Текст книги "Жребий"

9

Уже почти стемнело.

Бен встал со стула и подошел к окну, выходившему во двор похоронного бюро. Было без четверти семь, и тени заметно удлинились. Трава, несмотря на осень, еще зеленела, и он подумал, что хороший могильщик будет беречь ее до самого снега. Символ вечности жизни в обители смерти. Мысль показалась ему гнетущей, и он повернулся.

– Курить хочется, – сказал он.

– Это отрава, – заметил Джимми, не оборачиваясь. Он смотрел вечернюю программу по маленькому «Сони» Мори Грина. – Я тоже когда-то курил, и до сих пор беру на ночное дежурство пачку. На всякий случай.

Бен взглянул на часы. 6.47. Календарь Грина извещал, что закат наступит в 7.02.

Джимми договорился обо всем быстро. Мори Грин, маленький человечек, открыл им дверь в белой рубашке и расстегнутой черной жилетке. Его хмурое лицо озарилось радостной улыбкой.

– Шалом, Джимми! – воскликнул он. – Рад тебя видеть! Кого это ты привел?

– Хочу представить тебе моего очень хорошего друга. Мори Грин. Бен Мейрс.

Мори сжал руку Бена своими обеими. Его глаза блестели за стеклами больших темных очков.

– И вам шалом. Друг Джимми – мой друг. Входите. Я сейчас позвоню Рэчел…

– Не надо, – сказал Джимми. – Мы пришли с просьбой. Довольно серьезной.

Грин пристально поглядел на него.

– Серьезной, – повторил он тихо. – Что для меня может быть серьезнее того, что мой сын перешел в третий класс? Ничего, Джимми.

Джимми покраснел:

– Мори, это мог сделать любой.

– Не буду спорить. Проси. Что это вы так взволнованы? Что-то случилось?

– Да нет.

Он завел их в маленькую кухню и, пока они говорили, быстро состряпал кофе в облезлой кастрюльке.

– Норберт еще не приезжал за миссис Глик?

– Нет, и не звонил, – ответил Мори, ставя на стол сахар и сливки. – Бедная леди. Такое горе в семье. И она выглядит так чудесно, Джимми. Она лечилась у тебя?

– Нет, – сказал Джимми. – Но мы с Беном… хотим поглядеть на нее сегодня вечером. Посидеть с ней.

Грин застыл с кастрюлькой в руках.

– Посидеть? Ты хотел сказать «осмотреть»?

– Нет, – медленно выговорил Джимми. – Просто посидеть.

– Ты шутишь? – Он поглядел на них испытующе. – Нет, вижу, что нет. Но зачем это?

– Я не могу сказать, Мори.

– О! – Он налил кофе, сел напротив них и отхлебнул. – Не очень крепкий. Нормально. У нее что… какая-нибудь инфекция?

Джимми и Бен обменялись взглядами.

– Нет, в общепринятом смысле слова.

– Ты хочешь, чтобы я никому не разболтал, да?

– Верно.

– А если Норберт приедет?

– С ним я договорюсь, – сказал Джимми. – Скажу, что Рердон просил проверить ее на энцефалит. Он не станет проверять.

Грин кивнул.

– Ну что, Мори?

– Ладно. Я думал, ты попросишь о чем-то большем.

– Это больше, чем ты думаешь.

– Сейчас я допью кофе и пойду домой поглядеть, какую дрянь Рэчел приготовила на ужин. Вот ключ. Запрешь, когда будешь уходить.

Джимми сунул ключ в карман:

– Обязательно. Спасибо, Мори.

– Не за что. Только одна просьба в ответ.

– Какая?

– Если она что-нибудь скажет, запишите для потомства. – Он хихикнул, но снова стал серьезным, заметив выражение их лиц.

10

Без пяти семь. Бен почувствовал растущее возбуждение.

– Хватит смотреть на часы, – сказал Джимми. – Быстрее они от этого все равно не пойдут.

Бен смущенно отвел глаза.

– Я что-то сомневаюсь, что вампиры – если они существуют – выходят после календарного заката. Еще довольно светло.

Но он встал и выключил телевизор.

