Текст книги "Ложный вакуум"

Глава 21. И врут календари

Холодно. Мокро. Шел дождь. Да, дождь. Колени увязли в чем-то хлипком, вязком и подвижном. Андрей раскрыл глаза и отстранился от Франца, который с ошарашенным видом осматривался по сторонам. Они сидели в черной луже посреди серого, неуютного поля, чьи и без того неприглядные редкие колоски стирались на фоне хлюпающего дождя. Кругом не было ни души. Лишь ветер завывал, треском проходя по деревьям, стоящим поодаль, стройным, кривым, толстым, низкорослым, высоким. Андрей неловко встал, пошатнувшись. Ноги по щиколотку увязли хлюпающей жиже, из которой было не так просто выбраться. Он вылез из лужи, после чего помог Францу, подтащив его за руку. Жижа будто на прощание в последний раз хлюпнула и затихла на фоне бередящих ее поверхность капель дождя. Они направились к деревьям, которые кричали сквозь холодную сырость, трещали, говорили друг с другом, рычали и бесновались.

Несмотря на все опасения они удачно приземлились, хоть и не знают даже, когда и где. Поэтому приходилось только догадываться, где здесь могло бы быть какое-нибудь поселение. Андрей знал, что раньше были мелкие поселения, которые называли деревнями, с небольшими одноэтажными домиками, расположенными среди развивающейся цивилизации. Может хоть удастся наткнуться на одну из таких. Кажется, подумал Андрей, в нем начала вырастать романтика, что заставило его покоситься на Франца. Тот вытирал свое лицо от влаги и дрожал от холода. Да, романтика, дух приключений и путешествий.

Добравшись до деревьев, они спрятались на время от дождя под одой из елей, но эта затея принесла временный результат. Скоро им стало еще холоднее и тяжелее. Путники приняли решение двигаться дальше, пока не выйдут хоть на какое-то поселение. Несколько раз они пытались пробежаться, чтобы не замерзать, но усталость всякий раз брала свое. Не хватало Ясности. Это пришло Андрею первым на ум, но потом он осознал, что Ясность – это, пожалуй, последнее, чего им не хватало. Нужна была, в первую очередь, теплая водонепроницаемая одежда, еда. Наверно, он только сейчас начал понимать, как привык к этой дряни. Ему еще только синдрома отмены не хватало. Однако с каждым шагом его все больше и больше донимала мысль, как бы согреться. Смешно, если они, избежав Темноты, умрут от переохлаждения. В каждом случае надо видеть хоть что-то позитивное, и Андрей старался следовать этому принципу, но порой он подумывал, что сам принцип его больше изматывает, нежели ситуация.

Однако его мысли недолго властвовали над ним своей дрожью. Вскоре сквозь тощие деревья они увидели здания. Нет, не одноэтажные аутентичные домишки, а привычные глазу многоэтажные здания. Путники переглянулись и обрадованные побежали к своему спасению. Судьба им все-таки благоволит, подумал Андрей. Сколько же раз он думал об этой штуке, как о зле, которое безраздельно и жестоко властвует над ним, заставляет себя ненавидеть только собственным присутствием. Всегда есть что-то большее тебя самого.

С каждым шагом, что путники приближались к зданиям, их очертания приобретали все более отчетливый вид, напоминая безглазые вопящие старческие лица, исполосованные морщинами. После лица искажались, крича и надрываясь от ужаса, поглощавшего их увядающую прямо на глазах форму, оставляя после себя только пустую оболочку. Путники сбавили шаг, признав здания бесхозными, заброшенными пристанищами завывающего в них ветра, который проникал сквозь окна и безнаказанно гулял среди голых стен. Не было видно ни одного строения, не затронутого долгим отсутствием людей. Кажется, они забрели в мертвый город, где властвовала природа, обвив плющом стены, проломав в асфальте проход для растительности. Путники зашли в первое же здание, чтобы спрятаться от дождя. Пройдя его насквозь и поднявшись на пару этажей, путники наткнулись на ту же картину, что и раньше: здесь не было никакого намека на присутствие людей. Они вернулись в глубь, чтобы найти хоть что-то, что помогло бы им согреться.

