Текст книги "Черное солнце"

– Но вы готовы видеть это только в посторонних, а не в близких людях.

А вот у него вышло. В очередной раз. И в памяти невольно всплыли София, возносящая молитву в полумраке комнаты, и Ян с курительной трубкой в руках…

– Если подозревать во вранье всех и каждого, то останется ли в этом мире хоть один человек, которому можно будет довериться?

– Да, – твердо отозвался Вибер. – Доверять можно только одному себе.

– А вы не пробовали не судить людей по себе, капитан? – в голосе так и норовила проявиться ирония.

– Пробовал. Быть обманутым не слишком приятно.

Шаг вперед, шаг назад. Танец походил на саму песню – хоть мотив и был бодрым, сам смысл слов печальным.

– Ровно, как и не приятно, когда тебя судят не по твоим поступкам, а по предвзятому мнению.

В этот раз Вибер всерьез задумался над моими словами

– Признаться, сначала я решил, что ваша игра в благородство – лишь маска, но оказался неправ. Я… – Александер замялся, пытаясь подобрать слова правильно. – Я не раз видел, как оступались подобные вам, надеявшиеся отстоять свои идеалы перед теми, кто уже давно прогнил изнутри. Всех их сломали с превеликим удовольствием. И чем благочестивее был человек, тем ниже он падал. Потому лучше учиться на чужих ошибках, чем страдать от последствий своих.

– Вы думали, что я просто сменю, как вы выразились, «маску благородства» на ту, что будет угодна крысиному царству?

Капитан усмехнулся с моего сравнения.

– Скорее тут уместно пиршество стервятников, – уточнил он, делая очередной поворот. – Но, да. Я был уверен, что при первом же выпавшем на вашу долю испытании вы решите, что не стоит плыть против течения. Но вы не поддались на уловки этого арраканца. И даже когда Камиши Десай знатно испоганил вам первые месяцы, вы смогли выстоять и это с высоко поднятой головой.

Щеки немного загорелись. Неужели Александер сейчас сделал мне комплимент?

– Как вы узнали?

– Вы как-то были на ужине у Апиана Деметреса. Вы учитесь с его племянницей Лукрецией на одном курсе. Капитан Деметрес был командиром моего взвода. Рассказывал, что вы милая простушка с тяжелым взглядом. Ну, и еще кое-какие эпитеты, но я думаю, такое в присутствии дамы не стоит повторять.

Александер довольно оскалился, когда в очередной раз смог вывести меня из хрупкого равновесия. И почему на каждую его насмешку тело отдавалось страхом и паникой? Однако же, как же странно слушать о том, как меня видят со стороны… Милая простушка. Вот мой предел.

От пронзительного серого взгляда не укрылась моя досада, словно бы Виберу ничего не стоило читать меня, как открытую книгу.

– Впрочем, вы можете легко обмануть их, но не меня. Уверен, вы только для остальных кажетесь поверхностной.

– А может, это вас легко обмануть? Вдруг я именно такая, какой меня видят окружающие, и только вы ищете двойное дно там, где его нет?

– Я научился довольно неплохо видеть людей насквозь. Все носят маски. Вопрос только в том, какая из них становится нашим лицом.

– Это и вас касается? – сухо поинтересовалась я. – Какое лицо вы пытаетесь показать мне теперь – доблестного гвардейца, обходительного офицера или беспринципного амбициозного карьериста?

Он усмехнулся.

– А разве не хотелось бы вам, чтобы на вас смотрели с тем же обожанием, как смотрят сейчас все присутствующие на вашу подругу-фрейлину? Или чтобы смотрели с восхищением и почтением, как на вашего брата, когда он появляется на людях? Вы же амбициозны, горите желанием доказать всем, что с вами нужно считаться.

Хорошо, что танец был довольно подвижным, и я в очередной раз оказалась позади мужчины, сделав резкий поворот, скрыв от него раскрасневшиеся щеки.

