Текст книги "Арон Гирш. Утерянный исток"

Риз сделал несколько глубоких глотков из своего бокала, игнорируя соломинку, затем поставив бокал обратно на стол, молодой человек взял в руки несколько белоснежных салфеток, принялся скручивать их в трубочку, чтобы было чем занять руки.

– А у меня вот здесь такой вопрос возникает, – тщательно подбирая слова проговорил Риз – в связи со всем этим…

Елизавета, которая в это время пережёвывала кусочек фруктового десерта сделала пригласительный жест, призывая Риза скорее спрашивать.

– Когда пациент пробуждается после нейросинтеза, нет ли такой возможности, что помимо сознания пациента вы получите признаки сознания от донора, ну то есть от того, чья мозговая ткань была использована? – озвучив свой вопрос, Риз пристально посмотрел на Елизавету.

Женщина проглотила кусок десерта, запила небольшой порцией воды из бокала и промокнула губы салфеткой.

– Я кажется понимаю о чём ты говоришь, – отвечала Елизавета, стараясь смотреть на Риза столь же пристально, как это делал сам молодой человек – но это скорее из разряда научной фантастики, то есть невозможно.

– Но вы не уверены на сто процентов? – уточнил Риз, которому хотелось в кое-то веки получить чёткий, однозначный ответ.

– Ха, – усмехнулась женщина – ты не забывай, что в данный момент ты спрашиваешь специалиста, который занимается анализом психологического состояния пациентов, в постоперационный период. Я могу позволить себе точность, до определённой степени, лишь в тех вопросах, которые входят в мою компетенцию. Это раз. А два, я ещё не встречала ни одного случая, когда наши пациенты заявляли бы хоть о чём-то подобном, о чём ты спрашиваешь.

– Но если я не ошибаюсь, – не отставал Риз – пациентов у вас было не так много для полноценной статистической картины?

Елизаветы на несколько мгновений плотно сжала губы, Ризу почему-то вдруг сделалось не по себе при виде этой гримасы, он испытал ощущение, которое до этого ни разу не испытывал в присутствии Елизаветы.

– Так то оно так, но я вот ещё знаю, что иногда люди могут настолько сильно внушить себе определённую идею, что никакие логические доводы уже не способны их разубедить. И при этом, такие люди начинают испытывать нечто, что как им кажется, происходит на самом деле. Только вот это уже чистейшая клиническая психология, мой дорогой! – если Елизавета и хотела смягчить производимое от её реплики впечатление, то ей это не удалось. Риз приложил не дюжие усилия, чтобы не подать вида своего смущения.

– Слушай, – сказала вдруг Елизавета вновь непринуждённым тоном – а я ведь обещала тебе встречу с Максимилианом, после всего нашего кипиша! Так вот, обещание ведь в силе, и у него ты сможешь потребовать свои «сто процентов точности»

Риз улыбнулся в ответ.

– Ну, если мистер-знаменитость снизойдёт до нас – простых смертных, то я не откажусь.

Елизавета засмеялась.

– Ну про простых смертных, это ты за себя говори. Я не хочу себя равнять с «простыми» – отпив воды из своего бокала женщина игриво посмотрела Ризу в глаза и добавила – Да и кому называть себя простым-смертным, так это точно не тебе, ты уже ускользнул из «её» лап!

Риз отвёл взгляд в сторону, словно о чём-то задумавшись.

– Извини, – несколько смягчившимся голосом заговорила Елизавета – тебе наверно тяжело об этом иронизировать…

– Да нет, – взгляд Риза вновь вперился встретился со взглядом женщины – знаешь, я совсем ничего не помню про то, что со мной случилось. Ну совсем ничего. Всё что мне известно, так это рассказы Кирилла Генриковича, который также не был чересчур болтливым на эту тему. Я пытался найти хоть какую-нибудь информацию в интернете, но о таких случаях предпочитают не распространяться публично.

