Текст книги "Пластун"

Глава 79

Темнокожий кавас с золотой серьгой в ухе ловко убрал со стола опустевшую посуду и бесшумно удалился. Ходжа Ибрагим, откинувшись расслабленно на подушки, потянул фарфоровый чубук кальяна. Вода в изящном стеклянном бутыле забурлила и старый турок с наслаждением выпустил изо рта клуб дыма. Полежав чуть с закрытыми глазами, протянул чубук Ивану. Тот вежливо отказался, рассматривая с любопытством сей невиданный им до селе инструмент для курения.

– И правильно Рашид, что не делаешь курить – одобрительно кивнул ходжа, вновь глубоко затягиваясь. – Занятие сие под стать лишь нам, старикам… а людям молодым, сил полным, нечего травить себя разной гадостью! – Огромный клуб белого дыма окутал на мгновенье собеседников.

Иван закашлялся и отгоняя ладонью вонючее облако, тоже прилёг на подушки. Они находились во дворце паши в Сладких водах – привеллегированом районе Стамбула, где проживала высшая знать столицы. Дворец был чудесен: большие светлые залы, отделанные полированным коринфским мрамором, прекрасные причудливые мозаичные узоры на полу и стенах, маленькие фонтаны с журчащей водой, щебетание канареек в золотых клетках…

А сами эти «Сладкие воды» – рай земной, да и только! Везде прекрасные дворцы, окружённые тенистыми садами, беломраморные бани, беседки фонтаны… Юноша и не предполагал никогда, что может существовать на свете такая роскошь!

Иван чуть усмехнулся. В таком «раю» жили здесь только самые знатные вельможи Османской империи. Основная масса населения – простые турки, как убедился пластун за первые дни своего пребывания в Стамбуле, – влачила довольно жалкое существование. В тех частях города, где проживали простолюдины, царила бедность. Многочисленные ремесленники с утра до вечера загибались в своих мастерских, изготавливая прекрасную посуду из меди, серебра и бронзы, одежду из дорогой парчи, сапоги из тончайшей юфтиевой кожи. И имели гроши за свой труд, постоянно ходя в обносках… Загорелые до черноты строители с утра до вечера трудились на стройках, возводя дворцы для знати, чудесной архитектуры мечети. И тоже жили в бедности.

Да, подобное положение существовало разумеется везде. Но в Османской турции разница между богатыми и бедными была особенно разительна.

– Ну как тебе Стамбул? Осмотрел уже его основательно, Рашид?

– Полагаю, дабы узнать столицу империи, и года мало, уважаемый ходжа Ибрагим. Великолепный город! Истинная жемчужина государства Османов! – почти искренне произнёс Иван, глядя на пашу. – Только одного не могу в толк взять, эфенди. Как такое величие и богатство уживается с такой нищетой простого народа? Ведь со всего подвластного нам мира стекаются сюда огромные сокровища! Казалось и простым подданным Падишаха светлейшего должно перепадать что-то, дабы жили они по-человечески. А то я нигде не видал столько обездоленных и нищих…

– Рашид, сколько раз повторять тебе! Называй меня дядей, как ранее. – Ходжа Ибрагим усмехнувшись, отложил в сторону чубук кальяна. – Что касаемо простолюдинов, то тут я узнаю тебя! Ты сызмальства всегда был не от мира сего! Единственный сын столь знатного сановника и славного воина как отец твой, к искусству воинскому был равнодушен. Так? Поэзией увлекался, лицедейством… книг и свитков разных натащил в свои покои… Отец твой, уважаемый Муслим-бей ведь по твоему совету отправил тебя на Кавказ! Дабы средь горцев диких подзабыл ты книжки свои и вкус к жизни воинской приобрёл! Сие, похоже, удалось? – старый турок довольно кивнул зелёной чалмой. – Наслышан я о поединке твоём с тем младым воином татарским! Молодец, батыр! Не уронил честь рода! Но дурь кой-какая ещё осталась у тебя в голове, Рашид. Что тебе до этой черни? Чернь они и есть чернь! Грязная и невежественная! И ленивая вдобавок! Хуже неё только рабы-гяуры стоят, как вещи говорящие… Так Аллахом Всемилостивейшим и Милосердным устроено, сынок! – Паша Ибрагим воздел руки к небу.

