Текст книги "Киев 1917—1920. Том 1. Прощание с империей"

Тем не менее киевские большевики возобновили давление на Центральную Раду – а через несколько дней к делу подключились их петроградские покровители, в гораздо более серьезном масштабе.

2.2. Компромисс невозможен (декабрь 1917 – январь 1918)

«По горячим следам», вечером 30 ноября (13 декабря), в зале Купеческого собрания состоялось общее собрание Совета рабочих и солдатских депутатов. По всей видимости, то самое, которое ранее было намечено на предыдущий день. Теперь главной его темой стало разоружение большевистских частей.

Явка побила все рекорды: на заседание явилось около 700 депутатов. Традиционно начали с выборов председателя собрания. Выиграл голосование большевик Андрей Иванов (383 голоса «за» – большевики и украинские социал-демократы), против Смирнова (312 голосов «за» – российские и украинские эсеры, меньшевики, бундовцы).

Представитель окружного Совета солдатских депутатов заявил решительный протест против разоружения неукраинских частей. С одной стороны, он возражал не против отбора оружия у большевиков как таковых, а против «конфискации украинскими военными властями оружия и артиллерии, принадлежащих всей российской армии»; с другой стороны, он сообщил, что окружной Совет «пожаловался» на это в Ставку (Крыленко) и Совету народных комиссаров⁸⁶⁵.

Выступило несколько представителей разоруженных частей. Литвин от 3‑го авиапарка: «В Октябрьские дни парк храбро бился против штаба, и этот парк теперь разоружен и разграблен. Я видел много ужасов, но никогда я не видел такого зрелища разгрома. Я не призываю вас протестовать. Пора протестов прошла. Надо начать вычищать конюшни»… Представитель 5‑го авиапарка: «В два часа ночи к нам пришла толпа украинских солдат и выбросила нас с наших матрацов на холодную улицу. К вечеру прибыл к нам, стоящим на улице, великолепный поручик и погнал нас под угрозой двух сотен казаков на вокзал»⁸⁶⁶. (Впрочем, раз оратор в тот же самый вечер попал на заседание, то по крайней мере лично ему удалось избежать участи «чемодан – вокзал – Россия».)

Но самые бурные дебаты вызвал вопрос, о который Совет ломал копья и до того – об отношении к Центральной Раде.

Евгения Бош (1879–1925)

Дмитрий Чижевский (1894–1977)

Ян Гамарник (1894–1937)

Снова «большевики против всех». Евгения Бош от имени большевиков подвергает Центральную Раду резкой критике; Шаповал от украинских эсеров, Чижевский от меньшевиков, Скловский от российских эсеров, Рафес от Бунда, Ковальский от украинских социал-демократов защищают ее (Раду, не Бош)⁸⁶⁷. Казалось, у большевиков нет шансов… но они применили тот самый прием, который попытались применить на первом заседании объединенного Исполкома (тогда им не дали этого сделать). Сначала представитель гарнизонного Совета крестьянских депутатов попросил дать право присутствия на собрании представителям крестьянских депутатов – с решающим голосом. После оживленных прений вопрос был поставлен на голосование, и принято положительное решение. А затем выступил Ян Гамарник, предложивший «для полного выявления роли рабочих города» допустить на собрание еще и представителей фабрично-заводских комитетов – тоже с правом решающего голоса. И это предложение собрание приняло! Украинцы в знак протеста захотели уйти с заседания. Бош обратилась к ним с горячей речью, убедив их остаться «ввиду колоссальной важности решающихся вопросов». Подготовительная работа, таким образом, увенчалась успехом. После 2‑х часов ночи состоялось голосование… и 302‑мя голосами против 250 была принята большевистская резолюция: «Исходя из того, что политика Ц[ентральной] Р[ады] и Генерального Секретариата резко уклонилась от интересов рабочих, солдат и крестьян, Киевский Совет Р[абочих] и С[олдатских] депутатов требует перевыборов Ц[ентральной] Р[ады] на всеукраинском съезде Сов[етов] Раб[очих], Солд[атских] и Крестьянских депутатов. Вместе с тем, Киевский С[овет] Р[абочих] и С[олдатских] Д[епутатов] заявляет, что вся власть по г[ороду] Киеву должна принадлежать совету и что он призывает Киевский пролетариат и гарнизон поддерживать эту власть до последней капли крови». В этой же резолюции выражалась поддержка всеобщей стачки, повторялось требование ее организатовор о вооружении разоруженных частей, а также выдвигалось требование расследования ареста членов Совета и наказания виновных⁸⁶⁸.