– С-смо-отрите, – сказал Франц, ткнув пальцем в сторону.

Там лежали какие-то доски, которые при более детальном осмотре оказались пластмассовыми листьями. Путники решили укрыться за ними, однако дрожь то и дело топила их своими конвульсиями. Андрей предложил раздеться и согреться теплом собственных тел. Франц смутился, но после неудачной попытки сказать что-то членораздельное закивал головой. Они прижались друг к другу, постоянно ощущая дрожь, пробивающуюся сквозь теплую кожу.

Утром они проснулись. Андрей вылез осторожно из-под пластмассовых листьев. Дождя уже не было. Он прошел к окнам. Светило солнце. На улице щебетали птицы, среди берез, проклюнувшихся сквозь асфальт, и заржавевших машин пробегали мелкие животные, которых Андрей никогда раньше не видел. Оказывается, мир без людей так прекрасен. Хм, и это говорит человек.

– Я живой! – прозвучало сзади радостное эхо.

Да, живой. Дрожи от холода не было. Андрей и сам улыбнулся. Одежда, правда, была еще мокрая, поэтому им придется какое-то время наблюдать чудесный вид из окна. Франц встал рядом, растянувшись в своей глуповатой улыбке, потом сказал:

– Здесь очень красиво. Блин, мы живы! Вот только бы душ еще принять…

Они сидели и наблюдали за движениями мелких зверушек и соображали, как их поймать, а потом еще и приготовить. Однако решили, что с приготовлением они уже слишком забегают вперед. Для начала стоило бы их словить. А потом уж и думать, куда двигаться дальше, где искать людей. Для начала натащили сухих веток, разожгли костер, просверлив в деревяшке дырку и поместив в нее трут. Рядом соорудили вешалку из тех же палок, на которых повесили свою мокрую одежду. Жар от костра на удивление притягивал, пока не вспоминалась прошлая ночь, в которой они чуть не замерзли насмерть. Они шутили и смеялись, чего не было уже очень давно. Даже, если они не найдут никаких людей, мир казался уже достаточно дружелюбным, чтобы в нем остаться.

– Смотрите!

Франц указал вниз на мелкую зверушку, прятавшуюся в траве.

– Ну, отсюда мы его не достанем. Может быть, стоит соорудить лук со стрелами как древним охотникам, – сказал Андрей.

– Да нет, присмотритесь.

Зверушка как зверушка. Андрей не понимал, к чему ему надо было присмотреться. Франц же настойчиво тыкал пальцем в какое-то конкретное место. Андрей же следил за зверушкой, пока та, пробежав, не исказилась, став на мгновение полумесяцем. Андрей вскочил на ноги.

– Это что еще за хрень?

Он поднял с пола камешек и бросил в то место, где видел искажение. Камешек пролетел насквозь и исчез в траве, спугнув зверушку. Наверное, Андрей не попал. Должно быть, это было зеркало. Однако его смущало, что оно было настолько чистым, что его было трудно отличить от отражаемого. Франц последовал его примеру и бросил пару камней, которые падали в траву.

– Я определенно что-то видел…

– Я тоже.

Проверив одежду, Андрей отступил от желания выйти и проверить, что же там они заприметили. Надо было еще подождать, пока она не высохнет. Тем временем желудок заставлял о себе вспоминать.

Вдруг послышался какой-то шум.

– Это?.. – встрепенулся Франц.

Звук усиливался, шел из глубины здания. К ним кто-то приближался. Это были шаги. Путники вскочили на ноги, приготовившись к встрече, хотя не знали, чего ожидать, переходя от ликования к боевой стойке и обратно. Шаги были тяжелые, жесткие, равномерные. Из-за угла появился силуэт.

– Здрасьте!.. – вырвалось у Франца, но тот сразу же осекся.

К ним приближался человек, с ног до головы одетый в металл. Шлем отдавал матовыми оттенками, вероятно, предоставляя его хозяину большую возможность в ориентировании. Бронеформа, подумал Андрей. Только вот зачем?

– Э… Извините, вы нас понимаете?

