Текст книги "Ложный вакуум"

Часть 2. Зомби

Глава 1. Непрощенный

Столин молчал. О чем он говорил минутой ранее? Он вообще человек? Или же грандиозный лжец? Внизу наверняка поджидает опергруппа. Столину некуда бежать. Он это понимает. Так на что ему рассчитывать?

По коже пробежала рябь, заставив Сатира встрепенуться. Холод. Непривычный холод, казалось бы, проникающий через систему кондиционирования, подстраиваемую индивидуально под находящихся в кабинете. Нет, ужас. Это все тот же ужас. Метаразум, заставивший действовать группу чипарей, чтобы те избавились от символа их единства перед границами разума. Слаженный океан эмоций и мыслей, являющий собой питательную среду для развития новой формы жизни. Коацерватные капли уже разрастаются, образуются молекулы, в которых хранится и передается генетическая информация. Бульон, в котором происходит эволюция. Только вот таков ли метаразум в сравнении с беспозвоночными или же он в состоянии ответить на экзистенциальные вопросы? Отвечать или ответить? Понимает ли он среду, в которой развивается? Или же он также вынужден использовать научный метод, чтобы разобраться в собственном гештальте, сложенном из мириад разрозненных кусочков, которые уже и не кусочки внутри этого гештальта? Уже не кусочки…

– Не понимаю, – сказал наконец Сатир, качая головой.

– Да, это сложная информация, – ответил Столин, вздохнув.

– Сложная? – вспылил Сатир. – Сложная?! Кто вы вообще? Вы вообще человек?

– Такой же, как и ты.

– А… – Сатир задохнулся, но тут же перевел дух: – Такой же? Я не живу сотни лет. Уж извините. Не меняю имена, чтобы… Чтобы меня не отследили.

– В твоем понимании это огромный срок. Для меня же всего лишь годы. А сейчас и того секунда, мгновение, которое я пережил. Но не ты еще. Об этом ли нам стоит думать сейчас?

– А о чем еще? Я только больше запутался в происходящем. Вы сидите тут, говорите про очень странную теорию заговора, предлагая мне поверить, что вы при этом живете сотни лет? Кто вы на самом деле?!

Сатир начинал заново выходить из себя. Его раздражение нарастало по экспоненте, вспоминай он каждый раз о ситуации, которая привела его сюда. А тут еще его явно пытаются обвести вокруг пальца. Черт. Если он не принесет доказательства, хоть какие-нибудь, против Столина, помочь Юле будет крайне затруднительно. Чипари обложили со всех сторон. Чертов исчезнувший монумент заставил их остро реагировать на любую провокацию со стороны обычных. А те и рады вылить свое недовольство на правительство чипарей. Они только больше пьянеют от натиска. Каким же хрупким был мир, оказывается. Еще чуть-чуть и локальные забастовки перерастут в полномасштабное революционное движение. Крови не избежать. Нет, не таким себе представлял Сатир сопротивление. Хотя что толку, когда его мир рушится?

– Я не могу, просто не знаю, чем могу помочь в борьбе с тем, что вы мне рассказали, – сказал он, ощущая усталость от нависшего над ним сомнения.

Столин привстал, обошел свой стол и присел на него. В его лице застыла уверенность, глаза впились в Сатира. Он скрестил руки и, немного подавшись вперед, заговорил:

– Я не хочу борьбы. Я также, как и ты, не желаю кровопролития. Все, что я тебе рассказал в этих стенах, чистейшая правда. Если не действовать, то либо мы, либо чипированные вымрут. Метаразум, может быть, только недавно начал осознавать, свои действия. Взрыв на экостанции – его импульсивное поведение. Монумент тоже может быть таковым, но уже более осознанным.

– И что же мы можем делать? Неужто у вас и план есть?

– Есть.

Сатир ожидал дальнейших слов. Однако Столин молчал. Он все еще всматривался в лицо Сатиру, пытаясь что-то откопать, понять для себя, наверное. Ожидание просто выматывает, молчание убивает, а в ногах ощущается давление. Сатира так и подмывало крикнуть в лицо профессору, чтобы тот не молчал, прыгнуть вперед и ухватить его за широкие плечи, встряхнуть. Тот начинал ощущать все больше и больше безнадежность положения. Ему нужно было вывести Столина хоть на какой-то компромат, но в результате получил странные объяснения, которые и записать нет возможности. Как только он выйдет из кабинета, обратной дороги не будет.