В знак протеста против резолюции российские и украинские эсеры, меньшевики и бундовцы покинули заседание⁸⁶⁹ (déjà vu шестидневной давности). Большевикам только этого и надо было. На волне успеха они пошли дальше – предложили переизбрать Исполком Совета (в котором, напомним, большевики имели 23 места из 60). И это тут же было сделано! Никакой подготовки, никаких новых партийных списков, никакого тайного голосования… В новый Исполком было избрано 40 большевиков – в том числе весь их список по рабочей секции на октябрьских выборах в Исполком). Всем остальным фракциям, вместе взятым, «любезно» оставили 20 мест. Список сорока был утвержден единогласно. Но новый Исполком не успел провести даже организационного заседания. 2 (15) декабря Совет солдатских депутатов, «впечатленный» методами и результатами деятельности большевиков, заявил о выходе из объединенного Совета. Таким образом, единый Совет в Киеве не просуществовал и месяца⁸⁷⁰.

Того же 2 (15) декабря Винниченко на заседании Малой Рады заявил: «Винні <…> більшовики, котрі тепер хотять знищити нашу державу. <…> Секретаріат без пролиття крови зумів роззброїти большевицьке військо. <…> Ще раз маю публично і одверто заявити про позиції Генерального Секретаріату. Большевики демагогично, нечесно і безсовісно ведуть свою агітацію». Председатель Совета Солдатских депутатов Григорьев огласил резолюцию этого Совета, которая была практически противоположна большевистской резолюции, принятой двумя днями ранее: разоружение частей в ней признавалось закономерным, так как большевики готовили восстание против Центральной Рады, всеобщая забастовка – объявлялась вредной⁸⁷¹.

В Киеве большевики достигли очередного словесного успеха: властью в городе они себя объявили, однако никто, кроме них самих, не считал их таковой. Но на очереди был Всеукраинский съезд рабочих, солдатских и крестьянских депутатов. Здесь «призом» была вся Украина.

Съезд был назначен на 3 (16) декабря⁸⁷², но открытие его задержалось на день. Официальным организатором (рассылавшим, в частности, приглашения на съезд) был Киевский областной исполком Совета рабочих депутатов.

Украинские партии поначалу отказались от участия в съезде, поскольку признавали существующую Центральную Раду законной властью. Сама Центральная Рада ответила отказом на официальное приглашение областного исполкома. Но, видя, что съезд все равно состоится, украинцы прибегли к той же тактике, что и большевики на заседании киевского Совета – но в гораздо большем масштабе и, соответственно, с бóльшим успехом. Они изменили количественный состав участников в свою пользу. Не просто изменили – а обеспечили себе подавляющее преимущество.

Центральная Рада стала рассылать собственные приглашения на съезд – параллельно с официальными организаторами. «В результате на Съезд являлись делегаты в невероятном количестве и с совершенно фантастическими мандатами, – сообщал один из представителей большевиков. – Так[,] тов. Затонский сообщает, что был в мандатной комиссии Съезда документ такого содержания: “Командирую на з’їзд (какой – не указано) свого джуру (деньщика)“. Подпись командира роты – хорунжий такой-то – и печать части. <…> Этот поток, нахлынувший в Киев, смыл мандатную комиссию Обл[астного] комитета. Рада создала свою мандатную комиссию и раздавала решающие голоса щедрой рукой»⁸⁷³.

Были ли у большевиков основания «жаловаться»? К ним просто применили их же собственные методы. В цифрах, согласно Павлу Христюку, это выглядело так: большевиков было приблизительно 60 депутатов из общего числа 2500 (!)⁸⁷⁴. Большинство составляли украинские крестьяне, которых позвал на съезд центральный комитет Крестьянского союза (Селянської спілки).

4 (17) декабря украинские делегаты собрались в театре Садовского, чтобы наметить кандидатов в президиум. По соглашению с областным Советом было решено собрать пленарное заседание съезда в зале Купеческого собрания. Там оно и состоялось, в тот же день вечером.

