Текст книги "Хроники Ехо (сборник)"

– Только потому, что я пока не привык. Привычка – ржавчина, которая разъедает металл всякого драгоценного оружия. Самая опасная вещь во Вселенной, так мне сейчас кажется… Кстати, эту фразу следует записать. Прости. Впрочем, ты прекрасно понимаешь, что это мне по-настоящему необходимо.

– Где ты купил тетрадь? – изумленно спросил он, когда я достал из кармана свои письменные принадлежности.

– В книжной лавке напротив Мохнатого Дома. Впрочем, нет, там тетрадей не было, хозяйке пришлось отправиться к брату, который держит по соседству магазин антикварных редкостей. Она сказала, что тетрадь привезена двести лет назад из Таруна, и, представь себе, взяла с меня полдюжины корон. Ее счастье, что я не мог позволить себе торговаться.

– Всего полдюжины? – изумился Шурф. – Да ну, брось, отличная цена! Судя по всему, твоя хваленая удача осталась при тебе. Мой поставщик меньше чем за восемь корон с хорошей, целой тетрадью не расстанется. Надо будет зайти в эту книжную лавку.

– Тем более, хозяйка тебе понравится, – флегматично заметил я, открывая тетрадь.

Лонли-Локли, кажется, почти возмутился, но в последний момент передумал и смущенно ухмыльнулся до ушей, как старый добрый я – ну просто загляденье.

– Это ты еще не разобрался, – объяснил он. – Я почти на всех людей так реагирую, можно сказать, по старой привычке. Собственно, не я, а Безумный Рыбник.

– Ну да, – согласился я. – Какая разница кто? Важно, что он не имеет права голоса. Кстати, мне было очень интересно смотреть на людей с этой точки зрения. Впрочем, неуловимого Магистра Хаббу Хэна я так и не возжелал. Даже съесть его не захотелось, что, строго говоря, странно.

– Не странно. Разумеется, когда происходит что-то по-настоящему важное, глупости Безумного Рыбника исчезают даже с дальних окраин моего сознания, – охотно объяснил Шурф.

– Тетрадь – это тоже было по-настоящему важно. Тем не менее…

Я умолк и принялся записывать фразу про привычки и ржавчину. Лонли-Локли, хвала Магистрам, замолчал и дал мне спокойно завершить работу.

– Что ж, – сказал я, спрятав тетрадь на место. – Теперь, пожалуй, я могу оставить тебя в покое. Утонуть ты, насколько я помню, физически не способен[33]33
  События, послужившие причиной такой уверенности, описаны в повести «Зеленые воды Ишмы».


[Закрыть], а иных неприятностей здесь не допросишься, такое уж место.

Прости, что нарушил твое уединение, но у меня, сам понимаешь, не было другого выхода. Рад, что тревога оказалась ложной.

Он опешил.

– Ты что, собираешься уйти?

– Ну да. Не сторожить же тебя, в самом деле. Возвращаться, не возвращаться – сам решай. В любом случае, это будет наше общее решение. И общий риск.

– Слушай, если у тебя дела, ты, конечно, иди, – сказал сэр Шурф. – Но если ты просто не хочешь мне мешать, имей в виду, ты не мешаешь. Наоборот. Более чем наоборот.

– Строго говоря, у меня только одно важное дело, – признался я. – Когда сэр Джуффин прислал мне зов, я как раз принял ванну и собирался лечь спать. С другой стороны, поспать я могу и здесь. Собственно, это чрезвычайно интересный эксперимент: уснуть в Мире, который родился из твоего собственного сна. Никогда прежде не пробовал. Думаю, в своем обычном состоянии я бы попросту испугался, хотя сейчас мне трудно понять, чего именно следует бояться. Поэтому я с удовольствием останусь. Если ты действительно не против.

– Как я могу быть против? В кои-то веки мне выпала возможность побыть наедине с собой, – усмехнулся он. – Но ты спи, конечно, если устал. Я прослежу, чтобы ты не превратился ненароком в клочок морской пены.

С ума сойти, какой я все-таки романтичный молодой человек. И фантазия у меня – о-го-го! Пока со стороны не увидишь, не оценишь масштабы бедствия.

