Текст книги "Черное солнце"

Легкий румянец выступил на его скулах. Я хмыкнула.

– Я хотел тебя угостить северной кухней, если не возражаешь.

– Еще бы я возражала.

– Но вот как провести досуг до нашего ужина… Ты ведь еще не бывала в Креациуме?

– Только перед началом учебы, но почти ничего там не успела осмотреть, – вздохнула я, завистливо вспомнив многочисленные рассказы Каталины о районе созидания.

– В таком случае, предлагаю пройтись по Залу Славы, заглянуть в галерею, и еще… Хм-м… Как смотришь на театр?

– Театр? – я вновь не сдержала смешок. Чтобы мой брат, всегда предпочитающий компанию солдат всей этой «возвышенной чепухе», сам предлагал пойти в театр? – И какая чайка тебя клюнула?

– Обидно, знаешь ли, – он скорчил оскорбленное лицо, но долго оно не удержалось, и Лео нравоучительным тоном процитировал. – «Культурное развитие важно для высокоморальных качеств офицера». К тому же, у среднеземцев нестандартный подход к развлечению. Такой, что даже я оценил.

Брови вскинулись в удивлении.

– Это какой же?

– Совмещение театральной постановки и боев, – глаза Лео загорелись огнем. – Нет, конечно, и классические театры и оперы тут есть, но боевая постановка – это совсем другой уровень…

– Мне сложно представить, как вообще такое можно совместить, – в который раз Империя поражала своими контрастами.

– Может, помнишь, что раньше в Империи были популярны гладиаторские бои.

Я кивнула, поморщившись. Этот способ публичной казни был повсеместен до возникновения единой Империи. В свое время, когда провинции еще были отдельными государствами и постоянно конфликтовали друг с другом, один из Императоров ввел такую традицию из-за большого количества пленных в одном из своих походов. Кровавая жестокость гладиаторских боев, как их описывали в старинных трактатах, пугала не меньше, чем общественное одобрение таких мероприятий. Особенно учитывая, что потом это превратилось в настоящий спорт…

– Эту традицию запретили после окончания Священных Войн как одно из условий Декларации новой Империи.

– Да, конечно, провинции были решительно против гладиаторов, и поддавшись единогласию Великих Домов», Император запретил такое развлечение Но это не значит, что они исчезли насовсем. Если знаешь, где искать, то почти в любом уголке Империи можно найти подпольные бои.

– Что?! – я в ужасе ахнула. – Это же не законно!

– Наверное, от этого и притягательнее. Все знают о подпольных боях, многие патриции самолично спонсируют бойцов и выигрывают на ставках.

– Ты же не собираешься вести меня на что-то такое, правда?..

– Конечно нет, – усмехнулся брат, хотя тень разочарования на его лице все же промелькнула. Уж не рассчитывал ли он, что я соглашусь на такое? – Но я бы хотел тебя отвести на постановочный театральный бой. Уверяю, там не будет ничего жестокого, это совершенно другой уровень восприятия постановки пьес…

Поразмыслив, я все же согласилась в качестве компромисса. Мысль о том, что кто-то додумался совместить кровавые битвы гладиаторов с театральными постановками вызывала у меня больше тревогу, чем интерес. Однако я же хотела побольше узнать о том, что нравится брату, а, значит, нужно было примиряться с тем, что мне самой не нравилось.

До начала спектакля у нас было предостаточно времени, а потому под мерный стук копыт о мостовую мы просто беседовали. Много беседовали. Обо всем и ни о чем.

Я делилась своими впечатлениями о своих первых месяцах в столице, об учебе, о предметах и профессорах, что их преподают. Рассказала о том, что почти каждую неделю посещала по два, а то и три званных ужина. Разумеется, о мерзких подробностях раута у Камиши Десая я умолчала. В голове почти сразу всплыло предупреждение, брошенное им в нашу последнюю встречу.