Тишина накрыла комнату, как одеяло. Это был рабочий кабинет Мори Грина, и тело Марджори Глик лежало на железном столе с вывинчивающимися ножками. Бену он напомнил больничную каталку.

Джимми, когда они вошли, откинул простыню и осмотрел тело. Миссис Глик была одета в темно-красное домашнее платье и тапочки. Левая голень забинтована. Бен отводил от нее глаза, но они снова и снова возвращались, словно их притягивало.

– Что ты думаешь? – спросил он.

– Ближайшие три часа все решат. Но ее состояние очень напоминает Майка Райерсона – никаких признаков жизни, но удивительно здоровый вид. – Он опять поднял простыню и ничего больше не говорил.

7.02

– Где твой крест? – внезапно спросил Джимми.

– Крест? – удивился Бен. – Господи, у меня его нет!

– Ты никогда не был бойскаутом, – сказал Джимми, открывая сумку. – Зато я припас кое-что.

Он достал две палочки для осмотра горла и связал их под прямым углом бинтом.

– Благослови его, – сказал он Бену.

– Что? Я… не могу. Я не знаю, как.

– Подумай. – Лицо Джимми сделалось суровым. – Ты же писатель и должен быть немного метафизиком. Скорее, ради Бога. Мне кажется, что-то должно случиться. Ты не чувствуешь?

Бен и правда почувствовал. В пурпурном закате таилось что-то невидимое, но давящее, электризующее. Во рту у него пересохло, и он облизал губы, перед тем как заговорить:

– Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа, – потом добавил: – и Девы Марии. Благослови этот крест и… и…

Вдруг слова откуда-то всплыли в его памяти.

– «Господь – мой пастырь, – начал он, и слова падали в темноту комнаты, как камни в глубокое озеро. – Он пустит меня пастись на зеленых лугах. Он поведет меня к тихим водам. Он очистит мою душу».

Джимми стал повторять за ним.

– «Он поведет меня верной дорогой во славу свою. И хотя я пройду долиною смерти, я не убоюсь его…»

Казалось, стало труднее дышать. Бен почувствовал, что все тело его покрылось гусиной кожей.

Простыня, закрывающая тело Марджори Глик, зашевелилась. Из-под нее выползла рука, и пальцы начали шарить в воздухе.

– О Боже, что я вижу? – прошептал Джимми. Лицо его побледнело, веснушки выступили, как брызги на стеклах.

– Джимми, посмотри на крест!

Крест светился. Мерцание разливалось по руке Джимми, как кровь дракона.

Медленный, гулкий голос в тишине:

– Дэнни?

Тело под простыней зашевелилось. По углам комнаты метались тени.

– Дэнни, где ты, дорогой?

Простыня сползла с лица на колени.

Лицо Марджори Глик светилось в полумраке, как бледный круг с черными впадинами глаз. Она заметила их, и рот изогнулся в ужасной усмешке. Последние блики света осветили ее блестящие зубы.

Она спустила ноги со стола; тапочек упал.

– Стой! – сказал ей Джимми. – Не двигайся!

В ответ она зарычала, как собака. Потом сползла со стола и, покачиваясь, пошла к ним. Бен поймал себя на том, что смотрит ей в лицо, и поспешно отвел глаза. В глазах у нее были темные бездны, где его лицо отражалось и тонуло.

– Не смотри на нее, – предупредил он Джимми.

Они отступали, пока не дошли до узкого коридора перед лестницей.

– Попробуй крест, Бен.

Он почти забыл о нем. Теперь он поднял крест вверх, и он ярко вспыхнул. Миссис Глик издала шипящий, недовольный звук и заслонила лицо руками. Ее черты словно съежились, извиваясь, словно клубок змей. Она отступила на шаг назад.

– Действует! – воскликнул Джимми.

Бен наступал на нее, подняв крест. Она попыталась схватить его рукой, но он быстро ударил ее крестом. Она издала дикий вопль.

Все последующее показалось Бену одним сплошным кошмаром. Хотя впереди были еще большие ужасы, он не раз видел во сне, как Марджори Глик пятится к столу, с которого свисает смятая простыня.

