Текст книги "Как стать знаменитым журналистом"

Люди в подобных ситуациях мыслят просто (и это естественно). Никто не думает: я не такой, как Гусинский, а потому меня не могут арестовать. Вопреки юридической логике, но согласно логике житейской думают иное: я не такой, как Гусинский, значит, меня могут тем более.

И это действительно рождает страх в обществе. Чувство мерзкое и опасное.

Наконец, нельзя бороться одновременно против всех: и против губернаторов, и против олигархов. Если даже борьба благородна.

Сейчас практически не доказать, что это не борьба «против свободных СМИ» и что Гусинский избран, поскольку он «самый плохой олигарх», а не потому, что он «критикует Кремль».

Большая ошибка приводит к большим негативным последствиям. Последствия – уже налицо. Значит, была и ошибка.

Зачем ее сделал Путин или кто-то за него?

* * *

«Дело Гусинского» и «дело Путина» слушаются одновременно и публично.

Внешне Путин находится в более комфортных условиях. Но защищаться ему в чем-то даже сложнее, чем Гусинскому. Во-первых, Путин не выглядит жертвой, как Гусинский. Во-вторых, вину Гусинского нужно доказать только юридически, а вину Путина будут доказывать политически и пропагандистски. А это – гораздо легче.

Процесс открылся… Встать, суд идет!

15 июня 2000 г.

Уроки восстания
Как и почему «дело Путина» затмило «дело Гусинского»

Скоротечная – в историческом масштабе – тюремная эпопея Владимира Гусинского моментальной вспышкой осветила современную политическую психологию российского общества. С предельной четкостью стали видны ее самые тайные (в смысле недоступности для обычного, без тонких социологических замеров, зрения) закоулки.

Поскольку, по версии одних участников инцидента, власть восстала на демократические свободы, а по очевидной фабуле того, что произошло после ареста, восстание – во всяком случае в первой своей фазе – захлебнулось, неплохо бы осознать его, восстания, уроки.

Хотя впереди нас, безусловно, ожидает вторая фаза конфликта – раз ни восставшие, ни те, кто им противостоял, не разгромлены, будет и новый приступ. А если посмотреть так, как смотрят с другой стороны: это «Мост» во главе с Гусинским поднял восстание против Кремля (политическое, информационное – не важно), а Кремль ответил контрударом (не слишком успешным) – то и передышки-то никакой нет, все только в самом начале. Исхода восстания еще нет, а уроки все равно есть.

Но прежде о том, почему все-таки Гусинского отпустили в пятницу вечером, что, безусловно, как минимум стало поражением власти, если и не в генеральном, то в одном из главных сражений? И это при таком упорстве ведения боя целых трое суток.

Причин отступления власти, на мой взгляд, три (главных, тех, что определили решение отступить).

Первая. Действия власти открыто не поддержала ни одна из значимых общественных или политических сил.

Вторая. Власть поняла, что публичный имидж олигарха Гусинского стремительно, хотя и не без усилий пропаганды, эволюционирует в направлении диссидента № 1, эдакого академика Сахарова-2000. Еще чуть-чуть – и речь зайдет о выдвижении на Нобелевскую премию. Не исключено, что здесь власти просто не хватило выдержки – процесс мог и остановиться. Но расчет, видимо, был на столь же стремительную эволюцию этого имиджа в прямо противоположном направлении: от олигарха к уголовнику.

Третья причина связана с возвращением Путина в Москву в субботу. Президент, по очевидному замыслу инициаторов операции, кто бы ими ни был, должен был вернуться если и не к победе, то, по крайней мере, к окончанию горячей фазы борьбы. Он не должен был стать участником сражения. Но горячая фаза только горячела, что вынудило бы Путина лично втянуться в сражение. А это не было предусмотрено сценарием, да и в самом деле не в интересах президента, хотя и ясно, на чьей стороне его симпатия.

