Текст книги "Черное солнце"

Когда время начало близиться к вечеру, ребята все же спохватились и начали собираться. На мое предложение остаться на ужин они вежливо отказались. Хоть я и огорчилась немного, но все равно была им благодарна за этот день. Лишь странное волнение наполняло меня вперемешку с сомнением и страхом. Не хотелось подвергать бессмысленному риску ребят, а потому все же стоило подготовить какой-то запасной план…

Когда я поднялась в комнату, где все еще была раскрыта книга по имперскому праву, которая теперь была такой нелепой, словно бы из другой вселенной, я сделала свет лампы поярче и стала рыться в ящиках письменного стола. Я не могла вспомнить, куда я положила тот самый небольшой мешочек от Марка Хеби, и даже в один момент забеспокоилась, что успела где-то его потерять, но в глубине ящика, у дальней стенки под грудой письменных принадлежностей, я таки нащупала заветный кулек, плотно затянутый шнурком.

Красноватый мутный медальон с оттиском инталии змеи блеснул в руках, когда я вытряхнула содержимое себе в ладонь. С ним же рядом лежала и свернутая небольшой трубочкой бумага.

«Если тебе потребуется наша помощь – позови змею, и она приползет на лунный свет.»

Вот и все, что было в ней.

Я представила, какое у меня, наверное, сейчас было глупое выражение лица, однако сказать, что я чувствовала себя одураченной – значит не сказать ничего. Я еще раз прочла послание. Потом еще раз. Попыталась поискать приписки мелким текстом, найти какой-то шифр в послании, и даже проверила бумагу на свет в надежде, что там могут быть невидимые чернила. Но все было тщетно.

Разозленная чувством обмана и собственной беспомощностью, я готова была уже швырнуть несчастный камень со змеей, которая будто бы наблюдала за моими муками со злой усмешкой. Однако в последний момент я пальцами почувствовала мелкую гравировку на гурте⁸. Тут я вспомнила о тексте, который в первый раз не могла понять, но теперь я узнала некоторые слова. Это, несомненно, был старый аквилантис – слово «axitas», что можно было перевести как «говорить» или «откликнуться», я разобрала отчетливо.

Чтобы рассмотреть остальное, пришлось воспользоваться лупой – на ощупь гравировка была настолько тонкой, что пальцем почти не ощущалась. Вооружившись толстенным томом, я начала сверяться по справочнику.

– Anguptex… Vacamor… Axitas… Сlamaraes… – бубнила я себе под нос, листая страницы туда-сюда в поисках нужного перевода. – Получается… «змей выходит на зов, когда его кличут».

Конечно, мой перевод оставлял желать лучшего, поскольку старый аквилантис был замечательным описательным языком, но современная версия сильно уступала ему в количестве значений, коим могло играть одно и то же слово в разном контексте. Ныне же аквилантис был упрощен для понимания у всех регионов, народы которых продолжают использовать родные языки помимо общего.

И тем не менее, было сложно не заметить перекликание смысла гравировки на медальоне и кодового шифра из послания. Смущала лишь фраза про лунный свет, которая отсутствовала в переведенном тексте, как бы я не перепроверяла значения.

Внезапная догадка осенила меня.

– Vacamor anguptex et aus axitas avax clamaraes, – отчетливо произнесла я и, подняв зажатый в пальцах медальон, навела его на тонкий еле видимый сквозь темные облака серп луны. Но ничего не произошло.

Я чувствовала себя очень глупо. Произнесла фразу еще раз, зачем-то с торжественным выражением, отчего почувствовала себя еще глупее. Безрезультатно. Только еле заметный отблеск обагрил упавшую на стол тень от камня.

Ну, а чего я, собственно, ожидала? Что он по волшебству передо мной появится?

– Морская ведьма бы тебя побрала, Марк Хеби, – я, не скрывая своего расстройства, с силой закинула мешочек подальше в ящик.

Глава 8

Едва я допила свой свежезаваренный утренний кофе, как в дверь несколько раз сильно постучали.

