Текст книги "Галлиполийский крест Русской Армии"

Женщины и дети

В борьбе за честь своей Отчизны в Крыму участвовали в основном люди неженатые либо оторванные от семей. Лишь небольшой процент общей военной массы составляли семейные. Внезапная эвакуация поставила всех перед страшным вопросом: как быть с близкими? Это был вопрос, требовавший неотложного и мгновенного решения. Отступать к портам и грузиться на транспорты пришлось прямо с фронта. Возможны были только два выхода: оставить семью, полагаясь на волю Всевышнего, в руках большевиков, а самому ехать с частью, со своими боевыми товарищами, или рискнуть везти семью за собой в грядущую неизвестность. В последние дни все складывалось так сумбурно, так катастрофично, что бороться с этими переживаниями было почти невозможно.

Баронесса О.М. Врангель у землянки семейных офицеров в Марковском полку. 1921 г.

Очень немногие, бывшие в Крыму с семьями, решились с «открытыми глазами» рискнуть и оставить своих близких в распоряжение грядущих красных частей (чаще всего, боясь за здоровье и жизнь детей) Трудно было им в последний раз расцеловать близких, а самим идти в неизвестность, которая ждала и всю Армию. Что же касается тех, чьи семьи жили за пределами Крыма, то вывезти их, конечно, не было фактической возможности. Немного, очень немного женщин и детей спустилось в трюмы отплывавших пароходов. Плыли в основном женщины и дети из гражданских беженцев, спасавшиеся от большевизма.

В конце концов выделился семейный состав корпусов, эвакуировавшихся с Южного побережья. Все беженцы и большое количество семейных военных остались и осели в Константинополе. Общежития города и окрестностей приютили немало женщин и детей. Только семьи чинов 1-го Армейского Корпуса очутились на Галлиполийском рейде.

Если воспоминания о жизни на пароходах и для мужчин не отличаются розовыми красками, то можно судить о том, в каких условиях пришлось совершать переезд Крым – Галлиполи женщинам и детям. При всей предупредительности и администрации, и общей массы невольных пассажиров условия эти доходили до кошмара. Отсутствие особых помещений, особых уборных, теснота, грязь, недостаточное питание, невозможность переодеться, вымыться и вымыть детей – вот та ужасная обстановка, которую и женщины, и дети переносили почти три недели.

Конечно, на первый взгляд берег Галлиполийского рейда с его жилыми зданиями и целым городком показался пассажиркам желанным и необходимым. Но, очутившись на берегу, люди оказались под открытым небом. Ноябрь с холодными ночами и дождями был совсем негостеприимным. Устраивались среди своих же вещей, около стен полуразрушенных зданий, сооружали какую-то защиту от дождя и чувствовали себя все же в лучшей, по сравнению с пароходной, обстановке.

Мало-помалу начался и процесс расселения в городе. Турки (главным образом, они) и греки охотно уступали комнаты в своих домах, разрешали приспосабливать более или менее сохранившиеся развалины под примитивные квартиры. Одновременно началось и устройство общежитий для семей.

Первые общежития устраивались непосредственно частями. Полки, желая так или иначе поместить женщин и детей, приискивали подходящие здания, квартиры и своими средствами приводили их в сколько-нибудь пригодный для жилья вид. В это время возникают и дамские общежития, носящие наименования частей: Корниловское, Алексеевское, Кавалерийской дивизии и т. п. Налаживание административного корпусного аппарата коснулось жизни и этих общежитий. Все они были объявлены общежитиями дам 1-го Армейского Корпуса и в порядке управления оказались подчиненными особому наблюдающему. В каждое общежитие были назначены, кроме того, свои коменданты.

Табл. № 42.

Количество женщин в городе и лагере с января по июль 1921 г.

Переход в ведение Корпуса обозначал и материальную поддержку со стороны высшего командования. Самыми неотложными заботами комендатуры общежитий были улучшение помещений, устройство кроватей (ибо вначале все спали на полу), устройство закрытых уборных, столов, табуретов и т. д. Для этого в распоряжение корпусного инженера поступали некоторые средства от командира Корпуса. В апреле месяце от Главнокомандующего было получено 2500 лир на устройство и улучшение общежитий. Деньги разделили между городом (1500 лир) и лагерем (1000 лир), но израсходованы они целиком не были из-за начавшегося переезда в славянские страны.

