Текст книги "Пластун"

Глава 51

В большом – во весь рост венецианском зеркале отражался совершенно незнакомый молодой важный шляхтич. Длинный, отлично сшитый кунтуш плотно облегал его стройную фигуру, а тёмно-синий цвет ткани хороши оттенял загорелое мужественное лицо шляхтича.

Иван неуверенно провёл ладонями по дорогому бархату кунтуша. Пан в зеркале сделал то же самое, сурово-презрительно глядя на казака. Иван хмыкнул и высунув язык, скорчил страшную рожу. Шляхтич в зеркале скорчил ему в ответ, сразу потеряв свой презрительно-надменный вид. Находившийся за спиной юноши портной прыснул в кулак.

Пластун, приняв снова обычное сосредоточенно-спокойное выражение лица, ещё долго крутился перед зеркалом. Он пристально разглядывал себя и не узнавал. Вот что одежда делает с человеком! И действительно молодей сей старый жид-мастер, не зря отвалил ему столько золота за работу…

Кунтуш сидел как литой. Вышитые на синем бархате позументы отбрасывали вокруг серебряные искры. Шикарные шёлковые шаровары отливали голубым пламенем. Да…

Иван усмехнулся. Теперь он выглядит ничуть не хуже тех напыщенных польских и доморощенных украинских панов, что так свысока на него поглядывали. А может и лучше вид имеет! Эх, видел бы его ныне батько…

– Ну, вы есть нынче шляхтич ясновельможный, пан казак! В свите самого короля мало найдётся столь блестящих и достойных рыцарей! Пожилой еврей всплеснул руками, любуясь своей работой.

Двое мальчишек-подмастерьев вынырнули из соседней комнаты и таращились на пластуна большими чёрными глазёнками. Иван прошёлся по мастерской, поскрипывая новыми юфтевыми сапогами. Да, паныч, нечего сказать! Показаться бы сейчас на Сечи перед братчиками! И перед Наталкой…

– Итак, вы довольны, уважаемый? – портной изогнулся в поклоне.

– Да, мастер Абрахам! – Иван поклонился ему в ответ. – Аж неловко как-то чувствую себя в сём панском наряде. Слишком шикарно оно для простого казака!

– Ну-ну, молодой человек! Платье вы заказали как раз по себе – и богатое, и достойно украшенное в меру. Уж поверьте старому еврею! Не все из шляхты ясновельможной одеваются со вкусом. Обычно как петухи наряжаться любят! А у вас чувствуется образованность, пан казак…

– Ладно, пан Абрахам. Держите! – Иван высыпал на стол перед портным обещанную половину денег. – Держите, мастер! Уж постарались вы на славу!

Пересчитав деньги, еврей удивлённо взглянул на юношу:

– Здесь несколько больше монет, уважаемый!

– Ничего, вы заработали их, мастер. А шапка тоже готова?

– А как же, пан казак. – портной махнул рукой подмастерьям.

Один из мальчишек исчез и вскоре появился снова, тоже тёмно-синего цвета шапка, отделанной бобровым мехом. Великолепное соколиное перо колыхалось впереди, закреплённое массивной золотой брошью.

– Здорово! – Иван в восхищении покрутил шапку, любуясь пером и брошью.

– Всё как вы хотели, уважаемый. Одна золотая вещь во всём наряде! – портной развёл руки в стороны.

– Ну, это… спасибо вам, мастер Абрахам. Дай вам Бог здоровья! – растроганный юноша надел шапку и ещё некоторое время любовался своим отражением в зеркале. Потом попрощался уважительно с портным и дав мелкую монетку одному из подмастерьев, попросил отнести свою обиходную одежду на постоялый двор. А сам, ещё раз оглядев себя и поправив шапку, вышел на улицу.

Вообще в таком наряде полагалось бы отправиться верхом, но Иван намеренно оставил Орлика в конюшне постоялого двора. Хотелось пешком, не спеша пройти в новом своём обличии по городу, людям показаться. А уж затем заявиться во всей красе и к дяде…

Пластун размеренно шагал по улице Полтавы, стараясь держаться прямо и слегка надменно – как подсмотрел он у польских шляхтичей. Что делать – одежда обязывала и держаться соответственно…

И это было нелегко для парня. Чего хотел, того и добился: всеобщего внимания простолюдины вокруг, ещё издали завидя пластуна, снимали шапки и униженно кланялись. Встречные паны и важные толстобрюхие купцы, придерживали поводья и приподнимали уважительно дорогие шапки. Иван небрежно кланялся в ответ, шествуя к центру города.

