Текст книги "Ложный вакуум"

– Опустить оружие! Иначе против вас будет применена сила!

По виновникам в смертях своих оппонентов полетели снаряды, словно хлопнувшие в ладошки, развернувшиеся в вязкую жидкость, при каждом движении попавшихся в нее застывавшей все плотнее. Их дергания превращались все больше в кукольные подергивания. Аэромобы уже распределились по периметру, беря агрессоров в капкан. На землю начал спускаться десант, не дававший никому сбежать. В их руках возникли подергивающие серую дымку окружающего пространства щиты, о которые стукались камни. Жертвы среди мирного населения заставили их действовать жестче обычного.

Разбредавшиеся в разные стороны минутой ранее погромщики были закрыты в капкан. Они в панике метались из угла в угол и, не находя укромного места, кидались со всей оставшейся озлобленностью на ряды полицейских, которые им даже не удавалось всколыхнуть, не то что пробить. Их моментально отбрасывали назад, и те в конвульсиях падали наземь, после чего не вставали. Безжизненные тела переступали и оставляли позади, где их должны были подобрать санитары. Планомерно, шаг за шагом черная полоса смыкалась все плотнее и плотнее. Позади разбушевались новые столкновения людей с чипарями, угрожавшие перелиться в новые жертвы. Дышать становилось все тягостнее. Швед с Леней все также стараются остановить Лессу, которая смотрела то на приближающихся полицейских, то на грозных протестующих. Внезапно фронтовая линия исказилась. Между враждующими сторонами появились люди, с головы до ног одетые в черное. Полиция разводит дерущихся детей по углам. Однако в них тут же полетели зажигательные смеси. Желтый свет озарил пространство. Щелочки меж движущихся в хаотичном порядке теней, словно первые лучи солнца пробиваются сквозь лесную чащу, сметаемую жестоким и нежным ураганом. Послышались крики, заглушившие на время музыку, о которой вспомнилось только сейчас, она была ведь.

Среди скачущих лиц Сатир нашел освещенное пламенем лицо Юли, искривленное в ужасе. Швед с Леней что-то кричали ей, она отвечала, качала головой. Тут до него дошло, что речь шла о приведении плана с исчезновением в действие. Рано. Уголки рта еще больше отяжелили ее состояние. Она бросила стремительный взгляд на Лессу, в котором промелькнула укоризна.

Внезапно Сатир ощутил жжение в правом боку. Он ухватился рукой, почувствовав, как что-то теплое в ладони, поднес ее к глазам, хотя с сшибающим в холодный пот ужасом догадывался, что увидит. Его рука была вся в крови, его крови. Он оглянулся, пошатнувшись. Рядом человек размахивал длинным ножом. На него тут же накинулся другой, вцепившись в его шею. Тут же всплыли будто из неизведанных глубин несколько других, ринувшиеся разнимать их. Сатир сделал пару неловких шагов спиной вперед и наткнулся на женщину, грубо оттолкнувшую его так, что он чуть не влетел в компанию, от которой вполне мог получить еще одно ножевое ранение. Он внезапно осознал, что потерял из виду своих товарищей. В панике он стал оглядываться по сторонам, однако стоять на месте нельзя, просто невозможно было. Груда тел наваливалась на него со всех сторон, что уже походило на борьбу за лишний квадратный метр, за лишнее жизненное пространство. Земля отторгает их ростки, корни спутываются, листья исчезают в тени.

Мелькнуло знакомое лицо. Сатир ринулся к нему, с каждым движением ощущая скользящую боль в правом боку, от которой стискивал зубы. Он ухватил за плечо одного из братьев. Тот резко обернулся и от испуга готов был драться.

– А, это ты, – проплыл его голос посреди белого шума.

Он тут же ухватил Сатира за свободную руку, покосившись с опаской на другую.

– Э, друг, да ты ранен!

Да не ужели, а тоя сам не заметил, проскрежетал стальной голос в голове у Сатира. Вместо этого он сказал:

– Где остальные?

– Леня был где-то тут… он был с Лессой.

А, значит, ты Швед, просипел голос в голове. Сатир присмотрелся к его лицу, стараясь найти отличия от его названного им же самим близнеца. Вот, он сейчас перед ним один. Обычное овальное лицо со слегка выпирающим подбородком, прямым носом, зелеными глазами, длинными черными волосами, успевшими погрязнуть то ли в пепле, то ли в порошке, который сбрасывали с аэромоба для тушения пожара. Сатир видит это лицо и узнает его среди остальных, но оно тут же может исчезнуть, точнее его узнавание как отдельного может исчезнуть при сближении с его братом. Их восприятие тогда превращается в наблюдение за движущимся на большой скорости колесом, чье вращение определить оказывается сложной задачей.

