Текст книги "Жизнь без печали"

– Я не понимаю, как ты могла все забыть, чтобы снова с ним связаться.

– Не понимаешь, значит, не понимаешь, – Ирина подумала, что это бесполезно, мать не переубедишь. Она отошла от нее и пошла к входной двери – Прекрати только эти свои проклятия, не ворожи, что не надо. Роме ни слова плохого про Сашу. Ни про одного, ни про второго.

Вскоре после Ирининого ухода пришла Снежана.

– О! Почему воем? Кто-то умер?

– Ты представляешь, Ира с Куминовым встречается. Это он ее любовник.

– Ну, вот, а ты думала водитель какой-то, сволочь, в личное время на служебной машине на свиданки ездит. Колобок оказался не прав.

– Ты как с матерью разговариваешь?

– Как с тобой разговаривать? Крыша на старости лет совсем съехала. Нашла из-за чего реветь. Ириша без ума от радости, прыгает и скачет, ты ревешь.

– Он ее снова бросит. Не нужна она ему.

– Да, ладно. Ты у нас прямо насквозь людей видишь. Этот, как его, Кашпировский. Экстрасенс. Эх, мамка, видела бы ты, как он на нее смотрит. Глаз не сводит. Вот сидит и откровенно любуется, как будто это не Иришка, а картина писанная. И таким низким голоском: «Иришенька, я кофе принес. Буду тебе по утрам кофе варить», – изобразила Снежана Куминова – Мимо нее проходит, обязательно дотронется, всей ладонью, чтобы она всю теплоту почувствовала. Ох!

– Снежана! – возмутилась мать, она даже плакать перестала – Какие ты вещи говоришь!

– Не переживай, я в кино такое видела. Сама не испытывала. Но хотелось бы. Ирише повезло, любая бы хотела таких отношений.

– Так ты что, знала?

– Да, знала. Это он Рому с дерева тогда снимал. Герой! Я тоже, когда догадалась, Иришу осуждала, потом думаю, если Ириша кайф от этого ловит, то пусть. Когда посмотрела, как он за Ромкой на дерево лазил, я ее поняла. Прикинь, такой чувак, мускулистый, бесстрашный и тебе: «Ирочка». Не реви, мама, не бросит он ее, по крайней мере, не сейчас. Торчит он от нее, как слива в жопе.

– Господи, Снежка, я тебя мало била в детстве.

– Уже не наверстаешь, я выросла, убегу.

Екатерина Александровна приехала из больницы домой. Дома никого не было, сын со снохой на работе, Егор в школе. Она бросила сумку с вещами у порога, опираясь на палку, прошлась по комнатам. Она подошла к окну, посмотрела на улицу. По улице, проезжали машины, по тротуарам, неизвестно куда, спешили люди, перепрыгивая лужи. Кое-где под окнами домов лежал снег. Екатерина Александровна смотрела, на душе была пустота, все было уже неважно. Куда бегут, куда торопятся? Всю жизнь провкалывала, вела за собой людей в светлое будущее. У самой будущего, как оказалось, и нет. Всю жизнь думала иначе. Дверь открылась, и с порога Егор, увидев сумку, радостно закричал:

– Ура! Бабуля дома.

Он быстро скинул башмаки и кинулся искать бабушку в комнатах. Та, опираясь на палку, прихрамывая, торопилась к нему.

– Егорушка, как я по тебе скучала. Я так давно тебя не видела.

– Ты, что бабушка? Мы же часто к тебе приходили. Вчера с папой были. Ты почему не сказала, что тебя выписывают? – Он наклонил ее голову, поцеловал в щеку – Ура, ура! Ты уже ела?

– Нет, Егорушка, еще не успела. Недавно приехала. Надо еще смыть с себя больничный дух.

– Иди, смывай. Я еду разогрею. Хоть будет, с кем поесть. Я всегда один обедаю, скучно. Тебя вылечили?

– Не совсем. Видишь, с палочкой хожу. Без нее, сказали, пока нельзя. Как живете без меня?

– Не знаю. Как обычно. Тебе папа не рассказывал? Он свой день рождения не отмечал, никого не звал. Вечером пришел дядя Женя, они напились. Обнимались, песни пели. Папа начнет на английском петь, дядя Женя говорит, такую не знаю. Начинает сам петь жалостную, про черемуху и про побег. Папа говорит, что он такую не знает. Так у них что попало, и было. Потом дрыхли оба здесь на полу. Храпели, ужас. Мама сказала, что у нее ни одного праздника нормального восьмого марта не было. Папа сказал, будешь снова замуж выходить, паспорт смотри, когда у мужа день рождения.