На главной площади у собора он в полной мере насладился своим новым положением. Гуляющее панство сразу приняло его за своего! Разряженные шляхтичи с жёнами усиленно кланялись казаку и улыбались во всю. У парня устала рука приподнимать и опускать свою бобровую шапку с пером. Молоденькие панночки бросали на него быстрые взгляды из-под насурмленных бровей. Их солидные отцы и мамаши любезно скалились провожая пластуна глазами.

Наконец, вдоволь насладившись всеобщим вниманием «панства», Иван направился на подол.

Перед домом дяди стояла нарядная бричка. Важные расфуфыренные дамы находились в магазине, выбирая товары. Стараясь сдерживать волнение, Иван вошёл вовнутрь. Покупательницы оглянувшись, чуть присели, улыбнувшись. Юноша улыбнулся в ответ, поклонившись.

Маячивший за прилавком дядя Степан подскочил к нему, изогнувшись в поклоне:

– Чего угодно пану?

– Да так… Погляжу что у вас есть, добродий.

Вновь поклонившись, дядя поспешил к покупательницам. Дамы, основательно поторговавшись, купили красивый саксонский сервиз и удалились. Та, что была помоложе, проходя бросила на юношу кокетливый взгляд. Иван задорно подмигнул ей в ответ. Паненка покраснела и опустив голову, выпорхнула наружу.

Мухи стайками мелькали под потолком, наполняя помещение назойливым гудением. Дядя мельтешил за прилавком и, протирая большое серебряное блюдо, косился украдкой на посетителя.

Ещё поразглядывав немного расставленные и развешанные везде товары, Иван, наконец, решился:

– Как поживаете, дядько Степан? Вижу, неплохо раскрутились за эти годы. Вон, какой товар справный маете. И заморский есть.

Открыв рот, дядя изумлённо уставился на юношу. Напрасно проожидав ответа тот подошёл ближе к прилавку и почти вплотную к ошарашенному родственнику:

– Я Иван! Иван Заграва, племянник ваш!

Хлопая глазами, дядя продолжал бессмысленно таращиться на пластуна, судорожно сжимая серебряное блюдо. Потом, еле шевеля губами, прошептал:

– И – Иван?! Но как… Но ты же… Вы же ведь, это…

– Я, я это, дядько Степан! Живой! – Иван улыбнулся и снял шапку.

Глава 52

Горлышко графина со звоном задело край стакана, наполняя его тёмно-красным душистым вином. В гостиной, за обильно заставленным столом собралась вся семья дяди Степана.

Жена, тётка Катерина, худая, всегда строго угрюмая женщина. И двое сыновей: Богдан и Андрей. Старший – Богдан, одногодок Ивана, походил на отца – такой же полноватый и светлоглазый. Андрей, тёмноглазый и худощавый юноша лет пятнадцати, был молчалив и только зыркал исподлобья на гостя и его оружие.

Раздобрев от нескольких стаканов доброго вина и сытной еды, Иван несколько осоловел и чувствовал себя прекрасно. Он весело разговаривал с хозяевами, рассказывал разные занимательные истории из казачьей жизни, шутил, но всё же какая-то червоточина сохранялась в душе парня. Слишком ярки были воспоминания о своих прежних визитах к дяде несколько лет тому назад…

Дядя Степан принимал его радушно, а вот недовольная физиономия тётки с вечно поджатыми губами чётко стояла перед глазами. И Богдан всегда показывал, что он есть тут хозяин, наследник и нечета ему бедный сельский хлопец Иван. Вот интересно, как бы они приняли его, войди он в их дом в своём прежнем скромном и грязном казацком платье…

Чуть пригубив вино из стакана, Иван слегка усмехнулся.

