Текст книги "Жизнь без печали"

– Здравствуй, подруга, – сказала Наташа.

– Здравствуй, – Ирина ей даже улыбнулась. Она спокойно отнеслась к этой встрече. В конце концов, им нечего и некого было делить.

– Если есть минутка, поболтаем?

– Минутка есть.

– Присядем? – они сели на скамейку. Наташа достала сигарету. – Будешь?

– Как-то неудобно. Я так иногда, втихушку.

– Как ты?

– Сойдет. Песни пою.

– Если честно?

– Хреновастенько, но живу. Работаю, заочно учусь в строительном. Была замужем. Очень уж неудачно. Сейчас со мной бывший свекор после инсульта, и нездоровая дочь.

– Ты на меня обижаешься?

– Да ты что! Не в коем разе. Ты-то тут причем? Куминов меня не любил. Я просто долго не могла поверить, что можно так развлекаться. Считала, что его чувства были искренними, потому что это надо было только видеть, как он ко мне относился. Обидно, конечно. – Ирина помолчала – Очень обидно. Вместо куклы у него была. Он бросал меня при твоем виде так резко, без всякого перехода. И ведь раз пережила, нет надо было еще раз вляпаться, теперь уже полностью.

– Дочь Сашкина?

– Нет. От Сашки я аборт сделала. Марусю я родила в замужестве. Вышла замуж за урода, сдуру, посчитала, что никто меня так любить не будет, как он. Это уж точно.

– У меня тоже была дочь. Она умерла.

– Страшно это, ребенка терять. Я тебе очень сочувствую. У меня Маруся жива и, как будто ее нет. Знаешь, ей полтора года, а она почти ничего не умеет. Даже ест плохо, худенькая такая. Я ее через зонд кормлю. Сначала боялась, потом привыкла. Со мной столько всего ужасного произошло.

– Дай бог, чтобы ты не узнала, что такое настоящий страх.

– Знаю. Страх, это животный ужас. Когда перед твоим лицом, топор врезается в человека, которого ты знал, который относился к тебе с жалостью. И из перебитой артерии кровь летит в твое лицо. Страшно, когда тебя бьют, чтобы забить до смерти и от боли все рвется внутри и ребенок там колотится, как перепуганный птенец.

– Не надо вспоминать. От этого можно умереть.

– Я выживу. Правда, что это мы о каких-то ужасах.

– Что у тебя с ребенком?

– Не знаю. Не могу добиться обследования. Самой в платную попробовать, у меня столько денег нет. Надо куда-нибудь в Москву или Ленинград. Там же и жилье где-то снять надо. С Марусей в гостиницу не пустят. Наши врачи говорят, что неполноценная, надо сдавать.

– Почему не сдаешь?

– Я ее люблю, она на меня похожа. У нее появляется динамика в последние дни. Надеюсь, что шанс еще есть. Я часто думаю, что это мне наказание за то, что сделала аборт от любимого человека.

– Его почему-то никто не наказывает. Мог бы, и поберечь тебя, он прекрасно знает, как это делается. У него баб было, как говна в общественном сортире.

– Хватит о нем. Пусть живет, как хочет. Мне сейчас не до него. Наташа, ты извини, я пойду, – Ирина встала.

– Может быть, еще увидимся, посидим где-нибудь.

– Нет, ни за что не получится. Извини, я не в этом смысле. Маруська у меня целый день, как звереныш в клетке, в кроватке валяется. Мне же ее некуда деть. Когда я на работе или еще где по делам, она одна остается. Свекор сам больной, когда водички ей даст, когда кашкой попичкает, и все. Я прихожу и таскаюсь с ней, мою ее. Хорошо еще из-за того, что мало ест, гадит мало. Да и весит не очень много.

Ирина уже уходила, когда Наташа ее окликнула.

– Ира, – та обернулась – Хочешь, я тебе денег дам, на обследование. Не побрезгуешь?

– Хочу. О какой брезгливости может идти речь? – твердо сказала Ирина

– Оставь мне свой номер телефона. Я тебе позвоню, и мы встретимся.

Куминов приехал в деревню. Петровна встретила его неласково.

– Что это ты, парень, задурил? Не ожидала от тебя.

– Не понял.

– Баб-то нормальных, здоровых не нашлось. С Дашкой Трифоновой связался?