Они ели жаркое, приготовленное накануне Дашей. Егор бегал вокруг стола, суетился, ухаживал за бабушкой. Он болтал, не умолкая. Он рассказал, что папа маме подарил на восьмое марта собрание сочинений Булгакова, мама была очень довольна, и простила папу за то, что у нее не было праздника. Еще он знает, что папа купил Ире в подарок красивый кожаный портфель, кожаную папку и даже косметичку из такой же кожи. Ленку Белякову родители увозят за границу, в Канаду, они там собираются жить. Это очень грустно, потому что Ленка – это единственный и настоящий друг. Эта непутевая Нелка нашла себе другого парня. А первый парень подрался со вторым. Училка совсем никому не нравится. Она с родителями заигрывает, сама на уроках только в окошко смотрит. К нему придирается, всегда так ехидно говорит: «Теперь нам ответит наш умник, Куминов Егор». Екатерина Александровна слушала его, жизнь постепенно обретала какой-то смысл. Пока есть кому, тебе что-то рассказывать, жизнь не заканчивается. Обрывается одна нить, но, если в веревке, связывающей тебя с жизнью, эта нить не единственная, сама веревка не порвется.

После работы приехали Куминов с Дашей. Он продолжал, при возможности, забирать жену с работы.

– Мама, ты дома? Как хорошо.

– Да, Саша. Завтра на работу. Считают, что нагрузки на моей работе невелики, мой недуг отрицательно на ней не скажется. Самое главное, ты мне ответь, что у тебя с квартирой?

– Все, получил ордер. Ира сказала, что акт госкомиссии подписан, только жильцов заселять будут не раньше, чем через два месяца, недоделки устраняют. Говорит, что это обычная практика.

– Ордер у тебя?

– В институте, но уже у меня на кафедре, я просто его там оставил.

– Забери домой, обязательно. Я пойду отдыхать, хорошо?

На следующий день Екатерина Александровна пришла с работы раньше обычного, сразу же после того, как сын и Даша зашли домой. Она, не раздеваясь, с палочкой прихромала в комнату, села на диван.

– Саня, Дарья, идите сюда, разговор есть.

Куминов и Даша подошли и сели рядом с ней.

– Я уволилась с работы. Ушла на почетный заслуженный отдых.

– Это правильно, – сказал Куминов – И так все здоровье угробила.

– Квартира служебная, – продолжала Екатерина Александровна – Нам ее нужно освободить в течение сорока восьми часов. Хорошая новость – отчет времени пойдет с завтрашнего утра.

– Как же так? – воскликнула Даша – А мы куда же?

– Вот, блин, – сказал Куминов – В мою квартиру еще не заселишься. Я подумаю, что можно сделать.

– Я не закончила, – сказала Екатерина Александровна – Нам есть куда уйти. Саня, одевайся, поедем, посмотрим, определимся с тобой, что да как. А вы, друзья-подружки, – обратилась она к Даше – Начинайте помаленьку складываться.

Куминов в машине спросил у матери:

– Куда же мы едем?

– Саня, у меня есть дом. Я купила, думала, мы с Мишей будем там жить. Он не хотел переезжать ко мне в квартиру. Говорил, я деревенский мужик, умру с тоски на всем готовом. Я надеялась, что в своем доме ему будет комфортней. Здесь недалеко. Егор даже в свою школу сможет ходить. Направо поверни, видишь, где железная ограда, заезжай куда.

Они находились в старой части города, где еще было много довоенных и даже дореволюционных домов. Куминов подъехал к дому, на который указала мать. Это был большой одноэтажный дом в виде буквы «г». Ближе к углу дома, находился вход с небольшой верандой. Не над входом, а почему-то далеко от него было что-то типа мансарды. Дом окружал участок с большими старыми деревьями, среди которых стояли детский домик, примитивные качели в виде лежащего бревна с прибитой к нему доской. Другая сторона участка соседствовала с параллельной улицей.

– Мама, это что?

