Текст книги "Жизнь без печали"

Егор строил башню из деревянных кубиков, потом разгонял машину, разрушал свою постройку и все продолжалось сначала. Все домочадцы были дома. Мать, как всегда на кухне. Бабушка с газетой отдыхала после работы в зале на диване. Куминов был в этой же комнате с сыном. Он делал упражнения, садился с гантелями на шпагат и вставал без помощи рук. Он занимался уже больше часа, делая одно упражнение за другим. Егор сначала подражал ему, но потом ему это надоело, и он занялся стройкой-разрушением. В дверь позвонили.

– Егор, пойдем, посмотрим, кто к нам пришел.

Егор, держа в охапке большую машину, пошел вслед за ним. Куминов открыл дверь. Это пришли Либерман с дочерью.

– Мама, Даша, у нас гости.

Екатерина Александровна встала с дивана. Даша крикнула из кухни:

– Я сейчас, может пригореть.

Егор посмотрел на Нелю и выронил машину.

– Какая касивая!

Екатерина Александровна рассмеялась:

– Сразу видно, чей сын. Правда, Женя? Проходите в комнату. Дарья сейчас закончит и чем-нибудь нас накормит.

– Мы особо есть не хотим. Нас мама вкусно перед уходом накормила, – сказал Либерман – Вот если чайку.

Даша выскочила ненадолго из кухни.

– Здравствуйте. Я как раз блины пеку. Сейчас чайник включу.

Егор, не отрываясь, смотрел на Нелю. Она даже смутилась от его пристального взгляда.

– Что ты на меня так смотришь, малыш? Давай знакомиться?

Егор насупился. Он повернулся и пошел в свою комнату, закрыв за собой дверь.

– Эх, Неля, – сказал Куминов – Он тебе, как мужчина комплименты говорит, ты его малышом называешь, – он пошел в комнату к сыну. Тот плакал, лежа на его кровати. Куминов поднял его на руки – Не плачь. Неля поняла, что ты взрослый. Она просто растерялась и не знала, что сказать. Давай вытрем личико, чтобы никто не заметил, что мужчина плакал, пойдем к гостям. Она тоже в тебя влюбится, вот увидишь.

– Я сам пойду, я большой, – сказал Егор.

Куминов опустил его на пол, и они вышли из комнаты.

– Ты меня извини, – сказала Егору Неля – Это я по глупости не то сказала.

Егор кивнул, он не хотел говорить, потому что еще шмыгал носом.

– Я быстренько в порядок себя приведу. Я как раз немного занимался, не совсем в форме. Мама пока вас развлечет, – сказал Куминов

– Да, ладно, что я вспотевшего мужика не видел? – сказал Либерман.

– Здесь же леди, – улыбнулся Куминов, он вышел из ванной буквально через пять минут, в свежей футболке и джинсах вместо тренировочных штанов.

В это время Даша пригласила их за стол. Они пили чай с блинами, Егор подкладывал блины Неле, которые он считал самыми лучшими. Взрослые вполне серьезно относились к этим его порывам, никто из них не хихикал и не умилялся. Хотя Даша считала несерьезным такое поведение маленького ребенка, но тон задавал Куминов. Если он без тени иронии воспринимал ухаживания Егора, также себя вели и остальные.

– Тетя Даша, я давно хотела с вами поближе познакомиться, – сказала Неля – Мне очень понравилось ваше повествование на открытом уроке в библиотеке. У вас независимые суждения и вас приятно слушать.

«Сколько же ей лет?» – подумала Даша – «Вроде бы она еще маленькая, а так серьезно разговаривает. Значит, и с ней надо разговаривать, как с взрослой».

– Человек, который создавал свое произведение, в первую очередь рассчитывал на работу мысли читающего, стремился к пробуждению сопричастия, сопереживания и своего взгляда на предлагаемые обстоятельства. Слепое следование общепринятым догмам и высказанной однажды чужой мысли, не ведет к наличию присутствия собственного мышления.

– Что она сейчас сказала? – на ухо спросил Либерман Екатерину Александровну.

– Даже я не умею так п..еть, – прошептала в ответ Куминова – Откуда только, что берется. Молчит, молчит, потом, как прорвет.

– Как вы думаете, тетя Даша, – продолжила Неля – Обязательно ли в сказке должна быть мораль?

