Текст книги "Черное солнце"

Хоть мы и не сидели близко к огню, Лео оказался прав – тут было тепло и уютно, а может, это вино грело изнутри, но я почувствовала, как расслабляется уставшее от сегодняшних прогулок и впечатлений тело. Все было чудесно, если не считать того самого представления с постановочными боями, куда мы отправились где-то спустя час нашего пешего изучения Креациума.

По началу, все было очень интересно – вместо обычной театральной была огромная круглая ареная с расставленными на ней декорациями. Ставилась известная драматическая пьеса «Лесная тень» – трагичная история про украденную злым колдуном девушку, за которой в опасную лесную чащу отправился ее жених, однако, не справившись с испытаниями колдуна, теряет возлюбленную, которая остается запертой в потустороннем царстве, а решат покончить с собой, чтобы быть вместе с возлюбленной.

Сама постановка была потрясающей. Актеры использовали все пространство арены, пока зрители, сидя вокруг на трибунах, наблюдали за действом, из-за чего казалось, будто это не спектакль, а действительно разворачивающаяся прямо у тебя на глазах действие. Яркие костюмы, изобретательность декораций и эффектов, которые имитировали на постановке магию, восхищали. Однако дальше, когда начался третий акт, все резко переменилось. Когда началось последнее испытание, актеры начали сражаться друг с другом самыми настоящими мечами, а не безопасными муляжами. Да, конечно, слаженность постановки сражения, где участвовало, по меньшей мере человек двадцать, не могла не поражать воображение, и походило оно скорее на танец, которому придавала азарт реальная опасность. Ведь любое неосторожное действие – и спектакль мог окончиться уже настоящей трагедией.

Когда же наступил момент, когда колдун должен был обернуться зверем и сразиться с героем, на арену вывели… самого настоящего медведя. Я в ужасе прикрыло рот ладонями, когда зверь, явно заранее выведенный из себя, был готов накинуться на обидчика не взирая на длинную цепь.

– Не волнуйся, медведя специально ослабили, чтобы он не смог навредить актерам, – заверил меня Лео. – Но эта часть спектакля всегда разная, тем оно и прекрасно. Это тебе не отточенные постановочные бои… Главное, не отводи глаза, чтобы не пропустить самое интересное!

Какое-то время играющий главного героя актер испытывал удачу, играя с животным, уворачиваясь от смертоносных когтистых лап, награждая зверя то порезом, то уколом, тем самым лишь сильнее раззадоривая его, не забывая при этом о своем тексте, но в один момент… Блеснуло лезвие, и раздался страшный звук прорезающего свежее мясо наточенного ножа. Брызнувшая из шеи медведя темная, почти черная кровь оросила все вокруг – декорации, арену и самого актера.

Я отвернулась, еле сдерживая поднявшуюся желчь. Кто-то на трибунах вскрикнул, кто-то свистел и аплодировал, а актер все продолжал отыгрывать свой текст. Но я, пораженная такой жестокости, впервые в жизни увидев смерть своими глазами, была готова встать и убежать отсюда как можно дальше, если бы меня не парализовал страх. Нет, не страх крови, что продолжала порчей растекаться по полу арены, не страх огромной мертвой туши.

Меня напугал Лео. То, как он смотрел на представление, с какой радостью и куражом наблюдал за действом, будто не понимая, что сейчас случилось. Словно это было обыденностью.

Из головы все не выходило жестокое представление и то, с каким азартом, с каким удовольствием наблюдал Лео за превращенным в потеху убийством, пусть всего лишь и животного. Но тревожный набат в ушах притуплялся с каждым глотком медового вина, пока звон не растворился в тумане хмеля.

Почему-то сами собой всплыли воспоминания, когда, будучи маленькими, мы с братьями веселились на хоть и редких, но все же пышных торжествах и праздничных приемах. До того, как Каса-де-Вентрос опустел, став домом одному только гуляющему по пустым коридорам ветру, заявившим своим права на древний замок.

– Лео, скажи, ты помнишь свое детство?