– Пока вы молчите, там снаружи творится черт знает что. Вы понимаете, что они схватили Юлю? Мартин Лэш – это ваш соучастник? – не выдержал Сатир.

– Я вижу, чего ты добиваешься, Сатир, – произнес Столин, кивая головой. – Ты все еще думаешь, что оказался в какой-то глупой политической игре. Это отчасти так и есть. Но все гораздо серьезнее. Если ты действительно, хочешь кому-то помочь, хоть Юлии Лавлейс… Сдай меня, – при последних словах он опустил руки и встал прямо.

Сатир опешил. Уж чего-чего, а этого тот никак не ожидал. Они оба понимают, что за Столиным пристально следят, что его собираются схватить сегодня в любом случае.

– Что? – только и сказал он.

– Я говорю: сдай меня, – повторил Столин.

– Вы что, бежать даже не собираетесь? Мне казалось, это в вы смогли бы…

Профессор обвел взглядом каждый миллиметр своего кабинета. Сатир следовал за ним. Неужто он обдумывает план отхода? Может быть у него есть черный ход, который тот специально построил для такого рода ситуаций? Или же он просто пытается импровизировать. Наконец взгляд Столина снова вернулся к Сатиру. Он сказал:

– Мне некуда бежать. Да и к чему это приведет? Лучше сдай меня. И ты поверишь.

Сатир вновь представил, как в кабинет врываются экипированные бойцы во главе с Золотовым, потом на запястьях Столина сверкают наручники, его выпроваживают, а Золотов с улыбкой на своем вытянутом лице говорит благодарность Сатиру. Только вот ему не становится легче. Безумие, но, может быть, Столину действительно стоит сейчас скрыться. И из-под подполья он выведает у того необходимую информацию, чтобы разобраться в происходящем. Но тогда Сатир будет и сам полностью отрезан от системы. Столин хочет, чтобы он оставался внутри как можно дольше.

– Если и сдавать вас, то что я сам могу сделать? – спросил Сатир после раздумий.

– Встреться с Юлией, не ведись на картинки из космоса. Ты поймешь, – сказал Столин и повернувшись к столу, нажал на какую-то невидимую панель, после чего вновь обратился к Сатиру: – Экостанции – это фальшивка, иллюзия нашего достопочтенного государства, пытающегося контролировать нас с помощью работы по недопущению апокалипсиса. Нам лишь стоит пошатнуть систему, чтобы показать людям, что они все Сизифы, толкающие собственные булыжники на свои же горы, чтобы впоследствии наблюдать всю тщету своих усилий. Что им остается? Толкать! Толкать! Толкать! Их усталость не дает им оглянуться на тот ужас, которого они так избегают. Мы столкнем их с этим ужасом. Обрушение – это наше оружие, срывающее покровы лжи и лицемерия. Экосистема должна умереть…

Он говорил дальше, долго. Сатир слушал его с раскрытым ртом. Тот походил на безумного фанатика, толкующего о праведности истины. В его словах был запал, готовый разорвать барабанные перепонки Сатира, который даже не в состоянии был закрыть свои уши. Его заворожило. Столин кончил свою речь и распрощался, проводив Сатира до дверей. Тот не сопротивлялся.

Он молча шел вдоль коридора, который заполонили студенты. Галдеж перекрывался новостями, доходившими из телеэкрана в большом зале. На Центральной площади произошли первые столкновения между обычными и чипарями, приведшие к смертям с обеих сторон. Такое происходит впервые за последние пару сотен лет. Наблюдаются иные очаги возмущения, которые в срочном порядке намереваются локализовать, не допустив дальнейшего распространения. Тщетно, думает Сатир. Наверно, и не он один так думает. Может статься, что введут комендантский час, а то и режим чрезвычайного положения. Студенты были захвачены происходящим на телеэкране, однако среди них находились некоторые, кто умудрялся возвращаться к реальности, чтобы заметить Сатира, пробирающегося сквозь толпу чипарей. Они с подозрением косились на него, отстраняясь на приличное расстояние, ожидая, видимо, агрессивного выпада с его стороны.

