Текст книги "Хроники Ехо (сборник)"

– Это мой покойный отец, – вздохнул я. – Магистр Хумха Йох собственной персоной. Папа, это мой коллега, сэр Шурф Лонли-Локли.

Я хотел было злорадно добавить, что Шурф – тот самый человек, которого обычно зовут разбираться с неугомонными призраками, но не успел.

– Магистр Хумха Йох? – переспросил Шурф. – Автор трактата «Фонетика угуландских заклинаний»?

Я был готов поклясться, что голос его дрогнул, хотя прежде не предполагал, что такое возможно.

– Хотите сказать, вы читали эту мою работу? – изумился призрак.

– И не только ее. Все тексты вашего авторства, какие смог отыскать. В частности, меня чрезвычайно заинтересовали ваши исследования ритмических особенностей заклинаний, применяемых в кулинарии. Очень жаль, что вы не довели свои изыскания до логического завершения, поскольку изложенная там идея о существовании неких фундаментальных созидательных и разрушительных ритмов, используя которые можно принципиально изменять действие любого заклинания, кажется мне чрезвычайно важной. Уверен, что многие могущественные колдуны Эпохи Орденов, начиная с Лойсо Пондохвы, использовали эту методику, но, насколько мне известно, никто, кроме вас, до сих пор не попытался сформулировать теоретическое обоснование…

Хумха был почти смущен его напором. Но и доволен, конечно. И даже не пытался это скрывать.

– Вы, как я понимаю, могли читать разве что черновые наброски, – наконец сказал он. – Хоть и не представляю, где вы их раздобыли. За серьезный труд о фундаментальных ритмах Мира я так толком и не взялся. Подумал: кому это надо? В Эпоху Орденов люди окончательно утратили интерес к книжному знанию…

– И совершенно напрасно, – с несвойственной ему горячностью подхватил Шурф.

– Вот-вот.

Обо мне эти двое забыли. Можно было перевести дух, набить трубку и спокойно переговорить еще с двумя агентами – время-то не стоит на месте.

Завершив переговоры, я наконец позволил себе вмешаться в ученую беседу.

– Сэр Шурф, – вкрадчиво сказал я, – скажи честно, ты до архива-то дошел? Или с полдороги вернулся?

Он умолк и с недоумением уставился на меня. Но, надо отдать ему должное, опомнился довольно быстро.

– Ну что вы такое говорите. Разумеется, я был в полицейском архиве. Следует признать, ваше задание отняло у меня несколько больше времени, чем я рассчитывал. Прошу прощения за нерасторопность, но быстрее не получилось.

В устах человека, за полчаса провернувшего дело, на которое мне бы понадобилась вся ночь, эти извинения звучали как совершенно возмутительное кокетство. Однако, зная Шурфа, невозможно сомневаться в его искренности. И это, честно говоря, хуже всего.

– Так и знал, что ты не дашь нам побеседовать, – сердито сказал призрак. – В кои-то веки мне удалось встретить человека, наделенного редким даром глубокого понимания моих мыслей!

Вот уж воистину редчайший дар, кто бы спорил.

– Наговоритесь еще, вся ночь впереди, – вздохнул я. – Сейчас разберемся с делами, и оставлю вас обоих в покое – хоть до утра, хоть до конца года, как пожелаете.

Хумха ничего не ответил, но молчание его было вполне негодующим, от напряжения не только воздух звенел – оконные стекла дребезжали. Что-что, а такие фокусы отцу и при жизни всегда удавались на славу.

Шурф, хвала Магистрам, не обратил ни малейшего внимания на все эти страсти. Он вообще обладает счастливым умением выбирать, что замечать, а что нет; в каком-то смысле он уже давно живет в идеальном мире, где происходят исключительно интересные и важные события – причем именно в такой последовательности. Крупномасштабных трагедий и катастроф ему и там наверняка хватает, зато ни склок, ни дрязг, ни оскорбительных намеков, ни мелких пакостей нет в помине; не удивлюсь, если он уже давным-давно благополучно забыл об их существовании или вовсе никогда не знал – а что ж, я бы совершенно не удивился.