– Я не совсем понимаю, о чём ты говоришь… – смущённо проговорила Елизавета, легонько встряхивая головой, из-за чего её светлые волосы разметались по плечам и Риз ощутил, как тепло прилило ему к солнечному плетению, так происходило всякий раз, когда он вспоминал какие либо особо приятные чувства и эмоции.

– Ну я говорю о известных мне от Кирилла Генриковича обстоятельствах, предшествующих моему нейросинтезу.

У Елизаветы глаза на лоб полезли, когда она поняла, что только что сказал Риз.

– Он тебе рассказывал это? – пораженная до глубины души, женщина вновь забыла про окружающих людей и про необходимость говорить тише.

Риз украдкой бросил взгляд вокруг их столика, люди не упустили возможность уставиться на пару.

– Давай не так громко. – попросил Риз, слегка улыбаясь, чтобы разрядить обстановку – Всё, что я знаю о том, как я попал в исследовательский центр, это то, что мне однажды рассказал Кирилл Генрикович. Он утверждал, что ему самому не понятно как я оказался в токсикологическом центре. Откуда меня доставили и чем я был отравлен.

Елизавета вдруг изменилась в лице, причём эта перемена столь сильно отразилась на всём облике женщины, что Риз почувствовал некоторое волнение, не сказал ли он чего-то такого, что могло сильно расстроить её.

Опустив глаза вниз, женщина смотрела на скатерть стола, но судя по всему её мысли в этот момент были где-то ещё.

– Эй! – Риз слегка подался вперёд, окончательно наплевав на взгляды окружающих посетителей ресторана – В чём дело?

Внезапно женщина подняла взгляд на Риза, и спустя мгновение улыбнулась ему, взяв его руки в свои, она ответила:

– Да успокойся ты, всё в порядке. – без какого либо значительного усилия она заставила Риза вернуться в нормальное положение на его стуле – Просто всё это уж очень странно.

– Что именно? – спросил Риз – То, что я сам ничего из этого не помню, или что Кирилл Генрикович…

– Да забудь ты уже про него! – в сердцах проговорила Елизавета – Просто Максимилиан рассказывал мне несколько другую версию. По его словам, ты был отравлен каким-то малоизвестным ядом, и произошло это при каких-то очень странных обстоятельствах, да это так. Максимилиан не вдавался в подробности, разумеется, он утверждал, что твоим делом целиком занимался Кирилл, поскольку у него имелись какие-то старые связи со спецслужбами. Об этом никто кроме него самого не знал. Но Кирилл, позднее, на не официальном совещании с нами, говорил, что ты был то ли в какой-то экспедиции, то ли ещё в какой-то переделке, где у тебя произошёл контакт с ядовитым веществом. Эффективного антидота попросту не нашлось, так как в качестве яда, очевидно, использовался малоизвестный состав биологического, растительного происхождения. Действие яда, якобы, напоминала механизм нейропаралитического действия, сам токсин то уж точно был нейротропным³². Ты впал в глубокую кому и вывести тебя из неё не получалось.

Риз поверить не мог услышанному. Елизавета, так выходило, всё это время знала о нём даже больше, чем он сам. Если версия Кирилла Генриковича оказалась неполной, то возникал вопрос, зачем он скрывал эти сведения. Какая-то экспедиция, неизвестный токсин и кома.

– Ты, получается, – продолжала Елизавета – находился некоторое время в единственном в городе токсикологическом центре, в их отделении, потому как специфика твоего состояния была по их профилю.

– Подожди, подожди… – Риз сделал жест рукой, призывая Елизавету не спешить с рассказом – Но ведь все поступления в токсикологическое отделение подотчётны, разве не так? Они ведь работают под строгим надзором со стороны Госнаркоконтроля.

Елизавета закивала, подтверждая, что Риз понимает ситуацию правильно.

– Тогда, получается, есть возможность узнать о том, какой пациент поступал к ним в отделение интенсивной терапии, в коме и с таким экзотическим токсином.