Николай Стасюк (1885–1943)

Недоразумения возникли еще до официального открытия – касательно процедуры этого самого открытия. Большевики, увидев, что оказались в ничтожном меньшинстве, и при реализации их собственного лозунга «Вся власть Советам!» власть эта достанется никак не им, попробовали дать «задний ход». Они пожелали превратить съезд в «совещание», которое не принимало бы обязательных решений. Тогда совещание открыл товарищ председателя ЦК Крестьянского союза Николай Стасюк – а большевикам оставили право открыть съезд, так как они его и созвали.

«Після того, як М. Стасюк проголосив нараду відкритою, – сообщал газетный коррепондент, – большевик Затонський хотів щось проголосити від імені “областного совета“, але, як тільки він вимовив ім’я “совета“, зо всіх боків залунали вигуки: “Геть його! Геть большевиків“ і Затонському говорити не дали»⁸⁷⁵. Сам Затонский вспоминал этот же эпизод так:

В означенный (для открытия съезда) час наша группа (большевиков) подошла к столу президиумa[,] расположившись у колонны. Мне было поручено открыть съезд. Заметивши наш маневр[,] лидеры украинских с[оциалистов]-р[еволюционер]ов бросились к столу. Добежали они как раз в тот момент[,] когда я произнес слово “товаpишi“… Аркадий Степаненко, обойдя меня слева, уперся мне локтем в грудь, а Стасюк в то же время охватил меня сзади обеими руками за шею, опрокинув таким образом назад с кафедры. В то же время возбужденная и явно подвыпившая толпа (делегатов) бросилась бить “большевиков”. Тут всем нам досталось понемножку. Помяв (слегка) большевиков, делегаты по предложению Степаненко спели “Заповіт“ и “Ще не вмерла Україна“ и затем тот же Степаненко открыл съезд⁸⁷⁶.

Аркадий Степаненко (украинский эсер) и был председателем съезда почти всё время⁸⁷⁷.

«Тут же выступил и Винниченко, заявивший, между прочим, что мы, мол, никому на Украине жить не мешаем, но если кацапы хотят нашу чистую горницу превратить в грязную хату, то мы им скажем “геть з України“»⁸⁷⁸, – вспоминал один из большевиков. На самом деле Винниченко выступил на следующий день и (если верить газетному репортеру, который писал «по горячим следам») назвал русских другим словом.

Выбрали президиум, в который вошли: 9 украинских эсеров (в том числе Николай Ковалевский), 3 украинских социал-демократа (в том числе Николай Порш), по одному представителю от меньшевиков, от Юго-Западного фронта и от каждого из флотов (Черноморского и Балтийского). Решили выбрать 7 представителей от российских фракций, в том числе 4 большевиков, только на следующий день. Выслушали (стоя) III Универсал, после чего объявили перерыв больше чем на час – для совещаний фракций.

После перерыва все-таки выступил Затонский от имени областного Совета. Он заявил, что «большевики, может, и ошиблись в деле представительства на съезде», и повторил предложение: решить, что сейчас происходит, съезд или совещание (позицию большевиков мы уже знаем). В ответной речи Стасюк заявил, что большевики, со своей стороны, «все готували так, щоб на з’їзді було меншість селянства, а більшість робітників та солдатів, а до того ще і неукраїнців, а чужинців». После такого «обмена любезностями» и еще нескольких выступлений по процедурным вопросам, в 10 часов вечера заседание закрыли, решив собраться на следующий день в 11 утра.

Но еще до наступления следующего дня произошло событие, повлекшее трагические последствия для Киева и многих его жителей.

4 (17) декабря в Киеве получили сообщение, вошедшее в историю как «Ультиматум Совнаркома Центральной Раде».

Логика была проста. Совнарком начинал с «хорошей новости» – полного признания УНР:

<…> мы, Совет Народных Комиссаров, признаем Украинскую Народную Республику, ее право совершенно отделиться от России или вступить в договор с Российской Республикой о федеративных или тому подобных взаимоотношениях между ними. Все, что касается национальных прав и национальной независимости украинского народа, признается нами, Советом Народных Комиссаров, тотчас же, без ограничений и безусловно.

После чего шли пункты обвинения в адрес Центральной Рады:

1) Дезорганизация фронта. Рада перемещает и отзывает односторонними приказами украинские части с фронта, разрушая, таким образом, единый общий фронт до размежевания, осуществимого лишь путем организованного соглашения правительств обеих республик.

2) Рада приступила к разоружению советских войск, находящихся на Украине.