– План провалился. Нам вообще не стоило этого делать! – кричал Швед.

– Тогда можешь вернуться! – зло сказал Сатир, сам не ожидая того.

– Что? – Швед округлил глаза, смотря на того, словно оглушенный.

Сатир кивнул в сторону полицейских, давая тому понять, что тот в любой момент может попросить у них помощи и защиты. Швед ответил ему презрительным выражением лица, сильнее сжав при этом руку Сатира. Тот отдернул ее, высвободившись и отпрянув неловко спиной вперед. Он тут же ощутил сковывающую в гранитное изваяние его спину ощущение опасности за спиной. Где-то там, вне поля его зрения, еще находится человек с ножом, лишь по неосторожности полоснувший его в бок. Сатир резко повернул голову в поисках этой опасности, но встретил оглушительные крики. То ли это была паника, то ли воинствующий рев. Все смешалось воедино, все лица стали похожи друг на друга. Он вернулся вниманием к Шведу, который резко приблизился к нему чуть ли не вплотную.

– Думаешь, что самый умный, да? – оскалившись и брызнув слюной, прорычал он.

Казалось, тот готов был вцепиться своими клыками Сатиру прямо в лицо, подобно изголодавшемуся зверю, чье естество было разукрашено сливающей в одно все остальное страстью.

– Я глаз с тебя не сведу! Я знаю, что продался! – вновь прорычал Швед.

Нашел время для недоверия, хотя сейчас самое подходящее время для него. Сатир поежился, однако заставил себя выпрямиться. Шведу сейчас нужен только оппонент для своего статуса. Не более. Сатир же пришел сюда не за этим. Его цель в обратном – не задержаться в этом безличии.

– Мне плевать, что ты там думаешь обо мне! Если хочешь оставаться, оставайся. А я пойду дальше! – ответил он зло.

Сатир попытался пройти мимо в направлении предполагаемого нахождения остальных товарищей, однако Швед преградил ему дорогу своим телом. Его длинные волосы всколыхнулись, отдавая сиплым потом. Сатир приготовился к драке. Внезапно его толкнули в спину, и он налетел на Шведа подобно тряпичной кукле. Едкий запах пота резал его обоняние. Швед сам чуть не повалился на землю, но сзади его поддержала стена чужих спин, рук, ног. Инфернальная стена отправленных на вечные муки грешников царапала, перехватывала, толкала, заглатывала любого, кто осмелится к ней приблизится. Швед вскрикнул и тут ухнул. Его давили со всех сторон.

– Внимание! – грянуло откуда-то с неба. – Прекратить любые противоправные действия! В случае неповиновения будут применены крайние меры!

Там наверху снова беспокоятся, как бы кто здесь не выгрыз соседу своему глаза. Сатир внезапно ужаснулся, что они могут разлить над их головами газ, который застынет подобно той массе, что заперла внутри себя поджигателей. Они не уверены лишь в том, что это безопасно для всех, а так бы уж давно применили бы какой-нибудь усыпляющий газ, как это делали в давние времена. Проблема в том, что нужно рассчитывать для каждого индивидуальную дозу. Масса также может нанести физические увечья, даже задушить.

Швед начал стремительно тонуть в потоке людских конечностей, увлекая за собой Сатира. В глазах его вскипел ужас. К сатиру уже потянулись руки, ищущие опору. Рана в боку режущей молнией заставила напомнить о себе. Он крепче схватился одной рукой за нее, а другой отталкивал наваливающиеся тела. Жаркое дыхание хрипящих ртов ударяло по его ноздрям. Не видя иного выхода, Сатир уперся ногой в одного случайного встречного и с силой оттолкнулся, ухнув от тяжести в своей груди. Швед, держась за его одежду, потянулся следом. Наткнулись на других людей, разругавшихся на них всеми социально табуированными словами, которые Сатир только мог себе представить. Он не стал ожидать, пока те не ринутся на него со Шведом с кулаками или каким-либо подручным средством нанесения увечий. Обхватил рукой того за плечи и, наклонив свое тело вперед, придал тому ускорение. Раскачиваясь в асинхронном толкании собственных тел, продирались сквозь раскидистую чащу. Они бежали, не имея представления о цели своего движения. Кругом была однообразная картина из страждущих людей, словно время застыло и повторялось вновь и вновь. Крики, плоть, запахи – все сливалось воедино, смешиваясь в хлюпающем водовороте.

