Текст книги "Жизнь без печали"

– Иди сюда, – крикнул фельдшер Куминову – У меня санитарка уже в возрасте, она ее не удержит.

Куминов схватил Дашу, уложил на кушетку и содрал с нее трусы.

– Ноги ей держи, – сказал фельдшер.

Куминов раздвинул Дашины колени, насильно удерживал ее ноги. Фельдшер одел перчатки. Даша в истерике билась на кушетке, она мужу не позволяла прикасаться к ней там, а тут лезет чужой мужик.

– Ты не имеешь права так со мной поступать!

– Даша, успокойся, он медик.

– У нее родильный психоз. Боль, страх и все такое, действует, – объяснял фельдшер, потом не выдержал и сказал Куминову – Да, дай ты ей по морде. Не буду же я бить твою жену, – он прощупал Дашу – Она сейчас рожать начнет. Попробуй ее успокоить, мы с Захаровной все приготовим. Захаровна, давай готовь процедурную и все, что надо.

Фельдшер вышел. Куминов приподнял Дашу и посадил на кушетке. Он крепко держал ее за плечи.

– Дарья, послушай меня. Тебе нужно успокоиться. Ты сейчас будешь рожать. У нас нет другого варианта, ребенок ждать не будет. Я не успею довести до больницы, если ты начнешь рожать в машине, что я буду делать? Этот человек учился этому, он сможет правильно принять роды.

– Ты не смеешь так со мной поступать. Я не хочу. Я хочу к маме. Пусть придет мама. Я не хочу здесь находиться.

– Даша, тебе просто страшно. Но ты должна это сделать. Должна ради ребенка, понимаешь?

Дашино лицо искажалось от боли.

– Отпусти меня, ты всегда меня ненавидел. Ты хочешь, чтобы я умерла.

– Сними с нее всю одежду и неси сюда, – крикнул фельдшер.

Даша билась и сопротивлялась. Куминов не выдержал, вспомнил слова фельдшера и ударил ее по щеке. Конечно, он ударил ее лишь слегка, Даша не почувствовала боли, но сам факт того, что он поднял на нее руку, ее поразил. Она перестала кричать и просто хватала ртом воздух, как рыба. Чтобы не возиться, Куминов разорвал на ней платье и, голую, понес, куда показал фельдшер. Даша не сопротивлялась, просто плакала.

– Захаровна, пусть он умоется, руки протри ему спиртом, халат дай и фартук, если есть. Будешь с ней, – сказал он Куминову – Если она опять начнет дрыгаться, Захаровна с ней не справится. Мне ее даже привязать нечем.

Для Куминова это сущий кошмар. Даша кричала дурным голосом, потом закатилась в истерике. С кушетки она не слезала, боялась, что Куминов снова ее ударит. Она только пыталась сомкнуть ноги, чтобы на нее не смотрели.

– Держи ей ноги, не дай бог сдвинет, – сказал фельдшер – Дашка, дура, ребенка задушишь. Лежи ровно и тужься, как будто срать хочешь. Давай, отдышись и по моей команде тужься.

Между Дашиных ног текла кровь и коричневая жижа. Захаровна быстро подтирала все это.

– Клизму-то не сделали, – сказала Захаровна.

Куминову в дурном сне такое не снилось. Ему казалось, что у него закружится голова, и он потеряет сознание.

– Давай, Дарья, тужься, еще. Уже головка идет. Дура, б…ь! – выругался фельдшер – Захаровна, намотай ему на руку полотенце и покажи, как давить. Будем выдавливать, разорвется, зашью. Силу рассчитывай, не раздави ей там все, но и не слабо. Давай, Захаровна держи ноги, ты дави, а я буду ловить.

Как кричала Даша, так человек кричать не может. Это был какой-то звериный вопль. У Куминова звенело в голове. С каким-то плюхающим звуком на руки фельдшера вылетело маленькое красное тельце, испачканное кровью, из которого торчала синеватая кишка, и раздался детский крик. Куминов не чувствовал радости, была только тошнота.

– С сыном тебя.

Захаровна перестала заниматься Дашей. Она забрала из рук фельдшера ребенка, тот ему уже перерезал пуповину.

– Иди, умойся, посиди в моем кабинете. Мы сами закончим.