Тем не менее, ничего из ряда вон выходящего со мной не случилось, разве что выспался подозрительно быстро, трех часов хватило.

Что касается моего намерения узнать, каково это – быть Шурфом Лонли-Локли во сне, – эксперимент с треском провалился. Сумбурная чепуха, которая мне снилась, вряд ли имела хоть какое-то отношение к секретам и сокровищам моего друга. Мог бы и раньше сообразить, сновидения принадлежат вовсе не той части человеческого существа, которую можно сменить, как надоевший костюм, прочитав соответствующее заклинание.

Мы вместе вернулись в Ехо, когда в мире пустынных пляжей царила глубокая ночь, зато в столице Соединенного Королевства солнце только-только покинуло зенит.

От моего великодушного согласия на опасный эксперимент сэр Шурф отмахнулся, как от назойливой мухи – ровно столько раз, сколько я попросил его еще раз все обдумать. От полноты чувств он дополнительно осчастливил меня длинной путаной лекцией о малоизученной древней магии и недопустимом риске. Как будто это и правда была не его, а моя собственная дурацкая затея – сбежать в другой Мир и посмотреть, что из этого выйдет. Впрочем, я сам подал ему идею рассматривать произошедшее именно с этой точки зрения и приложил немало усилий, чтобы мой непутевый друг ее принял, а значит, и жаловаться не на что.

Первым делом я послал зов Джуффину, сообщил, что все в порядке, разыскивать нас на дальних окраинах обитаемой Вселенной ему на сей раз не придется, и объявил о намерении ни в коем случае не появляться в Доме у Моста, пока мы оба не придем в нормальное состояние. Потому что объяснять про Обмен Ульвиара опытному и ко всему привычному шефу – еще куда ни шло. А нервы остальных наших коллег следовало пощадить, сейчас мне это было совершенно очевидно.

К счастью, Джуффин со мной сразу согласился, даже не стал делать вид, будто недоволен. Понимал, что мне сейчас в кои-то веки не до шуток.

Предоставленные самим себе, мы с Шурфом засели в моей бывшей квартире на улице Старых Монеток. Пили камру и играли в нарды, которые я по такому случаю извлек из Щели между Мирами. Когда играешь сам с собой, нет ничего лучше, чем кидать кости. Хоть какое-то подобие азарта.

Окончательно смирившись с необходимостью снова носить осточертевшую маску, сэр Шурф имел вид мученика и героя. Впрочем, он заранее предвкушал грядущую возможность повторить удовольствие при первом же удобном случае; эта перспектива переполняла его свойственным мне легкомысленным оптимизмом. А я ждал финала нашего эксперимента, сгорая от сугубо научного любопытства: как это будет происходить? Что я почувствую? Что останется от меня нынешнего, а что бесследно уйдет? Смогу ли я сразу воспользоваться полученным опытом и обуздать себя? В моем интересе не было, можно сказать, ничего личного, собственная участь не слишком меня беспокоила, вернее, вовсе не беспокоила, хотя я понимаю, что это признание звучит не очень правдоподобно. Тем не менее, тогда было именно так.

Волна перемен накрыла меня в тот момент, когда я поднялся с ковра, на котором мы устроились. Собирался снять с жаровни кувшин с камрой – хорошо, что не успел, потому что мне вряд ли удалось бы удержать его в руках. Сильное головокружение заставило меня вернуться на исходную позицию. Я даже не сел, а рухнул на пол, тяжело, как мешок с песком. Окружающий мир неуловимо изменился, цвета стали темнее, а предметы – прозрачнее. Словно бы реальность была тонкой цветной пленкой, из-под которой просвечивает какая-то иная невнятная, но бурная чужая жизнь. Воздух вдруг стал непригодным для дыхания, я разевал рот, как вытащенная из воды рыба, до предела заполнил легкие, а толку-то, все равно задыхался и никак не мог изменить это прискорбное обстоятельство.