– Разумеется, – подтвердила Елизавета – подобный случай не мог не быть зарегистрирован, другое дело, что информация такого рода предоставляется только по специальным запросам из «органов»

– Ну, а если, скажем, у тебя были бы там знакомые? – Риз не решался спросить Елизавету напрямую – Могла бы ты тогда…

– Я понимаю о чём ты, – отвечала женщина, хмуря брови – но у меня там вроде никаких «подвязок» нет, разве что…

Взгляд Риза был одновременно вопросительным и умоляющим, было видно, что молодой человек ухватился за фразу «разве что»

– Я попробую что-либо разузнать, если ты этого хочешь… -проговорила Елизавета каким-то неуверенным тоном – Но я ничего не обещаю!

Риз закивал головой, давая понять, что понимает деликатность ситуации.

– Так, ну а что же по поводу встречи с Максимилианом, – словно опомнившись, спросила Елизавета – тебе ещё интересно…

– Ещё как интересно! – заверил Риз, осушив наконец свой бокал с соком – Похоже у него есть, что рассказать мне, а у меня появляется всё больше вопросов к нему.

– Хорошо. Дай мне ещё один-два дня. Завтра у нас наверно будет много журналистов, и Максимилиан будет, как ты говоришь, «мистер знаменитость» А вот послезавтра или после-после, он должно быть будет по свободнее.

– Я не собираюсь отнимать у него много времени. – сказал Риз – А тебе я буду до неведомой степени благодарен, если нам удастся что-т узнать от токсикологов.

Елизавета тяжело выдохнула, при этом забавно развела руками в жесте полного согласия. Было похоже, что к ней вот-вот вновь вернётся её улыбка, и Ризу это обстоятельство показалось чрезвычайно приятным.

На следующее утро Риз проводил Елизавету до порога своей квартиры, попутно напомнив женщине о их планах. Елизавета как всегда спешила, но прежде чем выйти из дома, она пообещала Ризу сообщить всё, что узнает и о чём ей удастся договориться.

– Если вдруг Максимилиан уже этим вечером сможет устроить встречу, ты сможешь прийти? – спросила женщина.

Риз в ответ пожал плечами, а выражение его лица позволяло женщине понять, что он не видит этому никаких препятствий.

Оставшись один, пришло время Ризу позаботиться о себе самом. Приготовив завтрак, Риз, как и обычно, принялся попутно просматривать ленту свежих новостей. Среди прочего, местные СМИ уже начинали «трубить» во всеуслышание о успешно проведённом нейросинтезе в исследовательском центре и о том, что злоключения семьи Свардовски подошли к концу. В репортаже рассказывалось о том, как долго шла операция, затем родители Дианы Свардовски давали короткое интервью, в котором мать ребёнка едва сдерживала слёзы радости, а отец, похоже, ещё не до конца осознавал, что его дочь спасена.

Тем не менее, отмечал про себя Риз, Елизавета была права, предположив, что родителей не допустят к ребёнку ещё какое-то время. В репортаже это обстоятельство ловко завуалировали, назвав необходимостью провести ряд обследований, чтобы быть уверенными, насколько стабилен был достигнутый результат. Разумеется, с такой интерпретацией никакой здравомыслящий человек спорить не станет. В репортаже даже показали саму Диану, девочка лежала в функциональной кровати, в состоянии, внешне мало чем отличающимся от обыкновенного, физиологического сна. Она сама дышала, единственным оборудованием подле неё был аппарат комплексного мониторинга, на дисплей которого в режиме «нон-стоп» выводились данные о работе сердца и органов дыхания маленькой пациентки.

Завершался репортаж коротким интервью с Максимилианом, который теперь имел вид «Наполеона от неврологии», одет в дорогой костюм, он стоял с гордо воздетым лицом, намеренно смотря не в объектив снимающей его камеры, а в какую-то точку так, чтобы его образ выглядел благородно и статно. У него это неплохо получалось и было очевидно, что сам Максимилиан получал от этого удовольствие.

