Текст книги "Киев 1917—1920. Том 1. Прощание с империей"

2. «Ой що в Софiйському заграли дзвони, затремтіли…»
Центральная Рада 1 (14) ноября 1917—6 января (8 февраля) 1918

2.1. Становление Украины (ноябрь – декабрь 1917)

Итак, в «треугольном бою» против штаба округа победили большевики, при ограниченной помощи украинцев. 2 (15) ноября председатель киевского военно-революционного комитета Пятаков отправил Совету народных комиссаров в Петроград телеграмму, в которой сообщил о победе в Киеве «дружных усилий большевистских и украинских солдат и вооруженных красногвардейцев», сообщив, что «у нас убитых и раненых 9, у них – около 400»⁶²⁶ (точность цифр, пожалуй, остается на совести автора телеграммы). Георгий Пятаков 6 (19) ноября был отозван в Петроград⁶²⁷ (где, по слухам, ему должны были предложить министерский портфель во вновь формируемом большевистском правительстве⁶²⁸), и председателем Военно-Революционного комитета стал его старший брат Леонид Пятаков.

Большевики – во всяком случае, киевские – сначала не планировали порывать с украинским движением и, в частности, с Центральной Радой. Однако они планировали «встроить» последнюю в новую структуру власти, в которой ведущую роль должны были играть сами они, большевики.

После «треугольного боя» киевские Советы рабочих и солдатских депутатов объединились, вначале путем совместных заседаний, затем путем избрания общего Исполнительного комитета. 30 октября (12 ноября) на торжественном совместном заседании Советов с фабрично-заводскими комитетами подавляющим большинством было принято постановление о том, что «отныне Киевский Совет Р[абочих] и С[олдатских] Депутатов является единственной властью в городе»⁶²⁹. Это, однако, были не более чем слова; никаких практических действий не воспоследовало. 3 (16) ноября под председательством Пятакова состоялось еще одно объединенное заседание Исполнительных комитетов Советов рабочих и солдатских депутатов. Фракция большевиков сделала недвусмысленное, но более реалистичное заявление: «Требование рабочих, солдат и крестьян о передаче всей власти в руки Советов должно быть осуществлено. Рабочие и солдаты своей кровью завоевали эту власть <…> Фракция большевиков заявляет, что революционную власть Советов она всемерно поддерживает, к чему и призывает Исп[олнительный] К[омитет] С[оветов] Р[абочих] и С[олдатских] Д[епутатов]. Вместе с тем, относительно организации власти на Украине она заявляет: 1) что краевой властью является Центр[альная] Рада, причем фракция большевиков требует созыва съезда рабочих, солд[атских] и крест[ьянских] депутатов Украины для реорганизации Центр[альной] Рады в Центр[альную] Раду Советов Р[абочих], С[олдатских] и Кр[естьянских] Деп[утатов]».

Украинские социал-демократы присоединились к декларации большевиков, за исключением пункта о реогранизации Рады; они считали, что Раду надо было только пополнить представителями Советов. Украинские эсеры заявили, что их фракция «не считает возможным вмешиваться в вопрос о создании центральной российской власти». Меньшевики и бундовцы огласили декларацию, «требующую создания обще-социалистического министерства». Никакой резолюции собрание не приняло⁶³⁰.

Та же идея большевиков о распределении власти была озвучена в вышедшем 5 (18) ноября первом номере новой газеты «Пролетарская мысль», заменившей закрытый «Голос социал-демократа», в заметке «Кому влада на Украiнi» (газета выходила на русском языке, но эту заметку – напечатали по-украински):

Украiнська Центральна Рада, як краєва iнституцiя, може стати краєвим органом влади на Вкраiнi, але для того треба придати iй другу фiзiономiю, треба перевибрати ii. Для тоi цiлi необхiдно скликати краєвий з’iзд робiтничих, солдатських та селянських депутатiв з цiлоi Украiни. На тому з’iздi i буде вибрана нова У[краiнська] Ц[ентральна] Рада.

<…>

Другого розрiшення питання не може бути: перевибрана Украiнська Центральна Рада буде краєвою владою, а на мiсцях власть перейде до Рад. Роб. Солд. та Селянських депутатiв⁶³¹.

