Текст книги "Дорога в один конец"

Глава 28

Ирма не узнавала его. Она помнила песню, помнила те два лета, проведенные в селе у бабушки, помнила парня, что пел вечерами под гитару. Вроде, даже и целовалась с ним, и переписывались, вроде, потом несколькими письмами. Но Ирма никогда не знала раньше вот этого симпатичного мужчину, что с гитарой в руках широко улыбался ей со своей страницы на сайте «Одноклассники». Длинные, слегка поседевшие волосы его чуть прикрывала на макушке, явно надетая по приколу, зеленая армейская фуражка. И это был совсем не тот парень, который сейчас пел для нее в телефонную трубку песню, что на какой-то миг перенесла Ирму в ностальгию по ее подростковым безрассудствам. Тот парень не запомнился ни именем, ни фамилией, ни письмами. Да и поцелуями не запомнился, только лишь песня его вот зацепилась в душе. А в мужчину этого, что улыбался ей с фотографии, Ирма уже влюбилась.

Поверить в это совпадение было невозможно. Но сейчас она понимала, что все так и есть. Этот дальнобойщик Вадим Бут, которому далеко уже за сорок, и есть тот парень, чью песню она запомнила лет в двенадцать – взбалмошным подростком в комплексах переходного возраста. Вадим и Ирма мелькнули в тех начальных отрезках времени, отведенного им Богом, расстались практически безболезненно и не искали друг друга больше нигде и никогда. Не искали, но нашли, почему-то. Прожив свои такие разные жизни аж до вот этой – ставшей для них совместной реперной точки, они вдруг НАШЛИСЬ в скопище людском. Зачем?! От такой мистики становилось не по себе.

«Нет. Он, все-таки, искал меня, наверное. Ну, может, не всю жизнь, а когда уже интернет появился? – маялась Ирма в раздумьях.

– Нет! Точно искал!» И от такого умозаключения мистика исчезала, и происшедшее льстило сердцу женщины отзвуками любовных романов, которыми она всегда зачитывалась, как и большинство одиноких женщин. Все сильнее хотелось не только читать и читать, не отрываясь, этот новый роман, но и самой стать главной героиней его, пожить в нем. Ощутить, как это, когда тебя любят неразделенной любовью всю жизнь. Теряют, но помнят и ждут терпеливо, или всю жизнь настойчиво ищут, чтобы вернуть. И полюбить, в благодарность за это. Самой изо всей силы полюбить. Той любовью, что еще ни капельки не растратила, – как будто специально для этого дальнобойщика берегла. Броситься в пьянящее чувство, как в омут с разбега, не оглядываясь ни на своего «жениха» того «вечного» из понтового круга государственных служащих, ни на семейный теперешний статус объекта своей, наконец, прорвавшейся наружу любви, ни на реакцию своих «вечных подруг» – Светки и Вики.

«Как-то невнятно, все же, объяснил он свое семейное положение, – размышляла Ирма. – Женат, не женат? Евгений Петрович вон тоже свободным от законной жены себя считает, – Ирма иронично скривила губы. – Да, какая разница! – вдруг зло и решительно резюмировала она.

– Если это любовь взаимная, можно хоть всю прошлую жизнь поставить на кон! Но никаких гражданских браков и любовных отношений в ореоле адюльтера больше. Никаких! Все!»

Все планы на предстоящий день были отброшены, когда встреча неожиданно стала неотвратимой реальностью. Рано утром, разбудив Вику и ничего ей не объясняя, Ирма выбила в плотном графике подруги полчаса для прически. Та, зевая в трубку, буркнула с легкой обидой:

– Если бы я не знала тебя, как облупленную, подумала бы, что ты замуж собралась с утра пораньше. Но ты, Ирмуля, выгони сначала своего Гену Петровича. Давай, дуй не в салон, а прямо ко мне.

Мастер своего дела, Вика даже спросонья на халтуру была не способна. Смотрела удовлетворенно в зеркало на результат своего труда, на довольное, даже какое-то одухотворенное лицо подруги и качала головой:

– И на кой черт он тебе сдался?

– Ты о ком, Вика? – улыбнулась ей в зеркало Ирма, интригуя. – Не ты ли мне предлагала закидывать удочку на крупную рыбу? Вот такая и клюнула.

