Текст книги "Киев 1917—1920. Том 1. Прощание с империей"

29-го октября (11-го ноября) Петроград четвертые сутки был под властью большевиков. Временного правительства не существовало.

Но в главном городе Украины доподлинно не знали, что происходило в столице России. Накануне вечером в Киеве получили сообщение, что восстание в Петрограде ликвидировано, «Керенський ніби-то на чолі війська увійшов у Петроград, повстанці склали зброю, а ватажки їхні розбіглись»⁵⁸⁸. Утром в «Киевлянине» было опубликовано сообщение из Ставки о том, что «Петроград в руках правительственных войск».

Прапорщика Пуке, как и Затонского, арестовали накануне вечером, когда он вышел из дворца разведать обстановку. Если Затонского выручил интеллигентный вид, то Пуке – офицерские погоны. «Сопровождающие» – юнкера, бывшие студенты – сопроводили его в штаб округа. Проверив его документы (а в лицо его никто не знал), Пуке приняли за дезертира и препроводили в этапную комендатуру на Жилянскую. Здесь было спокойно. Дежурный комендант, несмотря на настойчивые просьбы Пуке отпустить его, распорядился оставить мнимого дезертира до утра, когда «начальство» разберется.

Утром прапорщику вернули документы и объявили, что он свободен. Выйдя в город и подойдя к Безаковской улице, он увидел движущуюся в полном походном порядке колонну войск.

Подхожу ближе… Вся улица от вокзала до Бибиковского бульвара заполнена солдатами. Оказывается[,] – это чехо-словацкая бригада, направляющаяся в полном боевом порядке с большим количеством пулеметов к Печерску… Некоторые словоохотливые солдаты передают, что вызваны Штабом Округа и идут бить большевиков.

Иду по направлению к вокзалу… Серая лента великолепно вымуштрованных солдат с бело-красными значками на фуражках тянется без конца через мост… Вокзал весь в руках противника. Хвост чехо-словацкой пехоты уходит, но всякие команды, обозники, снабженцы еще продолжают выгружаться. <…>

Присаживаюсь к столику, за которым сидят два чехо-словака, видимо офицеры. За стаканом чаю осторожно допытываюсь, какая часть, сколько их прибыло, куда пошли… Чехи смотрят немного подозрительно, но отвечают…

– Их 2 пехотных полка, пришли бороться против большевиков… Если понадобится, прибудет еще бригада с артиллерией.

Хвастливо заявляют, что и с наличными силами разгромят «большевистские банды»⁵⁸⁹.

Согласно газетному сообщению, правительственные войска с фронта начали прибывать в Киев еще накануне вечером. Отряд, под командой полковника Леонтьева, состоял из русских пехотных, казачьих и чехословацких частей – несколько тысяч солдат, при 40 пулеметах и двух артиллерийских батареях⁵⁹⁰. 29 октября (11 ноября) состоявший при этом отряде доктор Григорьев издал воззвание «Гарнизону г. Киева», в котором разъяснял, что

<…> отряд призван бороться не с отдельными партиями или национальностями [по-видимому, намек на большевиков и украинцев. – С. М.], а для укрепления порядка и спокойствия в тылу, столь необходимого для фронта, который с негодованием оглядывается на творящиеся за его спиной безобразия.

Одновременно был издан приказ генерал-лейтенанта Квецинского войскам киевского гарнизона, выдержанный в том же тоне:

Предупреждаю, что я работаю в тесном сотрудничестве с представителями революционной демократии и гражданских властей, все мысли коих направлены к сохранению спокойствия и порядка в городе. Ни с какими политическими организациями борьбы не ведется, но всякие безответственные и самочинные выступления, сеющие анархию, будут подавляться самым решительным образом.

Ввиду этого уверен, что все части, верные временному правительству[,] никаких самостоятельных выступлений и вооружений без распоряжения строевого начальства производить не будут и сохранят полное спокойствие⁵⁹¹.

Как очень скоро выяснилось, это была хорошая мина при плохой игре.