Она отступала, переводя глаза с ненавистного креста на шею Бена пониже подбородка. Звуки, издаваемые ею, состояли из совершенно нечеловеческого шипения, ворчания и хрипа, и казалось, что ею движет инстинкт слепой, словно она была каким-то гигантским насекомым. Бен подумал: «Если я опущу крест, она вцепится мне в горло ногтями, разорвет артерию и станет пить кровь, как путник в пустыне, умирающий от жажды. Она будет купаться в моей крови».

Джимми начал заходить слева. Она его не замечала. Глаза ее смотрели только на Бена с ненавистью… и со страхом.

Джимми обогнул стол и, когда она коснулась его, схватил ее обеими руками за шею с конвульсивным криком.

Она завизжала и забилась в его руках. Бен увидел, как ногти Джимми впиваются в ее кожу, но в ранках не выступает кровь, как в безгубых ртах. Потом она оттолкнула его. Джимми отлетел и ударился об угол, сбросив на пол телевизор Мори Грина.

Она кинулась за ним, как паук, протянув вперед скрюченные руки. Джимми Коди закричал – высокий отчаянный крик погибающего.

Бен бросился на нее, споткнулся о телевизор и едва не упал. Он слышал ее хриплое дыхание, похожее на шорох соломы, и за этим – звук чавкающих, сосущих губ.

Он схватил ее за ворот платья и рванул, забыв про крест. Потом, как в замедленном кино, увидел ее язык, облизывающий губы.

Он успел поднять крест, прежде чем она схватила его. Закругленный край палочки, ставшей крестом, дотронулся до ее подбородка – и продолжил движение, не встречая сопротивления плоти. Отвратительный смрад паленого мяса. В этот раз ее крик был оглушительным. Он скорее почувствовал, чем увидел, как она отступила назад, споткнулась о телевизор и упала, быстро вскочив с живостью волка. Глаза ее, все еще полные неутолимого голода, сузились от боли. Кожа на подбородке сморщилась и почернела. Она зашипела на него.

– Уходи, стерва, – прошептал он. – Уходи! Уходи!

Он поднял крест снова и стал загонять ее в угол. Там он хотел прижать ей крест ко лбу. Но когда она прижалась спиной к стене, из ее губ вырвался высокий надтреснутый смешок, заставивший его вздрогнуть. Это походило на скрежет вилки о сковородку.

– Все равно он смеется над вами! Все равно вас уже меньше!

И у него на глазах ее тело начало таять. Вот она еще здесь, смеется над ним – и вот уже тусклый свет уличного фонаря освещает пустую стену. Словно она просочилась в мельчайшие поры стены, как дым.

Она исчезла.

Позади закричал Джимми.

11

Он повернулся. Джимми уже поднялся на ноги, прижимая руки к шее. Пальцы были в крови.

– Она меня укусила! – простонал Джимми. – О, Господи, она меня укусила!

Бен подошел к нему и попытался взять за руку, но Джимми его оттолкнул. Глаза его горели безумным огнем.

– Не трогай меня. Я заразный.

– Джимми…

– Принеси сумку, Бен. Скорее. Я чувствую, как это действует. Ради Бога, принеси мне мою сумку!

Сумка стояла в углу. Бен принес ее, и Джимми вы тряхнул ее содержимое на стол. Его лицо стало мертвенно-бледным, залитым потом. Кровь струилась из маленькой рваной ранки на шее. Он сел на стол; дыхание с хрипом вырывалось у него изо рта.

– Она укусила меня, – выдохнул он в сумку. – Ее пасть… о Боже, ее проклятая грязная пасть…

Он нашел пузырек дезинфектора, отвинтил крышку и плеснул содержимое себе на горло. Жидкость потекла на его рубашку и на стол, смывая следы крови. Глаза его закрылись, и он застонал.

– Джимми, что…

– Погоди, – пробормотал Джимми. – Погоди. Уже лучше. Подожди чуть-чуть.

Он отставил пузырек. Теперь стало видно ранку, отмытую от крови. Бен заметил два следа зубов недалеко от шейной ар терии.

Джимми достал из сумки ампулу и шприц, содрал с иглы предохранительную упаковку и погрузил ее в ампулу. Руки его так тряслись, что он едва не уронил шприц.

– Тетранус, – сказал он, подавая шприц Бену. – Уколи меня. Вот сюда. – Он поднял руку, обнажив подмышку.