– Это вы сейчас точно не про себя, капитан Вибер? Сын торговца из Остании поднялся с нуля аж до капитана Имперской Гвардии… Полагаю, путь до такой вершины для вас нелегок. И все же, даже этого мало, чтобы стоять наравне с такими людьми, как мой брат.

Рука еле заметно сжала мою ладонь сильнее, однако же на лице его не дрогнул ни один мускул. Пронзительный взгляд был прикован ко мне, пока Александер подбирал подходящий ответ.

–Вот видите, вы потихоньку начинаете понимать, как устроен мир и как приспосабливаться к нему.

Мне показалось, или в его взгляде блеснули озорные огоньки?

– Поражаюсь вашей разговорчивости, капитан. С чего бы вдруг такие высокопарные речи?

– В казармах довольно скучно, – он пожал плечами. – Целыми днями разговоры только о службе да уставах… К чему все эти годы выучки, если я не могу применить все вдолбленные знания на практике? Мне же надо практиковаться на ком-то в острословии. Это как… хм-м, забавная игра. Интересно посмотреть, кто первым расколет оппонента.

Кажется, эта «игра» его забавляла, но более ему явно нравилось в ней выигрывать.

– Между прочим, вы же знакомы с Вейкордской экспедицией? – и вновь Александер сменил тему, не дав мне возможности ответить.

– Опять меняете русло беседы себе в угоду?

– Вовсе нет, – Александер сделал очередной поворот. – Подумал, что может вам будет интересна еще одна трактовка «Ворона». В компании Вейкорда участвовали и некоторые представители неюжных Малых Домов… Он завел в след за собой в пучину не только свой род. Напомните, какой герб был у семьи Вейкорд?

– Ласточка… – я непонимающе уставилась на Вибера, легкий хмель не давал сообразить, к чему он клонит.

Малый Дом Вейкорд уже давно был в упадке, пока его не возглавил граф Эмильен, прославившийся как опытный мореплаватель, да настолько, что поговаривал будто он возрожденный Первый Страж. И тогда Эмильен, полный гордыни и слепой уверенности в себе, уговорил Кустодес спонсировать его экспедицию. Вейкорд был убежден, что как наши предки нашли Хартвельд, так и за далекими морями должны скрываться плодородные земли, владение которыми расширит власть Веаса и откроет путь к новым ресурсам. Несмотря на то, что Империя была резко против подобной авантюры, Кустодес и Малые Дома поддержали эту идею, дав финансирование молодому графу. Он нанял команду, построил флот по своим собственным чертежам, и спустя двенадцать зим отправился в путешествие. С ним ушли многие наследники Малых Домов, которые искали славы под парусами его идеалов, но флот из семи карраков так и не вернулся. Ни через год, ни через пять, ни через двадцать.

То была воистину великая трагедия для Веаса. В эту экспедицию вложили не одну сотню тысяч золотых, что сильно ударило по региону. Тогдашнему герцогу, Франциску, пришлось занять средства из имперской казны, чтобы выплатить долги Малым Домам. и не только веассийским. Однако все равно многие тогда разорились, в том числе и Дом Вейкордов. Эмильен вложил все имеющиеся у него средства, оставив семью без единого медяка, тем самым обрекши свой род на позорное забвение.

– Что-то я не вижу никакой связи между веасийской историей и останской песней, капитан.

– Не стоит забывать, что за Эмильеном Вейкордом пошли не только веасийские мечтатели, но и доверчивые дураки из других провинций, – Александер внимательно наблюдал за мной. – Например, останский Малый Дом Колвин. Старший и единственный сын маркграфа Колвина отправился покорять моря, мечтая увидеть своими глазами дивные чужеземные страны, но встретил лишь бесславную смерть. С тех пор род Колвинов по прямой линии прервался, а власть передалась внучатому троюродному племяннику маркграфа. Стоит ли мне говорить, какая птица на гербе Дома Колвин?

А вот тут я уже не смогла скрыть своего восторженного удивления, совсем позабыв, что передо мной человек, вызывавший у меня страх вперемешку с негодованием.