– Желая получить как можно более полную и ясную картину ситуации, я изучил все отчеты с начала года, благо их было совсем немного, – с присущей ему обстоятельностью начал Шурф. – Первый из рассмотренных мной случаев смерти от утраты Искры имел место еще весной, в двадцать восьмой день года, но, честно говоря, я не думаю, что он вас заинтересует. Сэр Аббата Швах болел несколько лет и…

– Да, знаю. Помощник его домашнего знахаря рассказывал потом в «Пьяном скелете», что сэр Швах очень тяготился своим безнадежным положением и давно бы отказался от лечения, но хотел дождаться возвращения старшей дочки – не то из Умпона, не то из Таруна, где она несколько лет изучала какие-то экзотические искусства. Дождался, попрощался, после чего сразу перестал принимать лекарства и на следующий же день умер – чего, собственно, следовало ожидать. Давай дальше.

– События, которые, как я понимаю, являются причиной вашего беспокойства, начались семнадцать дней назад. Это похоже на эпидемию в миниатюре. Масштабы, конечно, несопоставимы, но обычно от утраты Искры в столице умирают два-три человека в год, уж никак не больше; впрочем, это вы знаете не хуже меня. На мой взгляд, двадцать три случая за семнадцать дней вполне можно считать эпидемией.

– Двадцать три? – переспросил я. – Совсем плохо дело.

Шурф равнодушно кивнул – дескать, плохо ли, хорошо ли, решайте сами, меня это не касается, – и продолжил:

– Я отметил два любопытных момента. Во-первых, для всех случаев характерно стремительное развитие болезни. Вы же сами знаете, обычно смерть от утраты Искры наступает далеко не сразу. Несколько дюжин дней не предел даже для больных, не получающих никакого лечения. А хороший знахарь, должный уход и воля к жизни могут отсрочить смерть на годы.

– Да, – нетерпеливо кивнул я. – А что у нас?

– Все больные умирали в течение двух-трех дней после появления первых симптомов заболевания. Впрочем, в подавляющем большинстве случаев они вовсе не обращались к знахарям, поскольку принимали внезапные приступы слабости за обычную усталость. Ничего удивительного, люди просто не успевали разобраться, что с ними происходит.

Я вспомнил, что муж Брины Клайвис продержался больше полудюжины дней – вот это, я понимаю, богатырское здоровье! Впрочем, скорее всего, причиной тому его уандукское происхождение. Известно же, еще ни один иностранец не умирал от утраты Искры, да и в удаленных провинциях Соединенного Королевства о такой напасти знают лишь понаслышке; можно подумать, эта неизлечимая болезнь, лекарства от которой не смогли выдумать даже могущественные колдуны древних времен, – своего рода почетная привилегия уроженцев Сердца Мира. Столичным снобам, вроде моего покойного батюшки, следовало бы взять это на вооружение, как дополнительный повод для гордости.

– Здесь полный список умерших, – сказал Шурф, протягивая мне табличку. – Имена, адреса, род занятий, семейное положение, даты начала заболевания и смерти, фамилии знахарей, производивших освидетельствование, все как положено. Если хотите, могу прочитать вслух.

– Спасибо, – я невольно улыбнулся. – Ты не поверишь, но я все еще помню алфавит. По крайней мере, некоторые буквы определенно кажутся мне знакомыми. Так что разберусь как-нибудь.

– Мне бы и в голову не пришло усомниться в ваших способностях, сэр, – невозмутимо ответствовал он.

Вообще-то я бы не удивился, узнав, что сэр Шурф принял мое паясничание за чистую монету. Еще небось порадовался за меня от всего сердца – дескать, такой занятой человек, совсем книг не читает, а буквы, гляди-ка, до сих пор не забыл, молодец.

– Ладно, с этим, будем считать, ясно. А второй любопытный момент? – спросил я.

– Плотность событий постепенно возрастает, – туманно объяснил Шурф.

– Что ты имеешь в виду?