Тот, обводивший ленивым взглядом зал, а точнее следя взглядом за милыми официантками, встрепенулся. Взяв кусочек мяса с подноса, он закинул его в рот и спросил в ответ:

– А к чему ты спрашиваешь?

– Вдали от дома накатывает тоска и ностальгия, – честно призналась я, пробуя каштаны. – Я тут уже почти три месяца, и иногда так сильно скучаю по дому, что аж сердце разрывается. У тебя так же было, когда тебя забрали?

– На самом деле, первое время нас так сильно гоняли, что сил оставалось только на то, чтобы смыть с себя пот и лечь спать.

– Ты говорил, что, пожив в Столице, вспомнил, как вы жили здесь вчетвером… – я проглотила ком в горле, к которому проглоченный почти целиком каштан не имел никакого отношения. – С мамой. Ты помнишь, какой она была?

Лео задумался, и, прежде чем ответить, сделал очередной глоток из кружки.

– Смутно, – коротко и неохотно сказал он. – Я же совсем маленьким был. И дом, в которым мы жили, я тоже помню скорее, как отдельные яркие вспышки. Отец продал особняк, когда мы переехали, в Веас но я потом нашел его… Странное чувство – видеть знакомые стены, в которым мы с Валентином играли в прятки, знакомый сад, где мама мне пела северные песни… и знать, что ты туда никогда не вернешься. Теперь это чужой дом, где живут незнакомые тебе люди, и все что ты можешь – смотреть на призраков прошлого сквозь чугунную ограду…

Внезапная грусть, не свойственная вечно веселому Леонарду, пронизывала его слова, связывая незримой нитью разрозненные чувства, которые он с такой строгостью держал в себе.

Меня же удивила упомянутая вскользь деталь, которой мне раньше не доводилось слышать ни от кого.

– Мама была северянкой?

Лео печально улыбнулся.

– Возможно от этого у меня такая любовь к северной кухне? – он подцепил ножом последний кусочек подмороженного мяса. – Попробуешь строганину из оленины?

Мясо было жестким, солоноватым и жирным. Но на вкус определенно лучше, чем каштаны.

– Знаешь, за то недолгое время, что я здесь, я узнала куда больше, чем пока мы жили с отцом. Не знаю, почему он так не хочет говорить о маме…

– Потому что ему до сих пор больно, – коротко ответил Лео. – Он мог бы уже жениться снова, но до сих пор хранит ей верность. Слишком сильно любил. И не отправился от потери. Они уехали в столицу вдвоем, когда был близок ее срок, а вернулся отец уже только с тобой и Софией. Честно говоря, – он предостерегающе покосился в мою сторону. – Сегодня такой чудесный вечер, и я бы не хотел его омрачать такими разговорами… Хорошо?

Я расстроенно кивнула. Дома мне всегда запрещали расспрашивать о маме что-либо, говоря «она была очень красивой, доброй и заботливой», но не более того. Прислуга, разумеется, совсем не успела узнать свою новую герцогиню, ну а отец так и вовсе пресекал любые расспросы в жесткой форме. Почти так же, как Лео сейчас. А я так рассчитывала, что вне стен дома, со мной наконец-то будут откровенны…

– Это, наверное, самое вкусное, что я ела в жизни, – призналась я, наслаждаясь принесенной ухой, которая была украшена целой рыбьей головой. –Я-то думала, только в Веасе умеют готовить рыбу… А то с имперскими деликатесами из морских гадов я уже и забыла о старой доброй наваристой ухе, как у нас готовили.

– О да, всеми этими их мелкими закусками, которые они называют «едой», я никогда не наедался. К тому же, любовь к рыбе у меня так и не появилась. Так что такие места, где есть вкусное мясо и большие порции, меня просто спасают после харчей в солдатских казармах.

