Текст книги "Арон Гирш. Утерянный исток"

Капитан Наполов, несмотря на просьбы Гвидо не провожать его, всё таки вышел на улицу. Вельзевул очевидно уже успел уснуть, но при появлении на крыльце Гвидо, трёхногий пёс-гигант неуклюже поднялся и смерил гостя тяжёлым взглядом. На этот раз, как не странно, Вельзевул не зарычал, ограничившись лишь пристальным взглядом, которым какое-то время сопровождал Гвидо, пока тот шёл по вытоптанной в снегу тропинке, ведущей к калитке. Гвидо слышал, как за его спиной шоркали о снег ноги капитана. Когда оба мужчины подошли к калитке, они вновь встретились взглядами. Гвидо протянул старику свою крепкую, толстую руку. Капитан удивил Гвидо достаточно крепким рукопожатием, мужчина явно не ожидал присутствия в костлявой руке такой энергии.

– Это что, чай тебе сил придаёт? – спросил в шутку Гвидо.

Но капитан проигнорировал эту его реплику, ответил серьёзно, глядя Гвидо прямо в глаза.

– Спасибо, что не побоялся прийти. Мне кажется, что этот твой поиск имеет какой-то смысл, хоть ты ничего и не говоришь, молчишь как пленный партизан.

– Кэп, если бы я мог, я бы рассказал, да только вот тебе от этой информации никакого толку, поверь. – ответил Гвидо, и впервые за вечер его голос прозвучал по настоящему искренне – Ты наверно сам того не понимаешь, но ты помог мне, для меня это много значит.

Мужчины обменялись парой ни к чему не обязывающих слов на прощанье, после чего Гвидо вышел за калитку и сел в свой, припаркованный неподалёку, автомобиль. Ещё какое-то время он ждал, пока запущенный двигатель прогреется как следует, и наконец, освещая себе дорогу огнями дальнего света, Гвидо Дерковски осторожно двинулся к трассе, по которой он мог теперь, минуя пробки, вернуться в город. На сегодня мужчина разумеется уже не планировал никаких встреч, он хотел поскорее оказаться в кошачьей гостинице, где была занимаемая теперь им, бывшая комната его брата. Несмотря на усталость и естественное желание рухнуть в постель, он также ощущал не дюжий голод, за весь вечер он трапезничал только чаем. Сейчас, управляя своим автомобилем, который, наконец выбрался на трассу и набирал приличную скорость, Гвидо точно знал, что потревоженная его возвращением Аллеонора, предложит ему какой-никакой ужин, а он, в этот раз, заблаговременно попросит её ни при каких обстоятельствах не заваривать проклятущий чай, вкус которого, казалось, надолго теперь останется в памяти у мужчины.

В целом, Гвидо был доволен потраченным временем. Замысловатое повествование капитана снабдило мужчину определёнными сведениями, вплетающимися в общую концепцию его идеи. Гвидо был преисполнен решимости продолжать своё расследование.

«– Если так и дальше пойдёт,» – думал мужчина – «то я доберусь если и не до самого Максимилиана, то до его, как там говорил капитан, куратора»

Капитан Наполов, вернувшись в своё жилище, был готов вновь погрузиться в темноту, где он сам, уподобляясь безликой тени, усаживался в своё кресло, неподалёку от которого стоял стакан с чаем, закрывал глаза и ждал. Ждал когда к нему быть может придёт настоящий сон, унося его в те далёкие, его собственные, ещё отчасти живые воспоминания.

Глава 5

Риз никогда ранее не посещал заведений, подобных этому, по крайней мере так ему казалось, когда он вошёл в тесный коридорчик подвального помещения старого двухэтажного здания, верхние этажи которого были отданы под более прибыльные заведения – бутики и офисы.

В этом литературном кафе был свой гардероб, но его пространств и вешалок сегодня катастрофически не хватало. Странного вида молодой парень, в водолазке с высоким воротником принимал от посетителей верхнюю одежду.

– Друзья, – так этот гардеробщик обращался к посетителям – номерные бирки заканчиваются, я начинаю выдавать стикеры с номерами!

Послышалось недовольное ворчание отдельных посетителей, на которое никто не обратил никакого внимания.

Несмотря на тесноту, возле окна гардероба висела достаточно большая рамка с закреплённой внутри выцветшей листовкой, на которой проступала надпись, выведенная пожелтевшими буквами: «За личные карманные вещи гардероб ответственности не несёт» Было очевидно, что этот предупредительный щит был изготовлен очень давно и принесён сюда откуда-то ещё.