– Вы бы и сами это заметили, ознакомившись с моим отчетом. Смотрите, первая смерть от утраты Искры имела место, как я уже сказал, семнадцать дней назад. Следующая – три дня спустя. Еще через два дня – новый покойник. На этом перерывы заканчиваются, каждый день кто-нибудь умирает, в иные дни – сразу двое; позавчера в столице было зарегистрировано сразу три смерти от утраты Искры, вчера – то же самое. Сегодня, впрочем, отмечен только один случай, но до полуночи еще есть время. Если бы речь шла об убийце, я бы сказал, что со временем он, как говорится, набил руку.

– Меткое замечание, – кивнул я. – Спасибо, ты очень мне помог. И поможешь еще больше, если согласишься составить компанию сэру Хумхе. Дома он, знаешь ли, скучает. При этом у меня куча дел в городе, а присутствие призрака на ночных улицах крайне нежелательно.

– Об этом не может быть и речи, – согласился Шурф. И вежливо добавил: – Надеюсь, сэр Хумха не станет возражать против моего общества.

Призрак невнятно пробурчал что-то не слишком любезное, дескать, в его положении выбирать не приходится, но мы с Шурфом предпочли сделать вид, будто не разобрали ни слова.

– Ну вот и договорились, – поспешно сказал я. И направился к выходу. Ждать вестей от Кобы можно в любом трактире и вообще где угодно, лишь бы там не было Хумхи.

Сэр Шурф не рискнул оставлять призрака без присмотра и не пошел меня провожать, но почти сразу прислал зов, я еще дверь за собой закрыть не успел.

«А как мне следует держать себя с сэром Хумхой? – спросил он. – Хотелось бы, чтобы мое общество было ему приятно».

«У тебя и без моих советов прекрасно получается. Продолжай в том же духе: восхищайся, расспрашивай, интересуйся его мнением по любому вопросу, соглашайся почаще, и старик будет совершенно счастлив. Есть только одна опасность: он вполне может решить, что обрел наконец родную душу, покинет мой дом и переберется к тебе – навеки. Ничего не имею против, но имей в виду, у него тяжелый характер».

«Ну, положим, это можно сказать о любом из нас», – заметил Шурф.

Он умолк, я даже немного удивился – сэр Шурф человек вежливый, не в его обычаях исчезать из сознания собеседника, не попрощавшись, но оказалось, это просто пауза.

«Единственным известным мне обладателем по-настоящему легкого характера был мой покойный отец, – неожиданно сказал Шурф. – Впрочем, вполне возможно, что я заблуждаюсь, и с другими людьми он вел себя совершенно иначе. Но теперь можно только гадать. Отец, в отличие от сэра Хумхи, никогда не был особо могущественным колдуном – во всяком случае, не настолько, чтобы перехитрить смерть, – так что вряд ли мне представится возможность еще раз с ним повидаться и составить объективное суждение».

«Поверь мне, это скорее плюс, – сердито сказал я. – От подобных встреч обе стороны получают куда меньше удовольствия, чем может показаться».

«Думаю, бывает по-разному. Но мое мнение в любом случае ничего не меняет. Хорошей вам ночи, сэр Кофа. И хорошей охоты».

Он умолк, а я пошел дальше, вверх по улице Медных Горшков. Надо же, думал я, похоже, у Шурфа Лонли-Локли было счастливое детство. Мне бы такое и в голову не пришло. И с чего, интересно, я взял, будто хорошо разбираюсь в людях?

Зов Кобы настиг меня на перекрестке – я как раз размышлял, в каком из ближайших трактиров ожидание покажется мне наименее тягостным. Коба молодец, избавил меня от мук выбора.

«Наши милые крошки заседают в конце улицы Стеклянных Зверей, – объявил он. – Их там ровно дюжина. Ищем дальше?»

«Обязательно, – сказал я. – Прекрасно, Коба!» И ускорил шаг, поскольку упомянутая улица – вот она, всего в трех кварталах отсюда, даже на Темный Путь становиться ни к чему.

