Текст книги "Пластун"

Глава 75

Прикрыв нижнюю часть лица длинным концом чалмы, Иван бродил по центральному рынку Кафы. Кругом шумела разноязыкая и разноплеменная толпа. Покупатели и торговцы ожесточённо торговались друг с другом за каждую копейку, и гвалт при этом стоял невероятный. Громко завывали к себе клиентов владельцы множества чайхан и чебуречных. Тоскливо ревели вьючные ослики, равнодушно и надменно взирали на мельтешащих людей «корабли пустыни» – верблюды, привезшие на своих горбах в Крым товары из далёкой Средней Азии, Китая и Индии…

И давно прошедшее время вновь вернулось для юноши. Вот он стоит на этом самом рынке среди других рабов под палящим южным солнцем – несчастный и перепуганный хлопец. Вот он уже слуга Саида-Нуры, бегает здесь от торговца к торговцу, покупая разную снедь для господского дома. Вот он сопровождает сюда жену Али-Мустафы и напирающая толпа прижимает их друг к другу и горячее тело Гульнары-ханум так близко…

Иван тряхнул головой, стараясь отогнать воспоминания. Два каких0то неприметно одетых типа неотвязно шли за ним от самых ворот крепости. В общем, это было нормально – лицо он весьма значительное для крымского ханства. И тайные ханские соглядатаи могли получить задачу негласно охранять «важного» молодого бея.

Как бы то ни было, и без того невесёлое настроение пластуна ещё более ухудшилось, когда обнаружил он слежку за собой. Хорошо, если басурмане просто серьёзно «пасут» его на всякий случай. А ежели серьёзно подозревают? Что делать? И вызывать лишних сомнений у соглядатаев нельзя и отделаться от них необходимо сейчас…

Базар являлся лучшим местом, чтобы затеряться в толпе. Протолкавшись к палаткам персидских купцов, у которых было особенно многолюдно, Иван быстро проскочил между высоких колёс арб и нырнул в одну из узеньких улочек, выходивших на центральную площадь. Что-что, а Кафу юноша знал назубок!

Попетляв по грязным тёмным закоулкам и убедившись, что «хвоста» ха ним уже нет, Иван вышел к небольшому базарчику, где должны были продаваться нужные ему вещи. Так он быстро приобрёл одежду, молоток крепкой пеньковой верёвки, маленький фонарь и кой-какие инструменты по железу. Уложив всё это в просторный холщёвый мешок, направился обратно к главному базару.

Две женщины показались на встречу из-за поворота дороги. Впереди гордо шествовала хозяйка в богатом восточном наряде. Тёмная чадра скрывала нижнюю часть её лица. Вторая явно была служанкой и вела за руку маленького мальчика лет трёх. Глянув мельком на служанку, юноша на мгновение оторопел. Аури! Она! А может и не она, просто схожа?

Плотно прикрывая лицо концом чалмы, пластун спокойно приблизился к женщинам. Одетый в красивый, с золотым шитьём халат, малыш вдруг споткнулся и захныкал. Присев, служанка стала утешать его и вытирать слёзы. Хозяйка, резко обернувшись, отбросила чадру с лица и вызверилась на рабыню:

– Что такое, мерзавка?! Плетей давно не отведывала?! Ну мой дорогой, мой сладенький… мы покажем этой негоднице, покажем… – склонившись, она стала нежно гладить по голове ревущего малыша.

Сердце юноши ухнув, дико затрепыхалось в груди. Чуть сам не споткнувшись и не растянувшись плашмя на дороге, он отшатнулся к стене дувала. Гульнара-ханум! Она, без сомнения!

Взяв себя в руки, Иван быстро обошёл женщин и, не оглядываясь, зашагал дальше. Сладко-терпковатый запах любимых арабских духов жены судьи окутал его на мгновение. Гульнара продолжала, что есть сил ругать служанку и одновременно утешать ребёнка. На случайного встречного прохожего она не обращала внимания.