Прочитав надпись, Риз подумал, что несмотря на все возможные перемены в этой стране, тем не менее, остаются отдельные неизменные вещи, связывающие поколения между собой, порождающие социальное наследие, понятное всем, несмотря на возраст и убеждения. Очевидно воровство и уклонение от всякой ответственности являлись неизменной частью этого наследия.

Риз вынул из внутреннего кармана куртки смартфон, всё равно, молодой человек предполагал, что ему может понадобиться сделать какие-нибудь снимки или что-то записать, поэтому оставлять девайс он не собирался.

Вместо бирки Ризу выдали жёлтый листочек-стикер на котором шариковой ручкой написали номер. Риз поблагодарил парня-гардеробщика, на что тот ответил коротким кивком головы. Работы у него сегодня было много.

Причиной столь явного ажиотажа в литературном кафе, стало выступление иностранного публициста, автора нескольких книг, ставших бестселлерами в достаточно короткое время со дня их издания, Густава Ибрагима. Этот человек не был известен Ризу до тех пор, пока молодой человек не столкнулся с его фамилией в ходе своих поисков информации о Бурпа. Густав не был палеонтологом, да и вообще не являлся учёным. Проживая в США он некоторое время работал в качестве журналиста в одном из крупных изданий, и его имя было на слуху лишь у очень ограниченного круга лиц, поклонников издания и журналистского стиля Густава. Так продолжалось бы и дальше, если бы в одной из своих малых командировок Густав не попал в серьёзную аварию, в результате которой он потерял правую руку, левый глаз и правую ушную раковину. Эти увечья были, пожалуй, самыми серьёзными, если не считать закрытой черепно-мозговой травмы. Впоследствии Густав страдал неврозами, расстройствами сна и депрессивным синдромом. Лечащие врачи сердобольно выписывали мужчине психотропные средства, включая антидепрессанты и амфитамины, но по словам самого Густава, приём этих препаратов приводил лишь к временному отуплению и упадку творческих сил.

Густав был не в силах противостоять сложившимся обстоятельствам, и им были предприняты несколько неудачных попыток самоубийства. Пресса, меж тем, нашла в этих актах признаки самобичевания в угоду того, чтобы потешить собственное эго. Проще говоря, распространилось мнение, будто Густав целенаправленно пытается привлечь к себе внимание, спекулируя на личной трагедии.

Будучи фактически раздавлен прессингом общественного мнения, Густав исчезает из поля зрения СМИ, и через какое-то время про него благополучно забыли на родине. Появление Густава состоялось спустя почти два года, когда на полках книжных магазинов США появились книги-мотиваторы с громким названием «Reopening yourself²²», что на русский язык наиболее органично переводилось как «Самораскрытие» Это была не очень объёмная книга малого формата и в мягкой обложке, с изображением самого Густава, сидящего на краю какой-то скалы и многозначительно смотрящего вдаль. Когда Риз увидел фото-скан обложки этой книги, он подумал, что увечья, полученные Густавом в данном контексте лишь помогли ему, в противном случае его было бы трудно отличить от сотен аналогичных «гуру-мотиваторов», грешивших тем, что выбирали в качестве иллюстрации своих книг примерно одинаковые образы.

«Самораскрытие» Густава сперва рассказывало о злоключении публициста, сделавшего его инвалидом, и особенно акцент делался на общественном непонимании Густава в его новом состоянии. Затем, Густав уделял внимание тому, как изменился его внутренний мир в связи с его травмами и как невыносима стала его жизнь. Эта часть книги завершалась неудачными суицидами, общественным порицанием и бегством Густава в окрестности Кахамарка, что в Перу, где он искал общества знаменитого в эзотерических кругах колдуна-сомнолога по имени Карлос. Найдя и то и другое, Густав добился нужного расположения Карлоса выполнив для него три неких поручения и пройдя необходимую инициацию. На протяжении следующего периода времени, что продолжалось чуть больше одного года, Густав ассистировал Карлосу в его учении. По словам самого публициста, они вместе с колдуном принимали посетителей со всего Перу и других стран Латинской Америки, а также Густав помогал Карлосу в его углублённых изучениях. Так как колдун Карлос не умел ни читать ни писать ни на одном из распространённых языков, всё, что можно узнать о его учении теперь распространялось только через Густава, и по словам самого публициста, на то колдун вручил ему особое право.

«– За мои заслуги перед его пантеоном,» – писал Густав в своей книге – «я был допущен к сакральному учению Карлоса, которое до селе не открывалось ни одному иноземцу. Возможно ещё одной причиной, почему я был допущен к секретам Карлоса, стало и то, что мой недуг мог быть исцелён только в мире моих снов, Карлос распознал природу моего недуга с первой нашей встречи.»

