Текст книги "Жизнь без печали"

Как-то раз, к Куминову на кафедру зашла девушка. Она была смуглая, черноволосая, большеглазая с видимым пушком над верхней губой. Она была студенткой, он изредка встречал ее в коридоре, но она не училась на факультетах, где он преподавал.

– Александр Валерьевич, мне очень нужно встретиться с вами, во внерабочей обстановке.

– Да что ты! – хмыкнул Куминов – С чего такая прыть?

– Я хочу, чтобы вы мне рассказали про Наталью Володарскую.

– Поясни, – Лицо Куминова приняло обычное жестковатое выражение.

– Я вас видела на похоронах.

Куминов не мог ее вспомнить.

– Я не подходила близко, я пряталась за деревьями и другими могилами. Я хотела посмотреть, как похоронят женщину, из-за которой папа забыл мою маму. Меня зовут Мадина Торгадзе.

– Наташа умерла. Зачем о ней что-то говорить. Почему ты решила, что я о ней много знаю? Мы дружили с ее братом, когда учились в университете.

– Нет. Я видела. Вы хоронили близкого человека.

– Это у тебя практикум по психологии?

– Мне надо с вами встретиться, Александр Валерьевич. Я знаю, вы женатый человек. Будет неприлично появиться с посторонней девушкой в присутственном месте. У меня отдельная квартира.

– Только больше не надо трепать Наташино имя.

– Наташа здесь ни при чем. Вы же все поняли. Я буду ждать вас по вечерам после семи, в любой день – настойчиво сказала Мадина, и протянула ему листочек – Вот мой адрес.

«Занятно» – подумал Куминов, давно его так нагло не снимали. Он усмехнулся. «Почему бы и нет. Давно не развлекался».

Дня через два, после ужина, Куминов сказал жене:

– Дашуля, если я задержусь, уложишь Егорушку. Я прогуляюсь.

Даша не знала точно, что значит «прогуляюсь». Оно звучало периодически. Это могло означать и спортзал, и встречу с друзьями, может и женщину. Она не стала ломать голову над этим, просто приняла к сведению. Куминов приехал по указанному адресу. Он не стал брать обязательный джентельменский набор: бутылку и конфеты. Он не знал, что его там ждет. Девушка-то видать, тоже с приветом. Мадина открыла ему дверь. Она была в тёмно-голубом платье до пола, с рукавами «летучая мышь» и широким поясом на талии. Платье было с глубокими вырезами на груди и на спине. Волосы Мадины были распущены, шея и руки увешаны украшениями. «Это мы изображаем восточную царевну?»

– Вчера и позавчера такой же видок был?

– Я ждала тебя каждый вечер.

Она повернулась, демонстрируя ему наполовину голую спину, и пошла в комнату, покачивая широкими бедрами. Она явно была уверена, что вызывает восторг своим видом, и что очень соблазнительна. Куминов приехал на машине, поэтому был без верхней одежды. Хотя пока доехал, он порядочно замерз, салон в машине так и не нагрелся. Он, бывало, нарочно устраивал себе маленькие трудности, чтобы не расслабляться. Куминов прошел в комнату. Квартира Мадины была, конечно, обставлена, как только мог мечтать советский человек. В ней было все: югославская мебель, ковры, шторы с ламбрекенами. На журнальном столике стояли фрукты в большой вазе. В вазе, несмотря на январь, лежали кроме яблок и мандаринов, виноград и груши. Стоял керамический кувшин, по-видимому, с вином и два высоких бокала. Куминов сел, развалившись, в кресло. Мадина стала наливать вино.

– Я за рулем. Не волнуйся, ты красивая девушка, тебя можно и трезвому захотеть.

Мадина налила себе. Она красноречиво стояла напротив Куминова, загадочно улыбалась и крутила в руке бокал за ножку. Комнату освещали только настенные светильники, и был небольшой полумрак. Крутился магнитофон, пел Билли Джоэл. Мадина пристально смотрела на Куминова.

– Нравится, как я живу?

– Если ты живешь регулярно, то я за тебя рад.

