Текст книги "Арон Гирш. Утерянный исток"

– Какого чёрта он говорит? – не успокаивалась тем временем Елизавета – Ты говорил, что у вас с Кириллом всё схвачено. Что он пока что будет работать заграницей!

– Я должен признаться тебе, Риз, – говорил Максимилиан, по прежнему игнорируя Елизавету – что в конце концов я не понимаю, что творится в черепной коробке, принадлежавшей некогда Кристофу Равьер. В любом случае, ошибку ещё можно исправить…

Внезапно на дисплее раскрытого ноутбука отобразилось изображение, это начинался срочный выпуск новостей от местного новостного агентства, браузер работал в режиме ожидания и запускался всякий раз, когда на странице загружалась новая публикация новостей.

В экстренном сообщении говорилось о рейде полиции, отдела по борьбе с организованной преступностью, на исследовательский цент. Видеосъёмку репортёры могли вести только снаружи здания, и поэтому зрители теперь могли видеть только полицейские автомобили, блокировавшие входы в здание и выезды с автопарковки.

Диктор сообщала, что в здании проводились обыски и досмотры, включая и выемку документов и снятие данных с носителей информации. Однако главного подозреваемого, в отношении которого была получена санкция на данные мероприятия, обнаружить пока не удалось. Так как по сути больше сообщать было не о чем, диктор традиционно пообещала зрителям держать их в курсе дела по мере развития событий.

– Полюбуйся, что творится теперь по твоей воле! – сказала Елизавета.

Риз только улыбнулся, потёр лоб, откашлялся и сказал:

– Теперь это лишь вопрос времени, когда они доберутся до вас. Так что ты можешь прекратить сотрясать воздух и сделать то, зачем пришёл.

Сказав это, Риз, повернувшись лицом к Максимилиану, в жесте призыва, развёл руки в стороны.

Со стороны могло показаться, что Риз был полностью безмятежен, будучи готов встретить свою судьбу без доли сомнения и страха. В принципе, отчасти это было правдой, однако в этот конкретный момент, он испытал неподдельный ужас, понимая, что Максимилиану или Елизавете ничего не стоило в данный момент расправиться с ним, просто из-за мести. Уповать оставалось только на сомнительный расчёт Гвидо.

Максимилиан какое-то время смотрел на Риза затем рассмеялся.

– Либо ты издеваешься, либо действительно ни черта не понял. Я не намерен убивать тебя, в этом отсутствовал бы всякий смысл.

И вновь, движения и жесты Елизаветы выдали в ней удивление. Очевидно, женщина сама не понимала Максимилиана настолько хорошо, как он надеялся Риз мог бы его понять.

Елизавета уже пыталась что-то сказать, она посмотрела сперва на Максимилиана, затем уставилась на Риза, который вновь вернулся в естественную позу, стоя напротив них.

Риз теперь мог видеть, как Елизавета начинала было что-то говорить, но словам так и не суждено было сорваться с её уст. В этот самый момент, стоя позади неё, Максимилиан, правая рука которого была одета в тонкую кожаную перчатку, извлёк из рукава металлический предмет, плоский, продолговатый, представляющий собой нечто, навроде кинжала, только вместо обычного клинка, здесь была узкая, многогранная часть, все грани которой сходились на пике клинка в единой точке, образуя острие. Рукоятка этого предмета, идеально лежала в руке Максимилиана, и хотя экзотическая красота предмета на миг заворожила Риза, в следующий миг он уже понимал, что происходит, но не мог поверить своим глазам.