Далее, «Самооткрытие» излагало некоторые принципы эзотерического учения, которое Густав привёз с собой в США, где и написал книгу и основал первую собственную клинику для «людей с нерешаемыми проблемами», так Густав назвал своё учреждение.

Последующая глава книги, на конкретных примерах, демонстрировала как проявлялись недуги Густава и как учение Карлоса противостояло им. И вот здесь Риз и находил данный труд интересным для себя. Молодой человек не был склонен верить хотя бы и в десятую часть того, что рассказывал в книге Густав. Но вот когда публицист описывал свои расстройства сна, которые преследовали его после катастрофы, здесь Риз наблюдал очень странные совпадения с теми явлениями, которые он находил у себя. Риз не верил в простые совпадения, трудно было представить, что живущий совершенно в другой стране человек, преследуя цель «самопиара», смог бы с такой точностью описать явления, столь хорошо изученные Ризом на собственном опыте.

Густав описывал свои сны, в которых он наблюдал места и явления, совершенно ему не знакомые. В своих снах мужчина блуждал то по песчаным дюнам, покрытым белёсым песком с редкими убогими растениями и бедной фауной., то напротив, он оказывался в городе, древнем, заброшенным и совсем необитаемом, каменные стены которого были покрыты пиктографической резьбой с изображениями явно религиозного значения. Отдельного внимания заслуживали сны, в которых мужчина видел человека, облачённого в необычные одеяния, с длинными чёрными волосами, уложенными в немыслимую причёску, в форме конуса на голове, поддерживаемую в такой форме с помощью позолоченных, пирамидальных конструкций. Густав описывал лицо этого мужчины как лицо царственно-благородного происхождения, украшенное характерными татуировками. На подбородке мужчины была столь же чёрная, как и его волосы, борода, собранная в аналогичный конус методом причудливого плетения. Окончание этой бороды украшало золотое кольцо. Помимо всего перечисленного, царственного вида мужчина обладал высоким ростом и худощавым телосложением и носил на себе множество золотых украшений, многие из которых тем или иным образом соответствовали высеченным в камне образам и пиктограммам.

Разумеется, не было никакой необходимости быть историком или археологом, чтобы понять, что в описании увиденного Густавом мужчины, более чем ясно угадывался образ жреца, характерного для культур, существовавших на территории современного Перу ещё в период предшествующий испанской экспансии. Однако, по описанным Густавом эмоциям и переживаниям подобных сновидений, Ризу становилось ясно, что даже на образном уровне, мужчина испытывал нечто подобное, что преследовало Риза в его собственных видениях.

Густав также признавался, что почти все психоаналитики его страны распознали в описываемых им видениях признаки душевного нездоровья, что дополнительно подтолкнуло его искать помощи там, где как ему казалось, теперь находился корень его недуга.

В конце концов, колдун Карлос открыл Густаву истину, что корень его проблемы залёг не в древнем городе близ Кахамарка, а в нём самом. Далее, Риз вычитал ещё один фрагмент, привлекший его внимание. Густав писал:

«– Колдун объяснил мне то, что не могли разъяснить ведущие представители классической психологии. Проблема, залегающая в нас самих от того столь сложна для решения, что мы не имеем прямого доступа к ней. Мы можем даже обнаружить её, выявить путём самостоятельной внутренней диагностики, но из-за линии разделяющей наши сущности, нам нет доступа к этому корню из того материального мира, в котором мы перманентно пребываем. В тоже самое время, именно наш сон является теми вратами, через которые мы можем совершить путешествие за эту разделительную линию и получить доступ к корню проблемы»

Ризу казалось, что за этой фразой могла скрываться идея, так или иначе имевшая некоторое значение для его собственной ситуации. Хотя проводя анализ своего положения, Риз приходил к выводу, что скорее всего главной проблемой на настоящий момент являлось ещё и то, что он совершенно не понимал, где искать этот самый «корень»

Елизавета не так давно сказала, что Максимилиан был готов принять Риза без всяких официальных формальностей, и несмотря на неприязнь к этому человеку, Риз не переставал возлагать надежды на возможные положительные перспективы от этой встречи. В то же самое время, даже теперь, в стенах этого подвала, названного как «литературное кафе», Риз не переставал тешить надежу на то, что Гутсав Ибрагим всё-таки откроет ему нечто.

В зале литературного кафе собралось уже много людей, и Риз замечал, насколько разной была эта аудитория. Сюда пришли и молодые люди, одетые как представители каких-то мало-популярных субкультур, и простые граждане, которые обычно передвигались по привычным им маршрутам «работа-дом», но оказывается ещё и питали слабость к явлениям такого рода, как эзотерика и само-мотивация. Возраст также был весьма различен, причём молодых людей было меньше, чем лиц уже зрелого возраста. Как ни странно, но среди собравшихся были и такие люди, которых, в силу их манер и внешности, легко можно было представить в кабинетах за письменными столами, нежели в подвальном кафе на встрече с публицистом-калекой.