Бен взял иглу и вопросительно поглядел на Джимми. Тот кивнул. Бен ввел иглу.

Джимми дернулся как ошпаренный. На момент тело его застыло в агонии, каждый мускул напрягся. Понемногу он расслабился, и Бен увидел на его лице слезы, смешанные с потом.

– Дай мне крест, – сказал он. – Если я все еще заражен, то… то это будет видно.

– Думаешь?

– Все может быть. Знаешь, когда ты пошел к ней, я хотел… хотел кинуться на тебя. Бог меня спас. Но я смотрел на этот крест и… меня чуть не стошнило.

Бен притронулся крестом к его шее. Ничего не произошло. Свечение уже померкло. Бен убрал крест.

– Слава Богу, – сказал Джимми. – Вот и все. – Он опять порылся в сумке, отыскал две пилюли и сунул их в рот. – На всякий случай. Хорошо, что я сходил в сортир перед этим. Боюсь, я все же обоссался, но совсем чуть-чуть. Сможешь забинтовать мне шею?

– Думаю, да.

Джимми вручил ему бинт и хирургические ножницы. Наматывая бинт, он заметил, что кожа вокруг укусов стала воспаленно-красной. Джимми поморщился, когда бинт коснулся раны.

– Еще пара минут, и я бы свихнулся. По-настоящему. Эти ее губы… – Он передернулся. – И знаешь, когда она делала это, мне нравилось. Это самое ужасное, Бен. Я даже испытывал возбуждение. Можешь поверить? Если бы не ты, я бы ей позволил…

– Не думай про это.

– Нужно еще кое-что сделать.

– Что?

– Подожди немного.

Бен закончил бинтовать и немного отошел.

– Что…

Тут Джимми ударил его. В глазах Бена вспыхнули искры, и он неуклюже плюхнулся на пол. Опомнившись, он увидел, что Джимми слез со стола и подходит к нему. Он успел вспомнить про крест, думая: «Вот так кончаются рассказы О’Генри, ты кретин, кретин…»

– Как ты? – осведомился Джимми. – Извини, но это было лучше сделать неожиданно.

– Какого черта…

Джимми уселся на пол рядом с ним.

– Я хочу рассказать тебе, что с нами произошло. Что я потом расскажу Мори Грину. А ты подтвердишь, если придется. Понимаешь?

– Вроде бы. – Бен потрогал челюсть и поморщился.

– Кто-то напал на нас, когда я осматривал тело миссис Глик. Ударил тебя и стал драться со мной. Ну, и во время драки укусил за шею. Потом скрылся, и мы не знаем, кто это был. Вот и все. Понял?

Бен кивнул.

– На нем было темное пальто, может быть, синее, и зеленая вязаная шапка. Вот и все, что ты видел.

– Ты не пробовал писать до того, как сделаться доктором?

Джимми улыбнулся:

– Я могу так сочинять только при крайней необходимости. Ты все запомнил?

– Конечно. Но я не думаю, что они очень уж разволнуются. Это ведь не первое пропавшее тело.

– Надеюсь. Но теперь за это возьмется шериф округа, а это тебе не Перкинс Гиллспай. Нужно заранее обо всем договориться.

– Думаешь, нам следует сообщить ему?

– Помни, что с точки зрения властей мы преступники. Мы не имеем никакого права тут находиться.

Сказав это, Джимми подошел к телефону и позвонил сперва Мори Грину, потом шерифу Гомеру Маккаслину.

12

Бен вернулся домой в пятнадцать минут первого и сварил себе в пустой кухне чашку крепкого кофе. Он пил его медленно, вспоминая все происшедшее с облегчением человека, только что удержавшегося от падения с карниза.

Шериф округа оказался высоким лысеющим мужчиной, жующим табак. Двигался он медленно, но глаза казались живыми и внимательными. Он достал из кармана громадную записную книжку на цепочке и толстую чернильную ручку. Он допросил Бена и Джимми, пока два его помощника фотографировали их и брали отпечатки пальцев. Мори Грин молча стоял поодаль, то и дело с жалостью поглядывая на Джимми.

Что их привело в похоронное бюро?

Джимми рассказал историю с энцефалитом.

Знал ли об этом доктор Рердон?