С бухающим колоколом сердцем, Иван вновь вышел на главный базар города. Быстро нашёл татарского мальчишку из тех, кто всегда крутились на рынке, прося «бакшиш» или подрабатывая по мелочам. За пару медных монет мальчишка с радостью согласился дотащить мешок до крепости. С важным видом шагая за ним Иван боковым зрением заметил двоих «своих» соглядатаев, вновь бросившихся за ним следом. Но это уже абсолютно не волновало теперь пластуна.

Красивое лицо Гульнары-ханум стояло перед ним. Да, несколько постарела женщина – маленькие морщинки появились на гладких и по-прежнему свежих её щеках. Но всё равно оставалась она прекрасной, стройной… и этот мальчик… Судя по всему – сын. Но кожа и глаза светлые, не похож на родителей. Иван хмыкнул, вспомнив свои ночи с женой судьи. А может это его сын?! Тряхнув головой, юноша проворнее зашагал вперёд, стараясь гнать от себя подобные мысли. Дело сегодня ночью предстоит серьёзное и кровавое. О сём думай, козаче…

У ворот крепости Иван расплатился с мальчишкой-носильщиком и дольше тюк с покупками тащил на себе один из стражников. Сунув обрадованному воину серебряный дирхем, Иван захлопнул за ним дверь комнаты и устало бросился на подушки. Нет, тяжко всё же жить под личиной другого человека, да ещё басурманина!

Ходи везде с видом важным, в сопровождении кучи слуг и рабов… «Рашид-бею», по его высокому положению полагалось, по крайней мере, с десяток слуг. И комендант крепости, и знакомые знатные татары уже выражали удивление, почему «бей» ещё не завёлся личными рабами. Иван выкручивался, как мог, утверждая, что за время, проведённое на Кавказе, привык к скромному быту и суровым нравам горцев. А в Стамбуле и во дворцах родственников его ждёт куча слуг и рабов. Иметь сейчас здесь при себе постороннего человека, который вполне мог бы оказаться и шпионом, совсем не устраивало пластуна…

Запхав тюк с покупками подальше в груду подушек, Иван терпеливо ждал прихода ночи. Время тянулось медленно, но в конце-концов солнце всё же зашло за горизонт и стало смеркаться. И ещё через пару часов ночная мгла окутала старую генуэзскую крепость. С гор подул порывистый холодный ветер, нагнавший облака и только редкие звёзды проглядывали из затянутого ими неба. Вот это было то, что надо! Довольный, Иван бросился ничком на подушки. Сцепив руки на затылке, смотрел он в каменный потолок, но видел перед собой тонкие черты лица Гульнары-ханум…

Склянки на кораблях в порту пробили двенадцать раз. Тучи ещё более заволокли небо, ветер с силой завывал между башнями крепости. Пенящиеся морские валы с грохотом обрушились на берег. Погода для дел тайных и злодейских была в самый раз. Иван усмехнулся, подумав об этом, и извлёк мешок с покупками из-под подушек. Быстро переоделся в новую одежду: короткий шерстяной татарский чекмень, кожаные штаны и сапоги из мягкой козлиной кожи без каблуков. Всё простого покроя, грубой, но добротной работы, тёмно-серого цвета. Так в Крыму одевались обычно простолюдины-охотники, разносчики воды и дров, мелкие ремесленники. И воры, и бандиты тоже…

Голову пластун обмотал длинным чёрным платком на кавказский манер. Оставив свободным один конец, чтобы прикрывать лицо. Аккуратно размотав верёвку, Иван тщательно закрепил один конец за железный крюк, торчащий в стене. И очень осторожно сбросил её из окна вниз. Вооружился казак, как обычно, по-пластунски: засапожный нож за голенищем правого сапога, любимый индийский кинжал и ятаган.

