Текст книги "РККА: роковые ошибки в строительстве армии. 1917-1937"

Инженерные войска ОКДВА в летний период 1935/36 учебного года получили на боевую подготовку всего по одному, по полтора месяца – а затем (кроме учебных и части технических подразделений в 5 стрелковых дивизиях из 14) опять были брошены на дорожное, мостовое и прочее строительство. В результате, указывалось в отчете ОКДВА за 8½ месяцев 1936 г., «общее состояние подготовки инженерных войск» «неудовлетворительное»⁷¹⁷.

Танковые соединения к стройкам, начатым в 1936-м по плану штаба ОКДВА, не привлекались, и боевая подготовка в них сорвана не была. Однако им приходилось заниматься строительством для своих нужд. Так, во 2-й механизированной бригаде на возведении временных парков обслуживания техники, хранилищ, столовых, домов для комначсостава и сверхсрочников и дома Красной Армии к 25 сентября 1936 г. было занято 815 человек или около 23 % личного состава. «Ужасно!» – пометил на полях против этого места в докладе инспектировавшего бригаду полковника М.П. Лебедя из АБТУ РККА начальник штаба ОКДВА С.Н. Богомягков; в составленном тогда акте поверки боевой подготовки бригады тоже подчеркивалось, что для танковых войск такой процент отрыва от боевой учебы недопустим. Между тем с учетом 141 человека, занятого хозработами и гарнизонными нарядами, этот процент во 2-й мехбригаде доходил до 27⁷¹⁸…

«1937 год является также годом больших строительных работ, – заявил В.К. Блюхер на совещании комсостава ОКДВА 9 ноября 1936 г., – однако в 37 году отвлечения людей на строительство не будет, за малым исключением». Нельзя также будет отвлекать бойцов на хозработы или, например, обслуживание клубов: «люди должны учиться. НИ ОДНОГО ЧЕЛОВЕКА, НЕ ОХВАЧЕННОГО УЧЕБОЙ»⁷¹⁹. Своим приказом № 00337 от 14 ноября 1936 г. Блюхер потребовал с декабря решительно переключиться на боевую подготовку, оставить для завершения строек лишь минимальное число людей и лишь до 1 января и при планировании строительства на 1937 год рассчитывать только на стройбаты – а также сообщил, что бывшие колхозные дивизии больше не будут заниматься сельским хозяйством. А выпущенные в порядке выполнения этого приказа 17 и 23 ноября приказы по Приморской группе № 44/0478 и № 0630 запретили прикомандирования бойцов к подсобным хозяйствам и для обслуживания клубов и штабов.

Но все это оказалось прожектерством. Требования жизни оказались сильнее, и уже 15 декабря приказ по Примгруппе № 0658 констатировал, что в 21-й, 32-й, 39-й и 59-й стрелковых дивизиях требование покончить с прикомандированиями для хозяйственных нужд выполняется только под большим нажимом и до сих пор еще не выполнено. Нарушался и приказ Блюхера № 00337. В 69-й стрелковой дивизии много бойцов работало на стройке и зимой 1937 г., отдельный саперный батальон 34-й стрелковой за декабрь – первую половину февраля из-за различных работ (расчистки дорог от снега, перевозки горючего и т. д.) потерял для учебы около 2000 человеко-дней, в 23-й мехбригаде в конце декабря занятия из-за хозработ срывались даже в учебном батальоне, в 177-м стрелковом полку 59-й стрелковой дивизии к середине февраля на хозработы ежедневно отряжалось 200 человек, а на подвоз им питания – еще 90… По-видимому, в основном из-за хозработ «совершенно не занимались» боевой подготовкой и 30 % бойцов 3-го батальона 120-го стрелкового полка 40-й стрелковой дивизии в январе⁷²⁰.

