Текст книги "Наречение имени"

Евангелие от Андрея и церковь третьего тысячелетия

Представим на минуту одну из тех древних, сохранившихся лишь во фрагментах мозаик, которые заполняли собой стены старинных византийских храмов. Предположим, что на одной из них неведомый мастер решил показать историю Воплощения, передав искусно высеченными камешками все содержание Евангелия. Но время оказалось немилосердным к его искусству; мозаика почти не сохранилась; после всех прошедших веков, набегов, грабежей, гонений, запустении большинство мозаичных фрагментов осыпалось и исчезло. Вглядываясь в нее, мы можем предположить, что в центре был выложен возвышающийся над всеми образ Христа в окружении двенадцати апостолов. Можно легко угадать стоявших рядом Петра, Иоанна, Иакова, чуть поодаль Павла. Однако от большинства изображений осталось лишь имя, начертанное внизу, или просто след от камня, немой и одновременно откликающийся в нас эхом – житием, мученичеством, прославлением, – не умолкающим в Предании.

Но вот удача! – один образ оказался неповрежденным и сохранился целиком – апостола Андрея. Он невелик, сложен лишь из немногих стихов, выложенных в камне. Или – если взять другой образ – из нескольких витражных стекол, освещенных изнутри и извне падающим на него лучом Солнца Правды (Мал 4:2), как Писание и наша гимнография называют Спасителя. Икона как умозрение – в красках ли, камне или игре света – не бывает, разумеется, портретом. Изображение апостола передает не столько фигуру галилейского рыбака, сколько спутника Христова и благовестителя, чья роль – быть прежде всего устами для Вести, которая посылается через него. И все, что мы узнаем затем об Андрее из жития – его апостольских странствиях к берегам Черного Моря, «в страны Вифинийския и Пропондитския», как сказано у св. Димитрия Ростовского, благословении будущему Киеву, а затем и мученической смерти в Патрасе – служит продолжением и развитием той вести. Вчитываясь в эти отрывки, попробуем выложить их, как камешки, по которым можно сложить недостающие звенья нашей мозаики. Начнем с первой главы Евангелия от Иоанна.

Один из двух, слышавших от Иоанна об Иисусе и последовавших за ним, был Андрей, брат Симона Петра. Он первый находит брата своего Симона и говорит ему: мы нашли Мессию (что значит: «Христос»); и привел его к Иисусу. Иисус же, взглянув на него, сказал: ты – Симон, сын Ионин; ты наречешься Кифа, что значит «камень» (Петр) (Ин 1:40-42).

А если и вправду иных слов, иных изображений у нас не осталось? И судить о Евангелии нам пришлось бы лишь по тому, что несет собой единственно сохранившийся образ – апостола Андрея?

Мы не знаем, когда галилеянин Андрей, брат Симона, встретил Иоанна Крестителя и стал его учеником. От него будущий апостол должен был впервые услышать слова, которые станут затем Радостной Вестью: Приблизилось Царство Небесное. Но что означало это Царство в устах Иоанна? Каким воспринималось оно сердцами его современников? Оставаясь неописуемым, невидимым, неотвратимым, оно грозно стояло за спиной пророка. Царство могло миловать и принимать в чудный свой свет, но и судить во гневе, который, казалось, горячей темной волной стоял за спиной пророка, готовый вот-вот пролиться. Порождения ехиднины! – восклицал Иоанн, обращаясь к пришедшим к нему креститься фарисеям и саддукеям, – кто внушил вам бежать от будущего гнева? Сотворите же достойный плод покаяния (Мф 3:7). Покаяние, полное и немедленное, до сотрясения, до убеления души от греха и измены, отверзало двери того Царства Ягве, о котором говорили пророки до Иоанна. Близость, неминуемость Царства Божия была основой их проповеди. И вместе с тем Ягве уже здесь и сейчас царствует над всеми народами. Престол Его на небесах (Пс 10:4), Он – великий Царь над всею землею (46:3), Он облечен величием… потому вселенная тверда не подвигнется (92:1). Народ, избранный Им в удел, Он сделал Царством священников и народом святым (Исх 19:6) и с этим народом Он заключил Свой Завет. Но тех, кто не верен этой данной от Бога святости – а кто может сказать о себе, что верен? – Он сожжет как солому. Но все это – Закон и Пророки, наказания, посылаемые за неверность, и посещения, даруемые в награду – лишь отблески силы и славы Его, доступные человеческому восприятию.

