Текст книги "Ложный вакуум"

Глава 19. К истоку

– Сатир!

К нему подбежала Юля, обхватила его и крепко прижала к себе.

– Живой, – проговорила она.

– Угу, – только и сказал тот.

Юля отстранилась, и Сатир сумел разглядеть ее измотанное лицо. Она внимательно осмотрела его, уставшим голосом произнеся:

– Ты весь в царапинах… а где Золотов?

– В смысле? – недоумевал Сатир.

Он огляделся. Рядом со Степой стояла Мелисса, держась одной рукой за плечо, поодаль на корточках отдыхал Швед с видом, словно его недавно стошнило. Больше никого не было, даже несмотря на факт нахождения посреди автомагистрали, на которой были пустыми абсолютно все линии. Неподалеку проходила по асфальту широкая полоса, ведущая к искореженному шаттлу. Сбоку из него выходила надувная спасательная лестница, по которой выбрались пассажиры. Сзади виднелась часть шаттла с вогнутыми внутрь краями, как будто огромная рука стиснула корпус, который не выдержал столь колоссальной мощи. Однако макушка шаттла, в которой располагались пилоты впилась в регулирующий столб, разбросав осколки по всей дороге. Сатир кинулся к нему.

– Мы пытались пробиться туда изнутри, однако шлюз был закрыт с той стороны обломками, – говорила в это время из-за спины Юля.

– Подождите, – пролепетал Сатир.

Он опустил ладони на то, что сам с трудом мог бы назвать кабиной пилота. Для начала подойдет десять сантиметров. Отлично! Сердце застучало. Еще немного. Исковерканный фюзеляж исчезал слой за слоем, пока Сатир не добрался до вмятой внутрь кабины, состоящей лишь из металлических конструкций и проводов. Сатир запаниковал, принялся стремительно убирать обломки.

– Сатир!

Юля указала на что-то, что тот не заметил из-за спешки. Он остановился, оголив часть кабины, окропленной кровавой краской и размазанными кусками мяса. Где-то виднелись торчащие наружу раздробленные кости. Их не могла спасти никакая система безопасности.

– Куда ты смотался? – зло сказал Степа.

– Ну и где ты был? – выдохнул Швед.

Сатир осмотрел их всех, не находя ни одного дельного слова.

– Нет, – замотал головой Сатир. – Я прыгнул один, так как понял, что приведу его за собой, как в прошлый раз.

– Ты нас кинул! – выплеснул Швед.

– Не тупи, я отвел огонь, – огрызнулся Сатир. – Временно.

– Если бы Золотов не вытолкнул меня из кабины, когда шаттл несся по магистрали, то я был бы там, в груде обломков…

Сатир застыл, тупыми глазами взирая на Степу, у которого подрагивала нижняя губа. Золотов, кретин. Зачем?

– Мы тут все умрем…

Мелисса закрыла лицо ладонями и упала на колени. Степа подбежал к ней и схватил за плечи.

– Есть… план есть, – заявил Сатир.

Злой рев прокатился эхом по пустой магистрали. Мелисса выпятила глаза сквозь пальцы и кротко осмотрелась вокруг. Желтые разграничительные линии налились страхом, что хоть вешайся на них.

– Успокойся, это всего лишь эхо. Где-то, наверное, произошел обвал, – говорил Мелиссе Степа.

Однако шум резко усилился, приближаясь. Сатир обдумывал тем временем пути отхода. Ближайшая пристань находилась в сотне метров от них, да и не факт, что их пропустят. Магистраль в длину уходила на километры, поэтому стоило хотя бы попытаться, если это рушился потолок где-то за углом. Однако он тут же отбросил эту идею. Из-за угла выскочила тень, перекрывшая всю дорогу, разинула пасть и издала рев, дошедший за несколько секунд, от которого у Сатира пробежались мурашки по всему телу. Желтые глаза все также обжигали Сатира изнутри. Скрытный путь отхода рухнул.

– Ко мне! – гаркнул Сатир.