А вот сообщения документов 21-й стрелковой дивизии – сохранившихся полнее, чем по другим соединениям. В 62-м стрелковом полку в январе 1937 г. 7-я стрелковая рота целиком находилась на работах и учебой не занималась, в 6-й стрелковой к середине марта на работах находилось 134 человека (то есть практически весь личный состав) и из-за работ она уже потеряла 116 учебных часов. У роты связи работы и другие наряды отобрали за зиму 40 % учебного времени, а во 2-м батальоне 63-го стрелкового полка в январе из-за хозработ и болезней на занятия ежедневно не выходило около 70 человек… «Уже надоело проводить занятия от случая к случаю, – сетовал в январе 1937-го механик-водитель Полухин из бронетанковой роты отдельного разведывательного батальона 21-й дивизии, – скорее бы начать нормальную плановую учебу, и тогда я бы каждую свободную минутку использовал для повышения своей квалификации»⁷²¹.

Ничего не изменилось и весной 37-го. «В артполку с боевой подготовкой состояние катастрофическое. Мы не учимся, а работаем», – заявил 26 апреля на партконференции 39-й стрелковой дивизии делегат от 39-го артиллерийского полка Минин. Боевой подготовке, отмечал, выступая 27 апреля на партконференции 92-й стрелковой дивизии, командир этой последней комбриг Л.М. Гавро, мы уделяем только 50 % времени, остальное уходит на хозработы⁷²². В технический день, подчеркивал 27 или 28 апреля на партконференции 23-й механизированной бригады врид помощника командира одного из танковых подразделений по технической части Цемгал, люди работают где угодно, только не в танковых парках. В результате и техника содержится грязно и танкисты технически малограмотны… Разгрузка, горячился 26 мая на 3-й партконференции ОКДВА командир 62-го стрелкового полка 21-й стрелковой дивизии полковник И.В. Заикин, «зарезала нас»: с учетом внутренних нарядов и прикомандирований в выделявшем на нее людей батальоне оставалось 30–40 человек⁷²³…

Много времени отнимали тогда хозработы и у артиллеристов, а также у связистов стрелковых полков и батальонов. А проверки, осуществленные штабом ОКДВА в мае и начале июня в 21-й, 35-й и 105-й стрелковых дивизиях, выявили, что все еще «широко практикуется» и привлечение к хозработам полковых школ!

В составленной врид начальника 2-го отдела штаба ОКДВА комдивом Б.К. Колчигиным справке «Общие условия и анализ боевой подготовки войск ОКДВА за ноябрь 1936 – апрель 1937 гг.» «недопустимо малое внимание к вопросам боевой подготовки» связывалось прежде всего с хозяйственными работами⁷²⁴…

На фоне несравненно меньшего, чем в 36-м, отвлечения людей на строительство в первой половине 37-го стал гораздо заметнее отрыв людей на внутренние наряды и несение караульной службы. В конечном счете и он был обусловлен недостаточным финансированием вооруженных сил – не позволявшим иметь необходимое количество подразделений обслуживания и охранных частей. «Мы благодаря огромному этому наряду, – подытоживал 26 мая 1937 г. на 3-й партконференции ОКДВА заместитель В.К. Блюхера комкор М.В. Сангурский, – практически с 23 учебных дней в мес[яц] переходим фактически на 17–18 дней, по крайней мере, 25 % здесь съедаем»⁷²⁵. Из-за караулов, внутренних нарядов и прикомандирований, жаловался там же комполка-62 И.В. Заикин, в ротах остается по 30–40 человек; разведрота 62-го полка в мае – июне потеряла 13 учебных дней на оборудование летнего лагеря и обслуживание стрелковых соревнований Примгруппы⁷²⁶. Школа отдельного танкового батальона 32-й стрелковой дивизии в апреле 1937 г. заступала в наряд через день – значит, линейные подразделения находились на хозработах…

В общем, подытоживал 26 мая 1937 г. тот же Заикин, «в 37 г. никакого особого улучшения в смысле уменьшения количества людей, занятых не на учении, не замечается»; по-прежнему «систематически срывается ход боевой подготовки, за исключением специальных подразделений» дивизий. «Бывают дни, – подчеркивал он в середине мая на 1-й партконференции Примгруппы, – когда целый батальон не занимается боевой подготовкой, а находится в наряде и на работах»⁷²⁷. Во время объявленной 8 мая 1937 г. боевой тревоги Заикину во всем полку не удалось набрать достаточно людей, чтобы выставить батальон, укомплектованный по штатам военного времени. Однако еще и в начале июня 3-я пулеметная рота 62-го полка – в то время, как ее командир докладывал, что учеба идет по плану – пилила в тайге лес на торцовый пол для конюшни…

Войска «предрепрессионного» КВО находились в заметно лучших, чем в ОКДВА, квартирных и бытовых условиях, поэтому на строительство в сколько-нибудь заметных масштабах здесь обычно отвлекались лишь вновь сформированные в 1936 г. 45-я, 87-я и 97-я стрелковые дивизии, а также части и подразделения инженерных войск.

