Текст книги "Как стать знаменитым журналистом"

Режим Путина и Россия

Антиельцинизм как догма и как творческое учение

В определенных политических кругах Москвы, назовем их близкими к либеральным и демократическим, висит какое-то тяжелое и одновременно ироническое недоумение. Дескать, что-то идет не так, не в ту сторону, не к тем целям, не теми методами. <…>

Сиюминутно анализируя ситуацию с верховной властью России – можно испытывать недоумение и раздражение. Но стоит обернуться назад – сразу станет ясно, как мы дошли до жизни такой.

Другое дело, как эту «такую» жизнь оценивать, как к ней относиться, пытаться ли ей противостоять, или просто плыть по течению, или возводить плотины на самых опасных поворотах течения.

В этом, а не в оценке нынешнего положения дел – гражданский и политический выбор каждого.

Мы в середине, а не в конце процесса

Процесс, собственно, развивался так.

Вот четыре этапа, спрямляя тенденции и отбрасывая нюансы, ельцинского правления.

1997–1993 годы. Одни делили власть, другие – брали собственность.

1994–1996 годы. Те, кому удалось получить всю власть, обратили свои взоры к собственности. Но оказалось, что многое, самое сладкое, уже в чьих-то руках. Собственность, то есть и финансовые ресурсы страны, оказались не в руках власти. А она у нас хоть и новая, да со старыми привычками: привыкла распоряжаться деньгами всей страны.

Оказавшись в действительно новой для себя ситуации, власть приуныла, ибо поняла, что попала в ловушку собственных реформ, проведенных так, что и у нее самой денег не осталось, и у народа, у которого деньги взять легко (налогами или вообще конфискационно). Власть осознала, что оказалась и без финансов, и без социальной опоры. А на носу – выборы, где у нее, власти, без денег и избирателей шансов никаких.

1996 год. Власть от безысходности начала готовиться к государственному перевороту и отмене выборов.

Но собственники оказались более конструктивными. Они предложили власти сохранить ее (и себя, разумеется) без потрясений, соблюдая приличия. В обмен на еще большую собственность.

1996–2000 годы. Собственники, достигнув успеха на выборах, ощутили свою силу. Они (с помощью СМИ – это важно) сделали то, что не могла власть и не хотел народ (другое дело, что коммунистов народ хотел еще меньше).

Поэтому собственники, особенно видя дряхлость Ельцина, повысили ставку. Они захотели не только собственности, но и власти. В результате – как символы удовлетворения этого желания – Чубайс возглавил президентскую администрацию, а Потанин стал первым вице-премьером правительства. Более конкретные дела решались на уровне залоговых аукционов.

Однако рутинное управление государством (власть) – это не то же самое, что рутинное управление собственностью. Оказалось, что это наука и профессия.

Как науку это управление нужно было знать, а как профессию – повседневно справлять. Как за профессию за власть мало платили, к тому же чиновничий аппарат был слишком вязок и специфичен для собственников, привыкших получать много и быстро (чиновник же клюет по зернышку), принимать решения и добиваться их исполнения стремительно – без всяких там парламентов, прокуратур и счетных палат.

И чиновник в конце концов вновь победил собственника, хоть и питался с руки последнего. Победил во всем, кроме влияния на президента и его Семью.

К тому же власть все равно оставалась крупнейшим собственником, только на порядки менее эффективным, чем собственник частный. И поэтому была по-прежнему привлекательной для собственника.

Но не прямо, ибо собственник понял, что он умеет управлять предприятиями и людьми на них, но не народом. Кроме как посредством СМИ – это владельцы СМИ и, напротив, те, кто СМИ не владел, поняли хорошо.

Однако тут вновь – вот проклятая демократия! – замаячили на горизонте выборы.

Власть в целом (бюрократия) выборов не боялась, ибо она, бюрократия, бессмертна. А вот конкретные носители власти, особенно верховной, опять заволновались, ибо дело, как было принято говорить в СССР, запахло керосином.