Прожить полжизни у моря и не любить рыбу… Всегда находила это ироничным. Лео вдруг прыснул какой-то своей мысли и, когда смех отступил, начал рассказывать:

– Помню, как-то нас позвали на прием к какому-то майору, когда я был уже лейтенантом. Так вот, там были эти дурацкие закуски, такие красивые по тарелкам разложенные для гостей. Ну ты знаешь, как они обычно это устраивают… Так вот, был у нас один сержант, просто деревенский парень с Нортланда, так он в одно лицо уплел все тарталетки с телятиной, а потом спросил, когда будут подавать нормальную еду…

Он снова рассмеялся, я улыбнулась. Такие истории от Лео мне нравились больше, чем его увлеченные рассказы о воинской подготовке и тренировках. Казалось, с каждым глотком алкоголь делал его все веселее, распыляя щеки румянцем. Улыбка становилась шире, истории откровенней, а шутки вульгарнее.

Тем временем, пока мы неспешно продолжали ужин, на сцену вышла небольшая труппа музыкантов из шести человек и начали приготовления к выступлению. Пока настраивались инструменты, гости потихоньку стали обращать свое внимание к сцене, с интересом наблюдая за происходящим. По свисту и улюлюканью я поняла, что артисты вот-вот готовы были начать свое выступление.

На мгновение в зале воцарилась полная тишина, а после под шатровым куполом разлилась яркая бодрая мелодия. Песня была настолько задорная, что люди начали постукивать в такт кружками, а свободное пространство у сцены вскоре заполнилось битком. Танцы были веселые и напористые, так не похожие на манерные танцы, которым нас учили.

– Может, не откажешь мне в танце? – я игриво улыбнулась. Редко когда я позволяла себе такие вольности, но, видимо, вино было куда крепче, чем казалось на первый взгляд. – Если, конечно, я не распугаю всех твоих воздыхательниц.

– Я и танцы? – гоготнул он. – Может, чуть попозже, когда этот страшный зверь будет полностью повержен.

Он воткнул нож в дичь, отрезая очередной сочный кусок. Пожав плечами, я продолжила слушать выступление. Музыканты почти непрерывно играли песню за песней, а девушка-солистка показывала свое мастерство, исполняя такие разные мотивы.

Сытость, алкоголь и легкая усталость навевали сонливость, и я, прикрыв глаза, вслушивалась в прекрасный голос солистки. Тут мотив в очередной раз сменился, и заиграла знакомая мелодия. Глаза распахнулись в изумлении.

– Это же «Полуденные тени», твоя любимая песня!

Леонард и без моего замечания уже застыл, внимательно вслушиваясь. Мы оба вдруг начали понимать, что голос солистки был нам хорошо знаком…

Я резко обернулась и ахнула, так и замерев с открытым ртом.

Каталину было не узнать. Одетая в синее, вместо привычного красного, платье на манер северян, девушка стояла в окружении артистов, перебирая струны странного вида лютни. Она разбрасывалась озорными улыбками и игривыми взглядами, подогревая толпу. Казалось, весь мир сейчас был только вокруг этой освещенной жаровнями сцены и девушки с огненными волосами.

Как только песня закончилась, под всеобщие овации Каталина спрыгнула со сцены и в два шага оказалась у нашего столика.

– С днем рождения! – с лучезарной улыбкой обратилась она к брату и, обняв его за шею, чмокнула в щеку. Сама же девушка была взмокшей до нитки, она тяжело дышала, но такой радостной я не видела ее очень давно. – Ну, как тебе мой подарок?

– С-спасибо, – промямлил тот, покраснев от ее прикосновений.

– Что… как ты… что ты тут делаешь? – меня захлестнул целый шквал эмоций. То я хотела кинуться и крепко обнять подругу, то влепить ей пощечину.

– Ну, я выступала впервые, – она схватила кружку Лео и нагло опустошила ее. – Теперь я официально член Коллегии бардов!

– Что?..

– Если быть точной, то это выступление будет чем-то вроде моего вступительного экзамена, – затараторила она, совсем не обращая внимания на наши обескураженные взгляды. – Я почти два месяца к этому готовилась, ходила на частные уроки по рекомендации маэстро Савиуса, мне надо было голос поставить для сценического исполнения….