Юля подскочила к нему первой, тогда как Мелисса потупилась, а Степа старался ее поставить на ноги. Швед же тяжело вздохнул, не сводя глаз с огромной разинутой пасти, надвигавшейся на них. Сатир кинулся к нему, в то время как Юля схватила за локоть Мелиссу. Через мгновение пасть все также надвигалась на них, отчего Сатир с перепугу оглянулся. Они уже не были на автомагистрали, а стояли посреди темной площади. Сатир движением руки вбок сменил сцену на одну из улиц, по которой некогда гулял ребенком. Пасть все также приближалась, подминая под себя все, что окажется у нее на пути. Взмах руки – пасть ревет на них в рамках одной из экостанций, на которой Сатир проходил практику. Взмах – рев колыхал волосы на автомагистрали, на которой его с Юлей подобрал Столин. Взмах – экостанция на другом конце города полыхала в тени желтых глаз. Сцена за сценой, взмах за взмахом, но Сатир не мог найти свободного места, несмотря даже на ускорение смены декораций. За него крепко, до боли, вцепились чьи-то пальцы, отчего тот стиснул зубы, но все также упрямо продолжал искать безопасное место. Как же ему найти место, в котором он сам ни разу не был, да при том, чтобы не был и он. Чужие ногти впились в кожу до крови, и Сатир с выпяченными глазами уставился на Юлю, которая не выпускала из виду наплывающей темноты. Ведь она хотела совсем недавно остановить его. Теперь же это не имеет никакого значения, она ему не нужна. Ему не нужен угол. Он может пройти там, и плевать на охрану. Под ногами пробежал и остановился белоснежный пол библиотеки, крайний уровень, на котором когда-либо был Сатир.

– Это что, библиотека? – удивленно выдохнул Степа.

Стены содрогнулись. Сущность ударилась и остановилась, чтобы начать обгрызать здание, в котором они спрятались. Как ни странно, но в помещении никого не было, хотя здание явно выдерживало злость чудовища снаружи. Кто-то же должен был спрятаться здесь. Сатир плюнул на раздумья и бросился к лифту, увлекая остальных за собой. Оказавшись внутри, он перевел дух и, оглядев своих компаньонов, сказал:

– Место, в котором я никогда не был, не видел, но очень желаю посетить. Спустимся на самый нижний уровень.

– Зачем? Думаешь, там нас не достанет? – сказал Швед.

– Думаю, там есть нечто, что его остановит.

С последними словами Сатир посмотрел на Юлю. Ее верхняя губа дрогнула.

– Ну да, – проговорила она.

Лифт опускался. Долго. Сатир не следил за временем. Кажется, никто не следил. Все присели. Ждали.

Вернись к истокам.

Лифт остановился, и Сатир проснулся. Тело ломило. На его плече уснула Юля, изо рта которой вытекала слюна. Степа обхватил Мелиссу, а сам смотрел в потолок. Швед протирал глаза. Сатир посмотрел на табло, на котором высвечивались слова: «Нулевой уровень». Он было попытался что-либо сделать с полом, но тот был на удивление непрозрачным. Столин неспроста же спрятал оружие здесь, а потом еще и намеками привел его сюда. Наверняка должна быть какая-нибудь лазейка. Сатир осторожно разбудил Юлю.

– Нельзя останавливаться, – прошептал он.

Та поправила растрепанные волосы и, смутившись, вытерла слюну рукавом. Они вышли, оказавшись в просторной прихожей, на противоположном конце которой был контрольно-пропускной терминал. Путникам пришлось пройти мимо стен, завешанных зеркалами, отчего создавалось ощущение, будто они здесь не одни. Терминал же ответил на запрос Сатира пропустить их:

– У вас недостаточно прав для посещения данной секции.

В ответ на это Сатир плюнул и приложением рук заставил стальные двери переместиться на верхние этажи. Стены тряхнуло. Применять способности было опасно, однако опасно было ничего не делать, решил Сатир. Теперь же они оказались в зале со множеством стеллажей, заставленных старинными книгами и документами.

– Что, нас спасут книги? – съязвил Швед.

– Нет, должно быть нечто, что Столин мог здесь оставить, что могло бы нам помочь, – спокойно ответил Сатир.

