Текст книги "Как стать знаменитым журналистом"

Раздел третий
Зло

Лекция 24,
Которой лучше бы не было

PR – агитация, пропаганда и реклама в одной упаковке. Тип упаковки: журналистика

Как я уже не раз повторял, и надеюсь, мне это простится слушателями и читателями данного курса: несмотря на свое критическое, я бы сказал – трезво критическое, или просто трезвое, отношение к журналистике, я очень люблю и ценю эту профессию. Чтение курса перед студентами для меня не работа, а удовольствие, хоть и утомительное и несколько приевшееся из-за своей повторяемости. Писать этот курс мне тоже крайне интересно, прежде всего потому, что удалось наконец-то выбрать время для систематизации своих мыслей о своей профессии, мыслей, быть может, не повторяющих то, что о журналистике говорят и пишут другие.

Но даже в самом интересном курсе как для студентов, так и для преподавателя есть более и менее интересные темы. И есть темы неприятные, нелюбимые, если хотите – отвратительные. Обойти их нельзя, а касаться, даже думать о них, не то что говорить, не хочется. Потому что противно. Не знаю, как для студентов – может быть, им противны рассуждения о жанрах журналистики либо о ее современной тотальности. Мне же крайне неприятно говорить о PR, или пиаре, если использовать этот термин в его обрусевшей форме.

Однако работа есть работа. Неприятно, а делать ее нужно. Единственный рецепт умаления неприятных ощущений – быть максимально кратким (не в ущерб содержанию), пройти требуемое расстояние за предельно сжатый отрезок времени.

С сим намерением и начну, надеясь вскорости закончить, эту лекцию.

Когда я начинал в середине 70-х годов, страшно сказать, прошлого века работать в журналистике (напомню, в системе советской внешнеполитической пропаганды на Запад, что несколько расширяло мой тезаурус), термин «public relations» в нашей профессиональной среде было хорошо известен. Но и в страшном профессиональном сне не могло нам пригрезиться, чем обернется двадцать – тридцать лет спустя это благородное словосочетание «общественные связи». Как процесс, работа – это профессиональное налаживание связей с общественностью, то есть ознакомление более или менее широкой публики, аудитории с делами вашей фирмы, компании. В основном – методами прямых контактов, личного общения, непосредственного (адресного) обращения к каждому конкретному лицу или структуре, которых, на ваш взгляд, деятельность вашей фирмы должна заинтересовать. Но пока не заинтересовала, потому что они что-то слышали о ней, знают ее продукцию, видели рекламу этой продукции, но все-таки не выделяют вашу компанию из ряда других, работающих в той же сфере.

Продукт, товар потребляется – и чаще всего бездумно. В рекламе товара многое о нем, а тем более о производителе, не расскажешь. А вот с помощью службы паблик рилейшнз можно поведать миру и каждому его жителю в отдельности, что при равных с другими потребительских качествах и цене вашего товара, услуги, продукта зарплата в вашей фирме выше, окружающую среду она не загрязняет, детям работников дарит подарки на Рождество и к тому же меценатствует сверх всякой меры – скупает картины, писанные руками бывших, но еще не вполне реабилитировавшихся наркоманов.

Может, по молодости, может, по незнанию, но о паблик рилейшнз я думал именно так – термина «PR» («пиар») в русском языке тогда не было.

А что мы имеем сейчас?

Я совершенно осознанно, в здравом уме и твердой памяти утверждаю: ничто и никто не нанес в последние десять лет столько вреда нашей отечественной, русской и российской журналистике в целом, как стремительно народившиеся и как кролики размножившиеся в России пиар-службы.

Я всякий раз содрогаюсь, и не раз говорил об этом публично, когда слышу, что на факультетах журналистики самых уважаемых мною вузов, включая и журфак родного мне Московского университета и журфак ныне не менее родного мне МГИМО, действуют кафедры и даже отделения (!) PR.

Пиар реален, от него не отмахнешься, существование его бессмысленно отрицать и нельзя, более того – вредно и непрофессионально не учитывать в работе СМИ. Но учить этому на факультетах журналистики нельзя. Правила приличия не должны позволять.

Проститутки, или, как ныне говорят изящнее, путаны, существуют из века и будут существовать до скончания веков, даже и не без пользы для общества. Но не значит же это, что бордель нужно устраивать в одном здании с институтом благородных девиц.