– Так-так-так, стоп! – резко одернула ее я. Беззаботность Каталины подняла во мне гнев, который теперь вздымался обжигающей волной. – Ты забыла что ли, что из дома сбежала? Мы за тебя переживали, Максимилиан всю неделю искал тебя по всему городу!

– Что? Ты ушла из дома?! – Леонард опешил, переводя взгляд с меня на фрейлину.

– София меня довела. Ну я разозлилась, и пошла к ребятам из Коллегии, они меня приютили на время… – большим пальцем она показала за спину, где остальные музыканты тоже сделали паузу, попивая предложенное им вино. Каталина недоуменно посмотрела на меня. – Но я бы вернулась. Как будто я впервые с этой ведьмой ссорилась. Мне просто надо было сосредоточиться на моей подготовке к сегодняшнему дню.

Каталина продолжила весело рассказывать о предстоящем теперь обучении в консерватории при Коллегии, а меня трясло от злости и обиды. А еще от того, что Андо даже на миг не пришло в голову, что ее легкомысленные поступки заставляют беспокоиться за нее. Не могла же она думать, будто бы она чужой человек и ее судьба мне безразлична. Глаза защипало, но я удержала предательские жгучие слезы, всеми силами стараясь подавить в себе гнев.

Конечно, я испытывала огромное облегчение от того, что подруга жива и здорова, и что поганый арраканский змей никак не причастен ко всему этому. Я была рада, что она нашла свое призвание и теперь просто сияет от счастья. Но обида ржавым гвоздем засела глубоко в душе, оставив неприятно тянущую рану, которую нельзя было исцелить ни извинениями, ни сочувствием.

Однако потрясения на этот вечер еще не закончились.

– Леонард? Какая встреча…

Позади из толпы вышел Александер Вибер с кружкой эля в руках. Леонард расплылся в радостной улыбке, заметив знакомого. Чего нельзя было сказать обо мне.

– Не думал, что ты ценитель северной кухни, дружище, – засмеялся Лео. – Знал бы, вытаскивал тебя почаще.

– Не сказал бы. Вот, решил заглянуть в эту расхваленную лодку, и такая приятная неожиданность! – Вибер хохотнул, и как будто бы даже искренне.

– У вас для этого какой-то особенный повод? – учтиво поинтересовалась я.

Александер посмотрел на меня с таким удивлением, словно бы только сейчас заметил мое присутствие.

– Госпожа Камилла! Какая честь, – лейтенант вежливо склонил голову. – Удивлен вдвойне.

– Могу сказать то же самое, – я натянула милую улыбку. – Капитан Вибер.

– О, я и позабыл о вашей наблюдательности, госпожа, – Вибер продемонстрировал всем остальным плечо, где на тонкой металлической пластине шеврона красовалась новая засечка рядом с эмблемой гвардии.

Лео сразу же рассыпался в поздравлениях и радостно похлопал останца по плечу.

– Когда тебя назначить успели?

– Приказ подписали пять дней тому назад, – самодовольно объявил он. – Хотя о моем повышении я знал сильно заранее, еще с конца осенней поры.

– Поздравляю, – я была значительно скупее на поздравления чем брат. – Империи не достает таких преданных своему призванию как вы, капитан.

На мою иронию Александер никак не отреагировал, что несомненно выводило из себя. Ничего не задевает сильнее, чем безразличие.

– Присаживайся с нами, я угощу тебя по такому поводу!

Новоиспеченный капитан отпираться от приглашения не стал, от чего мне на секунду подумалось, что тот специально подошел к нам. Выловленному в толпе официанту было поручено наполнить кружку гостю лучшим медом, который подается в заведении.

Довольный Лео плюхнулся обратно на стул, рядом с Каталиной, с любопытством проглядывающей на Вибера.

– О, я вас вспомнила! – вдруг радостно вскрикнула девушка. – Вы же тот самый лейтенант, да? Который сопровождал нас…

– Я вас тоже помню, госпожа, – ухмыльнулся Александер, удостоив Каталину насмешливым взглядом. – Как и мои подчиненные. Сержант Калеф еще очень долго вас вспоминал холодными ночами…

Неприкрытое ехидство в его голосе не понял только Лео. Багрянец, которым вспыхнуло лицо девушки, позавидовали бы самые спелые яблоки в мар-де-сеальских садах, однако горделивого взгляда она не отвела. Лейтенант остался доволен смятением Каталины, и как только его колкость сделала свое дело, его интерес к ней потух.

