Текст книги "Жизнь без печали"

– Конечно. Если не любила, ты бы до истерики не довела себя, пока ко мне спешила. Ты же тоже хочешь быть со мной. Я жду только твоего слова.

– Я постараюсь, – она поцеловала его руку – До свидания, мой хороший. Пойду я к Роме, хотя может его уже усыпили.

– Ты же говорила, он не засыпает без твоих песен.

– Я записала кассету обеим бабушкам, и они укладывают его под мой голос, – Ирина дотянулась до Куминова, поцеловала его и вышла из машины.

Ирина пришла к матери.

– Почему так поздно? – недовольно спросила Анна Сергеевна – Рома уже спит. Щербаков звонил, спрашивал, где ты. Сказала, что с Ромой у меня уснула. Делаешь из меня врушу. Если бы он проверять пришел?

– Сильно недоволен?

– Конечно. Мужик с работы приехал, жена не встретила, не накормила.

– Он что, безрукий? Я от него еду не прячу. Захочет, найдет, что поесть. Ладно, мама, пойду я лягу.

– Домой не пойдешь?

– Что я, Ромку будить буду? Ты же сказала, что я с ним уснула. Вот и посплю здесь с ним. Снежаны нет, тебе же скучно. Другая дочь у тебя заночует.

Анна Сергеевна завздыхала, она снова собиралась делать внушение дочери. Но Ирина ее прервала:

– Мама, не начинай. Что мусолить одно и то же.

– Ира, не ценишь ты то, что имеешь. Ведь мужик достался просто мечта. Видный, зарабатывает хорошо, дома все делает, тебя, огрызалку, терпит. Что надо? С жиру бесишься.

– Знаешь, мама, когда он мастерит что-нибудь, стучит молотком, мне хочется подойти, и как дать этим молотком по башке.

– Ирка, когда ты уже поумнеешь? И так вся жизнь у тебя нараскаряку. Только что-то наладилось, так ты сама на свою жопу приключений нашла.

– Скорее всего, никогда. Если ума не было, откуда ему появится. Вот такую непутевую ты родила, мама. Не повезло.

Ирина легла рядом с сыном на Снежанину кровать и сразу же уснула. Дома Щербаков долго ворочался, думал, что-то не то, мать покрывает дочь. С чего бы это вдруг, никогда там не засыпала, тут, нате вам. Он не выдержал и пошел к Анне Сергеевне. Анна Сергеевна не спала, она лежала и размышляла о своих дочерях. Зачем девчонок родила? Не получается у них ничего в жизни, ни у той, ни у другой. Снежана хоть еще маленькая, только жить начинает, уже ничего хорошего не складывается. Ирка такая послушная была, умница, а сколько всего перенести пришлось. Невзгод – ни на одного человека хватит. Все это из-за падлы Куминова, приглянулась же ему Ирка для его игрушек, всю жизнь девке изговнял. Анна Сергеевна услышала стук в дверь. Она сразу поняла, что это Щербаков. Какой молодец, стучит, не звонит, боится ребенка разбудить. Анна Сергеевна открыла дверь.

– Ты чего, Саша, не спишь?

– Где она? Я хочу, чтобы она шла домой, – Щербаков решительно направился в спальню.

Ирина крепко спала, прижавшись к сыну, она не слышала шагов в комнате. Щербаков собирался ее разбудить, но посмотрел на ее лицо с опущенными пушистыми ресницами, на ее обнаженную руку, обнимавшую сына, просто присел на краешек кровати, и погладил ее по руке. Ирина не проснулась, она только во сне пробормотала:

– Сашенька.

С Щербакова слетела вся его воинственность, он сидел и с умилением любовался своей женой. Анна Сергеевна не могла всего этого видеть, у нее комок от переживаний и злости подступил к горлу. «Что за наказание!» – подумала она.

1990

Куминов в очередной раз встретился с Ириной на съемной квартире. Это была их уже третья квартира. Несмотря на все уговоры Куминова, Ирина так и не смогла найти повод поговорить с мужем. Все продолжалось, как раньше. Встречи урывками, свидания второпях. Куминов порой был готов убить ее. Он уже несколько раз порывался ее бросить, но при встрече с ней никак не решался ей об этом сказать.

