Текст книги "Пластун"

– Ладно, потом поговорим, брат, нынче пойду ожидать попа твоего басурманского. Весьма он мне нужен! – Иван крепко обнял на прощанье старого казацкого лазутчика и вышел.

Стоя в проёме двери, Григорий Квач долго пристально смотрел во след молодому пластуну.

Глава 86

Бросившись к воротам, янычары широко распахнули их в стороны. Высоко держа голову, с надменным выражением лица Иван въехал в широкий каменный зем прохода башни. Горбясь в седле, мулла, тряся за ним на сером муле. Спрыгнув за воротами на землю, пластун сунул поводья коня подбежавшему воину и помог слезть с мула священнику.

– Салям, Абдула! Уважаемый паша Гарай-хан в крепости? – обратился к вытянувшемуся перед ним байрактару.

– С утра как уехал в сераль, так не возвращался, уважаемый ага!

– Хорошо, Абдула. Смотри тут внимательно за воротами. А я вот моллема к одному узнику в Кара-хан веду на исповедь…

Янычар кивнул. Любезно поддерживая священника за локоть, Иван направился с ним через двор крепости к башне Кара-хан. Мулла семенил рядом с юношей, настороженно косясь на высящиеся вокруг огромные стены и башни. Пластун благодарил Господа, что комендант крепости отсутствовал. Разрешение на исповедь узникам мог дать только паша Гарай-хан лично! И что не всем… повезло, чёрт возьми!

Со скрипом распахнулась дверь тюремной камеры и, пригибаясь, они вошли внутрь. Лежавший ничком на соломе «Князь» зашевелился. Кряхтя, он с усилием поднялся на ноги, вглядываясь в вошедших.

– Прошу, уважаемый, проходите. – Иван подтолкнул муллу ближе к узнику и оглянулся.

Дверь в каземат закрылась, и за ней находился верный Махмуд. Комендант отсутствовал. Давай, козаче…

– Вот, представляю вам уважаемого пашу Валлархида! – юноша замер за спиной священника.

Мулла уставился на стоявшего перед ним человека. «Князь» в свою очередь пристально оглядел пластуна. Турок открыл рот, желая сказать что-то, но не успел – локтевым сгибом Иван перехватил его шею, перегнув на себя. Чалма свалилась с бритой головы священника, он захрипел, пытаясь сопротивляться. Иван зажал ладонью рот муллы, продолжая передавливать его горло. Выгнувшись дугой, мулла дёрнулся ещё несколько раз и замер.

Пластун почувствовал, как отяжелело тело турка в его руках, но продолжал для верности сжимать его горло, прислушиваясь к звукам за дверью камеры. Но там было тихо. «Князь» неподвижно стоял рядом, поражённо смотря на юношу и задушенного старого священника.

– Всё, уважаемый, готов басурман! Теперь раздевайтесь, быстро! – Иван стал стягивать с убитого одежду.

– Зря ты содеял это, «Сокол». Я же говорил тебе… – старый лазутчик покачал головой.

– Что сделано, то сделано, уважаемый! Турок сей во всём уж больно на вас схож, должно всё выйти… – содрав халат с тела муллы. – Раздевайтесь скорее, Дмитрий Фёдорович! Немае у нас времени!

Чуть помедлив, «Князь» стал снимать с себя одежду. Скоро он полностью переоделся и действительно преобразился в убитого муллу Якуба. Одного роста с ним, возраста, худощавый, с такой же длинной седой бородой, крючковатым носом…

Иван старательно одевал мертвеца в одежду «Князя», вертя мёртвое тело в разные стороны, как куклу. Потом старательно уложил его на солому в углу камеры. Оглядев «Князя», удовлетворённо кивнул:

– Добро! Вот чалму поправить – и вы есть вылитый мулла Курбан! Идёмте с Богом! – он подтолкнул узника к двери каземата.