– Дамы, может быть, сначала поедим, – сказал Куминов – потом мы оставим вас наедине и беседуйте, сколько вашей душе угодно. Все-таки мы за общим столом, не все могут принять участие в вашей беседе.

– Почему же тогда папа шепчется в тетей Катей? – тут же ответила Неля – Это тоже не очень прилично. Мы с тетей Дашей говорим во всеуслышание. Пожалуйста, высказывайте свое мнение, кто же вам мешает. Еще я хотела спросить, тетя Даша, можно мне называть вас на «ты», и просто Даша, по возрасту вы никак не можете быть моей матерью.

– Конечно, – сказала Даша – Как тебе удобней.

– Ты просто замуж вышла за старика, сама же еще молодая.

– Чего? – сказал Куминов – Я ровесник твоего отца, какие же мы старики.

– Вам уже по тридцать. Считай, вся жизнь позади.

– Что ж тогда сказать обо мне, – сказала Екатерина Александровна.

– Тетя Катя, это к вам не относится. Вы член КПСС, высокую должность занимаете. Они же там все престарелые.

– Ну, хватит! – сказал Либерман – Всех обозвала. Умничаешь много.

– Отвечу на твой вопрос, – сказала Даша – В сказке нет морали, сказка – это просто сказка. Ее придумывали люди, усыпляя своих детей, рассказывали все, что приходило в голову. Есть сказки с моралью, но это уже другое, это притча. Хотя, если есть желание, смысл можно найти во всем.

– Пойдем играть, – сказал Егор Неле.

– Конечно, пойдем, – ответила Неля, хотя ей хотелось поговорить с Дашей.

– Я уберу со стола и приду к вам в комнату, – сказала Даша

– Иди с детьми, потом уберешь свою посуду, – сказал ей Куминов.

Они разбрелись по комнатам. Даша с детьми в детскую, мужчины и Екатерина Александровна в зал.

– Вы прекрасно выглядите, тетя Катя. Не будь я такой страшный, я бы хоть сейчас сделал вам предложение, – сказал Либерман.

Он обожал Куминову и был ей чрезвычайно благодарен. Ведь неясно, что бы с ним было, если бы не ее помощь. И в тюрьму не попал, и в нормальной клинике лицо собрали.

– Я уже не клюю на лесть, Женя. Как поживаешь?

– Да, хорошо все. Нелка видите, какая умная, Линка боится, что за ее язык, когда-нибудь из школы выгонят. Работаю, зарабатываю неплохо. Уже шестой разряд. Теперь только уникальными деталями занимаюсь, собственное клеймо. Суперпролетарий. На доску почета никто не вешает, из-за криминального прошлого.

– Сильно хочется? – спросил Куминов

– Да брось ты! Еще кто-нибудь обхаркает.

– Второго ребенка не собираетесь заводить? – спросила Екатерина Александровна

– Честно? До лампочки. Мне и с Нелкой нормально. Тем более, она уже выросла. Маленький, опять пеленки, вопли, ну его. Это у Линки такая фишка. Как в своей сварливости перегнет палку, чувствует, что дело пахнет керосином, сразу, «Женя, я беременная». Что Жене делать? Беременную обижать не будешь. Через некоторое время, «Женя, это мне оказывается, показалось». Так уже сколько раз, водит за нос. Куда денешься, веришь, как дурак, вдруг на этот раз – правда.

– Сильно сварливая? – спросила Екатерина Александровна.

– Ужас! Злюка и сплетница. Порой бы прибил. Бить боюсь, вдруг силу не рассчитаю. Но она, собака, грань чувствует. Думаю, не буду с ней разговаривать больше, так она, как лиса, Женя, Женя, то жопой потрется, то за яйца подержится. Все, Женя раскис. Как хочет, веревки вьет.

– Кто бы из Саньки веревки повил. Дарью наоборот, прибила бы за покладистость. Только и слышишь, Саша можно я это сделаю, Саша можно я это надену, можно я куда-то схожу. Как тебе самому это нравится? – спросила она у сына.

