Текст книги "Пластун"

Глава 54

– Ешь, ешь Ваня, не стесняйся… и пей вволю! Небось, у себя на Сечи и не пробовал столь доброй наливочки? – дядя стукнул горлышком бутылки о стакан, наполняя его.

Иван согласно кивнул, усиленно жуя полным ртом. Что и говорить – и еда, и выпивка у дядьки Семёна отменная! Куда там до скромной холостяцкой кухни запорожцев…

Стол заполняли блюда с разными салатами, соленьями, маринованными грибами и вареной свининой. Но больше всего юноше понравились знаменитые полтавские галушки, любимое блюдо с детства. Да, мастерица тётка Катерина, ничего не скажешь!

Подняв стакан, Иван поклонился сидящему напротив молодому худощавому монаху и сделал добрый глоток. Инок поклонился в ответ, пригубив из своего стакана.

– Так значит отче Феофан, ляхи крепко давят веру православную? И только беды сплошные от них земле нашей? И только беды сплошные от них земле нашей? – сделав ещё глоток, пластун взглянул на монаха.

– Они хотят сделать нас поляками! Задача одна у них – дабы мы были как они! Забыли язык свой, веру отцов и дедов наших! – молодой человек в чёрном одеянии рубанул ладонью по столу. – Вы разве сами не видите? Одежды наши стали совсем польскими! Обычаи польские и язык знатные люди наши во всю перенимают! Чуть задницы польскому панству высокородному не подтирает, холопствует!

– Сие ты уж слишком, Федя. – прервал горячую речь монаха дядя. – Мает место и такое холопство, то правда. Но всё же, как стали мы под поляками, стало толку больше на землях наших! Торговля начала развиваться, товар знатный появился из стран западных. Учёные люди пришли, школы основали, учить наших дураков стали…

– Школы?! – монах вскочил из-за стола, уставясь разъярённо на хозяина дома. – Да о чём вы глаголите, Семион Иваныч! Да лучше, ежели бы татары поганые напали и пожгли всё дотла! Школы! Вы ведаете, кто их открывает, основывает? – инок перевёл горящий взгляд на Ивана, словно ища в нём поддержки.

Тот пожал плечами, с интересом глядя на взволнованного монаха.

– Да святейшие и мерзейшие отцы-иезуиты! Да, да, они родимые! Верные псы своего хозяина папы римского! Да, открывают уколы! Детишек набирают, грамуте учат. Всё чинно, благопристойно, с улыбочками и молитвами. Змеи подколодные… – монах прошёлся по гостиной, сложив руки за спиной. – А детишки вырастают и потом от веры нашей, православной, отрекаются! И польские звычаи перенимают! И родителей своих презирать начинают, тёмными дурными мужиками обзывают, ни во что не ставят!

– Ну, ты не слишком перегибай, Фёдор! – чуть улыбнувшись, дядя погладил длинные седые усы. – Ты же сам воспитывался в такой школе. И чего? Веру отцов и прадедов не забыл, а наоборот – вона каким горячим защитником звычаев наших стал! И научили тебя сии иезуиты премудростям разным славно.

– Но ведь учиться все одно надо. – Сдержанно произнёс Иван. – Народ наш в самом деле темен и безграмотен! И куда нам сейчас до народов просвещённых, западных. Без учения и премудрости книжной так никогда из хамства и быдла не поднимемся…

Опустив голову, монах перебирал некоторое время простой серебряный крест на груди. Потом присел обратно на лавку.

– Я и не говорю, добродии, что не можно учить детей наших, будущее наше. Но как учить? И кто будет учить? – он пристально оглядел запавшими большими глазами своих собеседников. – Да! Я, сын простого мужика-пахаря, оставшись полным сиротой после налёта татарских ушкуйников, прошёл эту уколу! И посему знаю, о чём говорю! Через школы эти изуитские католический Рим запускает лапы свои в душу народа нашего! Хочет забрать к себе, окатоличить и ополячить. В сем главная опасность! Вон, унию придумали… мол, молитесь, как и ранее в церквях ваших по греческому обряду. Да только признайте верховным иерархом папу римского! – инок аж задохнулся от возмущения, его бледное лицо покрылось красными пятнами. – Иезуиты со своими школами – это то же самое войско, токмо без мечей и копий. И от того ещё более страшное! Не зря в соседнюю с нами Московию ход им заказан. Царь Иоанн Васильевич знает, что делает!

