Текст книги "Пластун"

Глава 92

Выстроившись цепочкой, голые по пояс с мокрые от пота запорожцы перегружали тяжёлые ящики из телег в чайки. Дети – уже несколько успокоившиеся, понявшие, что каким-то чудом они попали к своим землякам, сгрудились невдалеке от входа в каменоломни. Старшие девочки присматривали за младшими детьми. Мальчики постарше лазали вовсю по казацким лодкам, пытаясь как-то помочь сечевикам.

Иван, тоже сбросивший с себя дорогой янычарский халат, сосредоточенно наблюдал за погрузкой. Рядом топтался Грицько Квач, тревожно поглядывая по сторонам. Задержав взгляд на детях, недовольно пожал плечами:

И откуда взялись оборванцы сии? Да и вы хорошо тоже – такое дело завалили… скоро тут полно басурман будет. Эх!

– Господь детишек этих нам дал! Ты бы, чем ворчать, пан Григорий, пошарь лучше в закромах своих, насчёт еды какой! Голодные дети и нам кормить их времени нету.

Старый лазутчик смешался и, помедлив, направился к своему дому за скалами.

Большой ящик выскользнул из рук казаков и грохнулся на камни у берега. Деревянные стенки распались, монеты золотым потоком хлынули на землю. Цепь сечевиков замерла. Потом несколько бросились к ящику, став напихивать золото в глубокие карманы шаровар.

– Прекратить! Да вы чего, здурели, хлопцы?! – Иван подскочил к ним, отшвырнув несколько от разбитого ящика. – Грузите скорише, добра сего на всех хватит!

– А ты чего разорался, джура? – зло бросил Петро Кавтанюк, продолжая не спеша набивать карманы деньгами. – Ты кто таков есть? Будет тут каждый сопляк старому сечевику указывать…

Братья его, ухмыляясь, оттерли широкими плечами пластуна в сторону, тоже склонившись за золотом. Иван растерянно смотрел на них. Потом просительно улыбнулся:

– Хлопцы, чего вы?! Нету у нас времени зря тратить! Зараз турки нагрянуть сюда…

– Да не боись ты, Грамотей! Поспеем…

Ещё несколько запорожцев присоединились к Кавтанюкам. Иван зло сплюнул себе под ноги. Его товарищи-пластуны приблизились к нему, враждебно поглядывая на сердюков.

– А не добро в походе без атамана быть. Не по звычаям сие братства нашего! – Василий Макуха неторопливо погладил длинные седые усы. – Хлопцы, а ну давай сотника выбирать!

Запорожцы столпились на берегу, согласившись с предложением старого казака. Иван попробовал, было образумить их, говоря, что времени нет и всё можно отложить до выхода в море. Но его не слушали…

– Петра Кавтюху в атаманы! – крикнули несколько голосов, метнув вверх шапки.

– Ивана Грамотея в атаманы!

Пластун открыл рот, изумлённо уставясь на Тимку. Тот ухмыльнулся, вновь проорав на весь берег имя и кличку юноши.

– Тихо, тихо, братва! Делаем усе по закону! – строго произнёс Василий Макуха. – Кто за Петра Кавтанюка, кидай шапки!

Десятка два потёртых казацких шапок взлетели в воздух.

– Кто за Ивана?

Вдвое больше шапок дружно взмыли в синее небо над головами сечевиков.

– Всё брат, товариство тебя избрало атаманом! Командуй, пан сотник! – старый сердюк с достоинством поклонился юноше.

Взволнованный до глубины души, Иван трёхкратно поклонился казакам. Затем приказал продолжить погрузку. Три телеги уже были разгружены, когда свист раздался сверху. Сидящий на утёсе Андрей махал оттуда рукой:

– Турки идуть! Конница, много!

Иван спешно поднялся наверх, к утёсам. Со стороны Стамбула появилось огромное облако пыли, поднятое сотнями копыт лошадей. В сером мареве едва просматривались всадники с хвостатыми копьями в руках, белые тюрбаны, блеск сабель.

– Хлопцы, спаги скачут, скоро тут будут! Не меньше бунчука! – Иван обвёл взглядом прервавших погрузку золота казаков.

Запыхавшись, на берегу показался Грицько Квач с корзиной наполненной разной снедью.

– Пан Григорий, скажи: где байданы стоят, сколько глубины будет, не ведаешь?

– Саженей двадцать, а может и поболее…

– Ясно! Хлопцы, ящики с воза в воду! Живо! Детишек в чайки и уходим!