– Ты здесь что-то забыл? – окликнул его чей-то недружественный голос.

Он не обернулся. Незачем ввязываться в драку. Но голос его не собирался отпускать.

– Мы тебя, кажется, спрашиваем! Стой!

Нет. Отсюда надо сматываться. Добром не кончится.

Внезапно он ощущает, как его плечо стискивает чьей-то крепкой хваткой. Он по инерции стремится вперед, но тут его руку будто разрывают. Оборачивается. Один чипарь, оскалившись, держал его. Парочка его товарищей с выражением застывшего гневного страха на лице следила за происходящим со стороны. Почуяли кровь, готовые вот-вот сорваться с цепи, только дай им повод.

– У тебя есть разрешение, чтобы находиться тут? – напряженно спросил Сатира тот, что держал его.

Какое еще разрешение, подумал было Сатир, но промолчал. Кажется, препирания в данной ситуации ему на пользу не пойдут. Надо действовать умнее. Он положил ладонь на руку, сжимающую его плечо, и сказал, стараясь казаться как можно спокойнее:

– Я обучался здесь. Сегодня имел встречу с профессором Столиным. Вы, возможно, наслышаны о нем…

– Столин? – чипарь сдвинул брови. Казалось, он вообще впервые слышит эту фамилию. Он с минуту разглядывал Сатира, после чего сжал плечо еще сильнее и обернулся к своим товарищам. – Эй, слыхали про какого-то Столина в нашем университете?

– Впервые слышим! – отозвались хором те.

Сердцебиение Сатира участилось. Ситуация накалялась. На него начинало смотреть все больше и больше чипарей, в чьих глазах читалось параноидальное отвращение к чужаку. Гиены учуяли кровь, готовые растерзать кусок мяса. Сатир оглянулся по сторонам. Где-то поблизости должен был быть ведь и Золотов. Он, наверняка, наблюдает за ним. Хотя, может быть, он старается быть до конца незаметным, чтобы не спугнуть Столина. Теперь Сатир начал осознавать, насколько он одинок сейчас. Безобидные ранее чипари готовы были наброситься на него, а всего-то и надо было, что ударить по их символизму. Страшно им, видите ли. Сатир старался не показывать своего, хотя сердце стучало быстрее привычного, а в руках теплилось какое-то напряжение. Так и хотелось пустить в ход свои руки, оскалиться самому. Сатир встрепенулся, будто ему кошмар приснился. Злость ему знакома. Он до сих пор зол на Столина, да и не только. Но это сладостное слияние с чем-то трансцендентным будто заразительной усмешкой проскользнуло в его мозгу. Он хочет еще, чтобы ощущать вновь и вновь психоделическое буйство неизвестных ему доселе цветов, сливаясь с которыми, он становится, как и они – ничем.

Кто-то вскрикнул. Чипарь, что держит Сатира за плечо, кривится от чего-то, что доставляет ему неприятные ощущения. Сатир проснулся только сейчас, заметив, как сжимает чужую кисть. Сжимает до боли, что у самого зубы скрежещут друг об друга. Он в испуге отпускает того, отскакивает на пару шагов назад. Чипарь обхватывает свою раненую кисть другой рукой и в ужасе смотрит на обидчика. Да, теперь Сатира можно усмотреть именно таковым. Окружающие напряглись. Их глаза сверкают на Сатира.

Он протягивает другую руку к ним раскрытой ладонью, говорит:

– Я сейчас уйду. И мы об этом не будем вспоминать…

– У него пистолет! – кричат некоторые.

Сатир опускает глаза на свою протянутую ладонь и в ужасе понимает, что в его руке и вправду пистолет. Предплечье тяжелеет. Нужно удерживать не такой уж и легкий предмет в руке. Однако что-то не припоминается, чтобы Сатир хоть раз в жизни держал в своих руках оружие. Откуда оно? Его же не было несколько секунд назад. Или он не заметил, как его вложили ему в руку? Как бы там ни было, в здании университета запрещено всякое оружие. Система следит за каждым. Пронести пистолет сюда без разрешения нереально.