Ада появилась на пороге обеденного зала, улыбающаяся и раскрасневшаяся от мороза. На плечах у нее была накидка с меховой оторочкой и высоким воротником, а легкий камзол сменился кафтаном из плотного бархата, все так же богато украшенным вышивкой. Сегодня набелитка выбрала палитру из черных и изумрудных оттенков – цветов ее Дома.

– А вот и ты! – в своей манере поздоровалась набелитка, стягивая кожаные перчатки, чтобы схватить со стола печенье.

– Если хочешь, попроси у Алисии чашку чая или кофе, – растерянно предложила я.

Хотя, судя по бодрости Ады, кофе ей был явно ни к чему.

– Я эту ослиную мочу, что в Столице называют чаем, даже нюхать не могу, – она притворно поморщилась. – Про кофе я и вовсе молчу. Если захочешь как-нибудь попробовать, какими они должны быть на вкус на самом деле – заглядывай в гости.

– Вообще-то я не ждала тебя так рано, – я мельком глянула на часы, на которых большая стрелка едва только начала смотреть в пол. – Мы же договаривались ровно в одиннадцать встретиться, а сейчас еще и половины нет. Не помню, чтобы ты отличалась такой пунктуальностью.

– Сегодня есть повод, – ее улыбка стала еще шире. – Уверена, нас ждет отличный день. Тем более я та-а-ак устала за эту неделю…

Прошедшие учебные дни и вправду были довольно интенсивными, и мы уж хотели отложить нашу затею на конец зимы, чтобы не отвлекаться во время учебы и нормально отдыхать перед учебным днем. Но Ада настояла, заявив, что за два месяца умрет от нетерпения быстрее, чем от усталости. А потому, чтобы выделить целый выходной для похода по магазинам, все задания, не без помощи Ари, были сделаны заранее.

Позади, в коридоре, раздался шум тяжелых шагов. Я обернулась, думая, что это Ян зашел поторопить нас, однако в проходе, словно огромная статуя, стоял телохранитель Ады. Сейчас он был без шлема, и я могла рассмотреть его целиком.

Ростом он не уступал Яну, куда более широкоплечий и крепкий на вид. И явно моложе на десяток-другой лет. Темная смуглая кожа, не золотисто-коричневая, как у большинства веасийцев, а насыщенного темного оттенка, даже темнее, чем у Нары Сарей. Лицо его было широким и угловатым, с пухлыми губами и большим приплюснутым носом, и лишь белки глаз, будто две капли, сияли на его лице. Под глазами я заметила необычный татуаж из красных и золотых переплетенных линий.

Темнокожий мужчина так и не произнес ни слова, впившись угольками глаз в Аду, молчаливо и беспристрастно наблюдая за своей госпожой. От этого взгляда даже я съежилась, хотя ему не было ни до кого дела в этой комнате. Лицо его не выражало абсолютно никаких эмоций, что только добавляло ему усташения.

«Теперь понятно, почему он постоянно в шлеме – он, наверное, и взглядом убить может…» – думала я, уставившись на гиганта.

– Лучше тебе на него так не пялится, – теплое дыхание Ады щекотало ухо, и я дернулась, когда ее шепот скинул с меня оковы оцепенения. – Арабийцы этого терпеть не могут.

Девушка хихикнула, когда я резко отвернулась обратно к своей чашке, замерла всем телом так, словно бы это могло сделать меня незаметной.

Алисия и Габриэль торопливо убирали со стола грязные тарелки и чашки, оставленные после завтрака, также со страхом косясь на арабийца, тенью застывшего в дверях.

– Ну, так мы идем? – многозначительно спросила Ада.

– Да… конечно.

Я быстрым движением поправила вечно топорщащиеся кудряшки. Волосы я в последнее время стала укладывать на имперский манер, предпочитая уложенный пучок, перевязанный лентами и украшенный небольшими заколками. Служанки очень старательно подходили к моим волосам, и без того вьющимися и непослушными, но в реалиях Столицы ходить с распущенными волосами, как я это предпочитала в Мар-де-Сеале, было невозможно – почти сразу же волосы превращались в пышную львиную гриву.