Словом, крепость нужно было взять стремительным приступом, а получилась затяжная осада с неочевидными перспективами. Более того, если воспользоваться моей метафорой из предыдущей статьи на эту тему, «дело Гусинского» (кстати, еще и потому, что оно менее интересно обществу) стремительно вытеснялось «делом Путина», гораздо более значимым. Ведь не интересовалось же общество справедливостью обвинений сокамерника Гусинского – «интеллигентного фальшивомонетчика». Ибо Гусинский против Путина все равно что фальшивомонетчик против хозяина НТВ.

А теперь – об уроках восстания, кто бы и против кого бы (или чего бы) его ни поднял.

Урок 1. Несмотря на все разговоры об информационной мощи государства (власти) в России, у нашей власти нет не только информационной мощи, но даже и информационной армии.

Информационная мощь власти (даже в относительно демократическом обществе) есть лишь сумма поддержки действий этой власти большинством общенациональных СМИ (или населением в целом).

Урок 2. Специалисты по публичной политике сильнее силовых структур – даже если и те и другие действуют профессионально, чего в данной коллизии не наблюдалось. Адвокат и журналист – публичная профессия, а следователь (в России) – всего лишь следователь. Пропагандистски прокуратура была просто разгромлена. Наши силовые структуры вообще дети в публичной политике.

Урок З. У Путина нет квалифицированной команды (возможно, это не его личная проблема, а проблема вообще нашего государства), а у Гусинского – есть.

Урок 4. Пропаганда если и не важнее сути дела, то, по крайней мере, равнозначна ей. Это было известно всем и до заключения Гусинского. Всем, кроме наших чиновников, привыкших действовать только закулисно.

Урок 5. СМИ давно уже являются в России реально четвертой властью, а при слабости и забитости судебной системы в стране – по реальной мощи выходят даже на третье место.

Урок 6. Бизнес в сфере СМИ в России – это чистая политика, а в сфере нефти и всего остального – всего лишь бизнес в смеси с политикой. Любого нефтяного олигарха можно было закатать в тюрьму и без сотой доли тех проблем, которые возникли с Гусинским.

Урок 7. Для Запада и во многом уже для нас свобода слова в России – «священная корова», если даже при этом используется двойная бухгалтерия. Не случайно Клинтон, комментируя случай с Гусинским, фактически назвал его «членом сообщества журналистов».

Урок 8. В противостоянии Кремля с Гусинским и Малашенко проявилась их глубокая идеологическая несовместимость. Кремль мыслит мир в рамках национальных государств, а владельцы НТВ – в рамках транснациональных корпораций. Поэтому обе стороны были во многом искренни в своих поступках и словах. Для Путина и Кремля у России есть интересы вне и помимо Запада, для Гусинского и Малашенко – таких интересов нет.

Урок 9. Почему массы населения, не самые низы, а наиболее активная часть масс, не возрадовались посадке олигарха? Потому что, во-первых, даже греховность нынешней жизни по-человечески слаще безгрешности (если даже она была) прежней. Потому что, во-вторых, Гусинский, посаженный в тюрьму, превратился в символ пресечения надежд сотен тысяч разбогатеть.

Урок 10. Почему интеллигенция, давно уже сравнявшаяся с народом в силе обличения олигархов, ударилась если не в истерику, то в пропаганду по поводу посадки Гусинского? Часть – потому что народ от олигархов ничего не получает, а целые отряды интеллигентов от конкретных олигархов – получают, и много. Нет более эгоистического общественного слоя, чем интеллигенция.

Другая часть интеллигенции, вечно размышляющая о добре в мире зла, в котором она живет, способна найти выход из этого парадокса лишь в разделении (для удобства жизни и психологически-философского комфорта) зла (олигархической системы) на персональных носителей добра и персональных носителей зла.

Третья часть – потому что она всегда не доверяет власти. Особенно если власть ее не кормит (как кормила в СССР).

Еще – западники (а это если не больший, то наиболее активный отряд нашей интеллигенции) вступились за западника, боясь (и часто не без оснований) всего русского (не в этническом, а в историческом смысле).