Правда, для них это тоже было очень большой обузой. Так, отдельный саперный батальон 17-го стрелкового корпуса с 1 декабря 1935 по 26 января 1936 г. ежедневно выделял на строительные работы от 15 до 50 человек, а 17–26 февраля, 16–31 марта и 7—11 апреля 1936 г. – от 40 до 100 человек на работы на железнодорожной ветке. Поскольку батальон еще и посылал через день по 22 человека для несения гарнизонных нарядов, а в ротах и по списку насчитывалось лишь по 65–70 красноармейцев, отправление 100 человек на стройку означало, что «в этот день бат[альо] н вовсе не занимается». Первую ступень обучения он «с большой натяжкой» сумел завершить лишь на месяц позже срока⁷²⁸. О том же говорили и на партсобрании штаба Новоград-Волынского укрепрайона (он же штаб 45-й стрелковой дивизии) 21 мая 1936 г.: «Саперы загружены разными работами, в боевой подготовке отстают»⁷²⁹. Впрочем, во вновь сформированной 45-й дивизии строительством вынуждены были заниматься все. В ноябре 1936 г. на стройке там работал даже отдельный танковый батальон, курсанты его учебной роты и те возводили бензохранилище (и по приказу старшего лейтенанта Н.С. Угрюмова воровали для стройки доски). На строительство казарм бросили и только что прибывших в дивизию новобранцев («Очки втирают, вместо учебы ходим на работу», – негодовал 20 ноября один из них, красноармеец Заславский⁷³⁰)… «Боевая и политическая подготовка в первый м[еся] ц 1937 г., – докладывал 4 января 1937 г. военком отдельного батальона связи 45-й дивизии батальонный комиссар Калиберда, – начинается с большим недостатком»: большинство красноармейцев находятся вне части (читай: на работах. – А.С.), и часть занятий уже срывается⁷³¹… Из-за строительства мы проиграли в боевой подготовке, признал 28 марта 1937 г. на собрании комначсостава 45-й дивизии и командир 134-го стрелкового полка майор А.Н. Астанин.

В конце 1936 г. большой расход личного состава на строительство (в танковых частях, напомним, особенно недопустимый) имел место и в 133-й и 134-й механизированных бригадах 45-го мехкорпуса.

Ну а хозяйственные работы в УВО/КВО находились всегда. Когда в конце 1934 г. у командира 297-го Уманского стрелкового полка 99-й стрелковой дивизии Н.К. Мезиса появилась возможность использовать для решения хозяйственных проблем не своих людей, а прибывших для учебы на младшего командира запаса «активистов села», он отправил на хозработы 143 из 183 присланных. Когда в 44-й и 2-й Кавказской стрелковых дивизиях в апреле 1935 г. появились бойцы, которые были освобождены от плановых занятий, так как готовились к поступлению в военные школы, использование их на хозработах, для оборудования тиров и стрельбищ, на кухне и в караулах тоже приняло «массовый и систематический характер»⁷³². В 44-м артиллерийском полку 44-й дивизии только за первую половину января 1936 г. на хозработы пришлось затратить, по грубому подсчету, 2024 часа учебного времени (или 439 учебных человеко-дней) ⁷³³ – и привлекать к ним даже курсантов-связистов учебного дивизиона. В декабре 1936-го на большой расход людей на работы во всех частях обратил внимание сам командующий 44-й дивизией полковник С.М. Кондрусев…

Призванный на сборы приписной состав 45-й стрелковой дивизии тоже «главным образом занимался работами»⁷³⁴. Известно, что, по крайней мере, 45-я и 51-я дивизии сами заготавливали для себя овощи и сено, а 134-й механизированной бригаде приходилось столько добывать для себя самой, что летом 1936 г. бойцов там по выходным дням посылали в Киев «с целью заработка для части»⁷³⁵.

