Текст книги "Пластун"

Глава 37

Шагов через сорок колья с насаженными на них запорожцами стали ближе – и явственно стали слышны стоны казнённых.

Живы! Некоторые ещё живы!

Пластуны обменялись взглядами. Гайда велел Якову Горыню оставаться на месте, а сам с Иваном двинулся дальше.

Двое стражников опираясь на копья, клевали носами у небольшого костра. Пригибаясь, перебежками, казаки приблизились к ним, потом бесшумно поползли по земле. Поленья в костре слегка потрескивали, распространяя удушливый запах. Турки всё так же дремали, обняв копья.

Иван выхватил свой кинжал. Сколько раз отрабатывал это на тренировках! Но одно дело подбираться из-под тежка к своему товарищу-казаку и прижать к его горлу деревянный нож и другое дело тут…

Сжавшись пружиной, прищуря глаза, юноша вперился в «своего» стражника. Хорунжий поднял ладонь. Прыжок – и зажав левой ладонью рот воина, пластун рванул его голову на себя. Кинжал с хрустом рассёк шею стражника. Одновременно «Колдун» бросился на другого и одним ударом прикончил его. Крепко удерживая дёргающееся в конвульсиях тело турка, Иван быстро вытер кинжал об его халат.

– Бери пику! – хорунжий схватил выпавшее из рук стражника копьё.

Озадаченный, Иван вырвал копьё у мёртвого воина. Это-то зачем? Копьё не есть оружие пластунов…

– Иди по той стороне. Который из казаков жив, бей его под левый сосок! Понял? – «Колдун» бросился к колу, на котором тихо постанывал сечевик. Короткий тычок – и острое трёхгранное жало пробило казаку сердце. Стоны на колу прекратились…

Иван, всё понявший помертвел. Крепко сжимая древко копья, он шагнул к кольям. Все раненные, в окровавленной одежде, предстали перед ним его товарищи. И юноша осторожно коснулся копьём ближайшего казака. Мёртв. И этот мёртв, отмучился, бедолага…

– Эй, джура… Молю… – слабый голос сверху пригвоздил молодого пластуна к земле.

Раскоряченный на колу сечевик уставил в Ивана искажённое болью лицо:

– Избавь от мук… Молю…

Грицько Жарый! Тот самый, что так яро насиловал дочь Махмуда Боргази в Кафе!

Иван с ужасом смотрел на него мгновение. Потом взял себя в руки. Перекрестясь, резко ударил казака в грудь. Дёрнувшись, Грицько свесил чубатую голову. Юноша начал быстро перебегать от столба к столбу. Где ещё живы были запорожцы, бил копьём их в сердце. Возле очередного кола он вновь замер. Человек на нём имел волосы на голове. Пластун!

Правая рука казака была отсечена напрочь, и окровавленный жгут перетягивал раны. Широко раскрыв глаза, Иван всматривался в человека на колу.

Смага! «Чёрный Смага»!

Остриём копья юноша осторожно тронул его за подбородок. Пластун со стоном поднял голову и разомкнул веки. Мутным взором глянул он вниз, на парня:

– Иван… Ты не привид? Слава казакам… нашего войска Низового… запорожского! Голова Смаги вновь опустилась на грудь.

Иван, чувствуя как слёзы текут по щекам, ударил его. Вырвал окровавленное остриё. Перекрестился. Ещё посмотрел на своего первого из увиденных в жизни пластунов-лазутчиков. И снова стал перебегать от кола к колу. Ещё восемь пластунов нашёл он, из них трое – живых…

Наконец, тяжело дыша, вернулся к тлеющему костру. Гайда уже ждал его:

– Всех сделал? Добре! Давай подымем сего мертвяка и пику ему в руки. Живо!

Иван только сейчас заметил, что стражник, убитый хорунжим, сидит у костра на прежнем месте, опёршись на копьё. Вдвоём они подняли второго турка и вложили ему в руки оружие. «Колдун» подбросил дров в костёр и слегка разворошил его. Жёлтые весёлые огоньки заплясали на затрещавших поленьях. Пламя озарило бородатые лица турок и чёрные обличья пластунов.