– Ворон, оправившийся вслед за ласточкой за море… Получается, это песня была написана про эти события?

– А вот тут заключается самое интересное, – останец выдержал небольшую паузу, пока мы делали сложное движение. – Доподлинно известно, что песню эту исполняли в Остании многими веками раньше, чем родившийся двести пятьдесят зим назад Эмильен Вейкорд. Так что, это не более, чем любопытнейшее совпадение, хотя многие считали эту песню пророчеством.

– Как забавна порой бывает история.

– Вы не представляете, насколько. Кстати, у нас ходит еще одна трактовка этой песни, поскольку ласточка – это символ бед.

– Что за глупости, – возразила я. – Ласточки предвещают грозы и бури, предупреждая моряков. У нас эта птица в особом почете, это символ свободы и неба.

– В Остании эта птица считается хранительницей тайных знаний и предвестницей смерти. Птица, несущая тьму за собой. Потому что вслед за ласточкой всегда идет буря. А она просто летит вперед, свободная и не думающая о том, что растирается под ее крыльями, ибо не ведает, что остается позади нее. Просто продолжает себе лететь в бескрайнем небесном просторе.

– Как-то у вас все так мрачно, в ваших легендах… Получается, эта история еще и о том, что смерть так или иначе заберет нас?

– Как одна из версий, – подтвердил Александер. – Смерть и ее принятие как неизбежного конца для каждого является частью нашей культуры… и нашей веры. Все святые церкви Единоликого – это смертные, прожившие свою жизнь и давшие нам пример для подражания, а не всемогущие божества и герои-полубоги, которых почитали наши предки. Нет ни загробных миров, ни жизни после смерти, как-то утверждали авгуры и жрецы. Только человеческая жизнь и то, что смогут из нее узнать наши потомки. В конечном счете, все мы едины перед ликом смерти.

Грустная баллада уже давно подошла к концу, а вслед за ней музыканты отыграли еще две или три, но мы не обратили на это внимания. Наши ноги переплетались в сложных шагах, тела плавно скользили по полу. Я никогда не была хороша в танцах, но дворянское воспитание есть дворянское воспитание. Тело само подстраивалось под движения в такт музыке.

В этот момент мне казалось, что мой партнер не так уж и плох. Не в танце конечно же. Танцевал Александер так себе – резко и топорно, словно бы это было построение на плацу, хотя ритм он явно чувствовал неплохо. Мне подумалось, что танцевать он научился совсем недавно, и ему еще не хватало опыта. Но, тем не менее, с Александером, оказывается, можно вести интересную беседу. Может, сейчас передо мной был тот человек, который был приятелем моего брата, а не мерзкий и жадный до признания безродный солдат, который повстречался мне в глухой веасийской деревушке.

– Вы не такой уж плохой собеседник, капитан, – слова вылетели сами собой, прежде чем я успела подумать. Наверное, сказался выпитый прежде алкоголь – я слишком легко потеряла бдительность.

Темные брови удивленно вскинулись.

– Вот как? Я польщен такой оценкой своих скромных познаний, – Александр кружил вокруг меня, мерно вышагивая под ритмичный темп в очередной раз сменившейся мелодии.

– Я даже было подумала, что вся ваша язвительность и желчь тоже своего рода броня, маска для окружающих, чтобы они не увидели, что под ними скрывается добрый и порядочный человек. Жалко, что у вас не хватило характера сохранить в себе эти качества.

Александер замер на миг, и его глаза странно блеснули. Так же, как тогда, ночью, на лестничной площадке. Мне вновь стало не по себе – я позволила себе, поддавшись порыву, сказать больше, чем следовало. Александер уже один раз показал мне, что не каждый станет мириться с таким поведением и беспокоиться о том, стоит ли перед ним девица из Великого Дома или простая деревенская девка.

– Знаете, очень смешно слушать такое от той, кто получил все с рождения. Увы, но если вы можете позволить воображать себя горделивой аристократкой, то мне, чтобы стоять с вами наравне, нужно прыгать выше головы. А путь к вершине долог и тернист.