Официант уже был на месте с кувшином и незамедлительно наполнил кружки и бокалы всем присутствующим за столом. Александер поднял ее, и все мы вторили ему.

– За новые свершения! – торжественно произнес он и сделал несколько глотков.

Мы нестройным хором вторили его тосту. Каталина под восхищенные взгляды присутствующих, в том числе и Лео, опустошила бокал залпом и, подмигнув нам напоследок, летящей походкой вбежала на сцену. Музыканты начали играть заводную мелодию. Андо, взяв свою лютню, резво начала перебирать пальцами по струнам, а вскоре вслед за музыкой, подобный игривому летнему ветерку, присоединился и голос девушки.

– Итак, по какому же поводу сюда занесло семейство Кустодес? – вкрадчиво поинтересовался капитан.

– О, у нас их несколько. Я давно не мог найти время, чтобы развеяться с дорогой сестрицей, которая так усердно грызет гранит науки, – Лео расплылся в улыбке. – Ну и так совпало, что у меня в скором времени еще и день рождения. Хотя я бы об этом и не вспомнил, если бы не эти две.

– В таком случае примите мои поздравления. Как проходят ваши первые месяцы в городе, госпожа? Уже успели познакомиться с достопримечательностями?

– К сожалению, только с некоторыми. Во время учебы, знаете ли, не так просто найти время, чтобы отвлекаться на подобное.

– Напоминает мои первые годы обучения… Помню, что я так уставал, что в выходные предпочитал отоспаться, вместо развлечений в городе со своими сокурсниками…

– А я вот что-то не припомню такого, – нахмурился Лео. – В кадетах было конечно же тяжело, но в увольнительные мы всегда ходили с удовольствием.

– Нагрузка все же была несколько иная, Леонард, – кончики губ останца тронула легкая улыбка. – Все же не забывайте, что в наше обучение, помимо воинской подготовки, входили еще и общеобразовательные занятия. Хвала Императору, вы были лишены подобных мук.

– Я слышал от сослуживцев, лекции по литературе и истории были особенно унылыми.

– Не то слово, – Александер закатил глаза. – Монотонный бубнеж Аврелия Азуруса в пору использовать, как орудие пыток.

– А почему Лео не посещал занятия? – поинтересовалась вдруг я.

– Не только он, но и все дворяне, – уточнил капитан. – Всей той ерунде, что впихивали в наши бестолковые головушки три первых года, дворян и так с детства обучали. А нам приходилось объяснять не только политику, историю или этикет. Некоторые к моменту их зачисления в кадеты не знали грамоты, счета, и даже право от лево отличить не могли.

– Не думала, что гвардейцы готовы нянчиться с подобными невеждами.

– Ну, далеко не все выдерживают суровое пятилетнее обучение. В отличие от дворян, которые обязаны нести воинскую повинность перед Империей, простолюдины идут туда по собственному желанию. Никто не будет за казенные деньги содержать бездарей и лентяев.

– Довольно жестоко по отношению к тем, кто пытается изменить свою жизнь к лучшему.

– Жестоко, но справедливо, – пожал плечами Леонард, потягивая эль. – Зато те, кто усердно трудился, получили свои места после выпуска по заслугам.

– Господин Кустодес слишком честный, – усмехнулся Вибер. – Трибун из Третьего Легиона предложил ему место преторианца почти сразу после выпуска, но Леонард отказался. Мол, ему подобает подниматься из офицеров Серой гвардии наравне со всеми.

Лео поморщился.

– Я посчитал, что так будет правильно. Не я один из дворян выпускался из корпуса, такое внимание ко мне со стороны Белой гвардии было неоправданным.

– Любой другой на вашем месте воспользовался бы таким шансом, не задумываясь.