Мало, что ли, нам того, что журналистов называют представителями второй древнейшей профессии? Мы хотим теперь и в собственных глазах стать таковыми, более того – обучаться этому с младых ногтей, на скамьях академических аудиторий.

Откровенно скажу – я не знаю, чему учат на этих отделениях, даже интересоваться этим не хочу. Я слишком хорошо знаю, что такое пиар в сегодняшних СМИ, в сегодняшней журналистике, чтобы этого знания мне вполне хватило для утверждений, которые я сделаю далее.

Только что нарушив провозглашенный мною самим в начале этого курса принцип «Sine ira, cum studio», теперь я возвращаюсь в лоно безгневной, но пристрастной объективности.

Разберемся во всесокрушающей, российскую журналистику определенно, могущественной индустрии современного пиара – прежде всего терминологически.

В СМИ, рядом с журналистскими текстами, иногда инкорпорируясь в них, не менее столетия уже наличествуют:

• реклама

• скрытая реклама

• пропаганда, включая так называемую

• серую пропаганду и

• черную пропаганду.

В теории советской журналистики отдельно еще выделялась – с определенным знаком, плюсом или минусом – в зависимости от классовости:

• агитация.

Что все это такое?

Во-первых, реклама во всех видах и пропаганда (всякая) вместе с агитацией отличаются тем, что реклама есть пропаганда (или агитация), размещаемая в СМИ за деньги, а пропаганда (или агитация) есть реклама (прежде всего идей, доктрин, а не товаров или услуг) бескорыстная, идейная, вдохновенная.

Рекламный продукт создается вне СМИ, вне редакций, вне журналистики.

Пропаганда и агитация создаются в СМИ, в редакциях, штатными и нештатными авторами – как журналистика, пусть, по мнению некоторых, суррогатная или ущербная.

Просто реклама честно маркируется в СМИ («реклама», «на правах рекламы») и не смешивается в сознании и подсознании более или менее внимательного читателя-зрителя-слушателя с произведениями журналистики. Публикация рекламных объявлений открыто, хотя и не без некоторых нарушений, оплачивается рекламодателем.

Пропаганда (в советской теории журналистики – логически выстроенная система убеждения аудитории) или агитация [эмоциональный, спрямленный, опримитизированный способ убеждения) – публикуются из принципиальных соображений, подменяют объективную или объективизированную журналистику (не только, кстати, в авторитарных обществах), но не переставая этой журналистикой оставаться.

Даже скрытая реклама есть хоть и оплаченное деньгами, не маркированное, но все-таки легко различимое, специально и тщательно не маскируемое размещение рекламных по сути текстов или изображений внутри журналистских материалов.

Пиар в том виде, формах и масштабах, в каких он присутствует в современных российских СМИ, есть специально замаскированное под журналистское произведение рекламное или пропагандистское сообщение, нелегально или неофициально продаваемое редакции и столь же нелегально для аудитории размещаемое редакцией в своем СМИ.

Реклама прагматична и цинична, но честна, не в смысле абсолютной правдивости, а в смысле открытой необъективности.

Пропаганда и агитация могут быть циничны, могут быть прагматичны, могут быть идейны и романтичны, но тоже честны – кроме серой и особенно черной (по сути – реликтовых форм пиара). Честны в той же своей открыто демонстративной необъективности, пристрастности, тенденциозности. Поэтому в XX веке наряду с малыми дозами серой и черной пропаганды и в западных, и в советских СМИ всегда доминировала по масштабам и открытости своих позиций пропаганда белая (ее еще называли массовой, иногда – оголтелой).

Короче говоря, ни реклама, ни пропаганда не скрывают своих целей и не скрывают себя.

Что есть современный российский пиар? Это специально созданный продукт, соединяющий худшие качества рекламы с худшими качествами пропаганды, выдаваемый за доброкачественное журналистское произведение и нелегально (при сговоре заказчиков, авторов и СМИ) за деньги размещаемый в СМИ и еще дополнительно маскируемый под журналистское произведение.

Утверждают, что, как и пропаганда, пиар бывает белый, серый и черный. Белую пропаганду я видел и могу ее идентифицировать. Белого пиара я не видел, не встречал – ибо его не существует в природе. Есть только серый – это когда деньги берутся редакцией легально, а для аудитории пиаровский текст маскируется всякими расплывчатыми рубриками, серыми рамками, крохотными значками. И есть черный пиар – нелегальные деньги и полная маскировка «под журналистику».