– Здесь был детский сад. Чей это дом был до этого, я не знаю, но культурной ценности он не представляет. Этот детский сад давно закрыт, его перевели в жилой фонд, и я его купила, оформила на Мишу. У меня есть от него дарственная, так что все чисто. Я купила его по дешевке, мне дороже обошлось восстановление. Я потратила на это не один год. Пойдем, посмотрим, что там.

Екатерина Александровна достала из кармана ключ, отдала сыну. Он открыл дверь, и они зашли в дом. Дверь открывалась сразу же в большой коридор, без всякой прихожей. Налево недалеко от двери, коридор поворачивал, направо он продолжался и был очень длинным и широким, в него выходило несколько дверей. Куминов насчитал семь, по три с каждой стороны и последняя в глубине. Справа между двумя дверями стена прерывалась, примерно там и находилась мансарда.

– Мне осталось почти ничего, основное уже все сделано. Дом, считай, перебрали, подключили к центральному отоплению, заменили все коммуникации, окна. Можно было бы переезжать, и Миша ушел, – она вздохнула – Я не знала особо, что придумать, и оставила все на своих местах, – они прошли в коридор, который поворачивал за угол. – Здесь были хозяйственные помещения, прачечная и кухня. Я решила, кухня, пусть так и будет кухней. А в прачечной, – Екатерина Александровна открыла дверь комнаты – Я думала, здесь будет все, и белье стираться, сушиться, гладиться, и мыться можно будет. Вот и отгородила здесь еще три маленьких помещения. Видишь, туалет, душевая и ванная. Здесь сантехника уже стоит. Может быть, Ире понравится такой расклад.

– Ире? – удивленно спросил Куминов.

– Да, а что? Я понимаю, что ты хотел уйти с Ирой в новую квартиру. Я даже не против, жить с Дарьей. Но Дарья тоже живой человек, на тебе свет клином не сошелся. Не приведет же она мужика к бывшей свекрови. Хотя тебе решать, это так, мысли вслух. Тем более, еще неясно, на что Дарья согласится. Ты пока не разводись. В квартиру когда пропишетесь, тогда подашь на развод. Я думаю, что все-таки у тебя не должны отобрать квартиру. Можно и шумиху поднять, если что, сейчас любят это дело, кричать о несправедливости властей. Теперь пойдем здесь покажу. В доме шесть комнат, пять – это, где раньше группы были. Они были перегорожены перегородками, наверное, на спальни, умывальники. Я эти перегородки снесла, но подвод воды и канализации оставила. Это маленькая комната, заведующая, наверное, сидела. Ты здесь можешь сделать кабинет. Вот эта лестница наверх, там небольшое помещение под крышей, его утеплили. Я туда ни разу не поднималась, лестница крутая. В конце коридора, большая комната, целый актовый зал. Можно сделать гостиную.

– Можно спортзал, – сказал Куминов.

– Кто о чем. Это мы потом по ходу дела обсудим. Вот сюда, Саня, нам нужно переехать. Поселимся, потом будем до ума доводить. Плохо только, что пенсия у меня маленькая, персональную не заработала. Так, что материально теперь помочь не смогу. Только на себя рассчитывай. Хотя, я продам гараж. Думаю, без проблем, желающие найдутся. Так что средства на первоначальные расходы будут.

– Мама, я не понимаю. Пенсии персональной нет, нет торжественных проводов, уволили и все. Да еще и из квартиры выселяют в спешном порядке.

– Я партбилет сдала, Саня.

– Ничего себе, – удивленно сказал Куминов.

– Не хочу много объяснять, пришлось. Иначе было не уйти.

– Тебе не будут мстить?

– Не знаю. Насчет дома шумиху не поднимут, это точно. Не я одна это сделала, у меня еще самый скромный вариант. Другие-то хорошие старинные особняки себе отхватили. И в остальном, думаю, пронесет. Сейчас не поймешь, что творится. В Москве в ЦК между собой военные действия. Разные группировки, новаторов, консерваторов. Наши все гадают, на кого лучше поставить. Надеюсь, что им будет не до меня. Тем более, я открытым текстом сказала, я больной человек, оставьте меня в покое, буду сидеть тихо-мирно. Тебя с Дарьей не будут трогать. Вряд ли ваше начальство захочет перед кем-то выслужиться, никто же подробностей не знает. Уволилась, да уволилась. Огласке никто предавать не собирается, что я из партии вышла. Посмотрели, поедем домой. У нас мало времени, пора приступать к сборам. Теперь нам нелегко будет, все мои связи полетят к чертовой матери.