3) Рада оказывает поддержку кадетско-калединскому заговору и восстанию против советской власти, ссылаясь заведомо ложно на автономные будто бы права “Дона и Кубани“. Прикрывая этим калединские контр-революционные выступления, идущие вразрез с интересами и требованиями громадного большинства трудового казачества, Рада пропускает через свою территорию войска к Каледину, отказываясь пропустить войска против Каледина.

И, собственно, требования:

<…> Совет Народных Комиссаров ставит Раде, пред лицом народов Украинской и Российской Республик, следующие вопросы:

1) Обязуется ли Рада отказаться от попыток дезорганизации общего фронта?

2) Обязуется ли Рада не пропускать впредь без согласия верховного главнокомандующего никаких воинских частей, направляющихся на Дон, на Урал или в другие места?

3) Обязуется ли Рада оказывать содействие революционным войскам в деле их борьбы с контр-революционным кадетско-калединским восстанием?

4) Обязуется ли Рада прекратить все свои попытки разоружения советских полков и рабочей красной гвардии на Украине и возвратить немедленно оружие тем, у кого оно было отнято?

В случае неполучения удовлетворительного ответа на эти вопросы в течение сорока восьми часов Совет Народных Комиссаров будет считать Раду в состоянии открытой войны против Советской власти в России и на Украине⁸⁷⁹.

В Петрограде этот же текст называли (неофициально) «Манифест к украинскому народу с ультимативными вопросами к Украинской раде». История его появления, в общих чертах, такова.

17 (30) ноября состоялся разговор по прямому проводу (то есть обмен длинными телеграфными сообщениями в режиме реального времени; сейчас бы сказали «чат») между Генеральным секретарем труда Николаем Поршем, с участием большевика Сергея Бакинского, в Киеве и Народным комиссаром по делам национальностей Иосифом Сталиным (Джугашвили) в Петрограде.

Порш ознакомил Сталина с позицией украинского правительства относительно будущей организации власти в России (образование УНР, план созыва Украинского учредительного собрания, желательность будущего федеративного устройства России, с тем, чтобы в центральном правительстве приняли участие областные и республиканские правительства), после чего попросил собеседника ответить: «Как относится центральный комитет большевиков к этим пунктам?»

Сталин озвучил два тезиса, которые через две с половиной недели, с некоторыми изменениями, попадут в ультиматум, он же манифест. По национальному вопросу:

Взгляды этой власти по национальному вопросу таковы: признание за нациями права на полное самоопределение вплоть до отделения и образования самостоятельного государства. Воля нации определяется путем референдума или через национальные конституанты. <…> Что касается автономии, – скажем Украины – то она должна быть полной, не стесняемой комиссарами сверху. Недопустима никакая опека и никакой надзор над народом украинским.

И по вопросу о перемещении воинских частей (в ответ на запрос Порша о том, что в Петрограде препятствуют перемещению украинских войсковых частей из Петроградского округа на Украину, и просьбу «посодействовать удовлетворению их вполне понятных стремлений»):

Нечего и говорить, что в обычное время местом пребывания украинских воинов может быть Украина. Но война осложняет дело, и без разрешения соответствующих воинских частей свободное передвижение тех или иных национальных групп из армии приходится довести до минимума. Об этом я говорю, как о правиле, зная, что всякое правило допускает исключение⁸⁸⁰.

19 ноября (2 декабря) Сталин на заседании Совнаркома сделал доклад «Об Украине и Раде» (дополнил этот доклад Георгий Пятаков). Приняли решение: «Поручить Сталину созвать 20/XI утром особую комиссию, которая должна всесторонне выяснить положение дел, переговорить по прямому проводу, выдвинуть кандидата на пост уполномоченного от Правительства для поездки на Украину и т. д.»⁸⁸¹. Кто вошел в состав этой комиссии, неизвестно.

Войсковой атаман Дона, генерал от кавалерии Алексей Каледин был непримиримым противником большевиков. Аккурат в день петроградского переворота он послал телеграмму, не допускавшую разночтений:

Ввиду выступления большевиков с попытками низвержения Временного Правительства и захвата власти в Петрограде и других местах, войсковое правительство, считая такой захват власти большевиками преступным и совершенно недопустимым, окажет в тесном союзе с правительствами других казачьих войск полную поддержку существующему коалиционному Временному Правительству. Ввиду чрезвычайных обстоятельств и прекращения сообщения с центральной государственной властью, войсковое правительство временно, до восстановления власти Временного Правительства и порядка в России, с 25-го сего октября приняло на себя полноту исполнительной государственной власти в Донской области. Председатель войскового правительства войсковой атаман Каледин⁸⁸².