Большевики, в свою очередь, отнюдь не сдались. После падения дворца центр активности пробольшевистских сил переместился на Печерск. Восстание активно поддержал Арсенал, а также расположенные на Печерске военные части, прежде всего 3-й авиапарк и понтонный батальон.

Из ведущих киевских большевиков на свободе оставались только Затонский и Андрей Иванов. Последний избежал ареста благодаря тому, что после одного из митингов почувствовал себя плохо и отправился не во дворец, а на квартиру. В 4 часа утра 29 октября (11 ноября) к нему прибежали арсенальцы и сообщили об аресте большевиков во дворце. Сразу же собрали совещание представителей заводов и военных частей и стали решать, как действовать. Как утверждал Иванов, на этом совещании были и представители украинских частей⁵⁹². По всей видимости, украинцы заподозрили, что «укрепление порядка и спокойствия в тылу» штабом округа вполне может коснуться и их. Со своей стороны, в армии подозревали о наличии некоего альянса между украинцами и большевиками. Так, 27 октября (9 ноября) комиссар 7-й армии эсер Дмитрий Сургучев (будущий депутат Учредительного собрания) телеграфировал, будто в Киеве «украинцы вместе [с] большевиками захватили арсенал и осаждают штаб округа»⁵⁹³. 31 октября (13 ноября) в заметке «Киевлянина» утверждалось: «Понтонные казармы находятся в связи с арсеналом, где засели украинцы. Арсенал подает патроны понтонерам»⁵⁹⁴. Насколько мы можем судить, основную роль в Арсенале играли не украинцы, а большевики; но, как мы увидим, некоторое содействие последним украинцы действительно оказывали.

Затонский, успешно выбравшись из штаба округа, окольными путями, по Собачьей тропе отправился на Печерск, в 3-й авиапарк; его сопровождал Гальперин. Успешно добравшись до места, он информировал соратников о предстоявшем нападении на дворец. Тем же путем, с Крещатика через Собачью тропу, прошел в авиапарк старый большевик Иван Смирнов, которого провела 17-летняя девушка Олеся Ситниченко.

Смирнов рассказал авиапарковцам о событиях во дворце, показал им записку Георгия Пятакова: «Ревком арестован, действуйте немедленно, иначе всё пропало»… Как действовать, никто толком не знал. Возникла идея пойти во дворец на разведку и попытаться связаться с арестованными. Вызвалась пойти Олеся: молодая девушка должна была вызывать меньше подозрений у патрулей. По дороге ее много раз останавливали юнкера. «Отбрехиваясь», ей удалось добраться до ворот дворца, но здесь миновать сильную охрану шансов не было. Девушка попыталась пойти в обход, мимо забора над днепровскими кручами, но и там ее остановили. Уверения, будто она идет к отцу, работающему в столовой во дворце, не помогли. Ситниченко пошла назад в авиапарк, зайдя по дороге в Арсенал и встретив там Андрея Иванова. В ту ночь она несколько раз ходила между Арсеналом и авиапарком с записками для Богданова, солдата авиапарка, принимавшего активное участие в подготовке восстания:

Що там в нім було написане[,] не знаю. Витрівалість конспіратора не дозволяла прочитати те, що не мені призначалось. Я знала одно: якщо затримають юнкери, я повинна проковтнути записку⁵⁹⁵.

В авиапарке происходило совещание с участием Затонского. В какой-то момент в парк пробрался посланец из дворца, который подтвердил, что весь военно-революционный комитет арестован.

Раздаются возгласы: «Идем выручать!», «А, если поздно, так – мстить мерзавцам!».

С трудом удерживаю их. Надо выяснить свои силы, установить связь с другими частями,

– вспоминал Затонский.