Я быстро собралась, и в сопровождении Ады и ее телохранителя мы вышли на улицу. Уже несколько дней по утрам были заморозки, а лужи сковало тонкой белой корочкой льда. Я пришла в неописуемый восторг, когда впервые застала затвердевшую воду, похожую на настоящее стекло. И, конечно же, не отказала себе в ребяческом удовольствии наступать на лед, наблюдая как паутинкой расходятся трещины. Однако, несмотря на вязкий дождь и град, снега я пока еще не застала.

Ясное безоблачное небо казалось даже еще более насыщенным, отчего горящая на небосклоне красная звезда рядом с солнцем казалась кровавой каплей на голубом шелке. Свежий морозный воздух ударил в лицо, окутывая словно колючей пеленой. Даже дышать было тяжело. Изо рта облачками вылетал пар, тут же превращаясь в белую дымку, растворяющуюся в солнечном свете. Холодное зимнее солнце совсем не грело, и, как только мы вышли из дома, я поспешно натянула перчатки, а после и вовсе спрятал руки в муфте. Так было хотя бы немного теплее.

Максимилиан уже ждал нас снаружи, его плечи украшал красный меховой плащ. Поприветствовав нас с Адой, он жестом указал на уже ожидающий нас экипаж. Лоуренс, восседавший на месте кучера, потирал друг о друга закоченевшие ладони.

До Пециниии от дома было довольно близко. Путь не занял более получаса, и уже вскоре, преодолев низкий мост, мы шагали по узким улочкам, которые даже сейчас, не смотря на холод, были переполнены зазывающими покупателей торговцами. Были и небольшие прилавки с навесами, и целые магазины с огромными цветастыми витринами, и даже какие-то сделанные из обычных ящиков лотки. Откуда-то доносился аромат свежевыпеченного хлеба и жареного мяса, откуда-то я слышала чудесный парфюм, а следом – яркий запах диковинных специй. Где-то ругались покупатели с торгашами, каждый из которых пытался получить выгодную для себя цену, а где-то ссорилась парочка из-за не купленного подарка… Гомон, шум, буйство красок и запахов – вот из чего был соткан квартал монет, так разительно отличающийся от всех остальных районов города, где царила размеренная тихая жизнь. Но Пециния диктовала свои правила, и весь этот балаган существовал и подчинялся одному Императору известному замыслу.

Впечатляли не только разномастные товары, но и те, кто их продавал. Разные национальности, перемешанные вместе, сотни разных языков и наречий в сплетенных с общим аквилантисом невидимым канатом протягивался по улочкам, перетягиваемый то в одну, то в другую сторону. И даже мар-де-сеальский порт, который славился заморскими диковинками и всяким разным народом их продающими, не мог пойти ни в какое сравнение с этим местом. Словно бы город в городе…

Пока я шла и оглядывалась по сторонам, восторженно озираясь, наши с Адой защитники шли чуть поодаль, о чем-то беседуя.

– Твой телохранитель… Немного необычен, – я всеми силами пересиливала себя, чтобы не оборачиваться через плечо каждую минуту, пытаясь рассмотреть арабийца.

Ада, которая все это время пыталась сориентироваться по указателям, кажется, даже не поняла моего вопроса.

– Муар-джа? Он из клана южных хасаджинов, взращенных суровой пустыней Лайджанар, – будничным тоном объяснила набелитка. – Они видят единственной целью своей жизни – служение нашему Дому.

– Муар-джа – это имя такое? – я смутилась. Прежде мне не приходилось ни слышать, ни читать о арабийцах.

– Ну точно деревенщина, – рассмеялась Ада, по-доброму, без злобы. – Его зовут Дарен. Муар-джа – это название его клана, что-то вроде фамилии. «Муар» – имя его предка-основателя, а «джа» – приставка, обозначающая род деятельности. В его случае – воин.