На следующий день он объявил военное положение во всем углепромышленном района области войска Донского⁸⁸³, через день – телеграфно пригласил Временное правительство и членов Совета Российской республики прибыть в Новочеркасск для организации борьбы с большевиками⁸⁸⁴, после чего начал разгром Советов. Таким образом, область войска Донского de facto стала, как и Украина, одним из автономных регионов бывшей империи – но, в отличие от Украины, о компромиссе с большевиками на Дону не могло быть и речи.

Генеральный секретариат действительно пропускал казачьи части на Дон и не пропускал туда большевистски настроенные части. 24 ноября (7 декабря) Петлюра на заседании Генерального секретариата доложил о своем разговоре по прямому проводу с Крыленко. На вопросы последнего Петлюра сообщил: «1) Генеральний Секретаріат визнає, що конфлікт з Доном треба розвязати не збройною силою, а порозумiнням з Донським Правительством; 2) Генеральний Секретаріат категорично висловлюється проти пропуска війська на Дін через територію Української Республiки, бо це може викликати кріваві сутички на Україні, 3) Генеральний Секретаріат не вважає можливим силоміць затримувати на Україні донців, визнаючи, що демократія козацька має таке саме право вільного переїзду, як і всяка иньша демократія, 4) Генеральний Секретаріат зносився вже з Каледином в справі тих утисків, які чиняться в Донеччині робітникам на шахтах і Каледин згодився ці утиски негайно припинити, в цій справі Генеральний Секретаріат засилає негайно на Донець своїх уповноважених»⁸⁸⁵. («Большего предательства, большей измены делу революции быть не может, более откровенного братанья с Корниловым-Калединым еще не встречалось», – в типично большевистском стиле прокомментировал отказ украинцев корреспондент «Пролетарской мысли⁸⁸⁶.)

30 ноября (13 декабря) Генеральный секретариат вновь обсуждал вопросы переговоров с Доном и обмена делегациями⁸⁸⁷, и в тот же день издал обращение, в котором еще раз обозначил свою позицию:

Роспускаються чутки ніби Центральна Рада веде т[ає]мні переговори з козаками проти Народніх Комисарів.

Яко доказ приводиться те, що Генеральний Секретаріат дозволив вихід козачих військ на Дон і не пропустив большевистських ешелонів для походу проти козаків.

Генеральний Секретаріат заявляє: ніяких т а є м н и х переговорів з козаками не ведеться. Ведуться з ними переговори про утворення Центрального Правительства всієї Російської Республiки. Але такі самі переговори ведуться з Народнім Совєтом [sic] в Петрограді, і з Правительством Сибіру, і з Правительством Кавказу, і з Правительствами других республік.

<…>

Поки ж такого Правительства немає[,] Генеральний Секретаріат не вважає можливим ставати на бік тої чи инчої области. І через те Генеральний Секретаріат, признаючи право як за Народніми Комісарами в Великоросії[,] так і за козаками на Донщині, на Кубані та по инчих своїх землях порядкувати своїм життям, не вважав справедливим задержувати козачі військові частини на Україні, коли вони хотіли іти до свого краю. <…> Виходячи з цієї своєї основної позиції, Генеральний Секретаріат не вважав можливим порушити свій нейтралітет в боротьбі великоруських большевиків з донськими козаками і одмовився допомогати пропуском ешелонів на Дон. Разом з тим Генеральний Секретаріат вважає необхідним заявить, що він перший вступився за робітничі організації в Донській Области, над якими з боку Козачого Правительства було вжито репресій. Головою Генерального Секретаріату було виразно зазначено Військовому Правительству, що всякі утиски й обмеження повинні бути скасовані. І так само тепер Генеральний Секретаріат стоїть на тому, що й раніше. В даний момент в Київ прибула делегація від юго-восточного союза козаків і від Кубанського Правительства в справі переговорів про утворення Центрального Правительства. Генеральним Секретаріатом офічіально заявлено делегації, що Генеральний Секрегаріат вважає можливим склад правительства тілько соціалістичний, для успішности переговорів з козаками ставить першу умову: скасування “военнаго положенія“ в Юго-Восточному союзі і усунення всяких репресій та обмежень над робітничими і демократичними організаціями.