– Что за чушь? Вы, о чем?

– Люди же говорят, что ты с ней гуляешь.

– Один раз прошелся вдоль улицы, и что? Мы в какое время живем? Ладно, Даша со странностями, но остальные же все здравомыслящие люди. Или наоборот? Или я чего-то не понимаю.

Петровна начала успокаиваться.

– Может и правда, что лишнее говорят. Ты же ей ручки целовал?

– Один раз коснулся. Извинялся, что при ней грубо высказался.

– Верю, верю. Прости старуху. Только в деревне говорят всякое.

– Господи, что можно сказать? О чем?

– Не злись. Людям нравится о чем-то судачить. В библиотеку теперь много людей ходит, на Дашу смотрят.

Куминов ничего не понимал. На пустом месте, раздули черт, знает, что. Какой удар для девчонки с ее-то прибабахом. Ну, народ, ну, страна! В школе он зашел в кабинет директора.

– Я заявление принес. Хочу вернуться к научной работе.

– Сбегаете, значит, – директор заговорщицки, усмехнулся. – Понятно. Сазонов, как-то спрашивал, что у вас насчет женского пола.

– У вас, что деревня дураков? – Куминов посмотрел на него холодным злым взглядом. – Что за смешки и подколы? Даже, если бы и были у меня отношения с этой девочкой, и что?

– Да, ничего – подумав, сказал директор.

Куминов возвращался из школы к дому Петровны. На лавочке возле забора, опустив голову, сидела Даша. Куминов сел рядом с ней. Он даже не поздоровался.

– Саша, ты не представляешь, какая гадость! – сказала Даша – я как будто экзотическая зверюшка в клетке в зоопарке. Тебя рассматривают, показывают пальцем и хихикают. Я не понимаю, что произошло и в чем меня хотят уличить. Что я сделала? Почему никто не замечает своих грязных тряпок, а из нашего мимолетного общения придумали неизвестно что. С какой стати они решили, что со мной могут быть только грязные вульгарные отношения.

– Я тоже не понимаю. Может все дело в том, что ты неординарная девочка, отличаешься от всех и поэтому, тебя пристально разглядывают. Может, уже всю деревню обсудили, надоело, теперь и до тебя добрались.

– Что я сделала дурного, объясни хоть ты мне?

– Ничего. Помнишь Ассоль, она тоже мечтала, и вся деревня считала ее дурочкой. Только у тебя нет Артура Грэя.

– А ты?

– Я не Грэй, Даша. У меня нет корабля с алыми парусами. Я не умею дарить маленьким девочкам сказку. Я обычный приземленный человек. Потерпи, детеныш, они наговорятся и забудут. У тебя есть отец и братья, они тебя защитят.

Куминов дорабатывал последние дни в школе. Вовке он сказал:

– Я не обижал твою сестру. Я просто причина, для этой толпы, чтобы поглумиться над бедной девочкой. Береги ее.

Поздно вечером в дверь дома Петровны постучали. Пришла Даша. Куминов вышел из комнаты.

– Что случилось?

– Вовка сказал, ты уезжаешь.

– Да, мне предложили другую работу. Очень хорошую работу, Даша. Для меня это большая удача.

– Возьми меня с собой.

– Ты чего это удумала? – охнула Петровна – Сама себя предлагаешь. Не срамись, девка.

– Не нужно вмешиваться. Мы сами с Дашей все обсудим, – Куминов вышел с Дашей во двор и сел с ней на лавочку – Даша, все уляжется.

Даша помотала головой.

– Даша, куда я тебя возьму? В качестве кого?

– Хоть домработницы. Я все буду для тебя делать. Все, что скажешь. Я буду ухаживать за тобой, гладить, стирать, – Даша негромко заплакала, по щекам просто катились слезы. Она перешла на шепот – Я не хочу оставаться здесь. Все так гадко. Какой-то абсурд. Я, как Алиса в Зазеркалье, только страшном.

– Даша, пересуды умолкнут. Тем более обсуждать нечего. Все не так страшно, как тебе кажется.

– Ты не понимаешь. Я здесь вместо деревенской дурочки. Я даже слышала, как ребятня говорила: «Вон, дурочка идет». Когда ты уедешь, будут говорить, дурочку бросили.

– Даша, я не знаю, что тебе сказать. Уезжай в поселок, ты там жила, училась, у тебя там знакомые есть.