«Передавайте мои пожелания Каталине Андо…»

Мысли о том, что Десай может быть как-то причастен к этом, или хотя бы располагать какой-то информацией, не раз приходили ко мне. Я надеялась, что Андо, по своему обыкновению, перегорит, успокоится и вернется как ни в чем не бывало. Не первый раз уже между ней и Софией были такие ссоры, и всегда для фрейлины побег был единственным способом решить ее. Она отводила душу в городе, на территориях поместья или просто ловко избегала общества Оре – всегда после они обе делали вид, что ничего не произошло, обмениваясь парой сухих, как осенние листья, слов. Что же изменилось между ними, когда мы покинули родные края, мне было неведомо. Но прошла уже почти неделя, а фрейлина так и не вернулась…

– Удивлен, что ты в итоге подружилась с Ари, – заметил Лео, когда я завела разговор о новых друзьях. – Помню, когда Хусы гостили у нас, ты весь месяц их пребывания косилась на мальчонку словно на прокаженного.

«Это ты просто не знаешь, что с ним сталось теперь,» – мрачно подумала я.

– Ну, тогда он только и мог, что раздражать заносчивостью и неуместным бахвальством. Но все-таки книги делают из полного олуха человека.

– Он был странным парнишкой, – кивнул Лео. – Все грезил о ратных подвигах, чтобы превзойти отца, хотя тренировочный меч-то с трудом удержать мог. Сложно поверить, что теперь он – лучший студент на курсе.

– Никто не знает, куда заведет судьба, – обреченность, которая уже давненько не проскальзывала у меня, вырвалась сама собой, стоило мне вспомнить худое болезненное лицо и впалые глаза с горящими голубыми огоньками.

– А с Набелит тебя как судьба свела? По своему опыту скажу – с ними служить еще труднее, чем с узкоглазыми ублюдками… Ох, прости.

Он потупился. На секунду в нем вырвалась простая солдатская речь, грубая и постыдная для приличного общества. Вспомнилось, как с тренировочных площадок дома доносились ругательства и брань, когда мы тайком подглядывала за тренировками Лео и Вала. А еще я помнила, как решила при Софии на спор похвастаться своим лексиконом, за что тут же получила от побледневшей наставницы – даме не подобает так выражаться.

Я сделала вид, что ничего не услышала, за что брат остался благодарен.

– С Адой у нас как-то сначала не заладилось. Но под колючей скорлупой, оказалось, прячется интересный человек. Хотя на язык она все еще остра – такой палец в рот не клади.

– Нашу Каталину напоминает чем-то.

Сначала я хотела возразить такому замечанию, но, поразмыслив, решила, что все же доля истины в этом есть.

– Кажется, Ада как-то упоминала, что ее братья служат в Белой гвардии, – припомнила я наш с ней разговор.

– Да во Втором Легионе этих Набелит что собак у мясницкой лавки, – недовольно фыркнул он. – Арраканцы еще ладно – отдаю должное их мастерству, потерпеть их заносчивость еще можно, а эти-то… Подавай им лучшие поручения, лучшие отряды для патруля, личные приемные… – Лео не на шутку разошелся в своих причитаниях. – И хотя бы службу свою несли, как положено, так нет. Мне знакомый из четвертого взвода¹² жаловался, что все канцелярскую работу скидывают, не стесняясь, на младших офицеров, а сами только и дело что жалование прогуливают да подлизываю за… – он снова осекся. – Задабривают, в общем, нужных людей ради хороших назначений.

– Странно, что имперцы, с их любовью к законопорядочности, еще не отправили под Трибунал всех взяточников.

– Законопорядочность часто заканчивается там, где есть деньги и власть, – проскрипел сквозь зубы Лео. – Некоторых не останавливают ни плеть, ни разжалование. Они готовы рискнуть всем. Многие и вовсе пользуются своей карьерой только для того, чтобы заработать денег за двадцать пять зим контракта, а потом возвращаются обратно в провинции и преспокойно живут на накопленные средства.

– Я думала, что все в основном поголовно за имперским гражданством гонятся. Иначе выше капитана все равно не подняться.