Генеральный секретариат, со своей стороны, еще 31 октября (13 ноября), под занавес «треугольного боя», сделал программное заявление с обозначением своей позиции, опубликованное в вышедшем 6 (19) ноября первом номере новой газеты «Вістник Генерального Секретаріату Украіни»:

<…> На Україні нема за що вести кріваву боротьбу. Українська Центральна Рада обрана всіма народами України і являється виразницею волі всеї революційної демократії. По суті се краєва Рада селянських[,] робочих і солдатських депутатів. Всі війська і всі партії повинні признавати власть Генерального Секретаріата Української Центральної Ради і всеціло підлягати його росповсюдженням.

Досить крови!

Хто буде продовжувати вести кріваву боротьбу, той ворог отчизні і революції!⁶³²

Итак, позиции сторон были вполне симметричны. Большевики: «Мы признаем Центральную Раду, но при условии, что Центральная Рада – это мы». Украинцы: «Мы признаем Советы, но при условии, что Советы – это мы». Иными словами, каждая из сторон: «Мы готовы работать с вами, но на наших условиях».

В таких ситуациях важно, которая из двух сторон перейдет от слов к делу. Этой стороной стали украинцы.

Новых комиссаров повременили сразу назвать Генеральными секретарями, но они получили те же права, что и секретари. Таким образом, украинское правительство было доукомплектовано; никакие вопросы украинской жизни более не требовали санкции Петрограда.

30 октября (12 ноября) Центральная Рада приняла предложение Генерального секретариата пополнить свой состав временными комиссарами⁶³³. Эти комиссары должны были занять «стратегические» должности, которые Временное правительство ранее распорядилось оставить в общероссийской компетенции. На заседании Центральной Рады 1 (14) ноября был утвержден и объявлен их список. Комиссаром по продовольственным делам стал Николай Ковалевский, по судебным делам – Михаил Ткаченко, по делам труда – Николай Порш, по военным делам – Симон Петлюра, по делам торговли и промышленности – Всеволод Голубович, путей сообщения – Владимир Ещенко, почт и телеграфа – Александр Зарубин. Генеральным контролером стал представитель Бунда Александр Золотарев⁶³⁴.

Одновременно была «доукомплектована» и территория. 31 октября (13 ноября) Центральная Рада рассмотрела «Постановление о соединении украинских земель». Речь шла о присоединении к автономной Украине тех четырех губерний, которые согласно инструкции Временного правительства от 4 (17) августа оставались за ее пределами. Николай Салтан, один из лидеров партии украинских эсеров, зачитал проект постановления, после чего начались дебаты. Представители национальных меньшинств заявили, что принципиально не возражают против присоединения этих земель, но только при условии проведения там плебисцита, либо если за это выскажутся местные земства, как это и предусматривала упомянутая инструкция. Постановление ставили на голосование дважды, и со второй попытки приняли (несколько представителей меньшинств воздержалось от голосования). Звучало оно так:

Розглянувши питання про становище тих українських земель, що по “інструкції“ російського правительства від 4 серпня 1917 року зосталися поза межами автономної України, Центральна рада —

1) виконуючи волю трудящого народу, висловлену в численних постановах селянських, національних та загальнотериторіальних – губерніальних та повітових – з’їздів і ріжних політичних та громадських організацій відмежованих частей України;

2) вважаючи, що поділ України, яко наслідок імперіалістичної політики російської буржуазії щодо України, загострює національну боротьбу, порушує єдність революційних сил демократій України і тим самим веде край до цілковитого безладдя і зросту контрреволюції, ухвалила:

поширити в повній мірі владу Генерального секретаріату на всі відмежовані землі України, де більшість людності є українською, а саме – Херсонщину, Катеринославщину, Харківщину, материкову Таврію, Холмщину, частину Курщини та Вороніжчини⁶³⁵.

В критические моменты исключительно важно, кому подчиняется армия. Центральная Рада и здесь не медлила. Новоиспеченный Генеральный комиссар по военным делам Украины Симон Петлюра 2 (15) ноября издал распоряжение, которым объявил Генеральный военный комиссариат высшей военной властью на Украине. Ему обязаны были подчиняться все военные учреждения (исключая фронты), части и чины Киевского и Одесского военных округов, а также южной части Московского (!) военного округа⁶³⁶.