Детишек я увидел сразу, благо они ни от кого не прятались. Сидели на тротуаре, молча пялились на ветхий двухэтажный дом, крытый зеркальной черепицей, которая, насколько мне известно, окончательно вышла из моды примерно за пару столетий до моего рождения. Я оглядел соседние здания, чтобы определить, какое из них пустует – когда есть хоть малейшая возможность не беспокоить людей внезапным вторжением, следует ею воспользоваться. Мне самому очень не понравилось бы, что в мой дом без приглашения вломились чужие люди – будь они хоть Тайные сыщики, хоть Великие Магистры, да хоть Его Величество собственной персоной. И вряд ли мнение остальных горожан по этому вопросу радикально отличается от моего.

Но, хвала Магистрам, мое зрение позволяет не только безошибочно отличить пустующий дом от всех прочих, но и более-менее точно определить, как долго он пустует. Когда хозяев нет дома больше суток, велика вероятность, что они уехали из города и, если удача их не покинет, вряд ли вернутся в ближайшие часы.

Когда человек по-настоящему тверд в своих убеждениях, обстоятельства обычно складываются так, что ему не приходится от них отступать. Я очень не люблю беспокоить людей понапрасну, поэтому с наблюдательными пунктами мне обычно везет; так вышло и на этот раз. Четвертый дом по улице Стеклянных Зверей пустовал, самое меньшее, с лета. Из его окон, по моим расчетам, должен был открываться прекрасный вид на интересующее меня зрелище.

Справиться с охранными амулетами дело нехитрое, так что уже минуту спустя я послал зов Джуффину.

«Улица Стеклянных Зверей, четвертый дом. Я в гостиной, любуюсь видом из окна. Присоединяйтесь».

Долго ждать мне не пришлось, Джуффин появился в гостиной прежде, чем я успел закончить фразу.

– С удовольствием, – искренне сказал он. – Вы не представляете, как мне надоел ваш приятель Габа Гро. Свет не видывал более скучного и добропорядочного обывателя – такое у меня сложилось впечатление. Приготовил ужин, поел, убрал со стола и теперь возится с детскими микстурами от кашля, бесстрашно применяя официально дозволенные ступени Черной магии – все две! А внучки его, сами понимаете, нет дома. И я не сказал бы, что господина Гро это беспокоит… Ну что, где эти ваши детишки? Ага, уже вижу.

Джуффин на несколько секунд припал к окну, кажется, даже дыхание затаил.

– Кофа, – наконец сказал он. – Это же не люди. Неужели вы сразу не поняли?

– Если бы понял, так бы вам и сказал, – сухо ответил я. – Ну и кто они в таком случае?

– Пока не знаю. Никогда прежде не видел никого… ничего подобного. Дырку над ними в небе, как же это все интересно!

Джуффин повернулся ко мне, глаза его сияли, как газовые светильники. Он был откровенно, неприкрыто, можно сказать, бесстыдно счастлив. Если бы я однажды встал перед необходимостью подкупить господина Почтеннейшего Начальника, пришлось бы разыскать для него тайное убежище какой-нибудь неведомой доселе нежити, чем пакостней, тем лучше.

– Извините, что не разделяю ваш энтузиазм, – язвительно сказал я. – Обычно такого рода загадки начинают мне нравиться только после того, как я их разгадал.

– Я знаю, – кивнул Джуффин. – И это одно из ваших величайших достоинств. Бескорыстная любовь к загадкам – роскошь при нашей с вами профессии совершенно непозволительная. В этом смысле я скверный пример для подражания. Ладно, оставайтесь тут, я скоро вернусь.

«Скоро» – понятие растяжимое, но в тот вечер Джуффину Халли удалось растянуть его почти на полтора часа – серьезное достижение. Так что я успел вдоволь наглядеться на неподвижных детей за окном. Ничего «нечеловеческого» я в них, увы, так и не обнаружил. Разве что дурацкое поведение. С другой стороны, люди порой еще и не такое вытворяют, дети – тем более.