– Ох, подруга! Поймешь и ты когда-нибудь, какое это благо жить в свободе от ответственности за приваженных да прирученных. Воняет эта рыба твоя, протухла уже давно, а выкинуть, как вижу, непросто.

Довольная Ирма прямо выпорхнула из подъезда, помахала подруге на третий этаж рукой – знала, та смотрит в окно, и лихо втиснула кнопку дистанционного замка дверей своего небольшого красного «Ниссана» – «Кисанчика», как любовно звала машину Ирма. Круто развернувшись, автомобиль помчался в сторону рынка. Ирма давно не испытывала такого сильного желания приготовить обед. Без ресторанной вычурности, а просто сытный обед из трех блюд с десертом. Как жена готовит возвращающемуся из долгого рейса любимому мужу. Ирма подумала это, и сердце томно защемило, залив щеки румянцем.

В эту ночь она уснула только под утро на какой-то часок и, лишь открыв глаза, сразу набрала ставший в одночасье дорогим номер. Вадим уже ехал к ней. Иллюзия этого любовного романа превращалась в реальность. К Ирме ехал не мужчина знакомиться, не в гости ехал старый друг детства, надеющийся воплотить в жизнь ничем не кончающийся, по определению, их детский роман. К ней из долгой разлуки возвращался любимый и такой желанный близкий человек.

Без какой либо спешки, а, даже, наслаждаясь давно приглушенным в беззамужестве и тут вдруг в одночасье вспыхнувшим естественным женским инстинктом хранительницы очага, Ирма все успела и, любуясь в зеркале своей прической, набрала номер Вадима. Голос того был озабоченным:

– Я тут проскочил нужный поворот и отмахал почти сотку не туда. Ты извини, я перезвоню тебе. – И отключился.

Ирма присела на диван и защелкала непроизвольно пультом от телевизора, не воспринимая мелькающие на экране сюжеты. Возбуждение спадало. И мозг, и тело зажимало тугими обручами оцепенение. Вот и все. Вот и вся любовь, споткнувшаяся и расплескавшаяся по расплавленному асфальту. «Ему – этому дальнобойщику, и нужно было лишь общение и то виртуальное, про что и заявил в своей анкете. – Наваждение помалу покидало Ирму. – В этом он честен, надо отдать должное. Но на большее, видно крепко подумав, оказался не готов. То ли одичал совсем в своей кабине, то ли пересытился избытком свободы от семьи, от жены, от детей. Щекочет себе периодически нервишки общением в интернете с дурами виртуальными – вот такими, как я!»

Ирма устало поднялась с дивана, включила компьютер и стала перечитывать их с Вадимом переписку за последние дни. Да, он уникален, он не такой, как все. И профессией своей, и нерастраченной до своих теперешних лет еще юношеской романтикой, и неумением соврать уникален, и, наверное, умением любить тоже. Но любить виртуально, – как книгу писать о любви, страдая этой любовью лишь до той поры, пока не почувствуешь, что пора бы уже и перекусить.

«Да, уж! – Ирма горько усмехнулась про себя. – Все-таки этот «несчастный» случай, что приключился со мной в социальных сетях, еще не самый страшный по своим последствиям. Мог бы этот дальнобойщик приехать, отобедать сытно, переспать (здесь лицо ее покрылось злой краснотой), и слинять на своей фуре, прихватив еще и деньги, что нашел, прошерстив при случае полки шкафов. Дура я, дура! Так мне и надо – идеалистке чертовой! – Ирма упала на подушку и разрыдалась.

Не ощущала Ирма, шло время или остановилось, пока мобильник не стебанул по комнате звонком, высветив ставший уже родным номер. Она вскочила в испуге, резким толчком пальца по кнопке приняла звонок и молча приложила телефон к уху.

– Ирма! – послышался такой же, ставший уже родным ей, голос в трубке. – Я припарковался здесь на заправке, которая сразу при въезде в город. Куда мне теперь идти? Где найти тебя? Что ты молчишь? Где ты, Ирма!?

Вадим теперь искал до исступления настойчиво свое такое желанное зеленоглазое прошлое, панически страшась, что, уже почти найдя, почти прикоснувшись, потеряет его вновь.

Глава 29

За окнами квартиры из потемневшего неба блеснуло, пронзая ослепительным зигзагом тучи и гулко ударив громом, и как будто очнулась Ирма:

– Да, да, Вадим! Я есть! Я здесь! Я дома! Ты иди по улице прямо в город, а я бегу навстречу тебе! Ты меня увидишь! Иди быстрее, а то гроза собирается. Поторопись, Вадим!