Нет. Джимми подумал, что незачем зря волновать старика. Он известил бы его позже.

И что с энцефалитом? Эта женщина действительно была больна?

Нет, почти наверняка. Он закончил осмотр еще до того, как на них напали. Он не смог – или не успел – определить, от чего она умерла, но почти наверняка не от энцефалита.

Могут ли они описать этого типа?

Они отвечали в условленных выражениях. Бен добавил пару коричневых ботинок, и это стало чрезвычайно напоминать Труляля и Траляля.

Маккаслин задал еще пару вопросов, и Бен уже подумал, что все кончится благополучно, когда шериф повернулся к нему и спросил:

– А вы что там делали, Мейрс? Вы же не доктор.

Глаза его торжествующе сверкнули. Джимми открыл было рот, но шериф остановил его повелительным жестом.

Если целью вопроса было вызвать у Бена удивление, то этой цели он не достиг. Бен слишком переволновался за вечер.

– Я писатель, а не доктор. Я пишу романы. Один из персонажей моего нового романа – сын могильщика. Я хотел просто посмотреть, как это выглядит, вот и напросился в компанию к Джимми. Он просил меня не лезть в его работу. – Он потрогал подбородок, где выступил небольшой синяк, и заключил: – Я увидел даже больше, чем ожидал.

Казалось, ответ Бена не удовлетворил шерифа.

– Это вы написали «Дочь Конвея»?

– Да.

– Моя жена читала отрывок в каком-то журнале. В «Космополитене», что ли. Очень смеялась. Я посмотрел, но не нашел ничего смешного в том, что девчонка сидит на игле.

– Нет, – сказал Бен, глядя в глаза Маккаслину. – Я тоже ничего смешного в этом не вижу.

– Сейчас вы пишете новый роман?

– Да.

– Хорошо, если Мори Грин вам помог, – заметил шериф. – Буду рад, если вы напишете эту часть со знанием дела.

– Я всегда исследую предмет, прежде чем описывать. Так гораздо легче.

Маккаслин покачал головой:

– Знаете, вся история звучит, как в книжках про Фу Маньчжу. Какой-то парень врывается, одолевает двух здоровых мужчин и уносит труп бедной женщины, умершей от неизвестной причины.

– Послушайте, Гомер… – начал Джимми.

– Не зовите меня «Гомер», – сказал Маккаслин. – Мне это не нравится. И вообще не нравится все это. Энцефалит ведь очень заразен?

– Да, конечно.

– А вы привели туда этого писателя. Зная, что она может быть заразной.

Джимми сердито пожал плечами:

– Я же не обсуждаю вашу работу, шериф. Энцефалит – это инфекция, которая медленно проникает в кровь. Я знаю, что для нас он не опасен. Не лучше ли вам попытаться найти того, кто выкрал тело миссис Глик – Фу Маньчжу или кто бы он ни был, – чем терять время с нами.

Маккаслин поглядел на свой солидный живот, за крыл записную книжку и сунул ее в недра кармана.

– Ладно, об этом мы еще поговорим, Джимми. Сильно сомневаюсь, что мы его найдем. Особенно если его нет.

Джимми поднял брови.

– Врете вы все, – сказал Маккаслин. – Я это знаю, мои ребята знают, и даже старый Мори знает. Не знаю, сколько вы врете – много или мало, – но знаю, что могу вас уличить, потому что вы врете одинаково. Я мог бы засадить вас в кутузку, но по правилам вам полагается один телефонный звонок. А даже самый зеленый адвокатишка знает, что закон в этом случае на вашей стороне. Поэтому я ничего такого не сделаю. Я чувствую, что вы врете не потому, что совершили что-то противозаконное. Вы что-то скрываете от меня. Что? – спросил он спокойно, без государственной важности в голосе. – Дело ведь очень серьезное. В Лоте умерло уже четверо, и все четыре тела исчезли. Я хочу знать, что случилось.

– Мы расскажем вам все, что мы знаем, – твердо сказал Джимми, глядя ему прямо в глаза. – Если вы захотите слушать, мы расскажем.

Маккаслин посмотрел на него почти с жалостью.

– Вы чертовски напуганы, – сказал он. – Вы оба. Вы похожи на тех парней в Корее, которых привозили с передовой.