Куминов вышел. От перенесенного стресса у него дрожали руки. «Жаль, что не курю» – подумал Куминов – «Вот это был ужас! Даже не представлял себе ничего подобного». Минут через десять пришел фельдшер, как мясник в окровавленном фартуке. Он снял с себя фартук, халат, вымыл руки.

– Скоро должна «Скорая помощь» подъехать из города. Я сразу вызвал.

– Из города? Они согласились?

– Я фамилию твою назвал. Надо обязательно в больницу. Я подштопал, но лучше, пусть специалисты посмотрят. Мальчика осмотреть надо, вдруг все-таки придушила маленько. Так вроде пацан нормальный, все признаки хорошие, – он достал из шкафа спирт, поставил мерный стаканчик, в кружку налил воды. – Ты как?

– В себя прийти не могу. Жуть! Больше ни одной бабе ребенка не сделаю.

– Ты эти мысли из головы выброси. Слышал, бывает у мужика, когда такое увидит, больше не встает. Но ты себя держи в руках. Это природа не доработала, ребенок больше родовых путей женщины, поэтому они все так и мучаются. Да и Дашка твоя истеричка, никак собраться не смогла.

– Не поверишь, я этого ребенка примерно так же и делал. Как ты все это выносишь?

– Ерунда какая, – фельдшер пожал плечами – Работа такая. Это не хуже, чем алкаш кончается и обсирается при этом. Новому человеку появиться на свет помогаешь. Я своих двоих, сам принимал. Моя вообще, молоток. Только по лицу было видно, что сильно больно. Понимала, наверное, что свою жальче будет, поэтому и терпела. Зато такой восторг был, когда своих детей вытаскивал.

– Я тебе от души благодарен. Тебя, как зовут?

– Егор.

– Нормальное имя. Надо, наверное, к Дашке зайти.

– Выпей еще. Ты пока не езжай никуда, выспись. В городе все равно в роддом не пускают.

– К тестю с тещей не хочу возвращаться.

– Я тебя к себе уведу. Очухаешься немного и поедешь.

Куминов зашел в процедурную, сел рядом с Дашей. В процедурной была еще много крови, Захаровне было некогда, она занималась ребенком. Даша лежала все также на кушетке, ей положили грелку со льдом и укрыли одеялом.

– Дашенька, – Куминов погладил ее по лицу и поцеловал в пересохшие губы.

– Ты меня ударил, – обиженно сказала Даша – Ты меня со всей силы ударил.

– Даша, я могу одним ударом убить человека. Я тебе лишь слегка дал пощечину. Прости меня, родная, я только хотел остановить твою истерику, она вредила ребенку. Хочешь, дай мне сдачи, – он наклонился над ней.

– Я не драчунья.

– Ну, врежь мне, мы будем, как настоящая семья, даже подрались, – он взял ее руку, целовал пальцы – Спасибо тебе за сына, родная.

– Ты его видел? Он тебе понравился?

– Конечно. Ты можешь родить только самого красивого ребенка на свете, – хотя то, что он видел, привело его в ужас. – Дарьюшка, – он погладил ее по слипшимся волосам – Можно, я сам назову сына?

Даша кивнула ему. Приехала «скорая помощь» из города, с ней врач. Она осмотрела Дашу и ребенка.

– Все сделано грамотно. Все равно нужно немедленно в больницу. Как вас по имени-отчеству? – обратилась она к Куминову

– Александр Валерьевич.

– Александр Валерьевич, извините, мы вас с собой не возьмем. Реанимобиль, посторонним нельзя.

– Я позже приеду, я здесь на машине.

Через несколько дней Куминов забрал Дашу из роддома. Когда он приоткрыл конверт, то увидел спящего с припухшими веками, человечка, с беленьким личиком, ничего в нем не напоминало то ужасное существо, вылетевшее из Даши. Даше наложили много швов, ей не разрешали сидеть, много ходить. Куминов оберегал ее, и больше сам возился с ребенком, порой поднося его Даше, только для того, чтобы она его покормила. Его не пугало, что он такой маленький, с крохотными ручками и ножками, он быстро привык обращаться с ним. Единственное, он не мог научиться заворачивать его в кулек, и ребенок обычно лежал не запеленатый. На доводы Даши, Куминов отмахивался:

– Что с ним будет? Лежит же, не плачет. Спит хорошо. Пусть так будет, к воздуху привыкает.