– Да ты чего, Грамотей, сдурел?! – старший Кавтанюк ошарашено уставился на юношу. – Столько добра морю отдать?! Поспеем ещё…

– Я сказал, пан казак, ящики в воду! – повысил голос Иван.

Сердюк схватился за саблю. Набычившись, его братья шагнули вперёд.

– Ты чего это, Петро, звычаи братства нарушаешь? – Василий Макуха деловито попробовал пальцем остриё своей сабли. – В походе указ атамана оспариваешь. Без головы остаться захотел?

Михайло Гонта и Остап рванули ятаганы из ножен. Тимка Булава подступил к братьям сзади, поигрывая широкой кривой турецкой саблей.

Помедлив, Кавтанюк убрал руку с оружия:

– Ладно… слухаюсь, пан сотник!

Тяжёлые ящики с золотом полетели в море. Грицько Квач напряжённо смотрел на это зрелище.

– Ежели басурмане не проведают про сие, та схоронить в тайне место это, пан Григорий! Потом пришлём с Сечи знатных ныряльщиков наших, достанем сокровища втихую…

Грицько согласно кивнул словам Ивана. Андрей с утёса вновь отчаянно замахал руками. Турки были уже близко. Покачиваясь на высоких сёдлах-стульях, спаги с криками потрясали длинными копьями. А за их спинами, трясясь на крупах лошадей, сидели воины в синих халатах. Янычары!

В сердцах выругавшись, Иван оглянулся. Казаки уже утопили все ящики и быстро сажали в чайки детей. Пластун ещё раз глянул на приближающуюся турецкую лавину и бросился вниз, к берегу.

– Стойте, стойте хлопцы!

Тяжело дыша, запорожцы столпились вокруг него, сжимая оружие.

– Нам вже не поспеть, братчики! Зараз турки будут на берегу. Из тех скал сверху они перебьют нас стрелами! – Иван перевёл дыхание, обведя взглядом сечевиков. – Надо кому-то остаться здесь, дабы задержать басурман! Человек двадцать, с пищалями. Тогда чайки ещё смогут успеть уйти в море. Пан Василий! – Пластун взволнованно шагнул к старому казаку. – Ты поведёшь байдаки на Сечь! Я останусь тут, с хлопцами. Ну, кто ещё останется? Решайте живо, братчики!

Казаки молчали некоторое время, глядя на Ивана. Потом все трое молодых пластунов вышли вперёд. За ними братья Кавтанюки, Тимка Булава и ещё несколько сечевиков.

– Иван… ты того… не горячись! – Василий Макуха отрицательно качнул бритой, в застарелых шрамах от сабельных ударов, головой. Деять надо зараз разумно. Ну какой ты ныне вояка? Покалечен весь… я останусь! Ибо седой уж совсем, и болячки старческие донимать начинают. Не приведи Господь помереть дома, в постели… Позор! – Старый сечевик ухмыльнулся. – А ты, хлопце, веди чайки на Сечь! Сие разумно есть!

Иван хотел было возразить что-то, но не слушая его, Василий обернулся к Кавтанюкам:

– Хлопцы, нечего вам всем на смерть верную идти! Кидай жребий, кто останется! Один из трёх! И вы теж! – это относилось к пластунам.

Иван Грач, Остап Горобец и Михаил Гонта некоторое время перепирались, но затем дружно потянули соломки. Короткая досталась Михаилу. Друзья обнялись, прощаясь. Рядом крепко обнимались и целовались Кавтанюки. Затем старший брат, положив на плечо два мушкета, полез вверх, к скалам. Василий Макуха отобрал остальных из добровольцев – в основном уже старых, проживших жизнь казаков. Тимку Булаву и ещё нескольких из молодёжи, рвущихся остаться на берегу, отправил к Ивану, буркнув, что им ещё успеется на тот свеет…

Двадцатым – последним из добровольцев вызвался быть Никита. Макуха одобрительно кивнул, но крепкая закорузлая ладонь отшвырнула стрелка в сторону.

– Забижаешь маня, брат! – высокая худая фигура Лютого нависла над коренастым плотным Василием Макухой. – Неча стрельцу доброму пропадать почём зря! Один раз пальнуть успеем токмо! Я остаюсь, пан атаман! Тоже зажился на свете сем! Мои уж заждались меня на небесах… – Неожиданно широкая улыбка озарила мрачное смуглое лицо казака.