Немного потоптавшись и попрыгав на месте, убедившись, что ничего не гремит и не мешает при движении, Иван перекрестился, прочитал молитву и стал протискиваться в окно-бойницу. Каменная громада башни отвесно уходила вниз, теряясь где-то в непроглядной чёрной бездне. Вверху дозорных не было видно – они, похоже, попрятались от ветра за зубцами стен. С трудом продравшись через узкое окно, Иван выбрался наружу и, перехватив верёвку, повисел так, прислушиваясь и приглядываясь. Не заметив ничего подозрительного, стал спускаться вниз. Сделать это было так-то просто – сильные порывы ветра раскачивали верёвку с пластуном, как маятник и раза два Иван крепко ударился об шершавую каменную кладку башни.

Добравшись наконец до земли, он замер на мгновенье, вперив глаза в темноту. Но кроме близкого рёва прибоя и воя ветра ничего слышно и видно не было. Найдя подходящий валун, Иван придавил им остаток верёвки, лежавшей на земле и пригибаясь, направился в сторону города.

Глава 76

Невзирая на кромешную темень, он отлично ориентировался в закоулках Кафы. Удачно избежав встреч с ночными стражниками, Иван добрался вскоре до дома судьи. Преодолеть невысокий каменный дувал оказалось раз плюнуть и вот юноша очутился на до боли знакомом дворе Али-Мустафы.

Прижавшись спиной к стене, стиснув рукоять ятагана, пластун весь превратился в слух, едва дыша. Вон там, в дальнем углу у конюшни должны быть собачьи будки. Ночью два здоровенных лохматых кавказских волкодава всегда свободно бегали по двору. Но пока их не видно, а там – кухня повара Омара… а вот садик, который он так усиленно поливал когда-то…

Стараясь гнать от себя подобные «расслабляющие» мысли, Иван пристально оглядел двор и спящий дом. Ничего, тихо. Лёгким крадущимся шагом пластун двинулся к кухне. Оттуда чёрный ход вёл в дом – так было раньше, по крайней мере. Так было и сейчас. Низенькая крепкая дверь была заперта снаружи на большой висячий замок. Справиться с ним не представляло особых проблем. Используя небольшой ломик, пластун вырвал одну скобу из дерева. Дверь кухни открылась, скрипя на давно не смазанных петлях. Ругнувшись про себя, Иван почти на одних цыпочках двинулся в глубь дома, держа ятаган наготове. Стараясь не производить ни малейшего шороха, поднялся на второй этаж. И вот дверь кабинета судьи перед ним!

Чуть помедлив, пластун тихонько приоткрыл её. Кромешная темень стояла внутри, но шестым чувством Иван сразу понял, что кабинет пуст, судьи нет здесь…

Желая убедиться в этом, казак наощупь потрогал циновку в углу, где обычно спал Али-Мустафа. Никого? Ладно… вытянув потайной фонарь, он приоткрыл чуть одну его створку. Слабый мерцающий свет озарил знакомую обстановку хозяйской комнаты.

Полки с книгами и свитками, овальный столик с большой серебряной чернильницей и перьями два здоровенных сундука у стены. Осмотревшись, Иван направился к сундукам. Повозившись с массивными замками, открыл их. В одном лежала разнообразная одежда Али-Мустафы, в другом – серебряная и золотая посуда, украшения, деньги. Расшвыряв по комнате шикарные бухарские халаты, атласные турецкие шаровары, разнообразные рубашки из тонкого индийского шёлка. Иван отобрал самую дорогую одежду. Из второго сундука выбрал массивные серебряные кувшины кавказской работы, золотые чаши и блюда, три увесистых мешочка с деньгами. Сложив всё «добро» в мешок, чуть передохнул. Но где чёртов Мустафа? Либо снова уехал куда-то по делам, либо…

Оглядев кабинет судьи, и убедившись. Что картина воровского налёта совершенно полная, пластун удовлетворённо кивнул и вышел в коридор. Тихо. Почти не дыша, прокрался на женскую половину дома. В комнате служанки коптила маленькая масляная лампа. К удивелнию парня, служанкой оказалась не Нури, а совершенно незнакомая девушка. Свернувшись калачиком, она спала на циновке не далеко от дверей, ведущих в комнату хозяйки. Оттуда раздавался какой-то шум. Весь, превратившись в слух. Иван уловил приглушённый женский стон и тяжёлое хеканье мужчины…