– Да, сынку, вона какое дело… – вздохнул дядя, утирая ладонью седые усы. – Ну, как бывает! Мы уж похоронили тебя давно, отпели душу твою в храме… И вот! Бывают же чудеса на свете! Всё в руках Господа! Ты явился как ангел с неба, паном ясновельможным! Давай выпьем ещё за спасение твоё чудесное из лап басурманских!

– Хватит тебе, Стёпа! – хозяйка бросила строгий взгляд на мужа. – Тебе завтра за товаром в Опошню ехать. – А вы паныч, пейте и ешьте вволю, на здоровье! Ваше дело молодое… – Тётка Катерина обнажила в улыбке мелкие белые зубы.

Иван кивнул и вновь сделал глоток из стакана. Надо же! «Панычом» стал! Ну-ну…

– Дядько Иван… – скромно молчавший до этого Андрей решился, наконец, подать голос. – А можно посмотреть вашу саблю?

Мать тут же сурово посмотрела на сына и тот, вспыхнув, опустил голову.

– Гляди хлопче, чего там… – Иван с усилием поднялся из-за стола. Чувствуя тяжесть в ногах и лёгкий шум в ушах, прошёл к лавке, где лежал его базалай. Тут же висел на стене кунтуш с шапкой. Сам юноша оставался в шароварах и вышитой новой сорочке. Украшенная самоцветами рукоять индийского кинжала торчала из-за его широкого атласного кушака.

Взяв шашку, пластун выхватил её из ножен и несколько раз секанул ей по воздуху. Голубые молнии брызнули по сторонам от гибкого клинка. Тётка Катерина ойкнула и втянула голову в плечи. Богдан тоже чуть дёрнулся, пригнувшись. А Андрей смотрел на молодого казака горящими глазами. Острый кадык на его тонкой шее быстро бегал взад-вперёд.

– На, держи! Только осторожнее, лезвие острое! Доброе это оружие! Снял я его в Кафе с убитого мурзы татарского… сам чуть старше тебя тогда был. Эх, какая славная сеча была! Сколько братчиков славных полегло от рук поганских! Но и басурман мёртвых грудами, наворотили казаки и добычу знатную взяли! – Иван протянул базалай младшему сыну дяди, улыбнувшись. Этот парень ему нравился. Помню он его совсем маленьким несмышлёнышем, а вот теперь видно в хлопце что-то настоящее…

Бережно взяв шашку, Андрей с восторгом осматривал её. Сидевший рядом старший брат поглядывал на него с некоторой завистью и настороженностью. Их мать, поджав губы, хотела сказать что-то строго младшему сыну, но метнув взгляд на Ивана, сдержалась. Дядя, барабаня пальцами по пустому стакану, задумчиво молчал.

Усевшись снова на место, Иван с блаженством потянулся. Хорошо! Родичи приняли радушно, угостили славно. Но всё же ты здесь в гостях, козаче…

Наконец, заметив, что гость уже основательно насытился, хозяйка отправила сыновей прочь и начала убирать со стола. Андрей положил с сожалением шашку на место, сделал попытку потрогать и ятаган, но мать так гаркнула на него, что хлопец мигом вылетел из гостиной. На опустевшем столе появился графин с медовой наливкой. Сославшись на неотложные заботы по дому, тётка Катерина удалилась.

Иван и дядя остались в комнате одни. Попробовав наливку и одобрив её, юноша бросил пытливый взгляд на старшего родственника. Похоже, тот хочет поговорить с ним один на один без свидетелей. О чём, интересно? О деньгах, сколько имеет? Поглядим…

Дядя, тоже отхлебнув наливку, снова стал просить гостя съехать с постоялого двора к нему в дом. Иван снова вежливо отказался, стесняясь на то, что не хочет стеснять своих уважаемых родственников. И добавил, что в Полтаве он совсем ненадолго – от силы дня три-четыре…

– Ну ладно, Вань, как хочешь. А вообще как дальше жить собираешься? – дядя Степан исподлобья взглянул на племянника.

– Как жить? Ну, как и жил…

– Как жил? То есть и далее казаковать будешь, в походы ходить на басурман?

Иван утвердительно кивнул.