Максимилиан, перехватив замысловатый стилет так, чтобы удерживать его обратным хватом, левой рукой схватил Елизавету за волосы и одним движением отогнул её голову влево, вытягивая правую сторону шеи, открывая идеальную поверхность для удара. Однако, вместо удара, Максимилиан одним, быстрым, верным, не знающим колебаний движением, буквально ввёл лезвие стилета в шею женщины. Риз, имея возможность наблюдать за происходящим со стороны, видел, как расширились глаза Елизаветы, как её руки, повинуясь скорее инстинкту, нежели разуму, устремились навстречу рукам Максимилиана. Женщина безошибочно нашла руки своего убийцы, и вцепилась в них, но было уже поздно. Лезвие стилета будучи достаточно длинным, могло показаться с противоположной стороны шеи, если бы Максимилиан направил его строго горизонтально, однако, мужчина прекрасно знал, что он делает. Лезвие было направлено таким образом, чтобы пересечь и правую и левую сонные артерии, при этом, так как больше не было разрезов на горле и шее женщины, кровь не нашла выхода во внешнюю среду. Не сложно было понять, что стоило только вынуть орудие из нанесённой чудовищной раны, и пульсирующая струя ударила бы так, что забрызгала бы и самого Максимилиана и всё вокруг. Однако вместо этого, во избежание подобных инцидентов, Максимилиан только продолжал стоять, удерживая голову женщины. Его взгляд впился в Риза, но это были вовсе не обезумевшие глаза убийцы, это по-прежнему был полный сарказма, ехидный взгляд прищуренных глаз, а на губах мужчины по-прежнему играла улыбка.

Очень быстро хватка Елизаветы ослабла и её руки опали сами собой. Глаза, выражающие крайнюю степень удивления, плавно закрылись, жизнь покинула тело Елизаветы Лурии.

Максимилиан, убедившись в том, что женщина была уже мертва, плавно отпустил её голову, и свою руку с рукояти стилета, оставив орудие в шее жертвы. Мужчина сделал один шаг назад и принялся деловито осматривать самого себя, в поисках пятен крови. Риз смотрел на эту сцену как заворожённый, если сперва его поразило само деяние Максимилиана, то теперь его взгляд буквально впился в рукоять стилета, торчащую из шеи Елизаветы. Это было произведение искусства, носившее выраженные этнические черты. Исполнение стилета и узоры, украшавшие сталь, не могли не вызвать у Риза ассоциации с культом, ритуал которого преследовал Риза в видениях. Узоры на рукояти отдельно напоминали символы, увиденные им в храмовой скале. Да и сам предмет вызывал у Риза ощущения, как будто бы он видел его, был с ним хорошо знаком. Чем дольше риз смотрел на отливающую серебром рукоять, тем отчётливее становилось ощущение в его собственной ладони, как если бы рука вспоминала то чувство, когда ей уже доводилось смыкаться на рукояте этого причудливого оружия.

Максимилиан, тем временем, убедившись, что крови на нём не было, выдохнул, отвернувшись от кресла с убитой женщиной, спросил:

– Ну что, ты помнишь этот клинок?

Риз растерянно посмотрел на мужчину и первое, что сорвалось с языка, был вопрос:

– Зачем ты это сделал? – внезапно Риз ощутил сильное желание прямо здесь наброситься на Максимилиана, сбить его на землю и приступить выколачивать из него жизнь, до тех пор, пока под ударами Риза не осталось бы только бесформенная масса из обезображенной плоти.

– Я спрашиваю, – повторял Максимилиан – ты узнаёшь этот стилет? В конце концов, какая разница? Довольно мистификаций. Этот стилет, один из ритуальных инструментов жрецов Бурпа, который ты, будучи ещё Кристофом Равьер, присвоил себе в качестве трофея. Должен сказать, у тебя тогда был неплохой вкус.

– Откуда ты знаешь про всё это? – Риз старался успокоить себя и не позволить собственным эмоциям взять верх над строгим расчётом.

– Этот стилет был при тебе, когда ты был уже в коме. Честно говоря, из такого необычного места, как то, где обитают эти Бурпа, ты удосужился захватить простую безделушку, наверно из сентиментальных соображений или из меркантильных, надеясь, что за редкое изделие коллекционеры дадут хорошую цену. В любом случае, удачи тебе этот стилет не принёс, и когда тебя уже доставили назад, после той твоей последней передряги, ты был уже в коме и этот самый предмет был тебе уже бесполезен. Я же решил сохранить его, полагая, что когда-то и от этого не хитрого инструмента может быть своя польза. И как видишь, я не прогадал. Спустя всё это время, стилет нашёл своё применение.