– Наверное, – Лео задумчиво уставился на темный пенящийся напиток в кружке. – Но я ничуть не жалею об этом. Отец в свое время завел себе множество друзей, пока служил в Серой гвардии, и я решил поступить так же. Думаю, если бы так вышло, мы с тобой так и не познакомились, Александер. Кстати, куда тебя назначили?

– В Пятый. Отъезжаю через два месяца, как закончится вся бумажная волокита. Не хочется покидать Столицу, но хотя бы в Квинтусе летом, говорят, хорошо у моря. Потом как освободится место, буду просить перевод обратно во Второй…

Какое-то время Лео и Александер беседовали между собой, предаваясь воспоминаниям о былых деньках совместной службы. Я же с недовольством от того, что капитан так нагло занял все внимание моего брата, неохотно дожевывала уже остывшую рульку, которая растеряла всю свою изысканность. В очередной раз песня сменилась, теперь на мелодичную, спокойную, размеренную.

– О-о-о, – Александер прикрыл глаза, с наслаждением вслушиваясь в чарующий голос, льющийся вместе с музыкой. – Эта песня из моих краев… «Ворон и ласточка». В северной Остании эту песню очень любят… Госпоже Андо немного не хватает мастерства, но, я думаю, это вопрос опыта.

– С чего ты взял? – Лео оторвался от сцены и удивленно посмотрел на капитана.

– Она немного не дотягивает верхние ноты и обрывает их. Пытается довести это дыханием, а не связками, но тогда ей не хватает воздуха, чтобы исполнять текст дальше, из-за чего сбивается ритм.

Мы с Лео во все глаза уставились на невозмутимого Вибера.

– Не знала, что вы такой знаток в музыке, капитан.

– Вовсе нет. Просто я слышал «Ворона» во всех возможных вариациях, а потому хорошо слышу огрехи в исполнении, – Александер буднично пожал плечами, хотя ему явно льстила такая похвала. – Связки такие же мышцы, что и мускулы на руках. Они тоже требуют тренировок. Но это ничуть не делает ее исполнение плохим, только своеобразным.

Песня и вправду была красива в исполнении Каталины, даже не смотря на замечания Вибера. Интересно, как же исполняют это другие барды? К моему удивлению, Александер вдруг встал из-за стола, и удивилась сильнее, когда тот обогнул его и с легким поклоном, протянул мне руку.

– Может, госпожа подарит мне один танец?

– Я… я… – дар речи оставил меня, и я не могла придумать повода для отказа.

– Конечно! – Лео, который видимо, принял мою растерянность за смущение, довольно кивнул. – Ты же как раз хотела потанцевать, если мне не изменяет помять.

– Да, но…

Я не успела договорить. Лео окликнул официанта, чтобы тот в очередной раз наполнил его кружку, так и не заметив моего укоризненного взгляда. Александер схватил меня за запястье и потянул на танцевальную площадку раньше, чем я успела запротестовать. Теперь мы были в самом центре круговорота точно таких же медленно кружащих по залу пар.

От его прикосновений у меня внутри все сжималось, а сердце начинало колотиться. От этого человека можно было ожидать чего угодно. Перед глазами то и дело всплывало его лицо, окутанное мраком и ореолом тусклого света лампы. Я боялась, что он воспользуется моментом нашего уединения, чтобы опять попытаться как-то унизить. То и дело ждала, что сейчас он сделает мне больно, стиснет руку до онемения, как тогда, но прикосновения загрубевших рук не были таковыми. Казалось, он даже намеренно пытался едва касаться меня, словно бы у него в руках была морская пена. И только привычная ехидная улыбка говорила о том, что Вибер пригласил меня на танец отнюдь не из стремления удивить своими светскими манерами и обходительностью.

– Что же, – как ни странно, капитан был учтив. – Должен признать, первые несколько месяцев вашего пребывания не закончились катастрофой. Я впечатлен.

– Я прямо-таки вижу, как вы ждали новостей о том, как опозорилась Камилла Кустодес.

– Вы, верно, решили, что я ваш враг, госпожа, – кажется, моя напускная неприступность и холодность его лишь забавляли. – Однако вы неверно истолковали мои намерения.