– Вижу, на правую ногу прихрамываешь. Поранен был? – дядя пристально глядел парню в глаза. – А сколько тебе годков? И что далее будет? Ещё один поход, другой поход? И смерть от турецкой либо татарской сабли? Либо полон басурманский?! И всю оставшуюся жизнь проведёшь в оковах на галере турецкой? А может, останешься без рук, ног, либо глаз? И что? Кому ты, калека, нужен будешь? Ты думал о сём?!

Несколько огорошенный обрушившимся на него таким градом вопросов, Иван неопределённо пожал плечами. Дядя прямо смотрел на него проницательными и совершенно трезвыми глазами.

– Всё это может случиться, дядько Степан. – Иван помолчал. – На Сечь никто силой не гонит. Каждый из низовых знает, что может ожидать его. Все казаки так живут…

– Но ты не все! – дядя бахнул кулаком по столу. – Ты мой родной племянник! Ты сын моей сестры! Ты с того света, почитай, возвернулся… И я за тебя в ответе, как старший родич! – он тяжело вздохнул глядя не мигая на юношу. – Ну, зачем тебе сия жизнь бродяжья, завсегда под косой смерти? Знаю я тех низовых! Сплошь из голыдьбы селянской и разбойников. Работать тяжко на земле не хотят, а гулять желают кучеряво! Разбойничают за морями, жизнями своими никчемными рискуют… а затем спускают добро награбленное в шинках! И снова голыми и босыми остаются! Что, не так гутарю?

– От чего… И таких казачков хватает на Сечи, не спорю. – Иван усмехнулся.

Слова дяди о братчиках неприятно задели его, но он отдавал дань их частичной справедливости.

Для большой части народа на Украине сечевики так и выглядели. Ведь в походах казацких к татарским и турецким берегам мужики-пахари и торгаши-купцы не участвовали. И христианских невольников из басурманских застенков не вызволяли…

– Не могу сказать вам, Степан Иваныч, что токмо войско Низовое уже многие годы держит на запоре южные кордоны Речи Посполитой. Да, нас, запорожцев мало весьма! И не в силах сдерживать мы натиск орд басурманских полностью! – пластун несколько вызывающе взглянул на родственника. – Но токмо в прошедшем лете мы перехватили и потопили в Днепре восемь отрядов крымских ушкуйников! И более полутора тысяч людей наших, полонённых погаными, вызволили!

– Ну не держи обиды на меня сынку, за слова сии. – Дядя извиняюще коснулся руки парня. – Просто душа болит за тебя, Ваня! Ведь пропадёшь ни за грош, рано либо поздно! Как батько твой родный! И ему говаривал я оставить жизнь свою казацкую, хозяйством поболе заняться… Куда там! – дядя Степан горестно покачал головой. – А границы державы пускай жолнеры польские берегут, им за то король гроши платит… Ну погляди на себя – красен, паныч! Шляхтичи ясновельможные высокородные тебе нечета! Ну, чего делать тебе среди тех босяков-запорожцев?

– А что мне тут делать? Прикупить землицы и копаться в ней от зари до зари? Либо торговлей заняться? Думать ежечасно где подешевле купить и как продать подороже? – Иван спокойно отхлебнул душистую тёрпкую наливку.

– Ну… – дядя несколько смешался. – Чего тебе крестьянином лапотным быть или лавочником, как я… гроши у тебя, Ваня, так разумею, имеются? – осторожно произнёс дядя Степан, доверительно склонившись к юноше. – Ты уже выглядишь как шляхтич вылитый! А захочешь – настоящим паном станешь! Я близко знаком с паном Ягужинским, каштеляном самого ясновельможного пана Конеспольского, наместника короля в Киеве. Пан Ягужинский замолвит за тебя слово перед гетманом, и я уверен – ты будешь зачислен в его свиту! Отличиться на службе воинской у короля нашего и шляхетский герб получишь! Имением владеть будешь, холопами, богатыми домами в Полтаве, Киеве, а может и в самой Варшаве! Женишься на паненке рода благородного и станешь родоначальником нового, шляхетского рода Заграва!