На первых порах устройству общежитий и всей галлиполийской жизни большое содействие оказывало местное население. Турецкий муфтий (глава духовенства) предоставил под общежития несколько мечетей (из числа всех 13 общежитий на 1 сентября 5 располагались в мечетях), а путем переговоров с отдельными гражданами города всячески старался облегчить для русских решение жилищного вопроса.

К 1 августа было уже 13 общежитий и в них помещалось, не считая мужчин, 225 женщин и 79 детей. Из 13 помещений под общежития 12 были предоставлены населением совершенно бесплатно.

Детский праздник в Галлиполи

В марте наняли первое платное помещение, так как к этому времени прежних не хватало; кроме того, к празднику Рамазана, по просьбе муфтия, пришлось освободить одну мечеть для богослужений и нанять еще одну платную частную квартиру.

Небольшое общежитие для семей одного из военных училищ представляло из себя комнату площадью 7 аршин в длину и 7 в ширину, то есть 49 квадратных аршин[54]54
  Аршин – старинная русская дометрическая мера длины, равная 71,12 см; то есть площадь комнаты равнялась примерно 50,5 квадратным метрам


[Закрыть]. При вышине комнаты в 4 аршина это дает 196 кубических аршин воздуха. В помещении было шесть окон со стеклами только на четверть. Стены, как вообще в галлиполийских постройках, представляли из себя почти что решето. В этой комнате разместились четыре семьи: четверо мужчин, четыре женщины и пятеро детей. Из последних двое – грудного возраста, две маленьких девочки, 8-ми и 10-ти лет, и девочка 15-ти лет. На каждого человека приходилась площадь комнаты в 3,8 квадратных аршина и 15 кубических аршин воздуха. Чтобы создать подобие отдельных комнат, семьи при первом же получении одеял разделили комнату на загородки крошечного размера.

Вся жизнь в таком общежитии, конечно, проходила открыто. Не представлялось возможным ни отдохнуть, ни уделить сколько-нибудь времени собственной семейной жизни. Жизнь соседей врывалась постоянно, друг другу мешали, надоедали. Создавалась атмосфера постоянных взаимных неудовольствий, переходивших изредка в открытые столкновения. Все это, конечно, отражалось и на внутреннем семейном укладе.

Галлиполийские отдельные квартиры ни в малейшей мере не могли быть названы квартирами в том смысле слова, к которому мы привыкли. Средняя комната, в которой помещалась русская семья, занимала площадь 4–8 квадратных саженей. Мебель совершенно отсутствовала; обычно вдоль одной из стен шло деревянное возвышение, которое можно было приспособить под кровать. Двери закрывались неплотно. Холодно, неуютно и тесно было в таких комнатах, особенно в дни частого северо-восточного ветра.

Но и такие квартиры были заманчивы по сравнению с общежитиями, и семьи стремились приискать и нанять себе отдельное помещение. Хотя найти комнату было непросто, к середине декабря все семьи так или иначе расположились под крышей.

Учитывая всю сложность жизни, в начале лета некоторые семьи решили устроить себе землянки, пользуясь всякими подручными материалами (главное – камни и земля), и перебрались из общежитий в «собственные» летние помещения.

Женщин в составе Корпуса приехало сначала около 1100 душ. К началу января их стало 1144. К середине февраля из общего численного состава Корпуса в 27 135 человек женщин было 1153, а также 213 сестер милосердия. Изменения в численном женском составе Корпуса за полгода галлиполийской жизни очень незначительны:

5 января – 1144;

4 февраля – 1152;

4 марта – 1156;

2 апреля – 1078;

4 мая – 1141;

2 июня – 1163;

1 июля – 1137.

Вместе с частями уже в январе переселились в лагерь и некоторые семьи. Вначале они жили в общих палатках. Затем всех семейных сосредоточили в особые, отдельные палатки, образуя таким способом некие семейные общежития. Но при первой же возможности семейные принялись устраивать себе землянки.

В лагере, следовательно, жила четвертая часть всех женщин, причем за лето из города в лагерь перебралось еще 2 %, прочие остались в городе.