– Да, ерунда, мама, живут же люди.

– Ты прав, во время войны выжили, а тут особой трагедии не случилось. Еще, Саня, есть у тебя одно уязвимое место, твое предприятие. Его нужно на меня перерегистрировать. Я на пенсии, могу заниматься любой предпринимательской деятельностью. Ко мне не подкопаешься. А у тебя есть официальная работа. Завтра, что случись, новый ветер подует, и скажут нельзя совмещать.

– Но нас трое.

– Объясни своим партнерам, что нужно обезопасить себя на всякий случай. Ведь, если под тебя захотят подкопать, они тоже ни с чем останутся. Напиши им расписки, заверь. Обязуйся, что при неблагоприятных исходах, гарантировано получают треть в денежном эквиваленте. Время покажет, правильно я поступаю или нет. Я за последние дни поняла одну важную вещь. Есть близкие тебе люди, и ты должна быть с ними. Пока предоставляется возможность, нужно чаще общаться, слушать голос, видеть. Потом будет поздно, – Екатерина Александровна не выдержала и разрыдалась.

– Мамочка, – Куминов прижал ее к себе – Я не знаю, что сказать.

– Не говори ничего. Все слова будут бессмысленны.

Они вернулись в машину.

– Мама, я заеду к Ирине, объясню, что не буду приезжать к ней эти дни. Со мной зайдешь?

– Если она не живет на первом этаже, то нет. Мне тяжело подниматься по ступеням. Как она?

– Все нормально. Я тебе не рассказывал. С Ильинской встретился, шестого марта. Чуть не убила. С Иришей вроде сейчас почти не общается. Не хочет смириться, что мы опять вместе.

– Ее можно понять.

– Да, тем более, оказывается, Ирина хотела покончить с собой, когда я ее прогнал. Она мне раньше не рассказывала. Недавно только я у нее прояснил слова матери.

Екатерина Александровна посмотрела на сына и вздохнула.

– Я у тебя при Егоре не стала спрашивать. Поездка к мужу удалась?

– Да. Все получилось, как она хотела. Взяла его тепленьким, он растерялся, согласие на развод подписал. Она очередной раз меня удивила. Без скандала, без лишних слов. Как будто на деловые переговоры приехала. Я не представляю других женщин, которые себя так же вели в подобной ситуации. Она такая умница! – Куминов улыбнулся – Конечно, потом в дороге, нарыдалась вволю, до истерики. Но я уже понял, ей, чтобы собраться и продолжать жить дальше, надо обязательно поистерить, выплеснуть все из себя. Потом сразу спокойная и рассудительная. Пореветь, конечно, мастер. Даже когда кончает, ревет. Ой, мама, извини, пожалуйста. Заговорился.

Екатерина Александровна усмехнулась.

– Я рада за тебя, Саня. Я думала, что ты у меня обычный потаскун. Теперь вижу, что ты способен испытывать настоящие чувства. Говорят, что любовь – это сопли, что-то недостойное, мешающее. Я с этим не согласна. Когда ты любишь, ты сам получаешь что-то очень важное, можешь испытать ни с чем несравнимые эмоции. Когда любовь взаимная, она не тревожит, только вдохновляет. Это хорошо, что твоя Ирка тебя простила. Я бы не простила. Хотя она права. Чем гордо отворачиваться и думать ни за что не прощу, лучше приручить, чтобы у ног ползал. А, Санек?

– Я согласен с тобой, мама. Даже не стыжусь, что теперь я полностью завишу от нее. Странно, что она этим не пользуется. Не поверишь, я готов все для нее делать. Скажет, ложись, я об тебя ноги вытру, я лягу.

– Врешь же. С твоей-то самоуверенностью.

– Нет, конечно, под поезд я из-за нее не брошусь. И сюсюкаться я сильно не умею. Но угождать ей мне нравится. Тем более, я же говорю, она этим не пользуется. Она очень мудрая девочка и грань чувствует. Ей самой нравится ко мне ластиться, так что у нас все взаимообразно. Все, мама, приехали. Я быстро.

– Не беспокойся, я подожду.

Куминов поднялся в квартиру к Ирине. Она подошла к нему и прижалась, обхватив его руками.

