Текст книги "Ложный вакуум"

– Недавно ты заявлял, что бессмысленно что-либо говорить мне, ведь я все знаю. Теперь же ты сопротивляешься. Смерть бессмысленна. С ней бороться не трудно. Трудно остаться. Вся ваша затея с перемещением Института – это то же самое возвращение. И оно будет повторяться. Снова и снова.

– О чем ты?

– Вы беглецы, потому что согласились таковыми быть.

– Ты хочешь сказать, что знаешь о природе Темноты? – оскалился Андрей.

– Знаю.

Значит, Тимур был прав. Кем бы не был Гёдель на самом деле, он не друг.

– Ты хоть понимаешь, сколько погибло ни в чем не повинных людей из-за этого катаклизма? – выпалил Андрей в сердцах. – Ты мог бы их спасти, сказав правду.

– Зачем?

– Что? – опешил Андрей.

– Зачем говорить им правду? – все тем же беспристрастным тоном повторил Гёдель.

Этот вопрос поставил Андрея в тупик. Он хотел было заставить своего оппонента проговориться, хоть и считал эту идею наивной, однако этот вопрос заставил его по-иному взглянуть на консультанта, захватчика миров. Разумен ли он? Понимает ли вообще, что делает, что говорит? То, что тот называет философским камнем, абсолютное знание, не сделало ли оно его беспристрастной вещью, следящей за происходящим? Он словно чёрный ящик. Непонятно, что происходит внутри, но ясно, по крайней мере по собственному разумению, что оно всеобъемлюще до такой степени, что не оставляет места ни для чего иного.

– У меня создаётся впечатление, – робко начал Андрей, – что ты не разумен. Это так?

– Как знать.

– Что? Да ты же знаешь все!

Андрей чуть не задохнулся от негодования. Кажется, картина начинает проясняться. Вот почему старик, выходя за рамки чужого миропонимания, остаётся вместе с ними в тех же рамках. Он исполняет чужую волю. Может быть он и автономен в какой-то мере, однако тот также ограничен волей тех, кто создал Темноту. С кем же людям пришлось столкнуться? Как вообще бороться с тем, кто знает все твои мысли и ходы на десятилетия вперёд?

– Так что же такое Темнота? – понуро спросил Андрей.

– Это хороший вопрос.

– Тогда ответь на него. Прошу.

– Бритва Оккама.

– Не понял… – Андрей вскинул брови, чтобы в последний раз убедиться, что его противник не шутит.

– Концепция из далёких времен, согласно которой нельзя приносить лишние сущности, чтобы объяснить что-либо.

– Ты… хочешь… сказать…

Андрей смотрел некоторое время на консультанта, а потом его голова упала, коснувшись подбородком груди. Бритва Оккама, лишние сущности. Они и есть лишние сущности. Их вырезают из вселенной. Вот он, настоящий философский камень. Прямо перед Андреем. Закрытая шкатулка, вброшенная в их мир, чтобы осушит его до дна, до основания. Правда ли то, что тот говорил про свое детство, про воспоминания о грунтовых водах? Может быть он когда-то и был разумным человеком, однако сейчас он всего лишь каллиграфическая роспись, вырезанная на глине.

– Тем самым вы признаете, что были психически нестабильны последние сутки, после встречи с Тимуром Урусовым, повлиявшим на вас своими маниакальными представлениями о захватнической деятельности Империи?

Андрей поднял глаза. Перед был снова все тот же Гёдель, мягкий, статный, с глубокими носогубными складками, которые элегантно подчеркивали его возраст. Можно было понять по столь резкой перемене, что четыре минуты, выделенные директором, в течение которых они были в темноте, закончились. Хех, можно было бы рассказать все, что он узнал от Гёделя за эти четыре минуты, однако кто ему поверит? Первый вопрос, который ему задал старый консультант, склонял его к признанию собственной психической нестабильности. Неважно, кто в это верит. Важно то, что они хотят этого. А слова о цивилизации, вырезающей их посредством Темноты лишь укрепят его положение психа. Он мог бы и подумать, что старик знает о его рассуждения в этот щепетильный момент. Но какой и в этом смысл?