Человек не отвечал не останавливался. Он с четко выверенным шагом приближался к их временному пристанищу, по ка не дошел до костра. Можно было разглядеть его потрепанный бронекостюм, исполосованный многочисленными царапинами и грязью. Человек поднял руку и ткнул пальцем на сушившуюся одежду, а затем на костер, потом на Андрея с Францем по очереди. Опустив руку, он постоял так несколько секунд, а затем, отойдя назад, присел.

– Кажется, он не разговаривает, – проговорил Франц.

– Может быть, он хочет подождать, пока мы не сможем идти с ним?

Они присели рядом с огнем, не спуская глаз с их гостя, в чьем шлеме сверкал искрами костер. Через полчаса послышались еще шаги, ничем не отличающиеся от предыдущих. Появился еще один человек в бронекостюме. Только этот нес с собой какой-то мешок, который он бросил у ног путников. Сам же присел рядом с первым гостем, который не шелохнулся. Франц полез в мешок и вытащил какие-то тряпки, которые при разглаживании оказались чистой, сухой одеждой, после чего не замедлил одеться.

– Слегка великовато, конечно, но хоть что-то, – говорил он, рассматривая себя. – Эх, самым модным я не буду. Жаль.

Одежда была мешковата, явно рассчитанная на человека покрупнее. Андрей только после раздумий вытащил свой комплект и обнаружил на дне мешок поменьше. Развернув его, тот обнаружил нарезанное мясо. Охнув, он обратил к этому подарку внимание Франца, который бросился на колени перед долгожданной пищей.

– Постой, погоди, его еще приготовить надо. Оно сырое, – поспешил Андрей.

Франц ничего не ответил, но сразу принялся за готовку, Андрей принялся одеваться. Да, ему одежда тоже была велика, однако было очень приятно наконец-то примерить на себя что-то сухое и теплое. Он повернулся ко все еще сидящим гостям и поблагодарил их за помощь. Те не ответили. Когда пожарилось мясо, путники с остервенением принялись за его разжевывание. Казалось, это было самое вкусное, что они когда-либо пробовали, пускай и с характерным подгоревшим запахом. Франц было предложил кусочек гостям, но те, наклонив голову набок и вернув ее в прежнее положение, промолчали.

– Ну, мое дело – предложить, ваше – отказаться… – тот осекся, понимая, что, возможно, сморозил глупость.

Те не ответили. Поднялись лишь совместно с путниками и, развернувшись на сто восемьдесят градусов, пошли в направлении выхода. Андрей и Франц переглянулись и поспешили за ними. Те шли молча, не оглядываясь, словно стопроцентно будучи уверенными в том, что их из виду не потеряют. И это было так. Андрей не выпускал с поля зрения. Ему даже начало казаться, что они идут как-то слишком уж правильно для людей, из-за чего в его голове отложились смутные сомнения. Путники проходили по некогда оживленным улицам, возвращенным природой в свои крепкие объятия, огибали разрушенные здания, горы ржавых машин, залазили и пролезали сквозь здания, не грозившие им обвалом, пока не вышли к площади, посреди которой стояло ухоженное двухэтажное здание, расплюснутое архитектором по земле. Это здание несколько походило на один из роддомов, где Андрей с Аней некогда хотели завести ребенка. У дверей же стоял человек в длинном плаще, с капюшоном, надвинутым на глаза, и с ружьем, висящим на плече. Он кивнул закрытым в бронекостюмы, после чего те молча зашли в здание, поприветствовавшее их автоматически раскрывшимися дверьми. Человек в капюшоне пошел навстречу путникам, держа руку на ремне своего ружья. Подойдя поближе, он дал себя рассмотреть. Высокий, длинноволосый, с каштановой бородой по ключицы, мужчина лет пятидесяти.

– Батюшки родные, – неожиданно протянул он, заулыбавшись во всю ширь.

Отрада, что его речь понятна. Андрей выдохнул.

– Здрасьте, – сказал, дернув аляповато верхней губой, Франц. – Это вы прислали тех двоих?

Мужчина не ответил, пристально разглядывая путников.

– Э, спасибо за одежду, за еду.

– Да, пожалуйста, – сказал тот.

– Извините, – заговорил взволнованно Андрей. – Мы сами не местные и прибыли издалека.

