то, что проснулся совершенно самостоятельно. Шурф Лонли-Локли меня не будил, и вообще никто. На радостях я хотел было послать зов шефу, узнать, как у нас дела, но в последний момент решил, что лучше не рисковать. Вполне возможно, они там в Доме у Моста просто забыли о моем существовании, но стоит подать признаки жизни, и начальство тут же возопит, что мое отсутствие ранит его нежное сердце. И плакал тогда завтрак. С утра-то я еще могу без него обходиться, но отсутствие завтрака после заката ставит под угрозу само мое существование.

Спасаться я решил в «Алой Булке» – этот маленький трактир, к моему горькому разочарованию, закрылся, вернее, переехал в Новый Город больше дюжины лет назад. Не то чтобы там так уж вкусно готовили – не хуже, чем у большинства соседей, но, скажем, с тем же «Обжорой Бунбой» не сравнить. Однако красота и веселый, покладистый нрав владелицы целиком искупали все несовершенства ее повара.

Сообщив хозяйке, что ее роскошная задница – зрелище, затмевающее даже закат над Хуроном, я сделал заказ, огляделся в поисках места и увидел, что в дверях стоит сэр Хамбара Гаттон. Хвала Магистрам, он успел переодеться, и теперь на его костюм было приятно смотреть – тонкая алая скаба под элегантным голубым лоохи, а на голове желтый тюрбан, великолепно дополняющий этот изысканный ансамбль. Увидев, что я его заметил, сэр Хамбара улыбнулся, приветливо и, как мне показалось, смущенно:

– Я не решился побеспокоить вас дома и поэтому специально зашел за вами сюда. Но если вы хотите поесть в одиночестве, я могу подождать где-нибудь по соседству.

– Да нет, зачем, – я даже удивился такой деликатности. – Буду рад, если составите мне компанию. Только имейте в виду, кухня здесь не то чтобы выдающаяся.

– Неважно, – отмахнулся он. – Я не голоден, а Осский Аш, хвала Магистрам, везде одинаков.

Я внутренне содрогнулся. Осский Аш – отличное пойло, но лично меня он почти мгновенно сшибает с ног. И если придется прямо с утра пить его за компанию, день закончится, так толком и не начавшись.

Видимо, мои чувства отразились на лице, потому что сэр Хамбара поспешно предложил:

– Вы будете есть, а я пить. Таким образом, из нас двоих в сумме получится один приличный клиент.

– Пожалуй, – согласился я. – Честно говоря, я только что проснулся. К тому же в ближайшее время наверняка выяснится, что меня ждут на службе. Я просто оттягиваю этот момент, как могу.

– Весь день пытаюсь не то чтобы напиться, просто немного расслабиться, – пожаловался сэр Хамбара, лихо отхлебнув чуть ли не половину своей порции. – Ничего не выходит, как будто воду пью. Кстати, будет смешно, если в один прекрасный момент выпитое все-таки подействует – все одновременно. Пока этого не случилось, сделаю то, ради чего вас выследил. Выражу глубочайшее восхищение в единственно доступной мне сейчас форме.

Он поднялся из-за стола и отвесил мне в высшей степени церемонный поклон. Я даже немного растерялся.

– Нет-нет, я не свихнулся, услышав, что Кеттариец не собирается запирать меня в Холоми, – усмехнулся сэр Хамбара. – И не стараюсь столь причудливым способом свести с вами дружбу. Просто отдаю должное человеку, сумевшему вцепиться в единственную подсказку, которую я смог ему дать. Шансов на это, честно говоря, почти не было. Я и не надеялся, просто сделал то немногое, что мог, совершенно не рассчитывая, что моя попытка принесет хоть какой-то результат. Вы же, на мой взгляд, совершили невозможное.

– Похоже, на это ушли все мои силы и способности, – вздохнул я. – Потому что понять, о чем вы говорите, по идее, должно быть несложно, да? А я все равно не понимаю.

– Это я скверно объясняю. После общения с Кеттарийцем поневоле начинаешь думать, будто все вокруг прекрасно осведомлены, что у тебя на уме. На самом деле произошло вот что. Заклинание, которым связал меня мой бывший приятель, исключало возможность не только открыто рассказать кому-то о своих делах, но даже намекнуть; в противном случае я бы давно нашел выход, благо мастеров разгадывать ребусы среди моих знакомых всегда хватало. Скажу больше, если бы я решил под каким-нибудь предлогом встретиться с тем же Кеттарийцем или Кофой, я бы погиб мучительной смертью при первой же удачной попытке собеседника порыться в моих мыслях. То есть я, кроме всего, должен был любой ценой избегать прямого контакта с проницательными людьми вроде них, а если уж не удалось уклониться, защищать свою внутреннюю территорию от вторжения, сколько хватит сил.

– Безвыходное положение, – кивнул я.

– Не то слово. И вдруг Кеттарийцу взбрело в голову прислать ко мне по пустяковому делу именно вас, человека, лично знакомого с леди Гетти, да еще в тот самый день, когда она должна была прийти ко мне, уладив дела на спрятанном накануне корабле. Разумеется, устроить вам дружескую встречу в гостиной означало подписать себе смертный приговор. Но немного вас задержать в надежде, что вы с Гетти столкнетесь у входа, – это я мог. Случайная встреча на улице – это просто случайная встреча на улице, я тут как бы и ни при чем.