Даша себя ощущала приложением к сыну Куминова, которого он назвал Егором. Она должна была его кормить, если бы в этом не было необходимости, то, наверное, она вообще бы не была нужна. С одной стороны, ее, в какой-то степени, восторгало, что Куминов помог их сыну появиться на свет, в буквальном смысле, не только в смысле зачатия. В этом было, что-то символическое, настоящее единение, причастность к таинству рождения. О том, как это было на самом деле, Даша старалась не вспоминать. Она не хотела думать о своей дикой истерике, что в тот момент Куминов был готов убить ее, за то, что она мешала появиться на свет их ребенку. Потому что, ей в этом случае, в первую очередь вспоминалось то, что он ее ударил. С другой стороны, было какое-то ощущение вторичности ее нахождения в этом доме. С ней был Куминов предупредительным и вежливым, но каким-то посторонним. Потом еще Даша подхватила простуду, стоило ей раз выйти из дома, и Куминов, чтобы она не заразила ребенка, настоял, чтобы Дашу положили в больницу. Даша просила, чтобы он хотя бы вызвал ее мать, но Куминов отказался:

– Я в отпуске, сам справлюсь.

Даже к собственному удивлению, Куминов не испытывал особых трудностей с малышом. Все оказалось не так страшно. Тем более, мальчик был спокойным, большую часть времени мирно спал под негромкую музыку западных групп типа, «Deep Purple» и «Rolling Stones». Когда Куминов вышел на работу, Егор уже находился с Дашей. Она его не кормила грудью, ей запретили еще тогда, когда она заболела. Она послушно придерживалась распорядка, установленного Куминовым, он решал, как нужно обращаться с ребенком. Когда он приходил с работы, он его кормил, купал, укладывал спать. Находил время на стирку и глажку пеленок и ползунков. Егор с первых месяцев слушал необычные сказки, которые читал папа. Назывались они: «Физика атомных столкновений», «Квантовая электроника» или что-то подобное. Куминов не только спал отдельно от Даши, но даже не приближался к ней, хотя обращения «Дашенька и детеныш» были по-прежнему у него в ходу. Когда Егору было почти пять месяцев, Даша не выдержала и спросила его:

– Саша, мы, что теперь уже не будем жить, как муж и жена?

– Мы что живем, как-то по-другому? Вроде бы нормальная семья. Или ты спрашиваешь о том, буду ли спать с тобой? Я тебе, кажется, ставил условие, я буду с тобой только в том случае, когда тебе это будет действительно необходимо, мне не нужны снова твои зажимания и выпрыгивания из постели. Теперь еще условие, ты сначала сходишь к гинекологу и по его совету, предпримешь меры для предохранения от еще одной беременности. Я должен буду в этом убедиться.

У Даши в душе все вскипело от возмущения.

– Я твоя раба?

– Нет. Ты моя жена. Второй ребенок появится у нас, когда я сочту это нужным. У нас нет собственного жилья, и я пока не могу содержать на должном уровне большую семью.

– Ты мне не доверяешь?

– Я хочу подстраховаться, – если честно, то Куминов просто не хотел Дашу. Он никак не мог забыть тот ужас, что он видел, когда она рожала, и теперь Даша, ну никак не вызывала никаких эротических ассоциаций.

– Ты же был со мной, уже после того, как ты мне выставил условие.

– Ты была беременная, Даша. Я не мог обидеть тебя.

– Сейчас значит можно меня обижать. У тебя могут быть другие женщины, а я должна выполнять условия.

– В данный момент в моей жизни единственная женщина – это ты. Какая тебе разница, сплю я с тобой или нет, ты же все равно ничего от этого не получаешь.

Даше хотелось ему отомстить за свое унижение:

– Такое впечатление, что я на паперти и выпрашиваю милостыню. Может быть дело в тебе, это ты не смог разбудить во мне женщину, – Даша понимала, что она его оскорбила.

Куминов внимательно посмотрел на нее:

– Вот и поговорили, – он ушел, чтобы больше не продолжать этот разговор.