Запищала сигнализация. Отлично. Хоть охрана разберется.

Один бросается все же на него с воплем. За ним следуют еще несколько. Сатира захлестывает паника, свет исчезает. Груда тел обволакивает его, что он ничего не видит вокруг себя. Кто-то обхватил его шею, крепко, душит. Чья-то рука, или руки, хватает его за волосы, вырывает клочок.

Это могло продолжаться недолго, но они просто задавили бы его, поэтому Сатир протискивает руку как можно выше, не совсем будучи даже уверенным, что это верх, нажимает на курок. Внезапно один из чипарей отскакивает и вопит остальным о чем-то. Те незамедлительно бросаются обратно. Сатир вновь увидел свет, обнаружил себя сидящим на коленях. Лицо жжет. В груди ломит. Окружающие в еще большем ужасе, нежели прежде смотрят на него. Сатир встает, покачиваясь и держась одной рукой за щемящую грудь, а другой держа пистолет, тем самым заставляя соблюдать дистанцию. Он осмотрел чипарей, после чего облегченно вздохнул. Кажется, он никого не застрелил.

Тем не менее Сатир медленно отходил спиной вперед к выходу, не опуская руку с пистолетом. Озлобленные глаза следили за каждым его шагом и сами не отставали, медленно следуя за ним, загоняя, словно голодная стая, в угол. Сатир столкнулся спиной с дверьми. Те были закрыты, так как сработала сигнализация.

– Стоять! – прикрикнул он надвигающейся толпе. – Ни с места, сказал!

Те и не думали останавливаться. Они просто совершали более мелкие шажки, пыхтя вздутыми ноздрями. Сигнализация не переставала выть, однако охрана, казалось, и не думала торопиться на выручку. А может они сами в обезумевшей толпе?

Внезапно стена, в которую Сатир упирался спиной, исчезла, так что тот чуть не повалился на землю. Он все же удержался на ногах, тыча пистолетом в толпу голодных гиен, ускоривших и сразу же замедливших вновь шаг. Сзади его что-то стукнуло, точнее повалило наземь. Оружие моментально оказалось в чужих руках. Черные ботинки затопали перед глазами Сатира. Знакомый голос сверху пропел:

– Оставаться на своих местах! Полиция!

Ботинки встали теперь перед глазами Сатира. Голос обратился к тем, кто его держал:

– Этого отпустите!

С него слезли. Сатир сначала встал на колени, не поднимая глаз. Он уже знал, кто перед ним. Отдышался, встал. Золотов стоял перед ним, другой, кажется, улыбается. Или что это на его лице – тайна. Бойцы за его спиной разбивали кровожадную толпу на группы. Золотов приказал рядом стоящему бойцу дать ему пистолет. Рассматривая и вертя его в своих руках, он обратился к Сатиру:

– Наблюдали за тобой. Однако совсем не ожидали, что ты имеешь при себе оружие…

– Это не мое, – буркнул Сатир.

– Ты серьезно? Мы видели, как ты его чуть ли не из воздуха вытащил. Как это понимать? Как ты его пронес в здание? Столин его тебе дал?

– Нет. Вы слышали, думаю, все. Столин только говорил. Это мне кто-то из этих вот подкинул, – Сатир кивнул в сторону студентиков.

Золотов последовал взором движению его головы, хмыкнул недоумевающе, затем вновь вернулся к нему.

– Тебе стоит пройти со мной, – сказал он.

Золотов стремительно зашагал к одному из полицейских аэромобов, да так быстро, что Сатир чуть ли не на бег переходил. Тот открыл заднюю дверь и рукой подал знак усесться. Как только Сатир сел в машину, дверь захлопнулась. Золотов сел на переднее. Теперь между ними стекло. Сатир проверил дверь. Заперта.