– Мне не нравится, – ответил Куминов – Что я сделаю, если она считает, что так надо. Я же не деспот, насильно не принуждаю ее ни к чему. Мне иногда даже хочется, чтобы возразила. Дашка, редко выказывает свои чувства. Я помню, она мне бросилась на шею от радости, когда я сказал, что мне дали комнату в общежитии, и мы уезжаем из этого дурдома, от Володарских. Это было в первый и последний раз. Она не приближается ко мне, пока я сам ее не позову, не обнимет, не погладит. Тоже, только один раз за все время, она погладила и поцеловала мою руку, когда я сильно намудохался с переездом сюда. Тут же убежала. Вот эти ее проявления можно по пальцам пересчитать. Даже в постели не целует, ждет, пока я ей сам что-нибудь не предложу. Иногда, наоборот, хочется, пусть бы плешь проедала, но видно было, что я ей нужен.

В спальне было очень шумно, Егор освоился и с грохотом демонстрировал Неле свои машины. Даша не слышала разговора в зале.

– Тебе хоть кого подавай, все не так будет, – сказал Либерман – Проще надо быть. Какой есть человек, так и нужно его воспринимать. Ты, наверное, рявкнул на нее пару раз, девчонка пугливая, боится теперь рот открыть.

– Мне с Наташей Володарской комфортно было. С ней бы мы хорошо жили, мне так кажется. Она бы и не прискакивала передо мной и не требовала бы ничего. Кстати, мама, у Наташи на могиле памятник необычный, на гранитной плите силуэт женщины, как будто она куда-то уходит, чувство безвозвратности сразу возникает. Обычно на могилах памятники, даже если из камня, дорогие, но банальные. «Скорбим об утрате и все такое». А это, очень впечатляет.

– Кто же это до такого мог додуматься? – спросила Екатерина Александровна – Торгадзе вряд ли, откуда вкус у торгаша. Олег нищий, еще мать у них есть, я не знаю, могла ли она.

– Я узнал. Памятник заказала и поставила Ирина.

– Какая Ирина?

– Ильинская, Данилова, какая сейчас у нее фамилия не знаю, она замуж вышла.

– Молодец, девочка, уважаю, – сказала Екатерина Александровна – Значит, так ей деньги вернула. Необычно и достойно. Что замуж вышла, дай-то бог. Может, нашла свое счастье, может человек хороший попался. Настрадалась она достаточно.

– Я с ее мужиком познакомился, – сказал Либерман – Встретил я их в парке, свежим воздухом дышали. Здоровый такой чувак, наших лет примерно, летчик.

– Тебе про летчика Ира сказала? – иронично спросил Куминов

– Почему? Он сам рассказал, он в летной форме был. Гражданский летчик, командир на Ан-24. Нормальный мужик, разговорчивый. Рассказывал, что машину хочет купить, денег не хватает, Ирка не добавляет, условие поставила, что тоже водить будет. Она наоборот, почти ничего не говорила, спала у него на плече. Говорит, ночью диплом дописывала, устала. Он ворчал на нее, что, дескать, себя не бережет, много работает в ее положении.

– В каком положении? – спросил Куминов, хотя он понял, но очень хотел, чтобы Либерман сказал что-нибудь другое.

– Беременная она, живот видно. Он с ней заботливо обращается, поддержал, когда вставала, видно, что мужик неравнодушен.

– Она, как к нему?

– Нормально. У нее разве, что поймешь. Морда наглая, как всегда, хоть и сонная, – лицо Либермана стало опять таким, как будто его маслом залили – Она так идет, вот так ножки ставит, – Либерман показал руками – Идет, пританцовывает. Примерно, как в «Кавказской пленнице», Варлей ходила. Хоть и с животом, а походка легкая. Ну, красотка, еще эта толстая коса, даже она возбуждает. Я пока на нее смотрел, у меня встал.

– Хватит тебе его травить, – сказала Куминова – Сейчас еще разрыдается. Страдалец!

– Ладно, вам, тетя Катя. Нормальный у него вид. Или взгрустнулось, Санек?

– Вы с Ангелиной два сапога пара, – ответил ему Куминов – Любите в душу лезть.

– Муж и жена – одна сатана.

Из комнаты вышла Неля, она уже устала от забав Егора, не думала, что один ребенок может издавать столько шума.

– Дядя Саша, а сколько Егору?

– Скоро три будет.

– Интересно, он столько знает. Удивительно.

– А то! – сказал Куминов – Родители-то у него, один другого хлеще.

– Он мне такую забавную сказку про звездочку рассказывал. Кто его научил?

– Он сам придумывает.