Материальное обеспечение семей в Галлиполи отличалось, по сравнению с прошлым, «уравнительным характером». Здесь не было ни богатых домов, ни состоятельных семейств, каждая семья была так же бедна, как и соседняя. Вывезти из Крыма удалось очень немного, а заработка в Галлиполи не предвиделось. Муж в семье получал такой же паек, как и жена, и 1–2 лиры его ежемесячного пособия были ничтожны. Раньше муж обычно не только заботился о содержании семьи, но имел исключительное значение. В Галлиполи это изменилось: обеспеченность семьи здесь в большей мере зависела от женщины. Она получала некоторое добавочное питание; ей выдавалась масса всяких вещей из Американского Красного Креста. Вещи эти, правда, к непосредственному потреблению в большей своей части были непригодны, но их можно было продать и внести в повседневную хозяйственную жизнь немалую подмогу.

Муж, занятый делами военной службы, конечно, не мог заниматься какими-либо частными заработками, а жена могла найти довольно много возможностей заработать хоть несколько драхм. В первое время женщины открывали для торговли маленькие лавочки, просто столики с различным товаром, участвовали в устройстве кафе и т. д. Можно было поступить и в местное кафе, где зарабатывали «на чаевых» около % лиры в день. Шитье гимнастерок в начале лета, стирка белья (прачечная, открытая дамским комитетом, обслуживалась исключительно русскими женскими руками), служба в учреждениях – все это было доступнее для женщин и повышало их значение в семейном быту.

Собственное домашнее хозяйство также велось женой. В тяжелой работе помощь мужа, правда, была необходима, но обшивание семьи, стирка – все это ложилось повседневной задачей на женщину. Если сюда прибавить чисто женскую склонность к порядку и чистоте, с уборками, мытьем полов и т. п., то будет совершенно ясно, что тип «барыни» в Галлиполи совершенно исчез. Отсюда понятно, что если русские женщины в Галлиполи сумели выглядеть не только прилично, но и со вкусом одетыми, то это можно поставить в заслугу только им. Сшить из нелепых американских пижам себе платье, и даже нарядное, продать что-нибудь и купить на вырученные деньги недостающую отделку, белые чулки, летние белые туфли – ко всему этому русская женщина быстро применилась и с внешней стороны всегда могла служить примером вкуса для местного населения.

Общественная работа также касалась и женщин. Для получения вещей из Американского Красного Креста избирались дамами особые представительницы. Они получали, разбирали и распределяли вещи и питание другим женщинам и детям своей части или учреждениям. Необходимость получить некоторые денежные средства и оказать поддержку дамам, находившимся в крайне затруднительных обстоятельствах, вызвала образование дамского комитета. Эта организация (руководимая частью выборными от женщин, частью лицами назначенными), кроме распределения вещей, полученных, например, из Бельгии, и денег, присылаемых из Комитета баронессы О.М. Врангель, устроила ряд мастерских, которые полностью оправдали цель их создания.

Внутренняя семейная обстановка, взаимные отношения мужа и жены, родителей и детей значительно изменились под влиянием внешних условий, прежде всего в связи с разным вкладом в домашний бюджет мужа и жены, мужчины и женщины. Как разлагающе должна была влиять даже на согласную семейную жизнь атмосфера общежитий! Невозможно ни отдохнуть, ни уладить незначительные конфликты; нервность, возбужденная, быть может, беспрестанным плачем грудного ребенка за одеялом, представляющим собой стену, или чересчур громким разговором соседей, конечно, не служила укреплению семьи. Неудовольствия между женщинами выливались иногда в замечания, замечания переходили в крупные разговоры и открытые столкновения. Ссоры семей иногда приводили и к трагическим развязкам. Замешанные в недоразумения, часто чисто женские, мужчины углубляли конфликт, и дело кончалось иногда (правда – в редких случаях) даже дуэлями с их случайным исходом.

Отдельные комнаты с теснотой, неуютностью, холодом и сквозняками, дымом от мангала тоже не были привычной обстановкой и обстоятельством, упрочивающим семью. Семьи иногда не выдерживали, разваливались, приходя к разводу.

Те же, которые оказали достаточное сопротивление тяжелым внешним условиям, тоже будут вспоминать жизнь в изгнании отнюдь не с радостным лицом.

Инциденты, столкновения внутри семьи, и особенно между членами разных семей, иногда, конечно, задевали существенно интересы и права потерпевших. Отсутствие гражданских судебных установлений приводило к тому, что все жалобы женщин и на женщин поступали на рассмотрение военной администрации. Проступки и нарушения правопорядка женщинами представляли особые затруднения в смысле их разрешения. Это вызывало или дисциплинарные наказания для мужей (военных), или непосредственные воздействия. За 8 месяцев из Галлиполи было выслано восемь женщин.