– Не беспокойся, – заверещал Золотов, – ты не арестован. Вот Столина сейчас пакуют. Да, ты молодец. Ты сделал то, что не удавалось нам в течении двух лет. Жаль, но на этом твоя работа закончена. Особенно после этого столкновения мы вынуждены раскрыться. События принимают чрезвычайно стремительный оборот. Юлия Лавлейс и некоторые ее друзья, которым мы не можем предъявить серьезных обвинений, уже выходят из участка.

– Лэш один из тех, кто задержится у вас, я прав? – попытался съязвить Сатир.

– Уж кто-кто, а он задержится, да надолго. Наши меры становятся, к сожалению, жестче. Это необходимость.

– Это связано с предполагаемым оружием по обходу протоколов безопасности сознательной деятельности?

Столин внимательно посмотрел на него и сказал:

– Да. Ты сидишь за этим стеклом не потому что ты опасен для нас. Нет. Это для твоей же безопасности.

Сатир осмотрелся в кабине. Может ли Золотов пустить какой-нибудь нервно-паралитический газ, например, если и сам сойдет с ума? Или же с его места есть более изощренные средства воздействия на заключенного? Вроде и говорит, что не арестован, однако именно таковым Сатир в данный момент себя и ощущает.

– Терроризм достиг в наше время небывалых высот. Мы едва успеваем противостоять ему.

– Если они так легко поддались заражению страхом, то как вы умудряетесь быть осознанным? – поинтересовался Сатир, хоть и догадывался, каким будет ответ.

Золотов ничего не ответил, лишь многозначительно посмотрел на него.

– Мой человек отвезет тебя до дома. Советую не выходить в ближайшие несколько суток, пока не уляжется пыль.

Пыль не уляжется. Сатир ощутил жжение в груди. Золотов наивно полагает, что справится с происходящим. Но говорить это он не решился. Лишь кивнув головой в ответ. Когда Золотов выходил из машины, он задал ему вопрос, грызущий его из-под полы сознания:

– А как же оружие в моих руках? Что насчет него?

– Не беспокойся. С этим мы разберемся.

Он вышел. На его место сел тут же молодой полицейский, представился, однако Сатир пропустил это мимо ушей. Аэромоб взмыл в воздух. С высоты Сатир наблюдал, как полиция возводит вокруг университета ограждения. Никто не войдет и не выйдет. Схватили ли они уже Столина? Тот и не собирался, наверно, сопротивляться. Просто ожидал, когда за ним придут. Неужели он и вправду так поступил, чтобы Сатир смог поверить? Во что? В Метаразум, вложивший в его руки пистолет? Сатир наблюдал уже за копошащимися муравьями внизу, с которыми было уже много общего: не может увидеть, что над ними есть некто, кто видит их, а они нет. Однако им нужно только голову поднять, чтобы заметить аэромоб. Сатир не может так. Он застрял в геометрии собственного пространства, утопая в трясине плоских фигур, но вдруг появляется нечто. Нечто не может рассматриваться в этой плоскости. Оно расширяется, будто дышит всей поверхностью, а затем снова сужается. Тонуть нет смысла, ведь фигуры уже для самого Сатира кажутся плоскими.

Воздух с содроганием выходит из сжимающихся легких. Руки не слушаются, трясутся, холодные. Только сейчас до него стало доходить чувство, которое раскрашивается монотонно в его сознании, будто он один в темной пропасти, под ногами нет почвы, но он не падает. Нет кругом абсолютно ничего. Даже ветерка нет. Может и кислорода тоже, но он не знает. Здесь нет необходимости дышать. Он оглядывается. Все та же тьма кругом. Однако что-то белеет. Всматривается. Да, что-то появляется. На белом фоне алеют ручейки, которые расходятся, словно деревья. Идут к нему. Нет, рядом. Он перестает всматриваться, стараясь охватить все одним разом. На него смотрят. Или с его помощью видят, ведь, обернувшись можно заметить вдали сверкнувшую молнию, которая застыла, словно в трещина в стене. Необъятный хрусталик смотрит сквозь эту трещину.