– Зачем ты её убил? Какой в этом смысл? – не унимался Риз.

– Ну где твоя находчивость. Неужели остатки того вояки окончательно подавили интеллектуальные основы Твина? Как ты знаешь, Елизавета оказалась раскрыта следствием, и не без твоей вины, между прочем. В любом случае, ей уже было не отвертеться. Благо, она достаточно хорошо выполнила все возлагавшиеся на неё задачи. Будучи идеалисткой, она никогда не просила многого. Наш план по бегству из страны с уже существующей базой знаний и опыта, обещал нам перспективы настоящего, ничем не сдерживаемого исследовательского отдела. Однако ты стал камнем преткновения для этих планов.

– Вы не рассчитывали, что я начну копать под вас? Ах да, – Риз упёр руки в бока, так ему проще было сдерживать собственную бурю эмоций – Кирилл Генрикович исчез бесследно, канув в твоей лаборатории, его жена смирилась с мыслью о его пропаже и о неудачном исходе моего нейросинтеза, тебе оставалось только избавиться от меня, как от последнего элемента этого пазла.

Максимилиан не преставал ухмыляться и качать головой в жесте, отвергающем предположения Риза.

– Обрати внимание на рукоять этого стилета. – одетой в перчатку рукой, Максимилиан деликатно прикоснулся к орудию, которое, казалось, срослось с телом убитой им жертвы – Глубокая гравюра, глубокие каналы. Как ты думаешь, чьи потожировые следы и отпечатки присутствуют на этом орудии?

Риз задумался на несколько секунд, ровно столько ему понадобилось, чтобы осознать, к чему клонил Максимилиан. Затем он посмотрел на свои собственные руки, ладони дрожали от злобы.

– Вскоре следствие, не обнаружив в исследовательском центре следов меня и Елизаветы, обнаружит там лишь сведения, указывающие на то, что ты вынудил нас явиться к тебе домой. Здесь, как ты сам можешь видеть, лежит это немое свидетельство твоего соучастие во всём том, что так яро расследует капитан Развалов.

– Ублюдок! – выкрикнул Риз – Если ты решил таким образом меня подставить, то ты должен понимать, что полиция найдёт здесь ещё одно мёртвое тело, со следами куда более жестокого насилия.

С этими словами, Риз, будучи уже не в силах сдерживать свой гнев, бросился на Максимилиана. Расстояние между мужчинами было таким, что преодолеть его оказалось возможным за четыре широких шага, однако, даже с учётом того, что Риз буквально сорвался с места, Максимилиану оказалось достаточно этого времени, чтобы приготовить ещё один сюрприз.

Навстречу несущемуся на него Ризу, мужчина направил струю распыляемого вещества, мутноватого цвета, подобного сгусткам пыльцы неизвестного растения. Вещество ударило в лицо Риза, заставив его почувствовать неповторимый аромат цветка, который он прежде некогда не чувствовал, но который отозвался в его воспоминаниях непонятными, расплывчатыми образами. Пыльца, если так можно было назвать само вещество, не просто ударило струёй в лицо Риза, его элементы оказались адгезивными⁶⁵, липнувшими к слизистым оболочкам носа, глаз рта.

Утратив ориентацию в пространстве, Риз тут же опомнился, сообразив, это мог быть яд. В этот же момент он попытался выдохнуть содержимое наружу, но осевшие в носоглотке частицы моментально впитывались. Спустя считанные секунды, Риз почувствовал сильное головокружение, хотя и не мог ничего толком разглядеть вокруг. Его ноги стали как будто ватными, неспособными поддерживать его собственный вес. Он упал на пол, головокружение как-будто прекратилось, но вместо этого, краски стали блекнуть, и темнота начинала сгущаться перед глазами.