Еще в январе 1937 г. большой отрыв людей на хозработы отмечался и в 96-й стрелковой дивизии, а из четырех танковых (!) частей и соединений КВО, обследованных в марте 1937-го инструкторской группой полковника Л.А. Книжникова из АБТУ РККА (8-я и 133-я механизированные и 4-я тяжелая танковая бригады и отдельный танковый батальон 24-й стрелковой дивизии), этот отрыв не был отмечен только в первых двух.

Государство не только вынуждало армию во многом самостоятельно удовлетворять свои хозяйственные нужды, но и использовало ее для латания дыр в экономике страны! Так, 20 февраля 1935 г. нарком обороны обязал УВО сдать 1800 тонн металлолома (каковой план и был разверстан по воинским частям), а накануне уборочной кампании 1935 года КВО по распоряжению правительства выделил 600 грузовиков и 1420 человек, которые с 20 июля по 10 ноября занимались перевозками зерна и сахарной свеклы⁷³⁶.

Не было недостатка и в нарядах по гарнизонной службе. Даже у дислоцированного в сравнительно небольшом Новоград-Волынске отдельного батальона связи 45-й стрелковой дивизии караулы и другие гарнизонные наряды в мае 1936 г. «съедали» до 70 % времени, и на учебу его оставалось «очень мало»⁷³⁷. Неудивительно, что внеочередные гарнизонные наряды (наряду с хозработами) часто срывали занятия во 2-м стрелковом батальоне 135-й стрелково-пулеметной бригады, квартировавшей в Киеве.

Об отрыве на хозяйственные работы личного состава «предрепрессионного» БВО источники сообщают меньше – но их и самих по этому округу сохранилось меньше, чем по КВО и ОКДВА. Тем не менее летом 1936 г. ситуация, когда «исключительно велик отрыв на хозработы» (да еще и «слишком велик расход людей на внутренние наряды»), сложилась даже в таком соединении БВО, где она являлась абсолютно недопустимой, – в 1-й тяжелой танковой бригаде. 10 июля в 3-м взводе 2-й танковой роты ее 1-го танкового батальона на занятиях присутствовало лишь 10 из 22 человек, а остальные находились в наряде или на работах; в целом же в бригаде «фактически занимались боевой подготовкой лишь 35–40 % личного состава». И практика такая сложилась давно: учебный батальон бригады и тот занимался работами уже три месяца – успев потерять 3660 учебных человеко-часов⁷³⁸…

Правда, в двух других соединениях БВО, обследованных тогда московскими инспекторами (2-й и 33-й стрелковых дивизиях), такой ситуации они не зафиксировали – но они не зафиксировали ее и в подвергнутом особой проверке отдельном батальоне связи 2-й дивизии. А между тем отдел связи БВО, проверяя 8—23 июня 1936 г. части связи 16-го стрелкового корпуса, выявил большой отрыв людей на работы и наряды и в этом, и в отдельном батальоне связи еще одной из трех дивизий корпуса – 81-й стрелковой… Выявленное в 1-й тяжелой танковой бригаде заставляет нас обратить внимание и на сообщение, сделанное 16 января 1935 г. на партсобрании одного из танковых батальонов 5-й механизированной бригады БВО – о том, что ежедневно в роте отсутствуют на занятиях 21–22 человека⁷³⁹. Отрыв личного состава на работы был обнаружен и в единственном танковом соединении БВО, обследованном в апреле 1937 г. инструкторской группой АБТУ РККА – 3-й механизированной бригаде…

А вот документы единственного стрелкового корпуса «предрепрессионного» БВО, от которого они сохранились – 23-го. Проверив 14–15 декабря 1936 г. ход боевой подготовки 52-го артполка 52-й стрелковой дивизии, комкор-23 комдив К.П. Подлас и его штабисты обнаружили, что в 4-й батарее из 67 человек 23 (то есть треть) вместо занятий находятся на работах, а еще пятеро – во внутриполковых командировках⁷⁴⁰. Большой отрыв людей на хозработы был выявлен Подласом и при проверке им 20–22 февраля 1937 г. 110-го стрелкового полка 37-й стрелковой дивизии.