– Вы свои намерения продемонстрировали довольно ясно в тот вечер, на гостином дворе, – негромко парировала я.

– Надо же, такая мелочь так хорошо засела в памяти юной госпожи? Я польщен.

Я почти задохнулась от возмущения, однако после очередного поворота, я очутилась чуть ли не в объятиях новоиспеченного капитана.

– Я дал вам слово, Камилла. И держу его, – негромко сказал Александер, а потом добавил. – Пока мы соблюдаем наше соглашение. Просто решил напомнить вам об этом.

– Тогда к чему колкости в сторону госпожи Андо? Или вы думаете, что она не поняла вашего мерзкого намека?

– Мои «мерзкие» намеки были адресованы не ей, а вашему брату.

– Лео? – я недоуменно заморгала, решив, что мне послышалось. – А причем тут он?

– Вы разве не замечаете?

– Не замечаю… чего?

Улыбка Александера стала еще шире.

– Что у вашего брата роман с вашей фрейлиной?

Я замерла, как громом пораженная. Люди продолжали кружиться вокруг, лишь мы теперь выделялись на общем фоне, как два сорняка на цветочной клумбе.

– Бросьте. У вас такое лицо, словно бы вы этого не знали.

– Очередная ложь, – процедила я. – Просто слова, чтобы задеть меня.

– Разумеется, – он усмехнулся. – И ваш брат, конечно же, сейчас не смотрит влюбленными глазами на вашу подругу, думая, что никто этого не замечает. Сейчас он больше походит на побитого щенка, чем на цепного пса Императора.

Я выудила момент, чтобы краем глаза поглядеть на Леонарда. Он откинулся на стуле с кружкой в руках. Взгляд его, жадный, страстный, зачарованный, был обращен к сцене. Несомненно, он был прикован к блистающей там Каталине, что продолжала исполнять меланхоличный напев.

Внутренности затягивались тугим узлом. Не понятно было, отчего – от ревности, обиды или возмущения. В этом зале Лео был не один, кто не сводил взгляда со звезды этого вечера, но что-то в его темно-синих глазах отличалось от остальных. Что-то, что без труда смог различить Вибер, и что легко прошло мимо меня.

Я закусила губу от обиды, совершенно растерянная от осознания правоты моего партнера.

– Вы знаете, о чем «Ворон и ласточка»? – Александер резко сменил тему, вслушиваясь в тягучие куплеты баллады.

– Откуда. Я впервые в жизни слышу эту песню, – буркнула я, все еще стараясь унять бурлящие во мне чувства.

– Ворон, проживший в своем гнезде на городском шпиле всю жизнь, слушал истории ласточки о чужих краях за морем, – начал Вибер, делая шаг то вперед, то назад, держа меня за руку. Другой же он придерживал меня за талию, едва касаясь. – Ласточка каждый год улетала и видела все новые неизведанные земли, и каждый год, ворон провожал ласточку со своего шпиля, ожидая ее возвращения с новыми историями. И однажды ворон решил отправится вслед за ней через бушующий шторм, но, поскольку он летел один, не в стае, да и не зная дороги, обессиленный упал в море, не долетев до берега каких-то пару часов, где была его ласточка.

– Довольно грустная история. Я думала, такие популярны только у нас, в Веасе.

– Южане любят глупые сопливые истории о разбитых сердцах, – отмахнулся Александер. – Это песня может показаться таковой только на первый взгляд.

– И о чем же она, по-вашему?

– О том, куда заводят навязанные мечты.

– Какая у вас интересная интерпретация такого незамысловатого сюжета, капитан. Но я думаю, вам просто не попалась такая… «ласточка».

– Возможно. Однако вы тоже должны помнить ту мораль, что несет эта история. Не стоит гнаться за бессмысленными мечтами, нужно ценить то, что у нас уже есть и быть благодарным за это. Чтобы потом не пришлось сожалеть о том, чего не вернуть.