Вопросом о командовании Киевского военного округа занялись еще накануне. Генеральный секретариат сформулировал проект постановления: «Ввиду того, что Командующий Киевским Военным Округом КВИЦИНСКИЙ [sic] с комиссаром Временного Правительства КИРИЕНКО своей деятельностью создали крайне обостренное настроение во всем населении и главным образом в войсковых и рабочих массах; <…> что в ночь с 31 на 1 Ноября означенные лица, покинутые своими войсками, самовольно и без предупреждения оставили исполнение своих обязанностей и скрылись <…> Генеральный Секретариат, ввиду грозных событий, надвигающихся на г. Киев и весь край, признал необходимым временно допустить к исполнению обязанностей Коменданта Округа полковника П А В Л Е Н К О [на самом деле подполковника. – С. М.], а генерала КВИНЦИНСКОГО [sic] и комиссара КИРИЕНКО считать свободными от возложенных на них обязанностей, и предложить им немедленно сдать дела полковнику П А В Л Е Н К О, в предупреждение же уклонения их от исполнения этой обязанности, установить за ними открытое наблюдение, не подвергая их аресту, но в то же самое время в интересах их личной безопасности поставить караул при их квартирах, причем после сдачи дел считать их свободными»⁶³⁷. В реальности оказалось, что руководители штаба далеко не ушли: днем 1 (14) ноября Квецинского и Кириенко обнаружили в Николаевском артиллерийском училище, где и арестовали⁶³⁸ – как доложил на заседании Центральной Рады Порш, «для того, щоб вияснити, через що і з якою метою вони хотіли втекти з Києва»⁶³⁹. Утром того же дня штаб контрразведки при Киевском военном округе был окружен юнкерами 1‑й украинской школы и в полном составе арестован⁶⁴⁰. И в этот же день был издан

Приказ

Киевскому военному округу

на театре военных действий.

Г. Киев, 1-го ноября 1917 года.

Согласно наказа украинского войскового генерального комитета 1-го сего ноября, я сего числа вступил во временное исполнение обязанностей командующего войсками киевского военного округа.

Подписал вр. командующий войсками, подполковник П а в л е н к о⁶⁴¹.

Подполковник Виктор Павленко, активный участник украинского военного движения, до этого был начальником отряда воздушной охраны при Ставке Верховного главнокомандования⁶⁴².

Командующего Одесским военным округом сменили 3 (16) ноября: Петлюра послал по прямому проводу в Одессу распоряжение о назначении временно исполняющим обязанности начальника округа генерала Ельчанинова, поскольку прежний начальник, генерал Маркс, подал рапорт о болезни⁶⁴³.

2 (15) ноября на заседании Генерального секретариата помощник комиссара Юго-Западного фронта доктор Николай Григорьев заявил, что не может поддержать назначение Павленко командующим Киевским военным округом, поскольку, дескать, Квецинский уже вернулся на свою должность. Генеральный секретариат это заявление дезавуировал, причем на этот раз утверждалось, что Квецинский «потайці залишив свій пост і виїхав з міста (на Шулявку)» (Николаевское училище было расположено не на Шулявке, а на Печерске). Единогласно постановили подтвердить назначение подполковника Павленко временно исполняющим обязанности командующего округом и связаться со ставкой Верховного главнокомандующего по вопросу об утверждении этого назначения⁶⁴⁴.

Это был один из последних эпизодов, когда украинская власть посчитала, что ее решение в военной сфере подлежит утверждению Верховным главнокомандующим.

Эту должность на тот момент немногим более суток занимал генерал-лейтенант Николай Духонин: в ночь на 1 (14) ноября Керенский, уже осознавший свое политическое поражение, подписал распоряжение о передаче должности Верховного главнокомандующего Духонину, бывшим до того начальником штаба Верховного главнокомандующего⁶⁴⁵. 9 (22) ноября Ленин и народный комиссар по военным делам прапорщик Николай Крыленко объявил Духонину о его отстранении от должности (поскольку он отказался вступить в мирные переговоры с немецким и австрийским командованием) и замене на Крыленко⁶⁴⁶. 20 ноября (3 декабря) Духонина зверски убили в Могилёве; похоронили его на Лукьяновском кладбище в Киеве…