Но «Князь» остановившись, стал снимать с пальца свой золотой «тайницкий» перстень. Перстень, однако, не поддавался. На помощь пришёл Иван, так дёрнувший указательный палец старого лазутчика, что едва не оторвал его.

– Чёрт с ним, Дмитрий Фёдорович! Кто там его заметит… Идти скорише надо – паша замка прибудет скоро и тогда всё сорваться может! – Иван полушёпотом зло ругался, обеспокоено косясь на дверь каземата.

– В нашем деле мелочей нет, «Сокол». Лучшие лазутчики тайные в беду попадали из-за пренебрежения к ним… – спокойно произнёс «Князь», старательно слюнявя языком палец. – И чётки дай мне муллы того… он их из рук не выпускал…

Обшарив глазами пол камеры, Иван подобрал валявшиеся там чётки священника. «Князь» наконец с усилием стянул с пальца перстень и пластун с неменьшими мучениями надел его на указательный палец мёртвого муллы Курбана.

– Вот теперича пойдём, «Сокол». – Старый лазутчик удовлетворённо усмехнулся, медленно перебирая чётки.

Байрактар Махмуд захлопнул за ними дверь и задвинул ржавую железную щеколду. Поддерживая «муллу» за локоть, Иван повёл его вниз по истёртым каменным ступеням башни. «Князь» шёл медленно, слегка покачиваясь и опираясь на стены. Наконец они вышли во двор замка. Яркое солнце резануло глаза, пыльный горячий воздух показался благоуханным воздухом садов райских после смрада тюремного застенка…

«Князь» качнувшись, чуть не упал на землю – пластун едва успел удержать его на ногах.

– Что с вами, плохо? Держитесь, Дмитрий Фёдорович, держитесь! Нам вот только за главные ворота выйти…

– Воздух… воздух голову упомрачил, «Сокол»… – тяжело дыша, «Князь» вытер побледневшее лицо трясущейся ладонью.

Иван кивнул, обшаривая глазами обширный двор Семибашенного замка. Всё было как обычно: силуэты стражников на стенах, шум и звон ятаганов сражающихся друг против друга янычар в учебной схватке у комендантской башни. Теперь вперёд к главным воротам, вперёд!

Спокойным неторопливым шагом они пересекли двор. Байрактар Абдула, выскочил из ниши входной, помог «мулле» взобраться в седло серого мулла священника. Животное возбуждённо водило длинными ушами и настороженно фыркало, косясь на всадника. «Князь» резко рванул поводья, заставив мула слушаться себя. Иван вскочил в седло и мерным шагом они ступили под тёмные низкие своды прохода башни. Ворота крепости распахнулись, сторожевые янычары, склонив бородатые головы, приветствовали своего командира «Рашид-бея».

Но у самого выхода из башни пластун остановил коня. Паша Гарай-хан в сопровождении янычар охраны предстал перед ним. Иван приложил ладонь к груди, поклонившись.

– Вы отсутствовали на службе с утра, ага Рашид-бей! Где вы были? И это что за человек?! – комендант указал на «Князя».

– Уважаемый сераскир ходжа Ибрагим-паша просил меня исполнить одну его просьбу в «Сладких водах», эфенди. Вас не было и я не мог сообщить о сём лично. – Иван виновато опустил глаза. – А это есть молем Курбан, приходил исповедать по просьбе ходжи узника из шестого каземата…

– Я видел уважаемого ходжу Ибрагима в Серале! И он ничего не говорил мне об этом! – Гарай-хан некоторое время сердито сверлил «Рашид-бея» колючими глазами. Потом перевёл взгляд на «моллема»:

– Я вроде не видел вас здесь раньше, уважаемый? Из какой вы мечети?

