Текст книги "Дорога в один конец"

Глава 37

Вадим пришел в сознание в тесной клетке «воронка». Машина двигалась, надрывно воя двигателем и подпрыгивая на ухабах, – видно, ехали по бездорожью. Руки, скованные сзади наручниками, свело судоргой, лишь только Вадим попробовал пошевелиться. Боль сразу отозвалась по всему телу, и заныл, как разгоняющаяся турбина, звон в голове. Вадим почувствовал, что голова упирается во что-то мягкое. Чуть пошевелил ею и ощутил тепло. «Живой! Он таки живой! – подумал удовлетворенно, что уберег его Господь от смертоубийства. И того, что вскинул автомат, тоже не размазал Вадим об «воронок». Подумал так, ибо не зафиксировало сознание его точки от пуль на ветровом стекле. Не зафиксировало, чтобы неизлечимой ненавистью не заразился. Чтобы не пробила ассоциация на случившееся с ним в горах Гиндукуш четверть века назад, не унесла туда вновь.

«Ничего, в «ментовке» разберутся. Попали мы, видимо, под какую-то спецоперацию. Никак не оклемается Россия от Чечни, – думал Бут. – А, может, этот «Юный» подрезал их где-то нечаянно, вот и возбудились? Это не Европа».

– Эй, парень! – окликнул вполголоса Вадим. – Как ты?

В ответ молчание. «Покалечили, суки, парня. Быстрее бы уже довезли до райотдела», – подумал, наливаясь приторной смесью злости и страха.

Дорога пошла ровнее и «воронок» затормозил. Потом, взвыв двигателем, сдал назад. Дверь распахнулась, впустив в пропахшую выхлопными газами каморку морозный воздух.

Наручники сняли и потянули за плечи. Вадим вывалился наружу и остался лежать, осматриваясь. Двое в масках перевернули «Юного», сняли с него наручники и выволокли, как мешок, на снег. Парень был в одной футболке, спортивных штанах и босой – в том, в чем его выдернули из кабины. Один стукнул ботинком по лицу, проверяя жив ли. Голова безвольно дернулась. Двое, откинув автоматы за спину, подхватили тело и перевалили за перила моста, на котором с потушенными огнями стоял «воронок».

Вадим все понял. Не замельтешила в мозгу кадрами кинохроники вся его прожитая жизнь, как пишут в романах, и не пришло осознание неизбежной расплаты за свой роковой шаг от родного порога. В мозгу проявились в замедленной съемке увиденные как-то в интернете страшные кадры расправы чеченцев над русскими солдатами. И пульсировала, раскалывая череп, единственная мысль: «Господи! Только быстрее и не ножом! Только не ножом!»

Один передернул затвор автомата. «Нет, не пулей, – донеслось до Вадима, – нам вещдоки не нужны». Они тянули паузу, как жилы из живого еще человека, о чем-то споря приглушенными голосами. Вадим лежал неподвижно на снегу, зажмурив изо всей силы глаза и уже практически не дыша. «Бери за ноги», – донеслось до его сознания. В тех кадрах чеченской войны тоже один держал за ноги, пока другой пилил ножом горло. И обреченный лишь мычал, не сопротивляясь.

Ни у кого, кто был свидетелем этой сцены на мосту, – ни тем, кто созерцал с небес, ни этим двоим непосредственным ее участникам, больше не хватило терпения. «Давай следом за тем, через перила. Сам подохнет», – опять донеслось до Вадима. И он почувствовал, как подхватили его за руки-ноги и дальше ощущение секундного полета с приземлением лицом на мягкую перину снега, который, забив рот и нос, лишил дыхания. «Воронок», пронзив светом фар ночь, рванул с места. Вадим отчаянно загреб руками, как потенциальный утопленник на глубине, и вылез из сугроба. Долго откашливался и отплевывался, вживаясь в новую реальность и оставляя позади случившееся, как страшный сон.

Сразу пришло в голову, что парень, если был без сознания, мог задохнуться в снегу. Вадим судорожно стал разгребать сугроб и сразу наткнулся на лицо. Снег на нем не таял, хоть рот был снегом не забит, – «Юный» упал на спину. Вадим припал ухом к груди и сквозь ткань футболки услышал еле слышные толчки сердца. Он стал отчаянно хлестать парня по лицу, неумело пробовал делать искусственное дыхание и мять грудную клетку, но «Юный» был неподвижен. «Холод! – сообразил Вадим. – Он просто задубел на морозе, раздетый!» Вадим стянул с себя куртку и с трудом натянул ее на непослушное тело. Потом снял и свитер и продел ноги парня в рукава и завязал их. Опять хлестал того по щекам, опять делал искусственное дыхание, периодически припадая ухом к груди. Сердце билось еле-еле.