Старый сердюк вопросительно глянул на Ивана. Подумав, тот одобрительно кивнул. Обрадованный Лютый бросился на верх. За ним начали карабкаться по утёсам другие запорожцы.

Тяжело гружённые чайки медленно отходили от берега. Казаки изо всех сил налегали на вёсла, но сидевшие чуть ли не по самые борта в воде лодки, еле двигались. Дети сгрудились на ящиках с золотом, со страхом оглядываясь назад. Тяжёлый гул конницы уже явственно доносился с берега. Залегшие в скалах сечевики дали залп. За ним – другой. Дым тучей поднялся в небо, ржанье коней и крики людей смешались в один адский вой…

Сидя за румпелем, Иван напряжённо крутил головой, вглядываясь в проходившие мимо утёсы. Потом оглянулся. Фигуры спешившихся конников с копьями в руках и янычары появились на берегу. Несколько лучников подбежали уже к самой кромке воды. Свистнули стрелы. Одна с противным визгом пронеслась над самыми головами испуганных детей, другая вонзилась в деревянный борт чайки. Никита поднял ружьё – и турок в большой чалме плюхнулся лицом в воду. Остальные лучники поспешили укрыться среди валунов на берегу. А на утёсах огромная толпа турок схлестнулась с казаками.

Привстав, Иван с замиранием сердца смотрел туда. Не прекращая грести, запорожцы тоже не сводили глаз с последнего сражения их товарищей.

Мелькнуло среди обступивших его янычар искажённое лицо Михаила Гонты. Сразу двумя саблями, весь окровавленный, крушил врагов вокруг себя старый Макуха. Рядом с ним Петро Кавтанюк, одним махом рассёк турка наискось от правого плеча до поясницы и сейчас же крупная голова его, снесённая ятаганом, покатилась вниз с утёсов…

А казацкие чайки перебирая вёслами, всё дальше уходили в море. Развернув румпель, Иван встретил носом лодки набежавший большой вал. Брызги пенным веером взлетели вверх, оросив холодным душем всех, находящихся в чайке. Дети испуганно закричали. Запорожцы, с руганью отплёвываясь, продолжали с усилием налегать на вёсла.

Иван вновь оглянулся. Турки запрудили уже берег. Зайдя по колени в воду, они отчаянно колотили по ней саблями и кричали что-то во след уходившим чайкам. Сверху, над утёсами, поднялось тело Лютого, пронзённого сразу тремя копьями. Извиваясь на них, он ещё махал саблей, пытаясь достать врагов. Весёлая, счастливая улыбка сверкала на лице казака…

Глава 93

Турецкий берег всё удалялся и люди на нём превратились уже в маленькие чёрные точки. Невысокие пологие волны пролива Боспор тяжело качали на себе лодки казаков. Стамбул громоздился вдали, поднимая к небу каменные пальцы своих башен, беломраморные стены дворцов и острые шпили минаретов.

Вдруг молния сверкнула средь бела дня где-то у гавани «Золотой рог». Огромный столб дыма медленно поднялся над городом. И вскоре громовой раскат-отголосок страшного взрыва достиг ужей запорожцев. Побросав вёсла, они вскочили, взволнованно вглядываясь в город. Столб дыма поднимался выше, становясь гуще и толще. Другие – меньшие дымные столбы начали вырастать над Стамбулом.

– Есть!

– Маемо!

– Готово, вона дали жару басурманам!

– Сие поминки по тебе, брат! Хай радуется душа твоя на небесах… – братья Кавтанюки обнимали друг друга, слёзы ручьём текли по суровым лицам сердюков.

Иван перекрестился. Взглянув на Никиту, одобрительно поднял большой палец вверх. Стрелок печально улыбнулся, глядя на горящую столицу империи османов.

Но радоваться запорожцам долго не пришлось. Большая военная галера приближалась к ним из «Золотого рога». Казаки налегли на вёсла, но малочисленные экипажи чаек не могли заставить перегруженные лодки двигаться быстрее.

– Давай живей, хлопцы! Нам только в море выйти! А там ветер поймает, и уйдём от басурман! Как мог подбадривал Иван товарищей.

Те старались вовсю, хекая и, истекая потом, быстро вспенивали лопастями вёсел воду. Но галера приближалась. На её высоком баке толпились турки, потрясая саблями. Грянул выстрел. Ядро со свистом пронеслось над головами казаков, подняв столб мутно-зелёной воды.