Мадина давно приметила этого преподавателя. Первый раз она его увидела, когда хоронили любовницу отца. Он очень долго не отходил от могилы, их явно что-то связывало. Потом стала встречать в институте. Мадина училась на экономическом факультете, и редко сталкивалась с ним. Заинтересовавшись Куминовым, Мадина стала расспрашивать его студентов. Ребята в основном о нем хорошо отзывались, дескать, классный мужик, не зануда, любимчиков не имеет, ведет себя нормально, лекции у него очень интересные. Мнения девушек были не так однозначны. Говорили, что он лучше относится к «синим чулкам» и, если не знаешь, хоть, как глазки строй, не сдашь. Не дай бог, начать кокетничать, может при всех унизить, довести до слез. Среди студенток у него не было никого, кому бы он оказывал особые знаки внимания. Будь хоть какой красавицей. Мадину он очень привлекал. Ей чудился за его внешним равнодушным спокойствием, затаившийся страстный, как животное, мужчина. Мадина считала себя неотразимой. Она должна была покорить Куминова. Во всем институте только она сможет обуздать его, всем на зависть. Мадина старалась, как можно больше узнать о нем. Она узнала, где работает его жена, и специально ходила в библиотеку, чтобы увидеть ее. Посмотрев поближе на жену Куминова, Мадина еще больше уверилась в своей победе. Живя с такой «серой мышкой», он будет у ее ног. Но сейчас Мадину уже одолевали сомнения. Он смотрел на нее насмешливо и даже немного презрительно, он не рассыпался в комплиментах. Просто сидел лениво, как удав и ждал, когда она сама проберется в его пасть.

– Может, ты хочешь потанцевать?

– Не хочу, – пожал плечами Куминов – Кажется, я не на танцы пришел.

– А зачем ты пришел?

– Насколько я понимаю, тебе очень хочется мне дать. Так что тянешь? Действуй. Я до утра у тебя находиться не собираюсь.

Мадина даже не знала, как себя вести. Обидеться, прогнать его. Но как же желание доказать всем, что она самая лучшая, и только ей может покориться этот недоступный мужик. Она присела перед ним, все так же держа бокал вина в руке. Он взял из ее руки бокал и поставил на стол.

– Еще прольешь на меня, – Куминов провел пальцем от ее шеи до края декольте, немного провел по коже, рядом с краем выреза платья и убрал руку.

Его едва ощутимое прикосновение вызвало небольшую дрожь в ее теле.

– Что ты хочешь? – шепотом спросила Мадина.

– Ничего, – обычным спокойным голосом ответил Куминов – Это ты чего-то хочешь. Но как скучно и примитивно меня соблазняешь.

– Ты со всеми женщинами так по-хамски обращаешься?

– Нет. Я и с тобой по-хамски не разговариваю. Не понимаю, почему тебе так кажется.

Мадина решила действовать. Она отошла от него, так же, как ей казалось, соблазнительно, покачивая бедрами. Она развязала пояс платья, поднимая по очереди плечи, скинула с себя платье, оно свалилось к ее ногам. Под платьем другой одежды не было. Мадина развернулась к Куминову. Он расхохотался. Ее голое тело с множеством украшений на шее и руках, торчащими, какой-то щеткой, густыми черными волосами на лобке, привело его в безудержное веселье. Сквозь смех, он сказал:

– Почему считается, что можно вот так, голым телом, сразить наповал? Чтобы прийти в восторг от женского тела, надо безумно желать эту женщину, и неважно, как будет выглядеть ее тело, в любом случае оно будет прекрасно. С чего ты взяла, что ты мне покажешь что-то, что я еще не видел?

Мадина не ожидала такой реакции, она не знала, что ей делать. Кажется, она явно переоценила свои возможности. Куминов не стал затягивать паузу. Он встал с кресла и подошел к ней.

– Что ты, как одалиска?

Он, осторожно касаясь ее, по очереди снял с нее украшения и бросил на стол. Потом снял с себя пиджак и кинул его на кресло. Куминов провел рукой по ее лицу. Его прикосновение было очень ласковым.

– Помоги мне раздеться, – негромко сказал он.

Он уже не смеялся, на его лице не было презрительной усмешки. Он гладил ее по волосам, по лицу, пока она ему расстегивала рубашку. Она подняла руки, сняла рубашку с его плеч. Мадина нечасто видела мужчин с таким красивым телом, инстинктивно, не сдерживая своего порыва, она стала целовать его грудь. Куминов ничего не говорил, он только перебирал руками ее волосы. Мадина забыла о том, что ставила себе задачу, соблазнить и приручить Куминова. Она ласкала его, боясь только, чтобы он снова не стал хамом, и не отогнал ее от себя. Мадина опустила пальцы к поясу брюк и остановилась. Она видела его возбуждение, но Куминов продолжал стоять неподвижно.