«– Вот и всё…» – успел подумать Риз. Прежде чем его сознание окончательно угасло, его слух успел уловить фразу Максимилиана, которая доносилась до него как будто издалека:

– До скорой встречи! – сказал Максимилиан, и Риз уже не был уверен, было ли это сказано всерьёз, или это была очередная циничная шутка.

Утратив связь с реальностью и счёт времени, Риз наблюдал калейдоскоп коротких, иногда не связанных между собой, видений. Он видел лица малознакомых ему людей, занятых одним только им понятными делами. Он слышал их голоса, реплики, не имевшие для него никакого смысла в отсутствие какого либо контекста. Наблюдая всю эту череду видений, теперь уже совсем не таких ярких и живых, как он привык видеть раньше, Риз в какой-то момент понял, что его собственное сознание не покинуло его и не было парализовано наплывшими наваждениями. Напротив, он мог размышлять, а значит, его сознание по прежнему оставалось с ним, подконтрольно ему и если Густав Ибрагим и был в чём либо прав, так это в том, что сознание служит тем самым важным инструментом, способным зондировать как реальность, так и иное пространство, даже если оно оказывается соткано из зыбкого сочетания воспоминаний и плодов фантазии.

– Значит, – говорил Риз сам себе – я ещё не умер. Что это было? Или яд ещё не подействовал, либо его оказалось недостаточное количество?

– Или он просто не хотел тебя убивать. – раздавшийся голос Риз узнал легко, но как и у него самого, у источника этого голоса в данный момент не было ничего, что могло бы идентифицировать его. Но сомнений быть не могло, это звучал голос Твина, ставший уже хорошо знакомым Ризу.

– Ты хочешь сказать, он просто усыпил меня? – спросил Риз.

– Одна из особенностей того препарата, очевидно. – заключил Твин – Помнишь аромат, похожий в твоём восприятии на аромат цветочной пыльцы? Скорее всего, это было то самое средство, только в специально скорректированной дозе или пропорции.

– Но зачем ему это? – вновь спросил Риз и тут же сам дал ответ на свой вопрос – Чтобы полиция нашла меня, когда прибудет ко мне домой. Следователи увидят меня, лежащим неподалёку от жестоко убитой Елизаветы и на этом всё. Скорее всего решат, что она явилась ко мне, чтобы угрожать, из-за давления на неё со стороны следствия, а я убил….

Твин ничего не ответил, поскольку именно сознание в данный момент пребывало в лихорадочном метании от версии к версии, в бесплотных попытках найти удовлетворяющий ситуации ответ.

– Скорее всего нет! – Риз сам отверг ранее предложенную им самим версию – Следствие сочтёт, что я был замешан во всех этих убийствах. Максимилиан использует все свои связи, чтобы убедить следствие, будто эти преступления совершались за его спиной, например мной и Елизаветой, раз уж мы столь плотно общались. А затем, когда ситуация обострилась, Елизавета запаниковала, и я, якобы, убил её. Но будучи сам не вполне стабильным психически, ведь я перенёс нейросинтез, я не нашёл ничего лучше, чем покончить жизнь самоубийством при помощи своего же средства. Да, такая версия кажется наиболее вероятной. Максимилиан смог бы подбросить следствию идею, что это я ответственен за исчезновение Кирилла Генриковича, будто бы я избавился от него и завладел его нейромедиатором и информацией, как и в каких пропорциях использовать препарат для достижения самых различных целей.

– Если ты уже готов прекратить строить догадки, – вновь звучал голос Твина –то я бы напомнил тебе, что у тебя остался ещё один сообщник там, в реальности, помнишь?

Риз задумался и тут же вспомнил про Гвидо, и про их план.

– И что же? Если со мной покончено, то должен ли я довольствоваться удовлетворением от идеи, что Гвидо расправиться с Максимилианом?