– Привет, – сказала она.

Рома тоже выскочил в коридор.

– Саша, я сегодня попадал только в мишень.

– Молодец. Солнышко, я быстренько тебе все расскажу. Мама ушла из обкома и нас выселяют из квартиры. У мамы, как оказалось, есть еще дом, не совсем готовый, но жить можно. Нам нужно за двое суток туда перебраться. Дел очень много, все собрать, упаковать. Потом транспорт найти, людей, я даже ума не приложу за что хвататься. Мама теперь не в обкоме, с радостью никто помогать не кинется. Так что извини меня, я буду заниматься пока переездом. Я пойду, у меня мама в машине.

Ирина смотрела на него, подняв голову. Куминов осторожно прикусил ее за нос.

– Ты зачем меня кусаешь? Ты представляешь, какой у меня нос будет?

Он взял ее лицо в ладони и впился в ее губы долгим поцелуем.

– Да иди же, – слегка оттолкнула его Ирина, когда он отпустил ее – Тебя мама ждет, сам же сказал.

Екатерина Александровна посмотрела на сына, когда он сел в машину.

– Морда-то довольная, боже ты мой! Прекрати, как дурак, улыбаться. Поехали уже.

На следующий день к концу рабочего дня, в квартире Куминовых раздался телефонный звонок. К телефону подскочил Егор.

– Квартира Куминовых. Ой, привет. А мы переезжаем. Будем жить в отдельном доме. Бабушка говорит, у меня будет комната, больше, чем здесь. И еще тайная комната на чердаке, может быть даже целая обсерватория. Все здорово. У меня только одно несчастье. Ленка скоро уезжает. Плохо без подружки.

– С кем это он расчирикался? – удивленно спросила Екатерина Александровна Дашу.

– Сама удивляюсь. Может, это Неля.

– Папа? Папа дома, – продолжал Егор – Мебель разбирает. Сейчас позову. Папа, – закричал он – Иди к телефону. Тебя Ира спрашивает.

Даша хмыкнула. «Дня прожить без него не может. И сын – предатель. Мне ни про какую Ленку не рассказывал». Куминов подошел к телефону.

– Здравствуй, солнышко, – он помолчал, слушая, что ему говорят на том конце провода, потом сказал – Я понял. Спасибо, не ожидал. Записывай адрес. Хорошо, постараюсь успеть. Ты, что серьезно? Да, Ирина Владимировна, признаться, удивлен. Что ты без меня делаешь? Это хорошая новость. Ты, пьяница? Желаю хорошо тебе посидеть с подружками. Смотри, не напейся, как завтра на работу пойдешь? Целую, моя хорошая.

Куминов положил трубку и вернулся в комнату.

– Завтра с утра придут два человека, помогут разобрать и упаковать мебель. В час будут два грузовика и бригада, перевезти вещи.

– Какая умница, – сказала Екатерина Александровна – Она, наверное, какой-то вес имеет, что смогла все организовать.

– Еще сказала, что получила сегодня решение о разводе. Собирается с подружками обмыть это дело.

– Уж если в свое время расстрел первого мужа обмывала, то развод – святое дело, – сказала Екатерина Александровна.

– Какой ужас! – сказала Даша.

– Да, Даша, это ужас, – ответила ей Екатерина Александровна – Тепличным растениям не понять уличные.

Иринин звонок был как нельзя кстати. До этого Куминов не знал, что делать. В его доме не жили люди, которых можно было пригласить на помощь в переезде. Либерман обещал собрать своих соратников по двору, но люди могли прийти только после работы. И где было брать транспорт, он не мог сообразить. Раньше Екатерине Александровне ни в одной автобазе бы не отказали, но сейчас… Тем более, все устроить нужно было в кратчайший срок, было бы время, Куминов смог бы разрулить ситуацию и все организовать. Но ему приходилось одному все разбирать, складывать, упаковывать, на организацию переезда времени не оставалось. А его солнышко, так все здорово разрулила. На следующий день, действительно, с утра, пришли два человека. Разобрали, упаковали все оставшиеся шкафы, упаковали в пленку всю бытовую технику и стали выносить все на улицу. Потом приехали машины, с ними еще люди, и привычно, без суеты стали грузить в машины. Куминов погрузил домочадцев в «Волгу», увез в новое жилье, сам катался туда-сюда, на погрузку-выгрузку. Когда очередной раз Куминов приехал в дом, к нему подошел мужчина лет сорока.