Собственникам вновь пришлось мобилизоваться, ибо они прекрасно понимали, что новая власть в случае чего с такой же легкостью отберет собственность, как когда-то ее раздавала.

Поэтому все вели себя по-разному. Народ – спокойно ждал выборов. Ельцин – искал всего лишь одного человека, который бы не перечеркнул его, Ельцина, как физическую и политическую фигуру.

А собственники вели себя и более активно, и более разнообразно. Тем более что в их среде по определению царила конкуренция.

Чубайс, например, памятуя, что государство – все равно самый крупный собственник, решил перебраться в РАО «ЕЭС России», где собственность просто помножена на власть.

Другие собственники стали создавать партии и предвыборные движения, подбирая кандидатов в президенты. Ибо знали уже, что формально должна все-таки быть наверху какая-то политическая, публичная фигура.

Но, поскольку из партий, к тому же не существующих в реальности, каши не сваришь, политическое размежевание (в смысле мы за Юрь-Михалыча, а мы – за Владим-Владимыча) прошло не по линии партий, идеологий и даже личных симпатий, а по линии двух самых мощных реальных механизмов побуждения к голосованию – вокруг партии НТВ и партии ОРТ.

На НТВ и ОРТ, как на шампуры, нанизались и партии, и политики, и губернаторы (машинисты местных голосовательных машин), и журналисты.

Партия НТВ, Гусинский были более консервативны. Они выбрали Примакова, человека, с которым находились в прямой идеологической конфронтации, например по оценке акции НАТО против Югославии. Но за Примаковым маячил Лужков, а это уже лучше.

Березовский, как всегда, был радикальнее. К Примакову и Лужкову он испытывал классовое недоверие, чувствовал в них что-то оппортунистическое. Да и не любили они его, хотя Гусинского почему-то любили. Душа политика – потемки.

Березовский (точнее – его партия) искали дольше, но зато лучше. Нашли – Путина. Что немаловажно – он подходил и по критериям лояльности Ельцину лично (лично – подчеркнем это).

Времени оставалось мало, а потому кандидат должен был стать еще и героем. В чем проявить героизм? В борьбе с коррупцией или в борьбе с мятежной и изрядно всем надоевшей Чечней.

Коррупцию в России за три месяца не победишь, да и не олигаршье это дело (а обе партии сплошь олигархические). А вот Чечню – можно.

Говорят, что Березовский и партия ОРТ боролись не за конституционный порядок в Чечне, а за Путина как своего кандидата.

Во многом это справедливо. Как и то, что и партия НТВ, и Гусинский в этом же смысле боролись не за права мирных чеченцев, а против кандидата Путина и за кандидатов Примакова и Лужкова.

Отдельно взятые мелкие политики и крупные журналисты могли быть сколь угодно искренними, но результирующая линия оказывалась именно такой.

То есть действительно решался вопрос власти в стране и как естественное его для сегодняшней России продолжение – вопрос собственности. Другое дело, что попутно одна из партий победно решила и проблему Чечни. Так как эта проблема для избирателей страны оказалась даже более существенной, чем вопрос собственности для собственников, победили те, кто понял, что нужно народу, а не только им самим.

Так Путин стал президентом. <…>

13 сентября 2000 г.

Судьба НТВ (1)

И ее взаимосвязь с судьбой свободы СМИ в России

Кажется, в начале весны в одной публичной дискуссии мне задали вопрос: что для меня будет знаком наступления реальной, а не мифической угрозы свободе слова и свободе СМИ в России?

В присутствии Евгения Киселева (он также участвовал в той дискуссии) я сказал: в нынешних условиях России таким знаком для меня будут, если они возникнут, реальные ограничения свободы деятельности НТВ.

Естественно, имелась в виду деятельность НТВ как профессиональной журналистской корпорации, как телеканала, а не как бизнес-группы, субъекта экономической деятельности.