– Согласно результатам вскрытия, профессор Железняков умер от инфаркта, что также подтверждает его история болезни. Он неоднократно попадал в медотсек, так как был склонен злоупотреблять своим рабочим временем. Его организм не выдержал нагрузок.

Он говорит, много говорит. На суде можно было бы доказать, что его рассуждения имеют внушающий характер для Андрея. Но какой в этом смысл? Суда не будет. Иначе бы он, как минимум, был бы в каком-нибудь холодном отсеке, спрятанном от остальных. Правду о нем желают скрыть. Всю не утаишь, так можно преподнести её в максимально правдивой манере. Он предстанет дурачком, за что ему естественно будет поблажка. Всех остальных собак спустя на Урусова.

– Вы понимаете, что я говорю, господин Хомский?

– Да, – кивнул Андрей. – Я признаюсь, что был не в себе после последней миссии. Причина тому встреча со старшим оператором Тимуром Урусовым, который использовал устройство в личных целях, что противоречит кодексу оператора.

Гёдель одобрительно кивнул.

Кодекс оператора, злобно проскрежетал про себя Андрей. И тут же умолк. Точнее умолкла его злость. Когда-то он думал про него, про кодекс, который называли претэтикой. Внутренний закон, позволявший гибко действовать в сложной ситуации, используя ящичек с антиматерией за спиной. Он злился, что не мог понять, почему она не сработала в случае Тимура. Теперь он хотел бы позлиться и на себя, но он понимает, что претэтика сработала так, как и задумывалось. Злиться не на что.

Глава 10. Ветер

Тревога не умолкала ни на секунду, однако ей на сей момент было присуще отдалиться, остаться в стороне. Сатир открыл глаза, но слепляющего света уже не было. Был только проулок, который до боли казался знакомым. Оглядевшись по сторонам, он пришел к вводу, что этот проулок примыкал к черному ходу на его экостанцию. Тот самый проулок, которым воспользовалась Юля в первый раз, чтобы проникнуть на запретную территорию. Она бы не пошла через главный ход. Нет. Она пошла уже знакомой тропой. А тревога все завывала. Сатир побежал от нее, не отпуская мысль, что свет мог бы пойти дальше за ним, не остаться с профессором, хоть тот и сказа, что это специально для него. Все же в груди что-то скребло. Он только нашел хоть какое-то решение, но тут же потерял его. Все поиски за последние пару дней приводили к тому, что он лишался того, что находил. Это уже начинало раздражать.

Он бежал, ощущая, как спирается его дыхание, однако его подгоняло и било по пяткам огненным кнутом мерзкое ощущение, что может случиться что-то недоброе. Его глаза мельтешили по сторонам, выискивая знакомый силуэт. Через какое-то время, которое он не счел нужным подсчитывать, увидел ее, когда бросил взгляд в сторону. Она стояла за углом, скрючившись, всхлипывая.

– Юля! – крикнул он.

Она замерла, спина съежилась, давая чужому взгляду ощутить стянувшуюся кожу, но подняв глаза, выругалась, держа на лице недовольную мину.

– Какого черта, Сатир? Что это вообще было? Как ты выбрался? Почему на тебе это?

Она указала на него, точнее на его защитный костюм, который он не удосужился снять.

– Некогда объяснять, – отмахнулся он. – Нам нужно сваливать отсюда, да поскорее…

– Сатир Иванович! Стойте на месте! Руки за голову!

Гром раздался посреди чистого неба. Полицейский аэромоб застыл в воздухе над их головами. Луч прожектора ударил по глазам. Сатир внезапно осознал, что отключен от программы Юли. Они не видели ее, стоящую буквально рядом. Им стоит только использовать свои глаза, чтобы заметить искажение.

Закрыв глаза, Сатир схватил Юлю за плечи, прижал ее к себе, от чего та удивлено охнула. Нет времени объяснять, подумал он. Сатир открыл глаза. Юля держалась за него, вцепившись когтями в костюм, дававший знать его коже о некой угрозе извне. Он попытался ослабить ее хватку. Та ошалелыми глазами начала пожирать все вокруг. Старый ажурный дом укрыл их. Сатир выдохнул облегченно, так как думал, что может не вспомнить очертаний здания. Нет. Оно хорошо ему запомнилось. Над головой не было никакого постороннего транспорта. Было только голубое небо, мигающее ввиду местной неисправности купола. Он взглянул вновь на Юлю.