Иван неопределённо пожал плечами, не желая спорить со старым товарищем «своего отца». Хватит того, что и так, кажется, ляпнул лишнего! Дались же холопы местные…

– Ну, что желаешь делать, Рашид? Может в Газиане съездишь, отца проведаешь? Уже год, как не видел его?

– Скоро полтора года, дядя Ибрагим. Весьма желаю повидать его, разумеется. Но ещё более желаю проявить себя на службе у падишаха, да хранит его небо тысячу веков! Хочу в сражениях за величие веры нашей поучаствовать, дабы явиться под светлые очи родителя моего зрелым и уважаемым воином! А то, что же – ну бывал вместе с лезгинами в набегах нескольких на другие племена и Грузию. А от псов-казаков ушёл едва живым и людей своих потерял… – Иван горестно вздохнул.

– Да-да, с казаками да… – паша мрачно нахмурился. – А что, и старый Гамид, слуга твой верный, тоже погиб?

– Да, о уважаемый ходжа… – простите, дядя Ибрагим! Как лев бился он с запорожцами, давая мне возможность уйти! Если бы не он, то и я попал бы в лапы тех неверных…

– Жалко его, славный и опытнейший воин был. Мы с ним вместе служить начинали в янычарском корпусе. В персидских походах участвовали… Ну, всё в воле Аллаха! Воспитателя твоего старого сейчас гурии сладострастные, девы вечные, ублажают в садах райских! – паша молитвенно воздел руки вверх.

Иван тоже поднял руки, обведя ладонями лицо. На некоторое время молчание наступило в прохладном зале дворца. Весело щебетали канарейки в красивых клетках, шумели за узорчатыми окнами стройные вечнозелёные кипарисы.

– Рад, весьма рад я, что наконец прибыл ты в столицу из провинций отдалённых. Уже переживать начал, что задерживаешься.

Ходжа взял в руки чётки и задумчиво стал перебирать их. – Несколько посланий отправил. И когда увидел тебя на щебекке той, радости моей не было предела, Рашид!

– Тогда могу я спросить вас, дядя Ибрагим, почему встречали вы меня в Боспоре так, словно отражать готовы были нападение сотни гяуров? – осторожно произнёс пластун, чуть наклонясь к собеседнику.

– Ну, это тебе показалось, Рашид! сие почётный экскорт был, по чину мне положенный. Понимаешь?

– А вот телохранитель ваш Мустафа-ага ведь готов был броситься на меня с ятаганом! И остальные янычары настороже были… – Иван прямо глядел в непроницаемо-тёмные глаза старого вельможи.

Тот некоторое время тоже смотрел, не мигая на юношу. Потом отвёл взгляд и чуть виновато улыбнулся.

– Ну… Не хотел говорить тебе, Рашид, да вижу глазастый ты стал, как и положено воину! Не зря время провёл средь горцев диких. Понимаешь, донос на тебя пришёл из Кафы! Начальнику гарнизона тамошнего показалось, что ты не тот, за кого себя выдаёшь. Писал, что может и персидский либо московский лазутчик ты! – ходжа Ибрагим пристально глядел на юношу.

– И чем же не внушил я доверия уважаемому паше Али-Магомету? – спокойно спросил Иван. Сердце глухо бухало в груди пластуна и удары его кузнечными молотками отдавались в висках. Но задать вопрос этот следовало непременно. По крайней мере, нужно хоть понять, на что рассчитывать…

– Не тем ли, что часто выигрывал? – Иван снисходительно усмехнулся.