***

Однажды он не выдержал. После ее слов, что нужно спешить, скоро Щербаков приедет с работы, Куминов взорвался:

– Достала ты меня со своим Щербаковым. Я уже слышать о нем не могу. Только о нем все заботы, я для тебя так, никто, пустое место. Все забавляешься.

Куминов оделся и ушел, хлопнув дверью. Спустившись вниз, он постоял немного у машины и вернулся назад в квартиру. Ирина сидела на облезлом хозяйском диванчике и плакала, размазывая рукой слезы по лицу. Куминов подошел к ней, присел, положил ей голову на колени. Ирина прижала его голову к себе и целовала.

– Прости меня, – со слезами, говорила она – Не получается у меня. Как назло, то какой-то уставший, то Ромка к нему в этот момент лезет. Как-то целую речь приготовила, а он из рейса с цветочками и корзиной черешни. «Ирочка, как я скучал». Я попробую насмелиться. Сашенька, если ты меня бросишь, я умру.

– Ну, хочешь, я сам с ним поговорю, – Куминов поднял н нее глаза.

– Нет, ему будет больно. Я сама.

– Значит, ему боль причинить нельзя. Из меня тряпку делать можно, – он посмотрел на ее зареванное лицо, с покрасневшим носом, опухшими губами, такое обиженное несчастное детское лицо – Черт! Не плачь. Так и быть. Я подожду.

***

Сейчас они встретились вскоре после новогодних праздников. Уже третий раз они поздравляли друг друга только по телефону. Куминов не знал, где ее Щербаков, летает он, не летает, какая разница. Ирина сказала только, что у нее есть время до вечера. Ребенка она оставила на Снежану. Куминов одевался, он стоял и застегивал рубашку. Ирина подошла к нему и провела рукой по спине.

– Ты сегодня расстроенный. У тебя что-то случилось?

– Ира, мы больше не будем встречаться.

Иринина рука безвольно опустилась вниз.

– Я больше не могу терпеть таких отношений, – он повернулся к ней.

Ирина стояла рядом, с растрепанными волосами, она не успела заплести еще свою косу. Она смотрела в пол, Куминов не видел полностью ее лица, он не понял, заплакала она или нет. «Опять будет давить на его жалость». Внутри закипала злость на нее, на себя, свою бесхребетность. Девчонка вьет веревки, как хочет. И он, как бездомный пес, подъедает чьи-то объедки.

– Ты, что дура, совсем, что ли? Зачем ты меня унижаешь? До тебя это не доходит? Я люблю тебя, с ума по тебе схожу, и должен делить тебя с каким-то мужиком. У меня давно, кроме тебя, никого нет. Я с женой два года назад отношения выяснил. Я, что, должен балдеть от счастья, зная, что мою женщину, которую я облизываю с головы до ног, е..т какой-то мужик. Ты надо мной издеваешься? Странные у тебя ко мне чувства. Или ты из-за своей старой обиды, решила мне такое устроить, чтобы знал?

– Это нечестно, – прошептала она.

– Зато с твоей стороны все честно. Из-за чувства благодарности к своему летчику, ты рушить наши судьбы. Отблагодарила, уже хватит, – Куминов вздохнул – Решай. Если, я тебе нужен, я приеду и заберу тебя у мужа, если сама на расставание решиться не можешь. Нужен муж, значит, остаешься с ним. Я как-нибудь переживу, в петлю не полезу.

Куминов пошел к двери, взял свою куртку.

– Саша, – крикнула Ирина – Не уходи. Не бросай меня. Хочешь, я на колени встану?

– Ира, мы не в драмтеатре.

– Саша, подожди, – хотя сама она не двигалась с места – Я клянусь тебе. Я поговорю с Щербаковым. Как только он приедет, я сразу же с ним поговорю. Поверь мне, я знаю, что ты прав, и что я дура. Ты больше, чем просто любимый человек, ты часть моей жизни. Пожалуйста, поверь мне.

Куминов вернулся к ней. Взял в руки ее лицо и посмотрел ей в глаза. Она не плакала, но смотрела отчаявшимся взглядом.

– Пожалуйста, – прошептала она – Поверь мне.

– Хорошо. Ира, это в последний раз. Если ты сегодня же не поговоришь с ним, мы расстанемся. Предупреждать больше не буду.

– Сегодня не смогу. Его не будет сегодня. Он будет дня через два, может три.

– Куда же он у тебя так улетел?