Облизав палец, пластун поднял его вверх. Ветер! Если бы ветер поймать сейчас попутный… Точно ушли бы! Но ветра не было…

– Стой, стой, хлопцы!

Чайки закачались на волнах. Передыхая, запорожцы смотрели на своего молодого командира.

– Разворачивай байдаки и айда на галеру! Брать её будем!

– Так мало нас… турок вдвое больше, Вань… – после непродолжительного молчания подал голос с соседней чайки Тимка.

– Верно. Но басурмане догонят нас зараз и пушками утопят, как котят! А так, хоть помрём в сече, как братчики наши на берегу! Айда на галеру! – ятаган пластуна сверкнул в воздухе.

– Айда, айда, хлопцы! Рубать поганых будемо! – раздались крики казаков. Круто развернувшись, чайки устремились навстречу турецкому кораблю.

Нос галеры вновь окутался белыми клубами дыма. Иван круто повернул румпель налево. Лодка вильнула, чуть зачерпнув бортом воды. С визгом ядра врезались в воду – туда, где только что находилась чайка. Сечевики одобрительно поглядели на юношу, работая вёслами. Второй раз турки дать залп не смогли – казачьи чайки уже обходили галеру с обеих бортов. Огромные вёсла её равномерно вспенивали воду в такт ударам барабана, раздававшимся внутри судна. Турецкие воины метались по палубе, готовясь встретить казаков.

– Слава! Слава-а! – заорал, вскакивая, Иван. За ним подхватили свой воинский клич и сечевики.

В ответ с палубы галеры раздалось: «Алла-а!», и лес копий и сабель вырос над бортом корабля. Галера начала разворачиваться, нацеливая свой острый нос-таран на чайку. И вдруг корабль застопорил ход. Вёсла его сбились, бессильно опустившись в воду. Свисты слышались из узких окошек-проёмов в бортах для вёсел. И голоса гребцов достигли ушей казаков:

– Хлопцы! Хлопцы, рубайте басурман, мы с вами! Вийско низовое, спасите нас, православных!

– Слава-а-а!!!

Острые гарпуны-кошки взмылись в воздух и вонзились в борта галеры, подтягивая к ней чайки. Хватаясь за веретена вёсел, за всё, что попало, казаки скопом ринулись на турецкий корабль. Первым вцепился в планширь один из братьев Кавтанюков. Широкое лезвие сабли с хрустом вонзилось в дерево, отсеча напрость руку казаку. С криком сердюк ухнул вниз, в воду. Иван полоснул турка по животу и вскочил на палубу. Отбив ятаганом сразу две сабли, вонзил кинжал по рукоять в грудь здоровенного янычара. Сильный удар в плечо сбил пластуна с ног. Крутясь волчком на палубе, Иван умудрился секануть клинком по ногам нескольких врагов и вскочил на ноги. Выхватив у раненного турка саблю, с рёвом бросился в гущу сражения.

Турок было намного больше, чем запорожцев. Но казакам терять было нечего – только жизни свои они хотели отдать как можно дороже. Сечевики кидались на врагов, кромсая их направо и налево и даже умирая, все пытались достать горло противника зубами…

Бородатая искажённая физиономия турка возникла перед юношей из кутерьмы сражения. Сбоку черномазый янычар занёс над ним ятаган. Уклонившись, пластун пронзил турка насквозь и, не успев вырвать оружие, обернулся к бородачу. Выпучив глаза, тот опускал уже саблю прямо на голову казака.

Иван застыл, глядя на несущуюся на него смерть. Вильнув, сабля турка просвистела рядом с ухом пластуна. Голова его с выпученными глазами слетела с плеч, кровь фонтаном хлынула из разрубленных артерий…

Андрей, тяжело дыша, стоял перед Иваном, сжимая саблю.

– Благодарствую, брат… – прохрипел казак, глядя на племянника. Затем, вытащив свой ятаган из тела янычара, огляделся.

Турки уже не нападали и не сопротивлялись. Побросав оружие, они прыгали за борт и плыли к берегу. Всю галеру покрывали груды стонущих и воющих от боли человеческих тел. Ручьи крови текли по доскам палубы, заполняя воздух приторным духом…

Казаки из последних сил отчаянно рубили удирающих турок и добивали тех из них, кто ещё был жив на палубе. Пластун пересчитал их. Двенадцать! Двенадцать братчиков осталось…

Андрей вдруг покачнулся и повалился на палубу. Став на колени, начал рыгать, выворачиваясь наизнанку. Слёзы ручьём текли по впалым щекам юноши.