– То есть ты и сам не знаешь, что надо искать?

– Просто давайте разделимся. Ищите что-нибудь необычное, странное.

– И тебе хоть когда-нибудь помогла подобная стратегия?

– Помогла. Однажды, – строго сказал Сатир, вспомнив последний раз, когда он ринулся на поиски странностей.

Договорились встретиться на этом же месте через час. Разошлись.

Сатир бегал глазами по полкам и стеллажам, заходил в комнаты с особым содержимым, в которых хранились самые хрупкие исторические предметы, однако не было ничего выбивающегося из ряда нормального. Он даже наткнулся на исторические документы с первоначальными планами экосистемы, которые когда-то желал изучить. Они его больше не интересовали. Тем более при беглом осмотре он понял, что видел оцифрованные копии раньше, отчего, разочаровавшись, решил их покинуть. Через час, как условились, все встретились у входа.

– Мы могли бы тут просто переждать, все равно ничего здесь нет! – плевался Швед.

– Следующая встряска стен, думаю, тебя неплохо ускорит, – нахмурившись, сказал Сатир.

– Да-а, – протянул Швед, приблизившись к нему. – Ты впутал нас в это дерьмо, а теперь мы застряли глубоко под землей в ожидании смерти! Мы тут все умрем!

Мелисса тяжело ухнула и прислонилась к стене. Степа тут же ее подхватил.

– Я не один так думаю!

Швед схватил себя за волосы и провел пальцами по ним.

– Я НЕ ХОЧУ УМИРАТЬ! – вырвалось у него через несколько секунд.

Он склонился и, пошатнувшись, спиной вперед двинулся к стене, но, не дойдя до нее, уселся наземь, повторяя одни и те же слова:

– Я не хочу умирать! Не хочу умирать!

Юля было направилась к нему, но Сатир остановил ее.

– Не надо. У него нервный срыв.

– Верно, не стоит лучше, – проговорил со склоненной головой Швед. Подняв глаза, он сказал: – Знаешь, Сатир, я ненавижу тебя. Я так сильно хочу вмазать тебе по роже. Хотя бы за брата.

– Ну, так вмажь, – спокойно сказал Сатир.

– Что? – опешила Юля.

– Да? – усмехнулся Швед. – А какой в этом смысл?

– Может тебе станет легче… а может я это заслужил.

Тот уставился на Сатира с раскрытым от удивления ртом, раздумывая, пока не привстал на ладонях, покачнулся и подошел к своему врагу. Его губы скривились в презрении. Размахнулся. Сатир не сопротивлялся, даже не думал, не хотел, устал. Швед покачнулся и уткнулся лицом в его грудь, зарыдав от непереносимого напряжения. На эту сцену уставились с недоумением. Даже Сатир не нашелся что сказать. Через несколько минут, когда рыдания стихли, послышался голос Шведа:

– Мне так одиноко. Я никогда не знал иного обращения к людям, кроме ненависти.

Сатир не знал, что ответить. Ему было неловко от такого неожиданного расчувствования. Но отчего-то ему хотелось расплакаться в ответ.

– Я тоже не хочу умирать. Твоя ненависть… я ее понимаю. Я понимаю тебя, – сказал он.

Швед отстранился от него, вытирая глаза. Его плечи опустились, грудь выпятилась, голова высоко поднята, а нижняя челюсть повисла, слегка дергаясь от жаркого дыхания. Затем он развернулся и уселся у стены. Сатир остался стоять, ловя на себе странные взгляды. Он обратился к Степе с Мелиссой, которую тот держал в своих объятиях.

– Вы хорошие люди, – затем, ухмыльнувшись, добавил: – Вы красиво смотритесь вместе. Простите меня, если что не так. За Федора, за Бориса, за все.

– Сатир, это ты прости меня, – сказал Степа. – Мы вообще начали не с того. Может быть, при иных условиях мы и подружились бы. Ну или на худой конец я просто шлепнул бы тебя в одном из переулков за пару рублей.

Между ними всеми непреодолимая пропасть, через которую можно иногда перебросить мост из чьего-нибудь присутствия рядом, а лучше кого-то конкретного, с кем можно разделить это одиночество и потерять самого себя, чтобы вновь найти.