Глаза наткнулись на знакомые лица. Леня, завидев своего брата, кинулся тому на помощь, оставив за спиной Лессу, которая с выжиданием стояла против черных рядов полицейских, надвигающихся угрожающе на нее. Секундой позже сатир увидел, как она держит руку за своей курткой, где располагалась кобура. Ее короткие волосы были растрепаны, а лицо было измазано в грязи, сквозь которую все же просвечивалась испепеляющая злость. К ней продиралась с ужасом в глазах Юля, ощущая приближение беды.

Леня взял на себя Шведа. Освободившись, Сатир кинулся вперед. Лесса выкинула вперед руку. В ее адрес тут же вышло предупреждение:

– Бросить лазерное оружие! Иначе будет открыт огонь на поражение!

Неуловимые для других прицелы уставились на одну женщину, способную успеть выжечь одного-двух противников, прежде чем ее саму устранят. Увидевшие это и сумевшие отстраняться от сиюминутных страстей окружающие с восхищением взирали на момент, которому не суждено было застыть.

Напряжение так и застыло в воздухе. Черные шлемы полицейских заходили из стороны в сторону, потеряв цель. Юля выбежал впереди Лессы, крича что-то непонятное той. Добравшись наконец до них, Сатир сумел расслышать:

– …Мы без тебя не уйдем! Ты нужна нам!

Уголки рта на лице Лессы стянулись вниз. Она выкрикнула ругательство в сторону черных рядов. Окружающие с непониманием и разочарованием следили за сценой. Леня и Швед уже были рядом, чтобы вновь ринуться за Лессой, которая поспешила к одной из стен, в которой она быстро выжгла зияющую дыру. Сатир нырнул в гремящую пустоту с головой, не думая о том, что его может ожидать там. Позади закричали с новой неистовой силой. Дыра стала достоянием всеобщего внимания как недовольных трусливым побегом, так и хитроумным и наглым способом оставить полицию с носом. Было понятно, что скоро сюда хлынут и остальные, включая полицию.

Встав на ноги, Сатир осмотрелся. Он оказался в каком-то полутемном помещении, загруженном темными абрисами станков. Это безусловно какой-то заброшенный завод. Сатир не стал наполняться подробностями своего местонахождения. Он поспешил за своими товарищами, кричавшими ему поторопиться. Внезапно на полпути свет озарил помещение, обрисовав неохватное за раз пространство, служившее плантацией для сырого ощущения хладного металла. Аэромобы были направлены в это здание. Они не видели беглецов, но догадались, какие те могли оставить следы. Вот-вот оно будет оккупировано полицией, поэтому медлить было категорически запрещено чувством самосохранения. Пройдя закоулками посреди металлических дюн, его группа очутилась перед новой стеной, в которой образовалась очередная дыра, вокруг которой искривлялся свет от резкого перепада температур. Они нырнули в нее, оказавшись в очередном цехе, грохочущим эхом повторявшем жаркие переживания с улицы. Казалось, все смотрят только вперед, но ощущалось внимание каждого друг на друге, что придавало чувство уверенности в собственных силах и возможностях в преодолении любого препятствия на своем пути. Только свет, пробивающийся сквозь грязные стекла и ищущий их, давая тем самым возможность узреть спины и лица друг друга, почувствовать боль и тяжесть в собственном теле, нарушал их единение, чтобы затем только больше усилить их веру человеческие возможности, так как именно эта усиленная ясность соприсутствия разрешала понимать боль и усердие другого. Их преследователи где-то там подхлестывают их своим зримым отсутствием.

Группа бродила по каким-то закоулкам, на что Сатир обратил внимание спустя какое-то время, неподвластное подсчету. Они уже давно вышли из полумрака заводских аллей, однако их еще не обнаружили. Лишь остановившись и отдышавшись, Сатир различил завывание сирен где-то вдалеке, постукивающее по хлипким стенам и трубам. Их потеряли. Сатир, склонившись и опершись на свои колени, рассмеялся истерически, и его смех хрипло прорвался через разрывающиеся легкие глухое дыхание. На него уставились непонимающие глаза Шведа и Лени, также пытавшихся отдышаться. Своим взглядом они задавали только один вопрос: чего смешного?