Ирма рванула двери шкафа: «Что одеть?!» Аккуратно сдвинутые плечики с нарядами флегматично не воспринимали ее спешку. Ирма сбросила домашний халатик и вмиг втиснулась стройным телом в такой любимый ею летом, ставший чуть ли не повседневным, сарафан. Взглянула в зеркало. Прически, как не бывало. Провела несколько раз расческой по русым локонам и в секунду обхватила резинкой аккуратный хвостик на затылке.

«Зонтик! Где зонтик?» Пробежала взглядом по вешалке прихожей. «К черту! Так, ключи! Где ключи?» Схватив с трюмо ключи от квартиры, Ирма бросилась к выходу, успев краем глаза заметить, как, очертив в пространстве дугу, оторвалась от порушенной на трюмо колоды и легла на паркет прихожей вниз рубашкой карта. И Ирма поняла, что все она делает сейчас однозначно правильно.

Она любила гадать и загадывать на картах, акцентируя, впрочем, внимание на позитивных подсказках невозмутимых дам и королей средневековья. Валеты Ирмой в расчет не брались, – не для валетов уже возраст ее. До недавнего времени и король только одной – черной масти пробуждал периодически ее интерес. На него гадала, – на Евгения Петровича. Никак не уходил пиковый король из жизни бубновой дамы, как не тасовала Ирма колоду. Но вот с недавних пор королей вокруг дамы стало два.

Вадим и Ирма увидели друг друга одновременно и издалека. Красное пятно букета роз двигалось от автозаправки вниз по улице по той стороне, по которой быстрым шагом, иногда подбегая и оглядываясь на затмившую солнце грозовую тучу, торопилась Ирма. Вадим заметил ее фигуру в длинном, до пят, сарафане, еще до того, как Ирма помахала ему рукой. Теперь они уже бежали навстречу друг другу, и бег этот выглядел для окружающих прохожих абсолютно естественным на фоне приближающейся грозы.

Первые крупные капли дождя ударили по раскаленному асфальту как раз в тот момент, когда Ирма и Вадим бросились в объятья друг друга. И вот тут уже неестественной для окружающих стала картина, где мужчина и женщина целовались посреди улицы, под дождем, прикрываясь при этом от удара тяжелых капель букетом роз. Дождь жестоко сек нежные алые лепестки, и они опадали безвольно на плечи встретившихся, – наверное, влюбленных, стекали по тонкой ткани сарафана женщины и уносились потоком воды.

Кто-то крикнул: «Да, прячьтесь же вы, наконец, идиоты!» Пара, держась за руки, бросилась бежать по тротуару, усевая лепестками и бутонами мокрый асфальт, а спрятавшиеся от непогоды провожали их умилительными улыбками.

Ирма и Вадим влетели в подъезд, запыхавшись, с блестящими от возбуждения глазами.

– Боже! Вадим! Ты весь мокрый! – Ирма закинула ему назад слипшиеся пряди волос.

– А ты? – Вадим, выпустив под ноги остатки букета, взял в свои руки ладони женщины и поднес к губам, намереваясь согреть. – Ты тоже! Ты замерзла?

Ее ладони были влажными и теплыми, и от них шел волнующий и какой-то неизведанный еще Вадимом аромат, – притягивающий, обволакивающий, сладко и безболезненно лишающий напрочь воли. И он стал целовать эти ладошки. Даже не целовать, а слизывать с них дурманящую влагу, игнорируя опасность показаться перед Ирмой смешным, несчастным извращенцем.

– Пойдем! – Ирма коснулась губами его лба. – Не будем ждать лифт. Еще свет вырубят и застрянем. Побежали быстрей! Это не так высоко, – всего седьмой этаж.

Она пошла быстрым шагом по ступенькам, не отпуская руку Вадима, время от времени оглядываясь и ловя его взгляд. И Вадим послушно отдавался зеленым магнитам-глазам Ирмы, нырял возбужденным взглядом в них, как в омут, а потом опять, ведомый за руку повелительницей, как песик на поводке, упивался втайне интимными линиями, что так отчетливо проявила мокрая и тонкая ткань сарафана на ее теле. Он уже уловил, вкусил и добровольно заразился феромонами разогретого тела этой женщины, превратившись в самца, в котором страсть основного инстинкта зверя подавляла любовь человека. И был это запах именно его самки – единственной на целом свете женщины, которую Вадим, нет, не искал, – ждал всю свою прожитую жизнь. Сейчас его любовь к этой женщине была пересилена еще неизведанной страстью, рожденной от этой любви. И это почувствовала Ирма.