Стоило мне на мгновение решить, что я ошибалась в человеке, как он тут же разбил в дребезги все сложившееся о нем впечатление, как тонкую корочку льда. Впрочем, похоже, Столица уже успела изрядно изменить его.

Закончилась очередная песня, и Александер, вновь вежливо поклонившись, отвел меня обратно к столику, за которым с застывшей на губах печальной улыбкой сидел Лео, погрузившись в свои мысли под витиеватый аккомпанемент новой песни.

– А я уже думал, ты решил ее похитить, – брат встрепенулся, будто-то бы ото сна, когда я уселась на свое место. Мой бокал с вином уже был предусмотрительно наполнен, и подошедшая официантка в очередной раз налила напиток в требовательно поставленную кованую кружку. Что-то подсказывало, что за это время брат успел опустошить не одну порцию.

– О, да, я уже подумывал об этом. Но, боюсь, сражаться с тобой на дуэли за честь твоей сестры я не решусь – пока еще хочется немного пожить, – весело и легко рассмеялся Вибер.

Теперь я точно была уверена, что Александер довольно умелый лжец. Стоило нам оказаться в компании Леонарда, даже его голос изменился – стал мягче, доброжелательней. Нет, это не Лео был наивен в своих представлениях об этом человеке. Это сам Вибер не позволял ему видеть то, что не предназначалось глазам товарища.

Но могла ли я быть уверена, что и Леонард не ведет такую же игру? Может ли мой брат притворяться таким, каким я запомнила его много зим назад? И может ли он действительно скрывать что-то о себе такое, что противоречит всему, чем дорожила наша семья? Если бы только Александер не навел своим разговором на эту пугающую мысль, которая теперь паразитом поселилась в голове.

Глава 11

Было несколько непривычно видеть себя в платье на веасийский манер. Пышные юбки и плотные корсеты были не в моде столичных дам, да и я сама уже отвыкла видеть себя в подобном. Плотные тяжелые ткани смотрелись нелепой насмешкой, как чужеродный элемент, но София настояла именно на таком варианте.

– Сеньора Луиза предпочитает национальный колорит, ты же знаешь… – она придирчиво осматривала меня со всех сторон, когда приглашенный портной подгонял на мне наряд за несколько дней до назначенной встречи.

«Вот это посмешище будет очень ей по нраву, да», – подумалось мне, пока портной укорачивал полы платья, а его подмастерье возилась с рукавами.

Я вздохнула, вспоминая легкие шелка, ситец и атлас, которые придавали нарядам в Веасе необычайную легкость и воздушность. Приземленные плотные ткани полностью лишали этого крой, делая наряд до невозможности громоздким. Но София упорно игнорировала все мои причитания.

– Ваш отец очень беспокоится насчет этого приема, – вздохнула наставница.

– Отец очень много тревожится по пустякам, – процедила я. – К тому же, это же наши подданные, наши союзники. Тревожиться не о чем.

– В этом-то и кроется опасность. Если вы заранее доверяете им, значит, и втереться в ваше доверие будет куда проще.

– Если я не могу довериться веасийцам, кому я тогда вообще могу довериться в этом мире? – возмутилась я, на что сестра лишь горько усмехнулась.

– Теперь вы понимаете, как тяжело жить вашему отцу. Он доверяет только своей семье, которой рядом с ним почти не осталось. А потому он очень просил проявить вас благоразумие. Сеньора Луиза не самый приятный собеседник, как и весь ее птичник… – наставница осеклась, поняв, что позволила себе лишнего.

Булавка больно кольнула мое бедро, и я, дернувшись, чуть не рухнула с невысокой табуретки.

– Эй! Поаккуратнее! – буркнула я на подмастерье. Молоденькая девушка съежилась под моим ледяным взглядом.

– Простите, госпожа, больше не повторится… – пролепетала она, уперев взгляд в пол.

Когда последние замеры и корректировки были готовы, портной пообещал прислать мой новый наряд следующим вечером. Я кивнула, даже не вслушиваясь в его восторженную болтовню о том, какая это честь для него, принять заказ от такой высокородной семьи.