– Юля, – обратился Сатир к тому самому человеку. – Мне жаль. Я сожалею, что тогда не пошел с тобой. Моя главная ошибка в жизни.

Он отшатнулся, развернулся на каблуках и, так и не встретившись с Юлей глазами, ушел, куда глаза глядят.

Глава 20. Трансценденция

Шел, ощущая тошноту, головокружение. Безвременно потерялся в потаенных уголках храма знаний, набрел на комнату, где хранились документы с первоначальными планами по созданию экосистемы, присел на стул и уставился на страницу за толстым стеклом, на которой остановился в прошлый раз. Схемы уже казались такими незнакомыми, новыми, а Сатир тупо смотрел на них. Он уже не хотел перелистывать, искать какую-то информацию, чтобы создать новый проект. Зачем?

– Вернись к истокам.

– Отвали, – отмахнулся Сатир.

И тут он застыл, ощущая, как его мышцы сковывают любое мимолетное движение. Эти слова были снаружи. Чей-то знакомый голос призывал его к возвращению. Он медленно повернул голову. Неподалеку у стены сидел профессор Столин. Все такой же подтянутый, крепкого телосложения, в темно-красном свитере и черных брюках.

– Я тебя ждал, Сатир, – сказал мертвец, улыбнувшись. – Долго ждал. У меня было крайне много времени, много имен и личин, но эти несколько дней были невыносимо долгими.

Сатир не верил своим глазам и ушам, поэтому не мог произнести ни единого слова в ответ.

– Понимаю, ты будто призрака увидел, – Столин облизнул губы. – Хотя, может быть, так оно и есть?

– Вас здесь нет, – замотал Сатир.

– Тебя, однако, здесь тоже нет, но мы как-то разговариваем!

Сатир сжал кулаки. Ему было сейчас не до шуток.

– Не морочьте мне голову! Вы умерли. Я видел.

– Ну, да, – кивнул Столин, прикусив губу. – Нельзя постоянно умирать. Рано или поздно вселенная запросит у тебя долг, и ты окажешься здесь.

– В смысле? Здесь? То есть в библиотеке? На этом ярусе?

– Почти, – профессор неловко подергал плечами и головой, словно стеснялся этого вопроса. – Сатир, меня здесь нет. Однако только здесь ты мог бы со мной встретиться. В последний раз.

Ну конечно, выдохнул Сатир в уме, это галлюцинация, причем такая, что сама говорит, что является плодом воображения. Психика не выдержала напряжения и вызвала образ Столина как… поддержку?

– Вы оставили мне дико неказистое послание, – сказал он, успокоившись. – Я ведь понял про это место только с разговором с Мартином. Хотя что толку я говорю это вам? Вы даже не удосужились оставить какой-нибудь знак, как можно проникнуть на нижний этаж, на котором, как я понимаю, и хранится ваше оружие против чипарей… против той сущности. И тот монумент… вы его убрали, зная, к чему это приведет. А может…

Сатир внезапно осекся. Он вспомнил, как Золотов допрашивал его, заселив в него мысль, что ему настраивают мозг, чтобы отслеживать его. Что если тогда что-то напутали и действительно подселили ему чужеродную мысль, которой не могли управлять? Тот же Столин сидит сейчас перед ним, будто и не умирал. А был ли он когда-либо? И эта его история с перерождением или что это там вообще?

– Сатир, ты так боишься одиночества, что не готов его разделить с кем-либо. Как результат: ты в одиночестве. Проблема солипсизма опасна полным отрывом от реальности, будто только ты существуешь и только ты в состоянии ее контролировать. Не спорю, реальность не реальна, ты не существуешь. Зато, отрицая это, можешь сказать: я есть.

Эти слова в голове, пронеслись, но они не его. Боже, он сходит с ума.

– Нет, ты не сходишь с ума. Сумасшедшие редко задумываются о своем психическом здоровье.

– Что?

Этот голос. Все это время он слышал его. Он звал его вернуться к истокам.