Тогда Вадим бросился рвать камыш и бросать его на неподвижное тело. Жесткие сухие стебли резали ладони до крови и, поняв тщетность своих усилий, Вадим, изо всех сил завыл, как волк-подранок.

В сырой изморози медленно просыпающегося дня одинокий тракторист, прочищавший от снега пустынную сельскую дорогу, заметил такую же одинокую, по пояс голую фигуру. Фигура не замахала призывно руками, увидев трактор, не бросилась в отчаянном порыве. Скрестив намертво руки на груди, чтобы сохранить остатки тепла в теле, фигура размеренно, шаг за шагом, двигалась по направлению к своему спасению, разгребая рыхлый снег добротными натовскими берцами.

Дверь палаты отворилась тихонько и в помещение несмело, как будто ища, у кого спросить разрешения, протиснулась женщина. В палате лежало четверо. Двое храпели, присвистывая, один читал книжку, безразлично скользнув взглядом по вошедшей. Женщина подошла к четвертому, чья кровать стояла у стены, и присела на табуретку у его ног. Исхудавшее, покрытое щетиной лицо мужчины оттенял нездоровый румянец. Забинтованные кисти рук лежали поверх одеяла. Больной дышал отрывисто, все как бы норовя вдохнуть поглубже, но грудь сразу рвал сухой кашель, и больной прекращал дышать. Потом потихоньку, по глоточку начинал опять втягивать в пораженные воспалением легкие спертый больничный воздух. Тогда женщина облегченно вздыхала, успокаивалась и все гладила и гладила нежным касанием пальцев теплую ступню ноги под одеялом. Потом вдруг припала к этим ступням лицом и зашептала, вздрагивая от рыдания: «Я тебя больше никогда и никуда не отпущу от себя, слышишь?! Никуда и никогда!»

Вадим и Ирма венчались в маленькой церквушке раним утром уходящего бабьего лета. А двое юных представителей нового космополитического поколения – дочь Ирмы Катя и ее польский друг Марек, для которых дом – это вся планета Земля, были свидетелями на этом таинстве.

После небольшого застолья Катюша с Мареком убежали по своим молодым делам, а Ирма начала убирать со стола. Вадим кинулся, было, помогать, но она его деликатно отстранила: «Отдыхай, милый. Я сама». Вадим обнял ее сзади, и поцеловал в завитки волос возле ушка, тихо прошептал: «Спасибо я должен сказать, наверное, Богу, что ты у меня есть».

Прибравшись на кухне, Ирма зашла в комнату. Вадим дремал в кресле перед компьютером. Она взяла плед и тихонько подошла к мужу, чтобы прикрыть его. Пусть подремлет, пусть набирается сил. Бросила взгляд на дисплей и слезы умиления засветили изумруды ее глаз: «Дорогой мой, единственный мой, надежный мой мужчина! Ты сделал первый шаг к осуществлению нашей с тобой мечты!» Крупными буквами на странице «Microsoft Word» был набран заголовок:

«ДОРОГА В ОДИН КОНЕЦ».

Эпилог

Уютная стоянка на автобане Е-20 возле шведского города Мальме приютила на ночь несколько фур с номерами разных стран. С востока поднимался красный шар солнца, зажигая день, и за ветровым стеклом «Мерседеса» с польскими номерами отдернулась штора. Водитель вылез из кабины, обошел автопоезд, выискивая неполадки, удовлетворенно стукнул ногой по ведущему колесу и окликнул бодро в зашторенный спальник:

– Пани Гроец! А, пани Гроец! Однако должен констатировать, что ты у меня та еще соня. Просыпайся, красавица моя! По графику твоего дальнобойщика уже ехать пора. Впереди, за морем, – Копенгаген. Просыпайся, моя сладкая женушка, а то прозеваешь, как грузовик уходит в небо, а это наш с тобой последний рейс. Домой, родная. Хватит тебе командовать бизнесом по телефону. Теперь уже навсегда домой. На-всег-да.

И Вадим, в который раз не веря, пробежал глазами текстовое сообщение от Катеньки: «Мама, папа!!! Издательство сообщило, что роман решено печатать!»

Бар. 2015 год.