Я задумалась над предупреждением отца, высказанного устами сервитуарии. Чего можно было бы добиться от меня? Я не унаследую фамилию, не стану адмиралом или главной торговых картелей. Я не помогу повлиять на решения отца или старшего брата, ровно, как и не могу выдать никакой ценной информации. По крайней мере той, которую бы не знали графы и виконты. А потому я ничуть не разделяла тревоги Эстебана и Софии, которая уже напоминала болезненную паранойю, чем простое волнение за мое благополучие.

Теперь, когда экипаж Лоуренса несся на окраину Нобилиума, в сторону гавани, мне становилось не по себе. София то и дело поглядывала на нас с Каталиной, будто пытаясь что-то сказать нам этими короткими беспокойными взглядами. Я старательно не обращала внимание на наставницу, а подруге и этого делать не нужно было – она мерно посапывала, уперевшись лбом в стекло. Вчера вечером она была на очередном выступлении, которые проходили с завидной регулярностью с момента ее дебюта, и теперь наверстывала часы сна прямо перед приемом. Как она умудрялась совмещать и занятия с Софией, и обучение в консерватории, и выступлениями от Коллегии Бардов, и при этом еще и про свои обязанности моей фрейлины не забывала – мне было сложно вообразить.

Наставница старалась лишний раз не общаться с Андо без надобности, и такое взаимное игнорирование устраивало их обеих. В тот же вечер, после выступления, Каталина вернулась домой как ни в чем небывало, извинилась перед Яном за то, что заставила того волноваться, а с сервитуарией сухо поздоровалась. Я вернулась раньше подруги, и рассказала сестре Софии про частные занятия по музыке и вокалу и получение рекомендаций к зачислению в Коллегию. Женщина внимательно выслушала меня, поблагодарила, но перед Каталиной так и не извинилась. Впрочем, и не упрекала девушку по поводу и без, а той и этого было достаточно – никогда она раньше не воспринимала наставницу всерьез.

Порт при районе знати был небольшой, по сравнению с рыночным, зато с лихвой покрывал ее величием пришвартованных кораблей, мерно качающихся на стальных волнах незамерзающего залива, навевая забытое чувство спокойствия. Но поместье семьи Арелан выделялось на фоне остальных, заполучив не только прекрасный вид на водные просторы, но и собственный причал, на котором сейчас возвышалась «Королева волн», прекрасная каравелла семьи Арелан. Сине-красные паруса были собраны, на мачтах гордо развивались украшенные серебряной чайкой флаги.

– С праздником Единения! – радостно поздравила нас Бьянка чуть ли не у самых дверей, как только слуги сопроводили нас к парадному входу. Облачена она была в кремовое легкое платье, покрыв плечи плотной шалью. И как только ей было не холодно в таком виде? – Пусть Император дарует мир и процветание вам, как когда-то даровал его нашей стране.

– И да будут все наши помыслы обращены к свету Имперских Истин, дабы сохранить его великое наследие, – сразу же отчеканила я формальный ответ на поздравление.

Бьянка сильнее укуталась в шаль, которая, казалось, совсем ее не грела, и любезно вызвалась показать нам усадьбу. Дом был обставлен по-веассийски, с большим количеством изысканной мебели с мягкой бархатной обивкой, лакированными столами, шкафами и тумбами, плотными шторами поверх высоких окон и выкрашенными в светлые цвета стены с деревянными перегородками. Отчего-то почудилось на мгновение, что меня вырвали из Столицы и перенесли домой, в такие родные коридоры и переходы. Если бы только не непривычная белизна за окном да зябкий холод, пропитавший камень насквозь.

Бьянка была отчего-то очень весела и на удивление разговорчива. Она то и дело делилась впечатлениями о прошедшем триместре и переживаниями о предстоящих экзаменах, словно бы рядом шел какой-то другой человек, а не скованная стеснительная девочка, которая ни с кем не решалась заговорить в Академии.