Наконец, интеллигенция наша, чаще всего не умея работать качественно, любит качественные вещи. Обломовы вступились за Штольца. Качественный продукт пропаганды НТВ оказался привлекательнее некачественного продукта прокуратуры.

Урок 11. Кремль подорвал свои позиции своей неискренностью. Он обнажил методы, но спрятал цели. «Медиа-Мост» фактически не скрывал целей – выжить; и далее, правда, следовало: чтобы нести правду обществу, что в общем-то тоже, несмотря на неполную искренность, казалось и благородным, и понятным. Поэтому на методы никто уже не обращал внимания. (Это, кстати, совсем так, как удалось федеральным войскам в Чечне – за что их и критиковали СМИ «Медиа-Моста». Но себе всегда позволено то, что не дозволяется другим.)

Коль скоро Кремль не проартикулировал свою цель, ее за Кремль сформулировал сам «Медиа-Мост»: репрессии за правду. Но это могло показаться слишком эгоистичным, а потому незначительным. И угроза с одного «Медиа-Моста» была перенесена на все общество – ликвидация свободы слова вообще. И в противовес «делу Гусинского» «Медиа-Мост» открыл «дело Путина», которым, не в пример прокуратуре, занимается скрупулезно, каждый день, не жалея ни сил, ни эфирного времени.

А прокуратура – с какими-то там ничтожными миллионами долларов. Когда общество знает, что десятки миллиардов этих долларов уже ушли налево.

Кроме того: Кремлю казалось, что он посадил одного человека. Что за невидаль для России (да и любого почти крупного государства)! А НТВ показало, что судить собираются (а то и сажать) – тысячи, как минимум, сотрудников «Медиа-Моста». Такой масштаб уже пугает. Не случайно три дня прежде всего НТВ сулило то ли задержание, то ли арест Игоря Малашенко на границе. Цепь арестов должна быть продолжена – это вызывает страх. Грамотная защита эффективней безграмотного нападения.

Урок 12. Я по-прежнему остаюсь при своем мнении, что репрессия против Гусинского была политической (что боялся признать Кремль), но не из-за того, что писали и показывали СМИ «Медиа-Моста» (это же писали и показывали многие другие), а из-за того (и этого не хотели признать руководители «Медиа-Моста»), что Кремль видит в империи Гусинского оппозиционную и даже антигосударственную (в некоторых действиях) политическую силу, все больше и больше выходящую из-под юрисдикции России, но действующую на российском политическом поле. Вообще говоря, Кремль квалифицирует «Медиа-Мост» как радикально-оппозиционную политическую протопартию, действующую под видом медиахолдинга. Многое подтверждает истинность такой квалификации, в частности: железная идеологическая дисциплина, царящая в империи Гусинского, и сотрудничество прежде всего с политическими, а не бизнес-субъектами в России и в мире.

Но – это очень большое «но» – в демократическом обществе просто «за политику», даже оппозиционную, наказывать незаконно. А доказать антигосударственность этой политики, если она даже есть, крайне сложно – если только никто не швыряет бомбы в государственных чиновников.

Политический же анализ, даже самый квалифицированный, – не есть сумма вещественных доказательств для уголовного преследования. Не говоря уже о том, что он может быть и ошибочным, а может и основываться на разных идеологиях (см. урок 8-й).

И поиск в этом случае зацепки в виде чисто уголовного повода, даже реального, – дело почти проигрышное. Политическая подоплека всплывает на поверхность автоматически. И сразу получается то, что и почти получилось, – «преследование инакомыслящих».

Урок 13. «Медиа-Мост» конечно же не является оплотом демократии в России. И даже необходимым ее элементом. Необходимым элементом демократии в России является вся система нынешних негосударственных СМИ, в которой «Медиа-Мост», а точнее НТВ, занимает видное место.

Но и Кремль (и даже прокуратура) не являются главными угрозами демократии в России, зато являются необходимыми (прокуратура – в реформированном и качественно усовершенствованном виде) элементами государственного устройства, в том числе и демократического.