Господь остается по ту сторону всякого Своего повеления или проявления, Он, по слову Соломона, благоволит обитать во мгле (3 Цар 8:12). Но из мглы Своей Господь ищет приблизиться к Своему народу, стать его Пастырем и Царем, народ же устами пророков молит о встрече с Ним. О если бы Ты расторг небеса и сошел! Горы растаяли бы от лица Твоего – восклицает Исайя (64:1). Знак близящегося Царства – Новый Завет, заключаемый с домом Израилевым – вложу закон Мой во внутренность их и на сердцах их напишу его (Иер 31:33), но также и суд – Он будет судить вселенную по правде, и народы – по истине Своей – (Пс 95:13), и огонь: Пред Ним идет огонь и вокруг попаляет врагов Его (Пс 96:3).

Носителем такого огня и был величайший из пророков, рожденных женами, Иоанн Креститель. Его проповедь – о наступающем мессианском Царстве и о суде, время которого, по слову апостола Петра, должно начаться с дома Божия (1 Пт 4:17). Однако мы так и не знаем, открылась ли Иоанну в полной мере тайна Иисуса или он не узнал Того, Которого проповедовал? Возможно – но это лишь предположение – что, подобно великому своему предшественнику Илии на горе Хорив, Иоанн ожидал пришествия Царства в землетрясении, буре, пламени, но никак не в веянии тихого ветра (3 Цар 19:12), не в заповедях блаженств. Иисус же явился не как Судия, но как Целитель душ и телес, изгонявший нечистых духов, Царство Его явило себя в сердцах людей и в делах их, прославляющих перед людьми Отца их Небесного.

Приблизилось Царство… и если его приближение не до конца разгадал Иоанн Креститель, его сумел услышать Андрей. Он – первый по времени свидетель величайшего по своему значению преломления или, если прибегнуть к евхаристическому термину, «преложения» взыскующей пророческой веры в веру апостольскую, которая говорит об исполнении всех обетовании Царства Ягве в явлении Иисуса из Назарета. В том гласе хлада тонка, в котором Иисус явил Себя миру он узнает мессианское Царство и самого Помазанника, ожидаемого столько веков. Опережая Симона, Андрей дает определение апостольской веры. Мы нашли Мессию, что значит Христос. Эта формула примет свою исповедальную завершенность у Петра: Ты, Христос, Сын Бога Живого. Исповедание Князя апостолов более дерзновенно и развернуто, исповедание Андрея уже общинно; за себя и за брата он говорит мы нашли (έυρήκαμεν). И думается, следует воспринимать эти два исповедания Андрея и Симона в их единстве, возвещающем о близости Царства, о Законе и Пророках, исполнившихся в Мессии, но также и о Церкви как месте обетования и ожидания.

Однако Иисус, принимая имя Помазанника, знает, что Его помазанничество станет полным исповеданием лишь после Креста. Тогда [Иисус] запретил ученикам Своим, чтобы никому не сказывали, что Он есть Иисус Христос (Мф 16:20). Ему надлежит исполнить другую часть пророчества – стать страждущим Отроком Божиим, Агнцем, ведомым на заклание, много пострадать.

Всего этого Андрей, Петр и другие ученики в то время еще не могли ни знать, ни принять. Исповедуя апостольскую веру в пришедшего Мессию, они остаются лишь учениками. Апостолами в полном смысле их сделает сам Иисус.