– Я так рада, что у нас гости, – сказала юная виконтесса. – Люблю, когда в доме много людей, сразу так уютно становится… Я в Столице уже полгода, и за все время тут только гранд-ма со своей свитой пребывала пару раз.

– По тебе не скажешь, что ты любишь шумные компании, – озадаченно сказала я, хотя сияющие лицо веасийки не давало повода усомниться в ее искренности.

– Я посторонних боюсь, – призналась та. – Да и гранд-ма строго-настрого наказала не водить дружбы с другими Домами. Мол, еще что-то не так скажу или сделаю, придется еще расхлебывать за мной…

– И все же пришлось, – позади послышался строгий голос, заставивший нас обернуться.

Луиза Арелан собственной персоной, как обычно, уверенная в себе, навевающая трепет одним свои острым, пробирающим до костей не хуже холода, взглядом, она величественно шагала прямо к нам.

– Гранд-ма, – Бьянка тут же растеряла всю свою энергичность, съежилась, не смея поднять на бабушку взгляд. Все присутствующие склонились перед старой маркизой.

Для своих лет, – а она приходилась почившему задолго до моего рождения дедушке Эрнесту старшей сестрой, – сухая жилистая женщина двигалась на удивление твердо, и каждое движение вызывающе кричало о властности старухи. Даже семенившие за ней фрейлины выглядели куда не увереннее своей госпожи.

– Сеньорита Камилла, мадмуазель Каталина, – голос ее, хоть и был лишен старческой зыбкости, все же звучал сухо и гортанно, оттого Луиза Арелан предпочитала говорить прямо и по существу. Наверное, если бы она отказалась от табака, хрипоты и вовсе бы не было. Но все же тонкая длинная серебристая трубка и едко-горький запах крепкого табака были неизменными спутниками Луизы, сколько я ее помнила. И вот сейчас она коршуном внимательно оценивала присутствующих, делая глубокую затяжку.

Каталина нахмурилась. В который раз Луиза обращалась к ней без полагающегося по статусу фрейлины уважительности – Арелан всегда находила изящный способ оскорбить человека. Софию же, однако, старая сеньора упорно игнорировала.

– Рада видеть вас в полном здравии, сеньора, – я не смела поднять голову.

– Все отказываешься звать меня гранд-ма? – старуха усмехнулась. – Это, знаешь ли, разбивает мое старческое сердце. Подыми голову, дитя, что ты склонилась, как ива под ветром.

Глаза Луизы скользнули, оценивающе рассматривая меня и насупившуюся Каталину.

– Как давно мы с тобой виделись в последний раз, Камилла? Года полтора назад?

– Два, сеньора, – поправила София, на что получила колкий взгляд выцветших карих глаз.

– Кажется, Камилла и сама в состоянии ответить, сестра, – вкрадчиво произнесла она. – Я же не вас спрашиваю?

– На празднике весенних волн два года назад, сеньора, – отозвалась я, когда все вокруг напряглись, почувствовав накалившийся воздух между сервитуарией и маркизой.

– Точно, совсем запамятовала, – глубокие морщины вокруг губ женщины изогнулись в улыбке, такой же тусклой, как и ее тон. – Ты довольно сильно подросла с тех пор, хотя все еще выглядишь, как девочка. Тощая, лицо мальчишечье, груди все так и нет, бедра узкие. Мужу твоему и схватиться-то будет не за что. Неужели наш милостивый Император поскупился выделить вам средства на полноценный рацион?..

Очередной ядовитый укол, и, хоть к нему я была готова, все равно было обидно каждый раз слушать эти ее принижения. София же сделала судорожный вдох – явный признак сильной раздраженности. «А ведь день только начался», – уныло подумала я.

Луиза же только этого и добивалась. Улыбка на сухих губах стала только шире. Я ожидала, что старуха опять будет остра на язык – единственное что у нее не притупилось с годами.

– Я была очень удивлена, что Эстебан сам не решился приехать в столицу, а отправил в качестве заместо себя любимую дочь, – продолжила маркиза. – Вот же нахал. И Валентин ничуть не лучше.