– Удивительно. Ты знаешь, папа, – обратилась Неля к отцу – У него в сказке звездочка вылепила колобок. А Константин Устинович Черненко говорит: колобок, колобок, я тебя съем. Я так смеялась. Он мне сказал, что я буду его женой, я ему говорю «я же старушка для тебя», он отвечает «я тоже вырасту». Такой смешной.

– Смотри, досмеешься, если в отца пойдет, то ему пофигу будет, какого ты возраста, – сказал Либерман. – Пойдем, мы и так долго сидели.

– Я буду к вам приходить, дядя Саша. Даша мне дала свой график, когда она работает, дорогу я теперь знаю. Я думаю, ничего страшного, если даже я у вас задержусь, ты меня отвезешь домой на своей машине.

«Фраза была явно не для обсуждения» – подумал Куминов – «Так вот вам, в приказном порядке».

В институте Куминова срочно с лекций позвали к телефону. Звонил Либерман.

– Какие-то козлы увезли Лину. Я у одного выбил адрес. Гагарина 15, 33. Тебе ближе, давай туда. Я подгребу.

Куминов даже не понял, о какой Лине идет речь. В этой семье их было великое множество. Но это не имело значение. Кто бы это ни был, он должен успеть до того, как с ней что-то сделают.

– У меня друг в беде, – сказал он тому, кто находился с ним в кабинете, и побежал к машине. Слава богу, ему повезло, даже светофоры горели только зеленым. Он приехал, подбежал к указанной квартире, не раздумывая, ногой вышиб дверь. По крикам он понял, в каком направлении ему идти. В комнате трое боролись с Аделиной. Она отчаянно сопротивлялась. Ей связали руки над головой, и стянули штаны, двое пытались раздвигать ей ноги, пока один к ней приспосабливался. Видно было, что ее били, с губ Лины текла кровь. Четвертый стоял и пил что-то из бутылки.

– Пацаны, вы ее не вырубайте. Надо, чтобы все чувствовала.

Куминов так быстро залетел в квартиру, что они даже не осознали, что за шум был у входной двери. Он схватил того, кто был на Лине и ударил о стену, тот моментально сполз на пол. Он расшвырял остальных, схватил Лину за связанные руки и поставил на ноги. Он рукой разорвал пояс, которым были связаны ее руки. Лина уцепилась за него.

– Санечка!

– Лина, отойди, не мешай мне.

Лина не слушала его, висела на нем и завывала. В это время четвертый сбегал за ножом. Куминов увидел это, он скинул с себя Лину. Она снова кинулась к нему. Лина в панике схватила его за руки, он попытался отбить нож ногой, но получилось неудачно, лезвие ножа прошлось ему по ноге. От боли и злости Куминов откинул от себя Лину, она упала на пол и зарыдала. Куминов завернул нападавшему руку и выбил из нее нож. Нож откатился к ногам подоспевшего Либермана. Как раз в это время пришли в себя двое из тех, кого раскидал Куминов и собирались напасть на него. Третий тоже очухался, но он не вставал, сидел на полу, держась руками за голову. Либерман поднял нож и пальцами переломил его лезвие. Такая демонстрация силы привела в ужас обитателей квартиры, они разбежались. Тот, что ранил Куминова, не успел, Куминов ударил его, и он свалился без чувств.

– Нет, Санек, ты только физкультурой занимаешься. В настоящей драке ты все время получаешь. Слабоватый ты, однако.

– Это я, я виновата, я помешала ему. Санечка, прости меня, прости, – завывала Лина.

– Давай ногу перетяну. Линка, дай сюда свои трусы, сама джинсы так одевай, хватит голой жопой сверкать. Нет, ну что это за трусы, еле на Сашкину ляжку хватило. То ли дело, трусы моей бабушки, но полоски порежешь, на мумию хватит. Пошли, соседи, наверное, уже ментов вызвали. Ты его не убил? – спросил Либерман у Куминова, показывая на лежащего.

– Не должен.

Они подошли к машине.

– Либер, садись, за руль, я рядом. Ты лезь назад, – сказал Куминов Лине, ему было немного не по себе, хотя крови вроде много не потерял – Заткнись, хватит тебе выть. Домой приедем, повоешь.

– Тебе что-нибудь сделали? – спросил Либерман у Лины, ведя машину

– Только били, больше ничего не успели. Уроды, хотели нашей компании свою силу показать, Типа, мы вашу девку поимеем.

– Ну, ничего, я их найду, – сказал Либерман – прослежу, чтобы друг дружку в жопу вые..ли.