Проходя же близ моря Галилейского, Он увидел двух братьев: Симона, называемого Петром, и Андрея, брата его, закидывающих сети в море, ибо они были рыболовы. И говорит им: идите за мною, и Я сделаю вас ловцами человеков (Мф 4:18-19).

Слова Иисуса осуществляются немедленно: Андрей спешит стать тем, кем был назван, и служить тому делу, к которому призван. Ловец (буквально «рыболов»), он «улавливает» Петра, затем Филиппа, Филипп же в свою очередь становится «ловцом» Нафанаила. «Апостольские сети» и сегодня остаются символом миссии, даром благовествования. Но в чем же секрет этой «ловли людей»? Откуда у апостолов власть надчеловеческими душами?

Присмотримся еще раз к призванию Андрея. Оно начинается с посещения Господа. Иоанн Креститель,

увидев идущего Иисуса, сказал: вот Агнец Божий. Услышав от него сии слова, оба ученика пошли за Иисусом. Иисус же, обратившись и увидев их идущих, говорит им: что вам надобно? Они сказали Ему: Равви, где живешь? Говорит им: пойдите и увидите. Они пошли и увидели, где Он живет; и пробыли у Него день тот (Ин 1:36-39).

Размышляя об этой встрече, бл. Августин говорит:

Один из этих двоих был Андрей. Андрей был брат Петра, и из Евангелия мы знаем, что Господь призвал Петра и Андрея оставить ихлодки, сказав: «Я сделаю вас ловцами человеков». Христос показал им, где живет, и они пошли и остались с Ним. Сколь блаженный день должны были они провести! Кто может сказать нам, что услышали они от Господа? Построим же и мы в сердце нашем тот дом, куда Господь мог бы придти и учить нас, и остаться, чтобы беседовать с нами (Трактат IX на Евангелие от Иоанна).

А вот что говорит св. Иоанн Златоуст:

Побыв с Иисусом и научившись всему, чему учил его Иисус, Андрей не сокрыл в себе это сокровище, но поспешил к своему брату, дабы сообщить ему о полученном богатстве. Вслушайся хорошенько в то, что он сказал: «Мы нашли Мессию, что значит Христос». Слова Андрея были словами того, кто с нетерпением ожидал прихода Мессии, Его сошествия с небес, и того, кто был весь пронизан радостью, когда увидел Его приход, так что поспешил сообщить об этом другим (Беседа 19 на Евангелие от Иоанна).

Даже по тем немногим упоминаниям об Андрее, которые мы встречаем у Отцов, можно проследить внутреннюю структуру его апостольства: ожидание Господа и Царства Его вместе с Предтечей, встреча с Ним лицом к Лицу – радость открытия, твердость исповедания, затем проповедь этой услышанной и усвоенной сердцем вести тем, кто в ней нуждается, тем, кто ищет услышать ее. Вера – от слышания, а слышание – от Слова Божия – говорит Павел (Рим 10:17). Вслед за Христом Апостол отверзает имум к уразумению Писаний (Лк 24:45), однако Писания эти записаны не только чернилами и тростью на пергаменте или бумаге, они запечатлены голосом Христовым на плотяных скрижалях сердца (2 Кор 3:3). Дар апостольства в том, чтобы у слышать Писания и прочитать их внутри человека, дать ему уразуметь самого себя до конца, до последней доступной глубины в Слове Божием, ибо только во Христе мы можем до конца познать и увидеть самих себя. Апостол никого не мог бы поймать в сети Христовы, если бы Христос неузнанным, подобно семени из притчи о сеятеле, не был «заброшен» во всякого человека.