– Ну, у нас царей нет и мы тут сами себе паны. Благо король польский далеко, а шляхта его в основном сивуху по кабакам попивает… – благодушно усмехаясь, дядя снова наполнил стаканы своих молодых гостей. – Я же дал тебе грошей, Феофан? И другие торговые люди тоже! Ибо дело святое затеял ты, сие верно. Ещё нужно?

Иван озадаченно уставился на дядю и перевёл взгляд на монаха. Заметив его удивление, инок счёл нужным объясниться:

– Порешили мы с братьями тоже школы создать, как у иезуитов. Токмо наши, народные! Так и назвали их – братские школы. Учить детишек грамоте будем, закону Божьему, истории края родного. Вот первую школу уже открыли недавно в Полтаве. А денег не хватает, ещё бы с полсотни золотых!

– При всём к тебе уважении, Фёдор, грошей не дам! – помрачневший дядя резко поднял руку. – Братчики твои и так получили от меня семьдесят золотых! Верно? Мало значит? Ну, поди к Богдану Груздю! Либо к Соломоновичу! И ваши черноризники с монастыря тоже мощей потрясти могут…

– Да ходил уже, Семён Иванович! Груздь дал десять и ни гроша больше. Соломонович вообще на порог не пустил. Эх! – молодой монах сокрушённо покачал головой. – Стыдно и больно видеть сие! Жадность кругом, косность! Справные хозяева за каждую копейку трясутся и на святое дело просвещения народа давать не желают…

– Потому они и справные есть, что добро своё горбом нажитое, берегут! – сердито отдуваясь, дядя убрал со стола опустевшую бутыль. – Не то что голодранцы разные, не ценящие труда своего… Ладно, давайте ешьте и пейте, хлопцы. Ванька, наворачивай! – хозяин дома явно желал поменять неприятную для него «денежную» тему. – Оголодал небось на Сечи своей за годы сии? Вот уже другую неделю гостишь в Полтаве и про Московию не вспоминаешь. Значит хорошо тебе тут, на родной земле! А може кралю завёл уж себе? Девки наши ого-го, стоящие! – дядя Степан подмигнул плутовски юноше.

Монах бросил на пластуна быстрый взгляд и неопределённо покачал головой. Иван покраснел, как рак. Старый торгаш попал точно в цель! Да, ехать куда-нибудь из Полтавы парню совсем перехотелось. Всё затмила Наталка. После того памятного свидания Иван приходил к ней каждую ночь. Наталья при встречах всякий раз плакала, умоляла казака уйти, но после первого же поцелуя таяла и отчаянно бросалась в омут любви…

Отоспавшись вволю после постельных битв, Иван шёл на обед к дяде, где всегда был желанным гостем. Беседовал с домашними на разные темы, знакомился с другими гостями. Сегодня вот познакомился с этим иноком весьма его поразившим.

Волелюбивые и резкие по характеру запорожцы на церковников смотрели презрительно. Впрочем, как и на всех людей, не относящихся к низовому братству. «Попы дурные», «долгорясники», «толстобрюхие» – это самые безобидные эпитеты, какими казаки награждали священнослужителей. Что не мешало, однако, сечевикам просить у «попов» благословения перед опасным походом. И дарить часто церквям и монастырям огромные суммы из завоёванной добычи…

Молодой монах Ивану сразу понравился. Прежде всего, тем, что держался и говорил просто, искренне. Чего греха таить: многие священники, особенно из «белого» духовенства, относились к прихожанам из «простолюдинов» надменно, свысока. Проповедая с амавона христианские истины, сами часто грешили и «чревоугодием», и «женолюбством», и «пьянством». «Чёрное» духовенство – монахи то есть, в этом выгодно отличались своим большим аскетизмом и праведностью. Но почти не интересовались «светской грешной жизнью». Мир монахов ограничивался высокими стенами монастыря. Но инок Феофан резко выделялся своей болью за простой народ и грамотностью. Перекинувшись при встрече с ним парой слов, Иван сразу понял, что учён тот поболее его и, пожалуй, Хомы Лысого тоже. К тому же дело, с которым обратился молодой монах к дяде, было новым и интересным.