– Успокойся. Все позади.

Та, все еще ошалелая, отстранилась от него, будто от прокаженного.

– Это что еще за фокусы? – выпалила она.

– Давай не будем здесь говорить. Лучше зайдем внутрь. Там будет безопаснее.

Сатир открыл дверь, задержался, пропуская Юлю. Та проскочила мимо него и мигом оказалась у лестницы. В старомодном здании не было лифта. Нет, он не проржавел, не сломался, а затем про него все забыли. Его просто не было. И этот подъем оказался для Сатира мучительно долгим. Он ступал, тяжело дыша и смотря Юле в спину. Та не оборачивалась. Может быть и зря он отщепил от себя еще один кусочек, да не просто у нее на глазах, а взяв ее с собой, но она должна была увидеть хотя бы одну странность, происходящую в этом треклятом городе. Юля влетела в студию, где расселись активисты, внимательно смотрящие новости на большом экране, повисшем в воздухе. Они повскакали со своих насиженных мест, завидев своего лидера. Девушка с розовыми волосами подскочила было к ней, но она отстранила ее от себя, выставив вперед ладонь. Еще большее изумление оказало на активистов появление Сатира в защитном костюме, который он все никак не хотел снимать. Послышали восклицания, вздохи. В толпе вырисовались Лёня со Шведом, которые с деловым видом подошли к девушке с розовыми волосами и завели с ней разговор. Сатир прошел мимо, стараясь не обращать на тех внимания, а Юля уже была на кухне, достала бутылку пива и запрокинула ее, с невиданной Сатиру жадностью поглощая содержимое, поперхнулась и закашлялась, разбрызгивая пену и слюни по всей кухне.

– Юля, – позвал ее Сатир.

Его встретил взгляд, полный сомнений и раздумий. Ее физиономия то и дело пережевывала какую-то тяжелую мысль. Жестко поставив бутылку на поверхность стойки, она сказала:

– Это че вообще было?

– Я же говорил, что хотел найти какие-нибудь странности. Я их обнаружил. Теперь ты понимаешь, что оно существует?

– Что еще за оно? – раздался из-за спины голос Лёни.

– Не твоего ума дело, – огрызнулся Сатир не оборачиваясь.

– Да нет, Сатир, объясни-ка действительно, что еще за оно? – замотала головой Юля.

Сатир наконец обернулся. Все глаза были устремлены на него. Среди них пылало любопытство, съедаемое жадно дыханием. Публика жаждет объяснений. И во главе ее стоял Лёня, вытянувший вперед подбородок и скрестивший руки на своей груди. Ну ладно.

– Зло, – только и сказал Сатир.

– Зло? – перешептывания волной прокатились по головам присутствующих.

– Вы все правильно услышали. Вы все наверняка знаете так или иначе Мартина Лэша. Он работал некогда над проектом по изучению сна чипарей. Его открытия привели к тому, что он оказался среди вас, – Сатир отметил, с каким презрением он произнес последние слова. – И знаете, он ключ к победе над этим злом, поэтому его и схватили, а вас оставили. И да, я был марионеткой в его руках. Но знаете, что еще? Мы все часть этого, а значит, можем бить по нему его же средствами.

– Мартина схватили, потому что ты работаешь на этих выродков или работал. Кто знает? – оскалился Лёня.

– Думаешь, ты один потерял друга? – выпалил горячо Сатир тому в лицо. – А был ли он для тебя другом? А? Я вот сегодня потерял одного. Довольно. Юля, – он обернулся к ней. – Я не знаю, где он сейчас находится, Мартин. Ты знаешь его лучше. Помоги мне понять его месторасположение, чтобы…

– Чтобы попасть к нему? – Юля округлила глаза.

– Да!

– Ты сказал, что он ключ к победе. Что ты имел в виду, Сатир?

Тот призадумался. Зло не остановится, расползаясь подобно раковой опухоли и становясь с каждой секундой все умнее и сильнее. Нужно то, чего оно поистине боится. Сатир посмотрел в глаза Юле. Она раскрыла рот, часто заморгав.