Заскучав, я принялся штудировать отчет сэра Шурфа. Читать его мне было, чего греха таить, не слишком приятно. Документальное свидетельство моей некомпетентности – вот что представлял собой этот подробный список имен и адресов. Потому что моя работа как раз и состоит в том, чтобы все обо всех знать. А я прошляпил не одну, не две – двадцать три смерти за семнадцать дней. Эпидемию, по меткому выражению дотошного Шурфа. И если бы не захворал муж моей подружки Брины, я бы, пожалуй, до сих пор не спохватился. Хорош Мастер Слышащий, нечего сказать.

Впрочем, любую ситуацию следует оценивать объективно, не прислушиваясь к виноватому бормотанию совести. Всегда нужно четко понимать, где ты сам совершил ошибку, а где вмешались обстоятельства, над которыми ты не властен, – это полезно и для душевного равновесия и, что еще более важно, для дела. Я совершенно точно знал, что в последние семнадцать дней работал точно так же, как все предыдущие годы. Не валялся в постели, манкируя своими обязанностями, не уезжал из города, не рассиживался подолгу в одном и том же месте, не витал в облаках, пропуская мимо ушей чужие разговоры. И призрак отца появился в моей спальне всего два дня назад, даром что мне кажется, будто с тех пор прошла вечность. Так что на Хумху мои промахи тоже не спишешь.

Что ж, следовательно, никаких промахов и не было. Я не слышал пересудов о внезапной кончине двадцати трех горожан только потому, что их никто не вел. Что же это за люди такие удивительные, что об их смерти все молчали, как заколдованные? И ладно бы просто никому не рассказывали, но ведь не думали даже – выходит, просто не знали? Похоже на то.

Я еще раз перечитал список, вдумчиво, неторопливо. Первой жертвой стал некий Алаис Кинн. Двести семьдесят шесть лет, отставной сержант Королевской Гвардии, проживал на улице Фонарей. Жена, леди Амита Кинн, детей и других родственников нет, прислуги в доме тоже нет – что ж, выходит, и правда некому было рассказывать в городе об этом несчастье. Ладно, хорошо, предположим. Пошли дальше.

Мина Шлюйис, триста девяносто лет – весьма солидный возраст! – бывшая оперная певица. Ну как же, конечно, помню такую. Однажды, еще в бытность придворным Его Величества, я попал на ее выступление. Крошечная, хрупкая женщина с копной белокурых волос чуть ли не до пят и упоительным голосом. Даже меня, помню, проняло, хотя я не ахти какой любитель оперы. Потом оказалось, я попал на один из ее последних концертов. То ли Мине наскучила артистическая жизнь, то ли просто голос пропал, но она внезапно оставила сцену и тут же вышла замуж, причем не за одного из своих влиятельных поклонников, а за скромного чиновника Канцелярии Забот о Делах Мира, он был младше ее чуть ли не на сотню лет, только-только из Высокой Школы, совсем мальчишка. Это скоропалительное решение, принятое, как я понимаю, по велению сердца, оказалось стратегически верным. Почти все Смутные Времена эта парочка провела в Куманском Халифате, где муженек Мины и его старшие коллеги в неспешном, как заведено у куманцев, темпе налаживали нежную дружбу между Его Величеством Гуригом Седьмым и молодым халифом Цуан Афией, а в свободное от этих занятий время, то есть примерно триста дней в году, проедали казенные денежки в лучших кумонских кабаках. Ничего не скажешь, повезло ребятам. Брак их, судя по всему, оказался счастливым, по крайней мере, крепким, вот и в отчете написано: жила в семнадцатом доме по улице Злобных Замков, вместе с мужем. Сэр Бета Шух, точно, именно так его звали. Отставной младший помощник Начальника Канцелярии Забот о Делах Мира – прямо скажем, не самая блестящая карьера. Взрослые сын, дочь и внуки живут отдельно, их адреса… Кумон, Капутта? Ничего себе. Прижились, значит, в Куманском Халифате, как же я их понимаю! Хорошо, кто там у нас следующий?