– Всё, Ваня! Для сих братчиков наших сделали мы что можно! – Гайда перекрестился. – Теперича собираем хлопцев – и айда в фортецию. С Богом! – он легко, как призрак заскользил к темнеющей впереди крепости.

Иван приложил ко рту ладонь и три раза прокричал совой. Поджидая товарищей, юноша смотрел некоторое время на сидящих на кольях мёртвых казаков. Когда тёмные силуэты пластунов появились из мрака ночи, Иван осенил себя крестным знамением и осторожно двинулся во след за хорунжим.

Высокие, грубой кладки стены Очакова круто уходили вверх, на них маячили редкие фигуры дозорный воинов. В своей тёмной одежде, сливаясь с землёй и ночной теменью, пластуны легко достигли подножия западной стены крепости. Прислушавшись и оглядевшись по сторонам, Гайда ощупал камни кладки и кивнул Ивану. Тот принял у Якова большой моток крепкой пеньковой верёвки, одел его наискось через плечо и полез вверх.

Руки и ноги парня сами находили выступы и расщелины кладки, дыхание было спокойным. Толстый моток верёвки мешал несколько, как следует, прижиматься к стене, но после «Чёртового пальца» это было для Ивана не восхождение, а прогулка…

И вот уже вершина стены. Справа неслышной тенью возник Гайда, осторожно высунувшись за каменный зубец, он поднял два пальца. Иван кивнул и тихо перевалился через кирпичный парапет стены. Шагах в десяти опёршись на копьё, стоял турецкий дозорный, дальше – ещё один. «Колдун» метнулся к стражнику и бесшумно уложил его на каменные плиты стены. Затем та же участь постигла и другого дозорного воина.

Иван снял с себя верёвку и, закрепив конец на зубце, сбросил её вниз. Вскоре остальные пятеро пластунов оказались внутри крепости. Минут через двадцать все стражники на стенах были убиты. Казаки пристроили мертвецов к зубцам стен так, чтобы издали казалось, что дозорные продолжали нести свою службу. Наверху, на самой высокой сторожевой башни что-то вышло не так – тонкий крик резанул воздух. Иван вздрогнул и переглянулся с замершим рядом Миколой. Но всё вокруг стало мёртвым сном…

Скоро тени пластунов вынырнули из темноты. Двое казаков тащили упирающегося турка с кляпом во рту.

– Миколай, на башню и смотреть в оба! В случае чего – дашь сигнал! – распорядился хорунжий.

Пластун исчез. Остальные сгрудились около своего командира и захваченного стражника. Здоровенный турок, ворочая налитыми кровью глазами, с ужасом таращился на чёрные лица людей вокруг.

Почти касаясь губами уха воина, Гайда тихо сказал по-турецки:

– Слушай, байрактар! Мы пришли за нашими братьями, что у вас в полоне. Ежели поможешь нам, получишь сто дирхемов. Ежели нет – умрёшь сразу! Я лично отрежу тебе голову! Понял? – в подтверждение своих слов хорунжий приставил к горлу турка жутко блеснувший ятаган.

Байрактар, ещё более выпучив глаза, быстро закивал бритой головой.

– Добре! Сейчас вытащу кляп. Пикнешь – сдохнешь на месте! Понял? Джура, давай!

Иван достал тонкий кожаный ремень и, накинув его на шею турка, крепко намотал на руку. Потянув пленника на себя так, что тот едва мог дышать, ловко извлёк кляп из рта воина. Быстро вставлять и вынимать кляп – тоже наука не простая. Много пота было пролито, покуда её осваивал.

Уперев ятаган турку в бок, Иван рывком развернул его к хорунжему.

– Сколько воинов в крепости? Где находиться караулка, сколько там стражников?

Байрактар хрипя, ловя широко открытым ртом воздух, запинаясь, подробно ответил на вопросы «Колдуна».

– Так, хлопцы! Значит, братчики наши в подземельях фортеции. Путь туда лежит через караульное помещение, где полно турок… – Гайда помолчал, напряжённо глядя перед собой.