Иван терпеливо слушал жаркую речь дяди, смиренно покачивая головой в такт его словам. Что и говорить – перспективу тот обрисовал заманчивую! Стать паном, иметь свой дом, семью, слуг. Стать уважаемым человеком, так сказать…

Синяя лента Днепра стала перед глазами молодого пластуна. Острые носы чаек вспенивали тёмные воды чёрного моря. И братья-сечевики с жуткими воплями сшибались в ярой сече с янычарами…

Глубоко вздохнув, Иван откинулся спиной на стену. Дядя напряжённо смотрел на него нервно постукивая пальцами по столу.

– Может вы и правы, дядько Степан. И советы ваши разумны. Только… – пластун мрачно смотрел на кончики своих сапог. – Ежели я, как вы говорите и схож в чём-то на шляхтича высокородного, то сие лишь благодаря этому платью знатному! – он презрительно ткнул пальцем в дорогую ткань шаровар. – А, по сути, я тот же самый сельский парубок, что и был ранее…

Дядя хотел, было, что-то возразить и даже привстал с лавки, но Иван широко улыбнувшись, опередил его:

– А вообще, дядько Степан, кто знает, что будет? Разве что один Господь! А теперича мне пора к себе, засиделся уж у вас в гостях!

Распрощавшись и пообещав обязательно зайти на следующий день, Иван покинул дом дяди. Задержавшись в его магазине, купил, не торгуясь, красивые янтарные бусы, ставшие популярными в последнее время у полтавских модниц. На улице вечерело. Народ расходился по домам, город опустел.

Добравшись до постоялого двора, Иван с облегчением снял с себя новую шикарную одежду. И сразу стало легче. Как будто камень с души свалился!

Всё же этот наряд панский давил, угнетал юношу. Непривычно было всеобщее внимание, низкие поклоны простолюдинов, любопытно-уважительные взгляды шляхтичей. Тяжело было всё время держаться как пан, следить за каждым своим движением, каждым словом. Нет, в обычной казацкой одежде было куда сподручнее…

Немного повалявшись на кровати и посозерцав задумчиво потолок, Иван обратил внимание на только что приобретённое ожерелье. Он и сам толком не знал, зачем купил его. Видел на нескольких расфуфыренных панночках и дядя подтвердил, что поляки занесли моду на янтарь в Полтаву. Внимательно разглядывая жёлтые блестящие камешки с заключёнными в них какими-то букашками, юноша вспомнил о Наталке. Хороша, хороша молодица! И муж в отъезде…

Наконец, не в силах больше оставаться в тесной душной комнате, Иван оделся в свою новую обиходную одежду. С удовольствием одёрнув кунтуш, он вышел из комнаты, прихватив ожерелье.

В обширном зале постоялого двора шумели подвыпившиеся вечерние завсегдатаи… стараясь не привлекать к себе особого внимания, обходя подальше столы с пьяными базарными торговцами, пластун прошёл к выходу. Громовой хохот из глубины помещения привлёк его внимание. Стуча кружками и гогоча, там гуляли запорожцы. Трое бритоголовых здоровяков не обращали внимания ни на кого, что-то весело рассказывая друг другу. Братья Кавтанюки из нежинского куреня!

Несколько помедлив, Иван вышел на улицу. Встречаться сейчас с кем-нибудь из собратьев-сечевиков ему совершенно не хотелось. Особенно с Кавтанюками – известными на Сечи задирами. Интересно, чего они делают в Полтаве, когда братчики к турецким берегам ушли?

Постояв немного во дворе и подышав свежим вечерним воздухом, Иван зашёл в конюшню. Проведав Орлика, убедился, что тот вдоволь имеет овса в кормушке и воды в поилке. Потрепав коня за гриву, он решительно направился к жилью торговки Наталки.

Глава 53

Уже основательно стемнело, когда юноша добрался к дому Наталки. Иван намеренно не торопился. Не спеша, бродил по улицам Полтавы, разглядывая местные достопримечательности и редких прохожих. Хотелось оказаться возле дома молодой женщины как можно позже когда темень надёжно покроет город… лучше поменьше мозолить глаза соседям молодки…

Прислонившись к дереву и практически слившись с ним, Иван внимательно оглядывал дом и оба конца улицы. Тихо. Темно. Неплохие условия для совершения дел тайных. И любовных!