Аэромоб прибыл. Садится. Дверь открывается. Сатир вылезает и молча идет к своей пристани, с которой все также понуро идет к многоэтажному зданию, в котором прячется его квартира. Полицейский мог, наверно, сказать что-то, но не до него. Это не важно. Весь путь проходит в пустоте. То ли Сатир не замечал по пути, то ли действительно на улице мало людей. Наверно заперлись в своих квартирках, созерцая побоища. Не важно. Сатир не зажигает свет в своей квартире, все еще проматывая в своей голове тот кусочек, когда в его руке возникает пистолет. Точнее он замечает, что в его руке пистолет. Это хитроумная склейка восприятия? Отматывая еще и еще, он так и не замечает швы.

Нечто смотрит на него. Или с его помощью.

Глава 2. Перемены

Оставайтесь дома!

Оставайтесь дома!

Оставайтесь дома!

Из всех динамиков доносилось одно и то же. Вот-вот введут режим чрезвычайного положения. Стычки между чипарями и обычными увеличивались не только в своем количестве, но и в масштабах. Словно зараза она распространялась в пространстве, соединяя отдельные пораженные очаги в огромное некротическое пятно. Телевизионные каналы заполонили новостные сводки с очередного побоища, размежеванного полицейскими силами, которые продвигались посреди огня, мусора, лежащих в бессознательном состоянии тел. Посреди зданий над их головами проплывали многотонные машины, сопровождающие пехоту и принимающие на свой борт спящих бунтовщиков. Медленно квартал за кварталом они продвигались вглубь, отодвигая с этим и стену противостояния. Не все поддавались оглушению, поэтому остававшиеся в сознании с еще большим озлоблением отбивались от полиции руками, палками, камнями, а впоследствии за неэффективностью данных средств, таранили машинами. Защитные костюмы позволяли полицейским выдерживать все их атаки, однако они тормозили продвижение, а порой вызывали серьезные опасения за жизни самих бунтовщиков.

До сих пор было невдомек Сатиру, каким образом полицейские-чипари могли выдерживать эмоциональное заражение. В догадке лишь было то, что они как-то умудрились отключиться от общей сети, возвращаясь сим действом на равную с обоими ступень развития. Однако смущал факт, что Золотов боялся за жизнь Сатира, когда того вытащили из-под тяжелых лап обезумевших студентов. Если они и вправду на такое способны, то в надежности сего метода сами полностью не уверены. Остается также только догадываться, что они намереваются делать, когда подавят все столкновения. Наверное, будут работать, нет, уже работают программисты над выявлением неисправности и способа ее устранения. Так уж вышло, что текучее сознание чипарей приковано к реальности больше, чем у обычных.

Как бы там ни было, что бы не происходило на улицах, такие новости отвлекали Сатира, выталкивая его мысли на поверхность, где он еще что-то да понимает, может что-то контролировать, как ему кажется. Оттесняемые вглубь разъяренные группы, перемешанные чипарями и обычными, что создавало только больше хаоса, огрызались на полицейские ряды, заставляя последних применять последние средства в борьбе за порядок – электрошокеры. Усыпляющий газ не решались использовать, так как опасались, что не рассчитают для каждого индивидуальную дозу, что приведет к смертям. Однако ситуация все больше накалялась, казалось, переходя в противостояние все против всех. Мозг отвлекается на новости, на чужую жизнь, подобную войне. Внутри же что-то грызет. Сатир понимает, обрати он снова на это внимание, его сознание, его тело сожмется до квантовых размеров, с которых тот будет наблюдать, будет пытаться рассмотреть колоссальное нечто, живущее им.

Внезапно в голову приходит мысль, что Столин пожертвовал своей свободой, чтобы он увидел это, однако ничего не рассказал про свой план. Или же ему так кажется, что ничего не рассказал? Слова коснулись ушей Золотова, других чипарей, Метаразума. Но все ли нужно говорить словами, чтобы понять? Немногое, что тот сказал, чтобы Сатир встретился с Юлей. Картинки из космоса? Да, он предупредил об их обманчивости.

Сатир хватается за телефон и набирает номер Юли. Гудки. Несколько секунд грузного ожидания. На экране появляется знакомое лицо. На фоне какое-то серое здание. Юля смотрит как бы поверх, но обращается к Сатиру:

– Что хотел?