К Квецинскому и Кириенко послали эмиссаров – Александра Зарубина и Михаила Савченко-Бельского – с заявлением о причинах их смещения и задержания⁶⁴⁷. К вечеру того же дня, 2 (15) ноября, они вернулись и доложили Генеральному секретариату о своих переговорах с задержанными. Было единогласно решено: «пропонувати Квіцінському і Кирієнку перебалакати з Ставкою Верховно-Главнокомандуючого і по телеграфу подати прохання про одставку, а тоді здати справи (діла), після чого вважати їх цілком вільними»⁶⁴⁸. Правда, сами эмиссары, Зарубин и Савченко-Бельский, и присоединившийся к ним Дмитрий Одинец приложили к протоколу вечернего заседания Генерального Секретариата особое мнение. «[Г]енерал Квецинский и его штаб, – заявили они, – категорически утверждают, что их переезд в Николаевское юнкерское училище произошел из соображений безопасности и имел в виду исключительно перемену местонахождения штаба. <…> Считая, 1) что <…> поведение чинов штаба не может быть в настоящее время квалифицировано как самовольное оставление своих постов, <…> 3) что вина в неопределенном положении генерала Квецинского и его штаба в значительной своей части падает также на противоречивые распоряжения и заявления помощника комиссара Юго-Западного фронта Григорьева, мы, нижеподписавшиеся, не можем согласиться с мерами, направленными к фактическому задержанию штаба, и полагаем, что единственно правильным выходом из создавшегося кризиса был бы путь добровольного соглашения генерала Квецинского с представителями Генерального секретариата, с немедленным освобождением штаба. Все сказанное в одинаковой мере относится и к комиссару Киевского округа Кириенко»⁶⁴⁹.

На следующий день, 3 (16) ноября, Генеральный секретариат вернулся к этому вопросу. Теперь выслушали заявление Павленко о желании Квецинского и Кириенко немедленно выехать в Бердичев. Поручили ему же, Павленко, передать им предыдущее постановление Секретариата – о предложении им подать в отставку; если же они сами не подадут, то принять немедленные меры к тому, чтобы их освободила высшая инстанция (видимо, Ставка), и – в очередной раз – «тоді прийняти від них справи і вважати цілком вільними»⁶⁵⁰. Соответственно, пока их статус оставался невыясненным, их не освобождали. 6 (19) ноября вопрос о Квецинском и Кириенко обсуждала Киевская городская дума. «Аресты эти, – заявил выступивший первым меньшевик Левин, – имеют большое политическое значение, ибо арестованы представители временного правительства. Мы не можем спокойно пройти мимо них. <…> Дума обязана потребовать немедленного их освобождения». Его поддержал Фрумин: «[Г]ен[ерал] Квецинский и И. И. Кириенко содержатся в грязной комнате, валяются на гнилой соломе, в которой скачут насекомые. Мы знаем, что их держат без всякой с их стороны вины <…> Дума обязана протестовать против неслыханного насилия над представителями высшей власти». Дума приняла резолюцию, в которой выражала протест «против неосвобождения до сих пор представителей временного правительства (Кириенко и Квецинского)» (при голосовании за эту резолюцию украинские социал-демократы и эсеры воздержались)⁶⁵¹.

Генеральный секретариат четко и недвусмысленно показал, «кто в доме хозяин».

Большевики, как уже было сказано, имели свои виды на власть. Обычно для этой партии была характерна решительность и бескомпромиссность, но в данном случае они не имели четкого плана действий. Даже внутри ядра киевских большевиков, Киевского партийного комитета, имелись разногласия. Большинство – по терминологии Евгении Бош, «правые» (в их числе, до отъезда в Петроград, был Георгий Пятаков, муж Бош), выступали за осторожность в действиях и компромиссы с Центральной Радой. Они исходили, в общем, из того, что «враг моего врага – мой друг» (а Рада была врагом Временного правительства), и, в частности, из того, что Рада, как и сами большевики, отстаивает право наций на самоопределение. «Большинство членов Комитета видело в Ц[ентральной] Раде организацию, созданную нацией, стремящейся к свержению национального гнета, – вспоминала Бош, – и отсюда делало вывод: раз мы поддерживаем стремление нации к освобождению, мы должны поддерживать Ц[ентральную] Раду, единственную национальную организацию». Меньшинство («левые», в том числе сама Бош) считали, что Раду необходимо устранить вооруженным путем, чем скорее, тем лучше, и обвиняли «правых» в том, что те позволили Раде перехватить власть. Леонида Пятакова и Владимира Затонского Бош относила к «колеблющимся», или «неопределившимся»⁶⁵².

По крайней мере первые несколько дней позиция «правых» преобладала – прежде всего потому, что у большевиков и Центральной Рады действительно был общий враг. 3 (16) ноября Военно-Революционный комитет опубликовал обращение:

Солдаты! На Киев преступной рукой контрреволюционной военщины брошены ударные батальоны. Ударники приближаются. Все меры приняты к тому, чтобы не допускать их на Киев. Надо, однако, принять меры к достойной встрече их здесь. Для этого образован общий штаб: от Рады и Ревкома С[овета] Р[абочих] и С[олдатских] Д[епутатов]. <…> В[оенно]-Р[еволюционный] К[омитет] предписывает всем воинским частям и Кр[асной] гвардии беспрекословно исполнять все боевые приказы за подписью т[оварища] Л[еонида] Пятакова и полковника Павленко⁶⁵³.