Подъехав к дому Либермана, они вышли из машины. Зайдя в квартиру, Аделина кинулась на шею Ангелине и снова разрыдалась.

– Все, все, моя хорошая, – Ангелина погладила Аделину по голове – Вымойся, смой с себя этих козлов. Я тебе сейчас халат дам. Неля, быстро к подружкам, – сказала она, вышедшей из комнаты дочери.

– Так надо, доченька, – подтвердил Либерман. Неля насупилась, но обулась и пошла на выход, у порога спросила:

– Долго гулять?

– Сколько хочешь, но в восемь будь дома, – сказала Ангелина – Тебя ранили? – спросила она Куминова, тот кивнул – Проходи в комнату, снимай штаны, я посмотрю.

– Ты, что врач? – спросил Куминов

– Я жена бандита, – ответила Ангелина – Пардон, бывшего.

Куминов снял брюки. Ангелина промыла рану, посмотрела.

– Крупные сосуды не задеты, в мясо немного вошло. Мышцы у тебя хорошие, крепкие. Большой раны не будет. Сейчас обработаю и перевяжу. Эх, Санька, почему не выше, я с тебя бы еще трусы стащила, посмотреть, от чего ж так все визжат.

– Ну, ты, – прикрикнул Либерман – Разговорилась.

Ангелина перевязала Куминову ногу. Он сидел на диване, в рубашке, трусах и носках, откинув в сторону перевязанную ногу.

– Брюки жалко, костюм хороший. В чем я от вас пойду?

– Я тебе свои треники дам, – сказал Либерман – Не ссы, я тебе эластиковые дам. Переночуй сегодня у нас, хоть кровь и остановили, но ты все равно какой-то сбледнувшийся. Домой тебе я сейчас позвоню, предупрежу, – он подошел к телефону – Даша, добрый день. Ты Саньку сегодня не жди. Мы с ним нажрались, как свиньи, я еще держусь, он дрыхнет. Так что звиняй, – Либерман положил трубку – Все в порядке. Она разозлилась.

Из ванной вышла Аделина. Она была чистенькая, с мокрыми волосами, без своего вызывающего прикида, в Ангелинином, на два размера больше, халате. У нее была немного припухшая скула и ссадина возле верхней губы.

– Спасибо, Жека.

– Саньку благодари. Он тебя спас. Я просто вместо пугала был.

Аделина села рядом с Куминовым. У нее по щеке текла слеза.

– Спасибо тебе.

Куминов за голову притянул ее к себе.

– Все уже кончилось, Лина. Успокойся, – он поцеловал ее в висок.

– Это так гадко и мерзко. И так страшно. Такое унижение, какая-то погань раздвигает тебе ноги и считает, что имеет на это право, – тихо сказала Аделина.

Ангелина издала какой-то звук, как будто проглотила комок в горле и вышла из комнаты. Либерман нахмурился, он смотрел в одну точку. Ведь он сам когда-то сотворил что-то подобное со своей будущей женой.

– М-да, – сказал он и вышел вслед за Ангелиной, на кухне подошел к ней, обнял и прижал к себе – Эх, Линка, из-за таких как я, даже жалко, что у нас дочка. Но я постараюсь ее уберечь.

– Вряд ли получится, – сказала Ангелина – Ты же не будешь везде с ней ходить.

Она вышла из кухни, подошла к комнате. Куминов осторожно целовал лицо Аделины, держа его в ладонях. Ангелина закрыла дверь, чтобы их не было видно, и вернулась на кухню.

– Ладно, пусть отблагодарит, пока Нелка не вернулась.

– Ты только Дашке не намекай, пожалуйста, – сказал Либерман.

– Постараюсь.

– Ты же тоже женщина. Дашка от него никуда не денется. Ей будет просто больно.

– Да, ладно тебе. Я Саньке тоже благодарна. Она хоть и придурочная, но все же моя сестра. Сколько их было?

– Четверо. Санек, молодец, один всех урыл. Если бы дура Линка на нем не висела, нож бы не пропустил. Вот за это он мне еще с пацанов нравился. Если надо, лез в драку, не раздумывая, пофиг, сколько их, с чем они. Сам сколько раз получал, но за друзей всегда стоял.

– Что скажешь, молодец. Защитить, и утешить умеет. Она вон притихла в его руках, даже дышать боится.