Школы для детей! Не церковные, в которых детишкам по воскресеньям полуграмотные дяки талдычат только Закон Божий и молитвы. А настоящие, светские – изучать историю, географию, математику. Как в Европе. Здорово!

Закончив обед и распрощавшись с дядей, Иван и Феофан вместе вышли на улицу. Делать сейчас до вечера было нечего, и пластун выразил желание поглядеть только созданную братскую школу. Монах с радостью согласился. Не спеша, шли они по тенистым улицам Полтавы, увлечённо беседуя. Поскольку разговор молодых людей касался обоюдоинтересных и животрепещущих тем – древней истории, образования, церковной унии, то время летело незаметно. Только сейчас молодой казак ощутил полностью, как изголодался он по общению с действительно «книжным», образованным человеком. На Сечи ведь, кроме Хомы, и поговорить толком было не с кем! Вот только книги и оставались…

– Знаете, брат Иоанн, впервые встречаюсь с казаком сечевым-книжником! – монах остановившись перед маленькой зелёной калиткой, пристально взглянул на пластуна. – Войско Низовое на весь мир ведомо нравом своим буйным и доблестями ратными. Но вот знаниями книжными…

– А я, брат Феофан, впервой чернеца вижу такого разумного! И грамотного весьма и за просвещение народа болеющего рьяно! А то братия ваша черноризая больше славна усердным молитв бормотанием с утра до ночи… – Иван широко улыбнулся.

Несколько смутившись, инок покачал головой:

– Да, люди разными созданы Господом. Кому служителем церкви быть, кому воином, кому книжки писать… Вот, брат, пришли мы в нашу школу!

В скромном маленьком домике под новой камышовой крышей царил гул детских голосов. Десятка три пацанов восьми – десяти лет вертелись на лавках, переговариваясь и чиркая углями по маленьким плоским дощечкам. Учитель – коренастый мужчина лет тридцати в простого кроя одежде выдававшей его принадлежность к сословию писцов-дяков, выводил на классной доске буквы, громко называя каждую. Увидев вошедших, дети враз замолчали и, вскочив, поклонились. Учитель тоже слегка склонил голову, бросив взгляд на Ивана.

– Сызнова у тебя шум, Мефодий Никитич? – монах строго посмотрел на педагога. – Так толку не будет! Сколь раз глаголить можно? Розог что ли, не хватает?!

– Да имеются розги, отче Феофан… – потупился учитель.

– Ну так и применяй, коли надо!

– Та разумею, разумею, отче. Всё хлопцы, урок закончен! Можете погулять трохи. – бросил учитель примолкшим ученикам.

Те вмиг ожили и, положив на скамьи свои дощечки, гурьбой направились наружу, бросая опасливые взгляды на инока. И скоро во дворе школы зазвенели их весёлые голоса. Дети резвились во всю, наслаждаясь долгожданной свободой…

– Суров ты, однако, отче Феофан! – разглядывая внимательно большой глобус в углу класса, Иван лукаво глянул на молодого инока. – С таковым-то норовом тебе не клубук монаший носить, а у нас сотней сердюков командовать. Вот уж не думал, что такой образованный человек, да ещё служитель Божий, детишек розгами воспитывает!

– Ежели бы меня пан Звягильский не сёк, как следует, то до сих пор токмо молитвы и мог читать! Учение книжное, оно есть труд тяжкий! А детишкам играть и балбесничать завсегда более по душе, чем учиться усердно. Так что розги только на благо недорослям… – монах опустился на лавку и тяжело вздохнул, мрачно глядя перед собой.