Она открывала молча дверной замок, не глядя на Вадима и не отпуская его руку, как бы стараясь не подпустить преждевременно его близко к себе. Они вошли в прихожую, Ирма пропустила Вадима вперед, все так же держа его за руку, и закрыла дверь на ключ.

– Сейчас я в ванную, переоденусь, потом ты, и потом я тебя… – Ирма не успела сказать «покормлю».

Вадим припал к ее губам, страшась и не желая, чтобы пахучим гелем для душа был убит божественный запах ЕГО женщины. Собрав этот аромат на нежной коже шеи, по ямочкам ключиц и особенно резкий в разрезе декольте, он стал медленно опускаться на колени и выдавливать страстными поцелуями на каждом сантиметре тела Ирмы из мокрой ткани сарафана влагу, пропитанную ЕЕ запахом – теперь непреодолимой зависимостью на всю свою оставшуюся жизнь. Вадим чувствовал это, понимал, осознавал и добровольно, в одночасье, соглашался на подобную зависимость.

Ирма впервые столкнулась с таким напором страсти. Нет, не грубым, не отталкивающим ее. Этот порыв мужчины был желанным, волнующим, возбуждающим, отпускающим все тормоза и смело зовущим к адекватной, еще не изведанной ею взаимности. Не ханжа в вопросах, касающихся секса, Ирма, все же, воспринимала интимную сторону жизни мужчины и женщины больше, как физиологический процесс, способствующий продолжению рода. Как, впрочем, и большинство женщин, для которых романтическая сторона отношений важнее, чем грозящий всякими физиологическими неприятностями половой контакт.

Здесь же все слилось воедино – и порыв души, и зов плоти. В эту минуту рождалась взаимность не влюбленных, но любящих по-настоящему. Взаимность, в первую очередь, в желании подарить наслаждение объекту вожделения, и этим удовлетворить уже и себя. Ирма почувствовала, что не должна она бояться необычного, на первый взгляд, поведения Вадима. Она должна довериться ему и покориться в том, в чем была еще несведуща сама.

Если бы Ирма знала, как же несведущ был в этом опьяненный ее феромонами Вадим! И как он был благодарен, что не останавливает Ирма его, а лишь шепчет:

– Там обед, Вадим! Ты же голоден! Я покормлю тебя! Потом…

А он – враз онемевший, дрожа всем телом, опускался все ниже и ниже к ее бедрам и тянул губами по миллиметру вверх неподдающуюся, липнувшую к ногам женщины мокрую ткань сарафана.

Крестовый король на паркете прихожей тоже вдохнул аромат любви из вдруг опустившегося на него влажного одеяния, которое непроницаемо укрыло заодно от созерцания посторонних невообразимо острую в своем эротизме картину происходящего в комнате. Хотя король крестовый был далеко не посторонним в этих раскладах. Под этой картой Ирма Гроец загадала себе того дальнобойщика, что под именем «ВЛАДИМ» вывесил на сайте знакомств вместо своей фотографии шину от грузовика, взнузданную толстым канатом. Лишь улыбался король загадочно. А может и руки потирал от удовлетворения? Кто знает?

Глава 30

Вадим уехал рано утром, подстегнутый впервые возникшим желанием закончить рейс побыстрее. И впервые за всю его дальнобойную жизнь сдавила сердце и разбередила душу незнакомой, вязко парализующей тоской сцена прощания у порога. Ирма, тоже никогда еще не испытавшая во всей своей подлой красе понятия «разлука», перебирала как будто в нетерпении босыми ступнями на прохладном паркете, придерживала одной рукой разрез ночнушки у своей почти детской тоненькой шеи, а другой гладила Вадима по щеке:

– Ты не успел побриться.

Он хотел ответить подобием каламбура, что и бритва, и зубная щетка его в машине – в его доме колесном, но вдруг осознал, всматриваясь в наполняющиеся влагой глаза Ирмы, как неуместно будет сейчас подчеркивать его бытовую с ней разобщенность, так не поспевающую за единением их душ и тел.