– В нарды у паши выиграл? Ну, молодец, Рашид! – ходжа рассмеялся мелким дребезжащим смехом. – Да пустое всё, сын мой! Они там, на границе владений империи, перепуганы малость. В каждом новоприбывшем лазутчик казацкий или польский мерещится. Предшественник кафского паши Юсуф ведь головы лишился за то, что не смогла крепость защитить город от набега запорожцев три года назад… – ходжа Ибрагим несколько смущённо потеребил кончик своей длинной седой бороды. – Ну, показалось паше Али-Магомету, что скромен ты весьма, скрытен и потому не похож на сына вельможи знатного. Казака какого-то пленного зарезал вроде как из милости, дабы от мук избавить… Глупости, вздор, да и всё! Но на всякий случай взял я охрану… вдруг ты и впрямь лазутчиком окажешься… Но я узнал тебя, Рашид, а первого взгляда! Да, подрос, возмужал, уже не отрок! Эх, когда это было… как годы летят…

Иван кивнул в такт словам паши. Лукавит сей янычар старый! Ходжа Ибрагим похоже не сильно доверял своей зрительной памяти. И сразу по прибытию во дворец учинил пластуну настоящий допрос. Расспрашивал в подробностях о семье «Рашид-бея», его детских и отроческих годах, от отце, матери, сестрах, слугах… Затем, как бы невзначай, повёл разговор о поэзии. Вот тут Иван слегка запаниковал. В восточной поэзии он «плавал». Слышал правда, от гостей в доме судьи, имена Низами, Навои, Омара Хайяма… Гости любили читать их произведения и несколько поэтических строчек этих поэтов запали в память юноши. А настоящий Рашид-бей, как назло был человек образованный, наизусть знал целые поэмы многих великих поэтов востока. Немного знал арабский и прекрасно персидский язык. А Иван персидского не знал вообще…

Но к счастью старый вояка Ибрагим-паша не особенно жаловал поэзию вообще и поэтов в частности. Удовлетворившись несколькими аятами Омара Хайяма, которые смог вспомнить казак, ходжа перевёл разговор на религию. А вот тут пластун чувствовал себя гораздо увереннее – благодаря ежедневному изучению Корана и рассказам Али-Мустафы о жизни пророка Мухаммеда. После того, как пластун прочитал паше наизусть суру «Звезда» – одну из прекраснейших и поэтических в Коране, ходжа прослезился и крепко обнял парня. А Иван понял, что победил! Именно теперь он действительно стал «сыном Муслим-бея» в глазах сераскира стамбульских янычар…

– Так желаешь, сын мой, в битвах с неверными участвовать? Честь воинскую заслужить? Это есть самое достойное дело для молодого воина! – ходжа задумчиво перебирал пальцами янтарные шарики чёток. – Но пока с большими сражениями затишье, Рашид. А на окраинах империи, в её провинциях отдалённых, ты уже насиделся достаточно! Пора послужить тебе здесь, в Стамбуле, при дворе падишаха солнцеликого! – Паша важно указал пальцем вверх. – Примелькаться при дворе, познакомиться с сановниками. Потом это поможет тебе достичь чинов больших и положения достойного при дворе. Уразумел сие?

Иван утвердительно кивнул. Да, Рашид-бей направлялся в Стамбул чины и положение заслуживать. И никто его там не знал толком и в лицо не видел. Кроме хаджи Ибрагима, да и то давно это было. Что-то, хитроумный план думного дьяка Ивана Висковатого похоже исполняется…

– Держу я для тебя должность аги при страже Сераля. Будешь начальником сотни отборных янычар! Согласен, сын мой?

– Эфенди ходжа… дорогой дядя Ибрагим! – пластун придвинулся вперёд и нервно облизал губы. – Не весьма прельщает меня служить при дворе, хоть сие и почётно весьма! Желаю место службы более воинской, ответственной…

Ибрагим-паша внимательно слушал юношу, не сводя с него чёрных проницательных глаз.