А зачем ещё гроши понадобились, Феофан? Вижу, школа есть добрая. Глобус вот немецкий, книжки… – Иван остановился перед длиной полкой, заставленной книгами.

– Деньги, что собрали мы с братьями на дело сие, истрачены уже все. Тут ветхая халупа была. Перестроили её под школу, закупили бумагу, перья, книги. Учителей достойных, грамотных наняли, им платим. А земля под школой принадлежит пану Костарыжскому. Всё бы ничего, но он, гад, оплату аренды поднял вдвое! – монах зло зыркнул на пластуна и бахнул кулаком по лавке. – И что делать нынче?! Грошей более нет! Просил я уже всех заможных людей в Полтаве… И на дядю твоего Степана Ивановича, тоже нарекать не смею! Ибо дал он уж более других на дело сие святое…

– А что церковники ваши? Они же гроши мают?

– Мают… Ты же знаешь, что поляки налогом тяжким обложили церкви православные. Хоть бы с этой напастью справиться! Да и… – инок низко склонил голову. – Церковные иерархи наши, по правде говоря, не шибко приветствуют создание школ светских. Говорят – зачем детям простых мещан грамотность и учение книжное? По старинке полагают, что дело народа простого лишь работа чёрная…

– А чего не выкупили вы землю под школой? Много хочет, пан сей?

– Сто золотых! Место-то здесь сам видишь хорошее, недалеко от центра города. Откуда такие деньги…

Иван понимающе кивнул и прошёлся по небольшому помещению классной комнаты. Ну, что за судьба такая! Вот уже чувствовал себя богатым человеком! Панскую одежду вон пошил. И что? Эх, козаче…

Сняв тяжёлый кожаный пояс, пластун молча вытряхнул на учительский стол груду золотых монет. Отсчитав полторы сотни, стал собирать оставшиеся обратно.

Монах и учитель, переглянувшись, смотрели во все глаза на юношу.

– Вот, берите сие в дар от Славного войска Низового Запорожского! На дело учения достойное! И чтобы землю под школой сей купили непременно и сами были владельцами ей, ни перед кем спины не гнули! – Иван надел пояс, и запахнув кунтуш, крепко подтянул кушак.

Поправив саблю, пластун перекрестился на висевшие в углу образа и поклонившись ошарашенным учителям, вышел из школы.

Глава 55

Противоречивые чувства раздирали Ивана, когда быстро шагал он к постоялому двору. Денег-то оставалось мало! Ну, на дорогу до Москвы хватит, и обратно тоже. При определённой бережливости что-то и останется, да и на Сечи, в речке Скарбной, глубоко под камнем спрятаны в глечике двести золотых цехинов – на чёрный день. Но вообще-то денег, почитай, нет!

И чего было соваться? Церкви в родном селе и в Полтаве на школу дал! И не просто дал, а солидную сумму выложил… А что делать было? Кому есть дело до просвещения народного? Панам? Торгашам толстопузым? Разве что таким немногим образованным людям, как брат Феофан! Но, как и положено, грамотеи сии завсегда сами за душой гроша ломанного не мают…

Иван удовлетворённо улыбнулся, раздумывая об этом. Всё же правильно сделал! И Господь не зря руками сердюков буйных дал ему деньги эти. Кто, кроме казака запорожского помочь мог делу обучения народного? Да никто! А гроши ещё найдутся…

Юноша несколько замедлил шаги, приближаясь к центральному рынку. Народ, расходясь оттуда, бурлил вокруг. Шум сотен людских голосов, скрип колёс возов и мычание волов сливаясь в один сплошной гул, стояли в воздухе.

– Дядько Иван! – кто-то ухватил пластуна за рукав.

Младший сын дяди Андрей, неловко переминаясь, напряжённо смотрел на Ивана большими карими глазами.

– Каковы дела, Андрейка? По торговым справам на базаре был? – казак приветливо поздоровался с хлопцем.

– Не по торговым… Хотел вас найти, дядько, побалакать…

Несколько убивлённый, Иванг пригласил парня к себе. Оглядев маленькую скромно обставленную комнату, Андрей присел на краешек лавки. Иван сел рядом, с любопытством поглядывая на хлопца.