– Продолжай, ты же видишь, что я этого жду, – сказал Куминов.

Мадина расстегивала его брюки, он только сильнее сжимал ее плечи. Мадина себе представить такое не могла, он с ней почти ничего не делал, а она была близка к оргазму. Куминов не стал ее больше мучить, уложил на ковер, снял с себя последние вещи, незаметно вытащив из кармана брюк, презерватив. Он лежал рядом с ней и все внимание уделял ее груди, то гладил, то осторожно сжимал, то целовал.

– Господи, я уже не могу! – закричала Мадина.

Ну, что за человек! Нужно умолять, чтобы он ее взял. Куминов выполнил ее желание. Мадина просто не понимала, что происходит. Такого она не ожидала и не испытывала. Она старалась тоже угодить ему. Куминов был доволен ее откровенностью, ее восточным темпераментом. Не зря пришел. Давно уже не имел бабу от всей души, в нормальных условиях.

– Спасибо, девочка, – сказал ей потом Куминов.

Мадина еле пошевелила губами, она лежала с закрытыми глазами и тяжело дышала. Куминов ушел в ванную. Вернулся он уже в рубашке и брюках, взял с кресла пиджак. Он протянул руку Мадине и поднял ее с пола.

– Ты сейчас очень красивая, – сказал он – Очень естественная. Не нужно больше передо мной выпендриваться, такая ты мне больше нравишься. Я доволен сегодняшним вечером. Наши дальнейшие отношения мы обсудим позже. Он поцеловал ее в лоб.

– Поцелуй меня, – попросила Мадина.

Куминов улыбнулся ей, провел большим пальцем по ее губам, раскрыл их, развернулся и ушел. Мадина понимала, что о таком не рассказывают. Она не одержала победу, наоборот он ее поимел, как сам захотел. Но даже и такие отношения ей были нужны, ей очень хотелось, чтобы он снова пришел, и она будет делать все, что он скажет.

Куминов пришел домой, подошел к кроватке сына, Даша вышла из ванны и сказала:

– Саша, он недавно уснул. Не разбуди.

Даша сама чуть не уснула, пока усыпляла сына. Наскоро приняв душ, ей хотелось только одного – спать. Куминов посмотрел на нее, полусонную, в тонкой ночной рубашке.

– Дашка, какая ты у меня хорошая.

– С чего бы это? Неужели тебе кто-то дал хуже меня?

Куминов рассмеялся, подошел и поцеловал ее в макушку.

– Я обожаю, когда ты мне огрызаешься.

«Была б моя воля, я бы тебя убила» – думала Даша – «Шляется неизвестно где. Тоже мне Дон Жуан. Еще после каждой проститутки, с поцелуями лезет».

– Я спать хочу, – сердито сказала она.

Куминов с сыном пришел в гости к матери. Бабушка очень нравилась Егору, она тоже рассказывала необычные сказки с непонятными словами. «Как сказано в речи генерального секретаря Юрия Владимировича Андропова на июньском пленуме ЦК КПСС: Кардинальное повышение производительности труда – ключевая задача нашей экономики». Куминов посмеивался над тем, как Екатерина Александровна отрабатывала свои выступления на внуке. Егор с порога побежал ее искать по комнатам. Она сама уже шла ему навстречу.

– Ты мой, золотой! Что это у тебя?

– Тактой, – он покрутил в руке небольшой пластмассовый трактор.

– Егор, не лезь на руки к бабушке. Отведи ее к дивану и там на ней ползай. Давай, я тебя сначала раздену.

– Какой ты у меня красивый, – говорила Екатерина Александровна – И костюм какой красивый.

– Мама одела, – воображал перед ней Егор.

– Какая у тебя хорошая мама, какой костюм тебе красивый одела. Санечка, забываю тебя спросить, ты написал заявление в партию?

– Даже не думал. Не проси, это не обсуждается.

– Для твоей карьеры это было бы очень полезно.

– Я не карьерист. Мне не нравится твоя партия. Фигово руководит. Это я твоими связями пользуюсь, а обычному человеку вообще вешалка. Ни пожрать, ни одеть. Пофиг, что деньги есть, чтобы что-то купить, перед каждым говном надо лебезить. Я свой долг выполнил. «Научный коммунизм» в универе сдал. Больше ничем подобным себе мозги забивать не собираюсь, – Куминов прошелся по комнатам. – Мама, какое у тебя запустение. Я у тебя хоть приберу немного. Ты закончила обследование?