Я смутилась еще сильнее, но была рада, что Ада не стала язвить как обычно. В те моменты, когда она переставала строить из себя высокомерную богачку, она становилась приятной и интересной собеседницей.

– Арабийцы только военным делом промышляют?

– Ну, в основном да. Еще они неплохие охотники, следопыты и проводники. Они выносливы, легко переносят экстремально высокие температуры, а в бою почти непобедимы. А главное – немногословны.

– И как ты его перестала бояться? – в какой-то момент я почувствовала взгляд угольно-черных глаз Дарена на себе, и по телу волной прошла дрожь. – Да еще эти устрашающие татуировки под глазами…

– Да я и не перестала, – Ада потупила глаза. – Просто привыкла к этому чувству. А татуировки у них на лице – это символы, говорящие о происхождении и заслугах, понятные только самим арабийцам.

После этих слов я почувствовала себя ужасно невнимательной – как я могла не замечать, как напряжена набелитка, как подрагивает уголок ее рта и время от времени мечутся глаза в сторону. Месяц назад я бы списала такое поведение за неуместную горделивость и презрительность. Но то был страх, сковывающий девушку под немигающим пристальным взором. Каждый день, год за годом…

Мне стало ее жаль – жить с самого детства в тени человека, что, подобно тюремщику, наблюдает за каждым твоим действием. И как она только не свихнулась еще, с таким-то давлением.

Неожиданно я почувствовала, как меня взяли под руку. Ада прижалась поближе ко мне и подмигнула. Я хотела было отстраниться, смущенная и обескураженная, однако догадалась, что это ее попытка справится с волнением. У меня никогда не было близких подруг, кроме Каталины, и только она могла позволить себе подобные вольности, зная, как мне тяжело дается контакт с посторонними.

– Знаешь, – начала я. – Я не могла и подумать, что мы с тобой вот так вместе куда-то пойдем. Ты оказывается, довольно интересный человек, если бы не вела себя как заноза.

– Я бы не вела себя как заноза, если бы ты не вела себя, как деревенщина! – она хмыкнула, а потом, задумавшись, добавила. – Ты первая на моей памяти, кто не побоялась ответить мне. Остальные пытались только угодить в надежде оказаться в милости у моего Дома.

– В момент я не стала раздувать конфликт и удержала Максимилиана от дуэли только из-за того, что поняла, кто ты, – я подняла на Аду глаза, рассчитывая увидеть в них разочарование, но девушка внимательно слушала. Черная шелковистая прядь сползла, и Ада быстрым движением убрала ее за ухо. – К тому же я думаю, что насилие – не способ решать проблемы.

– Разве девиз вашего Дома гласит, что сила важна?

– Наш девиз «Сильными не рождаются». Он о том, что сила приходит с упорным трудом, будь то физическая сила, или сила духа, – поправила я ее. – Я не хотела, чтобы обо мне думали, как об истеричке, отвечающей на любой косой взгляд вызовом на дуэль.

Набелит рассмеялась.

– Да, думаю, примерно такую славу бы ты себе и снискала. И, тем не менее, все равно ты к своей персоне решила привлечь внимание, – она запнулась, виновато покосившись. – Я… так и не успела тебя поблагодарить.

– За что? – я удивленно поглядела на набелитку.

– За историю с Десаем. Я тогда сомневалась, думала, что там может быть какой-то подвох, но…

–… Не смогла отказать?

Ада кивнула. Ее рука сильнее сжала мое предплечье.

– Ты нашла в себе силы высказать свое мнение, я – нет. Ты очень честная, это несвойственная аристократам черта, тем более для представителя Великого Дома. И твои слова тогда меня отрезвили… А еще милая, особенно когда пытаешься вести себя, как придворная дама.

Кончики моих ушей загорелись.

– Н-на самом деле я просто не знаю, как себя вести с жителями столицы. Перед отъездом отец предупреждал меня, что люди здесь сильно отличаются как по образу жизни, так и по образу мыслей… И я для себя решила, что всегда буду стараться все делать правильно, чего бы мне этого не стоило.