– Да это не обязательно. Можешь отслужить хоть все двадцать пять рядовым или сержантом, и в ус не дуть. Можешь пахать годами, чтобы был шанс подняться по службе выше. А можешь подлизаться к начальству, чтобы себе должность получше выбить. Тем более, все равно раньше, чем черед пятнадцать зим службы на гражданство провинциалы претендовать не могут. Только в каких-то исключительных случаях.

– Ну ты вот всего за шесть зим стал Хранителем Чести, – поддела его я. – Мне стоит спрашивать, кого ты «задабривал», чтобы так взлететь?

Я ожидала, что Лео по привычке отшутится в ответ, но он внезапно стал пугающе серьезен.

– Ты не знаешь, сколько мне пришлось трудиться, чтобы доказать, что с моим именем стоит считаться не только потому, что я «аристократишка из захолустья», – глаза Лео странно блеснули, а в голосе прошелестело предостережение, которое сразу же осадило меня.

– Прости, я не хотела тебя задеть… – пролепетала я. – Поверь, я очень горжусь тобой и ничуть не сомневаюсь, что всего что ты добился – заработано тяжким трудом.

Постепенно мы перешли от бесед о Столице к рассказу о минувших годах, но тут мой рассказ был скуп на подробности. Даже когда я писала брату в Столицу, всегда мой рассказ был пересчетом бесконечно тянущихся дней, полных будничной рутины, а то и вовсе праздной лени. Жизнь в обратном отсчете до дня, когда мне суждено было покинуть отчий дом, отмерялась лишь сменой сезонов. Сейчас, когда я перечисляла все это вслух, что даже становилось досадно от того, что я так бесполезно прожигала жизнь день за днем.

Потом пришла моя очередь расспрашивать брата о его прошедших годах, о которых я знала ничтожно мало. Рассказ парень вел осторожно, со знакомой манерой – старался не взболтнуть ничего лишнего.

– В Кадетском корпусе первое время было тяжело. Я сразу же нашел себе компанию ребят из Домов Торвальд, Традсон и Мунридж. Я думал, что мы все вместе пойдем дальше, тем более они сами горели желанием сделать карьеру в Империи, но… – он раздраженно повел плечами. – Стоило их отцам пообещать им хорошую долю наследства или хорошую партию на выданье, так через два года их и след простыл… Так я и подружился с теми, кто больше ценил возможности, которую дает военная карьера, и больше не сомневался в своем выборе.

– Ты ни разу не писал мне об этом, – голос мой был немного обиженным из-за того, что брат за все годы нашей переписки ни разу не упоминал о своих терзаниях.

Все это время я тешила себя уверенностью, что брат решил с самого начала решил пойти по хоть и не слишком почетному для маркиза пути, но хотя бы чтобы не прозябать в тени старшего брата всю свою жизнь.

– Я… не был уверен, что поступаю правильно по отношению к своему Дому, – слова комом встали поперек его горла. – Но потом, когда пробыл здесь почти год, я вспомнил детские годы, когда мы еще жили здесь с…

Он не договорил, виновато запнувшись, но я и так прекрасно знала, о чем он. Пальцы с силой стискивали ткань платья. Выходит, за девять зим Мар-де-Сеаль так и не смог стать Леонарду настоящим домом. И теперь становилось очевидным, почему на самом деле брат предпочел суровые столичные нравы безмятежности далекого южного побережья.

Лео быстро продолжил, оставив позади момент, что вызвал у нас обоих неприятный жгучий осадок, и продолжил свое повествование. Он рассказал, что попал сначала в Серую гвардию сержантом, потом отслужил вместе с Александером Вибером и неким Аурелием Санторосом, выходцем из купеческого сословия среднеземцам из префектуры. Однако вскоре заметное имя Кустодес не осталось без внимания, и начался быстрый карьерный взлет.