Как происходит апостольская «ловля», мы видим по истории Нафанаила. Филипп, который был из Вифсаиды, одного города с Андреем и Петром, приводит ко Христу Нафанаила, знающего заранее, что из Назарета ничего доброго придти не может. Но Христос говорит слова, которые словно пронизывают его каким-то неожиданным знанием. Прежде нежели позвал тебя Филипп, когда ты был под смоковницею, Я видел тебя (Ин 1:48). И Нафанаил не только что-то вспоминает, но прежде всего узнает себя под взглядом Бога Живого в когда-то только ему и Богу ведомом прошлом под смоковницею. Так происходит открывающееся только двум его участникам чудо встречи; узнавая Господа, человек заново узнает и самого себя. И таким образом тайны сердца его обнаруживаются, – говорит апостол Павел, – и он падет ниц, поклонится Богу и скажет: «истинно с вами Бог» (1 Кор 14:25).

Ловец человеков подводит человека к тайнам его сердца, таинству узнавания Бога Живого, но сам не касается этих тайн, во встрече Двух не участвует. Он как бы уходит в сторону, как отстраняется Андрей, который лишь приводит кого-то, представляет, знакомит, указывает путь, а во время земной жизни Иисуса просто находится рядом с Ним. Так, увидев однажды большую толпу, собравшуюся послушать Его, и видя, что люди проголодались, Иисус говорит Филиппу-апостолу:

Где нам купить хлебов, чтобы их накормить? Говорил же это, испытывая его; ибо Сам знал, что хотел сделать… Один из учеников Его Андрей, брат Симона Петра, говорит Ему: Здесь есть у одного мальчика пять хлебов ячменных и две рыбки; но что это для такого множества? (Ин 6:5,8)

Еще два существеннейших евангельских отрывка связаны с участием и посредничеством Андрея, и оба они касаются самой сути его апостольского служения. Речь идет об умножении хлебов и первом появлении язычников в истории Благой Вести. В обоих случаях его роль предельно скромна, почти неприметна; в одном из них он говорит старшему из апостолов о пище, которая нашлась у одного из мальчиков, в другом вместе с Филиппом сообщает Иисусу о пришедших эллинах. Однако если читать Библию испытующе влюбленными глазами, как некогда читали ее Отцы, то и за этими двумя отрывками таится пророчество, коим, если мы захотим услышать, отмечена каждая строка Писания. Разве умножение хлебов не несет в себе будущее видение хлеба жизни, сшедшего с небес, каковым называет Себя Христос, не служит прообразом Евхаристии? Иисус насыщает пятью хлебцами и двумя рыбками огромную толпу народа; после Своего Воскресения Он будет насыщать Телом Своим одно поколение христиан за другим. «Ты бо еси приносяй и приносимый, и приемляй и раздаваемый, Христе Боже наш», – говорится в священнической молитве литургии Иоанна Златоуста. В этом исповедании и состоит как раз одно из апостольских служений: совершать таинство умножения хлеба жизни, когда Христа по плоти уже нет рядом с нами, творить воспоминание о Христе хлебом, который становится Его Телом и Его Церковью и быть незаметным, отходить в тень. Быть словом Иисуса, жестом Иисуса, вестью Иисуса, чудом, совершаемым Его руками, наконец самим сакраментальным, таинственным Его присутствием, не заслоняя ни на краешек это присутствие собой.

Евхаристическое умножение хлебов, наряду с возвещением Слова, есть цель и внутренний смысл апостольства, обращенного прежде всего к «умножению» Христа, Его имени, Его жизни, Его дела спасения. Это «умножение» началось при жизни Спасителя, когда весть об исполнившихся пророчествах, о Мессии, пришедшем на землю, о Слове Божием, заговорившем с людьми устами Иисуса, стала быстро растекаться по земле. Греки, пришедшие на праздник в Иерусалим накануне Пасхи,

подошли к Филиппу…. и просили его, говоря: господин, нам хочется видеть Иисуса. Филипп идет и говорит о том Андрею; и потом Андрей и Филипп сказывают о том Иисусу. Иисус же сказал им в ответ: пришел час прославиться Сыну Человеческому (Ин 12:21-23).