Так они и продолжали жить. Разговаривали мало, больше о сыне. Даше было не в чем упрекнуть Куминова. Она почти не ходила по магазинам, так, если за какой-нибудь мелочью. Откуда он привозил продукты, Даша не спрашивала. Он не отдавал ей зарплату, деньги оставались у него. Но если Даше, что-нибудь было надо, она ставила его в известность, он не переспрашивал для чего, просто давал ей нужную сумму. Иногда он привозил ее в ЦУМ к одной и той же продавщице, и она предлагала Даше красивые дефицитные вещи. Он не разрешал ей делать хоть мало-мальски тяжелую работу. Распахивал перед ней дверцу машины и придерживал за руку, пока она садилась. За рождение сына, Куминов подарил Даше жемчужные сережки и изящное колечко, тоже с маленькой жемчужиной. Но Даша была несчастлива. Она жила с чужим человеком, соблюдающим определенные правила. Егор, несмотря на то, что находился теперь больше с ней, если Куминов был дома, всегда выбирал общество отца. Даше даже не с кем было поделиться своим несчастьем. Близких подруг у нее не было, с родителями на эту тему, она говорить не хотела, боялась их расстроить, ведь они уверены были, что Даша хорошо пристроена. Глядя на изменившуюся, очень хорошо выглядевшую дочь, они думали, что даже и не мечтали о такой удаче, что их немного тронутая Дашка, окажется в таком раю. Когда Егору исполнился год, его отвели в детский сад, Даша вышла на работу. Но мальчик стал часто болеть, и Даше приходилось постоянно брать больничный. Куминов понимал, что Даша ни в чем не виновата. Если даже учесть, что ее ему навязали, он мог бы просто выполнить договоренность, устроить Дашу в городе и развестись с ней. Он, как обычно, сам не знал, что делал. Как и в случае с Ириной, когда он ей придумал несуществующую вину, чтобы только успокоить себя, так и теперь, сделав Дашу своей женой, сам не понимая зачем, он начал раздражаться ее существованием в его жизни. Он знал, что мучил Дашу, но ничего не мог с собой поделать. Как это разрубить, он не знал, у них был Егор, а заставить себя хоть немного любить Дашу, у него не получалось.

***

К Куминовым приехал Вовка. Он давно к ним собирался, Куминов ему обещал хоть раз, взять его с собой на тренировку к мастеру, а тут еще они попросили кого-нибудь из родственников приехать, посидеть вечерок с Егором, пока они будут у матери на юбилее. Но кто мог поехать. Трифонов старший побаивался маленьких детей, бабушку свою Егор пугался из-за ее громкого голоса, он сразу же принимался рыдать, когда кто-то рядом с ним начинал кричать. Его родители всегда разговаривали, не повышая голоса. Вызвался Вовка, ему нравился Егор, он с ним возился, когда Куминовы приезжали в деревню. Егор был развитым ребенком, он еще не очень хорошо разговаривал, но все понимал, и с ним было интересно играть. Еще, Вовка его любил за то, что Егор, как ему казалось, походил на его любимую сестренку Дашу. Поэтому, он отпросился с работы, впереди все равно были выходные, и приехал в город. Вовка окончил школу, но не смог поступить в военное училище, физическая подготовка была хорошая, а вот по предметам, Вовка экзамены завалил. Потом жалел, что перед поступлением не уехал к Даше с мужем, они предлагали помощь в подготовке к экзаменам. В ожидании призыва в армию, Вовка устроился работать в совхоз.

Куминов уже был в костюме, отдавал Вовке последние распоряжения.

– На столе в кастрюльке под полотенцем, его пюре. Через полчаса покормишь. Где его горшок, он знает, потом если что, выльешь в унитаз, если горшок будет грязный, он на него не сядет. Мишку я ему на кровать положил, он с ним спит. Пижама вот лежит. Потом, когда уснет, ложись на диван, Даша постель тебе приготовила. Дарья сегодня со мной поспит.

– Саня, а почему вы раздельно спите?

– Я привык спать на жесткой постели, Даше неудобно. В детстве мечтал, как Суворов, спать на одной шинели, вот и привык. На самом деле, маму жалко было. У нас комната в квартире маленькая была, вещей много поместить надо было, вот и была только одна кровать. Пока меньше был, мама со мной спала, потом стала спать на полу. Мне лет девять было, когда я придумал про Суворова. Убедил маму, что хочу на полу, а она должна спать на кровати. Так и привык, я сейчас на мягкой постели не высыпаюсь.