Никакого давления на «Медиа-Мост» тогда еще (по крайней мере, открыто) не было, а НТВ как точку отсчета я взял просто потому, что из всех известных и значимых СМИ именно НТВ занимало наиболее жесткую (на мой взгляд, необъективно жесткую) позицию критики действий федеральной власти в Чечне или даже позицию отрицания правомерности этих действий.

Позже последовала нелепо проведенная, но демонстративно силовая акция против ряда нежурналистских структур «Медиа-Моста».

Те, кто оправдывал эту акцию, утверждали, что она носит чисто «экономический» характер или просто связана с «незаконной деятельностью» службы безопасности медиахолдинга.

Те, кто эту акцию яростно обличал (причем не только ее форму, но и суть), доказывали, что она была направлена исключительно на запугивание СМИ, входящих в холдинг, дабы заставить их изменить свою профессиональную линию и тем самым ограничить свободу, по крайней мере, этих СМИ.

Была еще версия «наезда конкурентов» по медиабизнесу (кажется, даже Березовского) на холдинг с целью прибрать «процветающую медиаимперию Гусинского», особенно НТВ, к рукам.

Я же сразу тогда заявил, что это и не «экономика» (отдай долги), и не происки конкурентов, и не атака на свободные СМИ, хотя внешне все это вроде бы присутствовало, а исключительно политическая акция – эпизод политической войны по вытеснению лидера «партии НТВ» Владимира Гусинского из руководства этой партии, война на разрушение таким образом олигополии «Медиа-Мост» как самостоятельного и мощного игрока на политическом поле России.

И в этом смысле силовая акция против нежурналистских структур «Медиа-Моста» являлась демонстрацией другим олигополиям (или тем, кого Кремль таковыми считает), что будет с ними, если они не «самоликвидируются» или, по крайней мере, не перейдут на лояльные государству позиции.

Моя трактовка не только обидела, но, кажется, даже оскорбила лидеров «партии НТВ», являющихся одновременно владельцами «Медиа-Моста» и телекомпании.

Последующие события, однако, на мой взгляд, лишь подтвердили правильность именно моей оценки.

Во-первых, собственно свобода профессиональной деятельности ни НТВ, ни каких-либо иных СМИ, как входящих в медиахолдинг, так и не входящих в него, не была ограничена.

Во-вторых, вслед за «партией НТВ» по почти такому же сценарию началось разрушение другой, еще более мощной квазипартии-олигополии – «партии ОРТ».

В-третьих, характерна реакция части журналистского и политического сообщества на ликвидацию «Программы Сергея Доренко» на ОРТ. Часто именно те люди, которые осенью прошлого года говорили, что программа Доренко – это не свобода слова, а злоупотребление этой свободой, в лучшем случае – пропаганда, в худшем – журналистское киллерство, и потому как раз в интересах свободы слова и независимости СМИ надо эту программу закрыть, люди, требовавшие этого, квалифицировали следование их совету, но с годовым лагом, как цензуру и свертывание свободы СМИ.

Последний пример, по-моему, ярко свидетельствует о том, что многие, мягко говоря, запутались то ли в терминах, то ли в сущностях, то ли в лозунгах. А все потому, что не хотят видеть правду, а порой и сознательно ее искажают.

Сказанное, однако, не означает, что все происходившее в последние месяцы с «Медиа-Мостом», а затем и с ОРТ не имеет никакого отношения к СМИ и к свободе СМИ.

Имеет. И по мере эскалации конфликта – все более непосредственное.

Последняя вспышка конфликта – скандал вокруг «протокола № 6» (назовем этот скандал для краткости и выразительности так) – подвела нас к проблеме угрозы свободе СМИ вплотную. Но и сейчас, чтобы объективно оценить реальность этой угрозы как тенденции или уже свершившегося факта, нужно проанализировать ситуацию в некоторых ее аспектах, о которых почему-то опять никто не говорит.