– Поселок маленький. В городе таких, как я, ненормальных много. Я там затеряюсь, и меня не будет видно.

– Я не знаю, чем тебе помочь.

Во двор зашел Трифонов. «Этого еще не хватало» – подумал Куминов – «Сейчас, не поймешь из-за чего, папаша за грудки меня таскать будет». Трифонов подошел и сел рядом с ними.

– Ты забери ее с собой, – сказал он, видно было, что слова давались ему с трудом.

– В каком качестве? – «Тоже ненормальный» – подумал Куминов.

– Женись на ней.

– С какой стати? Я что, ее обесчестил? – возмутился Куминов, не беря во внимание, что разговор проходил в Дашином присутствии.

– Да, ты не кипятись. Я прошу тебя. Пусть она там устроится, потом разведешься. Мы же к тебе никаких претензий. Ну, хочешь, бумагу составь, что Дашка ни на что претендовать не будет, как за границей делают.

– На что претендовать? У меня все равно ничего нет. Ни квартиры, ни машины. Это все мамино. Ты вообще, мужик, в своем уме? Чужому человеку дочь предлагаешь? Ведь ничего не произошло, позлорадствуют в вашей деревне и успокоятся. Встретит кого-нибудь, влюбится и будет жить припеваючи. Чтобы не обижали, ты о ней позаботишься.

– Пойдем, Дашенька, – Трифонов встал.

– Саша, пожалуйста, – заговорила Даша – Я не смогу… – Вдруг замолчала, встала и пошла за отцом.

Она шла с таким сиротливым обреченным видом, что Куминов пожалел ее. «Ладно» – подумал он – «Сделаю для девочки доброе дело. Все равно, пока работа с „ящиком“ связана, за границу не поедешь. Распишусь, потом разведусь».

– Хорошо, – сказал он – Собирайся. Завтра попробуем договориться в сельсовете. Дарья и ты папаша, запомните: я не собираюсь с ней жить.

Куминов, конечно, надеялся, что в сельсовете откажут. Срок на раздумье и все такое подобное. Но в сельсовете почему-то согласились расписать их в этот же день, в связи с отъездом жениха. Когда Куминов ставил свою подпись, он подумал: «Очередную ерунду ты делаешь, Санек».

Они приехали в город. Куминов завел Дашу к себе домой.

– Проходи, осматривайся.

Даша смотрела на все с открытым ртом. Это была большая квартира. Потолки были такие высокие, что Даше приходилось запрокидывать голову. Коридор переходил в зал, где стояли диван, кресла и большой стол со стульями. Большой телевизор на ножках, видимо не пользовался популярностью, потому что стоял так, что его неудобно было смотреть с дивана. Зал казался просто огромным, потому что, несмотря на наличие мебели, да еще трех дверей, он выглядел пустым. В комнате не было шкафов, лишь немного полок на стенах, на которых стояли какие-то сувениры и безделушки. Налево от зала из прихожей начинался еще один коридор, в котором было тоже три двери. На полу не было никаких ковров, лишь светлый паркет. Темная мебель на светлом паркете производила непривычное впечатление. Все двери и в зале, и в коридоре были одинаковые деревянные с красивым узором. Даше показалось, что она попала в сказку. У них был большой дом с массандрой, но обстановка их дома не шла ни в какое сравнение с тем, что она сейчас видела. Необычная мягкая мебель, тяжелые шторы на окнах, во всем было что-то уж очень несоветское.

– Здесь туалет, здесь ванная, это кухня, – Куминов открывал перед ней двери в коридоре. Ванная и туалет были отделаны нежно голубой керамической плиткой, кухня была небольшой, но, по крайней мере, больше, чем в обычных стандартных домах. Вдоль одной стены в углу была мойка с тумбочкой, в другом электрическая плита, между ними был длинный стол, над столом висели ножи, баночки и другая утварь. У противоположной стены стоял большой красивый буфет с посудой и холодильник ЗИЛ. У окна небольшой овальный столик и два стула. Кухня казалась нечасто используемым помещением, в котором бывают от случая к случаю.