За два с лишним года, дослужившись до капитана, Лео побывал и в охранявшем столицу Втором Легионе, потом в Шестом, отвечающим за префектуру Сектум, а последние полгода, перед тем как попал в преторианцы, отслужил на границах с Набелитом в рядах Девятого Легиона. Именно там его заметил трибун Маркус Веруксас, некогда служивший вместе с Эстебаном.

– Маркус предложил пойти к нему в декурию. Поручился, что поможет с комиссией на получение статуса гражданина. Однако сказал обдумать хорошенько это решение, не торопиться. Все же я всего семь зим отслужил. Так-то, конечно, два с лишним года, но после выпуска из Кадетского корпуса, если дворяне решают дать присягу, пятилетнее обучение сразу засчитывают в общий стаж. Так я и попал обратно в Столицу… О, вот мы и приехали.

Экипаж высадил нас в начале широкой облагороженной аллеи. Креациум был почти полностью пешеходным районом – имперцы справедливо считали, что район созидания существует для меланхоличных прогулок, наслаждения прекрасными видами в тишине и покое. Единственным доступным транспортом были гондолы, которые осенью то и дело юрко вылетали из тоннелей как водомерки. Зимой, когда каналы промерзали, извозчикам разрешалось заезжать чуть глубже на остров.

Погода стояла чудесная, и я вдохнула солоноватый воздух всей грудью. Лео подставил мне оттопыренный локоть, и, сразу же поняв намек, я ухватилась за него. Так мы начали мерно шагать вдоль сторожащих покой прогуливающихся горожан вековых деревьев. К величию и искусности зданий я уже попривыкла, а вот укутанные покрывалом свежевыпавшего снега статуи из белого мрамора – другое дело.

Однако Леонард Кустодес сверкал куда ярче снега на лужайках и выглянувшего зимнего солнца. Его статность и отточенная грациозность, граничащая со смертоносностью, казалось, были естественной частью него самого. На его фоне меркло все, а я чувствовала себя крошечной и невзрачной.

Разумеется, пара офицера Золотой Гвардии и идущей с ним под руку девушки не могла не привлечь внимание. Перед нами расступались, держа приличествующее расстояние, не смея нарушить нашу негромкую беседу. Кто-то почтительно склонял голову, кто-то останавливался и во все глаза таращился на нас, кто-то даже оборачивался. Молодые девушки смущенно отводили глаза и перешептывались, словно щебечущие птички.

– Смотри, это случаем не один из Золотых Хранителей? – доносились до меня обрывки разговоров окружающих.

– Очень похоже… А кто рядом с ним, его дама?

– Пресвятой Император, это же Хранитель Чести!

– Леонард Кустодес? Не может быть!..

– Дай я хоть одним глазком посмотрю…

Я, не ожидавшая такого внимания, сильнее прижалась к Лео, который продолжал беседу обычным голосом, совсем не замечая какой эффект производит его присутствие. Видимо, ему не привыкать к такому, и мне оставалось только последовать его примеру.

Из-за частой смены подразделений сложилось такое чувство, что в Серой гвардии у него осталось много знакомых, но не друзей. Все, что он рассказывал о своих товарищах, относилось к их совместной службе, а не их характеру и интересам. Ни одного рассказа о том, как они проводили досуг или как развлекались – одна череда имен, званий и отличительных солдатских умений. Сердце жалостливо сжалось.

Казалось, что Лео и сам не понимал, насколько одинок. Настолько он был увлечен своим призванием, что ему это одиночество будто бы ничуть не претило. То, с каким энтузиазмом рассказывал о своих тренировках, спаррингах, о боевых стилях, которые ему нравились и которые его завораживали, какие были забавные случаи во время заданий или обычного патрулирования, все же говорило о том, что брату не хватает того, с кем можно было бы поболтать по душам, поделиться переживаниями или просто выговориться.

– …Ну и, когда в прошлом году внезапно освободилось несколько мест в Золотой Гвардии, Маркус, с одобрения нашего центуриона Алетиуса, порекомендовал меня как Хранителя Чести. На успех надежды никто не возлагал, но мою кандидатуру приняли к рассмотрению и в итоге, после нескольких показательных дуэлей, должность досталась мне. Видела бы ты лицо Алетиуса, когда военный совет Трибунала оглашал имена. Он даже на радостях за половину своей годовой выручки заказал для меня Валору и Алиду.

