Текст книги "Жизнь без печали"

– Зачем? Разве вы все не выяснили?

– Не знаю, что у него там с той бабой получилось, но он приехал снова с нами жить. Все бы ничего, так он Роме начал на мозги капать. «Тобой чужой дядька командует». Козел! Падла, девять месяцев не вспоминал, тут приехал, сын с ним видите, жить должен.

– Ириша, не заводись снова. Успокойся. Я же с тобой.

– Кстати надо на учет встать, – Ирина дотронулась до его руки, лежащей на руле.

– Я не знаю, почему ты до сих пор в больницу не сходила.

– В понедельник обязательно запишусь.

– Ириша, я узнавал, при медакадемии, в клинике, есть платные услуги. Желательно, чтобы ты туда обратилась, не в участковую. Там оборудование лучше, специалисты все сплошь со степенями. Больничный они тоже имеют право оформлять. Самое главное, отдельные палаты со всеми удобствами, родных пускают. При желании можно на родах присутствовать. Если ты хочешь, я с тобой буду. Я у Дашки чуть ли не сам роды принимал.

– Нет, Саша, не хочу. Мне будет больно, я не хочу, чтобы ты это видел.

– Ну, об этом еще рано говорить. Пока договоримся так, ты в понедельник созваниваешься с клиникой, мое расписание ты знаешь, записываешься, я тебя отвожу на прием.

– Это же за деньги.

– Это не обсуждается. Все равно пока ты беременная и пока ребенок маленький будет, никаких ремонтов мы продолжать не будем. Нефиг всякой вонью дышать.

– Как скажешь, – Ирина сидела, откинувшись на спинку сиденья и прикрыв глаза. Вроде бы неплохо, когда за тебя все решают.

Екатерина Александровна наотрез отказалась отмечать свой день рождения. Это был ее первый день рождения за много лет, без поздравительной открытки с короткой надписью: «Катя, поздравляю. Михаил». Она почти весь этот день просидела у себя в комнате за столом, разложив на нем эти открытки, она их никогда не выбрасывала. Сын зашел к ней в комнату.

– Мама, пойдем ужинать.

Екатерина Александровна поднялась и прошла в кухню. На столе стоял шоколадно-бисквитный тортик с воткнутой посередине свечкой.

– Я же просила.

– Это не мы, – ответила Ирина – Это желание мальчиков.

Егор и Рома стояли рядом, нарядно одетые, в руках они держали воздушные шарики.

– Бабушка, это тебе, – они протянули ей шарики.

– Ой, спасибо, мои дорогие.

– Бабушка, в день рождения должно быть радостно, – сказал Егор – Я спросил у Иришы рецепт тортика на скорую руку. Мы с Ромой надули для тебя шарики. Здорово, правда? Тортик мы почти сами весь сделали. Ириша нами только руководила. Рома, оказывается, умеет белки от желтков отделять.

– Что же я без вас бы делала? Откуда же еще столько счастья получала, – сказала Екатерина Александровна, потом посмотрела в окно – Вы посмотрите буран-то какой, как будто не ноябрь, а уже февраль.

– Угу, мы сегодня на улице мало были. Там не только ветер, но еще и мороз, – сказал Егор.

– Зато, мы в полярников поиграли. Все, как по-настоящему, – добавил Рома.

Либерман нигде не мог найти мать. Он обошел все квартиры, где она могла быть, и все подвалы. Такой обход ему приходилось совершать периодически. Он находил мать в самых непотребных местах. Притаскивал домой, запирал ее на несколько дней, пока она не приходила в себя. Она клялась ему, что все – возьмет себя в руки и больше ни капли. Но проходило время и все опять повторялось. Однажды, он зашел в одну из квартир и увидел мужика, пристроившегося к бесчувственно валяющейся матери. Он разгромил всю квартиру, ладно хоть никого не убил, но досталось всем присутствующим. Потом он с горечью сказал матери:

– Мама, да что ж ты до такого опускаешься! Уважай ты себя хоть немного.