– Пойдем. Это моя комната. – Куминов открыл одну из дверей в зале. Его комната тоже была достаточно большой и пустой. С одной стороны, стоял книжный шкаф, рядом стол со стулом. На небольшой этажерке два магнитофона, большой катушечный и маленький кассетный, рядом на полу большие колонки. Неподалеку от этажерки проигрыватель. Другая часть комнаты была занята различными спортивными принадлежностями, на полу лежали небольшие маты, свернутые циновки. Висела боксерская груша. На стене прибиты какие-то странные приступочки, за которые запросто можно было зацепиться. Кровать, стоявшая у стены, больше походила на топчан. Все в комнате было брошено и поставлено небрежно, с видимостью порядка, понятного только хозяину – Ну, все экскурсия окончена. Располагайся, сходи в ванную, туалет, я пойду пока найду еду какую-нибудь в холодильнике.

– Саша, почему у вас нет шкафов?

– У нас четырехкомнатная квартира, маме положен кабинет. Вместо кабинета там находятся вещи. Мама так решила, ей хотелось простора. Хотя сама заняла самую маленькую из комнат.

– Саша, твоя мама скоро придет?

– Нет, не скоро. Ее нет в городе, она уехала на какие-то партийные посиделки. То ли пленум, то ли симпозиум. Ладно, Дашенька, перекусим, а завтра каких-нибудь продуктов купим. Я тебе на диване постелю, на моей кровати тебе слишком жестко будет.

– Мы будем спать отдельно?

– Даша, странное у тебя желание, спать с незнакомым человеком.

– Ты же мой муж.

– Дарья, прекрати! Я тебя сейчас обратно домой отвезу.

– Саша, я больше не буду. Ну, спят же люди в одной постели просто так.

– Я не сплю с женщинами, Дарья. Не люблю. Так иногда, заснешь на пару часов от усталости или по пьянке. Я спал только с одной женщиной, но она была исключением. Я был непротив, что она засыпала рядом со мной.

– Ты ее любил?

– Я собирался на ней жениться.

– А что случилось?

– Она меня бросила.

– Как? Разве тебя можно бросить?

– Тогда было, даже нужно. Вообще, Дарья, я тебя уже просил меня не идеализировать. Что ты, как дура, ей-богу! Меня это уже раздражает.

– Я не могу в тебя влюбиться?

– В меня, возможно. Но не в придуманного тобой героя. Я не Блад и не Артур Грэй. Постарайся это усвоить.

Даша долго не спала. Она все ждала, когда он придет к ней, поцелует, возьмет на руки и унесет в эту новую жизнь, туда, где они всегда будут рядом, где они могут слиться друг с другом. Утром Куминов спросил:

– Что, тебе не спалось на новом месте? Круги под глазами?

– Наверное, много чего произошло. Что-то сон не шел.

– Я в институт. Заеду на рынок и в магазин, куплю что-нибудь. Готовить умеешь?

– Конечно. Что ты любишь?

– Еду. Сиди, смотри телевизор. Можешь в моем шкафу пошариться, найди что-нибудь почитать, хотя, я думаю, вряд ли там, что будет по твоему вкусу.

– Ты думаешь, я только Тургенева читаю?

– Если честно, Даша, я о тебе вообще ничего не думаю.

Куминов уехал в институт, там он много потратил времени на составлении анкет, беседу в первом отделе, с ректором института и так далее и так далее. Он чуть не забыл купить продукты, пришлось разворачиваться уже возле дома. Зато он не забыл созвониться с «мадам Рекамье». Домой он пришел уже вечером. Даша встретила его чуть не плача.

– Саша, я сварила только кашу. Я ничего не нашла в кухне, кроме крупы.

– Ешь сама, Дарьюшка. Я перекусил в столовой. Я купил кое-что, можешь приготовить. Завтра по пути в институт, я тебя заброшу в областную библиотеку, посидишь там, может, и насчет работы узнаешь. Документы сразу захвати.

Куминов помылся, переоделся и направился к двери.

– Даша, я приду ночью. Постараюсь тебя не разбудить.

– Почему ты уходишь? Ты обиделся, что я сварила только кашу?

– Я твою кашу поем на завтрак, хорошо? Даша, мне надо идти. У меня назначена встреча, меня ждут.

– Ты уходишь к другой женщине?

– Что значит к другой? Не делай такой страдальческий вид, как будто я тебе изменяю. Чтобы говорить «к другой», надо самой быть женщиной. Так что, я не вижу никаких противоречий. Я в последний раз тебе говорю, еще одна претензия ко мне на правах жены, я увезу тебя в твою деревню. На второй день брака, ты мне уже плешь проела.