– Все позади? – спросил Куминов Аделину. Она кивнула ему. – Брось ты своих панков. Они даже тебя не пытались отбить. Дело не в том, панки они или нет, но они должны быть в первую очередь мужиками. Сколько там их у вас? С кем-то из них ты наверняка спишь. А они забздели, тебя бросили. Ведь дело не в том, что тебя бы кто-нибудь поимел. Их было четверо, ясно было, что с тобой бы не церемонились, тебя могли искалечить. Оставь ты это все. Ты уже большая девочка, займись чем-нибудь полезным.

– Ты, как преподаватель, мне лекции читаешь.

– Я и есть преподаватель.

– Санька, ты такой клевый. Обалдеть! Сильный, умный, даже драться умеешь. Где такого найти?

– Влюбишься в кого-нибудь, и он будет для тебя самый клевый.

– А ты?

– У меня есть Даша, – Куминов улыбнулся и коснулся губ Аделины – Губы болят?

– Не очень.

Куминов поцеловал ее, он проводил языком по ее губам, он целовал ее то нежно, то крепче впивался в ее губы. Ему хотелось ее успокоить. После того, что ей пришлось пережить, она должна чувствовать ласку, чтобы весь этот ужас быстрее забылся. Сейчас она была другая, беззащитная, нежная, маленькая девочка, которую позволили себе истязать какие-то уроды. Он целовал ее глаза, осторожно прикасался губами к ее синякам. Он гладил ее по лицу, по волосам, то отдвигаясь от нее, то опять прижимая к себе.

– Санечка, так приятно, что ты бросился спасать меня, – прошептала Аделина.

– Не обольщайся, – ответил Куминов – Я вообще не понял, о чем речь. Либер сказал – бежать, я и побежал.

Аделина прильнула к нему. Потом расстегнула его рубашку и стала целовать его грудь. Он гладил ее по голове.

– Линочка, у меня нога побаливает, – извиняющимся тоном сказал он ей.

– Не беспокойся. Я все сделаю сама. Ты ложись, – она уложила его на кровать и скользнула губами к его животу.

– Тебе не будет больно? У тебя же губы разбиты, – спросил он.

– Ерунда. Я хочу, чтобы тебе было хорошо.

Потом она вышла на кухню.

– Может, поужинаем, – сказала она родственникам.

– Саньку мы обязательно покормим, – сказал Либерман – Ты, как я вижу, уже поела.

– Дурак, – ответила Аделина.

– Садись за стол, – сказала Ангелина – Санька, надевай трусы, если сможешь, иди на кухню. Хочешь, я тебе в комнату принесу.

– Я приду, – откликнулся Куминов.

Только он сел на стул в кухне, как зазвонил телефон. Либерман пошел взять трубку.

– Да, тетя Катя. Ничего не произошло, тетя Катя. Не буду же я Дарье Саньку выдавать. Он у нас здесь с Аделиной встретился. Вы же его знаете. Не переживайте, все нормально. Вот так, – сказал он, вернувшись в кухню – Твоя мать не поверила в твое опьянение. Пришлось сказать правду.

– Либер, есть что-нибудь выпить? – спросил Куминов

– Ты не по адресу, – ответил Либерман и продолжил заискивающим голосом – Линочка, у нас есть что-нибудь выпить?

Ангелина встала, куда-то сходила и принесла бутылку водки. Спать Аделину уложили с Нелей, Куминову постелили на полу. Ночью Аделина сползла к Куминову.

– Лина, я хочу спать. Все-таки, я устал немного, – сказал он и повернулся к ней спиной.

– Спи, – ответила Аделина, прижалась к его спине и через некоторое время тоже уснула.

Рано утром Куминова потряс за плечо Либерман, протянул ему штаны и жестом показал, что пора идти. Екатерина Александровна раньше всех уезжала на работу, поэтому Куминов постарался приехать домой спозаранок, чтобы не встретится с матерью. Но она, как будто ждала его, стояла в коридоре.

– Что случилось?

– Ничего, мама. Либер же все объяснил. Я ночевал у них.

– Ты мне мозги не пудри. Я во все поверю, но то, что ты брюки прое..ал, это уже за гранью. Не надо меня считать такой уж неумной.

– Что ты хочешь услышать, мама? Не все ли равно, я пришел, живой и здоровый.

– Ты хромаешь. Говори, что случилось!