– Я знаю, – кивнул мужчина, снимая капюшон. – Эм, люди здесь – редкое явление. Ну, что ж это я вас держу у порога. Да нет, Хомский, что, не узнаешь старого приятеля?

Тот остолбенел. Франц рядом сжался, стиснув кулаки. Андрей же попытался получше разглядеть лицо этого любезного старого приятеля.

– Ну, а ты, если я правильно помню, Франц. Да, Франц! Протеже Хомского.

Андрей все никак не мог понять, кто перед ним стоит. Он знает их, но вот его никак не удается признать.

– Ну, что? Да, много времени прошло, много воды утекло, я постарел, а вот вы ни капельки не изменились.

– Бегишев? – ахнул Андрей.

Мужчина одобрительно закивал. Ружье на его плече внезапно приняло угрожающие оттенки. Бегишев заметил внимание к своему оружию и, пожав плечом, на котором оно висело, сказал:

– Да вы не бойтесь, я им только зайцев да оленей отстреливаю, которых тут, признаюсь, водится довольно-таки много. Да и не хочу я вас трогать. Пошлите, я вас кое с кем познакомлю.

И при этих словах Бегишев развернулся и пошел к дверям, за которыми скрылись любители бронекостюмов. Андрей и Франц молча переглянулись, но последовали за ним. В это время Андрей смог получше разглядеть ружье старого капитана. Оно не было похоже ни на что, виденное им раньше. Было на нем несколько мест, где явно работали с помощью сварочного аппарата, также присутствовали деревянные детали, приспособленные под рукоятку, приклад и цевье. Явно кустарное производство, хоть и выглядело красиво. Войдя внутрь помещения, Андрей удивился больше прежнего. Он словно вошел в оазис посреди пустыни. Все было чисто и ухожено, будто здесь каждый день работает клининговая команда.

– Красиво, правда? – сказал вдруг Бегишев, обводя рукой помещение. – Это еще только начало. Вот, что дальше будет, думаю, вам понравится здесь.

Ему не ответили, да он и не требовал. Они свернули в какую-то просторную комнату, где их ждал один из любителей бронекостюмов. Тот сидел за стальным столом, положив руки на его поверхность. Посреди стола же лежали тушки зверушек, которых Андрей и Франц видели до этого, а также три стальные кружки с бутылкой темной жидкости. Бегишев поприветствовал его и присел сбоку от стола, поставив ружье в угол.

– Присаживайтесь, – сказал он путникам.

Они сели за стол, после чего тот, что был в бронекостюме, точными, выверенными движениями налил из бутылки в кружки даже на большом расстоянии приятно пахнущей жидкости. Бегишев подсел, взял одну кружку и, пододвинув путникам две другие, сказал:

– За встречу!

Он опрокинул кружку и со стуком поставил ее на стол. Андрей принюхался к содержимому своей кружки. Вино, определенно вино. Он сделал глоток, еще. Голова приятно потеплела и смягчилась. Франц со вскинутыми бровями выпил полкружки, после чего вытер рот рукавом.

– Собственного производства, – гордо сказал Бегишев.

– Это просто восхитительно! – не удержался Франц, но осекся на Андрея, все еще присматривавшегося к капитану.

– И давно ты, капитан, заделался фермером? – спросил Андрей.

– Ну, – протянул Бегишев, – пожалуй, не надо меня больше называть капитаном. Все, что там говорят, мол, бывших офицеров не существует, – это романтическая сказка для тех, кто не может понять, что все меняется, для тех, кто держится за прошлое, словно за материнскую сиську. Я здесь уже четырнадцать лет, Хомский, и за это время я многое переосмыслил.

– А как насчет того, что мы забросили тебя сюда? Неужто время лечит?

– Время? – удивился Бегишев. – Лечит? Чушь. Ни черта оно не лечит. Только хуже со временем. Как много оправданий люди придумали для собственного бездействия! Например, ждать, пока все нормализуется.

– Постойте, я слышал недавно противоположное, – заявил Франц. – Бездействие – это тоже действие.

– А, ну а как ты думаешь я до всего этого дошел-то? Мое бездействие принесло мне плоды в виде того, что я вам сейчас говорю.