Но у матери было только два состояния, или пьяная, или с похмелья. В обоих, она ничего не соображала, единственным ее желанием было выпить. В этот раз он уже два дня не мог ее найти. Было очень холодно, наступили морозы, да еще и метель поднялась. Ветер был такой пронизывающий, что никакая одежда не спасала, ветер находил места, где можно было пробраться, ближе к телу. Либерман попросил в местном отделении милиции, чтобы ему сообщили, если что. Там его знали и помнили еще по его собственному боевому прошлому. Когда он совсем уже отчаялся, у него появилась зацепка. Один из бомжей вспомнил, что с ними была какая-то тетка, обещала найти еще выпивку, но больше не пришла. Правда, этот бомж во времени вообще потерялся, ему казалось, что она ушла недавно, потом сказал, что она ушла вчера. После бесплодных поисков, уже ночью, Либерман пришел домой и завалился спать. Рано утром его разбудили сотрудники милиции.

– Женя, там за гаражами тело нашли. По всей видимости, она замерзла. Пойдем, пока опергруппа не приехала.

Либерман надеялся, что они ошиблись. Все пьющие на одно лицо. Но это была его мать. Либерман рыдал, сидя на корточках и прислонившись спиной к гаражу. А в это время милиционеры осматривали, описывали, буднично разговаривали между собой. Это было для них обычным делом, особенно с наступлением зимы.

В день похорон, утром Куминов спросил Ирину:

– Ты что, еще не готова? Ты не собираешься на работу?

– Нет, я отпросилась. Сегодня же похороны.

– Я не понял, ты что, на кладбище собралась? В такой холод? Не придумывай.

– Саша, я не спрашиваю твоего мнения. Я тебя ставлю в известность, что мы вместе едем к Жене. Я соображаю, что я делаю, и не враг своему здоровью. Я одену пуховые штаны и свитер потеплее. Детей отвезем в школу и заедем на мою квартиру, там у меня есть старая большая шуба и валенки. Не волнуйся, если начну мерзнуть, я возьму у тебя ключи и посижу в машине. Либерман – друг, он помогал мне, когда я его просила. Неужели сейчас, когда у него горе, стоит вопрос – холодно, не холодно.

Куминов не стал больше возражать, тем более приказывать. Это только скандал устраивать, ее все равно не переубедишь, тем более ее доводы вполне разумны.

– Мама, ты не придешь на похороны? – спросила Неля у Лины.

– Еще не хватало, позориться, с бомжами алкашку хоронить. Стыдоба-то какая. Ты почему в школу не идешь?

– Я поеду к папе. Это моя бабушка, мама. Мне насрать, позорно это выглядит со стороны или нет.

– Нет, ну ты посмотри на нее! – воскликнула Лина.

Но Неля не стала ее слушать, ушла, хлопнув дверью.

– Ну, что похоронили? – спросила Лина у Нели вечером, придя с работы.

– Да. Папа дома плакал, но на кладбище держался. Куминов с Грочковым хорошо все организовали, и похороны, и поминки. С папиного завода тоже хорошо помогли. Народу было, ужас. Не столько к бабушке, сколько ради папы пришли. Дядя Саша и дядя Владик с женами, само собой. Столько было всяких представительных дядек. Может одноклассники бывшие, может папкины ангелы. С завода людей порядочно было. Еще какие-то дядьки вообще с уголовными мордами. Я поняла, папу много людей уважает. На кладбище, блин, так холодно было стоять. Ира Куминова меня в их машину увела. Сама она, как на северный полюс была одета. Такая смешная, в пушистой шапке, шубе, валенках. Ты к ней папу ревновала? Ниче тетка. В машине шапку сняла, коса у нее толстая, и вообще она эдакая русская красавица.

– Посиди с Артемом, мне нужно уйти.

– Ну, мам, – протянула Неля – Он будет вредничать. Я хотела к папе, ему же сейчас плохо.

– Я кому сказала! Завтра к своему папе сходишь.