Оце ті “таємні“ переговори, які ведуться Генеральним Секретаріатом з Козаками⁸⁸⁸.

А еще за день до этого заявления «Робітнича газета» опубликовала небольшую заметку, которая в комментариях едва ли нуждается:

Без сумніву стоїмо перед почадком ряда війн між окремими частинами бувшої Російської Республiки.

<…>

Війна бо між петроградською Радою Народніх Комісарів і Донською республікою вже почалася.

Вже оголошено законами, яким би позаздрив Микола ІI, весь Дон на “осадном положении“, поставлено Донське правительство “вне закона“.

В старовину поставити людей “вне закона“ значило дати кожному право їх у б и т и. Одже такі вчинки большевиків.

Очевидно, по Доні має прийти черга на Україну. 9 місяців тяжкої, упертої боротьби всеї революційної Української демократії супроти в с е ї Рос[ійської] революційної демократії за свободу і долю Українського Народу поставлено тепер на карту: запанують большевики – гибель свободі і щастю Народу Українського.

Війна України з Росією наближається і Рада Народних комісарів прикладає всіх сил, щоб прискорити се і рознести Україну⁸⁸⁹.

В Совнаркоме к вопросу об отношениях с Украиной вернулись через две недели – и на этот раз действия были практически мгновенными. На заседании 2 (15) декабря Сталин сделал еще один доклад по украинскому вопросу. В протокол записали: «1) Войска против Каледина продвигаются через Украину, не считаясь с последствиями. 2) Официально признавать независимую Украинскую республику советов с конфискацией земли у помещиков»⁸⁹⁰. На следующий день, 3 (16) декабря, на заседании, которое началось в час дня, был поставлен «Вопрос об Украинской раде» и принято решение: «Выпустить особый меморандум украинскому народу и послать Раде ультиматум. Поручить комиссии Ленина, Троцкого и Сталина составить проект ультиматума и представить его в это же заседание. Вопрос о меморандуме обсудить совместно с текстом ультиматума». В 2½ часа объявили перерыв. Очевидно, сразу после этого Ленин, Троцкий и Сталин написали текст меморандума-ультиматума – потому что, когда заседание возобновилось в 6 часов вечера, первым же пунктом повестки был «Украинский вопрос. Проект манифеста к украинскому народу с ультимативными вопросами к Украинской раде». Манифест был утвержден единогласно⁸⁹¹. На следующий день прапорщик Крыленко по радиотелеграфу, а затем по прямому проводу передал текст ультиматума в Киев (под заголовком «Всем. Срочно. Немедленно сообщить по радиотелеграфу в Киев. Всем советам и армейским комитетам»)⁸⁹².

Ответ на ультиматум был дан в тот же день.

В ответ на декларацию совета народных комиссаров Великороссии генеральный секретариат народной украинской республики сим заявляет:

Генеральный секретариат в заявлении народных комиссаров о признании ими украинской республики усматривает неискренность, либо противоречие самим себе. Нельзя одновременно признавать право на самоопределение вплоть до отделения и в то же время грубо покушаться на это право навязыванием своих форм политического устройства самоопределившегося государства, как это делает совет народных комиссаров Великороссии по отношения к народной украинской республике.

Генеральный секретариат решительно отвергает всякие попытки вмешательства народных комиссаров в дело устроения государственной и политической жизни в народной украинской республике. Претензии народных комиссаров на руководительство украинской демократией тем менее могут иметь какое-либо оправдание, что навязываемые Украине формы политического правления дали на территории самих народных комиссаров результаты, отнюдь не вызывающие зависть

– начинался текст ответа. Разъяснив свою позицию по всем четырем вопросам, составлявшим суть ультиматума – все четыре ответа были отрицательными – подвели итог:

Состояние войны между двумя государствами российской республики генеральный секретариат считает убийственным для дела революции и для торжества интересов рабочих и крестьян. Генеральный секретариат всячески избегает кровавых способов разрешения политических и государственных вопросов. Но если народные комиссары Великороссии, принимая на себя все последствия грядущих бедствий братоубийственной войны, принудят генеральный секретариат принять их вызов, то генеральный секретариат нисколько не сомневается, что украинские солдаты, рабочие и крестьяне, защищая свои права и свой край, дадут надлежащий ответ народным комиссарам, поднимающим руку великорусских солдат на их братьев украинцев⁸⁹³.