– А нельзя ли мне получить место службы в Семибашенном замке? Это достойное место есть, полагаю, для представителя нашего рода древнего…

– Эди-кюля, замок Семибашенный… – сераскир янычар несколько удивлённо поднял брови. – Да, служба в крепости той ответственна весьма, сын мой! Опаснейшие враги султана и Порты Великой содержатся там. Нести службу там доверено лишь старым, проверенным и опытным воинам! – Паша пожал плечами. – И даже моей власти не хватит, дабы определить тебя туда. Для сего нежно подпись самого Великого визиря Омара…

Иван опустил голову, стараясь не показывать своего разочарования. Плохо, если не выйдет получить место службы в замке. Ради этого собственно, всё и задумывалось…

– Ну, и с другой стороны, почему бы и нет? Ходжа, вздёрнув бороду, пристально взглянул на пластуна. – Ты хоть и молод, но достоин сего! И я одобряю стремление твоё служить в местах серьёзных и ответственных. Как мы с отцом твоим в молодости! Так и быть! Завтра же попрошу о сём Великого визиря! Тем паче, что он твой родич дальний… – Паша с улыбкой склонился к юноше и хлопнул его по плечу. – А сегодня отдыхай пока, Рашид. ибо потом много забот будет, сын мой! – Старый турок, кряхтя, поднялся с подушек и в сопровождении слуги отправился в свои покои.

Иван вскочил и, приложив ладонь к сердцу, проводил его почтительным поклоном. Затем, осенив себя мысленно крестным знамением, вышел из дворца.

Глава 80

Часа два пластун бродил по городу, проверяя, нет ли за ним «хвоста». Определить это было нелегко – людская толчея в центральной части Стамбула была ужасна. Народ со всего подвластного Турции востока и ещё более дальних стран кишмя кишел вокруг. Полно было вьючных животных: осликов, мулов, волов, перевозивших на своих натруженных спинах разные грузы. Сновали туда и сюда на лошадях воины городской стражи и богатые горожане. Шествовали важно верблюды, на которых восседали закутанные с ног до головы в белые бурнусы арабы-кочевники.

И, соответственно улицы сплошь покрывали лужи мочи и кучи навоза. Приходилось тщательно смотреть себе под ноги, дабы не продскользнуться и не угодить в очередную вонючую лужу. Впрочем, прохожие не особенно обращали внимания на такие неудобства – подобная грязь была в порядке вещей.

Ивану наконец надоело протискиваться через толпу и изображать из себя богатого праздношатающегося «бея». Резко свернув в боковую узенькую улочку, он направился в квартал Фанар. Христианский район Стамбула, своего рода «город в городе». Жили тут в основном греки-фанариоты – жалкие остатки прежнего коренного населения Константинополя. Так же много было в квартале армян, болгар, сербов. Христианские церкви тихо позванивали здесь колоколами под сенью исламских минаретов…

Тесные извилистые улочки были полупустынны, но слежку за собой, если она и была, пластун не обнаружил. Поплутав немного по кварталу Фанар, Иван вышел на небольшую площадь, где находилась церковь Святого Дух. Вокруг в первых этажах зданий располагались многочисленные лавки армянских торговцев и конторы греческих переводчиков-………. Юноша медленно прошёл мимо церкви, едва удержавшись от попытки перекреститься. «Земляков» – мусульман и тут хватало – турки, арабы и персы толкались возле лавок купцов или нанимали переводчиков, громко торгуясь за цену их услуг. Здесь было намного чище, чем в остальных частях города. Фанариоты следили за чистотой своих улиц, регулярно убирая их и соответственно, ходить по кварталу было более «безопасно».

Небольшая книжная лавка находилась в угловом помещении большого здания. Иван не спеша, прошёл мимо неё, скользнув взглядом по разложенным на прилавке толстым фолиантам и пергаментным свитком. Хозяин – пожилой грек, подслеповато щурясь, беседовал о чём-то с толстым генуэзским купцом. Не замедляя шагов, пластун направился дальше вдоль ряда лавок. Дойдя до таверны «Золотой кувшин», развернулся обратно. В полупустой в это время таверне сидело несколько человек в восточных и европейских одеждах, тихо беседуя и потягивая чай. С любопытство-скучающим видом Иван вновь поравнялся с книжной лавкой. Толстый итальянец уже ушёл и хозяин, сгорбившись, перебирал книги. Стараясь не вертеть головой по сторонам и в то же время, боковым зрением наблюдая за площадью, юноша остановился перед прилавком. Склонившись, нашёл несколько книг на арабском языке и внимательно стал просматривать их. Грек отложил своё занятие, угодливо склонившись.