Либерман достал альбомы с фотографиями. Вот мать с отцом стоят, совсем еще молодые, наверное, тогда еще и Женьки не было. Отец чернобровый, с щегольскими черными усиками и мать, очень красивая, в платье с белым воротничком. Вот они Женьку привели фотографироваться, он, наверное, не хотел, боялся, вон, как скуксился. Это мать на озере, в шапочке, в черном закрытом купальнике, статная, фигуристая. Он нашел фотографии, где она, видать, на паспорт фотографировалась, в сорок пять лет. Уже плохо выглядела, ничего от ее красоты не осталось, как старуха, веки опухшие, под глазами мешки. В дверь постучали. Либерман подошел, открыл дверь, стояла Лина. Либерман отошел в сторону, пропуская ее в квартиру.

– Я думала, ты пьяный.

– На поминках выпил положенные три рюмки, больше не стал. Пацанов попросил по домам разъехаться, хотел один побыть.

– У тебя хорошо, чисто, только мебель старая. Я думала, ты хуже живешь.

Либерман ничего не говорил. Лина встала возле дивана.

– Женя, подойди сюда, – негромко попросила она.

Либерман подошел к ней. Она расстегнула его брюки. Потом сняла с себя кофту. Он посмотрел на нее, и так же, не говоря ни слова, положил ее на диван.

– Женька, я соскучилась, – сказала ему Лина, прижимаясь к нему.

– Ты только извини, давно не было, кончу быстро.

– Ничего, я подниму на второй раз.

Потом, одеваясь, она спросила:

– Может, вернешься, Жень. У нас же дети.

– Пока один поживу, Лина.

– Женя, ну не подумавши, сгоряча, сказала не то. Ну что ты!

– Лина, она была моей матерью. Она меня родила, нянчила маленького. В детский сад водила, в первый класс. Папку сильно любила, она ему слово против не говорила. Даже, когда уже из Москвы соизволил приезжать, встречала, будто бы не от другой семьи приехал, просто из командировки, такой долгожданный и родной. Она была слабая женщина. Я виноват перед ней, забыл про нее, стыдился. Спасибо, что пришла, Лина. Я тоже очень соскучился. Как в молодость вернулся. Теперь иди, Тема ждет.

– Ты думаешь, я так и буду перед тобой унижаться?

– Я ничего не думаю. Я хочу спать.

Лина, услышав рассказ дочери, подумала, что опять прогадала. Ей было стыдно идти хоронить эту старую бичевку, замерзшую по пьянке. Боялась опозориться. Оказалось, что большое количество людей отпросилось с работы, чтобы поддержать ее мужа, их друга, коллегу и просто знакомого. Многие из этих людей по должности и по обязанностям намного выше Лины. Но они оставили все свои дела, и пришли хоронить мать своего друга. И жены его друзей пришли, и Ирка пришла, хотя беременная, а на улице холод собачий. Рядом с Женькой не было только его жены. Ей бы, наоборот, был большой плюс, вместе не живут, а в горе поддержать пришла. Она пришла к нему, чтобы хоть как-то исправить положение. И увидела его серого, потерянного. Он был такой близкий, такой родной. Она поняла, что соскучилась по нему. По его объятиям, по дурацким шуточкам, сто лет не зарывалась лицом в волосы на его груди. Он не шутил, молчал, но в своей потерянности он был еще родней. В итоге что, отымел и прогнал. Надо плюнуть на него и забыть. Нет мужа и это не муж. Она баба видная, в самом соку. Не бегать же теперь к бывшему своему мужику на случку. Надо другого найти. Такой товар, как она не залежится. Правда, эта макака, Нелка, не даст никого в дом привести. Что же Женька так обиделся? Уже столько времени прошло. Ну, поругались, сколько можно дуться. Хорошо быть обиженному, тут тяни двух детей одна. И Темкины болячки, и Нелкины родительские собрания. Ведь последний год девка в школе учится. Лина шла и горестно вздыхала. Потом подумала, и как это Санька и Иркой уживаются. Он еще тот командир и деспот, и она сучка, злая и наглая. Так ей и надо, хоть Куминов ее построит, на него рот не откроешь.