– Мечети Сулеймана, что на Истра-бей, уважаемый паша. Узник сей родом оттуда, и эфенди ходжа Ибрагим-паша просил меня исповедать мене сего заблудшего раба Аллаха перед кончиной! – неспешно перебирая чётки «Князь» молитвенно закатил глаза к небу. – Все мы есть грешные рабы Всевышнего в мире сем! И перед ликом Аллаха Всемогущего и Всемилостивейшего на свете том предстанем равными: и кто беден, в рубище одном, и кто паша знатный и в злате! Ибо тоньше конского волоса мост ведёт в сады райские и только праведник сможет преодолеть его…

– Ладно, ладно, уважаемый муллем! Некогда слушать мне росказни ваши! – паша обернулся к Ивану:

– При всём уважении к вашему дяде достопочтенному, не он есть комендантом крепости сей. А я! Как могли вы без позволения моего привести муллу в замок? Ну и что, что меня не было! Нужно было ждать, когда прибуду! И вообще, вынужден напомнить вам, ага Рашид-бей, что служба падишаху в замке Семибашенном есть дело весьма серьёзное! Это вам не утехам с наложницами предаваться во дворце дяди в «Сладких водах»! – И не слушая оправданий юноши, Гарай-хан стеганул коня плетью и рванул галопом во двор крепости.

Облегчённо передохнув, Иван покосился на «муллу Курбана» и тронул поводья лошади. Стоявшие у ворот янычары переглянувшись между собой, сочувственно смотрели на своего получившего «разнос» командира. Байрактар Абдула почтительно склонился ему в след, скрывая в бороде злорадную ухмылку.

Некоторое время оба лазутчика молча ехали по дороге, постепенно удаляясь от крепости. Ивану не терпелось во всю прыть помчаться прочь от стен Энди-Кюля, затеряться скорее в узких закоулках скакуна, он прямо держался в седле, стараясь не обгонять неторопливого мула «Князя».

– Сколько у нас времени, «Сокол»? И куда мы сейчас? – тихо спросил старый лазутчик, не глядя на юношу.

– В порт, уважаемый там корабль венецианский вас ждёт. Я заплатил капитану за задержку, сказал, что важный турецкий паша прибудет скоро…

– Не шибко мне понравился паша замка, что на тебя кричал. Он видел меня воочию несколько раз в темнице… глаз острый мает, как бы не заподозрил чего…

– Полагаю, всё обойдётся, Дмитрий Фёдорович! До вечера стражники в темницу вашу носа не сунут. А у паши Гарай-хана и без того забот хватает! – Иван ободряюще усмехнулся «Князю».

Но сердце бешено колотилось в груди юноши и ноги предательски дрожали в коленях. Проклятый Гарай-хан хорошо знал в лицо всех тайных узников замка! И пашу Валлархина тоже! Не приведи Господь сунется сейчас в темницу, обнаружит подмену – тогда всё! Янычары догонят их мигом…

Масла в огонь добавил «Князь», попросив в случае чего, сначала учить его:

– Хочу кончить дни свои здесь, на свежем воздухе, под лучами солнышка ясного! А не в той норе смрадной… – старый лазутчик чуть печально улыбнулся.

Иван согласно кивнул, сжимая побелевшими пальцами ятаган и косясь назад. Но стены Семибашенного замка скоро заслонили высокие обшарпанные здания городской части Стамбула. Лазутчики понукали коней, стараясь продвигаться быстрее по направлению в гавань. Но это удавалось с трудом – улицы битком заполняла разнообразная масса людей, вьючных животных и повозок, двигающихся во всех направлениях. Всё же где-то через полчаса они выехали к бухте «Золотой рог». Большая двухмачтовая каракка колыхалась у дальнего причала, невысокий смуглолицый моряк в европейской одежде нетерпеливо прохаживался возле переброшенного с корабля на берег трапа. Несколько бородатых матросов громко гогоча, стояли чуть в стороне у борта судна.

Спрыгнув с коня, Иван помог сойти с мула «Князю». Моряк у трапа бросился к ним, сорвав с головы шляпу:

– Бонджорно, сеньоры! Но сколько ждать можно? Уже час, как я должен в пути быть!