– Ты так Егорку любишь! Ты сильно обрадовался, когда узнал, что Даша забеременела?

– Очень. Всю ночь воздушные шарики надувал.

– Зачем?

– Типа праздник.

– Правда, что ты у Даши роды принимал?

– Да ты что! Я присутствовал. Я со стороны посмотрел, чуть не умер, если бы перед глазами было, точно был бы кирдык. Чтобы принимать роды, нужно знать, что делать. Я откуда знаю? Поэтому и заехал в медпункт, боялся, что по дороге рожать начнет. Она же, как партизан на допросе, молчала до последнего. Сказала бы раньше, что схватки, мы бы и до города доехали, – Куминов присел перед сыном – Егор, у меня к тебе большая просьба. Ты выполнишь?

Мальчик кивнул.

– Мы с мамой едем к бабушке.

– И я хочу к бабуфке, – Егор еще не выговаривал хорошо шипящие звуки.

– Бабушка не дома, Егорушка. Она будет в большом доме, где много незнакомых людей и громко разговаривают. Там не разрешают играть. Ты видишь, к нам в гости Вова приехал. Если нас дома не будет, кто его будет развлекать и играть с ним? Можно, ты останешься за хозяина?

Егор опять кивнул.

– Ты с Вовой не ругайся, пожалуйста, слушайся его. Он тебя покормит и книжку тебе почитает. Хорошо?

– Да. Пиходите.

– Конечно, придем. Ты только нас не жди, если спать захочешь, когда проснешься, мы с мамой будем дома.

– Я удивляюсь, – сказал Вовка – Ты с ним, как с большим. Он такой маленький, уже все понимает.

– Потому, что у Егора родители очень умные. Все должно быть нормально, он послушный. Я, на всякий случай, записал тебе телефон ресторана.

Куминов пошел к двери. Он слышал, как Вовка сказал Егору:

– Неси книжку, которую читать будем. Так, что это? «Квантовая теория поля». Егор, давай лучше книжку с картинками почитаем. Я картинки люблю смотреть.

Куминов заехал за Дашей в парикмахерский салон. Он ее сдал туда еще днем. Ей должны были сделать маникюр, придумать что-нибудь с ее тонкими пушистыми волосами и накрасить. Он попросил, чтобы она выглядела скромно, но со вкусом, без вызывающе ярких губ и выщипанных бровей. Мастеров салона удивило, конечно, такое, обычно женщины приходят сами и знают, что им надо. А это, как будто школьницу перед выпускным вечером, мама привезла. Мастера постарались на славу. Они покорили Дашины волосы. Волосы были сострижены до шеи, и после долгих мучений по укладке и лакировке, лежали красивыми волнами, как рябь на реке. Куминов подошел к Даше.

– Устала? Бедная моя девочка, – он взял ее руку и поднес к губам – Спасибо, девочки, – он повернулся к сотрудницам салона и дал им деньги. «Всю зарплату уже извел, на подготовку к маминому юбилею. Как на свадьбу».

Даша за три года совместной жизни, уяснила, что все эти знаки внимания ничего не значат. Он просто привык так себя вести со всеми женщинами. Она не обратила внимания на его ласковый голос и целование рук. Первый раз, что ли, поцелует, через секунду уже холодный и надменный. Ей совершенно не хотелось идти, на этот дурацкий юбилей. Всех этих людей, верхушку области, она не знала. Что ей там делать, что говорить? Тем более, странная сама ситуация, свекровь ее из дома выгнала, три года видеть не хотела, а сейчас, что? Мама, здравствуй? Даше очень не нравилось, что за нее все решают, она вообще права голоса не имела. Вот и сегодня, притащил, как последнюю дуру, описал, что бы он хотел получить на выходе. Жизнь с Куминовым для нее была сплошным унижением. Работницы салона не знали о тонкостях их брака, они с завистью перешептывались, надо же, серая мышка какого мужика отхватила.

Куминов подъехал к ресторану.