Ирина сначала собиралась отмечать свое тридцатилетие, пригласить своих приятельниц, потом передумала. В ресторан идти не хотелось, дома отмечать тем более. Куда их приглашать, в большой комнате маты да гантели, даже стены не красили, пол не покрытый. В кухне за столом максимум человек двенадцать поместится и то друг на друге. И беременной стоять у плиты, готовить на все ораву, совершенно не хочется. Тем более самой ни выпить, смотри на этот пьяный колхоз. Ирина объявила, что праздник отменяется. Хотя мать и Снежана все равно придут, от этого никуда не денешься.

– Солнышко, я сам накрою на стол в твой день рождения, – сказал Куминов – Не нужно утруждаться, стоять у плиты.

«Перетрудилась» – подумала Екатерина Александровна – «И так уже ни черта не делает. Одна с тряпкой, как умалишенная бродила, эта, наоборот, от безделья замучилась. Ирочке нельзя долго у плиты стоять. Ирочке нельзя у горячего утюга долго находиться. Все сам стал делать, работы мало что ли, еще домашними делами полностью заниматься. Ирочка же не больная, подумаешь беременная, ни она первая, ни она последняя».

Екатерина Александровна поначалу разозлилась. Потом подумала: «Катька, ты просто завидуешь и сына ревнуешь». Ирина была хорошая хозяйка. Екатерине Александровне понравилось, как она обустроила дом. Все очень удобно и в тоже время было ощущение простора и воздуха. Ирина исправила, все, о чем не подумала Екатерина Александровна, когда планировала этот дом. Иринино чувство вкуса удивительно сочеталось с ее представлениями о рациональности. Ирина превосходно готовила, даже сейчас, когда муж ей запретил подолгу находиться у плиты, все ее скороспелые блюда получались идеально. Всеми хозяйственными делами она руководила сама. Живя с Дашей, Куминов, пользуясь связями матери, приезжал на торговые базы, забирал оставленные ему продукты, Даша ходила в магазин, разве, что за хлебом. Теперь, когда связи Екатерины Александровны на складах и базах были потеряны, они покупали продукты в кооперативных магазинах и на рынках. Это было в разы дороже. Ирина сама ездила за продуктами вместе с мужем. Она покупала только то, что запланировала заранее. Еще их выручало то, что Трифоновы и Щербаковы не переставали давать им продукты со своих огородов. Хоть их дети и развелись, но внуки продолжали жить в этой семье. Ирина очень хорошо общалась с детьми, не строжилась, но как-то получалось, что они ее слушались. Да, и с мужем, если не придираться, она обращалась прекрасно. Санька был заласкан и зацелован. Она готовила ему ванны, мыла его, пока живот не стал ей мешать. Только и слышно было «Сашенька, Сашенька». Самое главное, Екатерина Александровна это видела, ее сын с радостью приходил домой. Все плохое, накопившееся за день, улетучивалось, когда он обнимал свою Иру, общался с мальчиками. Да, ведь Ира и не требовала от него столько заботы, она спокойно могла все делать сама. Саньке нравилось ограждать ее от всего, она позволяла ему это делать. «Тем более, чего уж греха таить, сама ни шиша не делаю. Живу, как королева, на всем готовом. Той же Ирке, я кто? Если рассудить, зачем я ей нужна. Это, Катя, тебя от безделья все раздражает. Надо какое-нибудь занятие для себя придумать».

Куминов не стал заморачиваться с какими-то кулинарными изысками, тем более он был в этом не силен. Он не делал никаких салатов, просто нарезал все, что нашел, колбасу, буженину, сыр, соленые огурцы и выложил на тарелки. Открыл еще банки с консервированными салатами. Нажарил отбивных и печенку. Позвав Ирину, он спросил:

– Ну, как?

– Все просто замечательно. Наклонись, пожалуйста.

Он наклонился к ней, она его поцеловала. В кухню зашла Екатерина Александровна.

– Да, хватит вам. Гости приехали, встречайте. Я пока усядусь. Мальчики, – крикнула она – Пойдем места занимать.

Приехали Анна Сергеевна и Снежана. Все уселись за стол. Куминов принес магнитофон и включил музыку. Все поздравляли именинницу. Когда заиграла «Hotel California», Куминов подошел к Ирине.