Однако такой альянс долго не просуществовал (если он вообще существовал иначе как на бумаге). Вскоре, как мы увидим, приказы с подписями Пятакова и если не Павленко, то Петлюры стали прямо противоречить друг другу. Большевики встали на путь борьбы с Центральной Радой, но как именно это делать – мнения расходились. «Всякий раз, – вспоминал Пуке, – когда нужно было быстро разрешить тот или иной, не терпящий отлагательства, боевой вопрос, начинались длительные споры и рассуждения, благоприятный момент упускался и положение потом уже поправить было трудно». Эта несогласованность отражалась и на работе Военно-Революционного комитета, под председательством Леонида Пятакова. Большинство членов этого комитета входило в партийный Комитет и обязано было выполнять его постановления, несмотря на то, что сам Пятаков часто с ними не соглашался⁶⁵⁴.

В одном вопросе большевики были, по-видимому, единодушны: они настаивали на том, что «белогвардейцев», за несколько дней до того сражавшихся против них, необходимо было разоружить и желательно задержать. Сам термин «белогвардейцы», насколько нам известно, появился в те же дни, в конце октября по старому стилю, но не в Киеве, а в Москве. Немногочисленный отряд молодежи (несколько сотен студентов и гимназистов), сражавшийся против большевиков, получил название «белая гвардия»⁶⁵⁵, в противоположность «красной гвардии». Само же противопоставление этих двух цветов возникло в период – разумеется! – французской революции. Революционеры использовали красный флаг изначально в качестве сигнала опасности, а с течением времени он стал символизировать само революционное движение. Монархисты использовали белое, королевское знамя⁶⁵⁶. Итак, к белогвардейцам большевики причисляли «всех, кто не с ними». В Киеве тех дней это были юнкера, казаки, ударники, а также чехословацкие части, находившиеся тогда в городе. Центральная Рада требовала, чтобы большевики не настаивали на их разоружении, юнкерам же предлагала вступать в украинизированные военные училища. Большевики, выяснив, что казаки, чехословаки и ударники, уйдя из города, устроили штаб-квартиру в Кадетской роще (по соседству со зданием Кадетского корпуса), вознамерились было выбить их оттуда. Послали отряд с бронемашинами, под командой прапорщика Соколова, который ночью подошел к мостам над железной дорогой, но обнаружил, что подходы к расположению противника заняты постами, вооруженными пулеметами. Не располагая достаточными для наступления силами, отряд вернулся на Печерск⁶⁵⁷.

Пуке полагал, что в распоряжении Военно-Революционного комитета «было достаточно преданных Советам и партии большевиков войск, чтобы окончательно утвердить власть Советов» (впрочем, как мы вскоре увидим, власть большевиков и власть Советов в тогдашнем Киеве – не одно и то же). «Однако, – продолжал он, Киевская парт[ийная] организация полагала, что лучше подождать, пока Центральная Рада сама окончательно “дискредитирует” себя в глазах масс с тем, чтобы одолеть ее без особых усилий. Случилось обратное. Не прошло и месяца, как Рада, пользуясь нашей нерешительностью и ошибками, допущенными в начале ноября, временно нас одолела»⁶⁵⁸.

Как воспринимали это зарождавшееся украинско-большевистское противостояние киевские обыватели? Дадим слово одному из свидетелей – Михаилу Кольцову (Моисею Фридлянду), впоследствии советскому журналисту, которого трудно заподозрить в излишних симпатиях к Центральной Раде:

С момента октябрьского переворота генеральный секретариат захватывает власть на Украине. Сторонники «единой и неделимой», кадеты, меньшевики и эсеры сквозь пальцы смотрели на этот невиданный доселе сепаратизм. Владычество Грушевского и Винниченко коробило, но было терпимее господства большевиков и московского [sic]Совнаркома⁶⁵⁹.

К слову, напечатано это было в 1921 году в городе (если верить выходным данным книги) под названием «Петербург» (!).

Михаил Кольцов (1898–1940)

Не припомнил ли Сталин Кольцову эту или подобные фразы в 1938 году?..