Реакция Совнаркома была, опять-таки, мгновенной и вполне предсказуемой. На заседании 5 (18) декабря постановили: «Признав ответ Рады неудовлетворительным, считать Раду в состоянии войны с нами»⁸⁹⁴. Но в черновике протокола, который не вошел в окончательный машинописный вариант, тональность была вполне активной: «Прямой же задачей тов. Антонов[а] организация борьбы и боевых действий с Радой»⁸⁹⁵. (Владимир Антонов-Овсеенко, нарком по военным делам, присутствовал на этом заседании.) Вместе с тем нельзя не отметить, что Совнарком на тот момент волновала прежде всего проблема не Украины, а Дона. Тот же Антонов-Овсеенко был назначен главнокомандующим советскими войсками по борьбе с контрреволюцией на юге России – а Ленин в записке к нему от 8 (21) декабря уточняет: «На юг для военных действий против Каледина». 14 (27) декабря на заседании Исполкома Советов Сталин утверждает: только если Центральная Рада «будет препятствовать нашему продвижению против Каледина, заслоняя его собою, то удары, направленные против Каледина, падут на нее»⁸⁹⁶.

Здесь, пожалуй, прочитывается намек на пассивность: не мы воюем с Радой, а она с нами (и она же, разумеется, виновата).

«Неискренность» Совнаркома, о которой заявил в своем ответе Генеральный секретариат, объясняется легко. Вернемся к фразе из протокола от 2 (15) декабря, накануне составления ультиматума: «Официально признавать независимую Украинскую республику советов». Последнее слово, как представляется, – ключевое. В текст ультиматума оно не вошло (что и свидетельствует о «неискренности»), но идея вполне понятна. «Мы все думаем, что абсолютно необходим краевой съезд раб[очих], солд[атских] и крестьянских депутатов»⁸⁹⁷, – говорил Сталин Поршу еще в ноябре.

Большевики, разумеется, рассчитывали, что такой съезд установит на Украине «правильную» (советскую) власть; и тогда, показав себя лучшими друзьями украинского народа, такую Украину можно и нужно будет признать, поскольку она будет принимать «правильные», с точки зрения народных комиссаров, решения.

Теперь столь желанный для большевиков съезд начался – и в день его открытия Петроград вручил Киеву ультиматум.

Мог в этом быть тактический расчет большевиков? Дескать, съезд (как они надеялись) будет изначально настроен за них – и вот: приходит ультиматум, открывающий широким народным массам глаза на «двусмысленную буржуазную политику» Рады, которую возмущенные массы тут же и сметают. Подгадали ли они предъявление ультиматума к началу съезда, подобно тому, как подгадали восстание в Петрограде к началу аналогичного всероссийского съезда? Скорее нет, чем да. Как на одно из свидетельств «двусмысленной политики» ультиматум указывает на то, что, «[м]ежду прочим[,] рада отказывается созвать по требованию советов Украины краевой съезд украинских советов немедленно»⁸⁹⁸. Видимо, 3 (16) декабря Ленин, Троцкий и Сталин не знали, что такой съезд откроется в Киеве уже на следующий день. Но если всё же знали и на что-то рассчитывали – то, как мы сейчас увидим, в реальности они своим ультиматумом оказали своим же киевским единомышленникам медвежью услугу.

Итак, 5 (18) декабря в начале второго часа дня в оперном театре открывается второе заседание съезда. На председательском месте вновь Аркадий Степаненко. Большевики хотели бы вернуться к сакраментальному вопросу «съезд или совещание?» Но им не дают этого сделать.

На початку засідання М. Порш порадив перше ніж вирішувати чи має з’їзд бути з’їздом, чи тільки нарадою, заслухати заяви фракцій про їх відношення до ультіматума Ради Народних Комісарів Центральній Раді і поміркувати про відношення всього з’їзду до цього ультіматума.

Большевик І. Кулик заявив, що фракція большевиків зараз же покине з’їзд, коли збори не ухвалять, що це є не з’їзд, а нарада.

М. Порш зауважив, що таким чином большевики не хотять виявити своєї думки про ультіматум Народних Комісарів Центральній Раді.

Після деяких переговорів, большевики остались і збори приступили до обговорення ультіматума.

Сначала выслушали сам ультиматум (под крики «Ганьба!») и отправленный еще накануне ответ на него (под аплодисменты и возгласы «Слава Генеральному секретариату!»). После этого первыми предложили выступить большевикам.