Леди Атисса Каларнис, двести двадцать восемь лет, владелица обувной лавки, Тихая улица, муж Брета Каларнис, детей нет… Стоп. Лавка на Тихой улице. Как же, прекрасно помню обоих. Красивая пара. Рыжая, черноглазая женщина и совершенно седой мужчина, загорелый, как пират, с укумбийской серьгой в ухе, а все равно сразу видно, что умник, тихоня и книгочей. С магазинчиком своим носились как с любимой игрушкой, у таких торговцев и деньги оставлять приятно. И все время говорили хором – не перебивали друг друга, а именно хором, одно и то же, одновременно. Смеялись, объясняли: с нами такое вечно случается, слишком долго живем вместе. Вот рыжая-то, выходит, и умерла. Ох, как же жалко ее. Вернее, его. Ну, то есть обоих.

Ага, а вот эту леди я точно не знаю. Каора Тёрли, триста один год, улица Маленьких Генералов, пятый дом. Жила с сестрой-близнецом Шаорой, мужа, детей, других родственников нет. Ну да, с близнецами так часто случается, им, если спелись, вообще никто больше не нужен. Бедная леди Шаора, в таком почтенном возрасте потерять сестру-близнеца – суровое испытание. Как сама-то жива осталась? Впрочем, ответ на этот вопрос мне, пожалуй, известен: пришел знахарь, смуглый и зеленоглазый, дал сладкое лекарство… Дырку в небе над этим пройдохой, Габой Гро, во что он все-таки вляпался?!

Еще один старый знакомый, сэр Брима Кроббис, улица Сизых Туч, пятьсот двадцать два года. Возраст, что и говорить, солидный, но только не для бывшего Младшего Магистра Ордена Семилистника. Все-таки чему-чему, а основам искусства долголетия у нас учили даже послушников. С Бримой вышла совершенно дурацкая история, в духе старинных поэм. Сперва закрутил легкомысленный, ни к чему не обязывающий роман с юной послушницей из Ордена Колючих Ягод, благо лютой вражды между нашими Орденами в ту пору еще не было. Напоил девчонку приворотным зельем, а она в тот же вечер – его, так что влипли оба, к обоюдному, надо понимать, удовольствию. А когда действие отравы закончилось, оказалось, что можно было не хлопотать, не в приворотном зелье тут дело, все гораздо хуже, в смысле серьезнее. Несколько лет эти двое бегали друг к другу на свидания, пользуясь всякой возможностью, а потом решили махнуть рукой на орденскую карьеру и поженились. «Разрушить свою жизнь» – так это тогда называлось. Поскольку семейный человек не может состоять в магическом братстве, брак был – собственно, и остается по сей день – самым простым и надежным способом вылететь из любого Ордена в считаные минуты; в то же время намерение поступить в Орден всегда считалось достаточно веской причиной для немедленного развода. Я знавал людей, которые заключали фиктивные браки, чтобы беспрепятственно развязаться с Орденом, из которого иначе так просто не выйдешь, но тут был другой случай. И Брима, и его молодая жена весьма неохотно отказались от своих планов и надежд на будущее, настигшая их взаимная страсть казалась обоим скорее несчастьем, чем благословением, чем-то вроде душевной болезни, которая сделала их непригодными для настоящей жизни, но они сочли это велением судьбы, с которой не поспоришь, и решили покориться. Впрочем, несколько лет спустя эти двое наперебой твердили, что все оказалось к лучшему, и вообще производили впечатление очень счастливой пары, а я редко ошибаюсь в таких вещах. А теперь, значит, Брима умер, и его вдова осталась доживать свой век в одиночестве. Не позавидуешь. Ладно, поехали дальше.