– Он никуда не улетел. Он уехал кому-то машину гнать.

***

Щербакова осенью прошлого года какие-то знакомые попросили с ними перегнать машины откуда-то из Прибалтики. Ему за это заплатили неплохие деньги. Ирине не понравилось это мероприятие. Они зарабатывали хорошо, у них было все необходимое. Зачем нужны были эти левые заработки, она не понимала. После поездки, Ирина поговорила с Щербаковым, он согласился с ней, что в этом нет необходимости. Но она видела, что он изменился, стал каким-то молчаливым и мрачным. Теперь, когда Ирина играла с ребенком, он садился напротив и подолгу смотрел на них. Ирина решила, что дорога была небезопасной, что-то в душе Щербакова надломилось, раз он стал так часто находиться с ними рядом. Значит, для него это имело какое-то особое значение. Тем труднее стало для Ирины вызвать мужа на серьезный разговор. Боязнь оскорбить его, причинить ему боль, останавливала ее. Ведь он столько времени был рядом, всегда старался понять ее, мирился с ее грубостью.

Перед новым годом Щербакову пришла телеграмма. Он разорвал ее сразу. Ирина, конечно, была удивлена, что за тайны от нее? Эта телеграмма не просто расстроила, она выбила Щербакова из колеи. Он сторонился Ирину, почти не разговаривал. Все ее попытки, разговорить его, успокоить, имели обратный эффект, Щербаков попросту уходил из дома. Ирина не понимала, что происходит, что могло такого ужасного случиться, что муж так изменился. Ирина спрашивала у его сестры, может быть, он с ней делился, но та искренне говорила, что ничего не знает. Ирина решила, что у родителей спрашивать, тем более, бесполезно. В новогоднюю ночь у Щербакова был рейс, Ирина поняла, что он сам напросился кого-то подменить. Второго января Щербаков сказал, что уезжает опять перегонять машину. Ирина закатила ему истерику. Она кричала, что его не пустит. Он отвечал, что нужно вернуть какие-то деньги.

– Какие деньги? Сколько? Расскажи мне, пожалуйста, все. Я найду, достану. Если большая сумма, машину продадим.

– Хорошо, хорошо, Ириша, потом поговорим.

Третьего числа Ирина пришла домой и на столе увидела записку, в которой муж сообщал, что он все-таки решил ехать. После разговора о деньгах и того, как повлияла на него предыдущая поездка, Ирину стало мучить какое-то предчувствие беды. Все было так странно последнее время. «Господи, хоть бы ты был жив» – шептала она про себя – «Если вернешься, я все тебе расскажу. Если не захочешь меня отпускать, я останусь с тобой. Все будет так, как ты скажешь, лишь бы вернулся живой».

***

Куминов решил, что Ирина снова его водит за нос. Он не верил, в то, что она решится уйти от мужа. Уже больше двух лет продолжалась эта канитель. Он, взрослый человек, бегал на эти свиданки, как кобель на случку. «Саша, приходи, муж уехал, Саша не приходи, муж не уехал». Сейчас вообще какую-то ерунду несет. Мало того, что летает, так он у нее еще и машины перегоняет. Надо взять себя в руки и постараться научиться жить без нее. Он старался нарочно разозлить себя, но вместо этого, ему вспоминались ее глаза, как она лукаво улыбалась, как по-детски резвилась, когда он был рядом.

***

Как-то раз на свидании, когда они уже оделись, она ему сказала:

– Саша, научи меня танцевать. Ты так хорошо танцевал раньше.

– Где же я тебе возьму музыку? – засмеялся он.

– Я что-нибудь намурлыкаю.

– Тогда, разрешите пригласить вас на танец, леди, – он подал ей руку.

Он положил ей одну руку на спину, другой взял ее руку.

– Какая у тебя рука горячая.

– Я не слышу песню. Не отвлекайся.

Ирина потихоньку напевала «Историю любви»:

– Иа, но эстас мас, а ми ладо корасон эн эль альма соло тенго соледад…

Он водил ее по комнате.

– Ты просто прислушивайся к моим рукам и, двигайся за мной.

– Я всегда прислушиваюсь, и не только к твоим рукам, – сказала она, прекратив петь – И двигаюсь за тобой, или точнее к тебе.

Он перестал водить ее по комнате, крепко поцеловал ее в губы. Закончилось все раздеванием и сексом.