– Мы на свободе, живы, дышим, хоть план и не был идеальным, – сказал Сатир, разделяя слова простором для вдоха и выдоха.

– И это чудо! – взорвалась Юля. – Господи!

Она кинулась к Сатиру, копаясь параллельно в своем рюкзаке. Сатир понял причину ее беспокойства, когда та вытащила аптечку. Рана в боку все еще была открыта. Сухая корочка стягивала его кожу, однако рана затянулась не полностью. Кровь все еще стекала по синей коже. Сатир уже забыл про нее, про порванную одежду, края которой пылали его кровью.

– Это небольшая ранка, – заулыбался Сатир, чувствуя небывалое для него воодушевление.

Казалось, он может все. Он выпрямился, ощущая в своих жилах бодрящий ток крови. Хотелось прыгать на своих двоих до тех пор, пока не пройдет пьянящее действие гормонов стресса, и ему не суждено стать выжатым комком депрессии.

– Да, ты крутой, но еще не известно, насколько глубока эта ранка, а еще возможно заражение в таких-то условиях, – отрезала Юля, кивнув куда-то в сторону.

Рана резко защипала от обеззараживающего спрея, за которым последовало ощущение стягивания. Сатир потрогал пальцем место, где секундой ранее была ржавая полоса. Он прошелся пальцем по гладкой, мягкой поверхности, которую можно было бы принять за настоящую кожу.

– Нам все еще не стоит оставаться долго на одном месте. Нас могут еще искать, – говорила Юля, запихивая аптечку обратно в рюкзак, не поднимая головы.

– Это потому что ты включила угол прямо на глазах у полиции? – бросил Швед.

Юля резко поднялась с презрительно выпяченной верхней губой. Швед и Леня нервно покосились сначала на нее, а потом на Лессу. Та же стояла чуть поодаль от всех, проверяя кобуру. Она поймала вопрошающий взгляд на себе и, опустив кобуру, выдала грудь вперед, вскинула подбородок, что короткие волосы дрогнули.

– Что-то не так? – выдала она презрительно.

– В смысле? – гулкий голос вырвался из груди Шведа. – Да мы все там чуть не сдохли!

– Не сдохли же! Вы только и делаете, что ноете. Вы сами остались. Сами решили пойти до конца со всеми. Никто ведь не говорил, что будет легко. И что в результате? Вы оставляете себе только право жаловаться на то, что могло бы быть. Мне тошно смотреть на вас, – презрение с каждым словом только больше расползалось по лицу Лессы.

– Тебе бы только шутки шутить. Но жизнь не шутка! – брякнул Леня, которого можно было отличить от Шведа по его более чистому и опрятному виду.

– Будете слишком серьезными, то и бегать не научитесь. А сегодня-то как порхали? Что, не понравилось? Потрогай, пощупай себя. Каково? А? Чувствуешь? А ты, Сатир, ты-то, я посмотрю, адекватнее этих-вот. Ты-то знаешь, что прошлое – это прошлое?

Сатир выпрямился. На него упало всеобщее внимание, посреди которого он ощутил неприязнь.

– А что Сатир? – скривился Леня. – У него тут свои намерения. Неправда ли?

– Не спорю, – уверенно кивнул Сатир. – Я пошел с вами для того, чтобы скрыться с поля зрения чипарей. А потом я смогу действовать сообразно своим целям. Как надо.

– Своим целям? – передразнил Леня. – Это ж каким таким целям?

Сатир осмотрелся. Кажимость чужого присутствия впервые за последние сутки исчезла и не давила на него. Казалось, он действительно способен сейчас порхать. Хм, может быть, это от того же действа, которое он немногим ранее оставил с остальными за своей спиной? Оно пройдет? Сатир посмотрел на лица окружающих. Все с пристальным вниманием ожидали от него изречений, кроме Юли, которая смотрела куда-то в землю. Он мог бы сейчас рассказать все, как на духу, однако не думал, что эту правду выдержит хоть кто-то. Эти люди слабы для чего-то подобного. Только распаленный взгляд Лессы внушал Сатиру уверенность в том, что он не безумен. Она – бабочка, которая не хочет умирать, доживать свою крайне короткую жизнь. Она злая. Это ее топливо. Ее тонкое личико с острым подбородком просекало хлипкую кажимость усталости и стремления ко сну.

– Я собираюсь показать, что чипари могут ошибаться, – сказал наконец он.

– Вот! Это и есть борьба! – воскликнула яркими красками Лесса.