В интервью он заявлял, что наивысшим удовлетворением для него от проделанной работы служило вовсе не то обстоятельство, что он в очередной раз доказал оппонентом нейросинтеза несостоятельность их скептицизма, а то, что ребёнок теперь будет жить. Это звучало пафосно, и именно так, как люди хотят чтобы «звучали » врачи – с безапелляционной уверенностью в себе.

Репортёры пообещали, что в скором времени зрители их информационного агентства смогут увидеть полноценный репортаж с развёрнутым интервью со всеми ключевыми участниками этой истории. Риз понимал, что репортёры не меньше родителей Дианы Свардовски, надеялись на скорейшее восстановление девочки и на возможность поговорить с ней. Это сулило им хорошие рейтинги.

От просмотра новостной ленты Риза отвлёк телефонный звонок. Это был входящий вызов на его мобильный телефон, и когда он посмотрел на дисплей, то обнаружил, что звонили с неизвестного ему номера, причём с городского.

Ответив, Риз услышал уставший мужской голос, принадлежащий скорее всего мужчине лет тридцати пяти или сорока. Говоривший представился.

– Капитан Развалов, следственный отдел полиции.

Этой короткой фразы, прозвучавшей рутинно и практически бессмысленно, Ризу оказалось достаточно, чтобы он понял, о чём предстоит разговор. Это был не просто следователь, а руководитель следствия по делу о смерти профессора Кадернатха Пандея в гостинице «Пантеон».

– Добрый день.– ответил Риз, не переставая удивляться поступившему звонку, ведь ещё на месте происшествия, когда его опрашивал сотрудник полиции, у него сложилось мнение, будто о нём предпочтут вовсе забыть, как о совершенно неуместном звене в цепочке выясняемых фактов.

– Вы оставили этот номер в качестве контактного, – продолжал капитан Развалов – когда вас опрашивал наш сотрудник на месте происшествия.

– Да, всё верно. – подтвердил Риз.

– Скажите, вы не могли бы прибыть сегодня, уже к десяти часам, на следующий адрес… – и капитан продиктовал Ризу адрес – Мне бы хотелось с вами пообщаться. Это некоторым образом связано со смертью Кадернатха Пандея.

Риз прикинул в уме, какой интерес он мог представлять для следствия. Не найдя ясного ответа, молодой человек понимал, что отказываться от подобных встреч, в ситуациях как эта, означало бы навлекать на себя не нужные подозрения.

– Хорошо, конечно. – ответил Риз – Меня на проходной пропустят или я должен буду вам набрать?

Последовало молчание, как будто вопрос Риза поставил капитана Развалова в тупик.

– Какая ещё проходная, – отозвался наконец следователь – это же не полиция. По этому адресу находится судебно-медицинская лаборатория, я вас там в вестибюле встречу. Не опаздывайте.

Сказав это, капитан полиции положил трубку, оставив Риза наедине с его незаданными вопросами.

«– Судебная медицина, а при чём тут я? Как я могу им быть полезен?» -Риз испытывал то странное чувство от разговора, когда несмотря на осознания факта своей абсолютной непричастности, волей-неволей начинаешь испытывать нервозность из-за предстоящих вопросов.

Время было уже почти девять. Посмотрев по навигатору, где находилось учреждение, куда его пригласил капитан Развалов, Риз выяснил, что суд-мед бюро было совсем неподалёку, можно было обойтись без общественного транспорта и такси. Ещё кое какое время Риз молча сидел, уставившись в дисплей компьютера. Он вспоминал события того вечера, когда он прибыл в гостиницу на встречу с индийским палеонтологом, и по стечению обстоятельств попал в поле зрения полиции. Ему изначально случившееся показалось очень странным, но в отношении самого себя Риз мог быть уверен. В тот злополучный вечер ему даже не представилось возможности говорить с Кадернатх, всё указывало на то, что когда он прибыл в гостиницу, мужчина уже был мёртв.