– Но это какое-то противоречие…

– Противоречия на самом деле нет. Противоречия рождаются на почве или-или, между которым всегда что-то есть. Встретил Будду, убей Будду.

– Я все равно не понимаю, – покачал головой Франц.

– А вот я, кажется, отлично понимаю, – проговорил Андрей. – Ты, Бегишев, изменился, очень сильно изменился за эти четырнадцать лет. Я словно наблюдаю перед собой абсолютно другого человека. Это очень странно.

– Изменился, говоришь? – Бегишев почесал свою бороду, приподняв голову при этом. – Вы вот, ничуть не изменились, такие же, как и в последнюю встречу.

Андрей и Франц переглянулись. Фермер заметил это и ухмыльнулся:

– Сколько ж для вас прошло? День али два?

– Где-то около того, – кивнул Андрей.

– Ха, пути неисповедимы. Получается, вы так и бегаете по закоулкам земным? Но я что-то не наблюдаю среди вас Ады Улыбиной. Где ж она?

Ему не ответили, лишь скрежет зубов да нервные передвижения кружки по столу протрещали в комнате. Капитан достал какой-то сверток из-под стола, развернул, показав содержимое в виде коричневых иссушенных мелких листьев, отдающих резким ароматом. Следом пошла самодельная трубка из внутреннего кармана плаща, которую Бегишев туго набил содержимым котомки, после чего закурил.

– Хм, она в прошлый раз меня значительно удивила, – добавил задумчиво тот.

– Она шпион Окраин, – выпалил Франц, внимательно следя за движениями капитана. – Она сказала…

– Что сказала?

– Ну… сказала, мол, вы не человек.

Комната взорвалась в добротном хохоте экс-капитана. Он держался долго, пока тот стучал кулаком по столу да вытирал глаза от слез.

– Фу-у-ух, ну это надо же, – проговорил он, сдерживая последние смешки, после чего вновь стал серьезным. – Однако в каком-то смысле она права.

Он вытянул над поверхностью стола свою руку и крутанул кистью на триста шестьдесят градусов, затем повторил такой же трюк с предплечьем. Создавалось впечатление, что у него были совершенно отличные от обычных, человеческих, основанных на рычажной системе, способы перемещения костей относительно друг друга. Впечатление несколько стерлось, когда он другой рукой подправил плечо, словно в попытках удержать его на месте.

– Я вырос в лаборатории, как идеальный солдат.

– Но это же запрещено! – вырвалось у Франца. – Уже два столетия, как запрещено искусственное улучшение!

– Поэтому оно и секретное.

В комнате повисло молчание. Бегишев спокойно опустил свою руку и потянулся к бутылке, когда заметил на себе пристальный взгляд Андрея. Он остановился, чтобы спросить:

– Ты смотришь на меня, будто сожрать хочешь, я ведь прав?

– Угу, – буркнул тот. Помолчал, сказал: – Это ведь ты, все-таки ты убил Тимура.

Бегишев, втянув нижнюю губу, облизнул ее. Вопрос явно ему не понравился. Он поерзал на своем месте, прежде чем ответить.

– Да, я.

У Андрея заболели костяшки пальцев на руках.

– Ты ждал этого момента несколько дней, а вот я – четырнадцать лет, – продолжил Бегишев. – Поэтому я многое переосмыслил. Я никогда не работал на Гёделя, я отдал свою жизнь Империи, вернее Шнайдеру. Поэтому, предвосхищая твои обвинения, скажу, что я выполнял приказ Шнайдера, только его.

– Зачем?

– Зачем? – удивился Бегишев. – Я думал, ты и так все понял. Первый советник не разглашал мне свои планы полностью, однако у меня хватило мозгов понять, что он всего лишь рвется к власти, прикрываясь заботой об Империи. Его Величество стар, его век уже на исходе, Империя рушится под натиском Темноты и Окраин. Наверное, где-то там, в его голове, сидит мысль, что только он способен ее спасти.

– А ты?

– Я? Я был цепным псом.

– Был?!

– Ну, ты сам сказал, что я теперь фермер. Мне этого достаточно. Хочешь отмстить? Убить меня? Валяй! Только знай, что я без боя не дамся.