– Риз, как ты думаешь, почему Максимилиан, при столь широком арсенале средств и такой, далеко идущей изобретательности, не осуществил столь простой план ранее? – Твин иронично усмехался – А вся эта история с профессором Кадернатх и Густавом! Если бы Максимилиан хотел тебя убить, то он бы заблаговременно позаботился об этом и ему бы не пришлось беспокоиться по поводу Густава, ему бы не пришлось втягивать в это дело Елизавету. Разве ты не видишь, что что-то мешает ему просто убить тебя и тем самым положить конец нашему существованию.

Риз на какое-то время задумался. Он уже не обращал никакого внимания на обрывки видений, он концентрировался на указанной Твином теме, но ничего конкретного не приходило на ум, во многом ему казалось поведение Максимилиана не логичным и это было странным.

– Ты говоришь загадками! – выпалил вдруг Риз – Если тебе известно что-то такое, до чего я уже не могу дойти, разве ты не можешь дать мне знать?

Твин усмехнулся:

– Если бы я мог, я бы не был твоим подсознанием. Это твоя прерогатива, делать выводы и суждения.

Риз понял, что в очередной раз Твин пытался подсказать ему что-то, что очевидно представляло большое значение для реальности, но на этот раз, либо из-за утомления, либо в силу действие препарата, Риз чувствовал, как тяжело ему было сосредоточить внимание. Его тянули к себе воспоминания, обрывки которых, словно осенняя листва, были разбросаны вокруг. В некоторых из них он видел себя, тем не менее, понимая, что то был не он а Кристоф Равьер, в разные периоды своей жизни.

Внезапно, и эти кусочки некогда существовавшей для кого-то реальности начали таять, оставляя от себя одни только сгустки уже совершенно неразличимой информации.

– Видишь, что происходит с его памятью. – говорил Твин – Я вынужден утилизировать эти осколки, поскольку в подсознании им уже не находится места. И хотя понимаю, что это необходимо, так как их обладателя уже попросту не существует, я не могу делать это без содрогания.

– Это всё то, что осталось от Кристофа Равьер? – уточнил Риз, заворожённый происходящим.

– Верно. – отвечал Твин – Остаются конечно ещё рефлексы, с ними по сложнее, но те, что условные, улетучатся сами собой, если ты не найдёшь им применение.

– Твин. – обратился, после некоторого молчания, Риз – А ведь всё могло бы быть совсем по другому, если бы…

– Не пытай себя предположениями. Вышло так, как вышло. В конце-концов, здесь совсем не так плохо, как может показаться со стороны. Ты видел всё сам. – голос Твина звучал уверенно – Теперь гораздо важнее, чтобы ты не позволил нашему симбиозу погибнуть.

Риз задумался, какое-то время он не знал, что ответить Твину.

Отвечать ничего не пришлось, поскольку Твин понимал Риза без всяких слов. Кроме того, с какого-то момента, в непонятное, бесформенное пространство ворвался шум, постепенно нарастающий, словно пробивающийся откуда-то извне. С определённого момента Риз понял, что он приходит в себя. Когда первые, более-менее, чёткие контуры окружающих его предметов проявились, он обнаружил, что сидит в автомобиле, пристёгнутый ремнём безопасности, пересекающим его туловище, а его руки скованы наручниками.

– Я уже боялся, что переборщил с дозой. – раздался голос Максимилиана, он был за рулём, на соседнем с Ризом кресле.

Мужчина вёл автомобиль по загородной дороге, Ризу не понадобилось много времени, чтобы понять, что Максимилиан держал путь к загородному дому на озере.

– Ты то, надеюсь, не думал, что я хочу тебя убить? – спросил Максимилиан и у ухмылкой посмотрел на Риза– По правде говоря, это бы существенно всё облегчило, но твоя мать настроена весьма категорично в этом вопросе.

Риз смотрел за окно, тяжёлые тучи постепенно собирались в грозовые конгломераты, угрожая просыпаться большим количеством снега. Только за городом, вдали от высоких небоскрёбов и многоэтажных домов, можно было наблюдать нечто подобное. Маленькие одноэтажные частные домики казались модельной миниатюрой под нависшими над ними тучами, отчего создавалось впечатление, будто просыпавшийся из этих клубящихся громад снег, смог бы с лихвой похоронить под собой все эти творения человеческих рук.