Бен и Джимми ничего не ответили.

– Ладно, идите. Я хочу, чтобы вы явились ко мне завтра к десяти и все рассказали. Если вас не будет, я пошлю за вами патрульную машину.

– Вам не придется это делать, – сказал Бен.

– А вы лучше писали бы свои книги. – Маккаслин печально взглянул на него и опять покачал головой.

13

Бен встал из-за стола и отнес кофейную чашку в раковину. Он посмотрел в темное окно. Кто там, за ним? Марджори Глик, нашедшая наконец своего сына? Майк Райерсон? Флойд Тиббитс? Карл Формэн?

Он повернулся и пошел наверх.

Остаток ночи он проспал с включенной лампой, сжав в руке крест, связанный из палочек для осмотра горла. Перед тем, как уснуть, он подумал о Сьюзен. Все ли с ней в порядке?

Глава двенадцатая
Марк

1

Когда он услышал отдаленный звук шагов, он притаился за стволом большой ели и стал ждать. Они не могут появляться днем, но это не значит, что у них не может быть помощников-людей; они могли им платить, но не только. Марк видел этого Стрэйкера, и глаза у него были, как у змеи. Казалось, он вполне способен сломать ребенку руку и улыбаться при этом.

Он сжал в кармане рукоятку отцовского пистолета. Против них пули не помогают – кроме, может быть, серебряных, – но Стрэйкеру вряд ли понравится получить между глаз из этой штуки.

Он перевел глаза вниз, на прислоненный к дереву длинный предмет, завернутый в тряпку. За их домом стояла поленница, полкорда ясеневых дров, которые они с отцом напилили в июле и августе. Генри Петри был методичным человеком, и Марк знал, что длина каждого полена – три фута. Отец знал нужную длину так же, как знал, что за осенью следует зима и что ясень в камине горит лучше и жарче других деревьев.

Его сын, который знал про другие вещи, знал, что ясень как раз и нужен для таких людей… существ. Этим утром, когда отец с матерью отправились на прогулку, он взял одно из поленьев и обстругал его конец своим бойскаутским топориком. Грубо, но надежно.

Он увидел среди деревьев разноцветные пятна и отпрянул. Через мгновение он смог разглядеть того, кто осторожно пробирался по лесу. Это была девушка. Облегчение смешалось с легким разочарованием. Это не слуга дьявола, а всего лишь дочка Нортонов.

Но тут он снова насторожился. У нее тоже был кол! Когда она подошла ближе, он усмехнулся про себя. Кол из снегового заграждения. Два удара обычного молотка переломят его в два счета.

Она хотела обойти его дерево справа. Поэтому он начал осторожно двигаться влево, стараясь не наступать на тонкие, предательски хрустящие веточки. Наконец они стали двигаться почти синхронно. Она шла осторожно, отметил он с одобрением. Это хорошо. Несмотря на дурацкий кол, он был доволен, что она тоже здесь. Но если она пройдет чуть-чуть дальше, ей несдобровать. Стрэйкер дома. Марк был здесь с полпервого и видел, как Стрэйкер выехал на дорогу, оглядел ее и вернулся. Марк как раз думал, что ему предпринять, когда появилась эта девушка.

Но, может, она все знает. Вот она остановилась за кустами и стала наблюдать за домом. Конечно, знает. Иначе она не взяла бы с собой этот жалкий кол. Он подумал, что нужно предупредить ее о Стрэйкере. Ведь наверняка у нее нет оружия.

Он думал, как обнаружить свое присутствие и не напугать ее, когда услышал гудение мотора. Она подскочила, и он испугался, что она побежит и обнаружит себя. Но она снова прижалась к земле, словно боясь ее отпускать.

Машина Стрэйкера выехала с пандуса – она видела ее лучше, а он разглядел только черную крышу «паккарда», удалявшегося в направлении города.

Он решил объединиться. Все лучше, чем лезть в этот дом поодиночке. Он уже почувствовал его тлетворную атмосферу еще за полмили отсюда.

Теперь он осторожно подкрался ближе и положил руку ей на плечо. Он почувствовал, как она вздрогнула, понял, что за этим последует крик, и сказал:

– Не кричи. Все нормально. Это я.