Кроме того, все эти структуры (Кремль, прокуратура, НТВ) на 99,99 % заселены гражданами России и ее, как выразился Путин, резидентами.

Поэтому все мы заинтересованы в том, чтобы оба встречных восстания погасили друг друга. Как? Это отдельный и, как сейчас модно выражаться, политтехнологический вопрос.

Но то, что восстания нам (стране) не нужно, – главный урок этого восстания (восстаний).

Ответственные люди (граждане) не будут науськивать одних на других (что, к сожалению, происходит). Побежденных быть не должно. Хотя бы публично побежденных.

Кроме как в суде. Ибо это единственное поражение, которое в демократическом обществе считается не унижающим проигравшего. Если даже справедливость при этом и торжествует не в полном объеме, а обиды остаются.

P.S. Да, забыл ответить на главный вопрос последних дней: ты за кого – за большевиков или за коммунистов? То бишь за Кремль или за Гусинского? Чапай ответил бы так: я за Интернационал, по-современному – за демократию и свободу слова.

Нет, я конкретней и прагматичней Василия Ивановича. Я за Кремль без глупостей и НТВ без пропаганды. А возможно ли это? Постепенно и в неполной, конечно, мере, но возможно.

P.P.S. Дописал статью и посмотрел «Итоги» Евгения Киселева. В них НТВ (именно НТВ в целом, ведь данная передача не проходная, а принципиальная, в деталях продуманная) приписало мне «оправдание» или «защиту» то ли позиции, то ли действий Кремля в «деле Гусинского». То есть солгало. Нигде я не оправдывал и не защищал эти действия, да и эту позицию. Я их объяснял.

Почему НТВ лжет по, казалось бы, столь незначительному поводу? Почему пользуется не только пропагандой, утверждая, что бизнес Гусинского – всего лишь держать «будку гласности», но и прямой ложью?

Я знаю причину, вернее – одну из причин. Это месть. НТВ очень мстительно – это знают многие в Москве, потому и боятся сказать что-либо нелицеприятное об НТВ или Гусинском. Сам Владимир Гусинский – а я знаю его довольно хорошо и давно, видел от него и добро – не забывает обид. И любимое его детище – так же, как, по метафоре Доренко, вурдалаки, улавливающие тайную музыку Путина, – чутко и дисциплинированно улавливает настроения шефа.

«НГ», я лично писали и говорили о «деле Гусинского» не так, как хотелось бы НТВ. Но этот телеканал, кичащийся своей нелояльностью Путину, не терпит никакой нелояльности по отношению к себе. Там очень внимательно читают и фиксируют все написанное и сказанное об НТВ, Гусинском и других руководителях «Медиа-Моста». И все калькулируют. И ничего не забывают. Попасть в черные списки НТВ боятся многие московские журналисты и политологи. Кто не с нами, тот против нас – это один из скрытых от посторонних глаз мотивов очень многих пассажей и картинок в политических программах НТВ.

Один из многоопытных в московской политике людей сказал мне после моего последнего выступления в программе «Время» (выступления, посвященного «делу Гусинского»):

«Вы сказали слишком много, будьте осторожнее – вам будут мстить».

Я в этом и не сомневался. И НТВ послало свою первую «черную метку», не погнушавшись ложью.

Впрочем, это – лишь мое личное дело. Однако вот общезначимый вопрос: если НТВ использует ложь по столь незначительному поводу, то всегда ли оно говорит правду об остальном?

20 июня 2000 г.