К счастью, все это продолжалось очень недолго. Несколько секунд спустя тело мое пришло в норму, зато от самообладания не осталось ни следа, а разум истерически завизжал, требуя выпустить его из заточения, дескать – все, дальше справляйся без меня, как хочешь, а я с тобой ни дня не останусь! Можно подумать, больно он тут нужен, паникер…

От печального выбора между глубоким обмороком и продолжительной истерикой меня спас спокойный голос Лонли-Локли, который раздумчиво произнес у меня над ухом:

– Ага, вот оно что. Завершение этого колдовства проходит вовсе не так легко и приятно, как начало. Любопытно, почему? Что скажешь?

– Ты меня, что ли, спрашиваешь? – взвыл я. – После всего! Нашел специалиста! Можно подумать, это я из древних книжек сомнительные рецепты выписывал!

– Какая разница кто? – флегматично спросил сэр Шурф. – Лично мне по-прежнему непонятно, где заканчивается один человек и начинается другой.

Я невольно улыбнулся, потом посмотрел ему в глаза и рассмеялся от облегчения. Все снова было на месте – то есть я сам был на месте! – и в то же время ничего не изменилось. По большому счету, конечно. Но кто сказал, будто меня должен интересовать какой-то там дурацкий малый счет?

– Послушай, – мягко сказал мой друг. – Я, конечно, понимаю, что совет успокоиться и взять себя в руки из моих уст сейчас недорого стоит…

Я заржал еще громче, поскольку был абсолютно с ним согласен.

– Тем не менее, я обязан напомнить, что если ты дашь волю эмоциям, то растеряешь многие из приобретений, которые, не сомневаюсь, хотел бы сохранить, – невозмутимо завершил он.

И был, черт побери, совершенно прав. Я и сам это прекрасно понимал, а потому постарался взять себя в руки. Прекратил смеяться, поднялся-таки с ковра и снял с жаровни кувшин с камрой, как и собирался с самого начала.

– Спасибо, – сказал я. – Мне сейчас тоже кажется, что в сущности ничего не изменилось. По крайней мере, я, наверное, смогу вести себя, как ты – если очень постараюсь. Но если не держать себя в руках, можно потерять ориентиры, утратить представление о том, в какую сторону следует стараться, и…

– Все так, – кивнул Шурф. Помолчал и вдруг, неожиданно подмигнув мне, добавил: – Все-таки ты слишком много и быстро говоришь. Неужели уже забыл, какой это кошмар для твоего собеседника?

– Если бы я забыл, я бы сейчас говорил в три раза больше. И быстрее, разумеется. Еще и руками размахивал бы, неужели непонятно?

– Ты ими, между прочим, и так размахиваешь, – вздохнул мой друг. – Впрочем, я все еще помню, что это действительно очень приятно.

– А я помню, что это дурацкое мельтешение чертовски действует на нервы, которых у тебя, согласно распространенному мифу, вроде бы и нет вовсе, – ухмыльнулся я. – Да, удивительно все-таки, как ты меня до сих пор не убил? И всех остальных людей, заодно.

– В свое время, как тебе известно, я немало сделал в этом направлении, – заметил Шурф. – Но неразумно всю жизнь заниматься одним и тем же.

Я был сражен наповал. А пока приходил в себя, Лонли-Локли допил камру, аккуратно собрал нарды в коробку и поднялся.

– С твоего позволения, я откланяюсь. Мне нужно зайти домой, да и других дел немало. Но если тебе понадобится помощь или просто захочешь побеседовать, присылай мне зов в любое время. Даже ночью.

– Ты тоже, – сказал я. – В любое время. Даже утром.

– Договорились, – серьезно согласился он. – Спасибо.

– И вот еще что… – начал я. И запнулся, не зная, как уместить в одну фразу все, что я собирался сказать ему на прощание.

Шурф остановился, оглянулся, вопросительно приподнял бровь. Дескать, что там еще у тебя?

– Короче, – решился я. – Если тебе действительно хочется выпить моей крови, имей в виду, много не дам! Но стакан – пожалуй. Такую потерю я переживу.

– Спасибо, Макс, – вежливо сказал он. – Это очень великодушное предложение. Но ты имей в виду, все не так страшно, как тебе с непривычки показалось.

– А я и не думаю, что страшно. Просто ну я же не знаю, а вдруг это действительно очень полезно – пить кровь могущественного колдуна? Тебе, как я теперь понимаю, нужны витамины, а я у нас вполне себе могущественный, если верить авторитетным экспертам, вроде Джуффина.