– Ты пойдешь на это? – проговорила она.

– Ты сама все видела. Это апогей…

– Кстати, на счет апогея, – Лёня скользнул в сторону и указал рукой на экран.

– Внимание! Перед вами Сатир Иванович. Особо опасен. Ни в коем случае не приближайтесь к нему. Если вы его увидите, звоните…

Экран загорелся, выплескивая изображение Сатира на фоне дымящегося сектора на экостанции. Пятеро погибших. Затем фон сменился. Показали тюрьму. Это было подземное сооружение, вход в которое находился в маленьком неприметном зданьице, охраняемом похлеще любой военной базы. Тем не менее обрушился гвалт, в котором различалось лишь: «… Этот человек проник на охраняемый объект и учинил расправу над своим бывшим сообщником, профессором Столиным…». Сатир уже не слушал дальше. Не хотел. Он подыскал себе стул и буквально упал на него, после чего вновь обратился вниманием к экрану и обомлел. Следователь Золотов, все такой вытянутый телом и лицом, показывал пистолет, говоря: «… Это вещественное доказательство причастности Сатира Ивановича к серьезной потасовке вчерашним днем в университете…». Блеск. Он только сейчас начал задумываться, почему Золотов тогда так просто отпустил его, имея на руках огнестрельное оружие, которое тот отнял у Сатира.

– Ты теперь самое разыскиваемое лицо в городе.

Сатир посмотрел в толпу. На него смотрели со страхом. Шеи вытягивались, веки застывали из-за боязни пропустить мгновение, лица подобно пластилиновым разминались, перестраивая свою форму, принимая и отпуская неказистые острые очертания, словно наспех вылепляемые невидимой рукой.

– В соучастии с террористом подозреваются… – продолжал голос за экраном.

Слова лились стремительно, четко, оставляя возможность различать имена подозреваемых, которые имеют какое-либо отношение к Сатиру. С каждым именем в студии загоралась одна пара глаз. Список дошел и до Лёни, и до Шведа, оскалившихся косой улыбкой, и до Юли.

– Отлично! Теперь и мы с тобой! Ура! Мы террористы.

Сатир похолодел. К нему двинулась фигура, выросшая в Лёню, грозного и устрашающего.

– Стоять! – гаркнул Сатир на того.

– Ты мне что, угрожаешь, да?

Лёня встал перед ним, стараясь казаться больше, чем он есть на самом деле.

– А может вообще все это происходит из-за тебя?

– Ты хоть сам себя слышишь? – огрызнулся Сатир.

– Не, ну а че? – развел руками Лёня. – Ты ж там что-то говорил про Мартина, так ведь? Что ты хотел там?

– Обрубить им связь…

– Сатир, этим способом можно их убить, – сказала озабоченно Юля. – Не уподобляйся Лессе…

– Лессе? Скажи, а она знала об этом? – Сатир сдвинул брови.

– Нет… Точнее знала, что там что-то было…

– Ни черта она не знала!

– Знай бы она все, тут же стала бы выступать за…

– Мартин в тюрьме, Юля! – воскликнул Сатир. – Вы на свободе, потому что так ему нужно было.

– А сейчас? Что изменилось?

– Он стал умнее. Ну или видит больше обычного.

Губы Юли задрожали.

– Ты хочешь всех погубить?

– Что?

– Интересный вопрос! – пафосно провозгласил Лёня, моментально приковав к себе всеобщее внимание. – Мы собирались только лечь на дно, временно, а теперь после того, как нас еще и в террористы записали, мы и подавно отсюда не вылезем. Может быть, нам просто стоит тебя сдать? Сказано ведь, что мы только подозреваемые. Нас, возможно, оставят в покое, как только выдадим особо опасного преступника, способного взрывать экостанции. Боооже! Экостанции! Взрывать!

– Ты действительно в это веришь? – скривился Сатир.

Тем не менее сидевшие встали, с интересом взирающие загорелись желанием пустить в ход свои руки, потянувшиеся вперед. Юля с округленными глазами запнулась:

– Так, давайте все обсудим…

– Хватит обсуждать! – рявкнул Лёня. – Он и так принес нам слишком много проблем!