О Путине, Березовском и свободе слова
Тезисы на злобу дня

Поскольку, находясь в отпуске, я не наблюдал во всей полноте развитие трагической ситуации с «Курском», в том числе – и реакцию российских СМИ на эти события, то, вернувшись в Москву в позапрошлую субботу, решил на случившееся не откликаться. Пожар на Останкинской башне, казалось бы, отвлек от «Курска» вектор общественного внимания, но из-за его скоротечности, а также из-за того, что у целого ряда СМИ к Путину накопились, мягко выражаясь, серьезные претензии, телевидение и газеты «Курск» не забывают. Точнее говоря, не столько «Курск», сколько Путина в связи с «Курском». Причем объективность здесь многими потеряна полностью, что, видимо, и послужило причиной того разговора, который состоялся, по словам Бориса Березовского, у него с представителем кремлевской администрации, в результате чего, в свою очередь, Борис Березовский написал свое уже вчера наделавшее шуму письмо президенту России.

Интереснейший документ. И очень важный, ставящий многие вещи на свои места.

Нет возможности сегодня комментировать ситуацию подробно, поэтому выступлю тезисно.

Тезис 1. На 95 % Борис Березовский в своем письме прав.

Тезис 2. Не прав он на те 5 %, в которые вкладывает надежду, что «представители творческой интеллигенции», которым он собирается наряду с журналистами передать управление ОРТ, не приведут политику телеканала к искомому для Кремля результату.

Тезис 3. Но и Путин (или Кремль) в своем недовольстве необъективностью освещения поведения президента в связи с аварией «Курска» прав. Я застал лишь отголоски этого, но видел, что Путина буквально размазывали по стене, навешивая на него все мыслимые и немыслимые, реальные и мифические грехи.

Размазывали преднамеренно, жестоко, необъективно и очень часто грязно.

Даже разговор Путина с родственниками погибших, в целом проведенный Путиным достойно, почти полностью извратили.

Попробуйте сами поговорить с родными сразу 118 погибших, не желающих верить, что их отцы, мужья, сыновья мертвы. Люди хотят одного – вселения в них надежды, что кто-то еще жив и его спасут. Второе, чего хотят люди в такую минуту, – имен виновных и их наказания.

Иной логики нет. И нет такого человека, который удовлетворит поверженных горем людей правдой. Только ложью. А Путин сам лично не слишком к ней предрасположен. Лгать не хотел. Да и не умеет.

Конечно, Путин совершил две ошибки в этом разговоре (я не беру в расчет путаницы с некоторыми цифрами – это в чистом виде вина аппарата). Первая: он не захотел назвать одно-го-двух виновных из военных, дабы предать их тут же публичной гражданской казни. Вторая: он несколько раз повторил, что журналисты врут.

По большому счету Путин прав был и в первом, и во втором случаях. Конкретных виновных он не знал – не захотел быть несправедливым к живым, зато оказался вроде бы несправедлив к мертвым. И то, что журналисты врут, врут много – тоже правда. Но нельзя этого говорить, особенно в стране, где доверие к власти (да еще в такие минуты) намного ниже, чем доверие к журналистам.

Ему не поверили родственники погибших, зато журналисты на него обозлились.

Нынешний Кремль не умеет работать с прессой. Это есть реальность, данная нам не только в ощущениях, но и в знании.

Тезис 4. Наверное, Путин неправильно вел себя во время аварии и сразу после нее. Тут вроде бы все едины, я сам – не видел. Но уж он точно не виноват в том, что случилось с «Курском». И прав в том, что первый вопрос, узнав о трагедии, задал не о людях, а о ядерной установке. В первом не виноват, потому что не при нем разрушали флот (и армию вообще). Во втором прав, поскольку именно такой вопрос должен был задать в первую очередь президент ядерной сверхдержавы. Другое дело, что на людях, публично, нужно было сказать прямо противоположное. Не все хорошо, что правда.

Тезис 5. Теперь собственно о СМИ и свободе слова.

Многим не понравилось, когда я в начале года написал об «управляемой демократии». Одни мой диагноз приняли за мой рецепт. Другие предпочитают не видеть очевидного.

Но управляемая демократия – это еще не мобилизационная политика. Управляемую демократию можно вводить незаметно, под сурдинку. А мобилизационную политику надо объявлять публично, объясняя людям, во имя каких высших ценностей и целей и на какой срок она вводится.