– В рамках некоторых известных мне магических традиций считается, что это очень полезно, – подтвердил Шурф. – В любом случае я рад, что у меня есть твое согласие. Никогда заранее не знаешь, как сложится жизнь.

На этой оптимистической ноте мы и расстались.

А четверть часа спустя я шел в направлении улицы Медных Горшков. Честно говоря, меня здорово подмывало закатить сэру Джуффину Халли настоящий итальянский скандал, с воплями, слезами и желательно пощечинами – а что, знай наших! Но по здравому размышлению я решил для начала просто заглянуть в его бесстыжие кеттарийские глаза и спокойно, с достоинством спросить: «Ну и какого черта?!» Мне вдруг стало ясно, что от беседы, начавшейся таким образом, я получу куда больше удовольствия. И полезной информации заодно.

– Ну и какого черта?! – спокойно, с достоинством спросил я, закрыв за собой дверь кабинета шефа.

– В смысле? – невозмутимо переспросил Джуффин. – Что именно ты имеешь в виду?

За все годы нашего знакомства я еще никогда не был так близок к желанию кинуться на шефа с кулаками. Но в то же время, за все годы знакомства с собой, любимым, я еще никогда не был столь равнодушен к собственным страстным желаниям. Почти сутки, проведенные в шкуре Шурфа, оказались хорошей школой. Я даже не ожидал.

Поэтому я просто сел напротив Джуффина и объяснил:

– Ну как же. Ваш приятель, Магистр Хабба Хэн. Никакой он не знахарь, было бы из-за чего жопу рвать. Ну, нашел я его, принес вам эти загадочные зернышки, все танцуют. И что теперь? Паковать вещички?

– А разве он сам тебе ничего не объяснил? – благодушно осведомился шеф.

– Ну да, объяснил. Сказал, дескать, никакой я не знахарь, а признак выздоровления, если уж ты меня встретил, значит, все с тобой в полном порядке – как-то так. А толку? Я же был, так сказать, не в себе, когда совершил сей бессмертный подвиг.

– А Хабба, часом, не говорил тебе, что, если получилось сегодня, получится и завтра? – с невинным видом спросил Джуффин.

– Ннну… Да, говорил, – неохотно признал я.

– Тебе мало?

– Мало. То есть мне – вообще никак. Я пока не понимаю, что из этого следует. И как мне реализовывать на практике это бесценное знание. Думаю, думаю и не понимаю.

– А ты не думай, – посоветовал шеф. – Просто живи дальше. И внимательно присматривайся к себе. Я уверен, теперь все станет немного иначе. Так вышло, что ты получил бесценный опыт, на который не смел и рассчитывать. Узнал, сколь мала и ничтожна та часть тебя, на поводу у которой ты почему-то всегда охотно идешь. Дурак будешь, если не сумеешь воспользоваться этим приобретением. Но лично я не удивлюсь, если нынче же ночью ты ляжешь спать, увидишь во сне толпу своих злейших врагов и вместо того, чтобы сводить с ними счеты, вспомнишь, что это – только сон. И проснешься. Или просто перевернешься на другой бок и окажешься в совсем ином сновидении. Не хотел бы навязывать тебе свое мнение, но, на мой взгляд, создание новых Миров – куда более интересное и достойное занятие, чем, скажем, зверская расправа над капитаном Фуфлосом… Впрочем, как раз за нее я тебе всю жизнь буду признателен. Бедняга все-таки выздоровел и вчера приезжал в Дом у Моста – можешь себе представить, только для того, чтобы написать прошение об отставке. Тем не менее, я бы предпочел думать, что это был последний твой подвиг в таком роде. Благо ты наконец-то вполне способен остановиться. Дело за малым, продолжай этого хотеть.

– И все будет происходить само собой? – изумился я.

– Не «само собой», а «само тобой», – передразнил Джуффин.

Я не был уверен, что правильно его понял, но углубляться в эти дебри не стал и поспешно перевел разговор на тему, которая интересовала меня больше прочих.

– Вы лучше скажите человеческим языком, что мне теперь делать? Гулять по городу, пока не встречу вашего приятеля еще раз? Или отправляться в изгнание? Или…

– Еще не набегался? – изумился шеф. – Я-то, честно говоря, очень рассчитывал, что теперь ты наконец соизволишь вернуться на службу.