На Сатира кинулась разноцветная фигура. Прежде чем она обхватила его, тот выставил вперед ногу и упершись ею в чужой живот, оттолкнул. Получилось неловко. Тело отпрянуло, раскидывая, словно кегли, тех, кто был позади, а Сатир перевернулся через стойку, разбрасывая по пути всей своей массой тарелки, ложки, бутылки, и рухнул у ног перепуганной Юли. Он вскочил на ноги и встретился глазами с парой десятков пылающих страстным желанием схватить и разорвать чужака глаз. Схватив первое, что попалось поду руку, Сатир приставил это к шее Юли и выплюнул:

– А ну стоять!

Тени застыли. Ноздри раздувались от злости.

– Ну ты и подонок, однако! – проскрежетал Лёня. – Юля, теперь ты понимаешь, что твой дружок – корень всех проблем? Какое там нахер зло? Да он сам…

– Завали хлебало! – снова выплюнул Сатир, судорожно думая, что делать дальше.

Тени маленькими шажочками приближались к стойке. Сатир в любой момент ожидал какого-нибудь безрассудного поступка, например, как резкого скачка десятков ног в его сторону. Это напомнило ему бесформенную массу, проламывающую стальные двери.

– Юля, кажется, ты будешь принесена в жертву… – прошептал тот ей на ухо.

– Не тобой ли? – огрызнулась она.

– Да ты посмотри еще разок, да повнимательнее на своих…

– В том-то и дело, Сатир. Ты приведешь их к гибели, если пойдешь дальше.

– Кое-кто сказал мне недавно перед самой своей смертью, что отпускать людей необходимо, тем более, если они становятся важны для тебя.

– Что?!

– Столин, Юля, он мертв.

– Ты… – Юля затаила дыхание.

– Нет! Я не убивал его. Ты и вправду подумала, что я способен на такое? – ахнул Сатир.

– Сатир! Ты у моего горла вилку держишь…

– Юля, все, что ты видела за последнее время – это правда. И боюсь, это только начало. Потом будет хуже. Он держится на старой, изжитой системе, способной рухнуть в любое мгновение. Стоп. Это и были его страхи. Он спал и видел кошмар. Единственный способ справиться с ним – встретиться с кошмаром наяву. С его кошмаром. Нам нужен Мартин, Юля.

– Нет, Сатир, он нужен тебе. Мне и вправду страшно за тебя, за них, за всех.

– Ты же сама хотела вытащить его.

– Не для этого. Сатир… Лесса тоже пылала огнем, стремилась в драку по любому поводу. Она…

– Да, знаю… Стоять, сказал!

Кто-то было сделал резкое движение, но его тут же остановили. Сатир понимал, что загнан в угол. В любой момент его настигнут, но что-то сомнение гложет, что его передадут полиции. Он посмотрел на вилку в своей руке.

– Прости, Юля. Если ты до сих пор не видишь, я покажу.

Он нырнул с ней за стойку, спрятавшись от посторонних глаз, и отстранившись от нее на расстояние локтя, закрыл глаза. Сейчас должно получиться. Должно. Дыши. Ровно. Ты частичка. Это частичка тебя. Она здесь. Ты там.

Глава 11. Кукла колдуна

Картинки. Словно картинки в голове суть места, которые он оставил позади. Нечеткие, размытые, но с невидимой подписью места, которому те принадлежат. Каким-то образом они сливаются, сходятся, образуют замысловатый коллаж, который становится новой картинкой, на которую можно смотреть, чтобы получить новое зачем.

Раскачиваясь, Сатир стоял посреди улицы, преисполненный одиночества. Его не нарушали даже орущие своим дряхлым видом фабричные здания, держащиеся больше на огромных трещинах, проходящих вдоль широких стен, нежели на глубоком фундаменте, излитом в далекие года. Он прильнул к одной из таких стен, ощущая неимоверную усталость, невиданную никогда доселе. Словно сам прошелся трещиной по привычному пространству-времени, дав его ткани импульс разрываться в дальнейшем направлении. Можно было сказать, что использовал свернутые измерения, недоступные тому самому привычному трехмерному наблюдателю, коим он некогда был, словно тот электрон, копия самого себя во множестве мест вселенной, но не знающий где же оригинал. И должен ли тот быть. Наверное, зря он использует эту способность. Что если этот чертов Метаразум может отслеживать его по переходам, вдруг подумал Сатир. Сознание может иметь квантовую основу, а такой сверхразум мог бы соединяться в единое целое с помощью эффектов мира элементарных частиц. Тогда ему Сатир не сумеет прыгать, только выбравшись наружу.