Когда перед публикой предстал Густав Ибрагим, Риз почувствовал как среди некоторых из собравшихся пробежал ропот, так эти люди отреагировали на калеку. Густав с первого взгляда создавал впечатление человека, не то что не стесняющегося своих увечий, а напротив – стремящегося выставить их напоказ. Так, культя правой руки была специально высвобождена из рукава необычной хлопковой чёрной рубахи. У этой рубахи был свой собственный антураж, её воротник был высоким, расшитым плетённым узором серебристого цвета. Левая, здоровая рука Густава была полностью в рукаве, заканчивающимся высоким манжетом с аналогичным вышитым узором. Правого рукава не было вовсе, специально, чтобы культя была видна всем.

Несколько длинные волосы Густава были уложены в причёску таким образом, чтобы чёлка слегка закрывала правый, здоровый глаз мужчины, оставляя на всеобщее обозрение левую глазницу, не обременённую стеклянным протезом. Шрамы на лице не представляли из себя чего-то особенного, они терялись на фоне отсутствующих частей тела. Одетый во всё чёрное, с элементами серебряной вышивки, Густав создавал впечатление искалеченного магистра Калиостро в исполнении Нодара Мгалоблишвили из знаменитого советского кинофильма восьмидесятых годов прошлого века²³.

Приготовления Густава к самопрезентации не заставили публику ждать слишком долго.

Как Риз и ожидал, Густав лил очень много воды, стараясь избегать конкретики. При этом, с самого начала он стал рассказывать о своей книге, что показалось Ризу совершенно неуместным, ведь все собравшиеся и без того уже либо прочли её, либо просто ознакомились в интернете. Однако никто из присутствующих не возражал такому развитию выступления, напротив, Риз видел как глаза публики разгорались, как охотно эти люди кивали, поддакивали и обеспечивали обратную связь выступающему. В очередной раз Риз убедился, насколько важным было для выступающего создать впечатление участия в мыслях его аудитории, собравшиеся на глазах превращались в послушное стадо, полагая, что это именно выступающий отталкивается от их суждений и доводов, а не наоборот.

Вскоре Густав сказал, что про книгу более разговор вестись не будет, и что оставшееся время он решил посвятить сперва рассказу о своём первом успешном опыте того, что он и называл «самооткрытием» Затем, публицист предложил провести непродолжительную секцию ответов на вопросы. Никто, естественно, не возразил.

– Мой наставник говорил мне, – рассказывал Густав – что было бы большой ошибкой наивно полагать, что мы могли бы вступить в мир нашей противоположной сущности так легко, как мы перешагиваем через порог нашей гостиной. Ещё более ошибочным стало бы предположение о том, что оказавшись наконец по другую сторону разделительной линии, мы смогли бы чувствовать себя столь же комфортно, как и в нашей родной реальности.

Так как ещё перед началом этого своего повествования Густав разрешил публике периодически задавать вопросы по поднятой руке, Риз решил, что это была как раз та возможность, которую упускать не стоило.

Молодой человек осмотрелся, понимая, что никто даже и не думает задавать вопросов, взял инициативу в свои руки. По его вытянутой вверх руке, Густав резко оборвал свою речь, уставившись на Риза единственным глазом.

– Вот и первый вопрос! – проговорил Густав, делая жест ассистенту передать Ризу микрофон.

– Добрый день всем, – Риз поприветствовал собравшихся, прежде чем задал вопрос – прошу прощения, но мне кажется, что мы смогли бы вас гораздо лучше понять, если бы вы давали объяснения наиболее важным понятиям в вашем учении. Что вы подразумеваете под разделительной чертой, сущностью, и родной и не родной реальностью? Спасибо.

Как ни странно, именно среди аудитории Риз услышал недовольное бурчание, очевидно здесь присутствовали весьма сведущие в рассматриваемом вопросе люди, которым вопрос Риза показался неуместным.

Густав, тем не менее, нисколько не смутился, напротив, он положил свой микрофон на стол и совершил неожиданный жест, похлопав здоровой рукой себя по культе, имитируя аплодисменты, при этом на его лице растянулась улыбка.

– Молодой человек очевидно сторонник материалистического подхода к вопросам сущности нашего сознания. – сказал Густав – Я бы с великим удовольствием уделил некоторое время этому пытливому уму, демонстрирующему сегодня свою толерантность к эзотерикам, и пытающегося разобраться в нашем терминологическом аппарате. Однако в таком случае я бы осложнил понимание тех, кто уже читал мои труды, а их здесь больше чем сторонников материалистического подхода. Тем не менее, я постараюсь впредь быть более понятным для всех.