– Вот и потанцевали, – смеялась Ирина.

– Аккомпанемент был не для танцев. Ты и испанский знаешь?

– Я вообще полиглот, – со смехом отвечала она. – Мои знания ограничиваются магнитофонными записями. Если, что нравится, по нескольку раз перематываю, и стараюсь слова записывать. Вру, не вру, фиг его знает. Как слышу, так пою, – она потянулась, как кошка – Так и валялась бы с тобой всегда, никуда бы не уходила.

– А еда? – спросил Куминов

– Какой ты приземленный! – она слегка ударила его пальцем по носу.

***

Куминов специально не звонил Ирине целую неделю, даже не стал поздравлять с днем рождения. Все ждал, когда она сама позвонит ему и скажет, что Щербаков от нее ушел. Потом не выдержал, позвонил, в душе матеря себя. «Ладно, хоть побуду с ней на прощание. Последний раз и все». Голос в трубке звучал не как обычно, совершенно без эмоций.

– Во сколько мне нужно приехать?

– У меня последняя лекция заканчивается в шесть.

– Хорошо, – так же безучастно ответила Ирина.

Он не смог уехать из института сразу же после лекций, ему пришлось задержаться. Но все равно, он приехал на квартиру раньше ее. Ирина зашла, как обычно, обняла его за шею и поцеловала.

– Здравствуй, мой хороший. Как твои дела? Все хорошо?

Она явно была чем-то подавлена. Куминов понял, что это все. Решение, которое она приняла, не в его пользу. Он не стал пока ничего выяснять, ему хотелось ее, пусть хоть это и будет в последний раз. Он опять на руках унес ее в постель. Ирина, на этот раз была какая-то кроткая. Она прижималась к нему, нежно прикасалась и целовала, почти без остановки. На этот раз, он так и не сумел довести ее до оргазма.

– Не жди меня, родной мой, – прошептала она ему, гладя его голову.

Потом она встала, сходила в ванную, пришла и одела почему-то сразу платье. Она подошла к зеркалу, и не глядя в него, стала расплетать косу.

– Ты поговорила с мужем? – спросил Куминов.

– Нет, – ответила она – Не с кем разговаривать. Его нет до сих пор.

Куминов сначала решил, что это какой-то спектакль. Но потом подумал, что не похоже, что врет. Он подошел к ней, она нервно теребила свои волосы.

– Я не знаю, где он. Он, как уехал третьего числа, до сих пор не появлялся. Он что-то говорил перед отъездом про какие-то деньги, что их нужно отдать. Я так и не смогла от него добиться, какие деньги, кому отдавать. Зачем он вообще связался с этими машинами. Мы вполне обеспечены, зачем нам какие-то деньги. Если на квартиру побольше, так он стоит на очереди в авиаотряде, может уже скоро дадут. Я была против, чтобы он уезжал, он обещал, что останется, сам уехал.

«Я от обиды даже с днем рождения не поздравил. Опять оставляю ее одну со своими проблемами» – подумал Куминов.

– Я ходила в милицию. Там не приняли заявление. Сказали, вот какого числа обещал вернуться и только через три дня от этого числа.

– Почему ты сразу мне не сказала, разрешила заняться сексом?

– Тебе это было нужно. Что ж теперь, из-за моих заморочек, тебя и этого лишать.

– Ты моя хорошая, успокойся, – он протянул к ней руку, но она отошла.

– С чего ты взял, что я хорошая? – с ожесточением стала говорить она – Ты знаешь, что я Данилова под расстрел подвела? Я, конечно, не думала, что расстрел дадут, я хотела только срок больше. Но, когда услышала про расстрел, я обрадовалась. Я сказала, что он топор приготовил, что замышлял убийство. А ведь топор вытащили из кладовки, чтобы соседу отдать, это было случайным совпадением. Я хотела, чтобы он сдох, – Ирина повернулась к Куминову – Сдох, понимаешь. Он бил меня кулаком по лицу, когда трахал. У меня был уже большой живот, он меня больно сдавливал и бил. А потом пинал ногами, пока я не начала рожать. Он выбил из меня Марусю, понимаешь?