Около 3-х часов ночи вместо арестованного комитета был создан новый. В его составе были Богданов, Кудрин⁵⁹⁶, Карпенко, Иванов⁵⁹⁷, Новиков⁵⁹⁸, Кошелев, Друзякин⁵⁹⁹. Организацию военных действий против штаба взяли на себя 3-й авиапарк и понтонный батальон. Было условлено, что вооруженное выступление начнется вечером того же дня, 29 октября (11 ноября). Сигналом к восстанию должны были стать тревожные гудки Арсенала и полет самолета над Печерском и Липками. По плану, авиапарковцы при поддержке конно-горного дивизиона должны были атаковать Константиновское юнкерское училище (Московская, 45), после чего повести наступление на юнкеров Алексеевского училища (нынешний Военный лицей имени Богуна, бульвар Леси Украинки, 25). Другая часть авиапарка, совместно с понтонерами, должна была с двух сторон атаковать Николаевское военное училище (Никольская, 11). Арсенальцам надлежало получить подкрепление в 400 человек и сдерживать наступление юнкеров со стороны Мариинского парка и Кловского спуска. Наступление должен был поддерживать находившийся за Слободкой тяжелый артиллерийский дивизион – огнем через Днепр по зданиям училищ.

Николаевское военное училище

Солдат 3‑го авиапарка Савва Бондаренко в ту же ночь отправился на Пост-Волынский – обеспечить вылет самолета с тамошнего аэродрома. Из-за усиленных патрулей в городе идти пришлось по окраинам – через Зверинец, Демиевку и Байковую гору. Прибыли на место к утру. На аэродроме подготовили к полету новый самолет типа «Вуазен» (Voisin; конструкция французского авиатора Габриеля Вуазена). Самолет, пилотируемый летчиком Егоровым и наблюдателем Кебчуком, совершил пробный полет и благополучно возвратился на аэродром. В 5 часов вечера этот же самолет появился над Арсеналом. Раздался тревожный гудок. Его поддержали гудки завода Гретера и Криванека и других предприятий. Авиапарковцы захватили гауптвахту, освободив находившихся там заключенных, обезоружили комендатуру. Попытались, как и было запланировано, начать атаковать юнкеров.

Габриель Вуазен (Gabriel Voisin, 1880–1973), французский авиаконструктор

Биплан конструкции Вуазена

Но вместо наступления пришлось быстро перейти к обороне. Конногорцев окружили юнкера и заперли в казармах. Понтонеры оказались не готовыми к выступлению. Наконец, не на руку восставшим сыграло то, что дело было в воскресенье. В «Арсенал» явилось значительно меньше рабочих, чем обычно. (По версии Ситниченко, по случаю воскресного дня из заводского гудка был выпущен пар, и потому завод так и не дал гудок. Из-за этого, в свою очередь, арсенальцы вовремя не вступили в бой⁶⁰⁰.) Пришлось направить туда подкрепление; проехать по Московской улице было абсолютно невозможно, и грузовики поехали кружным путем, через Новонаводницкую, набережную и Теличку на Зверинец. Расположенные там склады боеприпасов охранялись георгиевскими кавалерами, которые еще накануне согласились выдать повстанцам патроны и артиллерийские снаряды. Получив на складах боеприпасы, отправились в обратный путь. У Цепного моста грузовики попытался остановить патруль юнкеров, но они проскочили. Остановились у старой водокачки, откуда боеприпасы перенесли на руках вверх по днепровским склонам, через территорию понтонного батальона, к Арсеналу.

Но в это же время территория ипподрома и авиапарка подверглась перекрестному обстрелу юнкеров Николаевского и Константиновского училищ; к константиновцам подошло подкрепление из алексеевцев. В расположение авиапарка попытался прорваться броневик, но у ворот его забросали гранатами⁶⁰¹. В то же время чехословаки открыли ураганный пулеметный огонь по авиапарку. Если бы они знали, что защитники парка немногочисленны, а патронов у них – на вес золота, то, вероятно, перешли бы в наступление⁶⁰².