Иван усмехнулся. Ну поглядим, сгодится ли пластунская сноровка проникать скрытно в стан вражий и тут…

Ещё раз убедившись, что кругом никого, юноша быстро перебежал улочку и затаился у забора. Маленькие окошки в хате Наталки мерцали тусклым жёлтым светом. Сама она несколько раз выходила во двор, загоняя гусей и кур в сарай. Напоследок, вылив похлёбку в старый казанок, женщина сняла цепь с собаки и скрылась в доме.

Дворовый сторож – большой кудлатый пёс жадно хлебал еду, громко щёлкая челюстями. Наевшись, пробежался по двору и улёгся на своём излюбленном месте – перед дверью хаты.

Затаив дыхание, юноша наблюдал за домом, двором и улицей одновременно. Сердце учащённо колотилось в груди, горячие капли пота покрыли лоб. Пожалуй, волновался он сейчас куда больше, чем при восхождении на стены Очакова.

Осторожно, стараясь не производить ни малейшего шороха, Иван двинулся вдоль забора. Пёс однако, почуял его и подняв морду, насторожи уши. Пластун замер. С утробным рычанием пёс водил головой по сторонам, вдыхая влажным носом ночной воздух. Иван сделал ещё шаг, и сучок предательски хрустнул под его ногой. Как подброшенный пружиной, пёс взвился в воздух. Заливаясь лаем, он кинулся к забору. В ближайших дворах вмиг подали голоса соседские собаки. Поняв, что нельзя терять ни секунды, Иван быстро обмотал заранее приготовленной тряпкой правую руку и перемахнул через забор.

И очутился нос к носу с несущимся на него кудлатым сторожем. Присев, пластун выставил вперёд обмотанный плотной тканью кулак. Налетевший пёс с ходу вцепился в него оскаленной пастью. Не устояв под ударом тяжёлой собачьей туши, Иван упал на одно колено, успев рубануть ребром левой ладони собаку в основание черепа. Захрипев, пёс рухнул на землю, сжимая в пасти руку юноши.

Иван застыл на месте, тревожно прислушиваясь. В соседних дворах лай стоял дружным хором, поддерживая своего собрата из Наталкиного двора. Но не слыша более подтверждения оттуда о появлении «чужого», собаки мало-помалу стихли. Хозяева их, привыкшие к таким эпизодическим вспышкам собачьей тревоги, вновь стали готовиться ко сну. А вот если бы лай продолжался, тогда другое дело…

Поглаживая пса по мохнатому боку, Иван облегчённо вздохнул, поминая добрым словом «Колдуна» и его неуку обезвреживать самых надёжных охранников вражеских крепостей – сторожевых собак. Интересно, что бы сказал Гайда, узнав, что его лучший ученик применил умение это, дабы проникнуть в жильё мирной молодки? Наверняка ругался бы так, что у чертей уши повяли бы, дай ему Господь здоровья…

Иван с трудом освободил руку из сомкнутых челюстей собаки. Несмотря на четыре слоя толстой дерюги, запястье сильно ныло от удара здоровенных клыков. Потирая ладонь, пластун пощупал шею собаки. Живой…

Удовлетворённо кивнув, Иван схватил пса за задние лапы и отволок в дальний угол двора. Убедившись, что вокруг всё спокойно,, подошёл к окошку хаты. Постоял, успокаивая дыхание, и тихо постучал по стеклу. Тень мелькнула за окном. Колыхнулась занавесь, и появилось взволнованное лицо молодой женщины.

– Кто там?

Я это, Иван, казак сечевой! – прошептал юноша, вплотную приблизившись к стеклу.

Отпрянув от окошка, Наталка прикрыла занавесь. Потом вновь приблизилась, пытаясь разглядеть лицо ночного гостя. Снова отошла, плотно задёрнув занавесь.

Весь мокрый от волнения, Иван топтался за окном, не зная, что делать. А вдруг хозяйка тревогу поднимает? Кричать сдуру начнёт, что тогда? Шум поднимется по всей улице, мужики с топорами и вилами повыскакивают, собак спустят… Удирать придётся что есть духу! И вообще – лезть вот так в хату к незнакомой почти женщине, без предварительной так сказать, разведки… дурость полная! Не по науке пластунской… А что делать? Казак ты, в конце концов, или кто?!