Даша осталась одна. Ей было грустно и одиноко. В совершенно чужой большой квартире, даже без права собственного голоса. Даша не хотела обманывать Куминова, она же ему обещала развестись. Но она очень надеялась, что он к ней переменится, увидит, какая она прекрасная. Он забудет про то, что у них фиктивный брак и все будет по-настоящему. И сам изменится, эта жесткость и цинизм у него напускные, Даша чувствует, какой он на самом деле, мягкий и нежный, у него такая тонкая и ранимая натура. Он просто все скрывает за этой, ему не подходящей, маской. Даша лежала в постели и размышляла. В конце концов, она пришла к мысли, что нужно дать ему то, что он ищет, физическую близость. Хотя сама мысль об этом немного коробила ее, но все же люди этим занимаются. Ведь, наверное, Владимир Ильич с Надеждой Константиновной в молодости не только о революции разговаривали. Самое главное, чтобы он не искал физического удовлетворения где-то на стороне, он будет все время с ней, и постепенно он больше узнает Дашу. И физическая любовь перерастет в духовную. Даша слышала, как Куминов вернулся в первом часу ночи, как ходил в ванную и кухню. Потом потихоньку прошел через зал в свою комнату. Даша еще какое-то время лежала и думала, сон не шел в голову, наконец, она решилась. Куминов уже заснул, но все равно почувствовал, что кто-то находится в комнате. Он приоткрыл глаза. Возле кровати стояла Даша, щупленькая в ситцевой ночной рубашке с рукавами – «фонариками».

– Даша, ты почему бродишь? Заблудилась что ли?

– Не ругайся на меня, пожалуйста, – срывающимся шепотом, заговорила Даша – Я понимаю, что я не вхожу в твои планы, но формально ты же мой муж. Я все равно должна рано или поздно с кем-то это испытать. Это не изменит нашего договора. Если я потом выйду когда-нибудь замуж, будет все нехорошо выглядеть, ну, что я до сих пор ни с кем.

– Дарьюшка, иди спать, детеныш, – Куминов потер лицо руками. – Я устал, не сейчас. У меня завтра уже рабочий день. Иди, детка, мы потом вернемся к этому разговору, обещаю, – Куминов знал, что нельзя обижать отказом, предлагающую себя, женщину, даже если это придурковатая Даша. – Не обижайся. Это просто не вовремя.

Даша ушла на диван. Ей было стыдно, она с трудом подавила в себе слезы. «Какая же я никчемная. Меня нельзя полюбить, во мне нельзя даже просто увидеть женщину. Как теперь ему в глаза смотреть. Твердила о высоких чувствах, сама, как последняя падшая женщина, пришла залезть к нему в кровать. Вымаливала у него близость, как милостыню». Она не спала еще долго, ей казалось, что она только заснула, как почувствовала прикосновение. Куминов потрогал ее за плечо.

– Дарья, если ты собираешься ехать со мной – вставай. Делай свои процедуры и завтракать.

Куминов был в брюках и рубашке, через шею перекинут галстук. Разбудив Дашу, он тут же повернулся и пошел в коридор к зеркалу, завязывать галстук. Даше его вид и тон показались надменным и презрительным. Она еще больше расстроилась. «Как же он теперь меня презирает!». Она накинула халатик и прошмыгнула мимо него в ванную, хотя ей очень хотелось в туалет. Даша даже представить не могла, как она может идти в туалет, когда он это видит. Она включила воду, но стало еще хуже, Даша тут же закрыла кран. Она чуть не заплакала. Куминов. для приличия постучав, приоткрыл дверь.

– Иди на горшок, обоссышься же, или еще, что похуже. Я в кухню ушел, – в кухне он сделал ей бутерброды и налил кофе. «Это недоразумение себя мне предлагает. Жена, твою мать!». Минут через десять Даша, уже одетая, зашла в кухню, присела на краешек стула. В какой-то трикотажной кофточке с люрексом и прямой черной юбке.

– Ешь, быстрей. Кофту эту снять.

– Она новая.

– Наплевать, покажешь, что у тебя еще есть. Юбка сойдет.