Иван крепко держал пленника, следя чтобы тот невзначай не заорал и не поднял тревогу. Байрактар, тяжело дыша, со страхом поглядывал на казаков. Молодые пластуны молча смотрели на своего начальника, прислушиваясь к шорохам в спящей крепости.

– Путь к товарищам нашим лежит через караул. – Повторил Гайда, задумчиво потирая подбородок. – Там три десятка воинов, ежели не брешет сей басурман. Полагаю, что не брешет. Ещё двое стражников находятся в подземелье, охраняют зиндан. Рядом, во дворе фортеции, в бастионах, казармы янычар и серкасиров. Около полутысячи воинов! – хорунжий облизал пересохшие губы.

Пластуны выжидающе глядели на него.

– Времени у нас немного, хлопцы. Через два часа смена постов. Потому напрямую пойдём в караулку! Ежели кто из поганых голос подаст – конец. Пропадём сами и братчики наши заодно! – «Колдун» обвёл взглядом сосредоточенные лица пластунов. – Действовать по сему скоро, но спокойно, без суеты! Так, как вас учили! Уразумели? Всё, ходимо!

Глава 38

Лёгкими тенями пластуны двинулись к огромной сторожевой башне, где находилось караульное помещение. Большие двадцати четырёх фунтовые пушки стояли на бастионе, высунув чугунные рыла далеко за зубцы стен. Чёрными горами громоздились у каждого орудия ядра.

Иван, ведя мимо них задыхающегося байрактара, поневоле вспомнил крепость в Кафе. Как вроде недавно это было! И уже так давно…

У низенькой двери, перекрывающей вход в башню, казаки замерли. Хорунжий поманил пальцем Ивана, кивнув на дверь. Тот, расслабив ремень на шее пленника, подвёл его вплотную к двери и чуть ли не до крови вдавил остриё ятагана турку в печень. Гайда легонько постучал в дверь. Через некоторое время там послышалось шевеление. И сонный голос глухо пробасил:

– Кто это есть?

– Я это, Махмуд! Байрактар Осман с дозорной башни! Паша прибыл с города, хочет чего-то с агой потолковать. – Чуть дрожащим но твёрдым голосом произнёс турок, косясь на пластунов.

Казаки, прижавшись к стене по обеим сторонам двери, превратились в каменные изваяния. Только дыхание выдавало их присутствие.

– И не спится начальству среди ночи… Шайтан бы их всех побрал… – проворчал голос из-за двери. И маленькое зарешётчатое окошко в ней отворилось, озарив светом лицо байрактара.

Иван ещё сильнее надавил ятаганом турку в бок. Вот ежели сейчас тот подаст какой-то знак стражнику за дверью, то всё пропало! Поднимется тревога и даст Господь ноги унести отсюда…

Часть бороды и большой чёрный глаз мелькнули в окошечке… Затем раздался скрежет засова. Дверь скрипя приоткрылась, показав узкий сводчатый проход, озарённый мерцающим светом факелов. Появившийся стражник, не успев произнести и пол слова – одним движением «Колдун» закрыл ему рот и пронзил насквозь ятаганом. Не задерживаясь, пластуны заспешили вниз по узкой каменной лестнице. Байрактар задыхаясь, спотыкался на её истёртых ступенях. Иван толкал его перед собой, пристально вглядываясь в темноту коридора.

Шагов через двадцать впереди блеснул свет. Укреплённые на стенах факелы освещали низкие каменные своды каземата, где располагалось караульное помещение. Турецкие воины одетые, в полном вооружении, лежали вповалку на тростниковых цинковках, расстеленных на кирпичном полу. Дружный храп спящих людей отражался от стен, завешенных металлическими круглыми щитами и другим оружием. Двое турок, усевшись друг перед другом возле большого медного блюда-гонга, играли в кости. Песочные часы стояли на маленьком столике возле них.

Прижавшись спинами к стенам, почти не дыша, пластуны всматривались в глубь караулки. Иван чувствовал, как сердце тяжёлыми толчками едва гонит кровь по венам.