Иван вздохнул и потрогал торчащий за кушаком кинжал. Ладно хлопче, поглядим, чего оно будет…

Заскрежетала щеколда, и дверь дома со скрипом отворилась. Закутанная в одеяло, хозяйка появилась на крыльце. Обрадованный, юноша окинул её с ног до головы жарким взглядом. Наталка, оглядев тревожно двор, уставилась на пластуна округлившимися глазами:

– Иван?! Как ты тут оказался?! И где Сирко?!

Потеряв дар речи, Иван нерешительно переминался на месте, забыв всё, что хотел сказать молодой женщине. Сердце летало в груди, и тёмное марево страсти затмевало глаза…

– У тебя язык отсох, казак? Где Сирко?! Чего ты с ним сделал?! Он никогда чужого и близко к хате не подпускал!

– Да ничего с твоей собакой… – наконец промямлил Иван, теребя в руках шапку. – Добрый он у тебя сторож, Наталка. Я просто оглушил его, трохи…

– Оглушил?! – Наталка разъярённо уставилась на парня. Обведя взглядом пустынный двор своего дома, шагнула к юноше, уперев руки в бока:

– Это как оглушил? Саблей по голове?! Да я зараз людей позову! Весь Подол сюда сбежится, поняв?!

Одеяло распахнулось на плечах торговки и крупные груди её прелестными округлостями забелели в вырезе ночной сорочки. Иван уставился на это чудо природы, забыв обо всём на свете. Подхватив одеяло, Наталка опять запахнулась в него, продолжая стращать парня ужасными карами, если он причинил вред её собаке.

– Да не бойтесь, пани Наталка, – Иван всё не отрывал глаз от выпуклостей под одеялом. – Ничего не сталось с Сирком вашим. Он спит просто, сами гляньте… – с трудом отвернувшись, он направился к месту, где находилась собака.

Наталья последовала за ним, поглядывая украдкой по сторонам.

– Вот ивой Сирко. Дрыхнет просто…

Присев, хозяйка ощупала тело собаки, убедившись, что та дышит.

– И долго он так спать будет? И вообще, после оглушения твоего злодейского, сможет он сторожить хату как ранее?! – большие тёмные глаза женщины враждебно уставились на пластуна.

– Да очухается через полчаса, пани Наталка… и будет бегать и гавкать на чужих как и должно. Всё будет добре, пани Наталка…

– Чего будет добре? И вообще, чего ты залез ко мне, замужней жинке, среди ночи, как разбойник? Чего тебе надо?!

Опустив голову, Иван смущённо пробормотал что-то о том, что она весьма ему понравилась, и он так хотел увидеть её…

– Я тебе чего, девка гулящая?! Вы казаки, только с такими дело мать привыкли! Ступай, откель пришёл, Иван, от греха подальше! – шипела Наталка, прожигая парня взглядом.

Совсем растерявшись, тот повернулся и тихо направился обратно к дому. Молодая женщина прошла за ним и встала на крыльце.

– Иди к себе Ваня, ложись спать и забудь про меня… – уже несколько более мягким тоном произнесла хозяйка, зябко кутаясь в одеяло. – И иди тихо! Ибо увидит тебя кто, не приведи господь, не миновать мне позора…

Иван кивнул и сделал шаг в сторону. Потом остановился и резко обернувшись, обхватил женщину руками. Крепко удерживая её, покрыл поцелуями лицо, шею и грудь Натальи.

Ахнув, та попыталась освободиться:

– Пусти гад! Божевильный! Зараз кричать буду! – Наталка крутила головой в стороны, стараясь избежать жадных губ юноши.

– Зови! Зови хоть всю Полтаву сразу! Ты мне люба и я хочу тебя! – Иван зарылся лицом под спавшее одеяло и нащупал губами нежную грудь женщины.

– Сволочь! Мерзавец! Хочешь опозорить меня перед всем миром? Хочешь насильно взять? Разбойник… – Наталка начала плакать. Одеяло спало с её плеч на крыльцо. Опустив руки, она стояла перед пластуном и слёзы ручьями лились из её больших глаз.