Реклама пропагандирует свой продукт, но не умаляет, не низвергает чужой. Как правило, она позитивна, хотя и использует ныне многие формальные приемы черного искусства.

Пропаганда может рекламировать свою идею, может разоблачать, обличать идеи чужие, даже клеветать на них. Но она, пропаганда, делает это открыто. Автору-пропагандисту редакция не станет заказывать объективный, даже только по форме, материал. Читатель и зритель узнает пропагандиста с первой фразы.

Пиаровские тексты (заказные, или «джинса», «заказуха» на редакционном жаргоне) – чаще «разоблачают» и клевещут, чем что-либо просто пропагандируют или рекламируют.

Случайностей в мире, видимо, столько же, сколько и неслучайного. Так поддерживается баланс между хаосом и гармонией. PR – это Propaganda и Reclama. Это не случайная расшифровка навязшей в зубах аббревиатуры. То есть лингвистически это, конечно, случайность, а в сущности – закономерность.

Российский (по крайней мере) PR есть нелегальная Реклама-Пропаганда, тщательно замаскированная под журналистский продукт, или – черная пропаганда, распространяемая за деньги.

Почему пиар ужасен и вреден?

Потому что он (1) развращает журналистов, (2) обманывает аудиторию, (3) подменяет и вытесняет журналистику из СМИ.

У некоторых (очень многих) журналистов бо́льшая часть их зарплаты является доходом от одобренной редакцией, но часто и скрываемой от редакции (чего не бывает с рекламой и пропагандой) и от коллег работы в жанре пиара.

Аудитории все труднее и труднее различать пиаровские тексты и нормальные. Большая часть аудитории сегодня уже не может этого сделать, хотя она же легко отличает рекламный продукт от журналистского и пропагандистский журналистский продукт от объективной журналистики.

Мой диагноз: пиар является чумой, раком, СПИДом журналистики конца XX – начала XXI века; это единственная болезнь, от которой журналистика как таковая может погибнуть, а в отдельных СМИ – уже погибла. Я не слышу возражений, да и не хочу их слышать.

Dixi. И больше об этом – ни звука.

Раздел четвертый
Журналисты как люди. Типы и страсти

Лекция 25
Типы журналистов. Журналистские специальности

В лекции, посвященной репортажу, я, как, надеюсь, вы помните, привел самую очевидную классификацию типов журналистов. Классификацию, основанную на естественно-жанровой (наиболее распространенной) специализации журналистов: информационщик, репортер, интервьюер, аналитик, публицист, ведущий (игрок). Теперь же посмотрим на профессиональную типологию журналистики шире, в контексте не узкопрофессиональном, а общественно-политическом, столь актуальном для СМИ сегодня.

Для этого прежде всего вспомним все те профессии, с которыми, по ходу этих лекций, я сравнивал журналистику, пытаясь передать суть того, чем (а не как) она занимается. К этим профессиям для полноты картины теперь я добавлю и ряд других.

• политика (политик)

• писательство (писатель)

• лицедейство, актерство (актер)

• исследовательско-аналитическая деятельность (ученый)

• расследовательская деятельность (следователь)

• расследовательско-защитная деятельность (адвокат)

• оценочно-арбитражная деятельность (судья)

• информационная деятельность (рассказчик)

• интерпретаторская деятельность (эксперт, комментатор)

• медиативно-модераторская деятельность (ведущий, модератор)

Вот эти десять типов деятельности (каждый из которых сам по себе может охватывать довольно обширный спектр более конкретных профессий) и составляют в более или менее оригинальном, а чаще всего – в банальном наборе собственно профессиональные типы журналистики или типы профессиональных журналистов.

Чаще всего, что и проще всего, журналистов делят по двум основаниям: информация – аналитика и репортерство – кабинетная работа (опять же «аналитическая», хотя собственно аналитикой она может и не пахнуть).

Информационщик – это тот, кто лучше и быстрее других добывает информацию, причем информацию наиболее точную. Чаще всего он не сидит в редакции, хотя это давно уже не правило. Пользуясь телефоном и услугами своих источников (не журналистов), иной кабинетный информационщик ныне добывает больший урожай, чем его бегающие собратья. Впрочем, если сам журналист такого типа и сидит в редакции, его информационная сеть разбросана вне ее стен. Иначе быть не может.

Аналитик не бегает за информацией сам, не собирает ее по кабинетам и коридорам (хотя и должен в принципе иметь обширные знакомства в тех сферах, которые анализирует). Он обобщает и журналистски анализирует то, что либо собрали другие, либо вообще известно всем, но в силу каких-то причин стало сегодня актуальным. Например, приближаются выборы президента. Все кандидаты известны, известны всем в равной мере и их биографии, программы, тактика и стратегия их избирательных кампаний. На основе этого один журналист (не аналитик) не может написать ничего внятного, другой – легко напишет нечто удобоваримое, но в общем-то банальное (главный продукт СМИ – актуальная банальность). А третий – такой текст, которым будет зачитываться вся политизированная публика, который будут цитировать, который откроет что-то новое, порой даже неожиданное в, казалось бы, уже хорошо известном раскладе сил.

Репортер – это, конечно, тот, кто творит тексты, которые никогда и никто (кроме профессиональных фальсификаторов-журналистов же), находясь в редакции, не напишет. Тот, кто умеет, помимо собственно информации (которую ныне большинство печатных СМИ получает не от своих корреспондентов, а от информационных агентств и телевидения), собрать и передать в своем тексте «запахи жизни»: нюансы, детали, картинки (информационно почти пустые, но создающие эффект присутствия, соучастия, сопричастности), эмоции, случайные свидетельства.

Кабинетный же журналист довольствуется переработкой всего того, что поступает на его стол в редакции. В последнее время, кстати, мы стали свидетелями в некотором роде расцвета такой кабинетной журналистики. Объективная основа этого – появление Интернета, откуда можно почерпнуть множество деталей, не присутствующих в основном потоке текстов, проходящих по каналам профессиональных СМИ, и многообразие самих этих текстов, что позволяет, обладая определенными профессиональными навыками, сконструировать любой правдоподобный материал. Несколько случаев подобного рода стали скандально известны в последние годы, например, во время иракской войны 2003 года, когда обозреватель одной более чем уважаемой американской газеты, как выяснилось, все свои репортажи сочинял не выходя из кабинета, но выдавал их за настоящие. Не совсем ясно, каким образом это так долго оставалось тайной для его коллег и редакционного руководства, что, впрочем, доказывает то, сколь, видимо, распространенной является сегодня такая спекулятивная журналистская деятельность.

Кстати, еще одной объективной основой этого типа деятельности является, помимо современных технологических новшеств, редко кем отмечаемая стандартность сюжетных узлов журналистики, чему, как вы помните, я посвятил специальную лекцию.

В этом месте я должен сказать, что к тем десяти видам деятельности, так или иначе инкорпорированным в журналистику, которые я перечислил в начале этой лекции, и являющимся доброкачественными, необходимо добавить еще два, выделив их в особую группу недоброкачественных (или даже злокачественных) типов.

Недоброкачественным является сочинительство (пример приведен выше), а злокачественным – провокаторство, тоже довольно распространенное сейчас (но не сегодня родившееся). Особенно часто провокаторство используется в предвыборных кампаниях и разного рода информационных войнах, в первую очередь массовыми и бульварными СМИ (и чаще всего, естественно, – на телевидении).

Всех наиболее известных журналистов-провокаторов хорошо знают в профессиональной среде, да и публике их имена хорошо известны (ибо провокаторские публикации, как правило, приносят их авторам большую известность, временами напоминающую славу). Меньшинство из провокаторов затем тяжело расплачиваются за эту славу (если шум поднялся уж слишком большой и последовало контрразоблачение), но большинство вполне сносно или даже процветая продолжают работать в журналистике и дальше. Объективности ради надо отметить, что в основном за провокациями в СМИ стоят внешние силы, то есть инициаторами провокаций являются не сами журналисты, выступающие лишь в роли исполнителей (за что им достается и плата, и слава и, в случае неудачной провокации, соответствующая репутация). Однако я, да, думаю, и не только я, знаю несколько известных журналистов, которые стали провокаторами по собственной склонности и без каких-либо внешних воздействий (что не исключает эксплуатацию их склонности другими и, соответственно, оплату отдельных проявлений этой склонности).

Еще одна оговорка: иногда провокаторство амбивалентно, то есть используется превентивно против каких-то, как представляется (искренне или спекулятивно) авторам и исполнителям провокации, еще более значительных общественных или политических провокаций. Таким гомеопатическим случаем является, например, по мнению многих, известная история лета 1996 года, случившаяся между двумя турами президентских выборов, следствием которой стало отстранение Борисом Ельциным от власти Коржакова, Барсукова и их, по выражению Чубайса, «духовного отца Сосковца». Началось все, как известно, с «провокационного», по мнению авторов встречной «провокации», задержания людьми Коржакова двух сторонников Ельцина, но из команды Чубайса, вынесших из Белого дома «коробку из-под ксерокса» с полумиллионом долларов. Подробнейший сюжет об этом был показан по всем телеканалам. В ответ поздно вечером Евгений Киселев вышел в прямой эфир тогдашнего НТВ с заявлениями о готовящемся группой Коржакова государственном перевороте. В результате поднявшегося шума и паники в политических кругах на Ельцина было оказано сильнейшее давление, и утром следующего дня под диктовку Чубайса он объявил об отстранении Коржакова и его сторонников от власти и снятии их со всех постов. До конца не ясно, действительно ли в этот момент Коржаков планировал отменить второй тур выборов (что было бы, безусловно, госпереворотом) или речь шла лишь об угрозе для группы людей, организационным лидером которых был Чубайс, но то, что без панических заявлений НТВ отстранения Коржакова могло бы и не состояться, очевидно.

Вообще выражения «провокационный вопрос», «провокационная статья», «провокационное утверждение» встречаются сегодня очень часто, обозначая, с одной стороны, один из довольно распространенных легальных (но на грани фола) методов политической борьбы и, соответственно, политической журналистики, но, а с другой – используясь для дезавуирования в общем-то нормальных (в смысле морали, в том числе и профессиональной) действий журналистов, неприятных для власти или угрожающих власти. Причем часто власть действует (в том числе и руками журналистов) провокаторски не в силу злонамеренности авторов «провокаций», а оттого, что ей есть что скрывать от общества. Грань здесь временами весьма тонка, но в большинстве случаев конечно же простого здравого смысла достаточно, чтобы отделить настоящую злонамеренную провокацию от всего, что внешне на нее похоже.

Вернусь, однако, к типам журналистов. Итак, как мы выяснили, наиболее распространенное деление их: информационщик, репортер, аналитик (кабинетный журналист). Если сюда добавить еще интервьюера (а есть немногочисленный отряд журналистов, которые берут интервью гораздо лучше других, хотя специализирующихся только на интервью, минуя, например, репортаж, довольно мало), а также ведущего телеигр – того, кого я назвал, да еще раз простится мне это (хотя вряд ли), массовиком-затейником, то мы увидим, что пять главных жанров (четыре классических и один новый) и рождают главные профессиональные журналистские типы. Так и должно быть.

Теперь все же поговорим о менее очевидном. А для этого вновь обратимся к тем десяти доброкачественным видам профессиональной деятельности, которые сочетаются в журналистике как профессии, да и к недоброкачественным тоже.

Журналист как политик

В принципе о журналисте как политике я уже рассказывал в соответствующей лекции. Но здесь хочу сделать некоторые пояснения.

Безусловно, до сих пор самым ярким представителем наиновейшей российской журналистики как политики является Евгений Киселев периода 1994–1999 годов (ныне эту роль он утерял, но освободившийся весьма почетный пост никто так и не занял). В рассказанном мною эпизоде лета 1996 года Киселев, естественно, выступал больше как политик, чем как журналист. Действовал ли он в интересах одного клана, в который сам входил, или России в целом, это не важно. Важно то, что журналист, ставший политиком, использует журналистику как ее использовал бы любой политик, но, конечно, не как журналист. То есть интересы свободы слова, принцип объективности, неангажированность отбрасываются либо используются только односторонне: для себя и против врагов (оппонентов, конкурентов) своей политической партии.

То же мы видели и в ходе Большой информационной войны 1999–2001 годов, когда Киселев-политик (правда, куда менее самостоятельный, чем в 1996 году) бился в эфире партии НТВ против партии ОРТ. Лицом партии ОРТ был тогда Сергей Доренко, остававшийся, однако, журналистом (каким именно, скажу позже), но совсем не политиком, хотя, конечно, и оказывавшим политическое влияние огромной силы – но на массы, а не на саму политику. В этом, собственно, и различие политика и журналиста, если их брать по отдельности. Первый оказывает влияние на политику и на массы, второй – только на массы, хотя и это тоже есть политическое влияние.

У Евгения Киселева был, однако, золотой период, когда он действовал как политик-журналист, не играя открыто и однобоко на стороне одной (своей) партии. Это период 1997–1998 годов, когда авторитет «Итогов» был столь несоизмеримо велик в сравнении с любыми иными аналитическими программами на нашем ТВ, что Евгению Киселеву удавалось раз за разом собирать у себя в программе лидеров всех четырех тогдашних думских фракций и трех депутатских групп. И эти лидеры именно в прямом эфире «Итогов» делали громкие заявления, реально влиявшие на политику, оглашали свои дальнейшие, до того скрывавшиеся от публики, действия. Конечно, это была уникальная ситуация, свойственная исключительно России на том коротком отрезке времени: медиакратия обогнала по своим возможностям незрелую демократию (тем более что правящий класс не слишком стремился развивать последнюю), а публичная политика, уже ушедшая с площадей, еще не нашла себе пристанища ни в парламенте, третируемом властью и провластными СМИ, ни в партийных структурах, слабых, немощных, неразвитых, непубличных.

Однако все равно факт остается фактом: в 1997–1998 годах «Итоги» выступали скорее как политический, чем медийный организм, а сам Евгений Киселев в тот период минимально демонстрировал свои политические пристрастия (за исключением некоторых конкретных бизнес-пристрастий стоящего за его спиной Гусинского) и выступал как независимый и влиятельный политик-медиатор или политик-арбитр от СМИ.

По мере приближения выборов или по мере разрастания политических кризисов политик начинает расти (разбухать) почти в каждом журналисте, демонстрируя уже отмеченное мною отличие политика от журналиста: политическая ангажированность становится сущностью действий журналиста, а журналистика – лишь формой ее проявления.

Соответственно в действиях таких журналистов проявляются все стереотипы и нормы поведения политиков.

Журналист как писатель

Ясно, что каждый пишущий журналист есть писатель (как правило, не очень хороший), но в некоторых журналистах писательство преобладает. Самый яркий пример – Максим Соколов, выступающий на ниве политической журналистики (и в печати, и на телевидении), но не воспринимающийся политическим классом как политический аналитик. Именно потому, что писательство, литературная форма подавляют в его текстах и содержание, и огромные исторические знания, им демонстрируемые. Максим Соколов не учитывает того, что

журналистика, как и поэзия, должна быть немного глуповата.

Точнее – журналистика не должна быть слишком сложной или изощренной по форме, ибо тогда она как бы отделяется от злободневности, воспринимается как нечто оторванное от сегодняшнего дня – если даже автор ведет разговор о событиях именно этого дня.

Журналистов, в которых преобладает писатель, как правило, писатель-графоман, довольно много. Потому и появляется много журналистских текстов, чтение которых приятно, но не оставляет после себя ровным счетом ничего: ибо до стиля Лермонтова, Гоголя или Набокова они не поднимаются, а до нормальной (то есть полезной аудитории) журналистики «не опускаются».

Писатель от журналистики капризен, бьется за каждый эпитет, не умеет сократить свой текст (все ему кажется очень важным) и т. п. В общем – он заполняет своими текстами пустоты на страницах и экранах СМИ, создает текстовой фон для собственно журналистики.

Добросовестный писатель (иногда он актуализируется почти в каждом журналисте, кроме самых объективных прагматиков) в журналистике не вреден (хотя иногда я думаю иначе), скорее бесполезен (кроме публицистики, где литературный дар конечно же просто необходим). Не то что сочинитель, особенно злокачественный.

Сочинитель

О нем я тоже уже подробно рассказывал. Проще говоря – это просто лжец, с врожденным или благоприобретенным инстинктом врать. А это – большое зло для журналистики, ибо все-таки первооснова ее – передача информации, хоть как-то соотносимой с реальностью, а не полностью высосанной из пальца.

Актер, лицедей

Журналистов-актеров было много всегда, но появление телевидения создало для склонных к лицедейству журналистов сцену, отсутствующую в печатных СМИ.

Актеров в нашей журналистике множество. Классическим примером такого актерства были телеспектакли Сергея Доренко в его авторской программе летом и осенью 1999 года.

Возможно, самому Доренко тогда казалось, что он превратился в политика. Да, превратился, но в политика – одного из многих, как и большинство журналистов в тот период, а вот в актера – выдающегося, актера № 1 на тогдашней журналистской и политической сцене.

Журналист – это тот, кто либо передает известные ему и не известные аудитории факты, либо интерпретирует их от имени общества. Актер – тот, кто стремится к успеху у публики. И это – главное. Аплодисменты, слава, шум вокруг твоего имени, восторги поклонников, проклятия (и чем громче, тем лучше) тех, чьим мнением ты не дорожишь, зависть конкурентов и, видимо, эксклюзивный гонорар – вот что важно для актера.

И, как правило, актер – в жизни далеко не такой возвышенный тип, как на сцене. Чаще всего – циник и прагматик.

Артистические данные Сергея Доренко были исключительными. Он и блеснул, как звезда. Остались другие, менее талантливые, но не меньшие лицедеи. Пара-тройка таких до сих пор собирает свой урожай на ниве политической тележурналистики, но особенно много их, естественно, в журналистике бульварной, связанной с поп-культурой. Тут, почитай, каждый второй человек, носящий звание журналиста, актер или актеришко.

Что главное в этом журналистском амплуа? Конечно, неискренность, конечно, лицедейство.

Провокатор

Этому амплуа я тоже уже посвятил достаточно слов. Отмечу лишь, что провокатор – как правило, актер (по понятным причинам). И лишь самые идейные провокаторы, так сказать провокаторы-профессионалы, уже не играют свою роль, а живут ею.

Ученый

Это профессиональное амплуа преобладает у тех, кто занимается аналитикой в журналистике.

А ею занимаются сегодня почти все, например, в журналистике политической. Но, как и полагается, много званых (политическая журналистика в моде, да и оплачивается неплохо, и вводит тебя в политический класс, а то и в элиту этого класса), но мало избранных. Журналистские тексты, особенно в российской журналистике, как правило, плохо структурированы. Пишутся во многом по принципу либо эссе, либо, еще чаще, акынских песен: что вижу, то пою.

На этом фоне всегда выделяются тексты, во-первых, четко структурированные (что выдает привычку систематического мышления у их авторов), во-вторых, построенные по законам научной логики: гипотеза, тезис, антитезис, синтез, подтверждение либо опровержение гипотезы (если даже это твоя собственная гипотеза); в-третьих, оснащенные дополнительной, кроме расхоже-журналистской, фактурой.

Научность (то есть объективность, непредвзятость) текста неплохо проверяется наличием в нем не слишком специальных, но правильно понимаемых терминов из политической науки. И отсутствием самых примитивных суждений, типа: демократия – это власть народа, а так как у нас народ власти не имеет, то у нас нет и демократии.

Ученость (образованность плюс умение логически и критически мыслить и рассуждать) еще никому не мешала. Для журналистики она опасна лишь в чрезмерных дозах, делающих тексты эзотерическими, закрытыми для аудитории.

Политик и ученый – разные типы журналистов (по преимуществу). Неслучайно, эксперты, политологи признавали Евгения Киселева как журналиста-политика, но не как аналитика.

Политик в журналистике – это скорее публицист. А публицистика и аналитика, вещи, строго говоря, противоположные, но в журналистике часто смешиваемые и легко смешивающиеся.

Следователь, адвокат

Две ипостаси того, что любят называть расследовательской журналистикой. Тут все ясно, и проблема лишь в цели, которая ставится журналистом при расследовании. Чаще всего такая цель наличествует и не исчерпывается только поиском истины. Как правило, журналист начинает свою работу, желая либо разоблачить, либо оправдать кого-то или что-то. В общем-то, это нормально. Журналист все-таки не сотрудник правоохранительных органов. Другое дело, насколько профессионально используются им методы расследовательской работы, не нацелены ли «процедуры дознания» (непредвзятый поиск объективной истины) на априорное разоблачение заранее намеченного «злодея» или «злодейства» либо, наоборот, – на безусловное обеление «порядочного человека».