– Простите великодушно, уважаемый. Но бея Курбан-паши дела важные задержали – пластун любезно улыбнулся капитану. – Всё, идёмте уважаемый, идёмте…

Они подошли к трапу. Сделав несколько шагов по нему, «Князь» вдруг остановился, схватившись за грудь. Иван встревожено посмотрел на него, затем окинул взглядом причал. Но там шумел обычный портовой люд: грузчики, торговцы, провожающие, клянчащие милостыню детишки-нищие. Несколько стражников возвышаясь на лошадях, наблюдали за порядком вокруг. Ничего подозрительного…

– Сердце чегось заболело сильно… – прошептал старый лазутчик побелевшими губами.

– Ничего, ничего, пройдёт, дорогой Дмитрий Фёдорович! Вы держитесь, все добре будет. Вам только до Венеции добраться, а там, сами говорили, надёжные люди у вас имеются…

Услышав из уст «турок» незнакомую русскую речь, итальянский капитан удивлённо поднял брови. Затем осторожно обратился к Ивану по-турецки:

– Простите меня, уважаемый. Но разве у вашего достойного бея Курбана-паши – человека столь знатного, в преклонных годах уже, нет никакого багажа с собой? И он сам едет, без слуг?

Выругавшись про себя, пластун склонился близко к капитану, прямо глядя ему в глаза:

– У бея Курбана есть причины ехать так, налегке и спешно! Для сего я и заплатил вам пятьдесят золотых цехинов, и ещё столько же бей заплатит вам, ежели доставите его в целости в Венецию! Всё понятно, уважаемый?

Отвев глаза, итальянец понимающе кивнул. Вытащив из-за пазухи два увесистых замшевых мешочка, Иван протянул их «Князю»:

– Вот этот меньших дадите сему чёрномазому по прибытию в Венецию. А сей – так, дабы нужды на первых порах не знать. Да и на дорогу до Москвы хватит.

Дмитрий Дубцов смотрел на юношу, сжимая в руках мешочки с деньгами. Потом, пересилив боль в груди, тихо сказал:

– А ты разве не едешь со мной, «Сокол»? – Тебе ни в коем разе нельзя оставаться здесь, в Стамбуле! Полагаю, подмена «умершего» паши Валлархина откроется скоро. И может уже в Эди-Кюля тревога поднята! Поедем вместе в Венецию, покудова не поздно! А, Иван? Там у людей моих верных схоронимся в безопасности и отправимся спокойно в нашу землю родную!

– Есть у меня ещё кой-какие дела тут, на земле басурманской. – Иван улыбнулся и обнял старого лазутчика. – Езжайте с Богом, Дмитрий Фёдорович! Пора уж…

«Князь» обнял юношу, поцеловал его и по трапу на борт корабля. По знаку капитана матросы бросились к нему и помогли взойти на палубу. Звонко разнеслась над причалами трель бауманского свистка и длинные реи венецианского судна медленно поползли вверх по мачтам. Матросы втянули трап на палубу каракки, толстые швартовые канаты с плеском упали в воду. Огромные квадратные паруса распушились над кораблём, наполняясь попутным ветром. Чуть кренясь на правый борт, каракка медленно отходила от причала.

«Князь», всё ещё держась за сердце, стоял на корме судна, неотрывно глядя на юношу ветер развевал его длинную бороду. Корабль всё дальше уходил от берега, легко скользя по бирюзовой глади Боспора на запад – к морю Средиземному.

Иван не отрываясь, смотрел на удаляющуюся фигуру старого человека на корме судна. Слёзы невольно показались в уголках глаз пластуна, но сдерживая их, он смотре на венецианский корабль, уплывающий прочь от этой земли поганской! Счастливого пу3ти тебе «Князь» – лазутчик старый московский, верный слуга царя Ивана Грозного! Ты сделал всё, что мог для земли своей далёкой…

Корабль удалялся и вскоре затерялся средь сонма других судов и лодок огромной гавани «Золотой рог». Ещё чуть постояв на причале, Иван прочёл про себя «Отче наш» и, взяв коня под уздцы, медленно пошёл с ним обратно в город.