– Да, Саня. Всего не запомнила, но, в общем, это называется застарелый остеохондроз. Мне уже дали путевку. В понедельник поеду. Ты меня не ругай за беспорядок. Тяжело становится. С работы прихожу, хочется лечь и ноги задрать, и уже не шевелиться.

– Мама, заканчивай глупить. Давай, все решим. Ты не должна жить одна, это тебе понятно?

– Да, Саня. Ты прав, мой мальчик. Ты ютишься неизвестно где, я одна в большой квартире.

– Дело не во мне, а в тебе, мама. Я к тебе не напрашиваюсь. Ты же знаешь, я не очень прихотлив в быту. Нам с Дашкой и там неплохо. Тебе тяжело. Я тебе об этом толкую, что тебя нужно избавить от бытовых забот.

– Ты хочешь предложить свою Дарью в качестве домработницы?

– Мама, – чуть повысив голос, сказал Куминов – Даша, моя жена. Ты умная женщина, а ведешь себя как… – Куминов не знал, как можно мягче обозвать мать.

– Ты прав, Саня, – неожиданно согласилась Екатерина Александровна – Мне плохо одной, хочется, чтобы Егор рядом бегал, когда на душе тошно. Я стала сильно уставать, Саня. Веди сюда свою хозяйственную Дашку.

– Мама, только с тем условием, что ты не будешь ее третировать. Тем более что в этом нет необходимости. Даша хорошая, добрая и покладистая. Но ее нужно уважать, она мать Егора.

– Хорошо, хорошо, Саня, – она действительно устала – Ты тогда сделай что-нибудь в квартире, пока я в санатории буду, и переезжайте. Надо как-то шкафы по квартире расставить, а эту комнату Егору.

– Егору лучше мою комнату, она больше. Нам с Дашкой и маленькая сойдет.

– Хорошо, мой мальчик, договорились. Без нужды не трону твою Дуньку деревенскую. Глядишь, может и вправду, к ней привыкну. Самое главное, мои мальчики будут рядом. Малыш, хоть на мордочку и не совсем нам родня, все равно – красавец.

Вечером Куминов сказал Даше:

– Даша, я начну делать в маминой квартире ремонт, а потом мы туда переедем.

Даше не хотелось жить со свекровью. Не просто не хотелось, Даша ее боялась. Здесь в этой маленькой квартирке было все свое, пусть было мало места и шибко уют не создашь, но это было ее гнездышко. Она была здесь хозяйкой. Даша чуть не расплакалась.

– Ну, детеныш, – Куминов хотел сначала сказать все в приказном тоне, но увидев Дашино лицо, передумал. Он взял ее за руку, подвел к дивану и сел с ней, усадив ее на колени. Он прижал ее к себе. – Дашуля, так надо, родная. Она моя мама. Она стала сильно болеть. Я не могу часто к ней бегать, чтобы что-то делать. Ей нужна моя помощь и поддержка.

– Ты меня уговариваешь, как будто мое слово что-то изменит.

– Я не хочу, чтобы ты расстраивалась. Дашуля, моя мама умная женщина, она не будет открыто к тебе плохо относиться. Между вами буду я, ты всегда сможешь мне пожаловаться. Дашенька, поверь мне, все будет хорошо. Но моей маме нужна помощь, у нее никого нет, кроме меня, – он целовал ее глаза, нос, хотел поцеловать в губы.

– Ты не будешь мне изменять?

– Даша, ты это к чему? – он удивленно посмотрел на нее – Ладно, Дашуля, – он еще раз чмокнул ее в нос и убрал со своих колен – Молодец, что меня поддержала.

– Я давно не была дома.

– Хорошо. Как раз в эту субботу у меня нет лекций. Если договоришься перенести свои смены с выходных на другие дни, тогда поедем.

В деревне, когда все мужчины: Куминов с Егором, отец и Вовка пошли лепить снеговиков и играть в хоккей, Даша не выдержала и начала исповедоваться матери:

– Мама, если бы вы знали, какая я несчастливая.