Кровь жаркой волной плеснулась в голове юноши. Пересилив себя, он закрыл концом платка нижнюю часть лица и «кошачьим» шагом кинулся к служанке. Придавив коленом, зажал ей ладонью нож. Открыв глаза, девушка сонно-перепуганно уставилась на пластуна. Крутанув перед её лицом кривым лезвием индийского кинжала, Иван прошептал, чтобы та открыла рот. Служанка попыталась крикнуть и задёргалась на циновке. Сильнее притиснув её коленом, казак приставил кинжал к горлу девушки. Она затихла, с ужасом глядя на пластуна. Иван запихал ей кляп в рот, затем быстро связал руки и ноги. И прильнул ухом к двери комнаты хозяйки дома. Сладостные стоны и хеканье продолжались во-весь. Крепче сжав кинжал, юноша рывком распахнул дверь и влетел в комнату.

Бронзовая лампа достаточно хорошо освещала открывшуюся картину. Гульнара-ханум, совершенно обнажённая, стояла на четвереньках, положив голову на сцепленные руки. Али-Мустафа, тоже голый и мокрый от пота, пристроился к ней сзади и усиленно работал тазом. Тело женщины сотрясалось в такт его движениям, Гульнара страстно постанывала, когда муж далеко входил в неё…

Иван долю секунды смотрел на них. Судья разинув рот, уставился на ворвавшегося в комнату незнакомца. Волосатые руки его всё ещё продолжали сжимать белые бёдра женщины. Одним прыжком пластун достиг супружеской пары и ткнул клинком судью в грудь. С воплем тот откинулся навзничь, кровь ручьём потекла по голому худому телу бывшего хозяина. Крутанувшись, Иван мгновенно приставил кинжал к горлу женщины.

Расширившиеся от ужаса огромные чёрные глаза турчанки встретились с глазами казака. Некоторое время они так глядели друг на друга. Валявшийся на полу судья чуть застонал и Гульнара-ханум вздрогнув, сделала попытку закричать. Окровавленное лезвие кинжала сильнее вдавилось ей в шею. Крик замер на губах женщины, и её глазищи ещё более распахнулись. Иван, тяжело дыша, смотрел на свою первую любовницу и одновременно прислушивался к звукам в доме. Всё тихо Гульнара это сразу заставило юношу забыть на время обо всём – о царёвом задании и смертельной опасности, ходившей по пятам за ним. Всё заслонило это прекрасное женское тело, ещё разгоряченное от любовных утех с мужем…

Иван поднёс палец к губам и слегка кольнул Гульнару-ханум в шею. Чуть отстранясь, она понимающе кивнула. Отведя вооружённую руку, юноша осторожно провёл ладонью по плечам турчанки и остановился на её грудях. Потрогал твёрдые острые сосцы и нежно погладил их. Гульнара молча глядела на него тяжело дыша и не двигаясь. Оставив груди, казак опустил руку ниже – на живот и пах. Чуть пискнув, жена судьи хотела отстраниться, но пластун вновь погрозил ей кинжалом. Женщина вновь замерла.

Иван запустил пальцы на покрытый шёлковистыми жёсткими волосами лобок и стра……….. омут страсти мигом затянул парня, парализовав сознание, сбивая мысли… Не в силах больше терпеть, он отшвырнул кинжал в сторону и стал расстёгивать пояс. Гульнара-ханум с ужасом глядела на него, косясь иногда на неподвижно лежащее в луже крови тело Али-Мустафы. Сбросив с себя штаны, Иван безцеремонно раздвинул ноги женщины и сразу же вошёл в неё. Всё, давно происходившее здесь три года тому назад мигом вспыхнуло в памяти юноши. Вот он обнимает хозяйку на горе Ак-хая… вот раздевает её до гола и не знает, что делать дальше…

Прижав к себе бёдра женщины, Иван иссупленно входил в неё, тякаясь покрытым платком лицом в груди турчанки. Так хотелось сбросить с себя эту тряпку, прижаться губами к горячему телу любимой, без устали целовать её! Но нельзя…