Я, все это время молча выслушивая рассказ брата, внезапно спросила:

– А почему это так важно?

– Что? – переспросил тот, явно не понимая, о чем речь.

– Ну, почему важно, из какого подразделения выбран Хранитель?

– Тут много причин… Взять хотя бы престиж для центурии. Еще Хранители ближе всех находятся к верхушке власти, ближе только легаты и канцлеры. Легаты делиться новостями со своими подчиненными не будут, а вот старые друзья с новыми званиями – очень даже.

– Что я слышу? – я усмехнулась. – Хранитель Чести шпионит за глашатаями самого Императора?

– Ну только если немного, – он печально хмыкнул. – Все равно ничего важного и секретного мы не имеем права разбалтывать, за это обычно и лишают места в Золотой гвардии. Но все заранее узнать, например, кто нынче может попасть в немилость, может быть крайне полезным. Не стану же я предавать своих товарищей, если узнаю, что там какая-то беда намечается.

– А почему Хранителей вообще выбирают? – задала я вопрос, которым до этого мне казался само собой разумеющимся. Но на фоне рассказа Лео, все остальные звания не требовали каким-то испытании, да и занимают их куда дольше отведенных каждому Золотому гвардейцу четырех зим.

Лео всерьез задумался – кажется, до этого он также не сильно размышлял об этом.

– Говорят, традиция такая, еще с давних времен, – задумчиво протянул он. – Когда еще была Среднеземская Империя, Император лично отбирал себе десяток воинов, что обязаны были верой и правдой служить лишь ему одному. Однако в те далекие времена они часто умирали, могли предать своего господина, за что постигала предателей кара, а кто-то пользовался своим положением и предавался утехам так, что уже и меч в руках не могли держать. Потому и стал он выбирать только самых лучших, раз в несколько лет. Не обязательно новых – в процедуре отбора участвовали и действующие Хранители. Главное, чтобы они были достойны носить золотые плащи.

– А сейчас?

– И сейчас все так же. Хочешь не хочешь, а ты должен доказать, что достоит служить Императору. Действующий Хранитель Силы, Титус Мегелан, вот уже двадцать три года занимает свой пост. Ему, наверное, зим примерно, как Максимилиану, а сил в нем, такое чувство, что с каждым годом только добавляется – ни одного отборочного боя не проиграл за эти годы.

– Поэтому Хранители такие известные тут? – я многозначительно посмотрела по сторонам, где прохожие продолжали поглядывать на нас.

– А то, – брат самодовольно вскинул голову. – Каждый из Хранителей – тот, на кого будут ровняться, чьи имена войдут в историю. И не важно, сколько ты отслужишь в Золотой гвардии – год или тридцать, каждый твой поступок, каждое твое слово расценивают, как если сам Император действовал твоими руками и устами. А запятнывать Его честь – величайшее из преступлений.

И снова в голосе Лео звучал благоговейный трепет, одержимая вера в непогрешимость нашего правителя.

– В гвардии правда все так строго? – осторожно спросила я. – Отец как-то упоминал о чистках.

Гвардеец поморщился.

– Не совсем «чистки». Обычные проверки и инспекции. С соблюдением дисциплины в полках и когортах очень строго, а когда гвардейские комиссары находят нарушения, достается всем причастным. Разумеется, любое найденное нарушение в высших эшелонах сразу же становится поводом общественного обсуждения и порицания, и потому провинившийся, скорее всего, уже никак своего положения вернуть не сможет.

– Их.. казнят? – с ужасом ахнула я. Тут же воображение в красках нарисовало картину, где Леонарда ведут на плаху за какую-то найденную мелочь. Например, за ношение личного герба…

– Редко, но бывает и такое, – спокойной кивнул тот в ответ. – Но чаще всего ждет разжалование и отправка в какой-нибудь из размещенных в провинциальном захолустье легион.