В руке он до сих пор держал вилку, которой пытался удерживать ситуацию под контролем. Тем не менее она послужила ему дурно, заставив почувствовать себя виновным. Это зашло слишком далеко. С остервенением выбросив вилку в сторону, Сатир осмотрелся. Стоп. Он знает, где находится. Исковерканные металлические прутья, закрывающие маленькие окна, скрывавшие когда-то давным-давно секреты, выбитые и закопченные большие окна, через которые прорывались чипари – все было огорожено желтой лентой. Здесь, они потеряли Лессу. Ну да, конечно. Он решил оказаться здесь, чтобы найти ее. Все бы ничего, да за это время она могла уйти далеко, найти убежище. К тому же он находится слишком близко от места преступления, которое, наверняка, находится под наблюдением. Защиты угла, поэтому ему опасно выходить на свет божий.

Он решил обойти место преступления, на котором должны были быть горы трупов, что могло бы стать очередной тревожной кнопкой в сознании «мирных» жителей против Сатира. Наверняка уже трубят по всем углам, как он порезал на куски бедненьких чипарей с помощью лазерной пушки, которую достал на черном рынке. Кстати, как Лесса вообще умудрилась заполучить столь экзотичное оружие? Маленькая и хрупкая на вид девчонка способна была на вещи, которые не помещались в разуме Сатира. Где же она могла бы быть на данный момент? В последний раз та была на распутье, на котором ее гнали словно бедного кролика сквозь темные лабиринты оскалившиеся волки.

Показались на параллельной стороне улицы обрушенные стены, точнее даже огромная часть здания, покоящаяся в руинах. Этого Сатир не помнил. Или не заметил при скоропостижном отходе. Или же это дело рук Лессы, умудрившейся нести с собой вооружение для целого полка?

Внезапно посреди обломков и клубов серой пыли показалась тень. Сатир прижался к стене, продолжая наблюдать за тенью, бурлящим вихрем прорывающуюся сквозь затхлую дымку. Она покачиваясь вышла на белый свет, потрепанная, окровавленная, живая, держа в руке незабвенный лазер.

– Лесса! – крикнул Сатир спонтанно.

Девушка, тяжело дыша ртом, посмотрела в направлении того, кто ее окликнул. Казалось, она не могла понять, кто этот человек, хотя смотрела прямо на Сатира. Тот, же выйдя из тени, снова окликнул ее. Безумная бабочка стояла и слепо смотрела на него. Сатир решил не дожидаться, пока нагрянут экипированные с ног до головы ребята, и побежал к ней, спотыкаясь на обломках, кирпичах, задыхаясь от хрустящего во рту блеклого запаха гари и пыли. Приблизившись к ней в плотную, он заметил большую ссадину на ее голове. К его же удивлению, которое настигло после только после того, как тот ее обнял, она даже не подняла лазера в его направлении, хотя продолжала смотреть все также безразлично, слепо. Он вздрогнул, держа в объятиях понурое тело. Она никак не реагировала.

– Лесса, как… пошли.

Сатир повел ее с собой, не встречая никакого сопротивления. Вернувшись на свое место, откуда вел непродолжительную разведку, он вновь обратился к девушке:

– Лесса! С тобой все в порядке?