– Андрейка! Чего сталось, поранен сильно? – Иван склонился е племяннику, заботливо оглядывая его.

– Да то с перепугу он! Впервой ведь в сече такой кровавой… – небрежно бросил Тимка, вытирая кровь с разбитого лица.

– Ничего не с перепугу, он добрый сечевик! Вона как башку снёс басурману, спас пана сотника! – вступился за Андрея другой казак.

– Иван, турки!

Две отставшие галеры приближались. На передней громыхнуло, и ядра вздыбили воду невдалеке от захваченного корабля. Зажимая кровоточащую рану на плече, Иван быстро спустился в трюм галеры. Затхлый, насыщенный испражнениями воздух корабельной утробы тяжело шибанул в нос. Полуголые, заросшие по пояс бородами, люди толпились там. Скованные кандалами, они громко кричали что-то на разных языках. Затоптанные и убитые ими турецкие надсмотрщики валялись в узком проходе между скамьями гребцов.

– Я есть сотник войска низового, запорожского! Я…

Гребцы, взревев, радостно загалдели. Пытаясь сорвать с себя цепи, они обнимали юношу и появившихся за ним казаков. Измождённые, в страшных рубцах от ударов бичей надсмотрщиков, люди плакали, целуя одежду и оружие запорожцев. Те, поражённые, ошарашено смотрели на них. У некоторых тоже слёзы появились на глаза:

– Мы есть тоже козаки! Нас тут более десятка! Много рокив мы вже тут! – высокий старик с длинной седой бородой загремел цепями, подняв руки. – Братчики, спасители вы наши!

– Добре, добре, диду… Слушайте! – Иван передохнул, вглядываясь в счастливые лица бывших рабов перед собой. – Зараз не маемо часу, панове, освободить вас. Ветра нет, и турки догоняют нас! Надо грести, как можно скорише! Сможете?

– Смогём! Давай братцы! – гребцы дружно уселись на свои скамейки-банки по четверо на каждое весло.

– Пан сотник, скажи тому басурману, дабы такт бил! – старик с седой бородой указал на возвышенность в центре трюма галеры.

Вцепившись в большой барабан-тамбур, там скорчился толстый турок, со страхом глядя на гребцов и казаков. Рядом с ним валялись его товарищи-надсмотрщики, задушенные цепями рабов.

– Мы не стали вбивать его, ибо безвреден и не трогал нас, грешных. А барабанит добре, легче так те клятые вёсла ворочать, мать их… – старик витеевато выругался.

Иван подскочил к барабанщику и, крутанув для убедительности ятаганом перед лицом, приказал работать. С ужасом поглядывая на пластуна, турок взял длинные палочки с толстыми кожаными шарами на концах. Протяжный низкий гул пронёсся под низким потолком галеры. Гребцы дружно подняли вёсла, слушая голос барабана.

– Остап, Тимка, чайки на буксир к галере! Живо! – покачиваясь, Иван с трудом поднялся по крутому трапу вверх на палубу. От смрада и вони в трюме его едва не стошнило. Голова кружилась, воздуха не хватало… И как люди те годами живут там, в этом адском чреве корабля басурманского? Живут и гребут теми вёслами тяжеленными… не приведи Господь! – Юноша перекрестился.

Галера рванулась вперёд. За ней колыхались на волнах казацкие чайки. Сгрудившиеся на них дети махали запорожцам руками и в страхе оглядывались назад, на несущиеся в погоне турецкие корабли. Барабан-тумбур участил свои удары. Вёсла ускорили ход, чаще вспенивая огромными лопастями воды Боспора. Одна турецкая галера стала отставать. Но другая неотвязно висела на «хвосте» казаков, выпуская время от времени по ним раскалённые ядра.

Около двух часов бешенной гонки по проливу – и пологие валы открытого моря закачали на себе корабль. Сильные порывы ветра налетели со стороны берега, засвистев в натянутых, как струны, снастях судна. Ветер! Обрадованные, казаки бросились к шкотам, поднимая паруса, нескольких Иван отправил в трюм, расковать гребцов. Большущие вёсла галеры убрались вовнутрь и вскоре на палубе появились измождённые, почти утратившие человеческий облик, люди. Выходя на палубу, многие из них теряли сознание от пьянящего свежего воздуха, другие опускались на колени и молились, благодаря Господа за спасение.