Оре чуть не задохнулась от возмущения.

– У Его величества наверняка немало забот, чтобы тратить свое время на развлечения. А у адмирала и того меньше, – сказала я, не давая повода порадовать госпожу Арелан своим недовольством. – Наверное, ваши супруг и сыновья в этом плане куда менее занятые люди. Не хотите же вы сказать, что вы тут будете заместо них на императорском приеме?

Луиза усмехнулась. Кажется, моя попытка ответить ей позабавила ее.

– Ну да, ну да… Что ж, идемте, остальные уже ждут нас наверху. Тебя это тоже касается, Бьянка. Или нужно отдельное приглашение?

Так и уставившаяся в пол девушка вздрогнула, и засеменила следом.

Просторный зал на втором этаже был заполнен беседующими виконтами и их супругами, усевшихся близ огромного резного камина. Приглашенный квартет музыкантов играл кортелльскую сонату, которая была неизменным спутником всех веасийских раутов. Каталина живо встрепенулась, начала вслушиваться в музыку, то и дело отчего-то недовольно качая головой, или вздыхая.

– Ну кто ж так рондо играет…– негромко сказала она, но тут же замялась, поняв, что произнесла это вслух.

– Сеньорита Каталина недавно поступила в консерваторию при Коллегию Бардов, – пояснила я Луизе и Бьянке, уставившихся на Андо с почти одинаковым выражением удивления.

– Вот как? – сурово сказала Луиза, ничуть не порадовавшись успехам моей подруги. – Надеюсь, про обязанности фрейлины она не забывает?

– Ну, я ведь и так целыми днями в Академии, – я улыбнулась, что еще больше вызвало у Луизы нескрываемое раздражение. – А так Каталина мне и так сильно помогает со всеми будничными делами и подготовками к приемам… Я все же далека от этого всего. К тому же это было мое предложение найти сеньорите Андо найти себе занятие в свободное время.

Женщина лишь смерила зардевшуюся девушку укоряющим взглядом – отчего-то она терпеть не могла Каталину с самого ее детства. Что бы та не сделала, вызвать удовольствие пожилой маркизы было невозможно. Справедливости ради, кажется, в мире не существовало никого, кто мог бы угодить ей.

Тем временем нам начали представлять присутствующих.

– Эта встреча только для веасийских Домов, но, увы, еще не все успели добраться до столицы, – сказала Луиза и добавила совершенно неискренне. – Какая жалость.

То были младшие сыновья семей Ле Рой, Ривьера, Фальконе… Я нервно покосилась на Софию, та едва заметно кивнула – мы явно думали об одном и том же. На приеме были только те Дома, которые в свое время были против моего отца. Однако же аристократы без толики смущения и с подобающей правилам приличного тона любезностью, подходили, здоровались, интересовались о всяких насущных вопросах: о делах, успехах в учебе, последних сплетнях, о моем мнении по поводу того или иного вельможи, с которым мне уже посчастливилось познакомиться.

Лица гостей казались мне смутно знакомыми, словно бы сотканными из дымки, и пока я старательно припоминала имена того или иного виконта, умудряясь распознавать их только по гербовым цветам и геральдике, изображенной на одежде. Странно было видеть, как каждый из них с такой любезностью общается со мной, как со старой знакомой, а я даже не могу разобрать с кем беседую – с сыном графа или его двоюродным племянником.

София вместе с сервитуарией Бьянки стояла в стороне, не вмешиваясь в разговор, но внимательно наблюдая за происходящим, подмечая каждую незначительную деталь. То и дело она едва заметно одобрительно кивала, если я все делала хорошо, и поджимала губы, если что-то, по ее мнению, шло не так.

Я не сразу поняла, отчего-то поддерживать простые и незатейливые беседы было тяжело. Все дело было в языке. До меня не сразу дошло, что все присутствующие без исключения говорили на веасийском. Настолько обыденно уже было отовсюду слышать аквилантис, что веасийский ощущался тягостно-непривычным и чуждым. И, хоть и переключилась я инстинктивно, незаметно для себя, мне стало не по себе от того, как быстро успела я отвыкнуть от родной речи.