Максимилиан, не обращая внимания ни на тучи, ни на Риза, продолжал размышлять в слух, периодически задавая Ризу вопросы. Мужчину несколько не смущало то обстоятельство, что все его вопросы оставались без ответа.

– По идеи, я не должен был так вот торопиться, у нас всё было спланировано наперёд, по расписанию, что называется. Теперь вот полиция прижимает и в центре моё исчезновение опять будет воспринято неоднозначно.

Эта последняя фраза, уподобившись молнии, ударила по вниманию Риза. Он разом позабыл про облака и пейзаж и теперь смотрел на Максимилиана. Мужчина, без всякого сомнения, понял, чем обязан такому пристальному вниманию.

– Ты только не говори, что не догадался. Знаю, выглядит со стороны очень необычно, я сам не сразу привык к этому. Но в плане так называемого «чистого листа», это работает безотказно.

Риз продолжал смотреть на Максимилиана, и хотя он ничего так и не произнёс, мужчина понял по одному только взгляду, что Риз если и догадывался, то не мог поверить своему предположению.

– Ну ты даёшь! Я лишний раз убеждаюсь, что мой опыт с тобой провалился, если бы всё получилось ровно так, как было запланировано, то мой сын ещё давно понял бы что к чему. Но, очевидно, тебе не досталось и доли его проницательности.

– Что ты хочешь всем этим сказать? Что ты Кирилл Генрикович? Какого чёрта ты несёшь? – изумился Риз, хотя теперь он и начинал понимать, что имел в виду Максимилиан.

– Ну поздравляю тебя! – убрав на несколько секунд руки с руля, Максимилиан похлопал в ладони – Наконец то мы дошли до сути.

Риз ощущал, как это открытие буквально опустошило его запас эмоций. Глубокая степень удивления не сопровождалась ни страхом, ни злобой, ни восторгом. Он просто смотрел на человека, сидевшего на водительском месте и управлявшего автомобилем, но видел он совсем иное. Риз вспомнил, как обнаружил тело Кирила Генриковича в криостате, к секретной лаборатории в его загородном доме. Ошибочно полагая, что Максимилиан, воспользовавшись моментом, убил доктора, Риз теперь понимал, скол сильно он заблуждался.

– У меня всегда был запасной план на случай моей неудачи. Когда, после всех моих усилий, Твина всё-же не стало, – говорил Максимилиан, но Риз уже понимал, что всё это время он просто не мог различить правды, лежащей у него перед самым носом – меня уже крепко прижимали. Лимит доверия ко мне со стороны государственных служб, полагаю, ты догадываешься каких, был исчерпан. В какой-то момент мне дали понять, что они закрывали глаза на мои эксперименты с экстрактами и синтезируемыми веществами, а равно и с ввозом ингредиентов в страну, только лишь потому, что ожидали от меня готового «рецепта» для решения их проблем. Высокие «высокие чины» углядели в нейросинтезе потенциал для достижения весьма неоднозначных целей. С одной стороны, по средствам нейросинтеза они надеялись переносить сознание одного человека, в тело другого, что было бы эффективным инструментом в оперативной деятельности в вопросах внешней разведки и разумеется внутренней политики.

Риз уставился на Кирилла Генриковича, теперь он уже не мог ошибаться, несмотря на то, что всё то время доктор говорил голосом Максимилиана, используя его тело в качестве своего нового пристанища, манера речи, интонация, всё встало на свои места. Риз не переставал спрашивать себя, как он мог не заметить этого раньше.