Глава 87

– Так от чего он помер? – сердито хмурясь паша Гарай-хан мрачно смотрел на мертвеца в углу камеры.

Пожилой табиб – тюремный лекарь долго возился с покойником, вертя его голову и щупая шею.

Иван стоял чуть в стороне, крепко сжимая рукоять ятагана. Он уже в сотый раз проклял себя за опрометчивый, совершенно безумный замысел.

– На кой чёрт всё это нужно?! Вот освободил «Князя» – и надо было бы удирать прочь, покудова цел…

– Похоже, задохнулся он… – табиб неопределённо покачал большой чалмой. – А может сердце прихватило и удар случился.

– Задохнулся? Как он мог задохнуться?! – Кара-хан объял взглядом столпившихся офицеров. – Ага Рашид-бей, как последнее время вёл себя узник сей? Насколько мне ведомо, невзирая ан преклонный возраст свой, он бодро себя чувствовал?

– За последние несколько дней он всё больше лежал так, на соломе, не вставал. – Пластун пожал плечами.

Его слова подтвердили и дежурные янычары, тоже находившиеся в каземате. Комендант прошёл в угол и присев, уставился на мертвеца. У Ивана ёкнуло сердце. Замерев, он стоял недвижимо, как статуя, чувствуя, что весь с ног до головы покрылся испариной.

– А тот моллем, ага Рашид, весьма был схож лицом на покойного пашу Валлархида? – Паша повернул голову в сторону юноши.

Иван не спеша, прошёл в угол и склонился над телом муллы Курбана.

– Да, схож, уважаемый паша. Но вот нос, полагаю, у муллы длиннее был. И вообще, многие люди в старости похожи друг на друга…

– Нос длиннее… Ладно! – комендант замка поднялся на ноги. – Тело узника схоронишь, как полагается по шариату. Да, ежели имеются какие драгоценности на нём – вот перстень золотой вижу! – Кара-хан прямо взглянул на казака. – С тела всё снять и принести мне! Ага Рашид-бей, ты отвечаешь за это! Все вещи такие ценные нужно возвернуть после похорон родственникам его. И не приведи Аллах, ежели пропадёт что! – Паша суровым взглядом обвёл всех находящихся в каземате, и круто развернувшись, вышел из камеры.

Чувствуя себя совершенно изнурённым, выпотрошенным, пластун не спеша подтянул подпругу коня и похлопал его по шелковистому горячему боку. Взобравшись в седло, не торопясь, выехал из ворот крепости.

Вечерело. Солнце скрывалось на западе, заливая стены и башни замка алым светом. Кивнув на прощанье своим янычарам, Иван стеганул коня плетью. Тот бросился вперёд и почти сразу же пластун резко рванул поводья на себя. Скакун захрипел, поднявшись на дыбы и молотя воздух передними копытами. Какой-то бедно одетый человек неожиданно возник на дороге, уставясь на юношу.

– Ты чего, ослеп, старик?! Чего лезешь под копыта?! На тот свет захотел?! – вызверился на него Иван, разъярённо взмахнул плетью.

Пожилой турок приложил ладонь к груди, склонившись в поклоне. Из-под чёрных кустистых бровей он продолжал сверлить пристальными чёрными глазами пластуна. Окинув его с ног до головы быстрым взглядом, Иван стеганул поводьями коня и помчался прочь. Стражники у ворот кинулись к старику, со смехом и угрозами, потребовав убраться поскорей от стен замка.

Проведав Якуба-Квача, пластун отправился в ремесленный пригород Стамбула, где у ткачей заказал полсотни готовых комплектов одежды янычар. Так же купил на рынке четыре добротных повозки вместе с упряжными волами. Собственно, все сделки совершал Грицько Квач, а Иван только платил деньги и подтверждал своим важным видом, что покупки делаются на законном основании.