После этих слов Бегишев вновь потянулся к бутылке, налил вина и залпом ее опустошил. Андрей сидел, не имея при себе ни единого слова, которым бы он мог выпалить в того. Франц следил за ним с замиранием, видя в воздухе палящие искры напряжения между ними. Не выдержав его, старясь смягчить, он кивнул на их молчаливого компаньона в бронекостюме и сказал:

– Кстати о людях, а что насчет них? Они вообще люди?

– А, ты про моих друзей… Нет, они – машины, роботы. Кстати, это они поддерживают чистоту и порядок в этом здании.

– Поддерживают чистоту и порядок? – Франц все не переставал удивляться. – Они что-то вроде уборщиков что ли?

– Фактически да, – Бегишев утвердительно кивнул головой. – Однако в более широких масштабах. Один из них нашел вас совершенно случайно, увидев огонь, потом Сатир прислал второго отсюда с едой и одеждой.

– Сатир? Кто это?

– Я.

Франц развернулся на месте, Андрей же подпрыгнул от неожиданности, но не нашел никого лишнего в комнате. Голос мог принадлежать только их компаньону в бронекостюме, который должен был быть безмолвным роботом. Однако этот робот, пододвинувшись и сцепив ладони, снова заговорил:

– Меня зовут Сатир Иванович. Очень приятно с вами познакомиться.

Франц с недоверчивым взглядом сидел супротив Сатира, не решаясь проронить ни слова. Андрей тихонько присел, не спуская глаз с молчавшего до сего момента робота.

– Да, Сатир, это Андрей Хомский, а вот этот малый, звать его Франц… прости, запамятовал, – говорил тому Бегишев, указывая на путников по очереди.

– Франц Леонтьев, – закончил Сатир.

– Да, спасибо. Франц Леонтьев. Я говорил тебе о них.

– Так они все же разговаривают, – попытался снизить напряжение Франц.

– Ну, только он, – сказал Бегишев.

– Почему?

– Ну, думаю, ответить на этот вопрос сможет только Сатир.

Тот не спешил с разъяснениями, хоть на него и смотрели будто в ожидании сладких сказок. Наверное, где-то через минуту он заговорил:

– Вы уж меня извините. Я сидел тут и наблюдал за вами, так как мне просто было любопытно видеть… э-э… людей в своем доме. Для того, чтобы все объяснить, я должен вам кое-что сначала показать.

Он встал и последовал к выходу, остальные пошли за ним. Шел дальше по коридору, вглубь, пока не остановился перед черными дверьми. Постояв секунду перед ними, размышляя, возможно о чем-то, он шагнул вперед. Двери поддались и разошлись в стороны. Путники стояли посреди просторного зала, вдоль стен которого были расставлены прозрачные кабины с роботами внутри. Сатир указал на них и сказал:

– Это серийное производство. Под нами находится цех, где они, между прочим, утилизируются и поступают на переработку, когда отслуживают свой срок. Бесперебойный конвейер, на котором машины создают и утилизируют сами себя.

Последние слова были произнесены с явным восхищением, но у Андрея от них мурашки пробежали по спине.

– Для чего? – спросил он.

– Ну, мы до конца не уверены, однако есть у нас предположения, которые подтверждаются наблюдениями не только за машинами, но и за аномалиями, которые встречаются везде, где бы мы не были.

– О чем ты? – скривился Андрей.

– Дело в том, что на Земле очень плохая экология. Вы, наверно, проходили по полю за лесом? Почва там практически мертвая. Машины постоянно что-то строят и перестраивают, вроде экостанций, благодаря которым они облагораживают почву. Надеюсь, вы ничего не ели там?

Ему в ответ отрицательно замахали головами.

– Отлично. Правда, это лишь часть беды. Зараженные места имеют тенденцию появляться и исчезать в разных местах, что крайне осложняет работу. Мы полагаем, это связано с искажениями пространства-времени, которые также фиксируются и заносятся в базу данных отдельной командой машин.

– Искривления? – повторил Франц. – Мы, кажется, видели что-то… Когда какой-то зверек пробегал мимо, он исказился.

– О, вы видели один из пузырей. Тому зверьку повезло, что он пробежал рядом, а не через него.

– А что было бы, если через?