Она не отвечала, продолжая глазеть на него. Сатир поднял ее на руки, чтобы понести дальше. Она будто машинально, чисто механически обхватила руками его шею, не выпуская смертельное оружие из них. Ее тело на удивление была легким. Сатир все никак не мог взять в разумение, как такая хрупкость может быть такой беспощадной, жестокой. Через какое-то время он вспомнил, что может перенести их обоих в любое место в городе, хоть и было сомнение в таковой возможности, но проверять ее было бы необходимостью потратить тонны времени, чего, естественно не наблюдалось в его закромах. Пришлось лихорадочно размышлять, где они могли бы осесть, чтобы передохнуть, однако ничего в голову не приходило. К активистам было бы приходить сейчас безрассудно. Он вместе с Лессой там стали персонами нон грата, и даже гостеприимная Юля не помогла бы им. Кажется, ее авторитет пошатнулся за последнее время. К себе на квартиру возвращаться тоже было бы безумием: он в розыске, и там его ждут. Друзей у него было немного, да и то скорее знакомые. К тому же, наверняка, и их уже проверили на предмет контактов с особо опасным преступником. Оставалось только найти еще одно заброшенное здание, чтоб спрятаться, что, конечно, не представлялось проблемой. Его лишь беспокоило состояние Лессы. Сырой подвал не то, что ей сейчас нужно было. И тут он вновь обратился к ней:

– Лесса! Если ты меня слышишь и понимаешь, прошу тебя, ответь, как сможешь. Нам нельзя оставаться на улице. Я могу перенести нас куда угодно в мгновение ока…

– Домой…

Сатира охватило ликование, которое он ощутил в растяжении своих лицевых мышц, что вполне можно было бы назвать улыбкой.

– Где твой дом?

Молчание. Пересохшие, облупленные губы зашевелились. Сатир вновь встревожился. Она что-то проговорила, но он не расслышал, поэтому прильнул ухом поближе к ее губам.

– Бебель… двадцать восемь… северное крыло… Плюш…

– Что? Плюш… Плюшевый… что?

– Плюш.

Она замолчала, закрыла глаза. Сатир не стал ее допрашивать. Бебель – это улица, и он хорошо знает, что за кадры там проживают. Ни один человек в здравом уме не сунется туда на прогулку, если не хочет купить дешевую славу в качестве коротенького некролога. Сатир закрыл глаза. Ноги нынче стали дорогим средством передвижения. Придется вновь оставить позади себя частичку себя же.

Неприятный, прокислый до щипания в носу, запах ударил по обонянию Сатира, которое тот уже считал убитым. Ошибался. Он раскрыл глаза. Серая, местами почерневшая, стена застила его глаза. Немного отошел в сторону, прежде чем сумел разглядеть колоссальную гору бетона, воспаряющую дрожащее дыхание чуть ли не до небес. По крайней мере, так могло показаться из-за того, что он стоял слишком близко от здания. Да, это была одна из многоэтажек данного райончика, которые сатир наблюдал по телевидению. Оглянувшись, он также наткнулся на липкую визуально стену, взмывающую практически строго вертикально вверх, местами натыкаясь на редкие пояски, благодаря которым можно было убедиться в наличии небольших сереньких окон, выставленных в стройную шеренгу. Сатир увидел просвет в конце длинного проулка, посреди которого он себя вдруг обнаружил. Все еще держа на руках слабое тело девушки, он вышел из проулка и оказался посреди прожженной неоновыми вывесками, заменившими недостающие окна. Там и сям пестрели баннеры, призывавшие в игорные заведения, аптеки, продуктовые магазины. И как ни удивительно, сквозь протухшие улицы сновали люди со скоростью и сноровкой, не привычной взору Сатира. По другую сторону улицы стояли несколько проституток, с вниманием смотревших на него. Сатир не стал задерживаться на месте, сразу ринулся вдоль понурых зданий, лихорадочно считая их номера. Однообразные многоэтажки, которым даже придавали некоторый шарм вывески, бледные, прокуренные лица, с любопытством то гиен, то кроликов, следивших за передвижением чужака. Когда обнаружил необходимый номер, он, сглотнув пошел к северной стороне здания, где его встретил высокий человек в мешковатой спортивной одежде пошел к нему навстречу, как только завидел гостя. С лицом, пережевывающим собственный язык, и выставляемым кадыком, держа руки в карманах, громила встал на пути Сатира.

– Заплутал малек, ага? – зычно сказал он, казалось, своей грудью указывая на Лессу.

– Нам нужна помощь…

– Помощь? Бро, не туда девку несешь, – громила снова дернул грудью, показывая на Лессу в руках Сатира.