– Андрей, – протянул он ему руку.

– Александр.

– Пойдем, по дому пройдемся. Скажешь, что еще не успели сделать.

– Мы толком еще ничего не распланировали. Вот в комнатах хотелось бы какие-нибудь перегородки, чтобы в каждой туалет, а может и душ был. Подвод воды есть.

Мужчина прошел по комнатам, все замерил, записал в блокнот.

– Я Ирине отдам, она все просчитает. Короче, сам с ней поговоришь. Пойдем на улицу, определимся, где забор переделать, чтобы машину во двор загонять.

– Что, Ира обо всем этом просила? – спросил Куминов его на улице.

– Ирина попросила меня сделать замеры. Дальше уж сами разберетесь. Она меня просила помочь вам с переездом, я все организовал. С руководством она утрясла. Начальство ее уважает. Я всегда отзывался на ее просьбы. Я с ее отцом начинал работать, после института мастером пришел, он начальником участка был. При мне та чертова плита развалилась, он упал с высоты. Ирина на нашем участке работала, пока в институте училась. Вот хваткая девчонка! За табельщицу, за учетчика, все успевала, во время отпусков в конторе в отделах замещала. Я думаю, правильно, что ее заметили и в трест пригласили. У нее, конечно, и родители не дураки, мать деловая, весь процесс жестко в руках держит. Отец, царство небесное, очень грамотный дядька был. Но Ирине бог замечательные мозги дал. Она так быстро соображает. Вот и вчера приехала ко мне на стройку, мы с ней все обговорили. В первую очередь Ирина просила сделать заезд и площадку для машины. Мы сейчас тебе ее только расчистим, забетонируем летом. Я думаю тебе лучше с тыла заезжать, с той улицы, там тротуара нет. Отсыплем, забор переделаем, сделаем в виде ворот. И деревьев здесь меньше выкорчевывать. Впереди выходные, как раз мужики на шабашку согласятся.

– Сколько это будет стоить?

– Ирина дала мне деньги, чтобы я с мужиками рассчитался. А переезд – это официальный рабочий день. Я же тебе сказал, что с управляющим согласовано, – Андрей оглядел Куминова и вздохнул – Мне кажется, я понял, что вас связывает. Странный народ эти женщины, ты вроде семейный человек. Ну да, ладно, дело ваше.

Куминов не совсем понимал, что происходит. Он даже не мог решить злиться ему на Ирину или нет. Моментально все решила, разрулила, пока Куминов соображал, что ему делать. Да, это не Даша. Придется всегда иметь в виду, что Ирина эта не только мягкая и ласковая плакса-болтушка, но и решительная деловая женщина. В этот день он так устал, что ему уже шевелиться не хотелось. Он и так весь вечер, что-то расставлял, распаковывал, чтобы было на чем спать, где сидеть, где приготовить еду, завешивал на ночь окна. Он просто рухнул на полу в комнате с Егором. На следующий день была суббота, но у Даши был рабочий день, и ему тоже нужно было на работу. Днем приехали рабочие во главе с прорабом Андреем, и стали расчищать место для стоянки. Но, несмотря на то, что он днем работал, потом опять занимался домашними делами, он уже в девять вечера поехал к Ирине. Ему уже ее не хватало, и казалось, что только возле нее он сможет отдохнуть. Действительно, его приласкали, вымыли, он смог расслабиться. Ирина растирала его мышцы, ступни, он просто млел от удовольствия. Куминов крепко заснул, прижав ее к себе, а утром, выспавшись, по-хозяйски воспользовался ее близостью. Потом она накормила его завтраком. Он ел какие-то неописуемо вкусные шоколадные блинчики с творогом. Как такое вообще ей пришло в голову, и как можно было так быстро это приготовить.

– Ира, я так не хочу уходить. Но у меня много дел. Я надеюсь, что сегодня я закончу всю эту расстановку, раскладку, присоединялку. Мое счастье, что ты у меня есть, я так хорошо отдохнул с тобой. Как будто заново родился.

Ирина погладила его по щеке. Он прижал ее ладонь к своим губам. Она улыбалась ему. «Господи, сидит передо мной милая девочка. Губки припухшие, то ли ото сна еще не отошла, то ли от моих поцелуев. Реснички пушистенькие, жилки голубые на нежной шее, под бархатной кожей. Милое существо, которое нужно любить, лелеять и заботиться о нем».