– Нет ли у тебя, уважаемый, седьмого тома сказок «Тысячи и одной ночи»? – осведомился Иван не глядя на хозяина.

Пожилой грек закивал было утвердительно, но окаменев, уставился на пластуна широко раскрытыми глазами. Затем метнул опасливые взгляды на право и на лево. Казак повторил пароль уже несколько раздражительным тоном, быстро взглянув на хозяина. Тот, сглотнув ком в горле, тихо ответил:

– Седьмого нет, о уважаемый! Но имею десятую книгу Каирского издания…

– Подойдёт и десятая, уважаемый – Иван внимательно рассматривал рисунок на странице: геоцентрическую систему мира по Птолемею. В центре – Земля, а вокруг неё вращаются, прикреплённые к небесным сферам Солнце и Луна, другие планеты, звёзды…

После секунды молчания, хозяин книжной лавки, не сводя с пластуна угольно-чёрных глаз, тихо произнёс:

– Зайди перекусить, уважаемый, в таверну «Золотой кувшин», это здесь рядом. Там в конце зала есть украшенные места для важных клиентов. Жди там…

Иван кивнул и, бросив небрежно книгу на прилавок, направился к таверне. Грек остался в лавке, напряжённо глядя юноше в спину. Пластун всеми порами кожи ощущал его взгляд. Похоже, старый грек довольно сильно перепугался визита московского лазутчика…

Большой, ярко начищенный медный кувшин, ярко блестел на солнце над входом в таверну. Витиеватые надписи на латинском прохожих посетить и отведать «лучшие» в Константинополе блюда. Иван чуть усмехнулся. Фанариоты столицу Османской империи между собой иначе как «Константинополем» не называли…

Несколько задержавшись перед таверной, пластун задумчиво поразглядывал сверкающий кувшин над входом и не глядя по сторонам, вошёл вовнутрь. «Хвоста» за собой он так и не обнаружил. Либо его не было вообще, либо соглядатаи местные были гораздо сноровистей своих собратьев в татарской Кафе…

Слуга0грек мигом подлетел к юноше и изогнулся в поклоне. Окинув взглядом небольшое помещение таверны, Иван важно прошёл в самый дальний угол, отделённый от остальной части зала бархатной ширмой. Небольшой низенький столик и груда мягких шёлковых подушек на покрытом ковром полу призывали отдохнуть и расслабиться посетителя. «Расслабляться» казаку нельзя было никак, а вот дать отдых гудевшим ногам следовало бы.

Усевшись на подушки, Иван облокотился спиной о стену, тоже покрытую красивым армянским ковром. Беготня по Стамбулу и постоянное нервное напряжение основательно измотало парня. И «важному бею» не зазорно было отдохнуть и перекусить в таверне христианского квартала. Вон напротив трое пожилых турок что-то обсуждают между собой, чаёк потягивая…

Заказав чашечку чёрного чая с халвой и щербетом, Иван через щель в занавеси рассмотрел всех присутствующих в зале. Те трое турок, четверо светловолосых мужчин в европейской одежде – по виду моряки, пьют вино, два толи грека, толи армянина в углу. Ничего вроде подозрительного. Иван отстранился от щёлочки и вновь расслабленно откинулся на подушки. Ладно казак, не дёргайся шибко, спокоен будь, как говаривали старые пластуны.

Слуга принёс заказ и осведомился, что ещё угодно господину. «Господин» небрежным движением руки отпустил его и с удовольствием отхлебнул душистый, пышущий жаром чай. Халва была свежая и сладкая, щербет тоже превосходен. Так прошло где-то около получаса. Иван заканчивал уже вторую чашку чая, когда дверь в таверну хлопнула, и появился грек-букинист. Помедлив на пороге, он прошёл к отделению для богатых клиентов. Коротко поклонившись, осторожно присел напротив пластуна. Тяжёлая портьера сомкнулась за спиной связника, отгородив двоих людей от остальной части зала таверны.