Сэр Трайши Брай, отставной профессор литературы, двести двадцать шесть лет. Знакомое имя, только вот откуда? Особняк на улице Гномов – грешные Магистры, а это еще где? Небось в Новом Городе, в Старом-то я каждый миллиметр знаю. И жил он там вдвоем со старшим братом, очевидно, таким же закоренелым холостяком, как сам профессор… Стоп, так это же братья Брай! Ну как же, помню их историю. Когда они осиротели, Трайши был еще младенцем, а старший мальчик, Хайта, только-только начал учиться в Королевской Высокой Школе. Так он год добивался опеки над братом, не соглашался отдавать его родственникам, кажется, даже Королю писал – и получил-таки особое разрешение. Учебу забросил, конечно; его еще в Орден Потаенной Травы звали и, подозреваю, не только туда, мальчик-то был очень способный – вежливо отказывался. Тогда всем казалось, парень губит свою жизнь; позже, когда началась война Орденов, говорили – что за мудрый выбор, какая сила предвидения! Но, я думаю, ничего такого Хайта не предвидел, просто ему нравилось бездельничать, интересоваться всем понемножку и ни от кого не зависеть, благо родительское наследство давало такую возможность. Зато братишку он вырастил преотличного, тот везде за ним хвостиком ходил, смешной такой, смышленый паренек. Настолько смышленый, что кафедру древней Гугландской литературы получил сразу после окончания Университета, а всего дюжину лет спустя вышел в отставку, чтобы заняться современной угуландской поэзией – в смысле писать собственные сочинения. Если я ничего не путаю, наш Шурф Лонли-Локли большой поклонник его стихов… или, наоборот, яростный противник? Хоть убей, не помню, но книжку Трайши Брая я именно у него и видел. Кстати, интересно, почему о младшем Брае никто не судачил? Все-таки какая-никакая, а знаменитость. С другой стороны, литераторы нередко ведут замкнутый образ жизни, может, его друзья и поклонники только через год начнут беспокоиться и наводить справки. А что старший брат сейчас не пьет горькую по трактирам и не рыдает на груди случайных собутыльников, это как раз неудивительно. Не тот характер.

Хорошо, кто там у нас еще? Тима Бонкс, триста восемь лет, улица Королевских Прогулок, в прошлом помощник цирюльника Его Величества Гурига Седьмого. Ага, тогда я его помню. Хотя, честно говоря, помнить особо нечего. Милый человек, но совершенно невзрачный, и жена у него была такая же милая и невзрачная. Вечно сидела на скамейке в дворцовом саду, ждала, пока Тима закончит работу, и смущенно улыбалась всем, кто проходил мимо, робея поздороваться вслух. Ну вот, совершенно верно, жена Карита – вот как ее, оказывается, звали. Двое взрослых сыновей, владельцы корабельной верфи в Гажине, там же, понятное дело, и живут… Прислуги в доме нет – кстати, очень необычно для отставного придворного, обычно они по несколько слуг заводят, благо размеры пенсии позволяют – и не ради необходимости, а больше по привычке, чтобы домашняя жизнь хоть отчасти напоминала о дворцовой суете и неразберихе. Но Бонксы как-то обходились.

Мати Кришайна – вот это имя я точно слышу впервые. Сто пятьдесят четыре года, еще совсем молодая леди, надо же. Улица Забытых Снов, художница по стеклу. Муж, сэр Шанир Кришайна, детей, родственников, слуг нет… Да что они все, сговорились – парами жить, без детей, родственников и прислуги?!

Дочитав отчет Шурфа до самого конца, я убедился – да, действительно, как будто сговорились. В списке фигурировали только пары, в основном супружеские, хотя попадались исключения – близнецы Тёрли и Прити, братья Брай и еще старушки Сулайнис; я изредка встречал их в «Белом Доме», куда они ходили послушать музыку, думал, они сестры, а оказалось – мать и дочь. Однако исключения лишь подтверждали общее правило – в каких бы отношениях ни состояли пары, разлученные теперь смертью, это были именно пары, а не одиночки, но и не большие семьи; изредка у них имелись дети, но непременно взрослые и проживающие не просто отдельно от родителей, а Магистры знают где – в другом городе или даже на ином континенте.

Я чувствовал, что сделал очень важное открытие, хотя не мог пока сообразить, в чем именно оно состоит. По правде сказать, я не люблю, когда чутье опережает разум, но так порой бывает, ничего не попишешь.