С другой стороны, обстоятельства смерти Кадернатха были настолько идеальными, что не могли не казаться загадочными. Мужчина, до того не страдавший ни от болезней ни от дурных пристрастий, умер от остановки сердца. Теперь же Ризу становилось понятным, что если бы смерть учёного действительно имела столь естественный характер, то по прошествии стольких дней его тело не составляло бы интерес ни для суд-мед экспертов, ни для следствия.

Без десяти минут десять, Риз уже вошёл в вестибюль судебно-медицинского бюро, где к своему удивлению обнаружил ожидавшего его капитана Развалов.

Капитаном оказался высокий мужчина средних лет, долговязый, с длинными руками, кисти которых слегка утопали в широких рукавах длинного, серого, классического плаща. Полы плаща доходили до нижней трети бедра, из-под пол выступали широкие серые штанинины классических брюк, оканчивающиеся на большущих, довольно не симпатичных полу-ботинках с тупыми носами.

Лицо капитана являло собой гримасу усталости и апатии, а едва-заметные мешки под глазами свидетельствовали о большом количестве работы, от которой капитан, похоже, не спешил отлынивать. Под длинным, крючковатым носом расположились усы, которые, по всей очевидности, капитан постоянно пытался отращивать, придавая им некую форму, но растительность не отличалась послушанием.

Капитан Развалов не ответил на протянутую Ризом руку, но поздоровался устно, глядя молодому человеку в глаза.

– Спасибо за пунктуальность, – пробормотал себе под нос капитан – я думал, мне придётся вас дожидаться. Пойдёмте, незачем тратить время.

Не дав Ризу возможности сказать что-либо в ответ, Развалов повернулся к нему спиной и направился к пропускному окну.

В окне сидел мужчина пенсионного возраста, он читал какую-то газету, но когда к нему приблизились, мужчина оторвал взгляд от газеты, позволив очкам чуть съехать к переносице, он посмотрел на Развалова.

– У нас запланирована встреча с главным экспертом на десять двадцать. – сказал капитан, не вынимая рук из карманов своего плаща.

Сотрудник пропускного контроля медленно перевёл взгляд на настенные часы.

– Но сейчас едва без пяти десять. – ответил пожилой мужчина.

– Так скажите ему, что мы раньше прибыли! – отрезал Развалов, вынимая из кармана удостоверение сотрудника – Капитан Развалов меня зовут, ваш эксперт в курсе всех дел.

Вместо того, чтобы сделать как предложил капитан, пожилой мужчина что-то записал в какую-то толстую тетрадь и сделал головой жест, приглашающий капитана пройти. Развалов убрал удостоверение и обернувшись к Ризу, сказал следовать за ним.

Пройдя через турникет, оба мужчины оказались напротив лифтов. Капитан нажал кнопку вызова, и кабина начала движение откуда-то с верхних этажей.

– Может по лестнице быстрее… – предложил Риз, но наткнулся лишь на холодный взгляд следователя.

– Не спешите вы! – едва ли не приказал Развалов – Здесь это не принято.

Позволив себе улыбнуться, капитан и Риз вошли в открывшуюся перед ними кабину лифта. Риз понял, что отталкивающая внешность капитана была во многом напускной, являясь результатом определённой профессиональной девиации. Капитан, конечно же, был человеком, и ничто человеческое было ему не чуждо, однако, как и для большинства сотрудников силовых структур, в государствах авторитарного типа, капитан проявлял своё «человеческое» в понятных одному ему формах. Но Риз уже давно успел заметить, что «чёрный юмор», не лишённый здорового цинизма, вызывал у него вполне позитивную ответную реакцию.

– Пока мы добираемся туда, куда вы мне не говорите, – начал Риз -может вы расскажете вкратце, зачем я вам понадобился?

– Да ничего особенного. – спокойно ответил капитан – Просто у следствия появилось несколько любопытных к вам вопросов, и я посчитал, что лучше будет задать их вам здесь, где хранятся кое какие вещи профессора Кадернатх.

Риз недоумевал, какие такие любопытные вопросы могли к нему появиться, и почему вообще по делу о палеонтологе велось следствие.