– А я вот просто не думала, что можно вести себя как-то иначе. Все мои сестры всегда задирали меня, были высокомерны и заносчивы, и в итоге я всегда проигрывала им во всем. Пока не решила, что буду играть по их правилам. И до приезда сюда так и получалось – если я хотя бы на миг не демонстрировала характер, меня считали слабой. Я была уверена, что везде так, во всех провинциях. Но я рада на твоем примере увидеть, что ошибалась.

Подруга уставилась куда-то в сторону, разглядывая стеклянную витрину магазина, но выглядела озадаченной. Я решила сменить тему, чтобы разрядить обстановку и уйти подальше от неприятного разговора.

– Как тебе дался переезд?

– Я была рада вырваться из-под опеки матери, – с напускным безразличием пожала плечами Ада. – Я – девятый ребенок в семье, а потому сама рада, что меня сюда сбагрили.

– Девятый?! – ужаснулась я.

– Ах, прости, тебе, наверное, не слишком знакомы наши традиции, – спохватилась Ада. – На самом деле, у моей матери я лишь третий ребенок, но в гареме падишаха не принято делать различий между родственниками. Они все мне матери, братья и сестры. Так уж у нас заведено. Есть старшая жена, ею становится та, кто первая рожает наследника падишаху, обычно это первая взятая в жены девушка. Хотя бывают и исключения – я слышала, что у пра-пра-пра-деда была супруга, которая родила ему семь дочерей, и несмотря на то, что была его первой женой, так и не стала старшей. Старшая жена имеет некоторые преимущества при дворе падишаха и перед остальными женами-султаншами, а также следит за гаремом, в том числе и за наложницами.

– А разве не могут этим заниматься городские стражи или личная стража падишаха? Вон, те же арабийцы…

– Мужчинам запрещено приближаться к гарему, если они не евнухи. Знала бы ты, как часто несчастные султанши ищут утешение в объятиях других мужчин… – в голосе Ады промелькнула еле заметная грусть.

Я знала о традициях Дома Набелит в очень общих чертах, никогда не углубляясь в восточную культуру слишком сильно. Для меня подобное было немыслимым.

– Если жена правителя будет поймана на измене, ее ждет смертная казнь, – очень серьезно сказала Ада. – Ее сыновья становятся евнухами, а дочерей отдают в наложницы или на красные улицы. Естественно, своего положения в Миреме и родового имени они лишаются, как и любых привилегий. Таким дают новую фамилию – Мулахт, «запятнанные» в переводе с набиреса.

– Зачем же они ищут себе отношений на стороне?

– Ох, не понять тебе женское сердце, Камилла, – Ада потянула меня за руку, и мы завернули в очередной проулок. – Кто-то ревнует. Кто-то несчастен из-за того, что супруг не уделяет им достаточно внимания. А кто-то был выдан замуж против воли за нелюбимого человека. Это их слабость, за которую платят ни в чем не повинные дети.

Тем временем перед нами открылся вид на портовую часть Пецинии. Я, закрыв глаза, втянула воздух, сразу же вспомнив порт родного города – знакомые звуки, шелест волн, крики чаек… Все это стояло перед глазами, но все же различия сразу бросались, стоило открыть веки. Например, никогда не думала, что порт может быть таким чистым. Словно бы всю грязь пытались убрать подальше от глаз столичных жителей. Вычищенные доски почти блестели на солнце – отродясь такого не видела в мар-де-сеальском городском порту. Не было ни праздно шатающихся моряков с бутылками в руках, ни дворняг, вынюхивающих съестное.

Корабли стояли в ряд у длинных уходящих в залив причалов. Разнорабочие то и дело разгружали и загружали ящики с товаром, по причалам расхаживали гвардейцы, проверяющие накладные и прочие документы, а также следящие за порядком в порту.

Так мы шли по мощеной набережной, наблюдая, как в порту кипит жизнь еще более бурная, чем в остальной части квартала.