Большое количество присутствующих тут же разразились овациями, авторитет Густава рос на глазах.

– Разделительной чертой я называю то, что классическая психология лишь недавно стала называть как эмоционально-психологическая демаркационная линия, отграничивающая сознательное от подсознательного. Эта граница условна в психологии, её не воспринимают как нечто конкретное, совсем нет, психологи считают, что это явление должно существовать лишь как теоретическое, поскольку позволяет отделять компоненты сознания от подсознания, а на практике, они не признают этой границы. Мой наставник же, напротив, утверждает, что эта граница – более чем реальна, и она пролегает там, где заканчивается наша повседневная, родная реальность – мир в котором мы ведём сознательную жизнь, руководствуясь сложными психо-эмоциональными механизмами. По другую сторону этой границы лежит противоположная реальность, реальность нашего подсознания, в котором мы бываем лишь как гости, на очень ограниченных правах, это случается в наших снах.

Риз вновь поднял руку, при этом он заметил, что из-за недавней реакции толпы, ему было несколько не по себе задавать конкретизирующие вопросы.

– Я правильно вас понимаю, вы имеете в виду сон, как форму подсознательной деятельности?

Густав развёл рукой и культей:

– Совершенно верно мой друг, ты схватываешь на лету! – эта реплика заставила некоторых собравшихся отреагировать новой порцией смеха и оваций – Видишь, я хоть и калека-ученик колдуна, но не ушёл слишком далеко от царицы-науки! Не стесняйся задавать свои вопросы, мне кажется, что в наших рядах вот-вот появится ещё один пытливый ум!

Сам того не зная почему, но эта фраза вызвала у Риза едва заметную улыбку, которую молодой человек предпочёл тут же стереть с лица, возвращая себе выражение напускной серьёзности. Некое, неосознанное давление толпы не смогло лишить Риза его способности анализировать ситуацию.

«– Этот Густав во-первых, вовсе не глупец и самодур, у него есть определённой багаж знаний, а во-вторых – он талантливый манипулятор » -подумал про себя Риз.

– Мы каждый день переступаем через порог реальностей, когда засыпаем и видим сны, – продолжал Густав – ну ладно! Почти каждый день!

Эта шутка с двусмысленным контекстом вызвала взрыв смеха и аплодисментов.

– С детства мы привыкли воспринимать сон как некую данность, как некий процесс от нас не зависящий не имеющий никакого влияния на нашу реальность. Всё потому что в детстве, когда каждый из вас вскакивал в своей постели с криком и слезами после увиденного кошмара, ваша мамочка непременно говорила «Успокойся мой милый! Это был просто сон! Это не по настоящему» Было такое дело?

Зал послушно откликался.

– Вот с этого самого момента мы сами того не понимая, учились пренебрегать великим даром, которым владеют теперь единицы. Я конечно говорю о главном учении моего наставника, о сознательном сностранствии, явлении, которое может быть некоторым из вас известно как осознанное сновидение.

Многие в зале закивали, кто-то что-то говорил, было ясно, что многие из собравшихся уже сталкивались с этим термином.

– Чтобы наши коллеги из материалистического мира нас лучше понимали, – сказал Густав, бросая театральный взгляд на Риза – я постараюсь объясняться на языке, балансирующем между наукой и знанием.

Под одобрительный гул собравшихся, Густав продолжал:

– Когда мы пребываем в состоянии бодрствования, мы руководствуемся не просто нашей волей, но и всеми знаниями, что мы усвоили, навыками, которыми мы овладели, большей частью мы действуем сознательно, из такого нашего поведения складывается наша реальность к которой мы привыкли. Да, она далеко не идеально, в этой реальности мы болеем и умираем, мы убиваем и становимся жертвами убийства, с нами происходят несчастные случаи, и я лучшее тому подтверждение.

Зал вновь зашёлся гоготом.