– Так разве Кадернатх умер не своей смертью? – спросил Риз – Мне тогда ещё ваш сотрудник сказал, что профессор умер во сне.

– Он не мог быть в этом уверен, – парировал капитан, немного повысив голос, очевидно пытаясь не позволить Ризу обрести чрезмерную уверенность – причину смерти устанавливают суд-мед эксперты.

– И что же они установили? – Риз не отступал.

– Кадернатх Пандэйбыл бфл отравлен. – ответил капитан, не сводя глаз с табло, на котором отображались номера этажей.

Лифт двигался плавно, и Риз вспомнил ощущение, когда кабина ускоряется, преодолевая довлеющие на неё силы, чтобы затем вновь встретиться с ними на противоположной точке заданного маршрута.

– Но насколько мне известно, – заговорил Риз – в той гостинице всё утыкано камерами наблюдения, и одна как раз стояла напротив двери номера профессора.

– Точно. – зевнул капитан Развалов, подтверждая догадку Риза о том, что этот человек страдает от чуть ли не хронического недосыпания – И мы сняли записи с видеорегистраторов. Никто не посещал его номер, он даже сотрудников отеля не принимал.

Риз вопросительно смотрел на капитана, а тот, в свою очередь, прочитал в этом взгляде немой вопрос «причём здесь я?»

Не торопясь давать ответ на этот вопрос, который очевидно заставлял Риза чувствовать себя немного не спокойно, капитан Развалов сказал:

– Суд-мед эксперт полагает, что яд был введён профессору в тот короткий период, когда он выходил на крыльцо гостиницы, чтобы забрать бандероль у курьера. Совпадение ли то, что курьер выбрал для встречи с индусом едва ли не единственное место, которое не попадает в объективы видеокамер.

Риз задумался.

– Ну а как вы себе представляете, чтобы при получении бандероли от курьера, профессор мог быть отравлен, сам того не заметив?

– Яд, который был применён, не требует, как это у них называется, -капитан вынул из кармана плаща маленькую записную книжку – ах вот, не требует инвазивного введения.

Сам того не понимая, откуда ему это было известно, Риз машинально дал дефиницию:

– Не требует внутреннего введения, достаточно поверхностного контакта.

Капитан внимательно посмотрел на Риза, а тот, в свою очередь опустил глаза к полу, понимая, что позволил себе лишнего.

– Наш эксперт превзошёл сам себя, когда ему удалось определить яд. – капитан вновь пролистал записную книжку, затем щёлкнул пальцами, очевидно обнаружив то, что искал – Всё указывает на то, что это был тетродотоксин.

Прочитав название с листа, капитан многозначительно поглядел на Риза, но у того не нашлось, что сказать.

Капитана и Риза встретил высокий мужчина в длинном белом халате поверх удобного, велюрового костюма, алого цвета. Мужчина широко улыбался, из-за чего его пухлые щёки, под напором углов рта, растягивались в противоположные стороны. Круглый лоб переходил в лысую макушку, обрамлённую остатками волос, такое сочетание волос и залысины напоминало Ризу католическую тонзуру, с прорехой над лбом. Никакой более растительности на лице мужчины не было. Эксперт старался казаться приветливым, и во многом у него это получалось, хотя со стороны легко было заметить притворство.

Представившись как Лютер, суд-мед эксперт провёл своих гостей в крохотный, отдельный кабинет, где Риз и Развалов смогли присесть, а Лютер предпочёл остаться на ногах.

Кабинет мог только претендовать на это название, по сути это была кусок площади в секционной³³, отделённый от общего пространства четырьмя перегородками, в одной из которых была встроена дверь. Таким образом, каждая из стен была прозрачной, и находящийся в столь импровизированном уединении, старший эксперт мог не упускать из внимания происходящее в секционной.

В столь тесном помещении нашлось место для не большого письменного столика с офисным креслом, одного кулера и небольшой тумбочки для бумаг.