Иван замер. Затем, отпустив женщину, шагнул назад. Утерев рукавом мокрое лицо, перевёл дыхание.

– Вы это… извиняйте меня, пани Наталка. Я просто дурень… просто дано не видел столь красивой жинки! Звиняйте! – он поклонился и, подняв шапку, направился к забору. Страсть сменилась на стыд и злость на самого себя. Тоже мне казак! Герой по бабьим юбкам…

Наталья вновь закутавшись в одеяло, провожала парня взглядом.

– А с ногой что, козаче? Сирко что ль цапнул?

Остановившись, Иван невольно коснулся пальцами растревоженного бедра.

– Да так… старые дела это. Турок слегка ятаганом задел… – пробормотал он, не глядя на женщину.

– Слегка задел? – Наталка вздрогнула и плотнее укуталась в одеяло. – Ты куда теперь? Где живёшь?

– Да на дворе постоялом… дней через пару еду в Московию. – Иван вздохнул и бросил украдкой взгляд в сторону забора. И чего пристала? Скорей бы перемахнуть через деревянную стену эту и айда в свою комнатушку! Ну это всё…

Женщина продолжала смотреть на него сверкающими при свете луны глазами. Слегка покусывая полные красивые губы, она пристально разглядывала юношу, что-то решая про себя.

– Ну… Ежели хочешь, можешь зайти ко мне. Хочу услышать истории разные из жизни казацкой… токмо руки не распускать!

Совершенно не ожидавший такого оборота дел, Иван аж рот разинул от удивления. Потом, безмерно радый, заторопился обратно к крыльцу.

Две свечи отбрасывали жёлтые блики на чисто побеленные глиняные стены хаты. Забравшись с ногами на кровать, Наталья внимательно слушала пластуна. Иван с увлечением вспоминал разные занимательные случаи из жизни запорожцев. Походы, сражения, геройская смерть братчиков где-то в землях дальних…

Широко распахнув глаза, молодая женщина смотрела на юношу. Одеяло сползло с её плеч, обнажив белоснежную шею и вздымающуюся от волнения грудь под рубашкой, взглянув на неё, Иван поперхнулся на полуслове. Вновь страсть бурей взметнулась в сердце парня. Желание рассказывать о вчинских доблестях сечевиков мигом сменилась нестерпимым желанием женщины…

– Ну, в общем, прорубились казаки сквозь ряды янычар и вскочили на чайки! Тольки трое из каждого десятка братчиков возвернулись на Сечь с добычей знатной. Ну, на то она и жизнь казачья… – закончил он своё повествование.

Свечи, тихо потрескивая фитилями, удушливо чадили. В полумраке горницы смутно белела обнажённая шея Натальи. Весь, покрывшись потом, Иван поднялся с лавки и направился к ней. Упёршись ладонями в перину, прижался пылающим лицом к грудям женщины.

– Ты че-чего?! Ты же обещал! – хозяйка вцепилась пальцами в его волосы, пытаясь оторвать от себя.

– Да ничего… не делаю… пани Наталка… – прошептал пластун, с наслаждением втягивая в себя запах кожи молодой женщины. – Я же рук не распускаю! Ты так красива…

Пальцы Натальи замерли на шевелюре парня. Груди её тяжело колыхались под головой казака, острые сосцы упирались в его щёки… Нащупав губами один из них, Иван стал осторожно ласкать его, чувствуя как тот оживает и твердеет…

Вздрогнув, Наталка вновь схватила волосы юноши:

– Ну что ты делаешь… не надо Ваня, не можно…

Но осмелев, Иван решительно накинулся на неё, жадно покрывая поцелуями. Сопротивление молодки становилось всё слабее и, наконец, застонав, Наталья замерла на кровати, раскинув ноги и тяжело дыша.

Иван понял, что победил. Понял впрочем, не столько головой, как каким-то древним, первобытным инстинктом, помимо его воли диктовавшим, что и как делать…

Не отрывая глаз от манящего тела женщины, пластун быстро разделся и лёг на неё. Повернувшись, Наталья обняла его и до крови вцепилась ногтями в спину парня…