– Однако это наш мир и мы привыкли считать себя хозяевами этого мира. Наши уважаемые учёные, – Густав вновь сделал еле-заметный поклон в сторону Риза – проделывают тяжёлые работы, чтобы сделать наш мир более удобным, чтобы укротить тот хаос, который в нём непременно сохраняется вне зависимости от нашей воли. Так, если мы заболеваем, мы непременно ищем исцеления, опираясь на научную мысль, на результаты многолетних трудов врачей и на передовые технологии. И уже начинает казаться неотвратим тот день, когда мы сможем вытеснить хаос, когда наша воля возьмёт верх и победит, это будет триумф человечество, так кажется нам. Но вот вдруг, случается что-то такое, что помимо вполне привычных нам физических ран, оставляет раны иного порядке, такие, которым не приложить аппликации из стволовых клеток, такие раны, края которых не стянет хирургический кетгут²⁴. Эти раны приводят к развитию болезней, если хотите, которые не поддаются не таблеткам, не инъекциям. Да и лучевая терапия на них не действует, для таких недугов мы уже давно придумали своё определение, мы называем их «душевные раны», а людей, страдающих от таких ран мы пренебрежительно называем «душевнобольными», выделяя для них совершенно особое, обособленное место в нашем обществе. Мы чураемся их, считаем их совершенно отличными от нас, дефектными, не нужными и обременительными.

Люди в зале закачали головами, соглашаясь с тем, что говорил Густав, а Риз, хотя и испытывал при этом определённую неприязнь к столь яркому проявлению стадного инстинкта, не мог не признать, что за экстравагантной манерой изложения, в словах Густава была правда, отмахиваться от которой было бы бессмысленно. Тем не менее, Ризу было гораздо интереснее узнать, куда дальше поведут речи однорукого оратора.

– Нет, со временем мы научились мало-мальски работать с такими несчастными, мы создали отдельные отрасли, изучающие подобные проблемы, но и здесь мы не нашли единства. Ведь психология, занимающаяся якобы врачеванием души, использует качественно иные методы нежели психиатрия, которая так и не смогла отойти от корпоральной²⁵ теории происхождения психических расстройств и продолжает применять сугубо материальные, физические методы воздействия на своих пациентах. Только вдумайтесь, насколько это узколобый подход, я никого не хочу оскорбить, но разве это не очевидно! Истоки фундаментальной медицины всегда указывали на необходимость лечить причину, а не симптомы, в то время как мы всё ещё стремимся решить проблему, даже не обнаружив её истока.

Сказав это, Густав опустил руку с микрофоном и медленно обвёл взглядом аудиторию, останавливаясь на Ризе.

– Вот здесь, именно на этом ключевом моменте, мой наставник, Карлос, подвинулся столь существенно, что оставил позади тысячи учёных умов, и вот почему я столь горд, что имел возможность прикоснуться к столь важному знанию!

Произнося слово «прикоснуться», Густав поднял вверх свою левую, уцелевшую руку. Практически одновременно с этим, кто-то из собравшихся поднял свою руку, давая выступающему понять, что у него назрел вопрос.

Риз удивился, обнаружив, что хоть у кого-то здесь ещё есть какие-то вопросы, и не все готовы потворствовать и аплодировать «вслепую» каждой реплике Густава.

Руку подняла девушка, достаточно молодая, на вид не старше тридцати лет, она была не высокого роста, из-за чего терялась среди окружавших её людей. Одетая в неприметный джемпер серого цвета и светлые джинсы, она легко сливалась со столпившимися в зале людьми, но её чёрные волосы, уложенные и собранные в хвост на подобие беличьего, контрастировали на общем фоне.

У девушки был не очень сильный голос, но она похоже нисколько не смущалась этого и говорила достаточно уверенно. Переданный ей микрофон компенсировал недостаток громкости.

– Скажите пожалуйста, – начала она – учение вашего, как вы говорите, наставника, является результатом его собственных изысканий, или он всё-же опирался на труды других исследователей, научных или, если можно так выразиться, эзотерических?

– Любопытный вопрос задаёт это прелестное создание. – отвечал Густав, вновь заставляя толпу довольно хлопать в ладоши – Забегая вперёд скажу, что дон Карлос, мой наставник, отталкивался исключительно от той базы познаний, что оставили ему его предки, поскольку в его роду ремесло, которым он занимается, является семейным делом, и обязанность продолжать это дело возложена на потомков по мужской линии. Однако сам дон Карлос зашёл значительно дальше, чем предписывалось ему традициями его семьи, за что он впоследствии был неоднократно осуждаем в своём патриархальном и несомненно кастовом обществе.

Густав ненадолго задумался, а затем сказал:

– Чтобы всем нам было понятно, я попробую объяснить принцип подхода Карлоса на своём личном примере. – люди охотно закивали головами, а затем затихли.

Риз, меж тем, ощутил, что его внимание теперь было обращено не только к Густаву, рассказ которого наконец-то обещал стать более предметным, но и к любопытной девушке. Молодой человек не без удовольствия для себя заметил, что эта особа не вливалась в стадо, представленное большинством собравшихся. Она слушала Густава, и весь её вид буквально сквозил недоверием, которое Риз охотно принимал за склонность к критической оценке.