– Тю, все бы такие несчастливые были. С жиру ты бесишься, девка. Тебя здесь вся деревня малохольной считала. А ты себе такого мужика отхватила! Видный, деньги зарабатывает, на тебя денег не жалеет, вон как, как будто с заграницы приехала. С пацаном возится так, как не всякая баба. Умный, образованный, при должности. Не пьет, не курит, тебя не гоняет. Вовка говорил, видел, как вы спали, всю ночь тебя на груди держал, лишь бы спала. Думаешь, удобно так, в одном положении всю ночь лежать. Чуть что на руки хватает, Дашенька ножки замарает. По магазинам Даша не ходит, сумки тяжелые не носит. Такое Дашино несчастье.

– Мама, он меня не любит.

– Тебе какая еще любовь нужна? Или не бьет, значит, не любит? Вовка рассказывал, как твой муженек драться умеет, если что, он же тебя пришибет сразу.

– Он меня один раз ударил, мама. Когда я рожала. Мне не было больно, но было так обидно, что я его ребенка рожаю, а он на меня руку поднимает.

– Захаровна рассказала, как ты рожала. Как дура, чуть ребенка не задавила. Надо было тебе посильнее врезать, чтобы больно было.

– Мама, он мне изменяет. Натаскается, а потом приходит: Дашенька, Дашенька.

– Сытому зачем злиться. Что таскается, обидно, конечно. Ты не думай об этом. Все они козлы блудливые. Ты думаешь, твой отец лучше? Всяко бывало. Это пройдет, потаскается и перестанет. Он же все равно к тебе возвращается. Ты давай ему почаще и получше, чтобы на сторону не тянуло.

Даша покраснела, но сказала:

– Мама, как я родила Егора, у нас с ним ни разу ничего не было.

– Да ты что, Дашка, – мать охнула и даже стала тише говорить, что на нее было совсем не похоже. – Может, он после родов не может больше с тобой. Я слышала, у мужиков такое бывает. Так ты сама что-нибудь делай, поласковей с ним, то там, то здесь, глядишь и встанет. Это нам бабам легче, ноги раздвинул и уже готова к труду и обороне, а у мужиков с этим делом сложнее.

Дашу сильно смущал этот разговор, она понимала, что не с матерью такое обсуждать. Но у Даши не было подруг, она не могла больше держать это в себе.

– Нет, мама, вроде бы у него все в порядке. Как-то прижимал он меня несколько раз, – Даша замялась.

– Чего тогда? Не поняла, в чем причина. Падает, что ли?

– Да, нет, – Даша не выдержала – Он требует от меня невозможного. Он хочет, чтобы я сама выпрашивала, чтобы я отдавалась ему, как последняя потаскуха. Я, в конце концов, человек, у меня есть чувство собственного достоинства. Если это нужно для продолжения рода, для здоровья, пожалуйста. Но для этого не обязательно меня разворачивать непонятно как, и чуть не вверх тормашками ставить. Зачем близость между мужем и женой превращать во что-то постыдное.

– Боже ты мой! Бедный мужик! Как он тебя еще не бросил, а только е… тся по углам. Ты же сама из него блудного кота сделала. Дашка, доченька, какая же ты дура! Как же мы с отцом проглядели, что ты у нас ненормальная выросла. Дашка, тебе же семью сохранять надо. Даже, если, ты против этого, не показывай ему. Зажмурься и дай, как он хочет. Не сдохнешь. Никогда мужику не показывай, что тебе противно, терпи или притворись, что тебе приятно. Уж если, сама не можешь в этом приятное найти. Дашка, у вас ребенок. Он и так два с половиной года тебя терпит, терпение ведь лопнет. Найдется какая-нибудь, даст ему так, что он и про ребенка забудет. Ты не те книжки читала. Подумай своей башкой, и как только домой приедете, сама к нему в штаны залезь. Глядишь, и тебе понравится.

– Мама, ты рассуждаешь почти, как он.

– А ты у нас самая умная? Все чепуху и гадость говорят, только ты знаешь, как надо. Смотри, останешься без такого мужика, еще локти кусать будешь. Мамка у него блатная, обставят так, что сына у тебя заберут. И все потому, что мужику п… ду вонючую подставить жалко. Хочешь высоких отношений, пусть он тебя ерит, а ты стихи читай. Ты же их много знаешь.

Ночью Трифонова сказала мужу:

– Ох, отец донянчились мы с нашей девкой. Ты все ей потакал, Даша не такая как все, Даша неземная. Она же с мужиком своим не спит.