– Вы позволите ваше величество?

Ирина оперлась на его руку и поднялась из-за стола. Они танцевали, он наклонялся к ее уху, что-то нашептывал, она смеялась. Она отодвинулась от него, показывая на живот. Он повернул ее спиной к себе, обхватил ее руками, подбородком прижался к ее голове и продолжал с ней раскачиваться, как будто танцуя. Она прикрыла глаза, потерлась щекой об его руку, потом подняла на него глаза, он прильнул е ее губам.

– Э, але, – сказала Екатерина Александровна – Ничего, что мы здесь сидим.

Куминов нехотя отпустил Иринины губы. Они продолжали свой будто бы танец. Играла уж «Stranger In The Night». Куминов целовал ее макушку.

– Мне нравится за ними наблюдать, – сказала Снежана – Так классно. Они так тащатся друг от друга.

– Если бы это видела так же часто, как я, тебе бы тоже надоело.

– Ну, действительно, хватит вам ворковать, – сказала Анна Сергеевна.

– Мы идем, – ответила Ирина.

Потом, когда дети ушли из-за стола, Анна Сергеевна спросила.

– Щербаков больше не объявлялся?

– Он работает в Салехарде. Далеко его занесло. Он письмо присылал, вложил листок для Ромы. Там типа, папа тебя любит, слушайся маму и все такое прочее. У меня он попросил прощения, пожелал счастья. Денег, правда, по-прежнему ни копейки, да черт с ним, на алименты все равно подавать не буду.

– А Вера?

– Мы к Верусе пару раз ездили. Я ей наш адрес дала, правда еще не приезжала. Сейчас в декрет пойду, времени больше будет. Если будет совпадать, у Саши будет возможность нас отвезти, будем навещать бабушку. Дедушку тоже, хотя ему внук до лампочки. Он дядька весь в себе.

– Ты в декрет, когда?

– Все, на следующей неделе начну всех врачей проходить. Пойду в нашу в участковую для развлечения, и так за гинеколога платим, за всех остальных еще платить. Дела Новикову передаю, начальник мой в слезах, то что я за него делала, больше же никто делать не будет, придется самому. Я думаю, числа с пятнадцатого больничный откроют.

Они еще долго сидели за столом. Ирина чтобы ноги не отекали, развернула стул, села боком к столу и сложила ноги на Куминова. Екатерина Александровна уже старалась не обращать внимания.

– Тебе понравилась моя еда? – спросил Куминов Ирину.

– Да, особенно мяско. Печенка тоже вкусная, мягкая. У тебя столько нереализованных талантов.

«Готовить его еще заставь» – подумала Екатерина Александровна. Гостям вызвали такси. Куминов убирал со стола. Ирина сидела, развлекала его разговорами. Потом, когда он вымыл посуду, она перетаскала ее в буфет.

– Ира, посиди.

– Саша, я немного похожу. Столько сидела, спина устает. Хоть поброжу по кухне, – сложив посуду, она подошла и обняла его – Спасибо, мой любимый. Ты устал. Хочешь, я тебя искупаю, массаж сделаю.

– Нет, сегодня твой праздник. Сегодня я тебя купать буду.

Екатерина Александровна зашла в прачку, взять ножницы в шкафу. В кресле сидела уже вымытая Ирина в ночной сорочке, у ее ног сидел Куминов и прикусывал ей пальцы на ногах. Она хихикала и пыталась отдернуть ногу. Потом поставила ногу на его лицо, он языком щекотал ей пятку.

– Что б вы усрались, – не выдержала Екатерина Александровна.

Куминов повернулся лицом к матери, сам он продолжал держать Ирину за ногу, пальцем поглаживая ей пятку. Она фыркала, смешно морщилась, своим детским выражением лица была похожа на своего сына. Куминов смотрел на мать и тоже улыбался. Взрослый здоровый мужик и какая-то шмакодявка по его лицу топчется.

– Дурдом, – сказала Екатерина Александровна и ушла, слыша сзади себя.

– Еще эту ножку, – капризным голосом сказала Ирина.