Что делали в это время украинцы? 29 октября (11 ноября) Центральная Рада собралась на очередную, седьмую сессию. Вечернее заседание открылось в 5½ часов вечера. После выступления Винниченко, который обсуждал будущую деятельность Генерального секретариата в новых условиях, слово взял Ткаченко – тот самый, с чьей подачи двумя днями ранее была принята резолюция с осуждением восстания в Петрограде. Теперь Ткаченко заявил, что, когда штаб военного округа разгромил Советы во дворце, «цей штаб пішов явно на контрреволюцію». Его поддержал Христюк, который

<…> намалював теж незвичайну у нас картину контрреволюції. Офіцери штабу округи заявляли, що вони «не можуть розбіратись, де большевик, а де меньшевик».

Штаб прикликав таке військо, яке готово кожної хвилини піти проти штабу і громити все кругом себе, та знищити здобутки революцїі.

Следующий оратор, Петлюра, заявил, что ожидаемое выступление большевиков (на самом деле оно на тот момент уже началось) «являється тільки наслідком безтактности штабу Київської військової округи». Украинские части, сообщил он, пока придерживаются нейтралитета.

Рада приняла внесенную украинскими социал-демократами резолюцию под недвусмысленным названием «Про контрреволюційні виступи штабу округи». Отмечалось, что во дворце были не только большевики, но и представители других партий (меньшевики, эсеры), и

[щ]о розгром військом Дворця прибрав характер явно контр-революційного походу проти рад і тим проти всієї демократії, там представленої, який виявився в ганебному поводженні з представниками і членами ріжних соціялістичних партій, в антісемітічному наст[р]ою окремих особ серед війська і в знищенню і в знущанню над революційними емблємами і прапорами.

Резолюция требовала немедленного освобождения всех арестованных во дворце, «особливо з огляду на повну відсутність всякої спроби повстання з їх боку» (!), а также немедленного вывода частей, которые штаб вызвал в Киев⁶⁰³.

Итак, Центральная Рада четко высказалась против действий штаба, но не ввязывалась непосредственно в вооруженное противостояние. По мнению Затонского, Рада «боялась, что в случае победы штаба ей будет предъявлен счет». Большевики, со своей стороны, агитировали украинские полки за активное выступление против штаба; это было основной задачей того же Затонского, который «два раза бит за сие был, но кой-кого мы сагитировали». Действительно, существует несколько свидетельств большевиков о том, что украинцы принимали ограниченное участие в боях на их стороне. Как уже упоминалось выше, Андрей Иванов утверждал, что в совещании большевиков ранним утром 29 октября (11 ноября) участвовали представители украинских частей. По Затонскому, в бой на стороне большевиков пошли солдаты-богдановцы, с развернутыми желто-голубыми флагами – вопреки приказам своих же офицеров⁶⁰⁴. Он же утверждал, что радовцы «весьма извинялись перед штабом, когда тот указывал, что местами по юнкерам стреляют отряды с желто-голубыми знаменами», и даже пытались представить дело так, что украинский флаг поднимали сами большевики – дабы создать впечатление, будто их поддерживает Центральная Рада⁶⁰⁵. Трудно сказать, насколько можно этому верить. Ситниченко вспоминала, что, спускаясь к Днепру, чтобы отвезти приказ артиллеристам на Слободку, встретила около двух десятков подвод с патронными ящиками, которые сопровождали украинский офицер и солдаты; на обратном пути она встретила еще одного украинского офицера и получила от него патроны⁶⁰⁶.

События этих дней впоследствии назовут «треугольным боем» – имея в виду, что каждая из трех сторон дралась против двух других. Как видим, определение это не вполне точное: штаб военного округа действительно был «против всех» (и в конечном счете проиграл), но большевики и украинцы друг против друга не воевали.

Первый день боев не дал определенных результатов. Ни у одной из сторон не было решающего преимущества. Ночь прошла неспокойно. Корреспондент «Киевлянина», чья политическая позиция не вызывала сомнений, сообщал:

В течение всей ночи с 29-го на 30-го октября и утром на улицах Печерскего [sic] и Институтской шел уличный бой. Юнкера, казаки и чехо-словаки очищали улицы от хулиганов и большевиков. Приняты самые решительные меры к подавлению мятежа и к вечеру город будет очищен от преступников⁶⁰⁷.