Под горлом что-то сжимает.

– Юль, где ты сейчас?

– Я недавно вышла. Меня отпустили. Вот, просто так. Ты сделал то, что от тебя требовали?

– Да.

Молчание. Тяжелый вздох.

– Отпустили почти всех. Некоторых задержали в виду наличия за ними серьезных правонарушений. Что есть, то есть. Я не спорю.

– А Мартин?

– Уж кого-кого, а его точно не отпустят.

Да, конечно. Сатир и так это знает.

– Где ты сейчас? Мне нужно с тобой поговорить.

– Я на базе, – все также кисло сказала она.

– Где?

Юля напомнила Сатиру о том месте, куда она возила его в сонном состоянии. База. Та самая база, которую накрыли после того, как он ее посетил. Она назвала точный адрес, прибавив как бы невзначай, что скрывать уже бессмысленно. Сатир тут же ринулся собираться, сказав Юле, чтоб та обязательно его дождалась. Та, пожав плечами, отключилась. Комната стремительно наполнялась тревогой, тяготея над трепыхающимся существом Сатира. Тошнота подступала к его горлу. Все его нутро кричало том, что выплеснется наружу, останься он здесь хоть на минуту. Выбежал из квартиры, ринулся к лифту, но побоялся входить в эту коробку, решился спуститься по лестнице. Движение его успокаивало. Скорость перемещения в пространстве – это его лекарство.

Путь до базы Юлиной организации занял два часа. Добраться туда было невозможно на метро. От того Сатир решил взять попутку. Водитель ещё содрал с него приличную сумму, но Сатир был не против, даже дал больше, ли ж бы поскорее добраться туда. Поэтому-то он и выбрал живого таксиста, а не компьютер, который ещё и приговаривал бы постоянно о соблюдении правил дорожного движения, о безопасности. К черту бестолковые споры с этими болванками. По пути Сатир неоднократно замечал закрытые пристани, а за прозрачными дверьми не уютную атмосферу пожарище, насколько возможно было хоть что-то разглядеть на такой скорости. Магистрали были до непривычного полупустыми. Водитель хоть и согласился подвезти попутчика, однако неоднократно озарялся на того, по сторонам, ожидая, видимо, в любой момент самого неприятного поворота. Он неоднократно обращался к Сатиру, надеясь на какой-то разговор, дабы понизить свою тревогу. Сатир отвечал ему простыми предложениями, всякий раз останавливаясь себя на мысли о Метаразуме. Нет. Такое говорить он точно не собирается. К тому сам не особенно верит в это до сих пор. Не хочет верить, поэтому и направляется к Юле. Нужно найти адекватную причину. Теперь он это понимает. Снова. Заставляет себя не думать о розовом слоне. А что если Столин говорил правду? И дело не в оружии против чипарей, которое создал Мартин Лэш? Тогда, даже если тот и создаёт нечто подобное, он бесполезен. Стоп. Может быть именно про него как часть плана и говорил профессор? Нужно использовать его разработки, чтобы порвать связи между чипарями, тем самым нарушив всю мыслительную деятельность Метаразума. Остаётся в таком случае открытым вопрос о вреде, который может нанести это оружие. Порвать связи или усилить безумие, которое сейчас происходит?

На подходе к базе Сатир заметил группу людей, погружавших в грузовые контейнеры различного рода хлам, посреди которого можно было разглядеть толстые провода, поломанную аппаратуру, стулья. Видимо это то, что осталось после визита полиции. Неужели они тогда дали отпор служителям правопорядка, что все так раскурочено?

Чуть поодаль стояла Юля, держа в руках планшет, по которому, видимо, она сверяла наличие техники. Сатир оплатил проезд, стремглав поблагодарив водителя и даже не взглянув толком на того, после чего направился к месту ведения погрузочных работ. Юля заметила его, когда остальные приостановились, внимательно разглядывая Сатира. Доверием тут и не пахло. Она сказала продолжать им и не обращать внимания на гостя. Тот тяжелой поступью приблизился к ней. Та, не отрывая глаз от планшета, поприветствовала его, но как-то сухо, неумело скрывая свой подавленный настрой.