Возьму на себя смелость осветить эти аспекты, рассмотрев, в частности, такой, как соотношение «политика» и «журналиста» в отдельно взятом журналисте, например в Доренко или Киселеве.

Сделаю я это в следующей (завтрашней) статье, отметив в заключение этой, что проблема свободы СМИ в России балансирует сегодня на кончике иглы: еще одно просто неосторожное или намеренно неосторожное движение власти (именно власти) – и о ликвидации этой свободы в значимых объемах можно будет говорить, а следовательно – нужно будет кричать.

2 7 сентября 2000 г.

Судьба НТВ (2)

Императив для власти и свобода слова для всех

В этой статье я буду говорить об НТВ, иногда подразумевая под ним и весь холдинг «Медиа-Мост». Во-первых, так проще. Во-вторых, именно НТВ является профессиональной (как медийная структура) и политической (это в данном случае важно) жемчужиной империи Владимира Гусинского. Более того – символом этой империи.

Сначала несколько аксиом, то есть утверждений, не требующих доказательств. Причем аксиомы эти касаются не имущественных отношений между кредитором и компанией, обремененной долгами, которые она не может выплатить. Это не моя сфера, к тому же здесь все достаточно очевидно (в рыночной экономике). Речь я буду вести о том, что относится к соприкосновению в СМИ бизнеса, журналистики и политики.

В рыночной экономике переход какого-либо телеканала, газеты, журнала из одних рук в другие путем продажи (в том числе и за долги) не является ограничением свободы СМИ, хотя после такого перехода профессиональная политика данного СМИ может и измениться.

При этом, конечно, важна юридическая чистота сделки. В случае с НТВ мы видим, что обе стороны («Газпром» и «Медиа-Мост») обвиняют друг друга в несоблюдении этой чистоты. Спорить можно до бесконечности – окончательное решение только за судом.

Нет ничего незаконного и в том, что за сделкой стоит какое-то третье лицо. Например, государство – как акционер «Газпрома» – ставит перед «Газпромом» задачу приобретения НТВ за долги «Газпрому».

Проблемы возникают там, где проявляются мотивы такой сделки и конкретные действия сторон по ее осуществлению.

Если владельца НТВ незаконно сажают в тюрьму, а затем выпускают под обязательство продать телекомпанию (иначе будешь посажен вновь) – и тому есть доказательства, то это и политически ущербно, и (выражусь осторожно, хотя, видимо, в законодательстве такой случай квалифицируется определенно и жестко) юридически несостоятельно.

В случае с НТВ, как мне кажется, даже несмотря на весомость аргументов представителей «Газпрома», правота на стороне НТВ. При этом не важно, что Гусинскому удалось обхитрить Коха. Важно, что НТВ имеет весомый и для публики, и, думаю, для суда набор аргументов и доказательств того, что Гусинского действительно заставили подписать договор, который он, будучи свободным в своих действиях, не подписал бы – даже если бы впоследствии вынужден был бы подписать его по решению суда.

То есть, проще говоря, в этом случае Гусинский прав, «Газпром» не прав.

Теперь о мотивах.

Если влиятельному акционеру «Газпрома» не нравится политическая линия НТВ, а НТВ не может отдать долги «Газпрому», то этот влиятельный акционер, используя свои возможности, может юридически чисто приобрести НТВ, а затем обеспечить на этом телеканале нужную ему политическую линию.

Признаться в истинных мотивах этого решения никто такого влиятельного акционера заставить не может. Никаких нарушений ни буквы, ни духа Закона о СМИ при этом не нужно – есть простые и эффективные технологии достижения искомой цели.

Если этот влиятельный акционер – частная структура, то вообще ни к чему не подкопаешься.

Если этот влиятельный акционер – государство (как в случае с НТВ), то юридически, думаю, его тоже обвинить не в чем.

Но вот политически – естественно, возникают и подозрения, и обвинения в попытке поставить под контроль независимое от государства средство массовой информации.