Песок пересыпался из верхнего конуса часов в нижний и маленький бронзовый шарик с лёгким звоном скатился вниз. Один из игравших стражников тотчас же перевернул часы и поставил шарик на место к основанию конуса. Рядом, укрытый косматой буркой турок зашевелился и, потянувшись, нехотя поднялся. Металлические чешуйки доспехов на нём тихо звякнули. Воин, перевернувший часы, тоже вскочил, положив руку на саблю.

– Пойдём Якуб, проветримся! Глянем, что там снаружи… – турецкий офицер, освежил бородатое лицо из большого медного кувшина. Развернувшись, пнул ногой нескольких воинов, дремавших рядом:

– Вставайте, дети шайтана! Сколько раз говорить вам, отродью нечестивому, что нельзя дрыхнуть на службе! Плетей давно не отведывали? – ругаясь, ага направился к выходу из караулки.

…Лёгкий шум и возня воцарились в помещении. Просыпаясь, турки таращились по сторонам, бормотали что-то возмущённо про себя и выждав, когда их начальник отойдёт подальше, вновь воцарились на циновки. Дружный храп снова поплыл над спящими людьми.

Гайда, прижавшийся к стене рядом с Иваном, наблюдая за этой картиной, покачал головой и криво усмехнулся.

Офицер и стражник вошли в коридор – прямо в руки пластунам. «Колдун» в мягком прыжке свалил начальника караула, убив его на месте. Яков Горынь прикончил стражника. Падая, тот загремел саблей об каменный пол. Воин в караулке повернул на шум голову. Нож мелькнул в воздухе, ударив его в грудь. Остап опустил руку, довольно улыбнувшись.

Хорунжий всматривался некоторое время в спящих турок. Потом начертил ятаганом крест в воздухе. Неслышно ступая мягкими подошвами своих кожаный сапог, пластуны кинулись к стражникам. Гожи и кинжалы с хрустом вонзились в тела турок, превращая их ночной сон в вечный…

Иван, притиснув байрактара к стене, учащённо дышал, крепко сжимая ятаган. Турок, хрипя и выпучив глаза, с ужасом глядел на творящееся перед ним убийство своих товарищей.

Казаки быстро перебегали от воина к воину, одним движением перерезая им горло или вонзая нож в сердце. Всё же какой-то турок был зарезан «неправильно». – Резкий вопль разорвал воздух. Несколько спящих в дальнем конце караулки стражников подняли головы. Занеся ятаган, Гайда кинулся к ним и так, не успев сообразить, в чём дело, воины мёртвыми повалились на свои циновки.

Тишина вновь наступила в караульном помещении. Тяжело дыша, пластуны осматривались кругом, сжимая окровавленное оружие. Тошнотворный, приторный запах свежей крови заполнил тесное пространство каменного каземата…

Оглядевшись, хорунжий сделал знак ятаганом. Иван толкнул байрактара. Скользя в красных лужах на полу, переступая через мертвецов, они подошли к «Колдуну». Два забранных железными решётками арочных коридора находились в задней стене караульного помещения.

– Который проход ведёт к зиндану с товарищами нашими полонёнными?

Дрожащей рукой байрактар указал на правый коридор. Хорунжий поинтересовался, куда ведёт левый. Быстро кивая, косясь на тела своих товарищей, турок ответил, что в пороховые погреба под крепостью.

– Но там своя маленькая караулка, господин! И байрактар Ахмед откроет железную дверь только аге, уже убитому вами. Либо самому паше Махмуду, начальнику крепости… – заискивающе пролепетал турок, просительно глядя но старого пластуна.

Покачивая головой, Гайда мрачно выслушал его:

– Взорвать бы к чертям собачьим сие гнездо поганское! Да вызволение братчиков поважнее будет… Добре. Помирай тогда с миром, нехристь! – коротким тычком «Колдун» пронзил сердце пленника.

Дёрнувшись, байрактар тяжёлым кулем повис на руках Ивана, всё ещё судорожно сжимающего петлю, на его шее.

– Да брось ты его, джура! Андрей, будь на входе, поглядывай, а мы пидемо. Гайда осторожно вытянул тяжёлый кованый штырь из решётки.