– Купи мне, пожалуйста, все, что нужно, хорошо? – нашел Вадим по его разумению уместные сейчас слова, привлек к себе маленькую фигурку любимой и стал целовать ее глаза, упреждая готовые хлынуть слезы. – Я быстро, Ирма! Ну, что ты? Венгрия – это недалеко. И выгрузка рядышком с границей.

– Ближе, чем Ньиредьхаза? – Ирма подняла заплаканные, налитые какой-то непонятной Вадиму мольбой глаза.

– Ближе, солнышко! Ближе! – поспешил он заверить и опять осушил поцелуями слезы в зелени ее глаз. А самому не терпелось быстрее ступить за порог, прямо хотелось бежать, лететь к машине, чтобы сорвать ее сонную с места резким сбросом педали сцепления и начать уже, наконец, отсчитывать километры той дороги, которая опять приведет непременно в этот маленький подольский городок. Он уже понимал, что все его рейсы-дороги будут заканчиваться теперь именно здесь. И чем слаще будет поцелуй встречи, тем горше поцелуй расставания. И это тоже понимал Вадим с тревогой. Ведь все в этом мире уравновешено. Все. И все будет неизбежно оплачено.

– Я буду ждать тебя, – разрывая спазмы в горле, прошептала Ирма, – буду ждать тебя ДОМА.

Этот шаг за порог был необычайно трудным. «И каждый раз на век прощайтесь, когда уходите на миг…» Теперь Вадим понял значение этой фразы, услышанной им впервые в далекой юности в знаменитом фильме с так похожей на Ирму польской актрисой в главной роли. Эйфория от прошедшей ночи спадала, и наступало неизбежное похмелье.

Нет, любовь и привязанность – не дальнобойщика удел. Этой касте предоставлена беспрецедентная свобода в общении с противоположным полом, но взамен – для того же пресловутого всемирного равновесия, отнято право на любовную зависимость. Да, вообще-то, и не отнято, – не допустит Господь такую жестокость к одному из представителей им же сотворенных «человеков». Он благосклонно предоставляет ему право перемахнуть за красные флажки резервации, где на границе стоит огромный двусторонний биг-борд, на котором понятным для всех текстом пропечатаны последствия. Почему двусторонний? А это для тех, кто рискнет заразиться привязанностью к дальнобойщику. Не меркантильной, нет. Полюбить кто посмеет этого свободолюбца – для них эта черная метка. Нет, пожалуйста! Всем, явившимся в этот мир, дано право на любовь, как и на свободу. Но не говорите потом, что вас не предупреждали.

Может и Вадим не сиганул бы за четко очерченный край. Да и Ирма, может, была бы более благоразумной. Но убрали Ангели-Хранители все запреты в зоне пересечения их жизней. И действие это ангелов было богоугодным, ибо не выбирала уже погрязшая в разврате, вырождающаяся человеческая порода положенную ей Богом дозу благодати на любовь. Одурелые «человеки» перестали искать свои половинки по критериям любви. В моде оказались «союзы» потрепанных излишествами престарелых сластолюбцев с тугим кошельком и смазливых девах, торопящихся выставить свое тело на аукцион, пока оно еще в соку. Эти «союзы» еще хоть как-то скреплялись печатью, даже под венец, случалось, шли, богохульсвуя. Но в основном «человеки» стали довольствоваться семейным «пробником» – так называемым «гражданским браком» – циничной вершиной безответственности.

В таком «пробнике» довольно комфортно, если это, конечно, устраивает обоих – утешающих себя мыслью, что никакой штамп в паспорте не удержит, если нет любви, если даже совместные дети не удерживают. Но почему взаимно любящие часто не спешат узаконить свои отношения и перед обществом, и перед Богом? Какой свободы они жаждут? Так острее преснеющая с каждым днем жизнь? Как секс на не совсем пустынном пляже? Гурманы, однако.

Видно совсем плохо у Бога с достойными на любовь взаимную, раз предоставил такое право дальнобойщику и успешной самодостаточной женщине. Мало того, он обставил этот свой эксперимент еще и дополнительными преференциями для кандидатов, что прожили уже добрые половины своих жизней точно. Нет у них времени для углубленного познания друг друга. Поэтому и разговор о законном браке естественен уже в первую встречу. Даже не разговор, а вопрос. Вопрос Ирмы, ответ Вадима на который должен стать своеобразным тестом его намерений. Посему, все уместно. Все!