– Не удивляйся ты так. – улыбнулся Кирилл – Современная политическая организация власти в нашей стране такова, что она сама по себе эксплуатирует принципы симбиоза. Тоталитаризм и диктатура, подобно паразитам, поселились в теле демократии. Это очень удобно, для формального соответствия мировой политической конъюнктуре, когда необходимо выглядеть «белым и пушистым», но изнутри, наш «Левиафан» уже давно прогнил. Однако, если бы ты знал биологию так, как её знал Твин, для тебя не стало бы открытием, что паразиту периодически требуется перерождаться, поскольку жизненный цикл его собственного тела имеет собственные ограничения. Знаешь как это происходит?

Риз был уверен, что стоило бы ему задуматься над поставленным вопросом, и ответ бы не заставил себя долго ждать, как это обычно бывало в отношении тех вопросов, которыми когда-то владел Твин. Однако сейчас, ему попросту не хотелось напрягать сознание, из-за оставшейся от применённого на нём препарата, слабости, он опасался потери сознания, поэтому предпочитал просто экономить силы и слушать, покуда дорога, по которой ехал автомобиль Максимилиана, предоставляла такую возможность.

Не дождавшись ни утвердительного, ни отрицательного ответа от Риза, Кирилл Генрикович продолжил сам:

– Организм паразита выделяет капсулированную нематоду, которая в будущем развивается в полноценного червя-паразита, в то время как предыдущее тело паразита выводится из организма естественным путём, создавая, например, у человека, иллюзию того, что он избавился от паразита. Я полагаю, аналогия тебе ясна?

И вновь Кирилл не дожидался ответа от Риза.

– Устранивший всякую политическую конкуренцию, засидевшийся у власти «тиран», при помощи нейросинтеза, смог бы при необходимости, периодически, имитировать свой, якобы уход от власти, а на самом деле, продолжал бы править в новом обличии. Вот куда был устремлён взор тех, кто поначалу проявил особый интерес к моей работе.

– Но что-то пошло не так, верно? – усмехнулся Риз, полагая, что ирония в его вопросе должна была задеть доктора, который отдал изучению нейросинтеза слишком много времени и сил.

–Ну, когда я заявил, что смогу вернуть сознание моего сына в облике совершенно другого человека, это было воспринято как генеральный эксперимент. Если бы Твин смог занять сознание, то и не было бы ничего из того, что теперь происходит. Сытость одних волков, сохранила бы жизни другим овцам. Но вышло ровно так, как ты теперь сам знаешь.

– У тебя есть предположения, почему так получилось? – спросил Риз.

Кирилл посмотрел на него, готовясь что-то ответить, но так и не произнёс ни единого слова, видимо в последний момент усомнившись, насколько верно он уловил смысл вопроса.

Риз решил уточнить:

– Почему не сработало с Твином? Как так вышло, что он не смог стать сознанием на той «почве», что ты ему предоставил?

Доктор некоторое время молчал, глядя не то ветровое стекло, не то в зеркало заднего вида.

– Трудно сказать. Хотел бы я быть философом, чтобы найти красивые, витиеватые фразы, в качестве ответа на этот вопрос. Но боюсь всё гораздо более прозаично. Из-за промедлений, и из-за этих бесплотных попыток реаниматологов вывести Твина из комы, было упущено драгоценное время, очевидно, слишком много нейронных связей уже было разрушено. Это в то время, как мозг Кристофа Равьер был сохранён в превосходном состоянии.

Такой ответ, похоже, удовлетворил Риза, он ничего не сказал, и Кирилл предпочёл некоторое время молчать. Тем не менее, когда молчание было нарушено в следующий раз, это был именно Риз, кто заговорил первым.

– Тебе было бы интересно узнать, – спросил Риз – что я продолжаю видеть его, да и говорить с Твином?

Кирилл удивлённо посмотрел на Риза и спросил:

– Ты имеешь в виду твои видения? Они разве ещё не прошли? Меня они преследовали не очень долго, когда я завладел телом Максимилиана, я некоторое время, во снах, видел образы и обрывки его воспоминаний, но это продолжалось не долго.

– В моём случае, – говорил Риз –это не видения. Твин не исчез. Ну, по крайней мере, не исчез бесследно. Он стал моим подсознанием, вот почему я продолжаю периодически обнаруживать у себя знания о вещах, о которых никогда прежде не были мне известны.