– Вовка говорил, что Сашка ему объяснил. Он на жесткой постели привык спать, Дашу жалеет.

– Ты что, дурак? Не спит вообще, тебе говорю. Как мальчишку родила, ни разу ему не давала. Сашка, говорит, уже истаскался весь.

– Мать, но это дело семейное, – Трифонов удивился, но ему не хотелось обсуждать любимую Дашеньку в таких вопросах.

– Ты что придуриваешься? Он же ее бросит. Что за семейная жизнь, когда родной жене сунуть нельзя. Подождет, Егор подрастет и спросит у него, с кем хочешь жить с папой или мамой. Егорка за отцом вон, как бегает, с него не слезает. Скажет с папой. И все, у дочки ни семьи, ни сына.

– Ты уже целую сказку сочинила.

– Сказку не сказку, а влюбится в другую бабу и все.

Перед отъездом отец сказал дочери:

– Дашенька, ты прости меня, что я об этом. Но мужчину надо любить. По-всякому надо любить, понимаешь, – а Куминову сказал – Ты уж, Александр не бросай ее, пожалуйста.

– Я пока об этом не думал, – ответил Куминов.

Ирина поняла, что у нее опять нет месячных. «Господи, Ирка» – говорила она себе – «Тебе из-за угла конец покажи, и ты уже беременная. Даже не сомневаюсь, залетела еще в новогоднее утро, с первого раза. Что же делать? Идти на аборт? Но себя же тоже пожалеть надо. Уже одни аборт был, потом преждевременные роды, еще один сделаю, и рожать нечем будет. Конечно, еще киндеров в планах нет, но жизнь вся впереди. Сейчас напакостишь своему здоровью, потом локти кусать будешь». Подумав, Ирина решила сказать Щербакову, может, убежит. Щербаков пришел к ней поздно, он в восемь вечера только прилетел.

– Зачем ты пришел? Если устал, ехал бы отдыхать домой.

– Я соскучился.

– Господи, да позавчера виделись.

– Ира, я у нас в буфете скумбрию купил, вкусная.

– Вот садись и ешь свою скумбрию. Не хочу я ночью рыбу копченую жрать. Под утро будешь, как Мао Цзе Дун.

– Ирочка, ты опять не в настроении.

– Мог бы и привыкнуть, Ирочка всегда не в настроении, – и вдруг она разревелась. Такого Щербаков от злюки Иры точно не ожидал.

– Ирочка, что с тобой? – он схватил ее за плечи и с размаха прижал к себе. Ирина думала, что ее расшибают о стену.

– Да, не трогай ты меня! Слон! Сколько можно говорить, что мне больно. Я не тащусь от боли. Когда тебя забивают до полусмерти, не хочется испытать подобное еще раз.

– Ирочка, что ты говоришь, – Щербаков, с перепугу, отпустил ее – Да, я тебя никогда не трону. Это первый муж тебя так? Бедная моя. Понятно, почему ты так к мужикам относишься. Из-за чего ты плачешь?

– Я несчастная. Мне вообще не везет в жизни. И нет у меня никакой жизни. Ведь только что-то начинало налаживаться. Защита скоро. Уже на работу инженером перевели. Так нет, опять залетела. Это все, у тебя недержание. И откуда ты взялся?

– Ира, это правда? – Щербаков сделал к ней шаг навстречу.

– Не подходи ко мне! Опять сожмешь, я сдохну.

– Я не буду. Я буду осторожно прикасаться к тебе. Ирочка, не плачь. Ирочка, тут не о чем плакать. Я хочу жениться на тебе. Я хочу быть с тобой. Я хочу, чтобы ты никогда не плакала. Поверь мне.

– Нет. Я не хочу. Мы с тобой почти не знакомы. Я знала человека всю жизнь, а он чуть не убил меня. Откуда я знаю, что от тебя ждать. Я не хочу мужа, я не хочу кормить и обстирывать его. Мне это уже все надоело, – она обвела рукой квартиру – Опять живот, опять ребенок, да еще жить с незнакомым человеком.

Щербаков сел и закрыл лицо руками.

– Я тебе так противен?

– Я не знаю, – канючила Ирина – Я не хочу ничего. Я когда-нибудь буду жить нормально, как все люди или нет? – Вдруг она внезапно успокоилась. Поток жалости к себе иссяк, на душе стало легче. Она подошла к Щербакову и положила руку на его голову. – Ты, правда, рад, что будет ребенок?