Невольно мне вспомнились горящие в свете лампы яркие желтые глаза Марка и заданный им вопрос, так и оставшийся без ответа: «Уверены, что готовы рискнуть всем ради ненужной вам правды?».

– Вы сейчас это рассказали про меня или Лео?

– Думаю, это ваша семейная черта – не замечать очевидного прямо у вас перед глазами, – гвардеец усмехнулся. – Вы уже совершили одну ошибку, когда полезли своим прелестным носиком не в свое дело. Ну и ваш брат такой человек, который может наделать глупостей в порыве, из-за которых потом будет страдать.

– Мне кажется, вы плохо знаете Леонарда.

– А вы сами можете сказать, что знаете его?

– Разумеется, – не моргнув солгала я. – Может, у него изменились вкусы и привычки, но внутри он все такой же, каким я его знала.

– У жизненных принципов, как и пристрастий в еде, есть свойство меняться, когда у нас появляется возможность взглянуть на все с другой точки зрения. Кто знает, каков на самом деле Леонард Кустодес.

– Опять будете запугивать меня? – я со всей твердость посмотрела прямо в глаза мужчины, такие же серые, как и его мундир.

– Отнюдь. У меня и в мыслях не было вас запугать, госпожа. Просто нравится смотреть за тем, как не видевшая жизни дворянка постепенно разочаровывается в навязанных ей убеждениях.

– Вы считаете, что мои убеждения навязаны?

– Конечно. Или хотите сказать, что сами не скрываете под личиной благочестивой девицы натуру, ничуть не красящую ратующую за справедливость и порядочность леди.

– Да как вы…

– А были ли вы изначально собой хоть когда-то? Можете ли вы сказать, что принадлежите себе, когда вам с детства говорили, что хорошо, а что плохо, кому верить, а кому нет, как себя вести и как думать? Если у вас свое мнение, а не то, что вы вторите вслед за вашим отцом и сервитуарией?

От такого неожиданного напора я оторопела.

– Я… В нужной ситуации я уверена, что сама могу сделать правильный выбор.

– Знаете, убежденные в своей правоте люди опасны для окружающих, но еще сильнее они опасны для себя самих. А что станется, если вдруг придется выбрать меньшее из зол, так или иначе поступившись с принципами? Сможет ли ваша совесть принять это?

Останец пристально изучал меня, а у меня внутри все сжалось. Он не должен был знать, какой ценой мне достался мир с Красным Синдикатом. Мог ли капитан как-то выведать о том, что я воспользовалась именем своего Дома и заключила грязную, но необходимую сделку? Было ли это предостережением или просто удачно подобранными словами?..

Александер же продолжил.

– Чем крепче ваш доспех благородства, тем больше окружающие будут жаждать пробить его, узнать, что он скрывает, оставить вас нагой перед беспощадной действительностью. Так почему бы не сделать это самому, лишив их такой возможности? Только так можно выйти победителем.

– И как же быстро вы отбросили свою броню, Александер? Когда осознали свои пристрастия, или когда поняли, что быть мерзавцем не так уж и плохо, если никто об этом не узнает?

– А если бы вы узнали о мрачных и мерзких секретах вашего брата, вы бы и на него такой ярлык повесили? Обозвали бы мерзавцем и воротили нос каждый раз, когда он пытался бы строить из себя добропорядочного защитника слабых и обездоленных? Точно так же, как вы повесили ярлык на подругу-фрейлину?

Шаг вперед, шаг назад, элегантный поворот на каблуках так, что юбка приливной волной запорхала следом. Я бы в жизни не поверила, что брат способен на нечто такое, из-за чего мое мнение о нем резко поменяется. Однако горящие фанатичным огнем глаза и взгляд, прикованный к бьющей фонтаном из шеи животного крови… Я быстро помотала головой, прогоняя непрошенные мысли.

– Вы почему-то не хотите принять того факта, что в каждом человеке есть и хорошее, и плохое.

– Не считайте меня наивной. Я знаю, что люди способны на ложь, подлость, предательство, лицемерие. Я же вот с вами знакома.

Моя попытка задеть его вновь осталась проигнорированной.