То есть, как ни крути нынешнюю коллизию с НТВ, она упирается либо в закон – и тогда надо действовать через суд, который теоретически вынесет справедливое решение. Либо надо разбираться с политикой.

НТВ резонно ставит под сомнение справедливость возможных судебных процессов по этому делу в России, ибо предполагает, что суд будет основываться не на законе, а на воле государства (власти, Кремля). То есть опять дело упирается в политику.

Суммирую логику НТВ: если бы в России не было проблем с властью (политикой), то юридически НТВ это дело выигрывало бы, а если бы даже проиграло (в части признания НТВ банкротом), то речь шла бы лишь о передаче телекомпании от одного собственника другому, что не является нарушением Закона о СМИ.

Но власть, во-первых, заставляет «Газпром» и правоохранительные органы действовать определенным образом, а во-вторых, преследует цель не возвращения каких-то долгов, а именно изменения профессиональной линии телеканала, то есть ограничения свободы СМИ. Чистая политика.

Это долгое вступление понадобилось мне как раз для того, чтобы перейти к двум аспектам «проблемы НТВ» (и, кстати, теперь и ОРТ) для власти и одновременно к «проблеме Кремля» для НТВ и ОРТ. К двум аспектам, о которых во всех последних дискуссиях об НТВ и ОРТ, как я вижу, никто почему-то не говорит. И в первую очередь об этом не говорят журналисты.

Имя этим проблемам «журналист как политик» и «цензура и отдельно взятый журналист».

Журналисты-политики

Довольно давно уже и Евгений Киселев, и Сергей Доренко числятся в сотне ведущих политиков России (по экспертным опросам «НГ»). Может быть, это метафора?

В общем-то, все в нашей жизни метафора, даже утверждение, что Кремль равен власти в России.

Но думаю, больше того – уверен, что и Сергей Доренко, и Евгений Киселев действительно являются политиками. Не буду приводить всю длинную систему доказательств (на мой взгляд, вообще-то излишних). Ограничусь некоторыми примерами.

Насколько подняли предвыборный рейтинг Путина выступления Сергея Доренко по ОРТ? Можно спорить: на 5 или на 10 %. Но ясно, что не на один голос – голос самого Сергея Доренко. Насколько эти выступления опустили рейтинги Примакова и Лужкова? Можно спорить о цифрах, но не о содержании ответа на этот вопрос.

Тот же вопрос, но сформулированный обратным образом, справедлив и по отношению к Евгению Киселеву на НТВ.

Вписывались ли эти выступления в четко спланированную и скоординированную борьбу двух главных политических группировок, оспаривавших власть в России осенью 1999-го и зимой 2000 года? Полностью. Более того, владелец одного канала (НТВ) и лицо, контролирующее другой канал (ОРТ), входили (пусть неформально) в штабы соперничавших группировок.

Сергей Доренко утверждает, что он громил Примакова и Лужкова как своих личных политических врагов и более никаких целей не преследовал. Я ему верю.

Евгений Киселев утверждает, что он говорил только правду о Путине и «кремлевской Семье», руководствуясь исключительно правилами объективной и независимой журналистики. Я верю и Евгению Киселеву.

Надеюсь, и они оба поверят мне, когда я возьму на себя смелость утверждать, что политиком становишься не тогда, когда записываешься в какую-то партию или входишь в штаб какого-то предвыборного движения. В штаб можно просто захаживать или не захаживать вовсе…

Политиком становишься тогда, когда ты лично начинаешь играть какую-то значимую роль в политике. Политиком можно стать невольно. Если, например, твоя чисто профессиональная линия или твое чисто личное негодование с регулярностью раз в неделю, в одно и то же время, в самой рейтинговой передаче твоего канала доносятся до десятков миллионов избирателей, полностью, хотя и случайно, совпадая при этом с линиями пропаганды двух основных противоборствующих партий.