Лютер раздал своим гостям пластиковые стаканчики с кофе, заверяя, что в кипятке был растворён какой-то редкий сорт быстрорастворимого кофе из Бразилии. Однако капитан не спешил пить, по его лицу было видно, что стены импровизированного кабинетика не защищали от запаха формалина, с которым у следователя, очевидно, были не приятные ассоциации.

– Я с вашего позволения, – начал Лютер, не обращая внимание на гримасы Развалова – расскажу вам, что мне удалось узнать. Если вы, товарищ капитан, не против, чтобы молодой человек тоже в курсе дел был?

– Отчасти за тем и пришли, Лютер. – отозвался капитан, который был готов пересилить своё отвращение к запаху и начать пить кофе – Прежде чем мы покажем ему то, что мы нашли, пусть он поймёт о чём речь идёт.

Лютер пожал плечами и продолжил:

– Мы уже установили, что Кадернатх был отравлен веществом, известным узким специалистам как тетродотоксин. По своей природе, это яд не белковой структуры, природного происхождения. По механизму своего действия, тетродотоксин является нейропаралитическим ядом.

Риз несколько оживился, услышав термин «нейропаралитический», слишком часто в его жизни звучала приставка «нейро»

Лютер, очевидно заметив реакцию Риза, принял её проявление за признак неведения и решил пояснить:

– На биохимическом уровне, – Лютер не переставал улыбаться, очевидно, получая удовольствие и от просветительской работы – ионы этого вещества очень похожи на ионы натрия, в силу чего они имеют повышенную тропность к натриевым каналам нервных волокон.

– Лютер, ради бога! – повысил голос капитан Развалов, очевидно призывая эксперта не увлекаться – Говори человеческим языком.

Риз позволил себе усмехнуться реакции капитана, но не стал выдавать своей осведомлённости, опасаясь, что это может стать причиной дополнительных подозрений со стороны следователя. Было очевидно, что интеллектуально Развалов, соответствовал распространённому типу сотрудников, которые панически отторгают всё, что так или иначе связано с наукой, и что так плохо укладывается у них в голове.

Лютер вновь пожал плечами.

– Я лишь хочу сказать, что тетродотоксин своим действием препятствует поступлению ионов натрия по натриевым каналам в нервное волокно, из-за чего не происходит передачи нервного импульса между нейронами. Отсутствует связь, проще говоря.

«– Фактически, нервная деятельность прекращается» – Риз сделал вывод на основании услышанного, но предпочёл не озвучивать свои мысли.

– Очень важно в нашем случае вот что! – Лютер поднял указательный палец, концентрируя внимание слушавших его людей – Тетродотоксин проникает в кровь через любые барьеры человеческого организма. Даже через кожу, если есть достаточное количество вещества, и если на коже есть хотя бы поверхностные повреждения.

– Бред! – сказал как отрезал Развалов – В вашем первом отчёте осмотра тела не было никаких признаков повреждения кожи.

Лютер поспешно закивал головой:

– Всё верно, верно. Наиболее эффективным путём введения этого яда, в рассматриваемых условиях видятся слизистые оболочки, особенно глаза, рот и верхние дыхательные пути. Оттуда тетродотоксин всасывается в кровь очень быстро, и практически не деактивируется защитными системами. А чтобы ввести яд таким способом, вполне возможно направить струю высококонцентрированной взвеси в лицо жертве. Жертва может легко принять это за пыль, например. На чёрном континенте, в тех регионах, где до сих пор практикуется Вуду, тетродотоксин является одним из важных ингредиентов так называемого «эликсира зомби» Поскольку его действие заставляет нервную систему человека полностью выключаться, то и человек, выглядит, как если бы был мёртв. Для этого жертве бросают щепоть порошка в глаза, и на местном жаргоне это называется «пудра смерти» Здесь очень важно знать дозу, чтобы процесс был обратимым, доза должна подбираться под каждого конкретного человека, с учётом его массы тела и возраста. Если же заранее использовать большую дозу и высокую концентрацию вещества, то нервная система блокируется на достаточно долгий период, включая и проводящую систему сердца, его водитель ритма и синусовый узел. Повторный запуск сердца становится невозможен, это отсроченная смерть, которая со стороны выглядит как естественная смерть, например во сне.