– Мы и в этом случае не до конца уверены. Есть гипотеза, что они ведут в другую точку Земли, а может и дальше. Все объекты, которые мы запускали через них, не возвращались. Однажды я запустил туда одного из своих, но и он не вернулся, не отвечал на призыв. Ничего.

Пройдя дальше, Андрей остановился у одного из выключенных роботов, не отличавшегося от Сатира и двоих других ничем, кроме отсутствия царапин и грязи. Совершенно новенькие, чистенькие, только что с конвейера, готовые работать. Как-то было некомфортно смотреть в эту матовую безответность, не способную… на что способную? Андрей повернулся в пол-оборота к Сатиру, чтобы задать один волнующий его вопрос:

– Ты единственный разумный среди них?

– Да.

Он вернулся к экземпляру в кабине. Что же было не так?

– Я чего-то не понимаю… – заговорил он вновь. – Мы же в далеком прошлом. Откуда здесь это? Что вообще здесь происходит?

Раздался нервный смешок. Бегишев стоял в проходе и все это время наблюдал за ними. Вопрос Андрея ему явно понравился. Он, поглаживая бороду, сказал:

– Вот, мы и дошли до самого главного!

– О чем это?.. – вертел головой Франц.

– Эх… – послышался вздох Сатира, что было непривычно наблюдать за непроницаемой матовой ширмой. – Когда-то давно произошла некая катастрофа на Земле. Здесь есть только машины, которых, как мы думаем, люди оставили, чтобы они смогли разобраться с последствиями катастрофы. Хотя, если честно, мы думаем, что оно вымерло.

– Да что ты такое несешь? – проговорил Андрей.

Может быть, они заблудились и случайно попали в будущее, за границу Темноты? Но раньше пытались это провернуть и ничего не получалось. Да и Бегишев рядом, а его уж точно отправили в прошлое. Они измели ход истории? Это происки Гёделя? Он каким-то образом умудрился пробраться так далеко и все уничтожить? Андрей перехитрил было его, воспользовавшись его промахом в виде послания Вишневского, но тот ринулся еще дальше, чтобы исправить ошибку?

– Никакой ошибки нет, Хомский, – спокойно сказал Бегишев. – Я знаю, о чем ты сейчас думаешь. Я прошел через то же дерьмо.

– Эта и есть граница, которую нельзя пересекать? – послышался откуда-то издалека голос Франца. – Это то, о чем молчал Железняков? Говорили же, что он до своей миссии с Гамовым был адекватным, а сейчас… он мертв, в принципе…

Нет, он же тут рядом стоит. Андрей четко его видит. Но все происходит, как будто не с ним.

– Хочешь сказать, что людей на Земле больше нет? – проговорил Андрей. – Тогда кто же мы?

Прокрутив свою руку, Бегишев с улыбкой на лице сказал:

– Ты так ничего и не понял?

– Не верю.

– Нас с Сатиром разделяют только тысячи лет эволюции.

Механическая рука вновь крутанулась вокруг своей оси на все триста шестьдесят градусов, после чего ее хозяин, прокряхтев, опустил ее.

– Но как же пищеварение? Мы же едим! – упорствовал Франц.

– Я работал в области энергетической экотехнологии, – заявил Сатир. – Я знаю про старую технологию, с помощью которой раньше хотели перерабатывать мусор. Роботы имели специальные контейнеры в качестве желудков, заполненных микроорганизмами, секретирующими особый сок, благодаря чему и происходило разложение мусора до более простых веществ, зато высвобождалась энергия. Она-то и шла на поддержание жизни и различных функций организма. Сейчас, в реальности, машины используют нечто подобное для исцеления планеты.

Андрей склонился, оперся руками о колени, тяжело дыша. К нему подошел Бегишев.

– Дело в том, Хомский, что, может быть, я и не совсем человек, но я таковым и не являлся никогда. Как и ты. Как и Улыбина. Меня самого мутило, когда я осознал это. Потом у меня был сильный жар, которого я никогда не наблюдал в своей жизни. Благо, рядом оказался Сатир, который помог мне тогда.

– Мне надо выйти.