Или, например, есть журналист, который, не будучи личным другом президента и не беря у него при этом всякий раз интервью, регулярно встречается с этим самым президентом и ведете ним беседы о политической «флоре и фауне», о том, как ему, президенту, нужно обустроить Россию, как вести войну в Чечне.

Скажите, положа руку на сердце, этот журналист – просто журналист или уже политик?

Для меня ответ очевиден. Он очевиден и вообще.

Все очень известные журналисты, работающие на аудиторию в десятки миллионов человек в сфере политической журналистики, выступающие одновременно как хотя бы эксперты власти (или оппозиции), не говоря уже о большем, являются политиками. Без всяких оговорок.

Особенно если они функционируют в рамках мощнейших квазипартийных структур (ОРТ и НТВ), – об этом я много писал, не буду повторяться.

Выбора ни у Сергея Доренко, ни у Евгения Киселева нет. Ибо если они не признают себя политиками, они должны будут признать себя орудиями в руках политиков.

В случае с Евгением Киселевым это вообще затруднительно, ибо он, помимо прочего, является совладельцем «квазипартии НТВ» и ее генеральным директором, то есть человеком, который определяет политическую линию не только своих «Итогов», но вообще всего канала.

Хочу ли я уязвить гг. Киселева и Доренко? Помилуйте, чем? Тем, что они, по моему убеждению, действительно входят в сотню ведущих политиков России, то есть в сотню людей, которые оказывают самое большое влияние на политику страны?

Если это называется – уязвить, то что же тогда – возвысить?

Итак, человек, реально участвующий в большой политике, будь он даже журналистом, должен (1) осознавать это; (2) не делать вид, что он здесь ни при чем; (3) осознавать связанные с этим политические и иные (имущественные, например) риски. Проще говоря, он должен быть готов, что с ним будут бороться как с политиком:

• ИСПОЛЬЗУЯ ВСЕ ДОПУСТИМЫЕ И, ЕСЛИ ДОПУСТИМЫХ НЕДОСТАТОЧНО, НЕДОПУСТИМЫЕ МЕТОДЫ;

• ПЫТАЯСЬ ЛИШАТЬ ЕГО ГЛАВНОГО ОРУЖИЯ ПОЛИТИЧЕСКОГО ВЛИЯНИЯ (В НАШЕМ СЛУЧАЕ – ЭФИРА);

• ПЫТАЯСЬ ДИСКРЕДИТИРОВАТЬ ЕГО (КАК ВЕДУТ СЕБЯ ВСЕ ПОЛИТИКИ ПО ОТНОШЕНИЮ ДРУГ К ДРУГУ);

• ПЫТАЯСЬ ЕГО ПОБЕДИТЬ, ТО ЕСТЬ – ВЫТЕСНИТЬ С ПОЛИТИЧЕСКОГО ПОЛЯ (ОПЯТЬ ЭФИР);

• СТАРАЯСЬ ПОДОРВАТЬ ЕГО СОЦИАЛЬНУЮ БАЗУ (В НАШЕМ СЛУЧАЕ – НЕ ИЗБИРАТЕЛЕЙ, А АУДИТОРИЮ).

Это – правила игры в политику.

И просто журналистом здесь не удается прикинуться даже мне. Тем более это не удастся Киселеву и Доренко.

Когда я вижу «колебания» людей, которым Борис Березовский предложил участвовать в доверительном управлении акциями ОРТ, «колебания», объясняемые «финансовыми рисками», я, мягко говоря, недоумеваю. Березовский предложил не «финансовые», а политические риски. Он предлагает участие в большой политике. И решение здесь может быть только политическим: да или нет.

Я, например, уверен почти на 100 %, что Кремль и на пушечный выстрел не подпустит «Телетраст» к управлению ОРТ. Поэтому ни до каких финансовых рисков дело не дойдет. А до политических – дойдет.

Тем не менее я свое решение принял, основываясь именно на политической, а не финансовой логике. И имею на то свои резоны.