– Саша, – сказала она – Я написала тебе список необходимого материала, примерную стоимость работ. Я знаю, сколько берут шабашники. Если ты собираешься брать сантехнику, я тебе помогу, через оптовые закупки.

«Вот, черт» – подумал Куминов, ему ее тон не очень понравился. Ирина отдала ему бумагу.

– Что мне с этой бумажкой делать?

– Выброси, – ответила Ирина. Она поняла его настроение по его выражению лица.

Ирина ушла с кухни. «В конце концов, хватит выпендриваться, Санек» – думал Куминов – «Во-первых, она больше в этом понимает, а во-вторых, если я хочу, чтобы она жила в этом доме, как я могу препятствовать, чтобы она принимала участие в его обустройстве. Если на то пошло, это уже нечестно, если я собираюсь, максимум через два месяца, привести ее в этот дом, решать за нее, где она будет жить, готовить. Надо уяснить раз и навсегда, это не Даша». Он встал и пошел за ней следом. Подошел и обнял ее.

– Спасибо, солнышко. Я тебе очень благодарен, правда. Просто немного непривычно. Прости меня.

– Саша, я не собиралась тебе приказывать, что делать. Я просто подготовила данные, чтобы тебе легче было сориентироваться.

– Я понял. Я сделаю пока только комнаты мамы и Егора. Остальное мы потом обсудим.

– В смысле? Я тебя не понимаю.

– Я тебе потом объясню. Теперь поцелуй меня, и мне нужно уходить. Скажи, сколько я тебе должен отдать за стоянку.

– Мне не надо денег. Если это для тебя так важно, можешь тоже сделать что-нибудь для нас.

– Хорошо. Ты не сердись на меня. Ты у меня все равно ассоциируешься с маленькой беспомощной девочкой. Мне нужно привыкнуть, что ты другая.

Даше не нравился новый дом. Ее пугал этот длинный коридор, в который выходили двери всех комнат. Хотя коридор был широкий, и его освещал свет из окон напротив входа и из большого зала, который всегда был открыт. По ночам ей было страшно из-за шума деревьев и их пугающих силуэтов, виднеющихся через материю, которой были занавешены окна. Она даже никак не могла привыкнуть к кухне. Кухня, также, как и ванно-прачечная комната была доделана. На полу линолеум, на стенах обои, на стене, возле которой находилась электрическая плита, была керамическая плитка. Здесь уже собрали шкафы, поставили стол со стульями. Куминов поставил все в том же порядке, что и было в их квартире, чтобы Даше было привычней. Но Даша даже не могла до конца разобрать коробки с посудой. Пришлось Екатерине Александровне ей помогать. Но самое ужасное для Даши было выходить ночью в туалет. Она терпела до последнего, потом брела, чуть не плача, по коридору в прачечную. Вскоре еще начали делать ремонт в комнатах, начали с комнаты для Екатерины Александровны. Посторонние люди, снующие туда-сюда, шум, грязь и беспорядок приводили Дашу в отчаяние. Она со слезами мыла полы перед сном после ухода рабочих. Она ничего не успевала, бестолково ходила по дому, не зная, за что взяться. Она даже не успевала порой что-то приготовить. Куминова все это злило, но он молчал, только стал привозить еду из институтской столовой, чтобы кормить мать и сына, готовить самому у него не хватало времени.

– Саня, – сказала ему Екатерина Александровна – Ты поставь мою кровать в комнату своей дурочки. Может она чего-то боится, ночами шарахается, не спит. Я ведь тоже, если меня ночью разбудят, долго заснуть не могу. Она мне спать не дает. Может с кем-то рядом ей спокойней будет.

– Могла бы и с Егором спать. Какая-то полоумная, – раздраженно сказал Куминов.

– Жена ваша, – язвительно сказала Екатерина Александровна – Тридевять земель обошел, пока такое счастье нашел.

– Ладно тебе, мама. Что теперь поделаешь.

– Это тебя бог за бл… тво твое такой женой наградил. И меня за одним, за то, что отгоняла от тебя твоих девок, нравится, не нравится. Так мне и надо, буду теперь нянчиться с великовозрастной дурой.