«Непомерно большой расход на караульную службу», отмечал 13 октября 1936 г. на Военном совете при наркоме обороны М.Н. Тухачевский, «чрезвычайно больно бил по подготовке красноармейцев» повсюду⁷⁴¹. У некоторых артполков, указывал 8 декабря 1935 г. на таком же совете инспектор артиллерии РККА Н.М. Роговский, несение гарнизонной и караульной службы отнимало треть учебного времени и заставляло втискивать месячный план боевой подготовки в 16 рабочих дней. Командир батареи, отметил затем Роговский, из 13 часов своего рабочего дня боевой подготовке уделяет не больше 4–5, а остальное время посвящает административным и хозяйственным вопросам⁷⁴²…

Однако потребность «предрепрессионной» РККА в казармах, складах, полигонах и т. п. была так велика, а финансирование ее так недостаточно, что даже при столь большом отрыве войск на строительство необходимых для боевой подготовки и жизнеобеспечения армии сооружений все равно не хватало.

Так, в ОКДВА к концу 1935 г. не все танковые части располагали тирами, а некоторые стрелковые полки – например, 2-й Нерчинский и 78-й (соответственно 1-й Тихоокеанской и 26-й стрелковых дивизий) – все еще не имели даже стрельбищ! Переброшенную в марте 1934 г. из Поволжья в приамурскую тайгу 34-ю стрелковую дивизию к началу 1935-го только-только подвели под крышу. Одно это (не говоря уже о полном отсутствии учебных классов) явилось, по признанию годового отчета дивизии от 6 октября 1935 г., «некоторым тормозом» для боевой подготовки в зимний период обучения. «Трудности новой жизни: теснота размещения, отсутствие элементарных условий культурности, временами плохое питание, отсутствие света, дров – влияли отрицательно и на бойцов и на командиров, в виде падения дисциплины, расхлябанности, апатии, усталости, отсутствия подтянутости»⁷⁴³… Многие части ОКДВА – и не только вновь сформированные 276-й и 315-й стрелковые (соответственно 92-й и 105-й стрелковых дивизий) и 26-й и 39-й корпусные артиллерийские полки, но и «старые» 115-й стрелковый и 8-й механизированный (соответственно 39-й стрелковой и 8-й кавалерийской дивизий) – совершенно не имели казарм еще и к лету 1936 г.

Уже поэтому не приходится удивляться тому, что, несмотря на отвлечение летом 1936 г. на стройки больше половины личного состава ОКДВА, эта армия (как констатировал приказ по ней № 00337 от 14 ноября 1936 г.) «к концу 1936 года неудовлетворительно решила обе задачи: и боевую подготовку и строительство»⁷⁴⁴. План строительства был выполнен лишь на 70 %; домов комначсостава построили почти вдвое, а казарм – вдвое меньше, чем намечалось. 40-я стрелковая дивизия, которой в пустынном Посьетском районе не хватало буквально всего, выполнила лишь 55 % плана, а загруженная еще и полевыми работами 66-я стрелковая – только 42 %⁷⁴⁵…

Правда, учебные поля и стрельбища теперь имелись даже у полуколхозной 59-й стрелковой дивизии. Но вот сооружений, необходимых для содержания и обслуживания боевой техники, – более материало– и трудоемких – не хватало по-прежнему. Вместо 132 требующихся им гаражей танковые части ОКДВА к октябрю 1936 г. располагали всего 10, вместо 43 секторов обслуживания имелось лишь 7, причем в обеих мехбригадах их совсем не было. «Боевые машины в большинстве своем находятся под открытым небом, что резко отзывается на их техническом состоянии», – подытоживалось в отчете автобронетанковых войск ОКДВА за 1936 год. Даже во 2-й механизированной бригаде стоявшие на открытом воздухе танки лишь накрывали брезентом, а колесные машины, как правило, оставляли и без брезента⁷⁴⁶. А отсутствие секторов (или парков) обслуживания мешало проводить профилактический осмотр материальной части.