Куминова как будто пригвоздили. До него сразу и не доходил смысл того, что она ему говорила. Он смотрел на ее лицо, на глаза, полные слез и слушал, как она выкрикивала свою накопившуюся боль. «Боже ты мой, бедная ты моя девочка. Кому я тебя отдал? Как катком проехался по тебе, твоей жизни». Куминов ненавидел себя, он даже и предположить не мог, что настолько все это было ужасно. Конечно, после кошмара, в котором она была, этот летчик был подарком судьбы. А он эгоистично торопил ее, даже не пытаясь понять.

– Потом, когда Маруся умерла, я обвинила во всем деда, – продолжала Ирина – Я добилась, чтобы его определили в дом престарелых. Он плакал, умолял, а я сдала его. Он не прожил там и двух недель. Он умер, я теперь живу в его квартире. Когда Щербаков говорил мне после Марусиной смерти, что так и должно быть, что это и к лучшему, я кричала ему: «Чтоб ты сам сдох». Я ненавидела его.

– Ну, хватит, – Куминов с силой прижал ее к себе – Прекрати, глупая. Почему ты считаешь, что теперешняя история – это наказание тебе? Это бред, Ирочка.

Ирина, прижавшись к его груди, рыдала в голос. Она не могла успокоиться, рубашка Куминова уже промокла от ее слез. Он прижимал ее голову к себе, поглаживал по волосам, целовал макушку. Ирина подняла на него глаза, она уже икала от своих слез.

– Саша, я хочу тебя. Возьми меня, пожалуйста.

– Ирочка, ты в таком состоянии.

– Ты меня не хочешь? Ну, пожалуйста, – она расстегивала его брюки – Я прошу тебя, ну, что тебе стоит.

Она приспустила с него штаны и задрала свое платье.

– Хорошо, я отнесу тебя в постель.

– Нет, сейчас. Я хочу тебя сейчас. Здесь, давай прямо здесь.

Она села на пол и потянула его за собой. Он понимал, что у нее истерика, и подумал, может действительно, секс поможет ей прийти в себя. Он лег на нее. Ирина с каким-то остервенением подавалась ему навстречу.

– Ирочка, милая, ну, что ты. Не так сильно, ты причинишь себе боль, – он уже видел, что периодически она морщится от боли.

– Не жалей меня. Слышишь! Я так хочу. Я прошу тебя об этом.

Она яростно подавалась ему навстречу, он стал держать ее за бедра, чтобы хоть самому уберечь ее. Она убирала его руки, и с остервенением продолжала насаживаться на него. Она стонала непонятно от чего больше, от страсти или от боли. Куминову казалось, что он попросту насилует ее. У него никогда не было такого чувства, ему хотелось все это прекратить. На его счастье, Ирина сама ослабела. Она лежала неподвижно, и он, осторожно двигаясь и целуя ее, довел ее от оргазма. Ирина лежала, обхватив его руками за голову, изредка всхлипывая.

– Прости меня, – прошептала она.

– Ирина, обещай мне, что этого не повторится. Я так не могу. Ты, что мазохистка? Тебе боль нравится?

– Нет, что ты. Я боюсь боли, панически боюсь, после того, что со мной Данилов сделал. Я Ромку шла рожать, еле себя в руки взяла, у меня паника была, так боли боялась. Прости, родной, я хотела какого-то наказания.

– Почему я тебя должен наказывать, я не понял?

– Не сердись, – она поцеловала его – Зато я успокоилась.

– Тебе было сильно больно?

– Не очень. Так иногда. Больше было приятно. Это же твой член. Ты меня им любишь, он же не может причинить мне сильную боль.

Куминов погладил ее по лицу и не выдержал.

– Ирка, какая же ты все-таки сопливая. Ты меня всего уже в соплях измазала. Пойдем, я тебя хоть умою.

Он поднял ее и увел в ванную. Там он снял с нее платье, усадил в ванну, умыл, заставил высморкаться.

– Давай, я тебя и здесь вымою, – он провел ей пальцами между ног и увидел на кончике пальца следы крови. Куминов опять разозлился – Убил бы!

– Саша, ничего страшного. Так, небольшая ранка, заживет. Я же попросила у тебя прощения. Не сердись на меня, – она встала в ванной – Подай мне полотенце.

Он достал ее из ванны и отнес в постель. Ирина лежала с закрытыми глазами, успокоившаяся и умиротворенная.

– Спасибо, за то, что ты есть, – не открывая глаз, сказала она.