– На юг, например? – я нахмурилась, услышав пренебрежение, с которым брат произнес «провинциальное захолустье».

– Скорее на Север. Или на Восток, с кочевниками воевать. Не самая благодарная работенка, по слухам. В степях и пустынях жарко, на северных предгорьях – наоборот, холодно. Со снабжением проблемы, с местными тоже, и жалование мизерное.

Я лишь недовольно покачала головой. Лео расценил это, как мое неодобрение таких чудовищных наказаний. Ну и пусть – смысл пытаться ему объяснять, что задело меня на самом деле. Впрочем, по сравнению со Столицей, любой город в провинциях покажется захолустьем…

– Скажи… – начала я, понизив голос почти до шепота. – А про Черную гвардию это правда?.. Она и действительно существует?

– Конечно, – со всей серьезностью ответил он. – Отчитываются лично перед Императором и канцлерами. Но только это секретная информация.

Мои глаза расширились от ужаса, но я тут же недовольно пихнула брат в бок, когда он залился смехом.

– Ну я же серьезно! – насупилась я.

– Так и я тоже, – все с улыбкой продолжил он. – А будешь много вопросов давать, Император лично подошлет черной-черной ночью гвардейца в черном-черном одеянии… Ладно, не дуйся. Шучу я. Если Императору потребуется кого-то убрать, ему для этого не нужен целый легион наемных убийц, – он фыркнул, и, возможно, то была игра света, но тень промелькнувшего страха и подозрительности скользнула по его лицу. – Мне казалось, ты уже выросла из этих сказок.

– Некоторые в это до сих пор верят, – я нарочито небрежно повела плечами. – Не могла же я упустить возможность порасспрашивать об этом человека, так близкого к вершухке власти… Ну и, кажется, я выиграла спор у Ари.

Последняя моя фраза, которая, разумеется, была лишь ложью, заставила Лео чуть заметно выдохнуть и рассмеяться. И все же я не могла отделаться от чувства, что брат что-то скрывает. Разговор о Черной гвардии явно был ему некомфортен, а потому я больше не заводила об этом разговор, раз уж все так удачно свелось в шутку.

Дорожка привела нас вглубь квартала, где начинались все известные имперские достопримечательности. Вокруг были музеи, галереи и выставки, театры и музыкальные залы – любой культурный досуг для столичных жителей. Висели вывески афиш, рассказывающие о грядущих развлекательных представлениях, танцевальных постановках, музыкальных выступлениях и о спортивных состязаниях, которые имперцы так любили. То и дело архитектурные ансамбли разбавлялись парками и скверами, где летом, как я помнила, могли выступать поэты или даже устраиваться целые спектакли в небольших открытых амфитеатрах. Сейчас же, когда до первой зелени было еще месяца три, лавочки пустовали, но широкие площади и улицы все равно были полны разномастным народом.

То и дело на многолюдную толпу взирали запечатленные в камне герои Империи – легаты верхом на вздыбленных жеребцах, ученые мужи и дамы со своими открытиями, музыканты и художники, поэты и архитекторы, министры и сенаторы. Само собой, каждая скульптура, будь то ростовая статуя или бюст, была выполнена с таким высочайшим мастерством, что можно было разглядеть каждую складку одежды, каждую морщинку на лице, каждую мышцу под кожей. От всего этого однообразия одухотворенных и возвышенных выражений мраморных идолов, мне становилось все неуютней с каждой минутой.

Внезапно Лео потянул меня за руку в сторону показавшегося за углом большой площади, которую мы только что миновали, строения примерно в пять этажей, увенчанного высокими шпилями.

– Пойдем, – весело сказал он. – Покажу тебе Триумфальный Зал, мое любимое место.

В большой галерее вдоль длинного коридора были выставлены очередные памятники, а на стенах висели портреты. Стоило подойти поближе и прочитать сводку на небольшой металлической табличке становилось понятно, что перед нами очередной ряд живших и воевавших пять веков тому назад офицеров.