Я ушам своим не поверил.

– А что, уже можно?

– Неправильно формулируешь. Не можно, а нужно. Вообще-то, ходить на службу – это твоя основная обязанность, – заявил Джуффин.

Как ни в чем не бывало, заметьте.

– То есть уже все хорошо? – я по-прежнему не мог поверить в свое счастье. – Я уже не опасен?

– Еще как опасен, – заверил меня Джуффин. – Как и я сам. И все мы. Или ты до сих пор полагаешь, будто, скажем, твой друг Лонли-Локли – самое безобидное существо во Вселенной?

– Да уж, пожалуй, нет, – я невольно ухмыльнулся.

– И это, как видишь, совершенно не мешает мне держать его на службе. А если, предположим, завтра сэр Шурф утратит контроль над собой и натворит дел, мне придется с ним разбираться. И рука не дрогнет, потому что я твердо знаю, что он – не жертва обстоятельств, а могущественный человек, который в силах совладать с собой. Может – значит, обязан. Понимаешь, о чем я толкую?

Я отрицательно помотал головой. Не то чтобы я действительно не понимал, но хотел послушать дальше.

– Не прикидывайся, сэр Макс. Все ты понимаешь. Можешь – значит, обязан. Теперь это правило и тебя касается. Ни в какое изгнание я тебя не отправлю; более того, сам захочешь – не отпущу, раньше надо было думать. Но если будешь и дальше бесчинствовать – во сне или наяву, мне все равно – добро пожаловать в Холоми.

– Ну ничего себе! – только и мог вымолвить я.

Сказать, что я «удивился», «изумился», «был потрясен» – непростительное преуменьшение. От таких речей шефа я натурально охренел.

– Ну а как ты думал? – пожал плечами Джуффин. – К слову, большинство мятежных Магистров, на которых я имел честь охотиться в Смутные Времена, творили свои вошедшие в историю безобразия вовсе не потому, что это было частью их хитроумных стратегических планов. Ребята просто не могли держать себя в руках. Лучшие из них, вроде Лойсо, могли, но не хотели. А многие попросту не умели, что совершенно не освобождало их от ответственности. Тебе еще повезло, у тебя было время и шанс научиться. Редкий, изумительный шанс. Все-таки твоя удача – это нечто.

Я молчал, совершенно раздавленный его выступлением.

– Ничего-ничего, – утешил меня Джуффин. – Это тебе только кажется, что дело пахнет этим, как его? Ну, ты все время твердишь, что дело им пахнет, когда чуешь неприятности…

– Керосином, – подсказал я.

– Вот-вот. Тебе только кажется, что дело пахнет керосином. На практике жизнь твоя станет немного трудней и гораздо интересней, только и всего. Тебе еще понравится, гарантирую!

– Ну, в случае чего в Холоми вы меня уже отправляли[34]34
  Речь о событиях, описанных в повести «Камера № 5-Хох-Ау».


[Закрыть], – я невольно улыбнулся. – Там отлично кормят и дают выспаться. Не так плохо, как…

– Не так плохо, как тебе хотелось бы, – ехидно вставил шеф. – А теперь, когда тебе наконец надоело лить слезы над своей загубленной жизнью – угощение для героя! Ты честно его заслужил.

И он поставил на стол кувшин с камрой. Напиток благоухал так, что я сразу понял: в ход были пущены таинственные зерна, которые растут на какой-то немыслимой границе «между этим и тем». Или всем и еще чем-нибудь. Или… Впрочем, ладно. Кардамон – он и есть кардамон, его запах ни с чем не перепутаешь. Там, где я родился и вырос, его можно купить практически в любой лавке. Отличная приправа для кофе и камры, но на почетное звание чуда, пожалуй, все-таки не тянет.

Но я взял себя в руки и не стал выбалтывать шефу эту маленькую и бесполезную, в сущности, тайну. Решил, что мне достанет мужества продолжать знать страшную правду о зернах Хаббы Хэна в одиночку. Это, надо понимать, был шаг в правильном направлении. Махонький такой, почти незаметный глазу шажок. Но все-таки.