– Здесь можно говорить, уважаемый. – Тихо по-русски произнёс грек, устало вытирая потный лоб. – Место сие надёжное, мы далеко от всех посетителей и не видны им…

Иван кивнул, вновь через щель в портьере озирая зал и входную дверь. Никто ещё не вошёл за греком, и это несколько успокоило юношу.

– Меня Иван звать, уважаемый Матфей Аристидас! – Иван чуть склонил голову и поднял чашку чая в знак приветствия. – Здесь я под личиной молодого Рашид-бея, единственного сына бея Муслима, правителя южной Анатолии.

– Весьма рад встрече, уважаемый! Уже давно не посещали меня люди государя московского, дай ему Господь лет долгих… Как он там, царь Иоанн? Как Москва поживает? Лет пять назад слух прошёл, что пожгли её сильно татары? – грек пытливо взглянул на юношу.

– Государь наш есть человек пожилой, но здоровье крепкое мает и ум острый! Ну а град стольный отстроился вновь после нашествия поганского. Воскрес аки птица Феникс из пепла, ещё краше стал! – Иван подвинул собеседнику блюдо со щербетом. – Угощайтесь, уважаемый. А весьма хорошо нашей речью владеете. Жили ранее в Москве?

– Да, бывал я ранее на Москве… – с сильным ударением на «на» тихо ответил Аристидас. – Ещё юнцом с отцом моим, тоже книжником, жили мы на Никитском посаде. Отец переводил для государя давние греческие и византийские книги. А ты, уважаемый, ведь не из Москвы родом? Акцент какой-то не московский маешь?

Иван неопределённо покачал головой, уважительно глянув на грека. Заметил же его произношение, вот молодец чёрт старый! И с этим «на»… – Государство наше обширно весьма, уважаемый! И не из Москвы одной состоит… Ладно, скажи мне лучше, как поживают тут наши люди верные? Соглядатаи турецкие сильны весьма слыхивал. – Поинтересовался Иван, отхлебнув чай.

– Последнее время тяжко стало. Новый начальный человек тайной службы султана Магомет-паша – Чёрный Магомет, как мы называем его, весьма умён. Попали уже в его сети несколько людей наших… – связник чуть понизил голос. – И самое печальное, что два месяца назад брошен был в застенках мой хозяин «Князь». Я сразу же дал знать об этом в Москву!

Иван напряжение смотрел на старого грека перед собой. Потом ещё раз глянул через щель в зал. Там по-прежнему всё было тихо, новых людей не появилось. Это впрочем, ничего не значит – соглядатаи могли и снаружи ожидать. Ладно…

– Счастье то, что «Князь» есть весьма почётный и уважаемый человек в диване. – тихо продолжил Матфей Аристидас. – Он служил ещё отцу нынешнего султана. И у «Чёрного» Магомета не было прямых улик против него. В общем, пока его только подозревают, и султан не даёт позволения пытать его. В диване полагают, что это всё лишь интриги молодого рьяного паши против старого министра… – Грек усмехнулся. – Но это всё до времени! Магомет землю роет, все уши прожужжал сановникам, что «Князь» есть тайный лазутчик московский! И ежели у него под пытками турки вырвут правду, то нам всем конец… – Аристидас быстро перекрестился.

– Потому я и здесь, уважаемый Матфей. Дай Господь, вызволим «Князя» из лап неверных… – Иван тоже перекрестился.

Некоторое время они молчали. Потом, отхлебнув остывший чай, Иван вновь поинтересовался:

– А как вообще живётся христианам тут, под рукой султана? В самом гнезде поганском?

– Да слава Господу, жить можно. – грек тоже заказал себе чай и сласти. – Турки позволяют и торговлей заниматься и ремеслом. Ежели не злить их особо, потакать во всём, то ничего, не трогают… Вот так и живём в своём древнем, исконно христианском граде на положении полурабов! – Аристидас в сердцах саданул крепким волосатым кулаком по столу. – И за что наказал Господь нас, греков? Наслал на нас сии орды поганские…

– Ну раз наказал, значит по делу! Чего предки ваши не смогли защитить себя от врагов? Ведь всё было у Византии – и войско мощное, и сокровищ немеренно! И что? – Иван испытующе уставился на грека.