Дашино выражение лица изменилось. Из стыдливо-пришибленного, оно стало оскорбленным. «Действительно, какую-то чушь я себе придумала. Что сотворила, не понятно. Папа еще туда же». Даша посмотрела на сидящего напротив нее, с равнодушно-отрешенным видом, Куминова. Она увидела себя со стороны, такая убогая рядом с лощеным красавцем, который проявлял к ней интерес, не иначе, как к маленькому выброшенному котенку. «Надо устроиться на работу, постараться быстрей уйти от него. Чтобы окончательно не сойти с ума от постоянного унижения». Даша выпила полчашки кофе, съела бутерброд, убрала со стола. Поблагодарив Куминова, она подошла к своему чемодану. Достала однотонную синтетическую блузку, Она поняла, что эта блузка тоже вряд ли ему понравится, но ее хоть не обязательно было гладить. Куминов и так раздраженно поглядывал на часы.

– Эта пойдет?

– Ладно, – он махнул рукой – Одевайся быстрей.

Даша нашла заведующую библиотекой. Та, для приличия, посмотрела ее диплом.

– Нет, товарищ Трифонова, нам не нужны работники, – по-видимому, Дашино лицо выражало такое огорчение, граничащее с отчаянием, что заведующая задала еще один вопрос – Почему же по месту распределения не осталась, девочка?

– Я замуж вышла, у меня в городе муж живет.

– Ладно, я запишу для себя, Дарья Трифонова. Позванивай, может и появиться возможность.

– Хорошо. Только моя фамилия уже не Трифонова. Куминова.

Заведующая заинтересованно посмотрела на нее:

– Екатерина Александровна, вам кем-то приходиться?

– Она мама моего мужа.

Заведующая соскочила со своего места.

– Дарья, пройдем-ка в отдел кадров. Уточним, что у нас там по штатному расписанию.

Для Даши сразу же, как по волшебству, нашлась ставка. Она написала заявление, оформилась. Идти ей все равно было некуда, и она сидела внизу в холле библиотеки. Было время обеденного перерыва. Сотрудники ходили мимо нее, спустилась заведующая. В холл зашел Куминов и подошел к Даше. «Точно, сын Куминовой, ну надо же, никогда не подумаешь» – подумала заведующая.

– Как дела, детеныш? – спросил Куминов Дашу.

– На работу взяли. Сначала не было ставки, потом нашлась.

– Волшебное слово не «Екатерина Александровна», было?

Даша закивала головой.

– Пойдем, детеныш, отвезу тебя домой, пока у меня перерыв, потом снова в институт.

После работы Куминов пришел домой. Даша не встретила его у дверей, она не вышла из кухни. «Бойкот. Что лучше сделать, проигнорировать или все-таки выполнить супружеский долг?» – подумал Куминов. Он зашел в кухню. Даша стояла у плиты, которую она только что выключила. Вид у нее всегда был грустный, но сейчас хоть без страдальческого выражения. Бесцветная, неприкаянная, с пушистенькими волосиками. Ну, как такую можно поиметь? Куминов не любил девочек, он очень любил секс, наслаждался им, как гурман вкусной пищей, и партнерша для него должна была быть без комплексов, достаточно опытная и раскрепощенная. Исключением для него была только Ирина. Но в Ирине было столько женственности, что он поступился своими принципами. Он ее воспринимал, как юную, неопытную, но все-таки женщину. Все в ней: походка, манера смотреть в упор, шевеление губ при разговоре, очертания ее тела вызывали эротические фантазии. Женщина, конечно, могла быть худой, как Лина и даже Владочка с ее какой-то почти смертельной худобой. Но при всем этом, они были женщинами, они знали, как вести себя с мужчиной, как отдавать себя и как получать радость от секса. Даша же была, как маленький серенький мышонок с грустными глазками. Такую девушку хотелось пожалеть, защитить, но никак не обладать ею. Для Куминова в этом было даже, что-то противоестественное.

– Ты будешь ужинать? – спросила Даша.

– Я предполагаю, что ужин у нас будет совместный. Сейчас, я только переоденусь.

– Я не хочу есть.

– Дарьюшка, не будешь есть, ветром унесет. Жаль копилку свою уже выбросил, нет мелочи, чтобы нагружать тебе карманы для пригруза.

Даша, хоть и не хотела, но не удержалась и хихикнула.