В ту же ночь точечная «акция» удалась украинским солдатам (во всяком случае, если верить прокурору Киевского окружного суда, рассматривавшему это дело месяцем позже). Во время перестрелки большевиков с юнкерами «группа солдат украинского георгиевского полка явилась в штаб крепости и арестовала бывших там начальствующих лиц – начальника штаба полковника Козина и комендантских адъютантов капитанов Саливона и Приходкина, которых впоследствии солдаты того же полка под командой какого-то прапорщика вывели на площадь и у ограды Печерской Лавры под откосами Днепра подвергли расстрелу». Адъютанты оказались убиты, а полковник Козин ранен в полость рта⁶⁰⁸…

Но стрельба была не только на Печерске. С неизвестного автомобиля стреляли на Вознесенском спуске. На Тарасовской улице ружейным выстрелом был ранен в голову дежурный пожарной команды Лыбедского района. На Большой Васильковской тремя «большевиками» (видимо, мнимыми) был обезоружен милиционер, в районе Собачьей тропы – еще два милиционера. На Александровской улице толпа, подстрекаемая неизвестным в форме прапорщика, пыталась совершить самосуд над заведующим участком милиции Подольского района, но последнему удалось отразить нападение. Разумеется, в ту же ночь почувствовали себя вольготно воры и грабители. Вооруженные ограбления произошли в Чеховском переулке, на Набережно-Крещатицкой; на Александровской площади удалось задержать вора, причем арест его сопровождался стрельбой. Задержанный на Николаевской улице грабитель с куском бархата оказался железнодорожным милиционером⁶⁰⁹…

Понеся заметные потери в ночном бою и подобрав убитых и раненых, юнкера-константиновцы закрылись в здании училища, отстреливаясь из его окон. Чтобы попытаться выбить их оттуда, большевикам следовало выбить с позиций юнкеров Алексеевского училища⁶¹⁰. Но здесь пришла – вернее, прилетела – помощь из-за Днепра.

Утром 30 октября (12 ноября)[30]30
   В датировке имеются разночтения. Согласно воспоминаниям самой Ситниченко, это было 31 октября (13 ноября). Однако в заметке в «Киевлянине» от 31 октября упоминается обстрел из-за Днепра в предыдущий день. Бондаренко и Затонский упоминают попадание снаряда в здание Константиновского училища, и анализ их текстов указывает на 30 октября (12 ноября). По-видимому, именно эта дата верна.


[Закрыть] Олеся Ситниченко пришла к Андрею Иванову, который передал ей записку для Богданова. Нужно было отвезти приказ на Слободку тяжелой артиллерии. Девушка «несмело» вызвалась поехать. Подумав, Богданов согласился. Поехали на грузовике, втроем: сама Олеся, шофер и солдат.

Їдемо ланцюговим мостом. На другому боці видко гармати. Човнами до них переїжджають юнкери. Я подала командирові наказа.

– Не можу виконати. Нема. Гармати в порядку, гарматна служба на місцях, але нема захисту. Он бачите молодчиків в човнах. Якщо вони перепливуть – гармати пропали. Потрібна піхота.

Я думаю не довго. Сіли в ваговіз, поїхали до Слобідського Райпаркому.

Там повнісінько наших хлопців, втомлених з безділля, заспаних, скудовчених. Рушниці теж є. Поки я говорила з секретарем Райкому, робітнича дружина рушила на призначене місце.

Повертаючись, біля мосту ми бачили таку картину: гармат не видко за людьми. Юнкери раз-у-раз гепаються в воду підстрілені дружинниками.

У кінці мосту салдат щодуху закричав мені в ухо.

– Відкрийте рота, відкрийте!

Я, дивуючись, виконала наказа.

І раптом: ур-р-р-жах! – розлігся десь неймовірної сили звук.

Це була перша гарматна вісточка.

Костянтинівській юнкерській школї набій відкусив ріг величезного будинку, забивши відразу кілька десятків юнкерів⁶¹¹.