Не хватало ремонтных баз для производства ремонта № 4, мощностей по ремонту аккумуляторов, в отдельном танковом батальоне 21-й стрелковой дивизии – хранилищ горюче-смазочных материалов; во 2-й мехбригаде все еще не было классов для обучения вождению, в отдельном танковом батальоне 59-й стрелковой дивизии – учебных классов вообще, а в отдельном танковом батальоне 105-й стрелковой еще и в апреле 1937-го на открытом воздухе хранили даже аккумуляторы…

Кроме того, войска ОКДВА – особенно вновь сформированная 105-я стрелковая дивизия, развернутый в диком Посьетском районе 39-й стрелковый корпус и выдвинутые к границе, в тайгу, 63-й и 78-й стрелковые полки (соответственно 21-й и 26-й стрелковых дивизий) – продолжали страдать от неблагоустроенности. Во вновь сформированной 23-й механизированной бригаде весь личный состав еще в конце октября 1936 г. жил в палатках; еще и в первой половине 1937 г. дальневосточники жили скученно, вновь построенные учебные классы размещались в земляных фанзах, амбарах. Да и в казармах этих классов не было по меньшей мере в половине соединений ОКДВА; в казармах инженерных частей площадь под них не удалось выкроить даже для учебных рот.

В КВО и БВО войска находились в гораздо лучших условиях, однако и там растущие требования к материальной базе боевой подготовки опережали возможности их удовлетворения. Так, механизированные полки кавалерийских дивизий вплоть до начала чистки РККА вынуждены были обходиться без положенных им по штату тыловых подразделений с их материальной базой, а их бронетехника, соответственно, – без должного обслуживания и профилактики. «Большая часть машин, – подытоживал 4 августа 1937 г. военком 2-го мехполка 2-й кавдивизии КВО батальонный комиссар П.Н. Куликов, – как правило, находится в ремонте»⁷⁴⁷… В КВО в 1935 г. бóльшая часть танковых стрельбищ была плохо оборудована, а ряд танковых частей стрельбищ и вовсе не имел. Сформированная к лету 1936 г. в БВО 1-я тяжелая танковая бригада все лето провела без собственного полигона (что тоже лишало ее возможности отработать стрельбу из пушек), сформированная в 1934 г. 8-я механизированная бригада КВО получила танкодром только к началу 1937-го, в частях связи БВО автомобили с радиоустановками к лету 37-го уже по три-четыре года стояли под открытым небом и пришли в очень плохое состояние…

Экономить приходилось даже на величине зданий для красноармейских столовых – из-за чего, по крайней мере, в одной из мехбригад БВО людей приходилось кормить в четыре смены, затрачивая на это два часа («в результате все учебные планы летят»⁷⁴⁸).

О проблемах с материальной базой учебы, которые испытывали многочисленные во внутренних округах территориальные дивизии, можно, видимо, судить по 6-й стрелковой дивизии МВО. В ее отдельном танковом батальоне укомплектована была только школа водителей, поэтому строить гаражи и танковые парки было некому. У государства возможностей тоже не нашлось – и к июню 1937 г. боевые машины батальона все еще «находились под открытым небом, без брезентов и подставок, и заливались дождем»⁷⁴⁹…

Учебные классы, стрельбища, тиры и полигоны требовали соответствующего учебного оборудования – а между тем четких планов производства учебных пособий и приборов (с выделением под них промышленных предприятий) в СССР тогда не было. Войскам приходилось искать поставщиков этих изделий самостоятельно, а в условиях директивной экономики это было очень непросто.

Значительную часть учебных пособий изготавливали поэтому своими силами – причем материалы тоже искали сами. Так, 34-я стрелковая дивизия ОКДВА в октябре 1935 г. жаловалась, что у нее нет досок, гвоздей и троса для оборудования артиллерийского полигона, материалы к годовому отчету артиллерии той же армии (от 14 октября 1935 г.) выставляли в качестве причин плохой отработки стрельб по подвижным целям не только недостаточную математическую грамотность комсостава, но и отсутствие в армии троса для буксировки подвижных мишеней. Из-за отсутствия этого троса в ОКДВА в 1935-м были примитивно оборудованы не только полигоны для полковой артиллерии, но и танковые стрельбища.