– Накрывай на стол.

Даша приготовила тушеную картошку с мясом. Екатерина Александровна до такой степени безвкусно готовила, что любая еда, приготовленная другим человеком, казалась Саньке просто объедением. Тем более практически весь день он ничего не ел, только купленные пирожки на ходу. Дашина еда имела нормальный привычный вкус, не хуже, чем кормила его Петровна. Поужинав, Куминов подошел к Даше, и не смог ее поцеловать, он только погладил ее по голове.

– Спасибо за ужин, Дашуля. Было очень вкусно.

Дашин вид все еще выражал обиду. «В темноте попробовать, что ли. С другой стороны, пошла она к черту, у нас фиктивный брак. Насрать, что потом кто-то будет хихикать, что моя бывшая жена осталась целкой». Куминов пошел в комнату, немного позанимался с гантелями. Потом читал, взятую в институте подборку статей и докладов по теме их новой работы. Чем занималась Даша, он понятия не имел, ему это было не интересно. К ночи, все так же не разговаривая, они разбрелись по своим постелям. Почитав еще перед сном, он встал в туалет. Проходя обратно через зал, Куминов заметил, что Даша стоит возле окна, в комнате было темно, но Даша приоткрыла немного штору и свет ночной улицы, сполохами отражался на ее фигуре и лице. На ней была длинная, по щиколотку тонкая ночная рубашка с завязками на плечах. И плечи, не считая этих завязок, были совсем голые. Куминов стоял и смотрел на нее. Даша, конечно, чувствовала, что он рядом, но не хотела поворачиваться к нему. Бежать и прятаться под одеяло, было глупо. Он и так утром посмеялся над ее боязнью открыть при нем дверь туалета. Куминов подошел к ней ближе и едва касаясь, провел пальцем по шее, по плечу. Потом взял ее за плечи, наклонил голову к ее волосам и негромко сказал:

– Пойдем со мной.

По Дашиной коже пробегала дрожь от его прикосновения, но это не была дрожь желания, а просто нервная дрожь, которую испытывает человек, когда ему холодно. Она вполоборота повернулась к Куминову и кивнула головой. Куминов задернул штору, чтобы ее не видеть. Он, взяв ее на руки, немного подбросил в воздухе, он не ожидал, что она окажется такой легкой, он готовился взять вес. В своей комнате Куминов поставил Дашу на ноги возле кровати и едва касаясь, развязал завязки на ее плечах, она тут же плотно прижала спадающую рубашку к своей груди. «Нет, это выше моих сил» – подумал Куминов.

– Даша, – своим обычным жестковатым тоном сказал он – Ты для чего согласилась со мной идти? Мы с тобой о литературе беседовать будем? Если тебе нравится находиться среди своих предубеждений, что все физиологическое стыдно и противоестественно, то возвращайся на диван. Хочешь, я тебя отнесу? Я не собираюсь с тобой в жмурки играть, я уже вышел из этого возраста. То, ты сама мне себя предлагаешь, то брыкаешься. У меня вообще-то есть интересней варианты.

Даша смотрела на него. У Саньки в комнате не было штор, только легкая занавеска, и, хоть и в полумраке, они прекрасно видели друг друга. Он стоял перед ней в одних трусах, плотно облегающих его бедра. Даша залюбовалась его телосложением. Но у нее при этом не возникало ничего похожего на возбуждение, она восхищенно смотрела на него, как на творение Микеланджело. Она должна была решиться, она столько об этом передумала. Даша решилась. Она убрала руки со своей груди, и рубашка скользнула по ее телу. «Лучше бы она пошла на диван» – подумал Куминов, он с трудом подавил в себе смех. Дарья стояла с видом революционера, пришедшего на допрос. Лицо ее было полно решимости, по-детски пушистые волосики развевались в разные стороны. Она была в начинающихся от пупка белых трусах, и с грудью, соски которой были больше, чем вся остальная грудь. Куминов все-таки рассмеялся, стараясь, чтобы смех не выглядел таким уж оскорбительным.

– Иди ко мне, – он притянул ее к себе и прижал к своей груди.

– Я смешно выгляжу? – огорченно спросила она.