Стоя за массивным румпелем галеры, Иван сочувственно поглядел на освобождённых рабов и тревожно оглянулся.

Подгоняемая крепким попутным ветром, галера быстро неслась по морю, вспарывая острым носом пенные валы. И перегруженные чайки за кормой плясали на волнах, грозя в любой момент перевернуться. Перепуганные дети на них крепко держались друг за друга, все совершенно мокрые от захлёстывающей лодки воды. Турецкая галера неотвязно шла позади, тоже распустив большие треугольные паруса.

– Ежели турка не остановить – беда! – прокричал Иван стоявшим рядом товарищам. – Потеряем зараз байдаки с добычей и детишками! Давай палить из пушек по басурману, по мачтам!

– Да не мае средь нас гармашей добрых! Гунька Ражий и Макуха старый стреляли гарно из пушек, да сгинули! – в сердцах Тимка Булава сплюнул на палубу.

Иван кивнул, не отрывая глаз от турецкого корабля. Что верно, то верно – вот из пушек пластунов палить не учили! И вообще пушек мало было в Войске низовом и оттого стрелков из них добрых тоже…

Однако, бросившись к небольшим бронзовым орудиям на корме, казаки быстро зарядили их. Грохнул выстрел. Ядро пронеслось высоко над мачтой вражеской галеры и упало в воду далеко за её кормой. Второй выстрел тоже был неудачным. Страшно ругаясь, рассвирепевшие запорожцы перезаряжали пушки с отчаяньем поглядывая на чайки. Те, как утки, качались на волнах, всё более наполняясь водой. Дети кричали, умоляя о помощи, плакали…

– Пан сотник! – перед Иваном возник высокий, крепкого вида мужик в рваной грязной рубахе, с торчащей клочьями бородищей. – Я есть поручник Ежи Косинский, служил старшим канониром в войске короля нашего Стефана Батория! Дозволь мне палить!

Получив разрешение, поляк присел к пушке. Деревянными распорками-клиньями поднял ствол на нужный угол. Прицелившись, поднёс горячий фитиль к затравочному отверстию. Пушка отпрыгнула назад, удушливый горячий дым укутал корму корабля. С визгом скованные цепью два ядра-книпеля понеслись назад и ударили точно по середине передней мачты турецкого корабля. Качнувшись, она с треском повалилась на бок, сминая паруса и разрывая снасти такелажа. Потеряв ход, галера беспомощно закачалась на волнах, турки, как потревоженные муравьи, метались по ней, стараясь устранить повреждения.

Дружный радостный рёв загремел над морем. Люди прыгали на месте, махали руками и посылали сонмы проклятий на головы басурман. Казаки схватили поляка и стали восторженно подкидывать его в воздух, едва не выкинув за борт. Иван приказал чуть убрать паруса, и дальше галера шла по морю, несколько умерив скорость. Дикая пляска чаек за кормой прекратилась, и они не грозили уже в любой момент пойти ко дну.

Вскоре турецкий корабль затерялся где-то в туманной дымке среди моря. Галера застопорила ход. Иван приказал очистить её от трупов и обмыть палубу. Турецких мертвецов казаки бесцеремонно повыкидывали в море, предварительно раздев их. Одежду турок с благодарностью приняли их бывшие рабы-гребцы. Павших казаков уложили в ряд, сложив им руки на груди. Столпившись перед ними, запорожцы и гребцы читали заупокойную молитву.

Беззвучно шевеля губами, Иван смотрел на мёртвое лицо Ивана Грача. Стоявший рядом Остап Гонта плакал. Бледный как смерть Андрей поглядывал на убитых сечевиков, на освобождённых рабов и мелко крестился. Отпевание закончилось. Иван склонившись, поцеловал каждого мертвеца в губы – Грача, Никиту, младшего из братьев Кавтанюков Михаила, старого лекаря Коршуна…

– Слава вам, хлопцы вовеки. Да упокоются души ваши светлые на небесах. Слава! – ятаган пластуна сверкнул в воздухе.

– Слава, слава! – подхватили казаки и гребцы вокруг.

Павших казаков осторожно опустили за борт, в воду. После этого, подтянув чайки, запорожцы забрали с них на палубу галеры мокрых дрожащих детей, так и не пришедшего в сознание сотника Подкову и несколько ящиков с золотом. Большие косые паруса корабля вновь распустились, наполняясь ветром. Галера вновь рванулась по морю на восток – к родной земле, к устью Днепра.