– Ты прав, уважаемый. За дурость, невежество и корыстолюбие, за забвение духа христианского последними императорами Византии дан народу нашему крест сей! Тяжко, ох тяжко под игом поганским… – Матфей печально покачал головой. – Но и род сапогом папистов римских проклятых, не легче! Ежели не хуже! По всей Греции преследуется вера наша, храмы православные налогами католики обложили… А сейчас ещё и меч агарянский занесён над Элладой! Тучи османского нашествия сгущаются над священной родиной всех греков! Эх… – Аристидас тяжело вздохнул и опустил кудлатую голову.

Иван сочувственно смотрел на него. Грек помолчал немного, потом поднял глаза на юношу:

– На вас вот только надежда! На единственное во всём мире государство православное, свободное и могучее! На вас, братьев наших северных, далёких! Только вы противостоите стойко, как мутным валам католицизма и лютеранства с запада, так и ордам мусульманским с востока. Не устоите, падёте – ждёт народ ваш жалкая участь рабского существования под пятой завоевателей! И погаснет светоч нашей истинной веры, православной…

– Не погаснет, уважаемый Аристидас! Одолеем всех врагов наших с помощью Всевышнего! – Иван утешительно похлопал собеседника по плечу.

После некоторого молчания они вновь разговорились. Грек рассказывал о Москве, вспоминая далёкие годы юности. Расспрашивал пластуна и о нынешней жизни московитян. Иван отвечал односложно, вспоминая всё, что видел и слышал за время своего пребывания в московском государстве. О Сечи не упомянул ни словом, то что он казак низовой, греку знать совершенно ни к чему.

В разговоре Матфей поинтересовался… не видел ли Иван царя московского воочию. Поколебавшись, тот ответил, что видел и имел беседу с ним. Грек неверяще вытаращил глаза. Потом полушёпотом спросил, правда ли то, что государь русский ликом ужасен и почём зря кровь людей своих льёт?

– Ликом суров зело, но не ужасен вовсе, уважаемый Аристидас! Разумен весьма и проницателен. Что до казней… ну может и перегибает царь палку иногда… – Иван неопределённо повёл плечами. – Весьма много недругов государь московский мает как внутри страны, так и за её пределами. А без твёрдой, жёсткой власти удержать народ в повиновении, бояр своих и от врагов иноземных ошибиться, полагаю невозможно! А так… насколько мне ведомо, ежели человек есть честен и умыслов злодейских не имеет, то нечего ему опасаться гнева царского. Ну ладно, брат Матфей! – юноша прямо взглянул на грека. – С завтрашнего дня я служу агой в Семибашенном замке. Вроде человек там у тебя верный есть?

– Байрактар Махмуд. Старый янычар и мусульманин верный, но к золоту жаден весьма. Да ещё и обидел его весьма паша Магомет… Ну на этом и поддел я его! – Матфей лукаво ухмыльнулся в бороду. – Помог деньгами, советами… В общем предан он мне нынче, как пёс верный! Да и деваться турку нынче некуда – ежели чего, то с него собратья-османы первого шкуру сдерут!

– Добро! Надо спешить дело делать, уважаемый Аристидас! Непременно нужно вытащить из застенков замка сего «Князя». И поскорей, у нас мало времени. Да, насчёт денег. Вот, держи! Царь Иван щедр ко своим верным людям! – увесистый кожаный мешочек перекочевал из руки пластуна к греку.

Поговорив ещё немного со связником, Иван распрощался с ним и вышел наружу. Солнце уже клонилось к горизонту, и первые сумерки накрывали огромный город. Постояв на площади перед храмом, казак не спеша, направился к себе в «Сладкие воды».

Что ж, дело пошло. Дай-то Господь, дабы и дальше так же просто…