Куминов ничего не стал отвечать, Он наклонился и поцеловал ее. Даша целовалась первый раз в жизни. Она закрыла глаза и продолжала держать сомкнутыми свои губы. Куминов уложил ее на постель, Даша прижималась к нему, просто для того, чтобы он не мог на нее посмотреть. Санька закрыл глаза и продолжал касаться губами ее лица, пытаясь хоть мысленно что-то представить. Дыхание у Даши все-таки сбивалось, и она, сдерживая глубокие вздохи, немного сопела. «У меня на нее никогда не встанет» – думал Куминов. И вдруг ему страстно захотелось держать сейчас в руках другую женщину. Он почти слышал прерывающийся шепот «Сашенька», почти ощутил прикосновение нежных пальцев, вспомнил, как задыхаясь от восторга, ловил эти нежные руки и прижимался языком к ладоням, чтобы насладиться этими необыкновенными руками, дарившими ему такое счастье.

– Ирочка, – произнес он.

– Меня зовут Даша, – услышал он в ответ ровный голос.

Куминов сел на кровати, потер руками лицо, встал, снял с себя трусы и снова лег рядом с Дашей. Без лишних церемоний он стащил с нее ее бесконечные трусы, раздвинул ноги и лег на нее сверху, придерживаясь на руках. «Инстинкт сработает, встанет» – подумал он. Чтобы не видеть выражение ее лица, он наклонил голову, целовал ее шею, большие торчащие соски. Даша чувствовала, как между ног увеличивается его член, она все-таки была женщиной и какие-то необъяснимые ощущения охватывали ее, но все это смешивалось с чувством стыда и сознанием недозволенности происходящего. Куминов приподнял ее за бедра, но постарался быть неподвижным.

– Лежи спокойно, Дашуля. Доверься мне, только не дергайся, пожалуйста, ты можешь причинить себе боль.

Он приподнялся на локтях, теперь Даша видела, что он пристально смотрит на ее грудь. Куминов целовал ее соски, потом опустил голову ниже, проводя губами под грудью. Она лежала с приподнятыми раздвинутыми ногами, и он достаточно высоко над ней приподнимался, чтобы видеть не только грудь, а что-то еще. «Так нельзя, стыдно женщине лежать в таком виде» – подумала Даша и, решив приблизить его к себе, чтобы он на нее не смотрел, резко рванулась вперед. От ее какого-то ненормального крика у Куминова зазвенело в голове. Ему самому было так больно, как будто с него содрали кожу. Он буквально отполз от нее.

– Я же просил, лежать спокойно, – со стоном от боли, сказал он.

Даша, скорчившись, рыдала навзрыд. «Вот это ужас! Как знал, что не надо было связываться». Кое как отдышавшись, он пошел в ванную. Вымылся, намазал себя какой-то мазью, которую он счел подходящей для этого случая. В голове до сих пор был какой-то шум, он подумал, может уже оглох. Это же надо было так заорать в ухо. Потом ему стало смешно. «Здорово нае… ся!». Он вернулся в комнату. Дарья продолжала рыдать.

– Иди в ванную, Даша. Потом я посмотрю, что у тебя там.

– Нет, нет, нет. Никогда! Это нельзя!

– Ладно, ладно, иди.

Даша ушла. Куминов и из комнаты слышал ее плач. Надо было убрать постель, все было в крови. «Господи, как поросенка зарезали». Даша, прикрываясь как могла, зашла в его комнату за своими вещами.

– Ты еще говорил о какой-то радости физической любви. Это было самое ужасное, что было в моей жизни.

– Не поверишь, в моей тоже. Это что было? Тебе, что так захорошело, что ты решила все ускорить?

– Ничего я не ускоряла. Я не хотела, чтобы ты меня видел, в таком ужасном виде. Можно же было это делать по-другому?

– Понятно, – устало сказал Куминов – Больше не буду. Иди, спи, завтра обоим на работу.

В последующие дни они жили, почти не общаясь. Он с утра завозил ее на работу, вечером забирал обратно. Дома он занимался своими делами, она готовила, делала еще какие-то домашние дела. Иногда они заезжали на рынок за продуктами, один раз он привез Дашу к знакомой продавщице, чтобы она подобрала ей приличную юбку и пару кофточек. На большее у него не было денег. Но хоть, что-то надо было ей купить, чтобы сноха Куминовой не выглядела так сиротливо. В один из дней, встретив ее с работы, Куминов сказал Даше: