Текст книги "Как стать знаменитым журналистом"

Мы должны сопротивляться
Началось яростное и систематическое наступление на только что полученную гражданами ссср свободу печати

Мы не можем этого допустить. Мы должны, обязаны сопротивляться всеми законными способами.

Я надеюсь, что народные депутаты СССР не позволят приостановить действие Закона о печати или отдельных его статей. Хотя бы из чувства самосохранения, поскольку вслед за свободами журналистов падут и парламентские свободы.

Но у аппарата есть каналы для возрождения политической цензуры и внепарламентским путем. Есть возможности «отключить» демократическую прессу от ресурсов бумаги, от типографий, большинство из которых принадлежат аппаратным структурам.

В этих условиях свободу печати в СССР могут спасти только сами журналисты, хотя и среди них уже нашлись те, кто с экрана телевизора готовит «военный переворот» в сфере гласности, прямо называет те газеты и журналы, которые ведут себя «не так». Это стыдно признавать, но это факт.

«НГ» обращается ко всем добросовестным и приверженным идеалам свободы печати и политической ответственности прессы журналистам с призывом провести совместную акцию в защиту гласности.

В первую очередь мы обращаемся персонально к главным редакторам авторитетных внутри страны и за рубежом «традиционных» изданий: газет «Известия» и «Комсомольская правда», «Литературной газеты», «Московских новостей», журнала «Огонек», еженедельника «Аргументы и факты». Да, ваши издания, безусловно, не будут закрыты после возрождения политической цензуры, как это произойдет с новыми демократическими изданиями, включая «Независимую газету». Но вас заставят вновь не только не писать то, что вы думаете, но и печатать то, что вы не думаете.

«НГ» обращается к журналистам новых демократических изданий, к работникам радио и телевидения (последние уже ощущают на себе гнет новой цензуры): мы должны сопротивляться вместе!

Главное в этом сопротивлении – продолжать честно исполнять свой профессиональный долг.

Однако необходима, на наш взгляд, и совместная акция протеста, которая продемонстрирует нашу солидарность. «НГ» предлагает в следующий вторник, 29 января, всем демократическим изданиям выйти с незаполненной первой полосой (еженедельники могли бы сделать то же в номере, который выйдет на следующей неделе). Если это кажется кому-то слишком экстравагантным, давайте все опубликуем в один день текст того Закона о печати, который у нас хотят отнять.

«НГ» готова обсудить и иные варианты этой акции солидарности и протеста.

22 января 1991 г.

Обращение к свободным журналистам мира

Первое, что сделали люди, совершившие государственный переворот в СССР и свергшие Президента СССР Михаила Горбачева, – запретили выход в Москве всех демократических газет, а также газет, не находящихся под контролем КПСС. Свобода информации – единственное существенное достижение перестройки во внутренней политике – была ликвидирована первой. Это есть ответ на вопрос о значении и смысле событий, происходящих в СССР.

Мы, журналисты «Независимой газеты», с сегодняшнего дня запрещенной, собираем информацию со всей страны, но не имеем возможности передавать ее жителям СССР. Мы сравниваем эту информацию с тем, что передает советское телевидение и печатают официальные газеты. Вывод: страна вернулась к временам до 1985 года.

Мы готовы были бы поверить в благие намерения тех, кто провозгласил свою власть в стране, если бы они позволили нам честно исполнять свой профессиональный долг – писать и передавать правду, всю правду, ничего, кроме правды. Сегодня этого уже нет. Мало, почти нет надежд, что такая возможность появится у нас завтра. В этой связи нам остается только одно – собирать всю информацию о происходящих событиях. Мы отрезаны от типографий, от микрофонов и эфира. Но мы остаемся на своих рабочих местах. До каких пор? До тех, пока у нас хватит сил, а они невелики, а главное – это только перья, только пишущие машинки. Стоит отрезать линию телефонной связи, и мы останемся практически бессильными в выполнении своего журналистского долга.

Я, главный редактор «Независимой газеты», газеты, рожденной отмененным теперь фактически Законом о печати, обращаюсь к известным и неизвестным мне свободным журналистам мира: в вашей поддержке нуждаемся не мы, а через нас – нарождающаяся в СССР демократия.

Вы сами способны избрать формы и методы этой поддержки. Но помните: как только замолчат честные советские журналисты, перестройке действительно настанет конец.

Я призываю вас к мощной международной акции в поддержку свободных советских журналистов. Вы часто бывали в нашей редакции, вы знаете, ради чего и в каких условиях работали мы. Я надеюсь, вы верите нам, «Независимой газете», всей свободной советской прессе. Мы тревожимся не только и не столько о себе, мы тревожимся о демократии в стране и мире. Либо вы будете с нами, либо вы будете с теми, кто служит чему угодно, но только не свободе прессы, слова и информации. Следовательно – не демократии.

Мы верим в вас и в себя. Мы будем вместе.

Виталий Третьяков, главный редактор «Независимой газеты»

Москва, 19 августа 1991 г.

«Грабь награбленное!»

Этот большевистский лозунг, не произносимый вслух, витает сейчас в воздухе. В результате его реализации может погибнуть новая независимая пресса. Главный редактор «НГ» обращается к президенту России и мэру Москвы.

Революционный хаос, царящий сейчас в СССР, опасен во многих отношениях. В том числе он опасен и для только что народившейся настоящей свободы печати.

Совершенно очевидны признаки того, что традиционные советские демократические газеты и еженедельники, в той или иной степени (теперь) независимые, а также являющиеся органами новой власти, печатавшиеся на типографской базе КПСС под контролем хоть и ослабленной, но внешней и внутренней цензуры, желают разделить эту типографскую базу между собой, оставив «объедки» для действительно независимых изданий, родившихся в последние месяцы. Желание вполне «объяснимое» – наступил период жесткой конкуренции между различными органами демократической печати. Тем более что путч лишь на три дня прервал подписную кампанию в стране.

Редакции традиционных изданий уже находятся в помещениях издательских комплексов бывшей КПСС (они там находились всегда), рядом с типографиями. Складывается парадоксальная ситуация – независимая пресса может погибнуть в результате… победы над путчистами и ликвидации КПСС. Эта угроза серьезная. Если она реализуется, свобода печати в России вновь превратится лишь в гласность, контролируемую теперь традиционными демократическими изданиями.

В этих условиях, зная о реальных фактах попыток дележа «между собой» типографского наследства КПСС, я обращаюсь к президенту России Борису Ельцину и мэру Москвы Гавриилу Попову с предложением законодательным путем гарантировать свободу конкуренции, а следовательно, и свободу печати в республике и ее столице. Если такового не случится, у меня нет сомнения, что традиционные издания сумеют получить лучшие условия, сроки выпуска, возможности экспедирования и распространения, льготы на приобретение бумаги и т. п. За счет личных контактов между руководителями традиционных газет, журналов, типографий, радио– и телестанций все они получат более широкие, чем независимая пресса, возможности рекламирования друг друга. Вообще-то говоря, все это называется просто – недобросовестная конкуренция, ведущая к одному – возникновению нового монополизма в средствах массовой информации.

Я предлагаю не национализировать, а акционировать крупнейшие издательские комплексы Москвы. Акционерами должны стать читатели, то есть частные лица. Контрольный пакет акций не должен находиться в руках какого-либо одного издания, правительства или ведомства, сколь бы велики ни были их демократические заслуги. Контроль за акционированием должен осуществляться группой редакторов изданий, представляющих все законно существующие газеты и журналы разных политических направлений, вплоть до коммунистических. В эту группу должны войти представители как традиционных, так и новых изданий вне зависимости от нынешнего тиража, определенного подпиской прошлого года, когда новой демократической прессы практически не существовало. Договоры на типографские услуги должны составляться на основе результатов подписки и предполагать возможность беспрепятственного (но на коммерческих условиях) наращивания тиража тех изданий, которые пользуются популярностью у читателей, и снижения тиража непопулярных изданий. Таким же образом необходимо подойти к распределению служебных помещений в типографиях и наборных комплексах, если только они не принадлежат на законных основаниях какому-либо одному изданию.

«НГ» будет всеми доступными ей законными методами бороться с новой монополией на рынке информации страны. Мы отстоим и нашу независимость, и независимость других изданий. Даже от демократов.

31 августа 1991 г.

Грязное дело – нехитрое
Но стало очень популярным и, к сожалению, безнаказанным

Уже сформировались клан изданий и стая журналистов, которые пытаются сделать себе имя на обливании грязью коллег. Это стало такой же нормой московской журналистики, как грязь на улицах – нормой московского городского хозяйства.

К сожалению, нормой стало и молчание всех, кто сам не практикуется в подобных писаниях, когда очередная порция грязи или лжи выливается на чью-либо репутацию. Исключения не просто редки, они редчайши. Аргументы известны (и удобны): 1) и так ясно, что это ложь; 2) но все же знают, что он (она) – больной человек; 3) с ним (ней) связываться – себя не уважать. Но на самом деле причина одна – страх. Так зло оказывается безнаказанным не только в юридическом, но и в моральном смысле.

Привычное и как бы уже приличное в «своем», «домашнем» кругу, похоже, теперь переносится и на корпус иностранных журналистов, работающих в Москве.

Во втором номере еженедельника «Столица» опубликован беспомощный, но грязный опус неизвестного мне Владимира Воронова, цель которого – дискредитировать доброе имя и профессиональную честь корреспондента газеты «Ла Стампа» в Москве Джульетто Кьезы.

Содержание опуса доказывает только одно: его автор не только не знает, но даже не понимает, что он пишет. Делая вид, что он раскрывает какие-то суперсекреты взаимоотношений ЦК КПСС, КГБ, Красного Креста и журналистов зарубежных коммунистических газет во времена СССР, В. Воронов несет ахинею, демонстрируя лишь свою некомпетентность, непонимание различий между, например, итальянской и болгарской компартиями в тот период, незнание практики обмена журналистами коммунистических газет между СССР и другими странами, где легально существовали компартии. Более того, даже о том, что такое инвалютный рубль в Советском Союзе, человек, взявшийся судить о «кознях» то ли КГБ через Кьезу, то ли Кьезы через КГБ, не представляет.

Но еще меньше (если меньше вообще возможно) В. Воронов представляет себе, что писал и пишет Джульетто Кьеза – один из самых авторитетных знатоков советской и российской жизни среди западных журналистов вообще. Написать, что Кьеза «доказывает, какие мерзавцы эти русские», может только человек, не умеющий читать не то что по-итальянски, но и по-русски.

Конечно, грязное дело – нехитрое. Для этого не нужно ни большого ума, ни даже микроскопической капли совести. И здесь у меня нет вопросов. Вопрос в другом: почему мы все, честные московские журналисты, российские и иностранные, все время молчим?

Я пристрастен: Джульетто Кьеза мне друг. Но истина от этого не становится менее дорогой: галиматья и ложь, перемешанные в статье о нем из еженедельника «Столица», бросают вызов всем честным журналистам Москвы. Поэтому я и говорю им: не молчите!

15 января 1994 г.

Убийство Владислава Листьева
Теперь в России возможно все

Это уже не шутки. То есть это давно уже не шутки, но готовность убить человека такой известности, с неминуемым грандиозным общенациональным резонансом, с обязательным, при любых преградах, широкомасштабным расследованием ясно демонстрирует: в дело пошли либо очень большие деньги, либо очень большая власть (пусть и негласная), либо и то, и другое вместе.

Владислав Листьев стал героем лучшей своей передачи, сценарий которой, однако, написал не он. Передачи под названием «Всякий, кто стоит на нашем пути, умрет».

У Владислава Листьева было очень много друзей, во всяком случае тех, кто может себя к ним причислять. Он был очень открыт внешне, бесконфликтен и обаятелен в повседневной, не касающейся работы жизни.

Мы не были, наверное, друзьями, хотя с Владом трудно было не почувствовать себя другом. Хотя бы потому, что он очень любил более или менее знакомых ему людей называть уменьшительно-ласкательным вариантом имени.

Мы познакомились в 1989 году в Италии, на Сицилии, оказавшись вместе на одной журналистской конференции. Дело было зимой (нашей), но как-то ночью Влад собрался-таки искупаться в Средиземном море, долго уговаривал меня присоединиться, не добившись своего, сказал: «А я все-таки полезу, когда еще представится такая возможность». Несколько вечеров подряд допоздна мы гуляли по Трапани, одному из главных городов сицилийской мафии. Все было чинно и благородно – ни одного мафиози мы так и не встретили.

В Риме провели целый день, шляясь по городу. Забрели, естественно, в Колизей. Походя обратили внимание на группу туристов, которым гид по-русски рассказывал что-то приличествующее данному месту. Через несколько секунд нас настигла толпа днепропетровских (кажется) женщин, которые, забыв о гладиаторах, набросились на Влада. Он раздал некоторое количество автографов, но улизнуть нам удалось довольно быстро. Правда, на углу соседней улицы нас окружила еще одна кучка советских женщин. Я сказал, что, слава богу, мы с ним гуляем не по Москве. Он не только присоединился к этому мнению, но и искренне посокрушался по поводу странности человеческих пристрастий, предпочитающих его римским музеям и развалинам.

Он был очень азартен. В азарте иногда безрассуден (на что жаловался мне сам и в чем однажды я мог убедиться воочию). Абсолютно лишен тщеславия в его звездном варианте. Но неравнодушен к профессиональному успеху.

В Москве мы встречались нерегулярно, по большей части случайно. И каждый раз он уже начинал какое-то новое дело, отдав налаженное своему преемнику. Вот это удивительно: большинство телеведущих эксплуатируют свою программу бесконечно. Для Листьева жажда нового (здесь он был более чем тщеславен) всегда превосходила удовольствие от достигнутого. Он был абсолютно не жаден профессионально (да и человечески), но в последние годы, ощутив себя (после успеха «Взгляда», суперуспеха «Поля чудес», успеха «Темы») профессионалом в полной мере, начал замышлять совсем уж что-то грандиозное, что не может сделать никто, кроме него. Поэтому, я думаю, он согласился и на такую опасную, как оказалось, авантюру: возглавить реальный механизм трансформации первого канала в то, чего еще не было на нашем телевидении.

Думаю, именно азарт помешал ему трезво оценить ту роковую грань, через которую он перешел, вступив в борьбу со старой монополией, усиленной новыми деньгами. Это сейчас привычно уже и по существу верно называют в России итальянским словом «мафия». Он, конечно, знал, что это такое. Но гордость и вера в собственную звезду, видимо, помешали ему обзавестись привычными теперь охранниками. Почему банки – учредители Общественного телевидения, вернее их руководители, не позаботились о своем гендиректоре, загадка.

Я не знаю людей, которые бы не любили Листьева. А кроме того, в стране почти не было персонажей, равных ему по популярности. Поэтому, повторяю, эффект убийства не мог не прогнозироваться его заказчиками как максимальный.

Что же мы имеем в итоге, кроме гибели молодого, очень талантливого, очень известного журналиста, трагедии его семьи, горя его близких, его молодой прелестной жены?

Мы имеем полный и окончательный диагноз состояния дел в нашей стране или, если хотите, итог политических и экономических реформ последних трех лет.

Сила превыше всего. Сила – это либо власть, либо деньги и собственность, либо оружие. У простых людей нет ни власти, ни собственности, ни оружия. Следовательно, они бессильны. Убийство Листьева – это квинтэссенция реального, а не пропагандистского итога реформ: ничто, кроме власти, оружия или денег, не гарантирует не то что каких-то там прав и свобод, но даже и жизнь любого человека в сегодняшней России. Но и власть, и собственность, и оружие практически нельзя получить честным путем, а тем более – честно отобрать хотя бы часть того или другого у тех, кто уже всем этим обзавелся.