– Ты хочешь сказать, – Кирилл говорил таким голосом, по которому можно было легко понять, насколько сильно он удивлён тем, что ему сообщил Риз – что Твин, сформировав твоё подсознание, не ассимилировался, а сохранил свою индивидуальность?

– Ну вот, – усмехнулся Риз – наконец то прозвучало объяснение моей ситуации, которую, как мне казалось, невозможно было описать словами.

– Почему ты уверен, что это именно так, что это не плод твоего воображения? – спрашивал Кирилл.

– Ну, хотя бы потому, что я могу общаться с ним. Нет, это конечно взаимодействие сознания и подсознания, но иногда оно происходит в таких формах, как если бы мы с Твином общались на расстоянии вытянутой руки. – Риз, пояснив это обстоятельство Кириллу, отметил, что доктор не был склонен поверит в то, что слышал – Если бы это было простым видениям, я бы не узнал всего того, что помогло мне в моих неспокойных поисках.

– Если это так, – Кирилл продолжал не верить Ризу, очевидно принимая его слова за хитроумную уловку – то что ты узнал у него такого, что могло бы свидетельствовать о сохранности индивидуальности Твина?

Риз рассказал Кириллу несколько эпизодов из жизни Твина, до его смерти, и хотя это повествование не изобиловало мелкими деталями, Риз не мог бы об этом узнать ни от кого, кроме самого Кирила Генриковича или его жены – Залины. Так как Кирилл был более чем уверен как на свой счёт, так и на счёт супруги, сомнений не оставалось, что Риз говорил правду, хотя и поверить в это было очень и очень не просто.

Следующий вопрос задал уже Риз:

– Ты знал, что это Максимилиан убил Твина? И он же его, якобы, спас.

Кирилл утвердительно кивнул.

– Я с самого начала знал, что во всей этой истории что-то было не так. Твин никогда бы не совершил такого, это попросту лежало за пределами его природы. Позже, Залина призналась мне в случившемся. Мы с ней, на тот момент уже не жили как муж и жена, и я знал, что она встречалась с Максимилианом, проходимец надеялся проворачивать за моей спиной слишком много дел. Залина рассказала мне, что ей стало известно от самого Максимилиана. У них вышла крупная ссора на почве этого события. Этот идиот полагал, что устранив моего сына, он сможет избавиться от свидетеля его любовных похождений с Залиной, и морально выведет меня из игры. Макс уже вовсю метил на должность руководителя отдела и не стеснялся заявлять об этом открыто, в моём присутствии. Его подстегнула к этому перспектива услужить «власть-имущим». Он хотел поскорее декларировать готовность нейросинтеза, как метода, для выполнения возложенных на него задач, несмотря на то, что абсолютное большинство практических экспериментов по применению метода, обернулись выраженными побочными эффектами. Ублюдка это не останавливало, но его должно было остановить нечто другое. У меня уже была накоплена достаточная практическая и теоретическая база, плюс я обзавёлся связями, позволявшими мне налаживать поставку ингредиентов из центральной и южной Азии. А самое главное, появился частный инвестор, готовый вкладываться в развитие этого направления, и обладающий разумной терпеливостью в отношении наилучших результатов. Когда я не смог вернуть Твина, мне уже нечего было терять. Я принял решение, что дальше буду заниматься нейросинтезом абсолютно независимо от государства. Однако, чтобы избавиться от прошлых связей, которые оказались чрезмерно обременительными, мне пришлось сменить облик. Старому Кириллу Генриковичу пришлось исчезнуть безвести, а карьеристу Максимилиану – наконец занять желаемый пост. В дальнейшем, действуя уже от имени Максимилиана, я планировал саботировать отношения со своими изначальными «кураторами», это помогло бы мне, уже в образе Максимилиана, красиво уйти из исследовательского центра. Но…

– Но тут появился я. – закончил Риз за Кирилла, чем вызвал у доктора улыбку.