В танковых батальонах стрелковых дивизий ОКДВА в 1935-м отсутствовали разрезные модели агрегатов двигателя и ходовой части танка, не хватало приборов для показа работы электрооборудования и зажигания (а ведь усвоение этих вопросов советским танкистам первой половины 30-х давалось труднее всего!); почти в половине батальонов недоставало и наглядных пособий и тренажеров для огневой подготовки. В отдельном танковом батальоне 34-й стрелковой дивизии – прибывшем в приамурскую тайгу в марте 1934 г. – еще к февралю 1936-го учебных приборов и тренажеров не было вообще (если не относить к таковым неподвижный макет танковой башни без вооружения, стоявший в единственном маленьком учебном классе). В отдельном танковом батальоне 59-й стрелковой дивизии учебных пособий недоставало и в октябре 1936 г., а в «танкбате» 66-й стрелковой еще тогда не было и оборудованного стрельбища (а также вкладных стволиков для стрельбы из танковых пушек 10,67-мм винтовочным патроном; это предотвращало износ канала ствола и экономило снаряды)… Еще 1 ноября 1936 г. начальник штаба ОКДВА С.Н. Богомягков вынужден был указать начальнику автобронетанковых войск армии комдиву С.И. Деревцову, что «оборудование учебы очень плохое»⁷⁵⁰ даже во 2-й механизированной бригаде – главной ударной силе Особой Дальневосточной!

Впрочем, еще в январе 1937 г. оборудованных как следует стрельбищ, стрелковых и учебных полей в ОКДВА не было повсеместно. Повсеместно же не хватало тогда в ней и учебных приборов и пособий – не хватало настолько, что, по Богомягкову, это «ставило под сомнение эффективность боевой подготовки», так как не позволяло зачастую обучать показом, а не рассказом⁷⁵¹. Не только в линейных, но и в учебных подразделениях (за исключением 104-го стрелкового полка 35-й стрелковой дивизии) не было даже простых ящиков с песком для тактической подготовки; школа 62-го стрелкового полка 21-й стрелковой дивизии еще и к марту 37-го не имела учебных пулеметов, а в школе 315-го стрелкового полка 105-й стрелковой дивизии еще и в апреле вообще не было никаких наглядных пособий! Оборудованных как следует учебных классов в ОКДВА тогда не хватало (а то и вовсе не было) даже в частях и подразделениях связи с их сложной техникой.

Вообще, «исключительную бедность учебно-материальной базы» Богомягков выделял тогда (наряду с методической неграмотностью обучающих и отсутствием контроля за их работой) в качестве одного из трех факторов, обуславливавших «невысокое качество боевой подготовки» ОКДВА⁷⁵².

Добавим, что в танковых частях Блюхера еще в 1936 г. «качество обучения страдало» и из-за нехватки (а то и полного отсутствия) учебников⁷⁵³. Недоставало их тогда и в 92-й стрелковой дивизии, а в частях и подразделениях связи ОКДВА – еще и весной 1937-го. В 34-й стрелковой дивизии в октябре 1935 г. и в 92-й год спустя не хватало и уставов…

От частей «предрепрессионной» 100-й стрелковой дивизии УВО/КВО сохранилось лишь несколько документов отдельного разведывательного дивизиона – но и из них видно, что к марту 1935 г. в этой части не имелось «танкомакета», станков для тренировки в стрельбе из пулемета ДТ и специальных пособий для танкетчиков, артиллеристов и связистов. А к 24 августа (за две с половиной недели до выхода дивизии на Киевские маневры!) у 50 % комсостава разведдивизиона не было вещи, без которой разведчик немыслим – компаса!⁷⁵⁴ Впрочем, в ОКДВА у 30–40 % комначсостава еще и в начале 1937 г. не было часов⁷⁵⁵, а наглядных пособий и учебников в КВО еще к концу 1936 г. не хватало даже в некоторых подразделениях «ударной» (!) 44-й стрелковой дивизии (в ротах тяжелого оружия, в полковой артиллерии, подразделениях связи и, возможно, саперных). А учебные классы и тиры в 44-й не были тогда как следует оборудованы повсеместно…

Наглядными и техническими пособиями плохо снабдили и такое, развернутое в начале 1936 г., ударное соединение, как 1-я тяжелая танковая бригада БВО. А в 156-м стрелковом полку 52-й стрелковой дивизии того же округа еще и к декабрю 1936 г. не было не только наглядных пособий, но и стрелковых приборов; в ротах тяжелого оружия отсутствовали наставления по матчасти 45-мм пушек образца 1932 года; в учебном батальоне (где готовили младших командиров!) не хватало уставов…