– Мама не кричи. То, что я хромаю, громко сказано. Небольшой порез.

– Я тебе запрещала вступать во всякие конфликты. Почему ты не слушаешься? Ты что, маленький пацаненок, все вопросы кулаками решать?

– Мама! – прикрикнул на нее Куминов – Я буду поступать так, как считаю нужным. Я не маленький ребенок, знаю, когда вступать в драку. Я не неразумное дитя, чтобы во всем слушать маму. То, что я повредил ногу, это случайность. Девочку уже насиловали, я обязан был отбить ее. Наташу в свое время никто не спас.

Мать замолчала. Потом негромко спросила:

– Тебе больно?

– Да так, неприятно, мешает что-то, когда ногу сгибаешь, видать мышца напрягается.

– Тебя перевязать?

– Я сам смогу. Ты только покажи, где какой-нибудь антисептик и бинт.

Куминов заглянул в спальню. Даша спала, она в этот день работала после обеда. Детский сад был закрыт, и Куминов должен был перед ее работой, заехать и забрать Егора с собой в институт. Егор всегда смирно вел себя на его лекциях, он послушно не шумел. Он или слушал отца и черкался на бумаге, или играл за кафедрой, строил дома и катал машинки, благо было, где разгуляться. Куминов присел на кровать. Даша открыла глаза и сонным голосом спросила:

– Нагулялся?

Куминов покивал головой. Даша хотела встать и оперлась об его ногу, надавив на рану.

– Да, Даша! – он отшвырнул ее руку. Даша обиженно повернулась к нему спиной. Куминов взял свои вещи из шифоньера и вышел из спальни.

Куминов пришел к Мадине. Он последнее время посещал ее редко. Она ему надоела до чертиков, теперь она стала истеричная, все ее разговоры сводились к несчастью в ее семье, она заламывала руки, театрально выдерживала паузы, глядя в одну точку. Куминов не понимал, зачем ему ее капризы, у него жена есть с заскоками, ее он по статусу обязан терпеть и утешать, а такое поведение любовницы – это уже слишком. Дашка не дает нормально, теперь и эта, то рыдает, то бросается на него, как взбесившаяся кошка. Никакого наслаждения. Если бы не эта ситуация с ее отцом, он давно бы бросил Мадину. Теперь, когда от ее семьи все отвернулись, как бы неловко было разрывать отношения. Мадина встретила его с таким траурным видом, что Куминов подумал, у нее кто-то умер.

– Новое несчастье? – поинтересовался он.

– Мама отправляет меня в Кутаиси. Хотя у отца не числится никакого имущества, но мама все равно боится обысков и конфискации. Она настаивает, чтобы я уехала в Кутаиси, там все наши родственники, сестра уже уехала. Мама говорит, что пока не поздно, нужно все продать и увезти деньги с собой.

– Твоя мама права, делай, как она тебе говорит. Сейчас здесь, ты даже приличную работу не найдешь, – про себя подумал: «Ура! Есть бог на свете. Как удачно, избавлюсь от этой девицы, и сам не при чем».

– Я не представляю, как я буду без тебя.

– Рано или поздно, ты все равно будешь без меня. Я тебя не люблю. Уж, чтобы бросить жену, речи быть не может. Там действительно тебе будет лучше, никто не будет на тебя показывать пальцем. Про меня со временем забудешь. Подумаешь, так, небольшая интрижка.

– Я хочу устроить прощальный вечер.

– Лучше не надо. Зачем этот мелодраматизм. Давай, сейчас перепихнемся на прощание, и ладно.

– Ты меня никогда не любил, – грустно сказала Мадина.

– Я вообще-то этого не скрывал. Если ты продолжишь страдать, то я прямо сейчас уйду.

Даже то, что у него не осталось постоянной любовницы с собственным жильем, не огорчило Куминова. Будоражащего чувства новизны, он уже давно не испытывал, все одно и то же. Тем более, есть Дашка, ее можно пользовать в любое время.

На следующий день Куминов приехал на завод и там встретил Леночку. «Вариант» – подумал Куминов – «Можно попробовать». Леночка сама подошла к нему.

– Саня, мне бы хотелось с тобой встретиться. Я хотела узнать про Алешу, но сейчас говорить не могу.

– Хорошо, я сегодня часиков в восемь приеду. Я помню, где ты живешь.