Картина, возможно, приукрашена – но то, что артиллеристы открыли стрельбу по Печерску, не вызывает сомнений. Бондаренко утверждал, что артиллерийскому дивизиону передали координаты по телефону из авиапарка. Пристрелялись довольно быстро, и вскоре у здания Константиновского училища разорвался снаряд. «В здании полетели стекла и окна[,] и перепуганные юнкера выбросили из окна белое полотнище, а охранявшие конно-горный артдивизион просто разбежались в разные стороны. Новиков направил к училищу вооруженный отряд бойцов для принятия капитуляции». После некоторых пререканий юнкера были разоружены, обысканы и закрыты в помещении. К восставшим присоединились освобожденные конногорцы. После этого почти без боя сдалось Алексеевское училище⁶¹². Таким образом, южная часть Печерска перешла в руки большевиков. Между авиапарком и Арсеналом оставались два центра дислокации правительственных войск: Николаевское училище и школа прапорщиков в Бутышевом переулке – хотя и не принимавшая активного участия в бою, но мешавшая связи с Арсеналом. Командиру школы предъявили ультиматум, который он отверг. Завязалась еще одна перестрелка с активным участием арсенальцев.

Тем же утром – был понедельник – в Арсенале дали обычный гудок на работу. Юнкера пропускали рабочих, полагая, что те приступят к работе. Чтобы усыпить бдительность патрулей, старшие рабочие в кузнице действительно начали работать. Но истинные намерения арсенальцев быстро выяснились. Юнкера окружили завод. Рабочий Святоха вышел на разведку и был тут же задержан. Сказав юнкерам, что идет домой, он обманул их бдительность: зашел в столовую, откуда через забор вернулся на территорию завода. Его выбрали руководителем обороны. В первой же перестрелке, неосторожно встав из окопа, погиб рабочий Прокофий Аистов (его именем до недавнего времени назывался Ипсилантиевский переулок, по соседству с заводом). Юнкера окопались в Мариинском парке и у дома командующего военным округом. Поставили две пушки у Дворцовой пожарной части (на углу Александровской и Екатерининской, нынешней Липской). Арсенальцы поставили два пулемета, один из которых нацелили на Александровскую улицу. Перестрелка продолжалась целый день. Наконец, арсенальцы навели пушку на школу прапорщиков и пулемет на окопы в Бутышевом переулке. Из школы прислали в Арсенал парламентеров, которые предложили: юнкера сдадутся, но при условии оставления им оружия. Иванов на это не согласился. Обстрел возобновили. Школа сдалась. Юнкеров разоружили, 180 человек взяли в плен⁶¹³.

Из рассказов большевиков может создаться впечатление, что их победа в боях была чуть ли не предопределена. На самом деле, разумеется, исход боя до самого конца не был ясен. Как уже упоминалось, Центральная Рада формально соблюдала нейтралитет, но, считая штаб округа средоточием контрреволюции, склонялась к сотрудничеству с восставшими. Владимир Затонский вспоминал:

На второй день боев[31]31
   То есть 30 октября (12 ноября); однако сопоставление текста воспоминаний того же Затонского в «Летописи революции» с другими источниками приводит к датировке этого события 29 октября (11 ноября).


[Закрыть] Порш каким-то образом отыскал меня на явке (на Совской ул., помню, сидели мы), прислал записку, просит срочно зайти к нему в Центральную Раду, у него есть весьма важные сообщения, необходимы совместные действия…

Тон записки чрезвычайно тревожный и, видимо, искренний. Мне советоваться не с кем было, Иванов сидел в арсенале, остальные комитетчики под арестом. Я на собственный страх и риск решил пойти к Поршу. В кабинете у него застал тов. Муна (теперь председателя компартии Чехии <…>). Оказывается, штаб вызвал и сумел провести в Киев <…> целую чешскую бригаду.

Радовцы перепугались возможности нашего полного разгрома, так как у них не было сомнений, что штаб, одолевший нас, немедленно примется за них, и Порш предложил мне заняться совместно нейтрализацией чехов. Я принял предложение. Порш, хороший оратор и литератор, быстро набросал проект воззвания <…> Муна тут же перевел на чешский язык, и прокламацию отправили печатать. Через несколько часов она уже была распространена в бригаде⁶¹⁴.