Иван опустил ставший неподъёмным труп байрактара и вместе с остальными пластунами двинулся вниз по узенькой лестнице. Казалось нескончаемо долго казаки пробирались по извилистому кирпичному коридору. Чем дальше вниз, тем ощущалась страшная толщина земли над головой и каменной твердыни крепости сверху…

Наконец тусклый свет чадящих факелов замерцал впереди. Крупные капли висели на низких каменных сводах, воздуха лёгким стало не хватать ещё больше – верный признак того, что находились казаки далеко под землёй, в самом чреве вражеской крепости. Длинное и просторное помещение открылось пластунам. С правой стороны чернела дыра зиндана, забранная решёткой. Слева в стене находились ниши, тоже закрытые ржавыми железными решётками. Два стражника беседовали тихо между собой, усевшись на низкий каменный парапет, ограждавший зиндан.

Один из них, видимо старший, положил руку на саблю и шагнул вперёд:

– Это вы, уважаемый Ахмед-ага? А почему вы…

– Это мы по ваши души, твари поганские! – по-турецки спокойно ответил Гайда.

Два метательных ножа пронеслись по воздуху и турки без единого звука повалились на землю. Перескочив через них, пластуны кинулись к зиндану. Вонь испражнений, запах гнили и тлена поднимались из непроглядной темноты каменной ямы.

Перегнувшись через парапет, хорунжий постучал клинком по решётке:

– Эй, воинство православное! Живы? Данила, подай голос, коли живой!

– Ежели ты нечистый, принявший облик и голос славного казака Николки Гайды, то сгинь во имя Господне! Плевать мы хотели на рыло твоё свинячье и хвост кренделем! – донеслось через некоторое время из глубины каменной утробы.

– Да я ж то, Данила! Братчик родный! – весело заорал «Колдун», залупив изо всех сил ятаганом по решётке. – Я тут с хлопцами нашими молодшими! За вами пришли, обормотами!

Внизу зашевелились, и радостные восклицания запорожцев разогнали тишину подземелья. Гайда, дико сверкая глазами, рванул на себя тяжёлую решётку. Трое пластунов бросились помогать ему. Иван ещё ранее заметивший длинную деревянную лестницу, лежавшую вдоль стены, опустил её в чёрную глубину зиндана.

Старые потрескивавшиеся перекладины лестницы затрещали под тяжестью поднимающихся казаков. Наконец усатая и патлатая голова старого пластуна Фёдора Горбуши показалась над парапетом. Неподвижное тело товарища Тимофея Борща свисало с широких плеч казака.

– Принимайте, хлопцы… поранен Тимоха был вроде не шибко, а вот сморило его в сей яме поганской! – Фёдор зло матюкнулся.

Пластуны осторожно подхватили казака и его ношу. Один за другим поднимались по лестнице пленные запорожцы, крестились и обнимали своих молодых спасителей.

Иван стоял в сторонке, напротив тёмной зарешётчатой ниши. Трое высохших, превратившихся в мумии трупов находились там. Лохмотья одежды свисали с костей, страшной белозубой улыбкой скалились, черепа с длинными чубами-оселедцами. Казаки! Сколько братчики сидят вот ток, превратившись в тлен и прах? Пять лет? Десять? Двадцать?

Тяжело вздохнув, юноша перекрестился.

Последним, отдуваясь и матерясь, из зиндана вылез Резун. Расцеловав Гайду и остальных молодых пластунов, он разглядел у ниши Ивана.

– И ты тут, хопче?! Завсегда вовремя являешься, Ванька! Зорьку маешь счастливую! – старый казак расцеловал в обе щеки смутившегося парня. – Чего это? Узники, низовые вижу… – Резун вцепился скрюченными пальцами в решётку.

Освобождённые запорожцы и молодые лазутчики, перестав глядеть, столпились перед нишей, молча глядя на скелеты с казацкими чубами.