Вечером он приоделся, переложил презервативы из карманов одних брюк в те, что на нем, и сказал своим женщинам:

– Девочки, сегодня Егор на вашей совести. Дашуля, я часам к двенадцати вернусь, – он чмокнул ее в щечку и ушел.

– Нет, ну вы видите, Екатерина Александровна, его наглости нет предела, – Даша хотела расплакаться, но слезы почему-то не подступали.

– С другой стороны, Дарья, у нас нет оснований в чем-то его подозревать. Он мог уйти по делам, к друзьям, на тренировку.

– О чем вы говорите? Все же ясно.

– Уйди ты куда-нибудь, посиди с подружками, развейся, – не выдержала Куминова – Что ты все это терпишь? Набей ему морду, сдачи он все равно не даст. Или дай так, чтобы дорогу из дома забыл. Что ты, как тряпка! Боишься его что ли, так что он тебе сделает? Голос повысит, больше же ничего. Не ударит, из дома не выгонит. Что ты все с тряпкой бегаешь, мы что, срем по комнатам, что ли. Больше бы внимания мужу с сыном уделяла. Смотреть на тебя противно, никакого самолюбия, – Куминова в сердцах встала из-за стола – Егор, неси книжку про звезды, сейчас мы их пересчитаем.

– Никто меня не понимает, – пробормотала Даша – Мне муж изменяет, не скрывая, а все считают меня виноватой.

Куминова услышала это и вернулась в кухню.

– Тебе самой-то он нужен? Я вот не понимаю, у тебя-то, что за любовь странная. Ты к нему не подходишь, не приласкаешь, не пожалеешь. Он, что железный? Он же бывает, устает сильно, тебя, между прочим, старается от всего оградить. Если бы ты сама с тряпкой не бегала, осталось бы только валятся на кровати, ноги задрав. Я не слышала, чтобы ты хоть раз спросила, как у него дела.

– Я стараюсь. Вы так говорите, потому что он ваш сын.

– Да? Хорошо, скажи мне, ты в курсе, что его не так давно, ножом пырнули? Вряд ли. Я же видела, ты надутая ходила, не разговаривала с ним из-за того, что он ночь дома не ночевал. Все, не хочу больше с тобой на эту тему говорить. Не жалуйся мне больше, сама с ним разбирайся. С одной стороны, ты вроде не дура, с другой посмотришь – тупорылая.

Куминов пришел к Леночке. Она была даже не в коротком халате, а в какой-то футболке, еле прикрывающей ягодицы. Куминов рассмеялся:

– Сразу видно, что по Алешке скучаешь. К разговору приготовилась. Трусы-то хоть на месте, или ты в боевой готовности? – Куминов приподнял край футболки – Надо же в трусах. Непорядок. Ну-ка снимай.

– Ты шутишь? – Леночка его не понимала.

– Какие шутки, Леночка, – он засунул руку ей под футболку – Ты же меня за этим и ждала. Покажи, что ты можешь. Хорошо, пойдем в комнату, у тебя здесь пыльно.

Куминов, прижимая Леночку к себе, зашел с ней в комнату. Он провел губами по ее шее.

– И правда, какая ты гладкая, – он снял с нее футболку, отстранился немного и разглядел ее – Хороша! У Алешки губа не дура. Такая фигура, улет, нечасто такое встретишь, – Он подошел к ней, взял пальцами за подбородок. Леночка смотрела на него, как кролик на удава – Трусы сама сними, – Леночка послушно скатила трусы с бедер и переступив ногами, вылезла из них. Куминов смотрел ей в глаза и снимал с себя одежду. У Леночки подрагивали губы, она не понимала, что происходит, что так можно приступать к сексу. Ей было жутковато, но в то же время такое обращение почему-то ее возбуждало. Раздевшись догола, Куминов положил ее на стол, закинув ее ноги себе на плечи. – Хороша, – приговаривал он – Безумно хороша.

Потом он сидел с ней, держа ее на коленях, и просто нежно гладил ее по телу. Леночка не могла понять эти его переходы от откровенного секса к нежным ласкам. Она повернула к себе его лицо.

– Можно я тебя поцелую?

– Конечно, – ответил он, на его лице не было привычной усмешки – Я в твоем распоряжении, ты можешь делать со мной все, что хочешь.

– Ты еще придешь?

– Обязательно. Только примерно через месяц. У меня скоро отпуск, мы с семьей в Гурзуф уезжаем.