– Получается, у тебя восемь братьев и сестер, в том числе и от других жен твоего отца? – продолжила я свои расспросы. – Прости, мне такое кажется немного…

– Диким. Понимаю, – хмыкнула Ада. – Только на самом деле у меня двенадцать сестер и десять братьев. Ну, из тех, кто еще живы, разумеется. Моя родная матушка была третьей из десяти супруг падишаха Рушана. Как ты понимаешь, каких-то особых надежд на мой счет никто не испытывает, – она сделала мечтательный взмах рукой, словно бы в ее руках была волшебная палочка. – Представь, что я стану магом, первым за сотни лет. На меня сразу посмотрят по-другому.

– Так значит, тобой движет не только желание помогать крестьянам, но и собственные амбиции? – съехидничала я.

Она задумалась.

– А помогать крестьянам – это не амбиции?

– Помогать из альтруизма – одно. Помогать ради признания – совсем другое.

– Но, по сути, ты все равно помогаешь, а это благая цель, разве нет?

– Если ты собралась помогать крестьянам только ради собственной выгоды, то это больше смахивает на лицемерие…

– Ну а как бы использовала магию великая Камилла Кустодес? – с излишней торжественностью произнесла Ада, явно задетая моими словами.

Мне вспомнились все те истории про злых колдунов, которые портили жизнь простым людям и захватывали древние королевства.

– Я была бы очень осторожна в использовании дара. Я всегда бы поступала правильно, и никогда бы не стала использовать магию для самоутверждения или как демонстрацию превосходства. Может быть, возродила бы древние искусства, научилась бы строить замки и крепости, как в древности, постигала бы все таинства самых древних текстов, защищала людей от несправедливости…

– А я бы вылечила бы Ари, чтобы он мог стать воином, как хотел. А не чах над книжками, – Ада сказала это с такой простой и искренностью, что я несколько оторопела от такого признания. – Он бы служил в Гвардии, как твой брат.

Набелитка вдруг резко оживилась, и заискивающе прижалась ко мне поближе, словно кошка, учуявшая свежие сливки.

– Ты же меня с ним познакомишь когда-нибудь? – глаза Ады засияли коварными огоньками, такими же как у Каталины, которая придумала очередную авантюру.

– Пф, еще чего… Вдруг околдуешь, и мне придется с тобой породниться, – насмешливо фыркнула я. – Я и сама-то его видела всего раз за все это время, он постоянно занят на службе… Золотые гвардейцы оказывается что-то вроде местных знаменитостей.

– Удивлена, что ты этого не знаешь, ведь твой отец тоже довольно известный в Империи человек. И не только потому, что он герцог.

– Ты из-за истории, что ему пришлось покинуть Белую гвардию? – осторожно спросила я.

– Да, таких случаев же немного было за всю историю, – закивала Ада. – У меня три старших брата служат в Столице, но я не знаю, чем они заняты. Да и, если честно, не особо то и хочу знать. Один смог даже в ряды белых гвардейцев попасть. Помню, когда он все же решился на эту должность и его отлучили от рода, отец даже запретил ему появляться в родном доме. Он тогда сказал что-то вроде «имперской шавке стоит побираться подле своего нового хозяина».

– А мой отец отреагировал спокойно, хотя и не был доволен выбором Леонарда. Старший брат, Валентин, куда острее воспринял решение брата. Наверное, поэтому Лео за все эти год не навестил нас… Даже на свадьбу к Валентину не приехал, хотя его приглашали…

– Возможно, тут есть какая-то другая причина, – пожала плечами Ада. – Иногда проблема лежит несколько глубже, чем тебе кажется. И уж тем более братья могут не всем с тобой делиться… Кстати, мы, кажется, пришли.

Перед нами был небольшой магазинчик. Вывеска над массивной резной дверью с изящно отлитой ручкой отсвечивали в лучах солнца, отражая ясное небо подобно зеркалу.

– Останься снаружи, – твердым голосом приказала Ада, даже не оборачиваясь к Дарену, когда наша охрана подошла и встала рядом со входом.