Тот, нервно сминая в руках шапку, явно не решался сказать, что хотел. Затем собравшись духом, выпалил:

– Возьмите меня на Сечь, дядько! Хочу тоже быть казаком, как вы!

Иван изумлённо уставился на хлопца. Опустив голову, Андрей смотрел себе под ноги, ожидая ответа. Пластуну вдруг стало жарко и душно в своей комнатушке. Встав, он подошёл к окошку и некоторое время глядел через него на низкие камышовые крыши домиков полтавских мещан. Потом повернулся к юноши.

– Зачем тебе быть казаком низовым, Андрей? Маешь батька доброго, мамку и брата. Дело унаследуешь торговое, справное! А жизнь казачья тяжела весьма и опасна. Я же раасказывал…

– Не хочу быть я торговцем, дядько Иван! – Андрей прямо взглянул на пластуна. – Меня воротит просто от сего! Токмо и разговоры в семье о грошах – что зароблять и беречь их надобно… Где товар купить подешевле и как продать подороже. Как покупцу богатому угодить, сколь на лапу пану исправнику дать, чтобы не цеплялся… Всю жизнь так батько мой живёт! И мне так жить?! – Андрей всердцах хлопнул шапкой по колену. – Не для меня сие! Вот для Богдана эта жизнь по нраву. Он и сейчас правая рука отца, во всём ему помогает и многие дела сам ведёт. А я… – он вскочил с лавки. – Я другой жизни хочу! Вольной, казацкой! С саблей добывать себе удачу, как запорожцы!

– А задницей на турецкий кол не хочешь залезть?! А?! – сложив руки за спиной Иван пристально уставился на хлопца. Похоже рассказы его о жизни казачьей замутили мозги младшему сыну дяди Семёна. Возомнил парень, что жизнь товариства низового есть мёд сплошной! Ну что ж, тогда ушат холодной воды на сию голову неразумную не повредит…

– А кишки свои, на саблю татарскую намотанные, не желаешь узреть? Вольной жизни захотелось? Знаешь сколь казаков басурманами в полон взятые, остаток дней своих провели на галерах османских, цепями к вёслам прикованные? А сколько хлопцев молодых, как ты за пороги пришедшие, в первой же сече голову теряют! Воля казацкая на тяжкой и короткой жизни замешана! Так что выбрось лучше дурь сию из головы, Андрейка, да будь помощником надёжным отцу и брату старшему… – несколько спокойнее закончил Иван и присел на лавку рядом со своим юным гостем.

Похоже не ожидавший такого оборота разговора, юноша молчал некоторое время. Бледное лицо его покрылось красными пятнами, острый кадык на худой шее быстро бегал вверх-вниз. Напряжённая тишина повисла в комнате и только стайка мух с гулом носилась под потолком.

– Полагаете, что я совсем дурень, дядя Иван? – поизнёс наконец хлопец, угрюмо глядя себе под ноги. – И не разумею, что у казаков жизнь тяжкая и опасностей полная? Разумею я все добре! Давно о сём думаю, часто встречаюся и низовыми, приезжающими в Полтаву и слушал их разговоры. Так что не надо пугать меня трудностями жизни казацкой, дядько! Лучше возьмите с собой на Сечь…

– Тебе же ясно сказано – выбрось из головы сие! Нечего тебе на Сечи делать, хлопче! На Низу место для людей беглых, одиноких, корней своих не моющих… Знаешь как Сечь запорожскую в миру называют? «Скопище беглецов!» – Иван снова вскочил с лавки и недовольно хмурясь, прошёлся по комнате. – А ты? Дом, семью справную маешь – и на Сечь захотел! Всё, хватит, об этом и давай до хаты двигай, хлопче!

Юноша встал и одел шапку. Подойдя к двери, задержался на мгновение и обернулся к пластуну:

– Я все одно уйду на Сечь, дядько! Возьмёте вы меня или не возьмёте! Я давно решил и приготовил всё. И гроши на дорогу, коня. Саблю у одного пьяного запорожца добыл. Прощевайте! – Андрей распахнул дверь.