Куминов с Егором перенесли кровать Екатерины Александровны в комнату, где спала Даша. Даша удивилась, но ничего не сказала, в душе она обрадовалась. Если кто-то будет рядом находиться, не так будет страшно. Вечером, Даша улеглась в свою кровать. Екатерина Александровна, охая и постанывая, тоже легла.

– Екатерина Александровна, – позвала ее Даша.

– Слушаю тебя.

– Я не хочу жить в этом доме. Здесь так неуютно и страшно.

– Потерпи, Дарья, пару месяцев, – хотя Екатерина Александровна хотела сказать совсем другое. «Видите ли страшно ей, взрослая баба, а ведет себя… Эгоистка какая-то, то ей страшно, то одиноко. Вся в своей печали».

– Может мне в деревню уехать?

– Бери отпуск и езжай.

– Я имела в виду навсегда.

– Что ты там будешь делать? Не придумывай. Санька получит квартиру и будешь там жить. Он собирался сам туда уйти, но раз тебе этот дом не нравится. Я думала, ты деревенская девушка, будем с тобой цветочки-ягодки сажать.

– Я в деревне делала только то, что мама просила. Сама я не знаю, что делать.

– Тем более, зачем в деревню возвращаться.

– Вы знаете, – Даша села на кровати – Бывает так, что очевидные вещи обретают другой смысл. Ты вдруг понимаешь, что проживаешь не свою, а чужую жизнь. Ты чего-то ждешь от жизни, и внезапно происходит нечто, что ты понимаешь, что все чего ты ожидал – всего лишь иллюзия.

«Ну, п…ц», – подумала Екатерина Александровна – «Этот поросенок сейчас там нежится, е… тся в свое удовольствие, а я бред буду слушать его разлюбезной женушки». Даша продолжала:

– Можно читать о том, как совершенно разные люди сходятся вместе и постепенно сближаются, обретая духовную целостность. Ты живешь и думаешь, что так оно и будет. Получается все по-другому. Человек, который рядом с тобой, не меняется, он продолжает оставаться таким, как он был, и чем дальше бежит время, тем меньше оказывается точек соприкосновения.

– Да что ты! – иронично сказала Екатерина Александровна – Прозрела.

– Да, Екатерина Александровна, ничего нельзя создать искусственно. Все должно идти изнутри, помимо воли, как выдыхаемый воздух. Я думала, что мы с Сашей сможем сблизиться, но сейчас я понимаю, что я все себе придумала. Он не может переродиться и стать таким человеком, как я хочу.

«Какого же черта тебе еще надо?» – думала Екатерина Александровна – «Мой сын тебя не устраивает! Кто бы еще с тобой нянькался, с дурой».

– Я не хочу стирать носки и трусы. Я не хочу делать уборку в квартире. Я не хочу целыми днями стоять у плиты. Я не хочу этого делать, только потому, что я обязана это делать и потому что так принято. Я стремилась к чистоте и уюту, сейчас я понимаю, что я этого не хочу. Я хочу лежать в небольшой комнате, при свете ночника и читать книгу. Чтобы в квартире больше никого не было. Если я захочу есть, я просто подойду к холодильнику и съем кусок чего-либо. И опять с ногами в постель. А рядом мой любимый плюшевый мишка. Егор похож на меня, он почти до трех лет спал с мишкой. Знаете, Саша позволял ему.

– Дарья, ты случайно не сумасшедшая?

– Да ну вас, – обиделась Даша.

Она легла, отвернулась от Екатерины Александровны и укрылась одеялом. Зато, она проспала до утра, и ей уже не было страшно. Екатерина Александровна не могла уснуть. Потому что, она вспоминала Дашину исповедь и с трудом сдерживалась, чтобы не расхохотаться. «Ну, понятно, пожалел девочку, которую обижали в деревне. Женился, привез в город, устроил на работу. Трахать-то зачем было? Ребенка сделал? Баб мало было, что ли? Нет, надо было оприходовать дуру малахольную» – Екатерина Александровна вспомнила, какой увидела Дашу в первый раз. Несуразно одетую, с каким-то развевающимся пухом на голове вместо волос. – «Хотя личико у нее и тогда было довольно миленькое, глазки грустные. Но все равно, ни сиськи, ни письки. Или ему вообще было без разницы на кого залезать. Теперь вот живи с такой, и смех, и грех».