– Очень, – он кивнул головой – Что мне сделать, чтобы ты мне поверила?

– Знаешь, Саша. Мы пойдем знакомиться к моей маме. Как она скажет, так и будет. Она меня два раза предупреждала и оказывалась права, – она поцеловала его в макушку – Извини, у меня бывают истерики. Чаще я себя держу в руках, но иногда срываюсь. Нервишки лечить надо. Не обиделся? Иди, ешь свою скумбрию.

– Аппетит пропал. Когда к маме пойдем?

– Когда ты будешь свободен. Она у меня в соседнем доме живет.

– Ира, я все хотел тебя спросить. Кем тебе приходится этот дед, если он не твой отец? Твой дядя?

– Это мой свекор. Отец моего мужа. Это собственно его квартира. Была. Я на себя уже ордер переписала.

– Вы с мужем в разводе, а свекор с тобой?

– Кто тебе сказал, что мы в разводе? Моего мужа нет в живых. Я вдова.

Прошло два дня. У Щербакова был выходной, он пришел к Ирине пораньше. Ирина была уже дома, началась последняя сессия в институте, она взяла на работе отпуск. Щербаков подошел к квартире, дверь была не заперта. У него сердце оборвалось от какого-то предчувствия. Щербаков потихоньку зашел в квартиру, и услышал Иринин голос. У него от души отлегло, все было нормально. Ирина в кухне мыла посуду и пела.

– Ма нату соле кью белло оине о соле мио, ста нфронт а те о соле, о соле мио ста нфронт а те, ста нфронт а те.

Щербаков подошел к кухне. Какая же она была красивая! Халат обтягивал ее прекрасную фигуру, светлые волосы подобраны надо лбом лентой. Щербаков не верил своему счастью, эта женщина беременна от него, она будет жить с ним. Ирина посмотрела на него.

– Что крадешься?

– Ты чудесно поешь.

– Ну да. Как говорят? Хорошо поешь, как соловей, посадить бы тебя в клетку, да много насрешь.

Щербаков вздохнул. С этим придется мириться.

– Что свататься пойдем?

– Я готов. Не знал, что купить. Взял шампанское.

– Лучше водку, конечно. Мама не любит это баловство. Ладно, пусть будет шампанское, придаст торжественности. Ведь для тебя это торжественный момент, правда?

– Тебе нравится надо мной смеяться?

– Не обижайся, Саша. Это я над собой смеюсь.

Ирина выключила воду, вытерла руки и пошла мимо него в комнату. Он смотрел на ее крепкие красивые икры и думал: «Черт с ними, с ее насмешками. Зато, эта женщина теперь моя». Ирина вышла в бежевом приталенном платье, с заплетенной косой.

– У тебя вся морда в слюнях, – сказала она Щербакову – Подай пальто. На улице ветер?

– Не заметил. Вроде тихо.

– Это хорошо, – сказала Ирина и сняла с вешалки шаль – Не люблю в шапке ходить.

– Ты такая странная. Современные женщины наоборот платки не носят.

– Я думаю, что в платке я похожа на Настеньку из сказки «Морозко», – она обмотала шаль вокруг головы и сказала, подделывая голос – «Тепло, Морозушко. Тепло, родименький».

– Ты не похожа на Настеньку. Слишком высокомерная.

– Ну вот, блин. И тут не получается.

Ирина и Щербаков пришли в дом ее матери. Ирина открыла дверь своим ключом и закричала:

– Мама, ты уже дома? Я не одна, с женихом. Мы пришли меня сватать. Мама, знакомься, это Саша.

«Господи, прости» – подумала мать – «Неужели опять с этим козлом встретилась». Она вышла из комнаты и, у нее отлегло от сердца. Стоял высокий плотный мужчина с круглым добродушным лицом.

– Саша, знакомься. Мою маму зовут Анна Сергеевна.

– Проходите, – засуетилась Анна Сергеевна – Ириша, что ж ты не предупредила.

– Я сама не знала, в какой день Саша будет свободен, чтобы прийти к тебе на смотрины. Ты должна его оценить и разрешить мне выйти за него замуж.

– Он тебе сделал предложение? – удивилась мать.