– Как прикажите, Адилия-шехзаде, – арабиец говорил со странным акцентом, произнося слова немного в нос.

Я кивнула Яну, и тот понял меня без слов. Было заметно, что компания Дарена ему не слишком по душе. Интересно, о чем они тогда переговаривались?

Внутренний декор ювелирного магазина был роскошным, но не переходил грань вычурной безвкусицы. Красный ковер под ногами был вычищен, стены украшали картины в массивных рамках, изображающие портреты молоденьких красавиц и знатных дам, на шеях и пальцах которых были изящные драгоценности. По периметру магазина были выставлены остекленные стеллажи и стойки, во всей красе демонстрирующие товар. Я никогда не испытывала тяги к украшениям, но здешний ассортимент привел меня в восторг. Сразу было понятно, что определенный стеллаж выделялся под изделия определенного мастера. Я уже была знакома по лекциям искусствоведения со стилями разных провинций, и без труда смогла отличить их.

Арраканские украшения были зачастую из металлов, украшенные травлением или гравировками с их излюбленными орнаментами из геометрических форм и фигур, складывающиеся либо в какие-то абстрактные, либо природные узоры. Драгоценный камень в каждом таком украшении, был как вишенка на торте, дополняющий всю композицию и гармонично вписываясь в отделку украшения.

Набелитские ювелиры напротив, отдавали большее предпочтение работе с драгоценными камнями, составляя их них великолепные композиции, где золото и серебро служили лишь дополнением к богатому убранству самоцветов. Узоры были изящные и тонкие, с грациозностью плавных линий. Словно бы текущая вода, они завивались во всевозможные спирали, круги, овалы и каплевидные формы, вытекающие одно из другого. В отличие от однородных арраканских изделий, набелиты не гнушались делать составные изделия из множества отдельных ячеек, что делало украшения похожими на спелые гроздья винограда.

Но если арраканцы были воплощением минималистичной грациозности, а набелиты – воплощением роскошной напыщенности, то имперские украшения выглядели как нечто среднее между ними. На фоне набелитских драгоценностей, скромно оформленные камни в металлической огранке смотрелись блекло, но зато имперские мастера брали своим исполнением, отдавая предпочтения смелым огранкам крупных самоцветов и инталиям. Конечно, смотрелись некоторые элементы слишком вычурно, на мой взгляд, однако в тонкости работы им не было равных – вырезанные из камней, минералов и костей портреты, растения, звери и птицы были настолько реалистичны, что, казалось, птицы вот-вот вспорхнут, а голова того и гляди сейчас подмигнет своему покупателю.

Так я и рассматривала витрины, пока старичок-продавец радушно встречал нас, низко поклонившись.

– Рад приветствовать, юные дамы. Надеюсь, среди нашего ассортимента вы подберете себе украшения по вкусу. У меня продаются только лучшие изделия арраканских, набелитских и имперских ювелиров. Многие знатные особы предпочитают именно мои изделия, а среди моих постоянных клиентов есть даже сама Джамилия-султан из Дома Набелит, – он указал на один из портретов, висящих на стене, изображающий надменную темноволосую женщину с массивным колье на шее. Глаза Ады чуть сузились, когда взгляд ее скользнул по картине.

Оглядывая витрины, я начинала думать, что, далеко не все тут будет по карману даже благородным дамам из Великих Домов, однако же Набелит выглядела скучающей и равнодушной, рассматривая ассортимент с таким видом, словно бы ей такие драгоценности приходится каждый день выбирать.

– Я хочу подобрать себе какое-нибудь необычное украшение иp необычных материалов… – спросила я с робкой улыбкой. – Электрум, к примеру? Или эбонит?

Пожилой мужчина немного удивился.

– Никогда не слышал, чтобы из эбонита делали украшения, если, конечно, «поделки» островных аборигенов вы можете назвать таковыми… Но вот из электрума есть кое-что. Уверяю, вам понравится, госпожа.