– Стой! – Иван тоже одел шапку и кунтуш. – Пойдём вместе, побалакаем ещё трохи.

Пластун просто испугался. Хлопец сей, похоже, настроен серьёзно. И сбежит, как пить дать сбежит! Дядьке Степану рассказать? Не выход! Кроме скандала в семье, ничем хорошим это не кончится. Ещё более наверняка уйдёт парень за пороги! И что делать?

– Слушай Андрейка, давай поговорим спокойно. – Иван дружески похлопал ладонью по плечу хлопца. – Мне скоро в Москву ехать, ты знаешь. Так вот, когда вернусь, тогда и решим дело сие! Может вместе на Базавлук и рванём, а?

Андрей согласно кивнул и с признательностью посмотрел на казака. Иван тоже обрадовано улыбнулся. На душе несколько полегчало – может одумается хлопец? А ежели не одумается? Ну, там оно видно будет…

Беседуя они проходили мимо небольшого ветхого домика, примыкавшего к сараю с соломенной крышей. Приглушённый женский крик донёсся оттуда, сразу захлебнувшись. Иван и Андрей замерли посреди маленькой безлюдной улочки, недоумённо переглянувшись. Снова отчаянный вопль и какая-то приглушённая возня из сарая.

– Андрейка, будь здесь, а я гляну что там… – положив ладонь на рукоять шашки, пластун бросился к сараю.

В два прыжка преодолев улочку, он рывком распахнул дверь сарая. Двое запорожцев весело скалясь, держали извивающуюся на полу женщину. Третий, уже сняв шаровары, пристраивался у неё между ног. В полусумраке помещения чётко белели обнажённые бёдра девушки и плотная голая задница казака.

Кавтанюки! Довольно пьяные. Рослые крепкие ребята – каждый повыше и тяжелее его самого. Так…

– Оставьте девку, хлопцы! Не уподобляйтесь басурманам поганым и не позорьте нашего войска славного Низового! – Иван прошёл вперёд, стараясь держаться спокойно.

Троица застыла в глубине сарая, повернув головы в сторону пластуна. Затем старший из Кавтанюков – тот, кто первый хотел насиловать девушку, схватил лежащую рядом саблю, но остановился, вглядываясь в молодого пластуна.

– Ты кто за цяця такая, что разных курвив защищаешь? Казак чтоль? – левой рукой старший из братьев одновременно пытался натянуть обратно на себя шаровары.

– Сие вроде джура пластунский, Грамотей тот… – другой брат отпустил плачущую девушку, поднеся ладонь к сабле.

– А джура… откель тут взялся? И кое право маешь указывать казакам старым, чего робыть? – старший Кавтанюк справился наконец с завязками шаровар. – Лучше погляди яка пыхва гарна у девки сей! Зараз мы пограем её, потом и тебе достанется…

Братья дружески заржали, тяжело глядя на Ивана маленькими колючими глазами. Девушка на соломе сдвинула ноги и попыталась прикрыть обнажённый живот ладонями. Слёзы ручьём текли по её миловидному, ещё полудетскому личику.

– Так что, джура, либо четвёртым будешь, либо вон пошёл, покудова цел! – Кавтанюк недобро ухмыльнулся, пнув небрежно девушку босой ногой.

– Вы, хлопцы, похоже меня не зрозумели. Это вы оставьте в покое дивчину и идить себе от греха подальше! – жёстко произнёс Иван.

Братья переглянулись. Взгляд их из просто недружелюбного стал ненавидящим. Отпустив свою жертву, они молча двинулись на пластуна. Девушка, хныкая и утирая слёзы, опрометью бросилась вон из сарая.