– Ты думаешь, я шутки шучу? Мы с Сашей встречаемся. Про Марусю и деда он в курсе, – сказала Ирина – Он мне сделал официальное предложение. Не могу же идти замуж без твоего согласия.

– Давно ты мое согласие стала спрашивать? – сказала мать, накрывая на стол.

– Мама, мы Сашу не будем посвящать в наши прошлые тайны. Присаживайся, Саша, что ты стоишь? Мама не будет на тебя ругаться. Видишь, какая она радостная? Почему-то.

За столом Анна Сергеевна ухаживала за Щербаковым. Видно было, она была очень довольна его приходом.

– Саша, как ты с Ирой познакомился?

– Я ехал в автобусе и увидел из окна красивую девушку. Вышел из автобуса и пошел за ней, чтобы узнать, куда она идет. Я понял, что она в этом районе живет и стал приходить по вечерам, в надежде ее еще раз увидеть. Увидел, насмелился и подошел. Потом уже, Ирочка сдалась и пригласила меня к себе в гости.

– С ума сойти! То, как она живет, тебя не испугало?

– Было неожиданно, конечно. Но потом, я подумал и решил, что нет ничего ужасного. Какая разница, какой у нее ребенок, лишь бы разрешила быть рядом.

Анна Сергеевна слушала его слова, как музыку и не верила своим ушам. Неужели ее ребенку улыбнулось человеческое счастье. Ее ребенок в это время спокойно ел, как будто разговор совсем ее не касался. Пришла Снежана. Она поздоровалась с незнакомым дядькой и села на диван. Она какое-то время слушала разговоры, потом неожиданно сказала:

– Ирка, ты забери свой дневник, а то мамка мне им все глаза истыкала, как ты хорошо училась.

В это время Щербаков, смущаясь, встал из-за стола.

– Вы извините. Я сейчас вернусь.

– Конечно, конечно, – сказала Анна Сергеевна – Как в кухню идти, первая дверь.

Щербаков ушел, а Снежана притащила Ирине ее дневник за десятый класс.

– Можешь сама полюбоваться и вспомнить, какая ты была пятерочница.

Ирина, посмеиваясь, открыла дневник на первой попавшейся странице и сразу увидела пятерку по физике и роспись учителя. Она изменилась в лице, у нее комок подкатил к горлу и слезы навернулись на глаза. Она провела по подписи пальцем.

– Дура! – крикнула ей мать и хотела выхватить дневник – Дай его сюда.

– Нет! – Ирина прижала дневник к груди – Я его с собой заберу. У меня и так никакой памяти от него не осталось. Была одна фотография, и то ты ее уничтожила. Интересно, он мои фотографии выбросил? Он меня как-то раз фотографировал у него дома, но фотографии так и не отдал.

– Как это он тебя фотографировал?

– Не бойся. Я была одета.

– Ирка, ты посмотри, какой мужик сейчас возле тебя. Влюбленный по уши, и твое приданое его не смущает. Ты все росчерки гладишь. Он тебя вот так же перечеркнул.

– Да, ладно тебе, мама, – спокойно сказала Ирина – Все уже прошло. Я о нем уже и не мечтаю. Надо жить дальше. Как в пословице? Лучше синица в руках, чем журавль в небе. Тем более, вон какая большая синица! Если ты одобряешь, я выйду за него замуж. Тем более все равно уже залетела. Он нормальный дядька, не дурак, пилотом работает. Деда моет, Маруську правильно на руках держит, дома все переделал. Будем с ним жить, поживать, да добра наживать. Дневник все равно не отдам.

Анна Сергеевна смотрела на дочь и не могла понять, как так долго можно быть влюбленной. Она понимала, что это не придуманная Ирина блажь, видна была неподдельная тоска в глазах ее дочери. Анна Сергеевна ненавидела Куминова, все жизнь испоганил ее девочке. Живет же, тварь, припеваючи. Эта тоже, после всего, что он с ней сделал, все по нему сохнет.

Щербаков с Ириной возвращались домой.

– Я понравился твоей маме?

– Ты же видел, она прямо сама в тебя влюбилась.

– Значит, мы поженимся?

– Я же обещала, если мама одобрит, то да. Мама у меня хорошо разбирается в людях. Только я не знаю, Саша, правильно я поступаю или нет. И в отношении тебя, и в отношении себя. Я не люблю тебя, Саша. Чего уж греха таить. Все как-то глупо получилось.