Украинский текст, вероятно, этой же самой листовки сохранился:

Товариші вояки! Чешська революційна армія організується тільки для того, щоби воювати проти Австрії за свободу й самостійність Чехії.

Коли в Росії повстала революція і предбачувалась можливість внутрішньої політичної боротьби і заколотів, було заключено між Тимчасовим урядом і головою чешсько-словацької національної Ради проф. Масариком умову, що чешська армія не повинна уживатися для внутрiшньої боротьби в Росії. <…>

Тепер знов відбуваються грізні події; внутрішня боротьба між політичними партіями російськими досягає найвищого напрудження й вас прислано для введення порядку.

Товариші! Брати! Пам’ятайте, що ви є гостями російських народів, і ви не маєте права бути суддями між російськими партіями.

Домагайтеся від свого начальства, щоби вас зараз було повернуто назад, бо инакше грозить небезпека, що чешська армія проллє свою кров на улицях Київа, не в боротьбі з нашими зовнішніми ворогами, а в боротьбі з українським і російським народами.

Товариші! Брати! Не допустить цього, щоби ваші рушниці були забризкані слав’янською і пролетарською кровью.

Листовку распространили уже к ночи. Согласно Затонскому, поначалу она не возымела должного эффекта. Чехи ответили, что «не позволят Штабу обижать Раду, но считают своим долгом разделаться с большевиками, разрушающими фронт». Успели чехи повоевать и с украинцами: 30 октября (12 ноября) между ними произошло целое сражение на углу Большой Васильковской и Караваевской (то есть на нынешней площади Толстого); сообщали о трех убитых и до десяти раненых⁶¹⁵. В тот же день, в ходе боев с арсенальцами, потеряв командира полка (по другим сведениям – ротного командира⁶¹⁶), нескольких офицеров и около 100 рядовых убитыми⁶¹⁷, чехи разбежались. Еще часа через два они «прислали в Раду делегацию, сообщив, что они, пожалуй, согласны не вмешиваться во внутренние дела России»⁶¹⁸.

На рассвете 31 октября (13 ноября) авиапарковцы и понтонеры совместными силами атаковали последний бастион юнкеров – Николаевское училище. Юнкера не выдержали атаки и частично разбежались по склонам у Аскольдовой могилы, частично сдались в плен в помещении училища. Далее авиапарковцы с Александровской улицы, а понтонеры с Козловского спуска атаковали дом командующего войсками и Мариинский парк. Юнкера не выдержали стремительного напора, бросили окопы и отступили к штабу округа. Большевики продолжили преследовать их до Банковой улицы, заняли здание банка, задержали там охрану из офицеров так называемой «золотой гвардии»⁶¹⁹ и отправили их на гауптвахту.

Итак, почти двое суток боев обернулись не в пользу представителей бывшего Временного правительства. Штаб округа попросил о перемирии для переговоров. Здесь же и пригодились задержанные в банке офицеры – в качестве козыря на этих переговорах⁶²⁰.

Того же 31 октября (13 ноября) была создана «Комиссия по выработке условий прекращения военных действий в гор. Киеве». В нее вошли представители всех тогдашних значимых организаций: Центральной Рады, Совета рабочих депутатов, Совета солдатских депутатов, Генерального военного комитета, Комиссариата Временного правительства, городской думы, Революционного комитета, Всеукраинского военного съезда и казачьего съезда (оба эти съезда в то время подходили к концу) – всего 33 человека. Председателем комиссии стал Григорьев 1 – так в протоколе назвали председателя Совета солдатских депутатов Никифора Григорьева, чтобы не путать его с Григорьевым 2-м – доктором Николаем Григорьевым, который тоже был членом комиссии, от Комиссариата. Были также Иванов 1 (от президиума Совета солдатских депутатов) и Иванов 2 (Андрей Иванов, от Революционного комитета).