Покинув Управление Полного Порядка, я отправился в дом сэра Шурфа. Не для задушевных разговоров, как можно было бы подумать, а забрать Кобины лохмотья. Возиться с ними мне было лень, да и недосуг, но я напомнил себе, что обещал вернуть хлам владельцу, а всякая договоренность должна быть исполнена. Даже такая дурацкая.

Встречаться со мной Коба то ли не рискнул, то ли не нашел времени, то ли просто не захотел. Прислал в «Душистые хрестики», куда я удалился для вечерней медитации на тему «как мне жить дальше», какого-то оборванца, который забрал тряпки, а взамен сунул сверток с моей одеждой и увесистый кошелек. Ну да, как же. Шесть корон мелочью, моя доля нищенского заработка. Страшенные деньги. Старость моя, надо понимать, уже обеспечена, если что.

Но выпендриваться и говорить все это вслух я не стал, а просто вежливо кивнул и выдал курьеру завалявшуюся в кармане новенькую блестящую корону – на чай. Он ушел, окрыленный удачей, а я остался. Поужинал, перечитал свои давешние записи, порадовался, что они по-прежнему кажутся мне чрезвычайно меткими и разумными, а не бредом психопата, как следовало бы ожидать. Расплатился с трактирщиком и пошел домой, проживать свою распрекрасную жизнь, предмет зависти старых придворных чиновников и золотой молодежи – как в омут с головой.

Чтобы не утомлять вас россказнями о своих головокружительных достижениях на ниве самодисциплины, замечу только, что хвастаться мне, возможно, особо нечем, но в Холоми меня так и не посадили – повода не нашлось. Хотя сама по себе эта мысль чрезвычайно нравилась сэру Джуффину Халли – шеф питает слабость к оригинальным идеям.

Но я больше не угробил во сне ни единого живого существа. И даже не спалил повторно «Джубатыкский фонтан», хотя, конечно, это был один из самых великих соблазнов в моей жизни. Наяву дела обстояли не столь блестяще; как вы могли заметить, я и сейчас довольно легко выхожу из себя, и то, что последние годы моей жизни, мягко говоря, не были безмятежными – не оправдание. Но только я сам в курсе, как часто мне удается вовремя затормозить, и это, по правде сказать, удивительно.

В первые дни мне пришлось особенно трудно. Причем держать себя в узде мне худо-бедно удавалось, а вот поверить, что я действительно на это способен – ну ни в какую! Никак не мог уразуметь, что мой опыт – не то сокровище, которое может вывалиться из дырявого кармана.

Что греха таить, я все время думал, что было бы неплохо еще раз встретить этого грешного Магистра Хаббу Хэна – именно теперь, когда действие Заклинания Фиттеха давным-давно сошло на нет, и я не представляю собой даже бледную тень безупречного сэра Шурфа. Эта встреча, как мне казалось, стала бы своего рода официальным подтверждением произошедших во мне перемен, чем-то вроде Королевской печати, без которой не действителен ни один важный документ.

Впрочем, я почти сразу сообразил, что эту придурь можно использовать в качестве своеобразного тренажера. Сказал себе: если уж приспичило найти Хаббу Хэна – вот и отлично, ищи на здоровье в свободное время, которого у тебя мало, вернее, практически нет вовсе, но ты же теперь понимаешь, что сутки напролет бегать по городу с выпученными глазами совершенно не обязательно? Ну хоть что-то ты понимаешь, горе мое…

По итогам этой поучительной беседы с собой, я приступил к поискам – не столько Магистра Хаббы Хэна, по-прежнему вполне неуловимого, сколько невидимой, почти неощутимой, вертлявой границы между «хочу» и «не хочу», где я уже однажды побывал. И так увлекся процессом, что – сам сейчас не могу в это поверить! – почти охладел к цели. В глубине души я подозревал, что Хабба Хэн не станет встречаться со мной еще раз, в какой бы хорошей форме я ни был. Просто потому что самые важные события жизни, казалось мне в ту пору, никогда не повторяются, их выдают по одному в руки, как новогодние подарки – а теперь прочитай стишок, скажи Деду Морозу спасибо – и привет.