Он достал из-под стекла поднос, на котором на небольших бархатных подушках лежал комплект из темного матового металла – кольцо, браслет, серьги и подвеска. Посреди выгравированных узоров в гнездах сверкали синие камни разного размера. Электрум был неоднородным, по структуре очень напоминающий янтарь – внутри также были видные небольшие вкрапления более плотного материала, поблескивающие, как маленькие искорки.

– Лунный метал и электрум, работа мастера Чали Ши-Лина. Подвеска и серьги – пятьсот пятьдесят золотых, кольцо – сто золотых, браслет – двести золотых. А полный комплект украшений обойдется всего лишь в семьсот пятьдесят золотых. Крайне выгодное предложение.

Услышав цену, мне потребовалось приложить немало усилий, чтобы не выдать своего замешательства. Да за такие суммы у нас дома прислуга год работает! А тут всего лишь какие-то побрякушки… Мысли лихорадочно блуждали в голове – у меня с собой было всего пятьдесят золотых, которые мне любезно выдала София для похода по магазинам. Я была уверена, что этого мне хватит не только на подарок для Лео, для которого я и просила выделить средства, но и для всего остального, однако я не подозревала, что Ада потащит меня в настолько дорогое место! Неужели она может себе это позволить?..

– Ада, посмотри, – нарочито громко привлекла я ее внимание. – Что скажешь? Как тебе это колечко?

Я взяла в руки одно из колец и осмотрела его. На свету металл стал переливаться синевато-фиолетовыми отблесками, словно бы поверхность покрывала мыльная пленка.

– Колечко красивое, но я бы взяла браслет. Не люблю, когда много металла в украшениях.

– Да за такое я в жизни не расплачусь… – горячо прошептала я, склонившись над браслетом чтобы казалось, будто мы его внимательно рассматриваем. – У меня нет лишних двухсот золотых…

Ада пробежала оценивающим взглядом, пока продавец несколько обескуражено наблюдал за клиенткой.

– То есть вы хотите сказать, что за этот кусок железа вы хотите двести золотых?! Вы в Столице совсем страх потеряли?!

Мужчина явно не ожидал таких нападок и теперь выглядел не только обескураженным, но и оскорбленным.

– Вы понимаете, что это эксклюзивные вещи, сделанные лучшими мастерами, с которыми мы сотрудничаем? – начал он, сверля Аду потемневшими от гнева глазами.

– Удивляюсь, где вы нашли этих бездарей, – продолжила возмущаться девушка, презрительно окинув стенды и стеллажи. – Работа недоучек. Наверняка вы у них это по дешевке берете, а сами втридорога впариваете… Тут даже невооруженным глазом видно, насколько некачественная работа!

– Да, я и не заметила, что качество тут не самое хорошее, – подыграла я ей. – Сразу видно, что в Доме Набелит привыкли только к лучшему. Может, нам стоит посмотреть что-то в другой месте?

Продавец побледнел, а старое лицо вытянулось так, что даже морщины разгладились.

– Т-так вы д-дочери падишаха Набелит? Н-наш магазин был бы… – он раболепно затрясся, начал запинаться, но Ада резко его одернула.

– Вы разве настолько слепы, что не можете отличить фамильные гербы и цвета?! – Ада стала похожа на настоящий ураган, яростный и неумолимый. Подбоченившись, она демонстративно вытянула руку, словно герольд, объявляющий о прибытии знатного гостя, и торжественно представила меня продавцу. – Моя дражайшая подруга из Великого Дома юга, почтенная дочь герцога Кустодес!

Я вошла в роль и накинула на себя надменное выражение, хотя, конечно, до Ады мне было далеко.

– Думаю, нам нечего делать в магазине, владелец которого не может отличить, что за покупатель перед ним, – я вздернула подбородок, изображая глубокую обиду. Так иногда делала Каталина, когда была чем-то недовольна.

Теперь бедный продавец вытаращил глаза, его взгляд метался между мной и набелиткой, и, казалось, он вот-вот задохнется от паники. На лбу старика выступил холодный пот.