Мобилизационная политика – это уже ограничение свободы слова. При управляемой демократии свобода слова неприкосновенна – и формально, и по сути. Она лишь корректируется специальными действиями государства.

Тезис 6. Олигополии как конкурирующие с госвластью квазипартийные структуры должны быть уничтожены. Кому бы они ни принадлежали. Что Гусинскому, что Березовскому. Но не входящие в них СМИ.

Госкапитализм возможен в экономике, но в СМИ госкапитализм равен авторитаризму и отсутствию свободы слова и свободы печати.

Можно или даже нужно было вытеснить Гусинского как нелегального политического игрока с легальной политической сцены. Можно или даже нужно сделать это с Березовским. Но управление и владение ранее принадлежащими им СМИ можно передавать только в частные руки – никак не государству. Пусть лояльные, но частные.

Что будет в ином случае?

А то, что мы имеем с московским каналом, – сервильность по отношению к московским властям и соответствующее качество. И то, что, к сожалению, все быстрее – даже под водительством такого телебожества, как Олег Добродеев, – происходит с каналом вторым. Да, он во многом (далеко не во всем) объективнее НТВ и ОРТ. Но заметно это лишь на фоне необъективности НТВ и ОРТ. Уберите фон – у РТР останется одна сервильность, все, увы, нарастающая.

Что же до лояльности – то и тут тоже не надо обольщаться. Во-первых, заметна она и значима тоже только на фоне нелояльности – иначе ее ценность теряется.

Во-вторых, и Гусинский был лоялен Ельцину в 1996 году. И Березовский – Путину осенью 1999-го – весной 2000-го.

Лояльность есть производное от либо интереса, либо подчинения, либо идейного сродства.

Но лояльность подчинения хороша лишь в армии и на госслужбе – а всех граждан туда не зачислишь. Идейная лояльность в массовых масштабах невозможна в современном обществе. Следовательно, остается интерес. Самая прочная, но и проходящая лояльность. Ее и нужно добиваться, не уничтожая интересы и их носителей, а учитывая силу этих интересов в обществе. Ведь и лояльность народа огосударствлением СМИ не приобретешь. Народу нужно другое. Чиновникам, причем не самым талантливым, нужно это.

Тезис 7. Незначительные числом, но масштабные достижения эпохи Ельцина (родившиеся еще при Горбачеве) – демократию, свободу слова и рынок (пусть в неразвитых и порой извращенных формах) надо не отменять, а совершенствовать. Иного, как говорили недавно, не дано. Нельзя отбирать у людей то, что они имеют хорошего. Реформаторы попробовали этот эксперимент с советским наследием – обрушили страну и рухнули сами. Можно лишь к хорошему добавлять лучшее или, по крайней мере, тоже хорошее.

Тезис 8. Свободу слова в России отменить или ликвидировать уже нельзя. Это – медицинский факт. Из этого нужно исходить, строя все свои планы. Кто думает иначе – враг не только общества, но и самого нынешнего президента. Это не означает, что все сторонники свободы слова друзья России и Путина.

Тезис 9. Ельцин оставил Путину разоренную страну и демократические декорации. Если убрать демократические декорации – страну не возродишь, это сложнее. А вот оказаться в истории России и мира губителем немногих достижений ельцинской эпохи, то есть стать не крупнее Ельцина, а мельче его, можно легко.

Тезис 10. Возникла ли опасность для свободы слова в России? Сейчас, как еще весной говорило НТВ, а я отрицал?

Нет, не возникла.

То есть попытки ее ограничить есть, а опасности нет. Ибо нет здесь пути назад. Для Путина в том числе.

Тезис 11. Если есть желание, силы и законное право отобрать ОРТ у Березовского – отберите. Это – более или менее нормальная политическая борьба.

Но на этом передел собственности в стране не закончится. И спокойствия от этого не настанет. Лет на 10 еще нам и того, и другого гарантировано. Березовский не причина, а следствие. <…>

5 сентября 2000 г.