– Сейчас поцелуем и эту ножку, и здесь пальчики. Я буду целовать твои ножки, пока ты не кончишь.

– Что так можно, что ли? – спросила Ирина.

– Проверим. Только в нашей комнате.

«Какие-то дурацкие фантазии у моего сына» – думала Екатерина Александровна – «Лизать пятки с пальцами пока не кончит. Совсем помешался со своей Иркой. Надо же, стольким бабам мозги канифолил, а теперь буквально под пяткой у этой девчонки. И никакого стеснения. Чудны дела твои, господи».

В свой день рождения утром, Куминов поехал на работу. Сначала он завозил в школу мальчиков. Ирина проводила их до дверей.

– Рома, ты оставайся в классе, пока Егор не освободится. Ни в коем случае не уходи один из школы. Егор, вы просто так девочек поздравите или чаепитие будет?

– Просто кукол раздадим и все. Долго не задержимся.

– С днем рождения, мой хороший, – Ирина поцеловала Куминова в губы.

– Ты мне за сегодняшнее утро семнадцать раз уже это сказала.

Они посмеялись. Ирина закрыла за ними дверь. У нее неделю уже, как опустился живот, стало легче дышать. Ребенок был какой-то пинучий, ей иногда казалось, что у нее уже синяки внутри. «Тоже самбист, епа мать» – думала она. По всем признакам она должна скоро родить. Когда она утром вставала с постели, ничего не предвещало этого, все было, как обычно. Сейчас у нее сильно ныла спина и была тянущая вниз боль в животе. Пока это было не сильно. «Наверное, до вечера дотяну» – подумала Ирина – «Если что, Саша приедет с работы, отвезет в больницу. Может это и не роды, может в туалет надо». Она сходила в туалет, но боль не унималась. Сомнений не было, скоро начнутся роды. Она прилегла на диван. Но боль уже была периодической, схватками. Она нашла карманные часы Куминова с секундомером и засекла время между схватками. «Черт возьми, как все быстро началось. Недавно спина заболела и уже такие интенсивные схватки. Надо дергать». Ирина зашла в кабинет мужа, вызвала такси и пошла одеваться. На удивление, такси быстро подъехало. Ирина, направляясь к выходу, без церемоний, толкнула дверь в комнату свекрови.

– Екатерина Александровна, – позвала она ее.

Та еще лежала в постели и удивленно посмотрела на нее. Ирина стояла в пальто нараспашку, без головного убора, рукой держалась за косяк и глубоко дышала. Морщась, она продолжила свою фразу.

– Я в клинику. У меня схватки уже меньше, чем через две минуты. Я с собой ничего не беру. Саша приедет с работы, пусть привезет. Сейчас его срывать не надо. Мне все равно там не до него будет. Счастливо оставаться.

Ирина приехала в клинику. Осмотрели, побрили, сделали прокол, чтобы отошли воды. Ирина глухо стонала на одной ноте. Она кусала губы, свои руки, боль все нарастала. Ирина разрыдалась.

– Ну, что ж вы, голубушка, – сказала врач – Пойдемте-ка в родзал.

Ирина ложилась на родильный стол и ревела. Страх был сильнее боли. Потому что, она знала, что это еще не все. Сейчас будет еще больнее. Ее охватывала паника. Она лежала, ей одевали чулки. Она постаралась выдохнуть. «Ира, возьми себя в руки» – говорила она себе – «Да, будет больно. Но это будет длиться недолго. Рядом врачи». Ирина с большим трудом задавила в себе страх. Она слушала, что ей говорят и послушно выполняла. Она старалась не кричать. Губы пересохли. Было все больнее и больнее. Страх опять охватывал ее. «Я не выдержу. Меня разорвет. Меня разорвет еще сильнее и меня не зашьют. Мне страшно. Я не хочу». Ей, действительно, казалось, что внутренности разрываются. Из груди вырвался крик, она уже не могла его сдержать. Сразу стало легче. Раздался крик ребенка.