Холостых и незамужних обрисованная выше обстановка не удерживала, однако, от попыток устройства личной семейной жизни. С ноября по июнь, т. е. за 6 месяцев, в городе было совершено 49 браков (не считая лагеря).

Детей в составе Корпуса приехало немного. К 15 января 1921 года их было 244. В это число не включены мальчики (нередко 10–12 лет), которые были в составе воинских частей. Таких детей позже исключили из полков, и они возвратились к нормальной детской жизни в интернате гимназии. Этих мальчиков насчитывалось до 90 душ. Общее число детей к середине февраля было около 353 душ. К февралю, по сравнению с январем, число детей увеличилось, но они составили все же не более 1,3 % общего численного состава Корпуса.

Изменение этой цифры по времени, в общем, незначительно. Здесь, прежде всего, следует отметить, что в Галлиполи с 12 февраля по 1 сентября родилось 100 детей. Отъездов детей почти не было, поэтому к моменту переезда их число увеличилось.

Дети должны были мириться с той же обстановкой, в которой находились и родители. И если на их настроение это полное своеобразия существование не производило удручающего впечатления, то особенности и аномалии того периода тяжело отражались на здоровье детей и их внутренней жизни. Условия жизни в общежитиях (а в них помещалось до 80 детей) должны были всей тяжестью лечь на детскую психику.

Юные актеры на детском празднике в Галлиполи

Постоянно находясь среди взрослых, нервозных и раздраженных, в тесноте, они, конечно, не пользовались той необходимой обстановкой, какая мыслится при нормальном воспитании. Трудно было близким думать и заботиться об удалении ребенка от резких, грубых столкновений с фактами повседневной жизни. Влияние посторонних сожителей, с которым ребенок поминутно сталкивался, приносило только вред, так как именно на детей чаще обращалось раздражение соседей. Ребенок не замечался, пока он не мешал; при иных условиях его гнали.

В лучшей атмосфере, по сравнению общежитиями, были дети семей, живших в отдельных комнатах, но и здесь они были в ненормальной обстановке. Внешние условия непривычны и не легко переносимы. Заботы семейные также отчасти ложились на их плечи, и дети принимали деятельное участие в хозяйстве. Получение продуктов в очередях, забота о принесении воды, стирка белья для взрослых были их повседневной тяжелой работой. В то же время, как здесь, так и в общежитиях дети не могли получить ничего для своего умственного развития. Полное отсутствие учебников и совершенная невозможность каких-либо занятий в семейной обстановке – вот причины этой ненормальности. Детских книг, сказок, особенно в первое время, совершенно не было, и развлечь себя чтением ребенок не мог. Игрушек вывезти не удалось, купить не на что, и они принуждены были искать собственный выход из создавшегося положения. Детская изобретательность и воображение помогают, и появляются примитивные игрушки из ящиков и досочек, куклы из тряпок, устраиваются игрушечные дома и землянки и т. п. Военная жизнь и переезд по морю служат сюжетом игр, простых на взгляд постороннего наблюдателя, но полных большого и сложного содержания для участников. Круг детей для совместных игр, правда, невелик (русские живут по городу разбросано), с местным же установить тесных связей как-то не удалось.

Конечно, в таком положении детский сад, устроенный в феврале, и гимназия, начавшая свою деятельность с марта, оказались крайне необходимыми. Дети получили, наконец, собственную жизнь с собственными интересами, заботами и радостями. Пойти в гимназию на уроки к 8 % часам утра, пробыть там до часу или до двух, сходить домой, а затем опять спешить чуть ли не на весь день в гимназию, где нужно приготовить уроки к следующему дню, а можно и поиграть на площадке интерната, – таким стал новый порядок дня ребенка. Число учащихся в гимназии, включая сюда интернат и детский сад, к 15 августа составило 208 душ.

Вместе с переселением частей Корпуса в лагерь туда же пришло некоторое количество детей. Прежде всего, туда ушли маленькие дети, приехавшие из Крыма в составе семей.

Табл. № 43.

Количество детей в городе и лагере с января по июль 1921 г.