Ограниченные возможности государства заставляли экономить и на отпуске для боевой подготовки «расходных материалов». «Приучая нас к экономному расходованию снарядов, – вспоминал о своей учебе в 1935–1936 гг. на 3-м курсе Киевской артиллерийской школы генерал-лейтенант И.А. Толконюк, – приводили такой довод: один, дескать, 122-миллиметровый снаряд равен стоимости колхозной коровы»⁷⁵⁶. Как раз в начале 1935 г. отпуск боевых патронов и снарядов для боевой подготовки РККА был значительно сокращен (см. табл. 10).

Таблица 10

Нормы отпуска боеприпасов для боевой подготовки РККА на 1934–1935 гг.⁷⁵⁷

* В 1933 г.

** Для практических стрельб.

В иностранных армиях боеприпасов на боевую учебу расходовали гораздо больше; так, у японцев на батарею в год отпускали не 40–60, а 280 выстрелов⁷⁵⁸.

«Ограниченный отпуск огнеприпасов», утверждалось в материалах к годовому отчету артиллерии ОКДВА (от 14 октября 1935 г.), стал одной из трех причин недостаточной отработки стрельб по подвижным целям⁷⁵⁹. Именно из-за «недостатка огнеприпасов, отпускаемых на стрельбы», указывал в своем докладе от 7 октября 1936 г. «О боевой подготовке РККА» М.Н. Тухачевский, в артиллерии «резко отстают в своей огневой подготовке командиры взводов и мл[адший] командный состав» и «в очень ограниченных размерах» («что значительно снижает ценность огневой подготовки артиллерии»!) предусмотрены «практические стрельбы, выполняемые во взаимодействии с пехотой и танками»⁷⁶⁰.

В том же документе маршал настаивал на увеличении отпуска снарядов танкистам. Ведь вместо 9—12 45-мм снарядов, подчеркивалось в отчете автобронетанковых войск ОКДВА за 1936 г., стреляющему отпускается не более трех – так, что «отработка стрельб из пушки не обеспечивается […] а боевые стрельбы снарядами совершенно не обеспечены». На нехватку боеприпасов как на одну из причин неудовлетворительной отработки стрельб из танковых пушек жаловались и составители отчетов КВО за 1935 и 1936 гг.⁷⁶¹…

Сокращение норм отпуска патронов, по-видимому, мешало боевой подготовке не в такой сильной степени. Правда, в 1935 г. об острой нехватке патронов для боевой подготовки стрелковых войск буквально вопияли и годовой отчет КВО, и годовой отчет политуправления БВО (в один голос объяснявшие этим проведение боевых стрельб лишь в части пехотных подразделений), и комвойсками КВО И.Э. Якир (предложивший 9 декабря 1935 г. на Военном совете при наркоме обороны увеличить норму отпуска патронов на полк на 15 тысяч штук), и замкомвойсками МВО комкор Б.С. Горбачев (заявивший на том же совете, что патронов, отпущенных в 1935 г. на один танк Т-26, оказалось примерно вдвое меньше, чем требовалось для полной отработки танкового курса стрельб 1935 года в части стрельбы из пулемета). Однако во фразе, сказанной тогда Якиром (надо улучшать методику огневой подготовки, но надо и давать частям больше патронов), акценты явно следовало расставить иначе: надо давать больше патронов, но надо и улучшать методику огневой подготовки – лучше преподавать теорию стрелкового дела, тщательнее отрабатывать подготовительные упражнения. Это позволит отработать задачи курса стрельб, истратив меньше патронов. Вспомним, как в декабре 1936 г. начальник штаба 15-го стрелкового корпуса КВО П.И. Ляпин сетовал, что огневая подготовка «раньше базировалась на количестве патронов», ибо не имела «фундамента – теории», – и как в начале 1937 г. некоторые роты 66-й стрелковой дивизии ОКДВА, даже израсходовав 12 тысяч патронов (то есть раза в полтора больше, чем полагалось по нормам 1935 года), имели нулевой результат…