Этот вопрос и прозвучал, когда притомленные от наслаждения друг другом лежали они в полумраке от задернутых штор и болтали непринужденно обо всем и ни о чем, как давно знающие друг друга. Откровенность перед собеседником – эта, может, и не всегда оправданная черта характера Вадима, здесь сыграла незаменимую и, может, свою главную в его жизни роль. Ирма ему ПОВЕРИЛА. Особенно про то, почему живя уже больше десяти лет в одиночестве, носит он в своем паспорте штамп неразведенного. Но должна была еще быть заключительная точка в этом вопросе.

Ирма чмокнула Вадима в губы, на секунду прерывая его повествование о своей жизни, и поднялась с постели. Изящно надела на стройное тело его футболку и рывком распахнула шторы. Вадим теперь видел лишь ее силуэт в проеме окна, а Ирма каждую морщинку на его лице. Прозвучавший, казалось, как гром среди ясного неба, вопрос был вполне уместен в среде людей ответственных и, тем более, в эту минуту:

– Ты готов убрать этот штамп из своего паспорта?

Она знала его ответ, но ее волновал другой вопрос, который тоже был обязан непременно прозвучать не далее, как сейчас, и ответ на который был далеко не так очевиден. Ирма присела на край постели, взяла в ладони руку Вадима и заговорила спокойным, даже немножко деловым тоном, глядя ему в глаза:

– Я буду откровенна с тобой, оценив твою откровенность. Чувство, которое сейчас у меня в душе, еще мной не испытанное. Я его даже боюсь, но, чувствую, еще не поздно затормозить в этом разгоне. У меня есть горький опыт отношений с мужчинами, которые закончились ничем. Скорее всего, из-за того, что не было взаимного тяготения изначально. Просто один шел на поводу желаний другого в расчете, что что-то, когда-то проклюнется. Но это уже сейчас не важно. Я максималистка по жизни, Вадим, как оказалось. И против этой природы не попрешь. По мне, – так или все, или ничего. Я верю в твое чувство ко мне, я умею быть правдивой перед собой. И вот резюме: я в тебя влюбилась. Но не готова я жить в ожидании свиданий, Вадим, понимаешь? Я готова даже на такую – желанную каждой женщиной взаимную любовь, лишь исключительно в браке. – Ирма улыбнулась, сглаживая свою категоричность. – Ну, что ты скажешь на это, милый мой?

Вадим рывком привлек ее и поцеловал в губы. Потом нежно прижал к себе и рассмеялся:

– Глупенькая! Скажи, а какой вариант ответа возможен здесь еще? Нет, ну, правда! Промямлить что-то, типа там, я не готов, или как? Вот, может, полюблю сильнее, тогда распишемся, да? – он захохотал, рассмешив и Ирму. – Милая моя Ирмулечка! Я тебя уже очень сильно люблю и поэтому прошу стать не просто моей женой, а и выйти замуж за меня официально. Это я чтобы все было, как положено. Негоже женщине делать предложение мужчине. Его это – козла прерогатива. Ты чуть поспешила с вопросом, но я благодарен тебе за него. Я вправду благодарен, Ирма.

Его глаза еще смеялись, но остро почувствовав неуместность хоть какой-то шуточности в эту минуту, Вадим произнес уже серьезно:

– Ирма, дорогая! Первое, что я сделаю по возвращении из рейса, – подам заявление на развод. И как только получу желанный штамп, попрошу тебя, уловив, заметь, на слове, – здесь он опять улыбнулся и погрозил пальцем, – подать заявление в ЗАГС. Ты согласна? Ох, солнышко ты мое! Ирмулечка! Я так тебя люблю!

Потом они полуголые и удовлетворенные разрешением такого важного и, как оказалось, такого пустячного вопроса, закурили на балконе, но вдруг спохватились и затушили сигареты. Как первый шаг в неотвратимой обоюдной необходимости меняться, притираться и готовности делать это, дабы быть вместе навсегда, они поклялись больше никогда не притрагиваться к сигаретам. Смяв пачки, они забросили их далеко с балкона, вернулись в комнату и плюхнулись на смятые простыни дивана. До утра еще было так далеко, и жизнь еще вся впереди – непрожитая и неизведанная.