– Кто вы вообще такой? – качая головой сказал Сатир.

– Я-то? Ну, Меня зовут Гёдель. Я помню все свои жизни. Однако это дорого стоит. Результат: мы здесь.

– Вы причина всего?

– Я не бог, Сатир, – отрицательно покачал Столин, то есть Гёдель. – Я не могу быть причиной всего. Я не могу быть причиной самого себя. Я лишь некое целое, составленное из всех моих бесчисленных жизней.

Сатир развернул стул и сел к своему собеседнику лицом.

– Но это целое, получается, конечно? – сказал он.

– Верно, – улыбнулся Столин-Гёдель. – Я конечен.

– Тогда о каком вообще солипсизме может идти речь, если жизнь конечна? Если нельзя быть причиной самого себя? Что толку, если я не могу выйти за рамки этого мира, если он меня ограничивает?

– В солипсизме можно застрять, если ты сам себя ограничиваешь.

– Это как? – Сатир невольно повысил голос. – Я пытался улететь, но этот Метаразум меня не пускает. Вы правы, мы все боимся одиночества, эта сущность в том числе. Я только сейчас понял, насколько ему страшно. В результате эта тварь поглощает все и вся, стараясь превзойти самого себя. Как и я некогда. Поэтому я и отказался от этой затеи.

– Откуда ж ты это знаешь, что ему страшно?

– Да он и есть я! Мое отражение.

– Хм…

– Я ведь всерьез хотел все уничтожить. Я хотел бороться с ним. Однако я понял, что буду создавать только больше злобы в этом мире, ограничивая тем самым самого себя. Он может уничтожить все, абсолютно все, но тогда останется наедине с самим собой, совершит самоубийство, ведь у него нет опоры, чтобы выстоять в мире, лишенном почвы. Как это странно… вечно бежать, но так и не убежать. Если вы действительно… здесь, помогите мне. Дайте мне оружие.

– Не могу.

– Что? А, ну, да.

– Не могу, потому что у меня нет никакого оружия, Сатир, и никогда не было.

– Но как же? Мартин же сказал…

– Мартин все правильно сказал.

– Откуда вам-то знать, что он сказал?

– Я всегда был рядом.

– И решили заявиться только сейчас…

– Я же сказал, что только здесь ты мог со мной встретиться. В последний раз.

– Я устал от всех этих ваших загадок! Зачем говорить так, будто продаете со своими словами какой-то словарь для перевода?

– Дело в том, что я и сам не могу сказать всего, что знаю.

– Но вы же знаете, а это уже говорит о том, что можно сказать то, что знаете!

– Не совсем так. Я сказал, что это последний раз, когда мы с тобой видимся, Сатир. Это правда. Это конец моего пути. Мне страшно. Однако я хочу добавить: бесконечности нет. Если есть конец, то есть и начало.

– Вы хотите сказать, что сами не знаете, где начало?

– Да.

– Но знаете, где конец.

– Да. Практически.

– Что значит практически?

– Сатир, ты единственный, кто может покинуть этот мир. Снаружи есть еще один мир, в котором произошла катастрофа. Что будет, когда ты вступишь в него, я не знаю. Единственное, что я не знаю, поэтому мне страшно.

– Катастрофа? Мир снаружи? О чем это вы? Так, стоп, в смысле пройти смогу только я? – Сатир занервничал.

– Это жертва.

– К черту жертвы! Я уже видел тех, кто жертвует чем-то своим ради какого-то там блага. К черту вообще всех фанатиков! К черту экостанции! К черту призрачные цели! Мне нужна реальность… – и тут до Сатира дошло, что имел ввиду все это время его собеседник. Он обвел глазами комнату. – Все это нереально?

Сатир встал со стула. Ноги не держали, руки повисли, дыхание сперло. С минуту простояв, он уселся обратно.

– Разве это не грозит на этот раз действительно солипсизмом? – тихо сказал он.

– Да. Безусловно.

– Не верю. Не верю.

– Имеешь на то полное право.

– Я будто меняю одни оковы на другие.

– Ну, как ты ранее сказал, всегда есть что-то большее, нежели ты сам.