Меж тем, Густав продолжал:

– Когда я предстал перед Карлосом впервые, я был раздавленным, сломленным человеком. Я не спал по многу дней, если только у меня не было возможности или напиться или закинуться чем-нибудь, что могло бы уберечь меня от моих снов. Первым, чем поразил меня Карлос, стала его проницательность, увидев меня, мне не пришлось долго объяснять ему, отчего я бежал. Сделав жест, призывающий меня к молчанию, Карлос рассказал мне то, что преследует меня, и я был поражён до глубины души. Этот человек, живущий за много тысяч километров от меня, не мог знать о случившемся со мной, но он великолепно понимал то, с чём я столкнулся. Тогда он сказал мне, что ни путь моих докторов, ни моё бегство не позволят мне уберечься от того, что «одновременно рядом и далеко» Разумеется, при нашей первой встрече я не понимал его пространных выражений, но колдун не спешил разъяснять мне всего сразу. Он предложил мне условия, я согласился. Я должен был пройти ряд испытаний, прежде чем стать его ассистентом, взамен, он пообещал мне нечто, гораздо более эффективное, нежели исцеление, Карлос пообещал, что позволит мне понять природу моего недуга и я смогу исцелить себя сам, приобретая при этом уникальные знания и навыки. Мне нечего было терять, и я согласился, впоследствии я много раз убеждался, сколь верным было моё решение. Сперва, став ассистентом Карлоса, я присутствовал на всех процедурах, что осуществлял колдун, постепенно он объяснял мне принципы функционирования двух реальностей. Я имел уникальную возможность получать не только теорию, но и практический опыт. Так, к нам однажды привели ребёнка, в возрасте девяти лет, который страдал неясным психическим расстройством, так бы это назвали в нашем с вами мире. Ещё в возрасте пяти лет на мальчика напал обезумивший бык, и хотя результатами этого нападения стали несколько не значительных травм, которые быстро зажили на теле ребёнка, ментально он получил непоправимое повреждение. Он перестал разговаривать, смотреть в глаза людям, из-за чего его родителям пришлось забрать ребёнка из школы. Но самым, пожалуй, страшным сало то, что ночами мальчика преследовали кошмары, он постоянно кричал, вскакивал с постели и бежал, сбивая всё на своём пути, причиняя неудобство окружающим и травмы самому себе. Вскоре он перестал нормально спать, и его здоровье сильно ухудшилось. Врачи прописали ему психотропные препараты и снотворное, его родители охотно исполнили назначение и это чуть не стоило ребёнку жизни. Когда он вырвался из вуали своего кошмара, он сбежал из дома, и всей деревне стоило не малых усилий чтобы найти его. Он прятался в одной из пещер неподалёку, где сидел, забившись в угол с одним единственным оружием в руках – острым перуанским лезвием, которым он периодически надрезал себе кожу на запястье, чтобы боль уберегла его от сна. Когда его привели к нам, он был истощён, слаб, и его поразили множество сопутствующих телесных болезней, такое происходит, когда человек долго лишается сна и его физическая оболочка увядает. Дону Карлосу не понадобилось много времени, чтобы различить недуг, он потребовал от родителей мальчика покинуть его приёмную, после чего мы остались с ребёнком наедине. Тогда мой наставник впервые продемонстрировал мне на практике свои методы. Для этого нам пришлось использовать экстракт местного растения, чтобы принудительно погрузить ребёнка в сон. Однако Карлос не позволил мальчику перешагнуть черту полностью, ускользнув в мир сна. Вместо этого, мой наставник удерживал внимание ребёнка рядом с собой. Я не без удивления обнаружил, что в таком состоянии, частично свободном от оков материального мира, ребёнок говорил членораздельно, связно, будто его сознание и не угасало. Карлос последовал за мальчиком, и я остался один, в присутствии двух погруженных в сон тел, мне предстояло впервые, следуя указаниям моего наставника, присоединиться к этому странствию. Для этого я тоже принял необходимый экстракт, предварительно разместившись на приготовленном ложе. Вы вряд ли сможете представить, каково было моё удивление, когда я увидел, как в переулке одной из окрестных деревень, Карлос и мальчик стояли у загона для скота и о чём-то беседовали. Я видел, как шевелились их губы, как они обменивались взглядами, но поначалу я не слышал ни единого слова. Всё окружающее меня пространство было таковым, какое мы наблюдаем в наших снах, ясным и размытым, готовым к нашим действиям и в то же время неподатливым. Я силился подойти к Карлосу и ребёнку, но моя воля, привычный инструмент в материальном мире, здесь работала плохо. В тоже самое время, стоило мне отвлечься