Бунчужный истово перекрестился:

– Царствие небесное безвестным товарищам нашим, умершим тут смертью лютою! Отмучились хлопцы и уже давно… Чего, вы Очаков взяли что ль? Или потаённо сюда пробрались7 – круто переменил тему Резун, повернувшись к «Колдуну».

– Да кой чёрт взяли, Данила! Порешили дозорных на стенах и стражников в караулке. Уходить надо, покудова турки тревогу не подняли! – Гайда вытер ладонью потное лицо и озабоченно глянул вверх.

– Разумею, разумею, брат… Сколь хлопцев на Сечь вернулось?

– Чуть более двух сотен, все пораненные, многие – тяжко. Бунчужный Довгань ядром покалечен весьма и зараз не ведомо, выживет ли. – хмуро ответил хорунжий.

– Да, беда! Чего ж, и на старуху бывает проруха, как говориться… – Резун вздохнул. – Нас, значит, двадцать четыре полонённых было. Трое братчиков в сей яме богомерзкой остались, померли от ран и смрада. Все хлопцы тоже поранены, многие сильно. И я с ногой этой, хай ей… – старый пластун смачно выругался. – В общем, не вояки мы особо, ну да ничего! Ежели помрём на сей раз с саблей в руках, как и положено казакам! Пидемо!

Весело переговариваясь, постанывая от боли в ранах и поддерживая друг друга, недавние пленники стали подниматься на верх по коридору. Иван смотрел на них с восхищением – ну что за люди!

Имеющие каждый по несколько ран, чуть перетянутых окровавленными тряпками,,, измученные сидением в каменном мешке глубоко под землёй, казаки сейчас излучали довольство и счастье. Шуточки сыпались со всех сторон, смех… Вот герои!

Хорунжий продвигался по коридору первым, прислушиваясь и приглядываясь. Иван поддерживал Резуна, другие молодые пластуны тоже помогали своим старшим товарищам. Подъём на верх показался теперь гораздо короче и когда появился зарешётчатый вход в караульное помещение, все облегчённо вздохнули. Встревоженный Андрей Кроха бросился к «Колдуну»:

– Пан хорунжий! Здоровы будте, панове! – казак поклонился выходившим старым пластунам. – Микола с башни совой крикнул. Какое-то шевеление во дворе, не ведаю что!

– Ладно, спокоен будь, хлопче. Давай братчики топать поживей из гнезда сего поганского! – Гайда замер, широко раздувая ноздри, как собака, учуявшая запах волка.

Недавние пленники забыв про свои раны, кинулись к убитым стражникам и мгновенно вооружились. Сжимая сабли и ятаганы, старые казаки озирались по сторонам, горя желанием ерошить турок направо и налево. Хорунжий вновь первым заскользил к выходу, держа наготове ятаган.

– Давайте хлопцы, спешно, спешно… – торопил Резун товарищей, двинувшись во след за «Колдуном».

Без помех казаки вышли наружу. Полная луна сияла в чистом небе, заливая безжалостным бледным светом сиены, башни и двор крепости. Возбуждённые голоса турок слышались оттуда.

Неслышной тенью возник из темноты Микола Гонта.

– Только что какой-то басурман недобитый выполз во двор, проорал чего-то и помер. Янычар разбудил, падло!

Гайда уставился на тёмную полосу, ведущую от входа караульной башни вниз во двор, к казармам янычар и серкасиров. Кровь!

Оглядевшись, Иван только сейчас заметил, что стражника, убитого «Колдуном» у двери нет. Он сделал несколько шагов вперёд и осторожно глянул вниз. Распростёртое тело стражника лежало там, окружённое возбуждённой толпой полуодетых турок. Тонкая полоска крови тянулась от мертвеца по двору, лестнице ведущей на бастион и до входа в сторожевую башню.

– Как же так… я же сего гада насквозь проткнул, точно в сердце его поганское! – прошептал позади хорунжий. – Как же так…

– Значит дрогнула рука в последний момент, Никола! – бунчужный похлопал по плечу потрясённого товарища. – Бывает такое, стареешь брат! Ладно, зараз басурмане прочухаются и будет нам крышка! Командуй брат, може ещё вырвемся… а помереть достойно завсегда успеем!