– Ну, вот, Ирина, у нас и девочка тут появилась, – сказала врач-акушер – Ты такая умница. Быстро разродилась. Редко кто себя так хорошо ведет. Даже и не кричала. Последний крик не считается, это непроизвольно.

– У меня ничего не разорвалось?

– Да, что ты! Удачно, как никогда. Давай еще потужимся.

– Покажите девочку.

К ней поднесли ребенка. Ирина ей улыбнулась.

– Какая смешная, маленькая.

– Нормальная девочка. Почему же маленькая?

– У меня сын больше четырех килограмм был, наверное, поэтому.

– Сейчас мы ее взвесим. Три четыреста. Хорошая девочка и длинная, пятьдесят четыре сантиметра.

В институте были только первые две пары, остальные отменили, преподавательскому составу уже хотелось праздновать. Куминов поздравил женщин с восьмым марта, женщины поздравили его с днем рождения. Он не стал оставаться на банкет и поехал домой. Он зашел в дом, мальчики еще не пришли из школы. В доме была тишина и Ирина его не встретила. Он решил, что она спит, пошел в свою комнату. В комнате было пусто, только халат валялся на полу. Он вышел из комнаты, дверь в кабинет была открыта. В кабинете рядом с телефоном сидела мать и смотрела на него.

– Мама, что случилось? Где Ира?

– Поздравляю тебя.

– Ах, да, спасибо. Ира где?

– За подарком тебе поехала.

– За каким подарком, зачем?

– Дочь она тебе родила. Три четыреста, пятьдесят четыре сантиметра. Сейчас только звонила в клинику, узнавала.

Куминов стоял с ошарашенным видом. До него дошел смысл сказанного.

– Девочка, – его лицо засветилось.

– Смотри, не расплачься.

– Почему же Ира утром мне ничего не сказала?

– Быстрые роды, так бывает. Хорошо, что она быстро сориентировалась и вовремя уехала.

– Как Ира, ты спросила?

– Все нормально, разрывов нет. Все удачно. Не переживай.

– Бедная моя девочка, она же панически боится сильной боли, – Куминов сел на стул, он был еще немного растерян. – Я так хотел быть с ней рядом, но она мне не разрешила.

– Саня, если человеку больно, значит, больно. Толку-то было бы от тебя, сидел бы с ней рядом и страдал от жалости. Тут не до сантиментов, когда все болит.

– Я поеду к ней, – Куминов поднялся со стула.

– Да, подожди ты. Если она еще в родильной, тебя туда не пустят. В палату перевезут, тогда уже. Езжай, мальчишек привези, мы с ними будем дни рождения праздновать, и твой, и девочки. Кстати, Ира ничего с собой не брала. Привезешь мальчиков, собери ее вещи и тогда уж дергай.

Куминов приехал в клинику. Его заставили раздеться, вымыть руки, дали халат и тапочки. Он зашел в палату. Ирина спала, повернув голову на бок, ее светлые волосы были перетянуты лентой, чтобы не распадались. В палате была медсестра, она собиралась уходить.

– Если с девочкой все процедуры закончили, я ее скоро принесу, – сказала она Куминову.

– Ребенок будет здесь?

– Да, она будет с матерью. Вы не волнуйтесь, при необходимости, мы поможем вашей жене.

Медсестра вышла. Куминов сел на стул рядом с кроватью. Он взял Иринину руку, поднес к губам. Он перебирал ее пальцы, целовал их.

– Сашенька, – сказала Ирина, потом открыла глаза.

– Привет, – сказал он ей.

– Привет. Ты меня поцелуешь?

Он наклонился, поцеловал ее в губы.

– Как самочувствие? – спросила она его.

– Пи…, – окончание слова он не произнес вслух. – Крышу рвет от счастья. Я к тебе ехал, даже ржал, как дурак, всю дорогу. Мне так хорошо, я выразить не могу. Ты, как, мое солнышко? Тебе больно?

– Ага, – Ирина кивнула, сморщившись – Рожала больно, сейчас еще болит. Матка очень больно сокращается, – Ирина села на кровати.

– Лежи, тебе нельзя.