– Странно слышать слова благодарности, после того, что я сегодня услышал.

– Да, брось, не ты же меня бил. Сама дура, дала идиоту. Кто мне виноват? Думала, он хороший, верный, хоть и с дебильцой. Он на выпускном орал: «Ирка, ты самая лучшая». Песню мне пел, «для меня нет тебя прекрасней». Вот, почему-то и растаяла. Надо было к нему не возвращаться после больницы. Но я тогда вообще растерялась, не знала, что делать. Маме я сказала, что упала, поэтому раньше срока родила. Она со мной почти не общалась из-за того, что замуж вышла. Снежка маленькая, Маруська слабенькая, не ест толком, вместо плача одно мычание. И я вернулась.

Куминов молча гладил ее по лицу.

– Потом пыталась уйти. Один раз, когда он меня снова ударил. Из-за тебя. Его дружок видел, как ты коляску на тротуар вытаскивал. Так тетя Тася в ноги бросилась. Переступить через нее не смогла. Лучше бы переступила, тетя Тася жива бы осталась. Падла неполноценная, что ему еще надо было? Если так любил и мечтал обо мне, все ведь, добился своего. Он же когда свою мать убил, он даже не пьяный был. Он смотрел на нее, он должен был понимать, что это его мать. Ладно, все, забыли об этом. Мне не нравится, когда ты смотришь на меня виноватым взглядом. Мне сразу кажется, что ты со мной, только потому, что свою вину искупаешь, – Ирина села в постели, прижалась щекой к его, согнутой в колене, ноге.

– Если я виноват, что уж тут поделаешь. Я должен был тебя пожалеть, хотя бы тогда, когда я вытаскивал коляску, а ты плакала.

– Ты не должен был видеть моих слез. Я плакала уже потом. Мне сначала солнечный зайчик в глаз попал, как будто глаз выжгло, я ничего не видела. Мне обидно стало, что я тебя даже и не разглядела. Я по тебе сильно скучала, тогда и в этом не повезло, не посмотрела на тебя.

Куминов снова притянул ее к себе. Он еле прикасался губами к ее губам.

– Я даже сейчас так на тебя был обижен, что поздравлять с днем рождения не стал. Что ты молчишь?

– Что ты хочешь услышать? Мужчины эгоистичные существа, своя боль им ближе. Нет, конечно, они жертвуют собой, но во имя каких-то великих целей.

– Не болтай, – Куминов засмеялся.

– Что, правда глаза колет? Давай прекратим отношения выяснять, надоело уже. Саша, ты отвезешь меня домой? Снежана там, наверное, уже с Ромкой веревки свила. Она сегодня впервые уговорилась с ним остаться после того случая.

***

Прошлым летом Куминов проходил по парку и услышал чьи-то крики. Он пошел в ту сторону, и увидел, на высоком дереве, далеко в кроне, на ветке сидел маленький мальчик. У дерева собирались люди. Тоненькая девушка, (Куминов узнал Снежану), заходилась в плаче. Она бегала под деревом и причитала:

– Ой, Ромочка. Господи, что же делать-то.

– Надо пожарных вызвать, – говорили в толпе – Сбегайте кто-нибудь к телефону. Или в администрацию, пусть лестницу принесут. Лишь бы не прыгал и не лез дальше.

Куминов подошел ближе к дереву и попросил окружающих.

– Постарайтесь не орать, не пугайте мальчишку, – он полез на дерево – Рома, – говорил он ему – Давай, поиграем. Пусть это будет твой домик. Ты только не уходи никуда, я к тебе приду в гости. Ты будешь меня ждать?

– Да, – довольно сказал мальчик, он решил подвинуться, чтобы освободить место Куминову, но чуть не соскользнул с ветки.

Внизу ахнули. Снежана закрыла лицо руками.

– Рома, ты не шевелись. Я сейчас до тебя доберусь, мы вместе поищем, где можно посидеть.

Куминов почти добрался до ветки, на которой сидел Рома, но понял, что он на нее не залезет, ветка не выдержит его веса. Он протянул мальчику руку.

– Здесь я не помещусь. Давай поищем другое место. Хватайся и держись крепко за мою руку.

Рома пополз по ветке к нему, ветка затрещала, но Куминов успел дотянуться и схватить ребенка. Он притянул его к себе, и ветка с треском надломилась. Тут Рома испугался и заплакал. Он вцепился в Куминова. Тот, уже окончательно, притянул ребенка к себе, посадил на свою руку.