– Прошу прощения, – наконец сказал Джуффин. Он ухитрился как-то незаметно объявиться у меня за спиной. – Не рассчитывал, что так задержусь. За это время я дважды смотался на Темную Сторону, но это сущие пустяки по сравнению с проблемой, которая возникла у меня при попытке лишить сэра Хумху прекрасного собеседника.

Я схватился за голову. Джуффин сделал вид, что не замечает моих терзаний, и жизнерадостно продолжил:

– Шурф сейчас позарез нужен на Темной Стороне, Абилат один не справляется, а Рани, как вы уже поняли, ни во что не вмешивается, может себе позволить, счастливица… Но вы, пожалуйста, не беспокойтесь, я вызвал в Управление леди Рениву, теперь они с сэром Хумхой наперебой сплетничают про общих знакомых, так что призрак вряд ли потревожит вас этой ночью. А пока Ренива одевалась и ехала, мне пришлось играть с вашим батюшкой в карты. Хорошее дело, но сегодня, честно говоря, это было немного некстати.

– С Хумхой все всегда некстати, – вздохнул я. – Он – живое воплощение самого этого понятия – «некстати». Впрочем, не такое уж и живое… Ладно, к делу. Пока вас не было, я изучал материалы, которые сэр Шурф собрал для меня в полицейском архиве. Он вам уже рассказал?

– Вкратце. Я бы, пожалуй, не отказался почитать его отчет.

– Держите, – я протянул ему табличку. – Я тут от скуки терзал сей документ и, будете смеяться, нашел кое-что общее для всех покойников. Интересно, что вы скажете.

Джуффин изучал табличку минуты три – по его меркам, очень долго.

– Пока, пожалуй, ничего не скажу, – наконец вздохнул он. – Я вижу только один общий момент: никто из них не жил один, но это не…

– Вот именно. Хотите сказать, это неудивительно, потому что одиноких людей вообще немного?

Джуффин нетерпеливо кивнул.

– Все так почему-то думают. А факты говорят об обратном. По официальным данным Канцелярии Забот о Делах Города, на сегодняшний день больше половины взрослых жителей Ехо не состоит в браке. Многие семьи распались в Смутные Времена, а сколько с тех пор осталось вдов и вдовцов, вы и сами примерно представляете. Но дело не только в этом. Обычаи и нравы тоже изменились. Повзрослевшие дети теперь крайне редко остаются жить в родительском доме, благо заработать стало проще простого, а для того чтобы снять небольшую квартирку в Новом Городе, больших доходов не требуется, почти любой студент может себе позволить. Еще одна интересная тенденция: устойчивые многолетние союзы все реже перерастают в традиционный брак – любовники предпочитают жить по отдельности, чтобы иметь возможность обставлять каждое свидание как своего рода праздник. В старые времена такой образ жизни вели в основном адепты Орденов, для которых, собственно, не существовало другого выхода; простым горожанам это было вроде бы ни к чему, да и не всем такая свобода по карману – не секрет ведь, что люди нередко съезжаются и держатся вместе ради экономии. Но теперь почти каждый желающий может содержать себя самостоятельно. И вот вам результат: примерно половина совершеннолетних горожан имеет отдельное жилье. А в нашем списке таких нет вовсе. Теоретически это может оказаться совпадением. Но, честно говоря, вряд ли.

– Просто одинокая жизнь настолько прекрасна, что нет дурных умирать от всякой ерунды, – неожиданно рассмеялся Джуффин. И добавил уже вполне серьезным тоном: – На совпадение действительно не похоже. Вы сами как-то это объясняете?

– Пока нет. Возможно, мне не хватает информации или какого-то специфического личного опыта. Потому и рассказываю, чтобы вы тоже подумали.

– Подумаю, – кивнул Джуффин. – Чего-чего, а «специфического личного опыта» у меня предостаточно. Я бы сказал, перебор. Но не представляю пока, как это может помочь в данном деле.

Паясничает он, что и говорить, превосходно. Но время не всегда выбирает подходящее, поэтому я не стал слушать и продолжил:

– И еще одно. Собственно, самое удивительное. За семнадцать дней я ни разу не слышал ни единого упоминания о внезапной смерти от утраты Искры.