Тем не менее, моя красивая и в высшей степени романтическая теорема о неповторимости важных событий оказалась полной ерундой. Несколько дюжин дней спустя я снова стал свидетелем локального пожара в трактире «Душистые хрестики». И даже за кувшин с камрой схватился, в точности как в прошлый раз. Вот только выплеснуть жидкость в огненный лик Хаббы Хэна я не успел; честно говоря, я и с места-то толком не вскочил, так – дернулся. Все же скорость реакции у меня ни к черту – по сравнению с некоторыми.

Оно, впрочем, и к лучшему. По крайней мере, костюм Хаббы Хэна уцелел. И хозяйская скатерть заодно. А мне досталась приветливая улыбка.

– Ну, что у тебя еще? – спросил обладатель улыбки.

Совсем тихо спросил. Теоретически, если учесть, что нас разделяла добрая дюжина метров и несколько пустых столов, я не мог услышать ни звука. Однако же прекрасно все разобрал. Тем не менее, предпочел встать и подойти поближе – не орать же на весь трактир.

– Для галочки, – почтительным шепотом объяснил я. – В смысле, эта встреча мне была нужна для галочки. Чтобы окончательно уверовать в предыдущую. И в себя. И вообще…

– Тогда ладно, – невозмутимо кивнул Хабба Хэн. – Уверовал?

Я восхищенно кивнул.

– Это все? Тогда я, с твоего позволения, откланяюсь.

Я снова кивнул, но тут же кое-что вспомнил, страшно смутился, но все-таки собрался с духом и спросил:

– Только сначала скажите, пожалуйста, почему вас называют Магистром? Просто из вежливости? Или был какой-то древний Орден? Я понимаю, что дурацкий вопрос, но…

– Все вопросы более-менее дурацкие, – добродушно отмахнулся Хабба Хэн. – Какая разница? Честно говоря, я сам не знаю, почему меня так называют. Никогда не интересовался. Во всяком случае, в ту пору, когда звание Магистра могло меня привлечь, никаких Орденов не было и в помине. Каждый жил сам по себе и справлялся с этой непростой задачей, как мог.

– Ясно, – с облегчением вздохнул я. – Спасибо. Вы только что заштопали изрядную прореху в моем сердце.

– Во-первых, сердце тут ни при чем, – совершенно серьезно возразил Хабба Хэн. – А во-вторых, ты сам ее заштопал. Я и пальцем не пошевелил, чтобы тебе помочь.

– Все равно спасибо.

– Пожалуйста, – флегматично ответил он. – И, если так, услуга за услугу. Идет?

Я похолодел, но не дрогнул. Молча кивнул – как мне казалось, с достоинством обреченного. Воображение рисовало мне самые немыслимые просьбы, я отдавал себе отчет, что моя жизнь может рухнуть в одночасье под тяжестью его задания, но полагал это справедливым и даже в каком-то смысле правильным – как и всякий поворот колеса судьбы. Но Хабба Хэн в очередной раз меня удивил.

– Не рассказывай о нашей встрече Джуффину, – попросил он. – Не хотелось бы его огорчать. Именно сегодня у меня нет этих грешных зерен. Не рассчитывал так скоро встретить очередного курьера.

– Ладно, – растерянно улыбнулся я. – Не расскажу. Но это не значит, что он не догадается. Как правило, шеф видит меня насквозь. И знает обо мне куда больше, чем я сам.

– Не сомневаюсь. Но ты все-таки постарайся, чтобы он не пронюхал об этой нашей встрече, – сказал Хабба Хэн. – Если сможешь, будешь большой молодец.

На том мы и расстались.

До сих пор, кстати, не знаю, удалось ли мне выполнить его просьбу. Я, разумеется, не сказал шефу ни слова, а Джуффин, в свою очередь, никогда больше не упоминал в моем присутствии имя Хаббы Хэна. Так что этот вопрос все еще остается открытым. И, ясное дело, не только он.

Жизнь тем временем шла своим чередом. Мы с Шурфом еще несколько раз совершали Обмен Ульвиара; сразу скажу, что наши опыты так и не помогли мне толком уяснить, что же такое эта грешная Тень, которая теоретически является предметом обмена. Зато разбираться в себе я стал немного лучше; по крайней мере, нащупал некоторые важные кнопки на пульте управления собой – чего же еще желать?