– Вот ты как, джура… – тихо, с угрозой, произнёс старший Кавтанюк. – Так ты значит! Токмо позабыл, что тут не Сечь! И немае рядом твоих чаклунов-лазутчиков! Здесь мы хозяева! И зараз сие тебе напомним…

Братья скопом бросились на Ивана. Он нырком ушёл в сторону умудрившись подсечь правую ногу старшего Кавтанюка. С рёвом тот грохнулся башкой о деревянную стену сарая. Мгновенно развернувшись, пластун успел сблокировать летящий в него кулак другого брата и перебросить его через себя. Сапог третьего Кавтанюка ударил юношу в грудь и Иван упал на заваленный соломой пол сарая. Ещё в падении он перевернулся в воздухе и сделал и сделал ножницы – перехватил ногами лезущего на него третьего противника. Младший Кавтанюк плашмя рухнул на землю. Уловив боковым зрением мелькнувший сапог, Иван успел отвернуть голову, но всё же вскочивший другой брат нанёс ему сильный скользящий удар в лицо. Поймав ногу сердюка, Иван перехватил её за каблук и носок и сильно крутанул – Кавтанюк полетел носом в солому. Вскочив, пластун локтём двинул его между лопатками. Взвыв, казак скорчился на затоптанной грязной соломе. Носком сапога Иван прямым ударом в солнечное сплетение сбил на пол пытавшегося подняться третьего брата.

Старший Кавтанюк тряся ошарашено бритой головой, уже вскочил на ноги, схватившись за саблю. Секущий удар ребром ладони по предплечью его правой руки заставил её безвольно повиснуть вдоль туловища.

– Ежели ещё тронешь оружие, зарубаю! – тяжело дыша, Иван жёстко глянул на старшего из братьев. – Или ще ни зрозумило? С пластунами дело мать – сие не девок по-пьяне насильничать!

Старший Кавтанюк смотрел, на юношу налитыми кровью глазами, перехватив левой ладонью повреждённую руку. Крупные волосатые пальцы сердюка мелко подрагивали. Братья его ворошились на груде соломы, стеная и ругаясь на чём свет стоит.

– Ладно, прощевайте, казачки! – оглядев поверженный противников, Иван не спеша направился к выходу из сарая.

И сразу наткнулся на замершего, прижавшегося к стене Андрея. Хлопец во все глаза смотрел на пластуна и ругающихся запорожцев.

– Ты чего здесь?! Я же сказал снаружи ожидать! Пидемо! – толкнув парня, Иван вместе с ним вышел из сарая.

Снаружи уже начало смеркаться и не было ни души. Маленькая грязная улочка, разбитая колёсами возов, словно вымерла. За покосившимися глухими заборами не видно было никаких признаков жизни.

– Надо же! Думал, что уже пол-Полтавы собралось тут! Ибо так девка верещала, да и братчики ругались в три короба… – потирая ноющую от удара челюсть, Иван недоумённо оглянулся по сторонам.

– Тут бедная слобода и боится народ всего, тем падче сечевиков пьяных. – Несколько виноватым тоном прокоментировал отсутствие людей на улице Андрей, когда быстрыми шагами уходили они прочь от сарая, где ещё гремели злые голоса запорожцев.

– Здорово вы их, дядько! Трое таких здоровенных… истинные сечевики! И вы их мигом разделали без всякого оружия, я даже понять толком не успел, как! Здорово! – Андрей, распираемый впечатлениями только что происшедшего, с восхищением посмотрел на Ивана!

– Крепкие они хлопцы, оно так! Но дурноватые малость да и пьяные в добавок. Вести бой ближний – то наука есть сложная! Её учишь долго и тяжко надо. И голову мать ясную нужно, а не сивухой залитую… А сим раздолбаям Кавтанюкам томо саблей помахать в чистом поле, да девок по пьяне щупать! – Иван дружески улыбнулся хлопцу. – Видал какие казачки бывают? А ты ещё на Сечь хочешь! Таких там много и молодым, только пришедшим казакам тяжко от сих хлопцев приходится. По соплям только так получают!

Андрей понимающе кивнул и улыбнулся. Иван вздохнул. Попались вот на пути эти Кавтанюки! Андрейка похоже, после зрелища битвы сей ещё более загорелся на Сечь ехать. Вот незадача…

Иногда перебрасываясь словами друг к другу, они не спеша уходили всё дальше в глубь города, к дому дяди Семёна.