– Лютер, ты полагаешь, что убийца намеренно применил повышенную дозу этой отравы? – капитан отставил в сторону опустевший стакан из-под кофе и принялся поглаживать свои усы.

– Я не полагаю, я это знаю. – с этими словами, Лютер взял со стола какой-то лист бумаги, на котором были изображены какие-то схемы и таблицы, этот листок он протянул капитану, который без особого энтузиазма принял его – Видите ли, при повышенной дозе, излишки тетродотоксина накапливаются в тканях почек и сердца. У нашего профессора, в тканях аналогичных органов, я обнаружил содержание вещества, сами посмотрите.

Капитан, не понимая содержимого переданного ему документа, всё-же сделал вид, будто внимательно изучает его.

– Я, простите, не понимаю другого, – к удивлению капитана, заговорил Риз – Ну вот допустим, Кадернатх встретил того неизвестного курьера, который выманил профессора в единственное место, где не было видеонаблюдения и как вы сказали, «припудрил профессору глаза»

Лютер прикинул в мыслях предлагаемую концепцию, после чего сказал:

– Ну да, в принципе я не вижу здесь чего-либо невозможного.

– Ну хорошо, – продолжил Риз – но ведь после этого Кадернатх вернулся к себе в номер, минуя ресепшн, охрану и других постояльцев.

– Так да, – подтвердил Лютер – действие яда не мгновенное, веществу нужно попасть в кровоток, затем с током крови распространиться, чтобы вступить в реакцию с нервным волокном, и только потом наступят последствия. На это всё может, даже при большой дозировке вещества, уйти не меньше четырёх минут.

Капитан задумался, затем покачал головой, сказав:

– В принципе, время достаточное, чтобы дойти обратно до своего номера. И это объясняет, почему он остался в костюме. Наверно, когда он вернулся в номер, уже начинал чувствовать себя плохо.

– Ну а почему при всём при этом, – не унимался Риз, видимо позабыв про осторожность – он не обратился за помощью? Он мог ещё на ресепшне сказать, что ему стало плохо.

– Здесь я смею предположить, – заговорил Лютер – что наш профессор просто не сумел в силу обстоятельств, правильно понять происходящее с ним. Видите ли, механизм развития действия тетродотоксина таков, что спустя четыре или пять минут появляются покраснение и зуд в месте контакта с веществом. В нашем случае, это глаза, рот и нос. Во рту жжение, обильное слюноотделение. Из глаз, льются слёзы, и слизь из носа, всё сопровождается кашлем. Ничего вам не напоминает?

Лютер многозначительно посмотрел на Развалова и Риза.

– Да это что угодно может быть, – отозвался капитан – аллергия какая ни-будь, например.

– Бинго! – Лютер прихлопнул пухлыми ладонями – Кадернатх Пандэйв последние несколько лет страдал от периодических приступов аллергических катаральных проявлений, связывая их с пыльцой и пылью.

– И того и другого в гостинице было завались. – констатировал капитан.

– Он мог попросту не понять, что с ним происходит, – продолжил уже Риз – и попытаться добраться до своего лекарства.

– Вы в его личных вещах нашли небулайзер³⁴, помните? – напомнил капитану Лютер.

Капитан кивнул:

– Помню, конечно. Как не помнить, будь оно не ладно.– капитан Развалов отложил в сторону уже измятый в его руках лист бумаги с таблицами – Теперь я хотел бы с вами поговорить о том, что мы нашли в вещах этого профессора с трудновыговариваемым именем.

– Кадернатх. – Лютер пришёл на помощь капитану, напомнив как звали профессора, но Развалов наградил эксперта лишь усталым взглядом. Лютер без лишних слов понял этот «месседж», удалившись куда-то из кабинета.