Наконец уладив всё и отправив Грицька с телегами и одеждой обратно в его уединённый дом на берегу моря, Иван не спеша, поехал обратно в крепость. Что ж, дело идёт, брат! Юноша поправил чалму на голове и усмехнулся. С «подменой» «Князя» всё уладилось на славу! Зря переживал так – и хотел уже рубать проклятого Гарай-хана прямо в каземате, а затем и себя кончать! Господь хранит тебя, козаче! Ныне главное дело: спокойно встретить нового турецкого агу, что завтра должен прибыть из Теркидага, и сдать ему башню Кара-хан. И дождаться прибытия братчиков из Сечи…

Невзирая на всю кажущуюся авантюрность задуманного, Иван не сомневался, что обязательно найдутся отчаянные сорвиголовы среди запорожцев, что возьмутся за это дело. Дать чёса туркам в логове их, в самом Стамбуле! Найдутся хлопцы… Хорошо, ежели бы только пластуны пошли на дело, но такого не будет – от силы с десяток братчиков-лазутчиков отпустит Резун с «Малой Сечи». И то добро! И правильно. Не можно рисковать пластунами почём зря – мало их очень. Зато из «голоты» смельчаки всегда найдутся…

Несколько всадников в одежде дворцовых янычар стояли перед главными воротами Семибашенного замка. Сердце ёкнуло в груди юноши, и рука невольно потянулась к серебряной рукояти сабли. Один из всадников – по-видимому, старший, обернулся и Иван передохнул с облегчением. Начальник стражи «дяди» ага Мустафа! Чего ему надо, интересно?

– Салям аллейкум, уважаемый ага Рашид-бей! Янычар приложил руку к груди и поклонился.

Иван поклонился в ответ.

– Эфенди ходжа Ибрагим-паша срочно желает видеть тебя, уважаемый. Ожидает сейчас в «Сладких водах», в дворце своём.

Иван несколько смешался. Ночью он обязан быть на дежурстве в крепости. И так Гарай-хан уже недоволен им за частые отлучки. Но и «дяде Ибрагиму» отказать не желательно.

– Абдула, скажешь коменданту, что уважаемый сераскир зовёт меня. Я скоро вернусь!

Байрактар молча поклонился. Пластун развернул коня и в сопровождении Ибрагима и четырёх его воинов направился в «Сладкие воды».

– Заходи, заходи, дорогой племянник! – широко распахнув руки в стороны, ходжа радушно встретил юношу. – Проходи, садись. Ну как служба в Эди-Кюля? Не цепляется к тебе, случаем, уважаемый Гарай-хан? Он старый вояка, жесток, достаётся от него…

Иван отвечал, что всё в порядке на службе и комендант есть человек, полный всяческого достоинства. Он был несколько смущён столь радостным приёмом паши – обычно весьма сдержанного в проявлении чувств. И ещё настораживало то, что тут, за спиной…

– А у меня для тебя новость радостная, Рашид! – паша сделал знак рукой.

Из-за красивой китайской шёлковой ширмы в углу зала появился человек. Пронзительные чёрные глаза его прямо глянули на казака из-под кустистых бровей. Тот самый старик, что встретился перед воротами замка! Какого чёрта…

Незнакомый пожилой турок подошёл ближе и, не сводя с Ивана глаз, быстро произнёс что-то на незнакомом языке. Пластун растерянно смотрел на старика, не зная, что делать.

– А ты, похоже, не рад, Рашид? Тонкая усмешка скривила губы сераскира. – Не рад видеть старого слугу своего, воспитывавшего тебя с семи лет, верного Гамида?