По правде сказать, почему брат решил отвести меня сюда – оставалось загадкой. Эта выставка не отличалась ничем от всего остального, что мне доводилось видеть, пока среди многочисленных Марков, Аврелиев и Тибериев, я не увидела имя, что сразу же бросилось мне в глаза, заставив застыть на месте, как вкопанной. Я прочла справку три раза, прежде чем убедиться, что зрение меня не подводит.

То была статуя Аристарко Кустодес, капитана Имперской Гвардии времен Священных Войн Императора. Брат Диего III Закатного, последнего короля юга. Длинноволосый мужчина в имперском облачении держал в руках знакомый двуручный меч, устремив взгляд поверх голов посетителей.

– Почему тут статуя нашего предка? – удивленно вскинулась я, пораженно глядя на улыбающегося Лео.

– Потому что Триумфальный Зал – это благодарность среднеземцев тем, кто помог нам сделать мир таким, каким мы знаем его сейчас. Всем тем, кто пошел против гордости ради общего дела и встал под знамена Императора, когда тот предложил им объединиться против общей угрозы еретиков, называвших себя колдунами, – Лео гордо посмотрел на статую Аристарко. Поражающе схожие черты между ними, благодаря мастерству имперских скульпторов, угадывалось почти сразу. – Если бы не все эти люди, наш мир уже лежал бы в руинах, и Империя помнит подвиг своих подданных.

Теперь же зал казался мне чем-то иным, и мне сразу вспомнился наш некрополь, в котором я так любила находить уединение. Теперь среди имен имперцев я видела и останцев, и набелитов, и северян. Арраканцев было меньше всего, но это и не удивительно – провинция до последнего сопротивлялась натиску Империи и ее объединенной армии. Но все же, теплое чувство гордости и благодарности трепетало в груди вместе с сердцем. Не думала, что будет так приятно узнать, что Империя, такая напыщенная и гордящаяся достижениями своего народа, все же отдает должное тем, без чьей помощи наша страна не стала столь могущественной.

Да, пусть вначале ежовые рукавицы власти давили любое проявление непокорности регионов, держала в страхе, но ведь в итоге именно благодаря усилиями среднеземцев провинции перестали воевать друг с другом за ресурсы. Империя показала, что мы можем работать сообща, развивая сильные стороны каждого региона и помогая справиться с нехваткой ресурсов. Сможет ли Набелит прожить без поставок руды и инструментов для возделывания почвы, что изготавливают в Остании? Сможет ли Нортланд прожить без продовольствия Набелита и Веаса?

Разрозненными, мы бы продолжили убивать друг друга и брать силой желаемое. Ну и что, что Император ни разу не показывался перед народом, ну и что, что Гвардия заменяет нам наши войска. Империя подарила Великим Домам мир, которого они не знали многие тысячелетия.

«Может, отец все же ошибается?» – промелькнула у меня мысль, пока мы шли вдоль мемориала.

***

Заведение, в которое меня повел Лео после спектакля, оказалась огромных размеров ладьей северян, укрытая чем-то вроде огромного шатра. Как он пояснил, чтобы в холодную пору укрывать посетителей от снега и ветра. По весне, как только начинают зеленеть почки, оставляют только небольшой навес от непогоды. Вопросы один за другим вспыхивали в голове, пока я восторженно рассматривала деревянный корпус корабля.

– Это настоящая боевая ладья? Или реконструкция?

– Эта красавица, можно сказать, на пенсии, – Хранитель Чести с любовью обвел взглядом корабль. – Я знаком с хозяином заведения, он когда-то командовал этой ладьей. А потом, когда ее хотели списать за негодностью, выкупил ее и устроил плавучий ресторан, отреставрировал, и еще десять зим проделывал путь от Винграсса до Столицы и обратно, останавливаясь в больших городах вдоль реки Сильверлейн. А сейчас «Рассекающая бурю» нашла свое последнее пристанище.