Завещание сэра Шурфа, которое он тщательно переписывал перед каждым очередным экспериментом, хвала Магистрам, так и не пригодилось. Во-первых, мы всякий раз заранее предупреждали шефа, чтобы не вздумал вызывать нас на службу, ему же самому потом расхлебывать, если что, а во-вторых, мы понемногу привыкали к переменам и особо не чудили.

Кажется, нам обоим эти встряски пошли на пользу. Мне – так точно.

Прочная связь, возникшая между нами при первом же обмене, со временем только крепла. Иногда мне казалось, что это придает жизни совершенно особый смысл, а порой я приходил в бешенство, поскольку с детства ненавижу обстоятельства, которые сильнее меня, как бы они ни были прекрасны и удивительны сами по себе. Впрочем, говорят, похожие проблемы испытывают все близнецы, особенно в юности.

Зато, как я понимаю, именно эта загадочная, нам самим непонятная связь позволила сэру Шурфу найти меня – не наяву, так хоть во сне – в мои худшие времена, когда я остался совершенно один, без малейшего шанса вернуться в Ехо; более того, без особой уверенности, что я там вообще когда-нибудь был. Я действительно чертовски «живучая тварь», как неоднократно называл меня этот невыносимый тип, но не уверен, что сумел бы продержаться несколько лет без его регулярных визитов… и без позаимствованной у него привычки записывать слова в тетрадку. Это оказалось настоящим спасением.

А вот обещанный сгоряча стакан крови сэр Шурф у меня так до сих пор и не потребовал. Ну да какие наши годы, успеется еще.

* * *

История вроде бы рассказана, но все молчат. Макс озирает притихшую аудиторию, ухмыляется.

– У меня все, – наконец говорит он. – Спасибо за внимание, можно просыпаться. Я больше не буду вас мучить, слова не скажу, звука не издам… Эй, друзья, вы живы?!

– Мы живы. Просто все еще сопереживаем, – объясняет ему Триша. – Неужели непонятно?

От звука ее голоса все встрепенулись, словно колокольчик прозвенел – конец урока! Франк поднимается и идет к плите, ставит на огонь самую большую джезву.

– Во всяком случае, ты честно заслужил добавки, – серьезно объясняет он Максу. – Ну и все мы тоже, за компанию.

– Твои воспоминания грешат излишним благодушием. Похоже, ты в кои-то веки решил пощадить мои чувства, в ущерб прискорбной правде, – укоризненно говорит Лонли-Локли. – Я прекрасно помню, что вел себя как пьяный безумец. Неудивительно – с непривычки-то. А в твоем пересказе вышел вполне очаровательный юноша, внезапно утративший почву под ногами…

– А ты и был вполне себе очаровательный юноша, – ухмыляется Макс. – Утрата почвы под ногами всем к лицу, лучшее омолаживающее средство в мире и без пяти минут приворотное зелье… «Пьяный безумец» – это совсем другое. Вот я после супа Отдохновения являл собой достойный образец.

– Поразительно. Ты никогда мне об этом ни слова не говорил, – вздыхает Меламори. – Сказал тогда, что нашел Хаббу Хэна, так толком и не понял, зачем, собственно, это было нужно, поэтому тебя, вероятно, в ближайшее время упекут в Холоми, зато теперь не нужно никуда уезжать. И все.

В ее голосе нет и тени обиды, только бесконечное удивление. Дескать, я же тебя знаю, ты просто не мог промолчать. А ты все-таки промолчал, ну надо же!

– Некоторые вещи захочешь – не расскажешь, – объясняет Макс. – Не выговариваются, и все тут. Хотя, казалось бы, скрывать тут особо нечего. Думаю, именно поэтому они становятся тайнами. А вовсе не потому, что кому-то хочется иметь секреты.

– Но сейчас же как-то рассказал?

– Ну да. Сейчас, вот именно. После того, как Франк остановил время за окном. В городе, который мне пригрезился. Здесь, сейчас, думаю, вообще все возможно. А уж рассказать историю, которая возомнила себя великой тайной – сущие пустяки.