– Привет, Юль, – неуверенно начал Сатир, не решаясь перейти к теме, владеющей его разумом. Он, кивнул в сторону погрузок, спросил: – Почему все выглядит так, будто здесь была битва?

– Битва? – Юля подняла глаза на грузчиков. – Хм. Ты еще не видел, что внутри. Стены разрушены. Аппаратура либо сломана, либо конфискована. Нам нельзя здесь больше оставаться.

– Куда же вы тогда направитесь?

В него уперся прожигающий взгляд, сквозящий молчанием.

– Я делал то, что мог…

– Не надо оправдываться, – сказала Юля, вновь опустив глаза, чтобы сверить с тем, что проносили мимо нее в этот момент на платформе на воздушной подушке. После сверки она с горечью в голосе добавила: – Я знаю, что ты не хотел ничего подобного.

– У вас все еще продолжается режим секретности? – небрежно спросил Сатир.

Юля подняла брови, потом указала рукой на знакомый рюкзак, лежавший за ее спиной. Вне сомнений то самодельное глушащее устройство в нем.

– Только я уже не вижу никакого толка в нем. Я уже не знаю, что нужно делать, чтобы нас не засекли.

– Оно работает?

– Ну да.

– Толк в нем есть. Не выключай его. Мне нужно кое-что сказать тебе, только не здесь.

Сатир осмотрелся по сторонам. Нечипированные, погружавшие контейнер, его не беспокоили, однако рисковать он не хотел. Кроме них больше никого не было видно, только старые постройки, больше напоминавшие в совокупности части микросхемы, которые Сатир видел в исторических журналах. Кажется, это заброшенные складские помещения, обтянутые нитями из кабеля, труб, плесени. Удивительно, что даже сейчас никому нет дела до плесени… на современных зданиях она не поселяется в виду наличия в составе строительной смеси специального компонента. С каких же времен сохранились все эти заплесневевшие, потрескавшиеся, полусгнившие и почерневшие блоки, на чьих дребезжащих трубах с завистным достоинством поселилась черная грязь? Окидывая взглядом все их сразу, замечаешь, как они раскачиваются в такт завываниям ветра, пластичные и гибкие, но такие хрупкие.

Юля изначально косо посмотрела на него, однако тот выразил на своём лице полную серьёзность, не отводя взгляда в сторону. Она поддалась, слегка смутившись, отдала планшет одному из своих, наказав следить за выносимым мусором, схватила свой рюкзак и пошла впереди, увлекая Сатира за собой лёгкими покачиваниями плеч из стороны в сторону, подобно шлюпке в посреди ясного моря, волнующегося по своей природе. По пути Сатир замечал то, что не увидел на записи, предъявленной Столиным. Лифт не работал. Кабину сбросили в глубь шахты, чтобы задержать полицию на подходе. В результате первый этаж был вычищенной свалкой металлолома. Многие ступеньки на лестнице были скошены, что говорило об искусственно завале со стороны оборонявшихся. Однако уже был завал убран. Точнее убрано то, что от того осталось. По чёрным следам вдоль стен Сатир догадался, что завалы убирали посредством их плавления с помощью лазера. Полиция пробивалась тоже как могла. Это должно было занять некоторое время, пока другие пробивались с крыши. Многие окна были выбиты. Видимо, полиция штурмовали здание буквально со всех щелей. Здесь и вправду была битва, ахнуло в голове у Сатира. Самое грандиозное его ожидали на этаже, где и располагался штаб. Помещение, ранее заставленное сплошь и рядом громоздкой техникой, стояло голым, просвечивающимся сквозь лишь завесу серого запыленного воздуха, а стены были выбиты. Сатир было раскрыл рот, чтобы спросить, что здесь произошло, но Юля его опередила, взмахнув руками и сказав: бух. Их взорвали. Об этом остро говорили торчащие во все стороны кривые зубы на полу и потолке, грозящие в любой момент сомкнуться в уродливую пасть. Там внутри посреди затхлой дымки копошились другие активисты, собирая ещё то, что осталось от их штаба.