Комиссия собралась в здании городской думы. Заседание в 17 ч. 25 мин. открыл Григорьев 1. Первое, естественное предложение состояло в том, чтобы выяснить условия сторон. Были высказаны:

А) Условия Центральной Рады: Все гражданские власти должны подчиняться Раде. Освобождение большевиков. Расследование событий до дворце. Перевод города на мирное положение. Вывод частей, которые были введены в город в связи с событиями. Контроль над штабом округа.

Б) Условия Революционного комитета: Освобождение большевиков. Разоружение частей, принимавших участие в разгроме дворца. Замена охраняющих город частей. Арест комиссара Кириенко.

В) Условия Совета солдатских депутатов: Реорганизация штаба, контроль над его деятельностью. Освобождение большевиков. Вывод войск, которые были введены в город в связи с событиями. Назначение следственной комиссии.

Г) Условия Комиссариата: Передача власти в городе городскому самоуправлению. Штаб округа, комиссары, войска, верные Временному правительству, желающие уйти с полным вооружением и снаряжением, выходят из города. Все общественные и военные организации Киева обязаны оказывать полное содействие Временному правительству (!).

Итак, все, кроме сторонников не существовавшего уже пять дней Временного правительства, настаивали на освобождении большевиков. Правда, Затонский⁶²¹ и Иванов⁶²² утверждали, что для скорейшего решения этого вопроса они прибегли к ультиматуму: если, дескать, через полчаса все арестованные не будут освобождены, начнется обстрел штаба. Как раз в это время (случайно ли, намеренно ли – свидетели расходятся в деталях) на улицах раздалась стрельба. В протоколе заседания комиссии зафиксировано: «Внеочередное заявление Представителя Рев[олюционного] Комитета о немедленном освобождении арестованных б[ольшеви]ков (заявление вызвано поднявшейся на улице стрельбой и известием, что Штаб Округа подготовляет нападение)». Арестованные с обеих сторон были освобождены. Согласно протоколу, они должны были быть приведены в нейтральный пункт, в качестве которого был выбран дворец⁶²³; по Затонскому, «через полчаса у ворот арсенала произошел торжественный обмен пленными».

Уличные бои продолжались еще некоторое время. Большевики и богдановцы (!) продолжали атаковать юнкеров. Некоторые из них укрылись в здании Центральной Рады, другие еще следующим утром укрывались в Кадетской роще. Однако, по образному выражению того же Затонского, «десяток шестидюймовых приветствий по Кадетской Роще и по Посту Волынскому убедили “защитников законного временного правительства” в бесполезности дальнейшей борьбы”»⁶²⁴.

Заседание примирительной комиссии продолжалось весь вечер и ночь. Требование большевиков об аресте Кириенко отклонили. Около полуночи Григорьев 2 (комиссар) сделал внеочередное заявление. С интервалом в час ему было вручено два ультиматума: один от солдатского комитета 3-го авиапарка, второй от Военно-революционного комитета. В них содержалось одно и то же требование Штабу округа – сдаться к часу ночи. Однако представитель Военно-революционного комитета Иванов 2 разъяснил, что ультиматум был принят без его ведома; Друзякин добавил, что ультиматум был принят с его ведома, но против его желания. В конечном счете Военно-революционный комитет в письменной форме отменил ультиматум.

Теперь следовало продолжить мирные переговоры со штабом. Обсудив условия последнего («группу Г»), собрание постановило: «Считать перевод Штаба в другой город невозможным». И в этот момент последовало

Внеочередное заявление Григорьева 2 о том, что войска, призванные Штабом, отказались повиноваться и покинули город; в связи с их уходом, Штаб экстренно выехал в неизвестном направлении⁶²⁵.

На этом, в 4 часа 50 минут утра 1 (14) ноября, заседание закончилось. Для обсуждения «вопросов, вытекающих из этого заявления» (о бегстве штаба), решили перейти в Центральную Раду.

Так закончился первый после Февральской революции киевский переворот. Власть Временного правительства перестала существовать. В первый и, увы, далеко не последний раз смена власти сопровождалась кровопролитием.