Андрей, сам того не заметив, на своих двоих выбежал на улицу. За ним никто не шел, отрада. Он прошелся вдоль ржавых скелетов машин. Казалось, кошмар продолжается, что он вот-вот проснется, но тот только лишь больше убегает от чудовища, которое гонится за ним, и не в силах от него оторваться. Он не мог никак поверить в то, что ему рассказали, ну никак. Если он машина, то как же он родился?

Вопросы так сквозили его голову, но не давали ответов. Он присел на одну из машин, да так и сидел, следя за закатом. Уже в потемках, расходящимися на пару метров в свете роддома, к нему подошел один из так называемых роботов. Однако его движения не были похожи на движения тех, кто его с Францем привел сюда.

– Сатир?

– Да, это я.

Он указал рукой на место рядом с Андреем, на что тот кивнул утвердительно. Сатир присел рядом, от чего ржавый металл под ними угрожающе закряхтел. Он сидел какое-то время рядом, но вскоре Андрей к нему обратился:

– Ты можешь управлять другими… машинами?

– Не совсем. Скорее я могу отдавать им команды, которые они могут выбирать. Или же указывать направление действия. Они полностью автономны, у них есть определенная общая цель, а также происходит постоянная генерация и распределение задач в реальном времени. Но они все же неразумны. Я не могу видеть то, что видят они. Их мышление конкретно, хоть они и понимают мои указания, но я их – нет. Я думал, видят ли они цвета. Разумеется, эти ребята способны их различать, но понимают ли они их смысл? Думаю, нет. Поначалу, когда я очнулся, встретил Бегишева, они взбесились и стали за короткое время агрессивными. Я думал, что умру, только очнувшись от кошмара, но потом обнаружил, что могу им давать часть своей воли.

– А как же вышло, что ты единственный среди них, кто имеет разум? Когда, например, ты впервые осознал себя собой?

– Хм, это разные вопросы, но я постараюсь ответить на каждый из них.

Машина под ними вновь закряхтела от того, что Сатир решил усесться поудобнее, даже покрутил перед собой рукой, словно проверяя, есть ли она. Затем он продолжил:

– Я впервые понял, что существую задолго до того, как увидел этот мир. Я считал себя полноправным человеком. Даже отстаивал свои права. У меня был отец, была мать, друзья, любимая женщина… – он остановился, словно силясь что-то преодолеть. – Я все потерял. Но не знаю, имел ли что-нибудь вообще. Эх… я в том мире совершил много поступков, которыми не горжусь. За раз убил тысячи людей. Тысячи. На тот момент я шел к своей цели, не взирая ни на что. На тот момент я думал, что уничтожал людей. Сейчас же я понимаю, что это были проекции внутри сложной программы… но для меня-то все было реально!

Он потряс перед собой ладонями, отчего машина все больше заходила. Андрей постарался держаться крепче. У него создавалось впечатление, что эта машина вот-вот пробьется в слезах.

– Да и откуда мне знать, реален ли этот мир? Эх. Началось-то все, наверно, с того, что я повстречал одного человека, который, как он сам утверждал, всего лишь на всего помнит все свои жизни. Столин, но больше предпочитал, чтобы его звали Гёделем. Да, я знаю, что ты в своем времени имел много претензий к человеку с таким же именем.

Он повернулся к нему и говорил уверено, но Андрей буквально подскочил на месте, ощущая в своих ногах стальную уверенность.

– Я не знаю, тот ли самый это Гёдель, но, если это так, то у меня есть надежда, что я вытащу оттуда того, кого люблю.

Немыслимо. Он. Здесь. То есть там. Где бы это ни было.

– Я хочу тебе кое-что показать.

Сатир встал и пошел ко входу. Андрей стоял, сжимая кулаки. Когда его окликнули, он вскинул высоко брови, преграждавшие ему обзор. Сатир ждал его у дверей, пока тот не решился добраться до него бегом, после чего провел того иным путем, нежели раньше, завел в комнату, где было очень холодно. И понятно стало сразу почему. Она была полностью заставлена множеством шкафов со светодиодами. Низкая температура поддерживала работу суперкомпьютера. Сатир прошел дальше, вглубь, где стоял стеклянный стол, в котором были видно все устройство компьютера, но указал на черный куб, лежавший на прозрачной поверхности стола.