– Держи меня за шею. Не плачь, не бойся. Все хорошо, мы идем к Снежане.

Рома обхватил его ручонками за шею и прижался к нему. Куминов чувствовал, как отчаянно бьется его сердце. Он посмотрел на его лицо. У него были Иринины глаза и такие же припухшие губы.

– Не бойся, малыш. Все хорошо. Дерево больше не будет драться.

Ощущение крепких рук успокоило ребенка. Куминов посмотрел вниз. Подняться было несложно, спускаться было тяжелее, да еще с ребенком на руках, держась только одной рукой за дерево. Внизу работники парка приставили лестницу, до нее нужно было опуститься по дереву хотя бы на метр. Куминов осторожно спустился к лестнице, ободрав до крови ладонь руки, которой он держался то за ствол, то за ветки.

– Лестницу крепче держите, – сказал он мужчинам внизу.

Куминов спустился вниз под крики: «Ну, надо же, какой молодец!». Он с Ромой подошел к Снежане. Рома, зажмурившись, все так же сидел на его руке.

– К Снежане пойдешь? – спросил его Куминов.

Рома открыл глаза, и когда Куминов поставил его на землю, как ни в чем не бывало, подошел к Снежане.

– Саша, спасибо, – все еще плача, сказала Снежана – Я не представляю, что было бы, если не ты. Ой, у тебя кровь.

– Ничего страшного. Сейчас пойду в фонтане руки вымою. Успокойся, все уже позади. Ну, пока, верхолаз, – обратился Куминов к Роме – Я тебя потом научу, как правильно по деревьям лазить. Без меня никуда не залезай, обещаешь?

– Обещаю. Тебя, как зовут?

– Саша.

– Саша, я один не буду никуда залезать.

– Вот и молоток. За руку прощаться не буду, а то тебя испачкаю. Маму кровью напугаешь. До свидания, Снежана и успокойся.

– Еще раз спасибо. Я с тобой больше не останусь, – сердито она сказала Роме. Снежана смотрела вслед Куминову. «Конечно, в такого до писка влюбишься. Был бы он не такой старый, я может тоже бы влюбилась. Как тут Ирку не понять».

На следующий день Ирина позвонила Куминову на работу.

– Саша, Снежана мне все рассказала. Спасибо тебе большое. Все ведь могло закончиться очень страшно.

– Перестань, солнышко, не думай об этом. Верхолаза наказала?

– Кого там! Хотела выпороть, или хотя бы отшлепать и в угол поставить. Но Снежана, рассказывая, плачет. Я сама, как представила, разревелась, Ромка, глядя на нас, взвыл. Так, совместным ревом и все закончилось.

***

Ирина встала с постели, Куминов погладил ее по ноге.

– Я думал, ты на своей машине.

– Свечи надо поменять. Я сегодня на автобусе к тебе приехала.

Ирина ходила по квартире, собирала свои вещи и приговаривала:

– Господи, Ира, какая ты неряха. Всегда шмотки по всей квартире искать приходится. Кто их с тебя в разных местах снимает?

Она принесла Куминову его штаны, оставленные в коридоре.

– Вот спасибо, солнышко. Ирочка, я хотел тебе сказать…

– Если ты по поводу Щербакова, то не стоит, – перебила его Ирина – Я уже успокоилась. Хватит сопли распускать. Я завтра попробую узнать с кем он должен был ехать за машинами. Что узнаю, с этим пойду в милицию, пусть запросы пошлют по пути их маршрута, сводки проверят. Будут выпендриваться, в прокуратуру пойду.

Куминов еще не привык к другой Ирине. С ним большей частью она была ласковой и смешливой девочкой. Она все еще вызывала у него удивление, когда становилась собранной и решительной.

– Все, я готова. Можете везти меня домой. Я позвоню тебе на днях, расскажу, как продвигается дело. Насчет свидания, я не знаю, Саша, куда Рому деть. Веруся плохо себя чувствует, после того, как Сашка не вернулся.

Куминов отвез Ирину и вернулся домой. Он зашел в спальню, взять из шкафа свои вещи, чтобы переодеться. Следом за ним зашла Даша.

– Господи, в чем у тебя рубашка?