Все сказанное не означает, что СМИ должны быть цензурируемы или находиться под контролем государства. Но ни цензура, ни контроль государства не наступят автоматически, если владельцем НТВ станет не Гусинский, а владельцем ОРТ (или «Независимой газеты») – не Березовский.

Они (цензура как политический фактор и контроль государства как фактор общенациональный) наступят в другом случае. Но прежде – немного о цензуре.

Что есть цензура?

Цензура – это наиболее откровенная (если даже она не объявлена официально) форма подавления или ограничения свободы СМИ, существующая как система.

Если Сергею Доренко запрещают выход в эфир с его передачей из-за ее содержания – это есть цензура по отношению лично к журналисту Сергею Доренко, но не цензура как система, государственная политика или реально существующий политический институт.

В начале этого года весьма активно (особенно активно, кстати, на НТВ) раскручивалась и пропагандировалась история с «честным, объективным и профессиональным» немецким журналистом, «снявшим» на телекамеру «издевательства» российских солдат над телами убитых чеченцев. Сначала нам доказывали, что все это правда. Потом выяснилось, что неправда. Немецкая телекомпания уволила журналиста. Является ли это проявлением цензуры? Формально да – по отношению к этому журналисту на этом канале. Не исключено, что этого журналиста вообще больше не приняло на работу ни одно немецкое СМИ. Значит ли, что в Германии существует цензура и запрет на профессию? Нет.

Если Сергей Доренко после закрытия его передачи на ОРТ не сможет получить работу ни на каком другом канале, если он не сможет выступать со своими интервью, статьями в любых других изданиях – это будет означать введение цензуры в России.

Пока этого не произошло.

Замечу, кстати, что лично я считаю, что передачу Сергея Доренко политически сняли зря, хотя и понимаю, какими резонами руководствовался генеральный директор ОРТ, принимая это решение. Но даже если оно принималось под давлением государства, как одного из главных акционеров ОРТ, это не есть факт политической цензуры, тем более – цензуры как системы.

Не буду дальше развивать эту тему. Итог подведу утверждением, что до сих пор мы не наблюдаем какого-либо реального ограничения свободы СМИ в России, хотя, безусловно, по поводу границ этой свободы в стране идет и теоретическая, и политическая, и практическая борьба сторонников ограничения этой свободы и сторонников, напротив, ее сохранения.

Казус или судьба НТВ (конкретно)

Российские журналисты и СМИ реально занимаются не только журналистикой, но и реальной политикой.

Потери со стороны журналистов и СМИ как политических фигур и структур неизбежны – это следствие самой борьбы.

Как при этом не потерять собственно систему частных, свободных, негосударственных СМИ? Только одним способом – не допустить, чтобы все три главные телекомпании стали государственными. Совершенно верная посылка.

Проблема в том, что эти три главных телеканала как раз и являются едва ли не тремя главными политическими игроками (по крайней мере, среди СМИ). Более того – один из этих каналов наполовину принадлежит государству, а другой – по утверждению власти – является полным должником структуры, подконтрольной государству.

В интересах общества, сохранения свободы СМИ и демократии в России необходимо, по крайней мере, сохранить эту пропорцию: один канал – государственный, один – частный, один – в совместном управлении.

Кремль не должен, не имеет политического (не юридического) права этот баланс разрушить.

Если он его разрушит, то общество, безусловно, не будет молчать, как бы отдельные его представители ни относились лично к Гусинскому и лично к Березовскому. Кремль не получит молчания – он в лучшем случае получит молчаливое сопротивление, молчаливый саботаж по отношению ко всему, что предпринимает. Он сделает всю корпорацию журналистов своей явной или скрытой оппозицией.

Но как Кремлю выйти из политической и финансовой борьбы по поводу НТВ и ОРТ, не потеряв лица и не позволяя и дальше за государственные деньги критиковать государственную политику, когда нет понимания и привычки, что иногда даже разумнее содержать своих критиков за свой счет, нежели позволять им существовать за счет других.