Иван напряжённо смотрел на изборождённое шрамами лицо пожилого турка. Какой Гамид?! Он же убит был казаками донскими…

В обширном, полутёмном уже зале дворца паши нависла напряжённая тишина. Молчал сераскир стамбульских янычар ходжа Ибрагим-паша. Молчал старый, проклятый свежезарубцевавшимися шрамами воспитатель настоящего Рашид0бея. Молчали янычары за спиной юноши. Только канарейки в золотых клетках чуть ворковали, готовясь ко сну…

– Не Рашид это, уважаемый паша! Похож весьма, но не он… и языка персов не знает! – чётко пронёсся по залу тихий скрипучий голос старого слуги.

Пластун рванул кинжал из-за пояса, но сильный удар в спину бросил его на пол. Янычары навалились скопом, не давая шевельнуться. Иван рванулся что есть сил, но Мустафа сдавил горло парня, надёжно удерживая его. Двое янычар заломили ему руки, другие сорвали с пластуна оружие.

Ходжа Ибрагим и Гимид молча наблюдали за происходящим. Паша, поглаживая рукоять своего драгоценного кинжала за атласным кушаком, покусывая губы.

Красные пятна замерцали перед глазами юноши, он хрипел, ещё пытаясь сопротивляться, но уже теряя последние силы…

– Аккуратнее, Мустафа, не задуши его! Поднимите лазутчика!

Чуть ослабив хватку, Мустафа-ага подтянул пластуна вверх. Янычары крепко держали руки казака, сильно их вывернув. Тяжело дыша, Иван, встал на ноги, намертво зажатый между турками.

– Да… здорово ты меня провёл, гяур… А ведь прав оказался паша Али-Магомет! – сераскир шагнул вперёд, пристально вглядываясь в юношу. – Ты кто таков? И что сталось с племянником моим, настоящим Рашид-беем? Он жив? Кто ты есть?!

Иван молча смотрел на турка, но не видел его. Какой-то тёмный расплывающийся силуэт… Что сталось? Да этот старик басурман точно есть тот воспитатель молодого бея Рашида! Но ведь убит он был донцами! Как же так…

– Так кто ты есть? Отвечай! – острый клинок кривого кинжала паши упёрся в кадык казака. – Ты шпион поляков? Московитов? Отвечай, сын шайтана! Не то умрёшь тут сразу же! И что делаешь здесь, в Стамбуле? Отвечай!

Остриё кинжала вдавилось в горло пластуна, и Иван почувствовал, как горячая струйка крови потекла по шее. Паша ещё шевельнул кинжалом – боль резанула горло, и кровь сильнее хлынула из раны. Иван продолжал молча смотреть на старого янычара, не произнося ни слова. Янычары сопели за спиной юноши, надёжно сжимая его крепкими, как клещи, руками.

– Позови, эфенди… – Гамид тронул разъярённого сераскира за локоть. – Позволь совет дать тебе, уважаемый. Шпиона этого смертью не испугаешь! А о судьбе бедного Рашида он знает, ибо ведомо ему всё, что знал он. Окромя языка персидского. И того, что мерзкие гяуры-казаки не убили меня до смерти, а оставили умирать, порубанного, в степи. Слава Аллаху, подобрали меня добрые собратья-ногайцы и выходили… Пытать его надо!

– Ты прав, уважаемый Гамид! – ходжа Ибрагим медленно убрал кинжал от шеи юноши. – Мустрафа, отправишься в замок и скажешь паше Гарай-хану, что ага Рашид-бей послан мной на срочное и весьма тайное задание на границу с Персией. А этому остановите кровь и в мой зиндан, в железо. Живо!

Разорвав свой батистовый платок на две части, Мустафа быстро замотал им шею пластуна, остановив кровотечение. Затем янычары поволокли юношу куда-то в дальние закоулки дворца. Там, открыв неприметную дверь в стене, повели его вниз в обширные подземелья дворца. И наконец, тяжёлая железная решётчатая крышка люка с грохотом закрылась над головой Ивана. Высокие отвесные каменные стены, глубокого колодца-зиндана уходили высоко вверх, и светлое пятно люка белело там.

Звякнув ржавыми кандалами, пластун вытер наружной стороной ладони пот с лица, и ткнулся лбом в колени…