А были еще и маленькие воины. Их количество точному учету не поддается, но если принять во внимание, что большинство их переселилось в интернат гимназии, то можно утверждать, что в составе частей их осталось немного. Участь этих оставшихся была еще более тяжела, так как жизнь воинской части не позволяла особенно выделять кого-либо в привилегированное положение. Мальчики-солдаты, почему-либо оставшиеся в полках, переносили всю тяжесть лагерной жизни и несли ряд чисто военных обязанностей: служба в строю, парады, рассыльная служба и т. д.

Для лагерных детей при Дроздовском полку был открыт питательный пункт, при котором даже попытались устроить школу подготовительного типа. За весь период жизни в Галлиполи, однако, почти все дети школьного возраста оказались в городе около гимназии, и в лагере оставались или дети очень маленькие, или настолько переросшие, что надежд быстро подтянуть их к нормальному школьному уровню было очень мало.

Питание детей за все время можно признать безусловно неудовлетворительным. Несмотря на поддержку общественных иностранных и русских организаций, пища была недостаточной, и поэтому в Галлиполи у некоторых развились болезни легких, кожные и др.

Домашняя жизнь приносила ребенку не много удовольствия, и потому все начинания по устройству общественных детских развлечений привлекали полный состав маленьких галлиполийцев. Праздник Рождества Христова особенно потребовал какого-то подобия той праздничной и интересной обстановки, к которой, можно сказать, дети привыкли с рождения. Елки, устроенные Штабом Корпуса 2 января 1921 года и греческой префектурой – 9 января, заполнили, хоть отчасти, сложившееся у детей впечатление пустоты и ненормальности большого праздника, проводимого в изгнании. Маленькие дети на руках, большие самостоятельно – все чисто и нарядно одетые, собирались на елку с радостью и нескрываемым интересом.

В дальнейшем устройство развлечений для детей стало делом гимназии. Там устраивались прогулки и пикники, к которым привлекалось все молодое поколение. На Пасху – первый раз, во время пребывания в Галлиполи баронессы О.М. Врангель – во второй раз были организованы пикники в Сергиевское Артиллерийское училище, расположенное в полуверсте за городом. Полдня, совсем незаметно и легко, проходило в собирании цветов, бесконечных играх.

Детские спектакли с участием самых маленьких воспитанников гимназии, которые с успехом инсценировали русские сказки, также собирали значительное число зрителей.

Какое общее влияние окажет галлиполийская жизнь на будущее ребенка, перенесшего тяжесть изгнания, судить, конечно, довольно трудно. Некоторые сдвиги в детской психологии, конечно, уже наметились. Маленькие галлиполийцы более взрослы, чем их сверстники, воспитанные в нормальной привычной обстановке. Отставшие, быть может, за годы Гражданской воины и за целый почти год изгнания в образовании, они больше знают жизнь, умеют серьезнее относиться ко всему окружающему. Прошлое, безусловно, нанесло раны настолько значительные, что возвратиться к безоблачному настроению для многих невозможно. Замученный на глазах у мальчика отец не забудется им никогда; расстрелянные близкие будут вспоминаться постоянно; вся обстановка жизни в полку, общение с солдатами и фронтом оставят заметные рубцы на детской психике.

Особенно характерным для наших детей стало почти зрелое понимание идеи Родины. Но в сборнике стихотворений учеников гимназии встречаются стихи и совсем детские:

Терек

 
В глубоком ущелье, где замок царицы,
Злой Терек угрюмо течет.
Летит он, как птица, и сильно пенится
И жутко, так жутко ревет.
 
 
Кругом его – горы. Высокие скалы
Теснятся одна близ другой.
И дикие козы, и тут же шакалы
Играют над бездной крутой.
 

(Ученица 3 класса.)

Наряду с этим встречаются и произведения, которые трактуют понятие Родины, долга перед ней и ее будущем. Утрата общения с родной страной, необычная, тяжелая обстановка и желание снова быть там, в далекой России, со своими оставшимися там близкими, диктуют такие строки:

На Родину

 
Солнце скрылось. Звезды засверкали.
Где-то колокол упрямо зазвонил.
Чья-то песня слышится в тумане —
Это ведь поет на башне муэдзин.
 
 
Долго, скучно тянутся напевы:
Вторит эхо где-то далеко.
На деревьях птицы уже сели.
Но на сердце что-то не легко.
 
 
Боже милостив! Скорее бы на волю,
Убежать на Родину скорей.
И забыть тяжелое бы горе,
И обнять подругу юных дней.