Государственная машина построена так, чтобы в лучшем случае охранять самое себя и особенно ее высших чиновников. С криминальной средой она делит власть, собственность и оружие. Экономическая и политическая гражданская война, начавшаяся в 1991 году, подошла к завершающей стадии – переходу в горячую гражданскую войну, жертвой которой падет гражданское общество. Режим бездарен, жесток и страшен, но страшен только народу, ибо уголовный мир его не боится, а во многом уже и поглотил этот режим. Никто из ныне находящихся у власти не может решить в интересах общества и страны эту проблему. Они лишь способны развязать большой террор, пытаясь с его помощью выиграть решающую схватку с преступностью.

Именно потому, что Влад Листьев был через свой телевизионный успех близок десяткам миллионов жителей России, его смерть значит даже больше, чем расстрел Белого дома и Чечня. Все карты сданы. Все ставки сделаны. Либо кто-то в политике и государственном аппарате осмелится заключить союз с нормальным обществом против официальной и неофициальной преступности, либо игра уже сыграна. Тот, кто сидит в Кремле, уже не управляет Россией. Он лишь переставляет фишки, обеспечивающие ему, в отличие от Листьева, существование.

Аналогия с 1 декабря 1934 года лежит на поверхности. Но нас, безусловно, ждут еще более страшные события.

Влад Листьев, внешне символизировавший как бы успех реформ, как бы открывшиеся новые возможности для людей активных и талантливых, убит в доказательство того, что нет ни успеха, ни реформ, ни демократии. Если наиболее твердолобым потребуются еще доказательства, то последуют и они. А умным, кажется, и нынешних достаточно с лихвой.

Спасибо тебе, Влад. Тебя любили и будут любить все. Но если ты своей смертью дал нам последний шанс, а мы им не воспользуемся, то, значит, твои убийцы взяли уже не только «Останкино», но и Кремль.

3 марта 1995 г.

Случай г-на Минкина
Журналиста «МК» должны защитить высшие должностные лица государства

Ночное нападение на квартиру журналиста газеты «Московский комсомолец» г-на Минкина и ее хозяев не может быть отнесено к разряду обычной криминальной хроники. В силу ряда обстоятельств г-н Минкин является в глазах многих, и прежде всего – миллионов читателей «МК», образцом журналистской смелости и бескомпромиссности. Можно долго и бесполезно (с точки зрения выяснения истины) спорить, правы или не правы эти миллионы. Факт остается фактом, а образец – образцом, следовательно – политическим явлением (ибо г-н Минкин работает в сфере политической журналистики), явлением, с которым нельзя не считаться всем, кто официально политикой занимается.

Столь же непреложен и другой факт, характерный для всех стран, где свобода слова является нормой жизни: любое нападение на популярного политического журналиста, как бы ни относиться к нему лично и к его статьям, рассматривается обществом как непосредственная угроза существованию свободы печати, если только правоохранительные органы быстро и аргументированно (с точки зрения закона) не докажут, что конкретный случай такого рода не связан с журналистской деятельностью пострадавшего. Причем доказываться должно не то, что «это не политика», а то, что у данного преступления есть конкретные мотивы, которые никак и ни в каком случае не могут быть истолкованы как политические.

До тех пор, пока это не будет делаться, общество в целом, а политики и работники СМИ в частности не могут быть спокойными и равнодушными наблюдателями. Случай г-на Минкина в полной мере и без малейших изъятий подпадает под это правило.

Следовательно, до тех пор, пока участники и вдохновители нападения на г-на Минкина не будут найдены, общественность имеет полное право предполагать худшее, а именно, что это политический заказ.

Кто прежде всего заинтересован в том, чтобы тень подозрения не пала на него? Конечно же те честные политики, которые подвергались критике (обличениям, разоблачениям) со стороны объекта нападения.

В силу вышеизложенного (являющегося набором трюизмов), а также с учетом приближающихся президентских выборов и судебных процессов, в которых г-н Минкин участвует в качестве журналиста, могу без всякой претензии на оригинальность дать совет некоторым должностным лицам государства (а именно: президенту, министру обороны, директору ФСБ, министру внутренних дел) обеспечить силою подведомственных им служб физическую охрану г-на Минкина по крайней мере до 16 июня с. г. <…>.

22 февраля 1996 г.