– Дашуля, я твои туфли захватил. В машине переобуешься, здесь недалеко, дойдешь.

– Как прикажешь.

– Дашенька, не надо, – Куминов вздохнул – Потерпи, пожалуйста, это моя мама, я прошу тебя. Не бойся, я буду рядом с тобой.

Даша кивнула. Куминову самому не нравилась вся эта история. Он понимал, в какой Даша унизительной ситуации. Как бы он к ней не относился, Даша принадлежала ему, и было неприятно, что кто-то мог ее обидеть. Но, что он мог поделать, ему было жалко Дашу, и он любил мать.

– Я не настаиваю, Даша, я прошу. Мама не может быть доброй и ласковой, если посудить, она работает первым заместителем начальника области. На такой должности трудно остаться простодушной. Меня она просто ревнует, она всегда разгоняла всех женщин, с которыми у меня начинали складываться отношения. Исключением была Наташа, и то только потому, что мама знала, что это ненадолго, и Наташа меня бросит. В твоем случае, я ее не послушал. Не может же она винить в этом меня, я ее любимый сын. Дашенька, все женщины поддаются эмоциям, даже такая умные, как моя мама.

– Хорошо, Саша, я постараюсь. Но если меня будут открыто унижать, я уйду.

– Не беспокойся. Этого не должно случиться. Мама умеет правильно себя вести на людях.

Даша в туфлях, без шапки, в одном пальто, вышла из машины. Куминов тоже был в одном костюме, хотя на улице было довольно морозно. Он взял Дашу за талию и быстро, почти неся ее, направился к входу. Даше было не по себе, еще от того, что она никогда не была в ресторане. Тут сразу такая компания, она не представляла, как нужно себя вести. Куминов в гардеробе снял с нее пальто.

– В туалет пойдешь?

Она помотала головой.

– Потом, если что скажешь мне, я тебя провожу, чтобы здесь не блудить, – он предложил ей руку,

Даша взяла его под руку, и они вошли в зал. В зале было уже довольно много народа. Большинству мужчин уже было явно за сорок, их сопровождали расфуфыренные женщины разного телосложения и возраста. Кто-то уже сидел за столиками, мужчины в большинстве своем, стояли группами и что-то обсуждали. Больше всего народа собралось вокруг Екатерины Александровны, тем более, что возле нее был первый секретарь обкома и приехавшие товарищи из Москвы. Куминов перехватил Дашину руку и, держа ее за пальцы, направился с ней к матери.

Екатерина Александровна не представляла себе, как эта «бледная моль» появится перед людьми, тем более на полном контрасте с ее красавцем сыном. Дура деревенская, будет выглядеть вульгарно, только даст пищу для пересудов. Но появление сына без жены, было бы еще глупее. Черт с ним, будь, что будет. Когда Александр с женой зашли в зал, многие повернулись в их сторону. Екатерина Александровна немного опешила. Не ожидала! Даша была в синем платье в мелкий черный горошек, с рукавами, закрывающими ее худые локти, на рукавах черные отвороты, такой же черный воротничок и черный пояс. Платье было немного расклешенным и легкими волнами обвивало ее ноги, закрывая колени. Даша была в темно-синих туфлях на шпильке. На руке маленькие часики на тоненьком браслетике. Лицо, с чуть подкрашенными глазками, обрамленное уложенными, красивыми частыми волнами, волосами, было с необычайно нежным и трогательным выражением. Весь ее облик представлял собой какую-то несовременную чистоту и непорочность. Среди всех этих разодетых, разукрашенных дам, увешанных драгоценностям, она казалось существом из другой эпохи. Такая чудная целомудренная девочка из начала тридцатых годов. «Молодец, сынок» – подумала Куминова – «Горжусь. Из говна такую конфетку сделал».

– Здравствуй, мой мальчик. Здравствуй, Дашенька, – ласково улыбнулась Екатерина Александровна. Как будто с Дашей, они только вчера виделись – Познакомьтесь, товарищи. Это мой сын Александр, его жена Даша.

Куминов отпустил Дашину руку, теперь держал ее за спину. Даша по очереди протянула руку для пожатия мужчинам, стоявшим с Екатериной Александровной. Куминов подождал, когда они сами поздороваются с ним за руку.