– В соплях.

Даша не стала переспрашивать, не хочет нормально отвечать, не надо.

– Давай, замочу. Все равно вечером стирать собиралась. Ты есть будешь?

– Я сам найду.

Даша взяла его рубашку и вышла из спальни.

– Спасибо, Даша, – крикнул он ей вслед.

– За что?

– За то, что вещи мои стираешь. Еду готовишь.

– На здоровье, – сухо ответила Даша – Если не я, кто в этом доме будет, что делать?

***

Куминов спал также на полу, но теперь в большой комнате. Он пробовал спать на диване, но ему казался он очень мягким и Куминову плохо спалось. Дело все было в том, что как-то ночью, Даша сползла со своей кровати к нему. Он проснулся и сказал ей:

– Иди на свое место.

Даша схватилась за голову. Она сидела на кровати, такая маленькая, смешная. Пушистые волосики торчали сквозь ее пальцы, в разные стороны. На этот раз у Куминова не возникло чувство жалости, он собрал постель и унес в комнату. В спальне он с тех пор не спал. Отношения с Дашей после этого случая стали натянутыми. Она практически перестала с ним разговаривать. Она также ничего не говорила свекрови, только изредка переговаривалась с Егором. Егор привык уже к этому, его совершенно не волновало молчание матери, он считал, что так и надо. У него были любимые отец и бабушка. Маму он тоже очень любил, но мама это было такое существо, которое лучше лишний раз не тревожить. Папа говорил ему, что мама – ангел и прилетела с другой планеты. Егор в душе гордился тем, что у него такие необычные родители: сильный и заботливый папа, который может все на свете, и неземная мама.

Месяца через два после того инцидента, Куминов случайно раньше пришел домой с работы. Дома была тишина, Куминов решил, что Даша спит или читает и, стараясь идти бесшумно, прошел в кухню. Там Даша по одной глотала какие-то таблетки и запивала их водой.

– Ты, что делаешь? – он взял пачку и прочитал название лекарства – Ты в своем уме?

– Я хотела выпить их и уйти, – пролепетала Даша – Чтобы не здесь.

Куминов еле сдержался, чтобы не ударить ее. Он схватил ее за руку и утащил в ванную. Наклонив ее над ванной, он грубо раскрыл ей рот и засунул пальцы, чуть ли не в глотку. Дашу начало рвать.

– Давай еще, – приказал Куминов.

Даша мотала головой и хотела вырваться. Но он крепко держал ее.

– Давай. Чтобы все выблевала, я кому сказал! – он снова засунул пальцы ей в рот.

Они не услышали, как пришел из школы Егор. Он испуганно забежал в ванную.

– Папа!

– Егорушка, не бойся. Мама съела какую-то гадость. Надо ей желудок промыть. Давай ей поможем. Ты же знаешь, где марганцовка? Налей в кружку воды и разведи в ней марганцовку. Только быстрее.

Не прошло и минуты, как Егор принес кружку. Куминов посмотрел на цвет раствора.

– Давай еще одну кружку, разбавим. Это очень крепкий раствор.

Потом он заставлял Дашу пить этот раствор. Ее рвало. Он держал ее над ванной, периодически поднимал, давал отдышаться, вытирал ей лицо, и опять заставлял пить. Влив в нее два литра воды с марганцовкой, он взял измученную жену на руки и унес в спальню. Испуганный Егор сидел на диване в большой комнате и таращился на них.

– Маме уже лучше, Егор. Все уже позади, не бойся. Принеси тазик в спальню, вдруг маме будет плохо. И молоко нагрей, только не сильно, до комнатной температуры. Я буду с мамой, не волнуйся.

Егор принес молоко.

– Спасибо, сынок. Поставь на столик. Иди, занимайся своими делами, или найди что-нибудь покушать. Не волнуйся, ничего страшного не произойдет.

Егор ушел, но не закрыл за собой дверь спальни. Даша лежала на боку, слегка склонившись над тазом. Куминов сидел рядом, положив руку ей на спину.

– Ну, вроде бы должно все выйти. Ты, что творишь? Ты ребенка напугала. Я знал, что ты еб..утая, но что до такой степени, не подозревал.

– Сашенька, – разрыдалась Даша – Прости меня, – она держалась за горло, оно болело, болел и рот, который Куминов так грубо раскрывал пальцами.