– И далеко не самое плохое, – заметила я, когда любезный прислужник придержал для нас входной полог.

Внутри было весело и шумно, а главное – очень тепло. Посреди палубы вокруг огромной жаровни расположились огромные общие прямоугольные столы, где на вертеле запекался аппетитно пахнущий дичью крупный кабан. На носу ладьи обустроили небольшую сцену, где, судя по оживленным пересудам, вскоре должны были выступать приглашенные музыканты.

Я уже приготовилась усесться вблизи жаровни, желая отогреть успевшие окоченеть руки. К вечеру сильно похолодало, и пока экипаж отвозил нас из Креациума в Пецинию, я почти не вынимала рук из муфты. Однако Лео под мои недовольные возражения повел меня в дальний угол, где располагались отдельные небольшие столики. Народа здесь было значительно меньше, и до нас доносились только обрывки веселых разговоров и грубоватого смеха.

– Поверь, к огню так близко сидеть далеко не так комфортно, как тебе кажется. Потом провоняешь дымом, а платье будет заляпано золой и жиром.

Как только мы сели и скинули верхнюю одежду, молодой мужчина-северянин вырос рядом с нашим столиком. Глаза его округлились, когда он заметил золотой герб на белом плаще.

– Ох, господин Кустодес… – он учтиво поклонился. – Вам как обычно?

Лео одобрительно кивнул мужчине, и теперь официант повернулся ко мне.

– А вам, госпожа?

– Мне теплого вина с пряностями для начала, – смущенно начала я. – Можете что-то посоветовать из блюд? Я не очень хорошо знакома с северной кухней.

– Я бы порекомендовал медовые вино с зимними ягодами. На закуску к нему бы отлично подошли вареные каштаны в специях. Могу так же предложить вам скальтунскую похлебку из акулы, а на горячее – новое блюдо от нашего повара. Что скажете?

– Давайте я доверюсь вашему выбору… – ни одно из предложенных им блюд мне не было знакомо, но в животе, растревоженном ароматом жареного мяса, вот-вот грозилось громко заурчать. Сейчас я была готова съесть любое поданное блюдо, лишь бы оно было горячим.

Просиявший официант еще раз низко поклонился нам, и быстро скрылся в обустроенной на корме кухне. Я чуть обескуражено смотрела ему в след.

– А ты, судя по всему, часто сюда ходишь?

– Ага, – кивнул Лео. – Тут не бывает вельмож и старших офицеров, да и отдыхают тут люди попроще – и простые моряки, и зажиточные купцы. Южане сюда частенько заглядывают, а ты знаешь, как веасийцы любят почесать языком. К тому же, здесь вкусно кормят, от души наливают, и всегда можно с кем-нибудь познакомится.

Словно бы услышав его, перед нами будто из-под земли выросли две хорошенькие девушки с подносами, один – с напитками, другой – с закусками. Напиток в огромной кованой кружке, которую гвардеец тут же пододвинул к себе, опасно дымился, заполняя все вокруг настойчивым резким ароматом крепкого алкоголя. Девушка, мило улыбаясь, налила мне в кубок куда более скромного объема янтарный напиток, а затем, поставив кувшин на стол, зачерпнула горсть красных и черных ягод и добавила их прямо в бокал. Остатки ягод улетели в кувшин.

– Дайте напитку немного настояться, госпожа, – порекомендовала она голоском звонким, как серебряный колокольчик. – И тогда медовое вино раскроется с совершенно другим вкусом.

Как только девушки оставили нас, брат поднял кружку, и огласил короткий тост:

– За Дом Кустодес!

– За Дом Кустодес! – я подняла бокал и в едином с братом порыве сделала несколько глотков.

Хваленое медовое вино, о котором Ари мне все уши прожужжал, и вправду оказалось невероятно вкусным, а главное – согревающим. Мороженые ягоды уже успели размякнуть, отдавая свой сок напитку, отчего оно с каждой минутой меняло свой вкус, становясь то чуть приторнее, то кислее.