– Рад видеть вас в добром здравии, сеньорита, – из толпы к нам подошел Арно Монрес.

Толстяк выглядел все таким же нервным, что и в нашу с ним последнюю встречу, но теперь к общему его беспокойству добавились мазки многонедельной усталости – потухший взгляд, очерченные темными кругами впалые глаза, осунувшееся лицо. Волос на голове явно поубавилось, и даже, кажется, необъятный живот стал меньше.

– Я бы хотела и о вас то же сказать, сеньор, – оторопело сказала я. – Вы в порядке? Выглядите… хм-м…

– … Не очень, – он печально вздохнул. – Можете не утруждать себя подбором вежливых фраз. Я видел свое отражение этим утром, и от всех прочих дней оно не сильно отличается.

– Вы чем-то больны? – с участливым беспокойством спросила Каталина.

– Если финансовый кризис и крах надежд моего уважаемого отца на счет своего непутевого сына можно назвать болезнью, то да. Я очень серьезно болен.

Арно опять тяжело вздохнул, будто все тяготы мира обременяли его плечи.

– Неужели те бандиты все продолжают бесчинствовать на ваших землях? – ахнула я, подумав про себя, что Марк явно не торопится держать свое слово.

– О, нет, – толстяк снова тяжело вздохнул. – Грабежи прекратились почти так же внезапно, как и начались. Иногда пара-тройка обозов подвергается нападению, но такое и раньше было в порядке нормы. Мы даже подумали, что…

– Не здесь, Арно, – шикнул на него Шарль Ле Рой, одарив вдобавок многозначительным взглядом. – Тут не место для подобных бесед.

Предчувствие подсказывало мне, что сегодня еще предстоит вернуться к этому разговору, но в другой обстановке. Интересно, что же такое случилось в Веасе, пока я отсутствовала? Похоже, даже София не была в курсе, потому что она внимательно прислушивалась к нашей беседе, стараясь не упустить ни слова. А если не знает она, значит, и отец не в курсе. Любопытно…

После приветствия, мужчины оставили женщин общаться между собой, а сами, усевшись чуть в отдалении с бокалами крепкого бренди, вели тихие беседы.

Каталина, с кислой улыбкой сидела подле меня вместе с остальными фрейлинами, однако впервые на моей памяти она скучала в такой компании. Раньше подруга не упускала шанса сердечно поболтать со знатными дамами, чувствуя себя в своей стихии. Но теперь ее взгляд устремился куда-то за пределы комнаты, чем-то глубоко озабоченная она то и дело невпопад отвечала, если к ней обращались.

– Как вы находите Столицу, сеньорита? – поинтересовалась супруга Фабио Ривьеры, совсем молоденькая веасийка, чуть постарше меня.

– О, город потрясающий. Недаром его называют жемчужным сердцем Империи – он полностью оправдывает свою славу.

– А еще он такой большой, что я ума не приложу, как имперцы в нем ориентируются, – согласилась сеньора Ривьера. – Мой отец – речной купец из Иль-Риоса, иногда брал меня с собой по осени, когда отправлялся на торги в Столицу. Но даже за все эти года до сих пор не везде сумела побывать…

– Я впервые покинула родные края так надолго, – честно призналась я и поймала на себе удивленные взгляды собеседниц.

– Правда? Ни разу? – сеньора Ривьера, кажется, подумала, что я шучу.

– Отчего же так, сеньора? – ахнула полноватая жена Арно Монреса. – Вы же из Великого Дома, которому подвластна морская стихия, и ни разу не путешествовали?

– На корабле мы часто плавали вдоль побережья, – поспешила оправдаться я. – Но до этого года я разве что посещала графство Бланко. Отец очень любил охотиться в лесах графа Эдуарда. Потому мне Столица кажется каким-то невероятным чудом.