Гульнара безмолвно лежала на подушках в упор глядя на Ивана. Густые волосы её тёмной волной рассыпались по подушкам…

Иван, всё более входя в раж, самозабвенно наслаждался её телом, забыв обо всём на свете. И чуть не поплатился за это – внезапно схватив лежавший рядом кинжал, Гульнара-ханум резко взмахнула им. Успев среагировать за какую-то долю секунды, Иван перехватил руку турчанки. Кривой индийский клинок замер напротив его сердца. Остановившись, тяжело сжимая её руку. Гульнара-ханум смотрела на него, тоже учащённо дыша.

Неожиданный инцендент помог справиться Ивану с подступившим оргазмом. Вырвав кинжал из руки женщины и отбросив его подальше, он снова с жаром обхватил её. Гульнара-ханум обречённо откинула голову на подушки и отвернулась. Затуманенным взором смотрела она на сверкающий индийский кинджал, и вдруг взгляд её прояснился. Приподняв голову, она глядела некоторое время то на кинжал, то на юношу. Тот почувствовал, как напряглось под ним тело женщины и приостановился.

– И-и-ва-ан? Это ты?! – в огромных глазах турчанки сверкнуло знакомте парню пламя.

Не отвечая, Иван приоткрыл ей рот ладонью. Быстрым движением Гульнара-ханум попыталась сорвать с его лица платок. Удержав её, пластун истово продолжал наслаждаться своей бывшей хозяйкой, чувствуя, как неуловимо изменилось её тело. Теперь оно не безвольно принимало его ласки, а активно желало их, устремляясь им навстречу…

– Ива-ан, я узнала тебя! Это ты, мой юный паладин урусский… столько времени прошло… – горячо шептала Гульнара, крепко обнимая юношу. – Ты пришёл за мной? Ты пришёл забрать меня? Или убить меня? А ты знаешь, у меня ребёнок от тебя родился, сын! Муратом звать…

Сцепив зубы, Иван прижался лицом к колену любовницы, сильно войдя в неё. Охнув, женщина рванулась ему навстоечу, вонзившись зубами себе в руку. Зарычав, Иван низвергнулся в неё…

Мокрый, задыхающийся, казак рухнул на женщину и обнял её. Гульнара-ханум смотрела на него сверкающими глазами, нежно поглаживая и счастливо улыбаясь.

Лёгкий шорох за дверью заставил Ивана вскочить. Быстро одевшись и схватив оружие, он осторожно выглянул за дверь. Служанки на циновке небыло! Связывающие её верёвки валялись на полу, тяжёлая бархатная занавесь на входе ещё колыхалась от прикосновения сбежавшей девушки.

Вот это было уже плохо! Пластун метнулся обратно в спальню хозяйки дома и обшарил её глазами. Найдя, что искал – маленький изящный сундучок, где жена судьи хранила обычно свои драгоценности, выгреб их оттуда и сунул часть за пазуху. Что осталось – расшвырял по комнате. Гульнара-ханум расслабленно лежала на подушках и молча наблюдала за пластуном.

Споткнувшись о тело стонущего Али-Мустафы, юноша взмахнул было ятаган, желая добить того, но сразу передумал. Ладно – не убил сразу, так пусть живёт! Теперь судье будет не до посещения разных застолий…

Подлетев к женщине, Иван схватил её шёлковый платок и завязал ей рот. Затем связал руки и ноги, стараясь не сильно затягивать узлы. Гульнара-ханум не сопротивлялась, только молча глядела на него. Прижавшись лбом к её груди на прощание, Иван прикрыл турчанку покрывалом и хотел уже выйти из спальни. На пороге замер, раздумывая о чём-то. Потом залез себе под рубашку и с силой снял с левого предплечья массивный золотой браслет, украшенный алмазами. Браслет этот принадлежал настоящему Рашид-бею, но нельзя же вот так взять и уйти от своей первой женщины, да ещё матери твоего ребёнка…

– Это для Мурата! Пусть носит, когда вырастет, Гульнара… – Иван запихал браслет под подушку, на котором лежала гова женщины. Гульнара-ханум дёрнулась, как бы пытаясь сказать что-то. Её большие глаза налились слезами…

Где-то внизу, в комнатах прислуги уже поднялся шум. Сонные встревоженные голоса людей и лай сторожевых собак явственно донеслись на верх.