Иисус знает, что Его земной путь подходит к концу. Посланный Отцом Небесным только к погибшим овцам дома Израилева, Мессия, о Котором говорили Закон и пророки, Он идет на Распятие, чтобы прославиться затем как Господь всех народов. Встреча с чужеземцами предваряет Его прославление, которое станет действием Духа Святого и делом апостолов. Им предстоит стать свидетелями новой веры, работниками и носителями пасхальной вести. Весть отныне обращена ко всем народам. Исповедание Андрея-Петра заговорит устами их далеких и неведомых потомков. Имя Христово будет услышано до краев земли.

По всей земле прошел голос их и до пределов вселенной слова их (Рим 10:18, цит. из Пс 18:4) – как скажет апостол Павел.

И за пределами земли откликнется в Царстве Божием.

Так начинается разделение вселенной на пределы, которые затем станут апостольскими уделами.

Пределы земли, – пишет Антон Карташев, – это только максимальное задание, цель, направление. От Иерусалима как бы мысленно проведены радиусы, и заключенные между ними секторы круга составили уделы апостольства, превышающие по своим вселенским размерам силы и срок жизни человека. Апостолы, уходя на проповедь в предназначенном каждому направлении… были посланы Духом Святым именно… в данные страны, они принципиально и духовно (а в лице своих продолжателей и преемников и конкретно) становились апостолами именно этих стран и обитающих в них народов, их небесными покровителями в истории навсегда (Очерки по истории Русской Церкви, т. 1, М. 1993, стр. 50-51).

Согласно «Истории Русской Церкви» Е. Е. Голубинского, посещение апостолом Андреем Приднепровья и благословение им имеющего родиться через пять веков Киева трудно рассматривать в качестве реального события, которое может быть как-то научно удостоверено, однако духовная реальность этого предания остается действенной и живой по сей день. При этом смысл самого предания может меняться со временем, повинуясь тому что словами Апокалипсиса Дух говорит Церквам. Не столько прямое апостольское происхождение христианства на Руси, коим так гордились наши предки, важно для нас сегодня, сколько восприятие Русской Церкви как удела Иерусалима, библейского и небесного. В сущности, те пределы, куда Духом Святым были посланы апостолы, пусть даже физически они не могли дойти до них, становились новыми провинциями Царства Божия, приблизившегося в покаянии, о котором возвещал Креститель, обретенного в мессианской вере Первозванного Андрея и брата его Петра, ставшего скалой Церкви, приоткрывающей свои тайны в видениях Иоанна. Едва ли мы решимся сказать, что наш или иной из апостольских уделов сумел до конца сохранить верность этому Царству, но от нашей неверности близость его становится не более дальней, но лишь по-человечески более трудной. Ибо, как говорит Иисус, от дней же Иоанна Крестителя доныне Царство Небесное силою берется, и употребляющие усилие восхищают его (Мф 11:12).

Восхищение Царства Божия проясняется как цель духовной жизни отдельного христианина и всей Церкви. Оно несет в себе как историческую, так и эсхатологическую память. Царство Божие явило себя во Христе историческом, распятом при Понтии Пилате, пославшем ловцов человеков пронести его по всей земле, и оно еще должно достигнуть нас в Царстве будущего века, в Сыне Человеческом, грядущем на облаках небесных (см. Мф 24:30). Однако оба эти Царства не разделены между собой так, как разделен Запад с Востоком; земной удел Спасителя не отделен от небесного и не противостоит ему – это две реальности одного и того же Царства, которое восхищается апостольскими усилиями, коим надлежит проложить путь этому Царству в истории, связать обе его реальности, прошлую и грядущую, в одну, которая станет неописуемым настоящим, жизнью в Боге. Апостолам (и в силу действия Духа также их преемникам) дано пространство, пределы вселенной, куда они были посланы, но им дается также и все историческое время, весь путь от одного Царства к другому, который им предстоит пройти. И не только пройти, но и пронести по нему весь свой земной удел, дабы включить его в то грядущее Царство Христово, которому не будет конца.