от моей цели, и вокруг меня пространство стало искажаться, наполняясь образами, хорошо знакомыми мне по моей жизни на родине. Тогда Карлос, словно увидев этот эффект, оказался подле меня и схватив меня за руку сказал, чтобы я не позволял подсознательному увлечь меня, как речной поток увлекает безвольную щепу, попавшую в его воды. Но как же я могу противостоять этому? Тогда Карлос улыбнулся мне и сказал, чтобы я просто взглянул на свои руки. Этот совет резонировал в моём сознании, звуча как издевательство, взглянуть на вои руки… Но вам не понять и доли моего восторга, когда я обнаружил, что обе мои руки на месте, и в тот-же момент я понял, что всё окружающее я вижу обоими своими глазами, иными словами, в мире подсознательного, я не был жертвой тех обстоятельств, что искалечили моё физическое тело. Осознавая это, понимая, насколько велика разница, ко мне пришла способность противостоять развитию сна, напротив, теперь я мог воздействовать на его материю своей собственной волей! Это ощущение привнесло ощущение контроля в происходящее и я понял, чем ещё эта реальность отличалась от мира сознательного. В отличие от той реальности, к которой мы свами привыкли, в нашем сне мы способны до определённой степени контролировать всё, хаос там настолько слаб, что в наших силах оказывается реализация неведомых доселе возможностей. Я увидел, как мой наставник вновь оказался подле мальчика, выглядящего теперь таким здоровым, полным сил, будто и не знавшим долгих месяцев отчаянья. Я мог видеть, как Карлос развернул мальчика лицом к одной из узких улочек, такой-же пустынной, как и мириады других, в том безжизненном муравейнике. Ребёнок неуверенными шагами двинулся вглубь, отдаляясь от Карлоса и от меня, однако я мог видеть то, что происходило вокруг него, будто я постоянно находился подле него. Я не могу быть уверенным, как долго шёл ребёнок между тесно стоящими двух и трёхэтажными домами, тени от которых укрыли маленькую, робкую фигурку от лучей палящего перуанского солнца. Вскоре, я почувствовал как откуда-то с противоположной стороны улицы, окончания которой невозможно было разглядеть, стал доноситься странный шум. Это не было звуком механизма или музыкального инструмента, это не было звуком производимым людьми. Это были глухие раскаты ритмичных ударов о землю, ритм был чётким, энергичным, и вскоре вдали завиднелось облако вздымающейся пыли. Мальчику не потребовалось много времени, прежде чем он осознал, чем было источник этого звука, и что поднимало с земли облака пыли и песка. Огромный, чёрный бык с большими прямыми, торчащими в противоположные от его лба стороны рогами, нёсся прямо на ребёнка. В тот момент я подумал, что если это и был тот самый зверь, с которым ребёнок столкнулся в реальности, то на его месте и я едва ли сохранил бы рассудок, ведь в искажённой материи сна, бык казался воплощением страха, но я также осознал, что это был вовсе не мой страх, а страх этого ребёнка. Пережитый им ужас в реальности, гиперболизировался и воплотился в этого монстра здесь, в мире его подсознательного. Животное мчалось на ребёнка, приближаясь столь стремительно, как не способно было ни одно реальное живое существо в материальном мире. Мой наставник, Карлос, появился позади мальчика, коснувшись рукой плеча ребёнка, словно предавая тому уверенности и не позволяя чествовать труса, пытаться сбежать. Я же увидел, как судороги, до того терзавшие лицо ребёнка, превращая детские черты лица в маску ужаса, в один миг исчезли, когда мальчик закрыл глаза и едва развёл руки в стороны. Так он стоял, не замечая того, что Карлоса больше не было рядом, как не было рядом ни домов, ни улицы, ни перуанского городка. Ребёнок остался один на песке, под ярким солнцем, а перед ним стоял совершенно обыкновенный, домашний бык. Большой, сильный, но светло-рыжего окраса, с большими, глупыми глазами. Животное некоторое время стояло тупо уставившись на ребёнка, а затем вытянуло морду и лизнуло длинным шершавым языком футболку мальчика. Ребёнок раскрыл глаза и увидел, что от его страха не осталось и следа. Вытянув вперёд свои ладони, он позволил животному облизать их, и тогда мне впервые довелось услышать искренний смех этого ребёнка. Он гладил морду животному, пока тот обнюхивал его руки. Затем, мы проснулись, если так можно сказать применительно к ситуации. Мальчик пробудился и взглянул на мир совершенно другими глазами, глазами девятилетнего ребёнка, освободившегося от страха. Таковым был эффект от работы дона Карлоса. Позднее, он рассказывал мне подробней, как действует этот принцип. И этой теорией я делюсь со своими читателями в своей книге.