Иван пулей пролетел из женской половины до кабинета судьи. Схватив мешок направился к чёрному ходу. Тяжёлые шаги послышались навстречу и дородный бородач в одних шароварах, с горящим фонарём в одной руке и здоровенным кухонным ножом – в другой, возник перед казаком. Прямым пинком сапогом в лоб пластун опрокинул бородача и тот с грохотом покатился по лестнице вниз, сбивая своей тушей следовавших за ним слуг. Перескочсив через груду орущих и барахтающихся тел, Иван выскочил из кухни во двор. Несколько человек уже метались там, зовя на помощь стражников и махая факелами.

Секанув ятаганом кинувшегося на него пса, пластун бросился к стене. Низкорослый крепкий татарин с кинжалом преградил ему путь. Ятаган казака описал дугу, целясь в голову противника. Пригнувшись, татарин кулем бросился под ноги пластуна и Иван кубарем полетел через него. Дико завывая, ещё четверо бежали на юношу, размахивая дубинками. Юркий татарин оскалившись, вскочил на ноги, выставив вперёд оружие. Держа в правой руке ятаган, а в левой – индийских кинжал, Иван прижался спиной к стене, ожидая нападения.

Воющая толпа налетела на него и сразу откатилася назад. Двое рабов остались валяться на земле, корчась в агонии, ещё двое отбежали на несколько шагов, зажимая кровоточащие раны на головах и груди. Татарин чуть не вонзил кинжал в живот казака – клинок рассёк чекмень, лишь поцарапав кожу. Извернувшись, Иван сиданул противника рукоятью ятагана по голове, сбив его на землю. Ещё трое мужиков появились во дворе с оружием в руках. Увидев окровавленных и стонущих собратьев, они со страхом глядели на пластуна, не решаясь подойти.

Воспользовавшись заминкой, Иван подхватил мешок и полез на дувал. Через разорванный чекмень горохом посыпались вниз украшения Гульнары-ханум… пришедший в себя татарин вскочил на ноги и успел чиркнуть кинжалом по голени сапога пластуна. Спрыгнув на землю, Иван побежал по улице, чувствуя острую боль в правой ноге. Увесистый мешок за плечами очень мешал бегству, но просто так бросить его казак не хотел – избавиться от «награбленного» нужно было как можно «натуральнее».

Зацокали копыта, двое стражников показались впереди. Иван бросился обратно но навстречу мчалсь уже всадники с саблями в руках. Уйти от них с «грузом» уже было невозможно. Швырнув мешок на дорогу, Иван метнулся в сторону, перемахнул через низкий глинобитный дувал и промчался по захламленному татарскому дворику, переполошив разбуженных людей и собак. Пропетляв с полчаса по запутанным тёмным улочкам Кафы, он наконец вышел к крепости. Позади в городе, слышался бешенный лай собак, свист и крики ночных стражников.

У крепости всё было спокойно. Небо несколько очистилось и молодая луна заливала серебряным светом успокоившееся море. Стражники маячили на стенах и башнях, поблескивая шлемами.

Проклиная прояснившееся небо и луну, Иван прокрался вдоль стен к подножию «своей» башни. Верёвка была на месте. Перебирая её только руками, он добрался до окна и с трудом пролез в комнату, снова упрятал её под подушки. Затем раззувшись, исследовал раненную ногу. Порез на голени был не глубокий, но длинный и рана сильно кровоточила. Перевязав ногу чистой тряпкой и обмывшись, Иван с облегчением бросился на постель.

Всё, козаче! Можно сказать – легко отделался! Так что благодари Господа и отодыхай… Закрыв глаза, юноша долго прислушивался к равномерному шуму волн, набегавших на берег, потом незаметно для себя уснул.