Так что если Русская Церковь остается мистическим уделом Андрея-апостола, то и весь исторический путь этой Церкви, от легендарного благословения I века до вхождения в Царство века грядущего, может считаться временем его апостольства, начавшегося в Галилее, а затем и в Иерусалиме земном, и возвращающегося к Иерусалиму небесному. И в этом Новом Иерусалиме наконец встретятся и соединятся все апостольские уделы со всеми Церквами их. Так в Иерусалиме после Вознесения сошлись вместе ученики Христовы; взошли в горницу, – как говорят Деяния, – где и пребывали Петр и Иаков, Иоанн и Андрей, Филипп и Фома, Варфоломей и Матфей, Иаков Алфеев и Симон Зилот, и Иуда, брат Иакова.

И та горница раздвинулась даже до края земли (Деян 1:8, 13).

Где она сегодня, эта апостольская горница? И что станет с ней завтра? Иногда мы так любовно, почти страстно вглядываемся в наше прошлое, в драгоценное наследие давно минувших веков, чтобы отвести глаза от угрозы будущего. Но будущее не дает забыть о себе. Оно приходит, как некогда Иоанн Креститель, и говорит о суде, о покаянии, о гневе Божием, о близящемся Царстве. Суд может явить себя в гонении, как это было в XX веке, или в том духовном, нравственном, культурном удушении христианства, которое уже началось. То, что называется сегодня глобализацией, если взять ее психологический, глубинный, почти интимный аспект, – это создание новой человеческой породы, породы, не имеющей уши слышать, как говорит Евангелие, теряющей слух к Слову Божию, теряющей внутреннее зрение для видения Его лица.

Благодаря средствам обмена информацией, земля до самых краев лежит у нас на ладони; как говорит английская пословица, «the world is our oyster», мир становится нашей устрицей и ложится на наше блюдо. Однако избыточная информация может поглотить и переварить нас, сделать своим содержимым, объектом, энергоносителем. И мы, думаю, присутствуем лишь при первых родовых схватках, возвещающих о рождении мира, который оказывается как бы в полном владении человека. И в нем, этом мире, на наших глазах словно разряжается, улетучивается куда-то сам воздух, которым дышит христианство. Те слова, которые были полны смысла для нас эти 2000 лет и по которым мы продолжаем понимать и опознавать друг друга: суд, покаяние, надежда, спасение, молитва, страх Божий, предстояние перед Господом, – как-то незаметно ссыхаются, теряют свое душевное наполнение и потихоньку переходят в разряд почтенных, едва ли не забавных, если не забытых, почти никому не нужных экспонатов отправленной в музей души. Что станет со всеми апостольскими уделами и нашими историческими Церквами в этом разреженном воздухе нового тысячелетия? Я не верю, что будущей истории нам больше нечего предложить, кроме скорого кроваво-огненного конца. И если сейчас мы живем во времена кризиса христианства, во времена надвигающейся массовой апостасии, пик которой еще далеко не достигнут, то за ним можно расслышать новое возвращение Благой Вести, которая будет звучать на языке не давно ушедшего, но рождающегося на наших глазах мира, будет понятна ему, будет восприниматься так, как она воспринималась два тысячелетия назад: как радостная весть о спасении. Благая Весть непременно найдет себя и в этом, как будто столь далеком от христианства существовании, сумеет обрести в нем почву под ногами, пройти по земле его до самых краев, не в пространственном смысле, ибо для слова пространства больше нет, но в антропологическом – сумеет дойти до новых пределов вселенной, уместившейся в человеке.

Каким должна стать Церковь Христова, чтобы пройти этот путь, который ей предстоит? Что останется в ней, а что должно обновиться? Что из ее наследия отмечено нестираемой апостольской печатью? Задавая эти вопросы, вновь обращаюсь мысленно к Первозванному Андрею.