Она не закричала. Повернулась и уставилась на него с совершенно белым лицом.

– К-кто «я»?

Он присел рядом:

– Я Марк Петри. Я тебя знаю; ты Сьюзен Нортон. Мой отец знаком с твоим.

– Петри? Генри Петри?

– Да, это мой отец.

– Что ты здесь делаешь? – Она во все глаза смотрела на него, словно не веря в его реальность.

– То же, что и ты. Только твой кол не годится. Он слишком… – Марк пытался подобрать в своем словаре нужное слово и закончил, – слишком хлипкий.

Она посмотрела на свой колышек и покраснела.

– А, это. Я нашла его в лесу… и подумала, что кто-то мог потерять, так что…

Он перебил ее:

– Ты хочешь убить вампира, правда?

– С чего ты взял? Какие вампиры?

Он мрачно сказал:

– Вампир пытался поймать меня сегодня ночью. Ему это чуть не удалось.

– Это же абсурд. Такой большой мальчик, а веришь…

– Это был Дэнни Глик.

Она онемела. Потом взяла его за руку.

– Марк, скажи, ты ведь выдумал это?

– Нет, – коротко ответил он и рассказал ей всю историю.

– И ты пошел сюда один? – спросила она, когда он закончил. – Ты в это поверил и пошел сюда один?

– Поверил? – Он казался удивленным. – Конечно. Я ведь сам видел.

На это было нечего возразить, и внезапно она устыдилась своих сомнений в правоте Мэтта и Бена.

– А ты как здесь оказалась?

Она поколебалась, потом сказала:

– В городе есть люди, подозревающие, что в этом доме живет кто-то. Он может оказаться… – Она так и не могла произнести это слово, но он все равно кивнул.

Удивительно понятливый мальчишка.

Опустив все, что она могла бы добавить, она просто сказала:

– Вот я и решила пойти и посмотреть.

– И загнать в него это? – Он кивнул на кол.

– Не знаю, смогла бы я.

– Я смог бы, – сказал он спокойно. – После того, что я видел ночью. Дэнни висел у меня за окном, как большая муха. И его зубы… – Он потряс головой, отгоняя воспоминание о ночном кошмаре.

– Твои родители знают, что ты здесь? – спросила она, предугадывая ответ.

– Нет, – ответил он. – По воскресеньям они гуляют на природе. Иногда я хожу с ними. Сегодня они поехали на побережье.

– Ты совсем еще мальчик, – сказала она.

– Нет. И я ему это докажу. – Он посмотрел на дом.

– Но ты уверен…

– Уверен. Разве ты не чувствуешь, что он здесь? Этот дом не вызывает у тебя страх?

– Да, – сказала она честно. Его логику, логику нерв ных окончаний, было трудно опровергнуть.

– А как мы это сделаем? – спросила она, автоматически доверив ему лидерство.

– Просто пойдем, найдем его и проткнем колом – моим колом – его сердце. Он, должно быть, в подвале. Они любят темные места. У тебя есть фонарик?

– Нет.

– А черт, у меня тоже. – Он топнул ногой. – Ну хоть крест-то есть?

– Да, – ответила она, показывая ему цепочку. Он кивнул и вытащил из-за ворота свой крест.

– Надеюсь, я успею вернуться до приезда родителей, – сказал он сердито. – Я взял его из шкатулки матери. Если она заметит, мне достанется. – Он огляделся кругом. Тени начали удлиняться, и они оба почувствовали тревогу.

– Когда мы его найдем, не смотри ему в глаза, – предупредил Марк. – Он не может вылезти из своего гроба до темноты, но может зачаровать тебя взглядом. Знаешь какие-нибудь молитвы?

Они смотрели сквозь кусты на неухоженные лужайки дома Марстенов.

– Ну, «Отче наш»…

– Хорошо. Я тоже знаю. Скажем ее, когда будем загонять кол.

Он заметил на ее лице тревогу, смешанную с отвращением, и взял ее за руку.

– Слушай, мы должны. Боюсь, что этой ночью он сожрал полгорода. Если мы промедлим еще, будет позд но. Нужно сделать это как можно скорее.

– Этой ночью?