– Почему? Не придумывай. Я не лежачий больной. Я такая вонючая, сильно вспотела, пока рожала, хочу помыться.

– А можно?

– Почему нельзя? Я же под душем. А то волосы слиплись, на ногах кровь засохла. Дочь увидит и испугается. Я знаю, что подмываться только с марганцовкой, с остального тела можно и мылом смыть. Душ в палате есть. Ты принес мыльные принадлежности?

– Все принес. Пойдем, я тебя вымою.

Ирина хотела сказать, что она сама, ей было неловко, но она знала, что возражать бесполезно. Она стояла под струями воды, они обтекали ее тело. Она поправилась за время беременности, стала полноватой, живот еще сильно не уменьшился, он немного нависал над выбритым лобком. Груди были раздуты, как мячи. По внутренней стороне ног сбегали струйки крови. Но Куминову она казалась самой прекрасной. Это было тело его любимой женщины, несколько часов назад, родившей его ребенка. Он выключил воду, вытирал ее полотенцем, с благоговейным трепетом прикасаясь к ее телу. А белая капелька, появившаяся на ее соске, привела его в полный восторг. Он сам подложил ей между ног прокладку, одел сорочку. Усадив на кровати, он расчесывал ее волосы.

– Саша, ты не представляешь какой это кайф, когда все с себя смыла. Как будто заново на свет народилась. Я сильно растолстела?

– Ничего, я приведу тебя в норму. Ни о какой диете, конечно, речи быть не может, пока кормишь. А вот упражнения ты у меня будешь делать регулярно. Договорились?

Ирина кивнула. В палату вошла медсестра с кульком из пеленки на руках.

– Вот, и ваша красавица.

Куминов подошел и взял ребенка из рук медсестры. Медсестра немного подивилась. Другие отцы берут ребенка со страхом, с осторожностью, боясь, лишний раз шелохнуться, с глупым выражением лица при этом. Куминов взял ребенка спокойно, привычным движением, без какого-то особого трепета. Он усмехнулся.

– Сразу видно, мой ребенок.

Он подошел к Ирине и положил дочь ей на руки.

– Что ты там разглядел? Не поймешь, что, как все новорожденные.

– Видно, куминовская порода. Конечно, я бы хотел, чтобы она была похожа на тебя, такая же красавица. Как мы ее назовем?

– Не знаю. Ты как хочешь?

– Предоставляю это право тебе.

– Мне нравится Маша, Даша и Лиза. Маша у меня уже была, в честь твоей жены не хочу называть.

– Пусть будет Лиза.

– Только очень длинно. Елизавета Александровна, в графу не поместится.

– Вот еще о чем печаль, – усмехнулся Куминов.

– Ты смеешься. Я из-за этого на Ромку согласилась. Я хотела Вовку, в честь папы. Потом подумала Роман, короче, чем Владимир. Пусть будет Роман. Саша, я поздравляю тебя с днем рождения.

– Спасибо. О таком подарке, как у меня, никто даже и не мечтает. Спасибо за дочку, солнышко. Что тебе подарить?

– Машину.

– Ириша, машину потом. У меня пока денег нет.

– Тогда пока ничего не дари, копи на машину. Все остальные подарки всегда при тебе.

Через четыре дня, Куминов привез Ирину с дочерью домой. Ирина покормила девочку и стала сцеживать молоко. Куминов взял из ее рук ребенка, подержал вертикально. Видя, что глазки ребенка закрываются, он поднес ее к кроватке. Пеленкой были обернуты только ее ножки, да и то не туго. Ирина согласилась с доводами Куминова, что ребенка не надо пеленать. Ему виднее, он так поступал с Егором, может быть, поэтому Егор такой умный получился. В дверь постучали. Ирина пересела на кровати, спиной к дверям, они недавно все-таки сменили диван на кровать. Вошла Анна Сергеевна с подарками. Посмотрев на зятя с дочерью на руках, она сказала:

– Вот теперь настраивайся отгонять от нее таких, как ты, – сказала Анна Сергеевна.

– Если попадется такой же, как я тринадцать лет назад, сразу же, как клопа раздавлю. Два ее старших брата помогут.