– Что?! – Сатир, раскрыв рот, сбитый с толку, глянул на девушку в своих руках. Поняв, что подразумевал верзила, давивший жалкую улыбку на своем лице, он, закачал с силой головой. – Нет, ты неправильно меня понял. Этой девушке плохо.

– Ну да. Это я ахеренно понял, бро. Здесь это дерьмо не стоит светить, иначе плохо будет. И тебе и твоей девке.

Снова сбитый с толку, Сатир уставился верзилу, своим поднятым взглядом выше собственных бровей становился еще выше, напуская больше дискомфорта всякому собеседнику, которому не посчастливилось вступить с ним в высокоинтеллектуальный диалог. Сатир глянул быстро на Лессу, лежащую в его руках в бессознательном состоянии. Неужели она здесь живет? Или жила? Он набрал в легкие побольше воздуху и, вспомнив последние слова Лессы, сказал, смотря снизу-вверх:

– Мне нужен Плюш…

– Ты охренел, малой? – рот собеседника раскрывался теперь еще шире обычного от возмущения. – Если ты еще раз скажешь это слово, я тебе перечник вскрою!

Сатир сглотнул. Кажется, это была чья-то кличка, которая не нравилась ее владельцу. Он попытался исправить положение.

– Эта девушка. Ее зовут Лесса…

– Да хоть королева Английская!

– Она была здесь. Ведь где еще можно достать это…

Сатир повернулся к верзиле боком, стараясь показать тому лазер в руках лессы, который она, к удивлению, не отпускала всю дорогу. Верзила обомлел и моментально выхватил руки из карманов, в одной из которых блеснуло что-то металлическое.

– Тя щас шлепнуть или как? – зычно бросил верзила, тыча пистолетом в лицо Сатиру.

Жилы передернуло, мысли сдавило. Стоило бы просто закрыть глаза и исчезнуть, однако сомнения в том, что тот успеет это сделать прежде, чем его настигнет пуля, сковали его волю. Надо было догадаться, что договориться с подобного рода человеком будет сложно. Он мог бы сотню раз видеть до этого лицо Лессы, но не признать ее сейчас, так как ему застило глаза стремление проявить свою силу. Любое слово в его сторону было бы очередной красной тряпкой, за которую он будет ухватываться с каждым разом все сильнее и сильнее.

– Жорик! Опусти пушку!

Спокойный, не в пример верзиле, голос раздался у того из-за спины. Жорик повернул голову, чтобы краем глаза посмотреть, кто его окликнул, хотя было понятно по выражению его лица, что он прекрасно знал, кто это был. Худой, среднего роста человек быстро приближался к нему, сохраняя серьезное выражение лица. Тот встал сбоку от Жорика, с вниманием смотря то на Сатира, то на Лессу.

– Ты, видать, совсем ошалелый, раз пришел сюда, – сказал он, обращаясь к Сатиру. – Что с ней?

– Ей срочно нужен врач… Она назвала мне этот адрес, сказала имя…

Дуло пушки резко приблизилось к лицу, из-за чего худой вновь обратился к Жорику:

– Да опусти ты пушку, сказал я тебе!

– Он говорил слово, которое нельзя говорить, – пробурчал Жорик, все же опустив при этом оружие.

– Серьезно? Да хер с ним, – худой отмахнулся. – Шеф будет рад снова ее увидеть. К тому же, ты че, не видишь, что ей и вправду помощь нужна?

Сатир с облегчением вздохнул. К счастью поблизости был какой не какой, но разумный человек.

– Но все же придется сдать оружие для начала. Жорик!

Верзила запихнул свой пистолет в карман и забрал лазер из рук Лессы, который также поместился в кармане его спортивной куртки. Потом он с кислой миной на лице принялся шмонать гостей, хлопая своими широкими ладонями по телу с такой силой, что Сатиру пришлось постараться, чтобы устоять на ногах. После унизительной процедуры досмотра худой сказал ему дать лазер. Повертев его в руке, он махнул Сатиру рукой, показывая следовать за ним. Сатир поспешил тому вдогонку, оставив позади Жорика, припавшего спиной к стене, засунув руки в карманы и смотря в какую-то точку. Хотя можно было догадаться, что он видит больше, чем казалось на первый взгляд.