– Мне снилось, – сказал Марк спокойно, но глаза его потемнели. – Снилось, как они подходят к домам, звонят по телефонам, просят их впустить. Некоторые знают, но все равно пускают, потому что это легче, чем поверить во все это.

– Но это только сон.

– Я боюсь, что сегодня многие лежат в постели, за крыв ставни и задернув занавески, и думают, что у них простуда или грипп. Они чувствуют слабость и головную боль. Им не хочется есть. От одной мысли о еде их тошнит.

– Откуда ты все это знаешь?

– Я читал журналы про монстров, – ответил он, – и посмотрел все фильмы, какие смог. Обычно я говорил маме, что иду смотреть Диснея. И всему этому нельзя верить. Они многое присочиняют, чтобы было страшнее.

Они смотрели на дом. Да, ну и команда, подумала Сьюзен. Старый учитель, свихнувшийся от книг; писатель, мучимый своими детскими кошмарами; мальчик, прошедший курс вампироведения по фильмам и комиксам. И я. Разве я верю? В этот бред?

Она верила. Как Марк и говорил, чем ближе к дому, тем больше чувствовалась опасность. Их разговор и мысли перебивались глубинным голосом, постоянно твердившим «берегись». Кожа ее похолодела от притока адреналина, сердце билось учащенно, колени отяжелели. Глаза обрели повышенную зоркость, замечая каждый протек краски на стене дома. И для всего этого не было видимых причин: людей с ружьями, лая собак, запаха дыма. Только внутренний голос.

Она заглянула в щель в ставне.

– Они там ничего не ремонтировали, – прошептала она. – Какой беспорядок.

– Дай посмотреть. Подними меня.

Она приподняла его к окну, и он увидел пустую комнату под слоем пыли, испещренной множеством следов; оборванные обои, два-три ветхих стула, изрезанный стол. В углах под потолком свисала паутина.

Прежде чем она успела возразить, он дернул крючок, держащий ставни, и замок распался на два ржавых куска. Ставни с треском приоткрылись.

– Эй! – запротестовала она. – Не надо…

– А что ты хотела? Позвонить в дверь?

Он ткнул обломком ставня в стекло, которое упало внутрь с громким звоном. В нее вполз страх, теплый и липкий, оставляющий во рту привкус меди.

– Мы можем еще убежать, – сказала она скорее себе, чем ему.

Он посмотрел на нее без сочувствия. В его взгляде были только решимость и страх, не меньший, чем у нее.

– Иди, если хочешь, – сказал он.

– Нет, не пойду. Пошли быстрее.

Он вытащил куски разбитого стекла из рамы, взял в одну руку кол и рванул на себя окно. Путь был свободен. Сьюзен полезла первой. Страх все сильнее сдавливал ей живот, как жуткая беременность. Наконец она поняла, что чувствовал Мэтт Берк, когда он поднимался по ступенькам навстречу тому, что ждало его в комнате для гостей.

Она всегда осознанно или бессознательно вставляла страх в простенькое уравнение: страх = неизвестное. А потом сводила проблему к простым алгебраическим величинам, например: неизвестное = скрип (допустим) = скрипнувшая доска = нечего бояться. Это легко объясняло все страхи известного ей мира. Были, конечно, знакомые страхи (не заплывай далеко, не протягивай руку злой собаке, не иди гулять с незнакомыми парнями), но до настоящего момента она не могла представить, что существует такой страх. Все уравнения исчезли. Каждое движение казалось почти геройством.

Она вскарабкалась на подоконник, спрыгнула на пыльный пол и осмотрелась. Запах. Он исходил от стен почти видимыми миазмами. Она попыталась объяснить это мокрой штукатуркой или пометом всех животных, которые гнездятся за этими панелями – крыс, ондатр или даже енотов. Но этот запах был не животным. Он вызывал мысли о смерти.

– Эй, – тихо позвал Марк, появившись в окне. – Помоги.

Она нагнулась, подхватила его под мышки и подтянула вверх так, что он смог ухватиться за подоконник. Скоро он спрыгнул на пол, и опять воцарилась тишина.

Они вслушивались в нее, почти зачарованные. Им чудилось тонкое гудение – звук натянутых до предела нервов. Кругом была только мертвая тишина.

Но они знали, что они не одни.