– Наслышан, Александр, о ваших научных достижениях, – сказал первый секретарь – Ты ведь теперь заместитель декана?

– Совершенно верно. Но научные достижения у меня довольно скромные, я не ученый. Считаю, что работа в качестве преподавателя, не менее полезна для общества.

– Да, да ты прав. Работа на любом поприще, если человек отдает себя без остатка, достойна. А, молодая девушка? Кем трудишься?

– Я библиотекарь.

– Что ж, – засмеялся первый секретарь – При муже ученом, жена может работать и библиотекарем.

Куминов напрягся, он понял, что Даша уже обиделась. Куминов уже собирался сказать какую-нибудь гадость. Екатерина Александровна, зная своего сына, подбирала слова, чтобы его опередить и сгладить ситуацию.

– Ты уж не обижайся, милая девушка, – покровительственным тоном сказал первый секретарь.

– Я не обиделась, – сказала Даша – Я знаю, что очень сложно избавиться, от веками складывающихся, предубеждений. Несмотря на то, что женщины в нашем обществе порой достигают больших высот, как Сашина мама, например, и гарантированное конституцией равноправие полов, на обывательском уровне до сих пор бытует мнение о вторичности женщины. Это перекликается с унизительным представлением в Библии, что женщина сделана из ребра мужчины. Только вот, чтобы в этом удостовериться, ребра пересчитать никто не догадывается.

Екатерине Александровне это даже понравилось. «Какая красноречивая! Вроде обозвала мужика, а как завуалировано». Вслух она сказала:

– Присаживайтесь за столик, сынок.

Первый секретарь был неприятно удручен отповедью невестки Куминовой, но тут один из московских гостей продолжил разговор, бывший у них до прихода Александра с женой. Куминов сел с Дашей за столик.

– Ты меня будешь ругать? – спросила Даша.

– За что? Не говори глупостей. Я бы не смог так его отбрить, мне хотелось просто его послать. Это ты меня извини, детеныш, не успел заступиться. Теперь ты видишь, какому чмо, маме приходится подчиняться. Какие уж тут нервы. Отсюда и все заскоки.

К ним за столик подсадили какого-то местного комсомольского начальника. По каким соображениям сводили вместе гостей, организаторы праздника, было не очень понятно, определенной логики не прослеживалось. Жена этого комсомольского бога была, в сильно декольтированном платье, что даже видно было белую полоску на загорелой груди, с неестественно рыжими, почти красными волосами, с укладкой большими буклями. Говорили много речей, к радости Куминова, в сценарии почему-то была не предусмотрена речь сына. Ему совершенно не хотелось при этом народе говорить о матери. Мать для него была превыше всего, и слова, какие он мог ей сказать, не предназначались для посторонних ушей. Главному комсомольцу было скучно за столом с Куминовыми, они отвечали ему односложно, совершенно не поддерживая разговор. После первых выпитых рюмок, он стал бродить по залу, подсаживаясь за разные столики, жена его проделывала то же самое.

– Дашуля, я хотя бы на пару танцев маму приглашу, потом буду рядом только с тобой. Не грусти, моя хорошая. Ешь, зря мы, что ли сюда пришли.

– Саша, я не умею есть с помощью ножа.

– Наплевать. Можно подумать, здесь высшее общество. Выпендреж один.

– Я же не буду откусывать от целого куска мяса.

– Ладно, давай, так сделаем, – он порезал свою порцию на мелкие кусочки и поменял с Дашиной тарелкой. – Бери в правую руку вилку и просто ешь. Здесь многие так едят, ничего страшного. Я пойду, приглашу маму, смотри здесь, не напейся без меня, – пока он говорил, Даша понемногу отпивала из бокала шампанское. Сам он не пил, вкус деревенской самогонки у него до сих пор был во рту.

Даша улыбнулась. Она уже немного успокоилась. Куминов пригласил мать на вальс. Сын танцует с матерью, это умилительно, все расступились и с подобающим видом наблюдали за этим.

– Лучше в деревне самогонку жрать, – сказал Александр матери.

– Ты прав. Я о твоей Дашке хуже думала.

– Я же говорил тебе, что она хорошая.

– Это не говорит о том, что я должна с ней жить.

– К тебе никто не напрашивается.