Оптимальное решение, на мой взгляд, таково.

На период судебного, то есть цивилизованного, выяснения отношений между «Медиа-Мостом» и «Газпромом» передать управление НТВ специально созданному Совету управляющих, состоящему из представителей шести думских фракций (КПРФ,

«Единство», ОВР, СПС, «Яблоко», ЛДПР), а также представителей нынешнего собственника («Медиа-Мост»), возможного потенциального собственника («Газпром») и исполнительной власти (от Министерства печати или Министерства юстиции). Учитывая безусловные достижения НТВ как лучшей телевизионной информационной системы в стране (и в этом смысле – национального достояния), объявить, что, во-первых, НТВ не может быть продано (если до этого дойдет дело) какой-либо государственной структуре, а равно – и каким-либо зарубежным структурам.

Объявить, если выяснится, что НТВ по суду уходит из рук Гусинского, открытый (под парламентским контролем) конкурс на покупку контрольного пакета акций НТВ частными инвесторами.

Если ни одна из российских частных структур не способна собрать необходимых средств на продолжение деятельности НТВ (утверждение Альфреда Коха), заложить в условия конкурса возможность предоставления соответствующего кредита победителю конкурса одним из государственных банков.

Это – принципиальная схема, которую можно уточнять, совершенствовать и, естественно, подгонять под нормы существующего законодательства.

В случае с ОРТ я в целом поддерживаю схему, предложенную Березовским, хотя власть (будем работать в рамках наших реальностей, а не идеальных схем) может настаивать на изменении (путем переговоров) состава участников трастового договора по управлению 49 % акций, не лишая, разумеется, нынешних собственников этих акций права на отклонение предложенных кандидатур.

Поскольку сегодня актуальней звучит тема НТВ, то вернусь к этой телекомпании.

Казус НТВ состоит в том, что лучшая информационно-политическая телеслужба страны оказалась и в оппозиции к власти, и в долгах у нее. Желание одним махом и «замочить» оппозицию, и вернуть долги психологически понятно, но политически нецелесообразно для власти (Кремля), страны и системы свободных СМИ в России. Если оппозиция разорилась финансово, то долги государству с нее нужно взять, но созданный оппозицией механизм качественного телевещания не погубить, не разрушить, не поставить под свой контроль (ибо не нужно власти столько телевидения), а отдать в другие руки в целости и сохранности.

Говоря более понятно некоторым работающим сейчас в Кремле людям: если вы видите в Гусинском адмирала Колчака, то даже в этом случае нет никаких оснований видеть в каждом солдате колчаковской армии маленького, но Колчака же. Это – просто солдаты, граждане России, российские журналисты, волею судеб оказавшиеся в нашей «холодной гражданской войне» «по ту сторону» (а во многом – и не совсем «по ту»). Это последнее – главная посылка для поиска лучшего выхода из положения.

* * *

Итак, судьба НТВ и судьба свободных российских СМИ сегодня действительно связаны друг с другом. Несколько шагов, избранных Кремлем по решению для себя проблемы НТВ как оппозиционной политической «партии НТВ», уже сделаны. И не всегда неразумные, хотя не всегда же безупречные. Эти шаги вплотную подвели власть к той черте, за которой любой неправильный шаг станет уже не угрозой, а реальностью разрушения системы независимых от власти СМИ и свободы слова в России. Если этот шаг будет сделан, то, во-первых, придется идти и дальше, что вообще катастрофично; во-вторых, будет доказана гипотеза о борьбе Кремля со свободой слова; в-третьих, смириться с этим не смогут практически все, кто пока еще с пониманием относится к решениям тех политических задач, которые перед властью стояли.

НТВ должно остаться – даже если оно будет говорить то, что оно говорит сейчас. Это – императив. А вот кому, исключая государство, оно будет принадлежать, – вопрос, открытый для обсуждения и решений.