– Откуда вы знаете? Я вам этого не говорил!

Сатир напрягся. Его собеседник улыбнулся и сказал:

– Верно. Однако я уже говорил, что всегда был с тобой, Сатир.

– Вы следили за мной? За моими мыслями?

– Не следил, но был, Сатир, – вздохнул Столин-Гёдель. – Были только мысли, которым должно было понимать, что они существуют. Когда-то произошло что-то незапланированное, скажем, слияние. Внутреннее не смогло существовать, превосходя самого себя и при этом оставаясь всегда цельным. Оно раскололось на множество частей. Что им стоит наконец-то собраться воедино?

– Вы говорите, будто весь мир – проекция… моя проекция. Мы тут размусоливаем солипсизм, угрозу одиночества, а в результате приходим к невозможности избежать ни то, ни другое.

– Да, но свобода не является необходимостью. Она просто есть. Бегай сколько хочешь, она тебя все равно найдет.

– Я понял, – кивнул Сатир.

Он встал, полный решимости. Он все это время бегал, бегал, только и делал, что бегал вместо того, чтобы протянуть мост над пропастью.

– До встречи, – сказал он, но подумав, добавил: – Гёдель.

– Прощай, Сатир, – улыбнулся в ответ мертвец.

Сатир выскочил из комнаты и побежал обратно туда, где оставил своих спутников. Земля затряслась, стеллажи загрохотали, угрожая в любой момент обвалиться. Страшно. Страх – вечный спутник. Но его можно разделить.

– Сатир!

Его звал женский голос. Юля искала его. Где-то рядом.

– Сатир!

– Юля, сюда!

Она выскочила из поворота, запыхавшаяся и напуганная. Сатир схватил ее за руку и повел за собой.

– А где остальные? – спросил он на ходу.

– Не знаю, я отвернулась на секунду, а потом их нет уже. Я звала, но их просто нет нигде.

Сатир не стал задавать никаких вопросов, поняв, что их они больше никогда не увидят. Он просто вел Юлю за собой, то и дело остерегаясь, как бы их не придавило каким-нибудь стеллажом. Ряды гудели, дрожали от гнетущего их ужаса. Сатир с Юлей пробежали по зеркальной прихожей, где их отражения прыгали от нетерпения. Бесконечные ряды самих себя треснули прежде, чем рухнуть, но этого никто уже не мог увидеть, так как двери лифта закрылись. Сатир приказал лифту идти вниз, и он пошел, молча.

– Что ты сделал, чтобы он пошел дальше? – удивилась Юля.

Сатир повернулся к ней, чтобы спросить:

– Ты мне веришь?

– Д-да.

Сверху донесся знакомый рев, кабина лифта задрожала. Сатир приказал открыться дверям одновременно с тем, как нечто колоссальное ударило по потолку и, пробив его, смяло все под себя.

В темноте ничего не было. На мгновение Сатиру показалось, что он умер. А что, очень похоже на загробный мир. Только однажды он уже думал, что умер. Хотя, может быть, он все это время ходил по чистилищу? Ну да, можно и рационализировать, чтобы справиться с неопределенностью. Однако он еще ощущал чужую руку в своей руке. С ним была Юля. Он не умер. Он чувствовал тепло в своей ладони, и это было реально для него, как никогда. Мост над пропастью, вот же он. Руки задрожали, а глаза заслезились. В ответ их сжали крепче. Он не был один и больше не будет. Под ногами возникла почва, и он чувствовал, что твердо стоит на своих ногах.

– Юля, я хочу спросить…

– Д-да, Сатир.

Боже, она рядом.

– Я попрошу пойти тебя со мной. Ты… ты…

– Пойду. Я буду рядом.

Этого было достаточно. Где-то сверху зажегся свет. Уличный фонарь мягко облегал их. Лицо Юли сияло. Она плакала, тоже.

– Не отпускай, – сказала она.

– Не отпущу.

Рядом возник веревочный мост, перекинутый через темноту. Не было видно, за что крепились веревки, которые уходили куда-то вверх, не заканчиваясь. Сатир и Юля пошли по нему, ровно и не спеша.