– У меня день рождения, так нельзя со мной разговаривать.

– Твой день рождения был три дня назад.

– Ты ей такой образ придумал?

– Она такая и есть, мама. Девочки в салоне только подчеркнули. Я же тебе говорил, что она неземная.

У юбилярши отбоя не было от партнеров, и Куминов танцевал теперь только с Дашей. Даша плохо танцевала, и он, как тогда на деревенских танцах, увлекал ее за собой, почти неся ее на своей руке. Даше было очень хорошо, она не думала, что это неприятное мероприятие доставит ей столько удовольствия. С ней был самый шикарный на свете, ласковый и предупредительный мужчина, на зависть всем, он был ее мужем. Даше не хотелось думать о том, что сказка может закончиться в любую секунду, что он снова станет таким, каков на самом деле, властным, жестким и циничным. Даше хотелось, чтобы блаженство продолжалось долго, но Куминов сказал ей:

– Нам пора уходить, Дашуля. Неизвестно, как там Вовка с Егором. Я предупрежу маму.

Екатерина Александровна вышла их проводить. Они стояли с сыном возле гардероба, пока Даша была в туалете.

– Торопишься? Завтра же выходной.

– Мама, Егор с Дашиным братом. Вдруг он там капризничает.

– Больше ни с кем не нашлось, оставить?

– Егор привык к Вовке. Ту бабушку он побаивается. Она вечно орет, как потерпевшая. А Вовка с ним постоянно играет, когда мы приезжаем. Хоть Егор и послушный мальчик, весь в Дашу, но лучше мы поедем, – он заметил, что мать переминается с ноги на ногу – Мама, ты нормально себя чувствуешь? Что у тебя с ногами?

– Что-то болеть стали. Ночью бывает, уснуть не могу. Не знаю, куда их деть.

– Мама, надо обследоваться.

– Да, сынок. Эта катавасия кончится, я обращусь в клинику. Я тебе обещаю.

К ним подошла Даша.

– Спасибо, что пришла, – сухо, уже без расшаркиваний, сказала Куминова.

– Пожалуйста, – тихо сказала Даша. Куминов одел на нее пальто. – Наверное, я резко разговаривала с вашим начальником.

– Не беспокойся, все нормально. Прожует, куда он денется, – ответила Куминова. «Все равно, какая-то пришибленная» – подумала она – «Или Санька ее так зашугал. Или на самом деле такая».

Куминов с Дашей вышел на улицу, был настоящий буран. Куминов подхватил Дашу на руки, стараясь не ставить ее на землю, открыл машину и усадил ее туда. Даша переобулась, но это ничего не дало, сапоги тоже были холодные. Они приехали домой. В квартире была тишина, видимо и Вовка, и Егор уже спали. Куминов усадил Дашу на стул, присел перед ней и стал снимать с нее сапоги.

– Бедные мои ножки. Какой я дурак, заморозил свою девочку.

Дашино лицо расплывалось в блаженной улыбке. Счастье продолжалось. Куминов грел ее ступни в своих ладонях.

– Ну вот, мы начинаем согреваться. Я посмотрю, как там Егор.

– Саша, можно я смою эту прическу. От лака у меня голова уже чешется.

– Дарья, – обычным немного раздраженным голосом, сказал Куминов – Ты, что у меня на всякую ерунду разрешение спрашиваешь? Кто-то сегодня про ребра и вторичность женщины рассказывал.

Дашина сказка кончилась. Она, обиженная, попыталась сама снять платье, но никак не могла до конца расстегнуть молнию на спине, решив снять, не расстегивая, окончательно в нем запуталась. Куминов тяжело вздохнул, вернулся, расстегнул молнию, довольно грубо стащил платье и сказал:

– Иди, мойся. Господи!

Он присел перед кроваткой, посмотрел на спящего сына, наполовину лежащего на любимом мишке. Мальчик открыл глаза.

– Пифел?

– Да, Егорушка, мы дома. Я и мама. Я говорил тебе, откроешь глазки, мы будем здесь, – он вытащил сына из кроватки, посадил на горшок. Егор и на горшке спал. Куминов положил его обратно, подвинул к нему мишку и укрыл обоих одеялом. Он посмотрел на Дашу, вышедшую из ванной с мокрыми волосами.