– Жизнь не борьба…

– Да завали, Леня! – Лесса резко осекла того, выплевывая каждое слово. – Не шутка, не борьба. Только и говоришь, чем она не является. Тебе бы только и делать, что отказываться от нее.

Леня притих, затаил дыхание, следя за тем, как Лесса ухватилась за рукоятку своего лазера, охлаждающегося в кобуре. Та заметила этот взгляд и, надменно усмехнувшись, убрала кобуру за пазуху. Она, наклонив голову набок, с высоко поднятым подбородком и высокомерной улыбкой на своем обаятельном лице сказала:

– Не бойся. Я тебя испепелять не собираюсь. Я ж не чудовище.

– А скажи-ка, изволь, откуда оно у тебя? – поинтересовался Сатир.

Та посмотрела на него прямо. В ее голосе появилась гордость:

– Это самоделка, моих знакомых.

– А что ты бы сделала с теми полицейскими? – Юля внезапно заявила о своем существовании, что заставило затаить дыхание остальных. Она уже стояла прямо и смотрела в глаза Лессе со всей серьезностью. – Ты бы сделала то, что я думала?

Лесса отклонила голову назад. Потом вперила со всей силой взор свой против Юли.

– За них что ли боишься?

– И за тебя. За тебя в первую очередь, Лесса! – мгновенно ответила Юля. – Они бы тебя могли убить. Будь у тебя хоть настоящий лазер, ты со всеми не справилась бы. Я рискнула ради тебя. Как ты не понимаешь? Сегодня ты дерешься, выживаешь, чувствуешь себя живой, человеком, а завтра ты потянешься за очередной дозой наркотика. И никого рядом, вполне возможно, не будет.

– Не надо меня спасать, – сказала Лесса сквозь зубы. – Я этого не просила.

– Ты тоже пришла к нам, сама.

– Значит и уйти могу, сама.

– Что?

– Я ж полностью свободна.

Последние слова Лесса произнесла подчеркнуто обособленно для Лени. Сатир заметил, что Швед стоял в сторонке и молчал все это время. На этот раз он сделал шаг вперед и заговорил, обращаясь то ли к Лессе, то ли к Сатиру:

– А вы двое горазды говорить о свободе.

– Что ты имеешь в виду? – недоумевала Юля.

– Да они ж оба засланцы, слишком свободные для нас. Может это судьба, и вам двоим по пути?

Швед разошелся, что Сатир хотел было остановить его, дабы тот не сказал лишнего. Но как только он раскрыл было рот, Швед осек его:

– Молчи. Нам всем известно, что это из-за тебя нас накрыли. А теперь ты такой герой, стремишься че-то там доказать. Ты помог мне, но это ничего не значит уже.

Сатир смотрел на того, ощущая жгучее желание пустить в ход свои кулаки. Этот человек вновь сливается со своим названным братом. Сатир, казалось, мог различать их только по своему отношению к каждому из них. Возможно, следовало бы выбить дурь из обоих, чтобы дать им понять всю глупость своей ксенофобии. Он посмотрел на Юлю и затих. Та не сводила с него глаз, которые блистали, походя на застывшие капли дождя, переливаясь и успокаиваясь, приобретая и теряя форму. Тут он понял, что выглядит глупо. Драка с задирами принесла бы мало пользы, может только повысила б его самооценку. Его это укололо и заставило только сказать:

– Это была случайность.

– Что?

– Случайность. Я вытащил тебя, потому что не видел иного выхода. Каждая жизнь важна. Даже случайная.

Он посмотрел при этом на Лессу, следившую, прищурившись, за его речью. Внезапно та возникла на его пути. Именно тогда, когда он решил изменить свою жизнь, будто отражение перемен, как прошедших, так и грядущих. Чего ищет Юля? Добра и справедливости? Она спасает Лессу, потому что любит ее. Переливы в ее глазах относятся не к Сатиру, а к ней. Не будь та столь безумной, любила ли Юля ее? Любовь ли это вообще? Сатир видел Лессу, ее острое лицо с пылающими глазами. Она неимоверно красива в этот момент. Это то, что находится на расстоянии. Ценили же древние люди нескладные по нынешним меркам изображения животных. Это небывалое ощущение присутствия красивого. Вот что значит быть потрясенным сущностной близостью вещей. Это близость как что-то, что есть. Это не эстетическое переживание, коим довольствуются подобно потребителям. Это переживание близости, что возможно лишь благодаря расстоянию, охраняемому первобытными богами. Для Сатира было загадкой небольшое определение красивого, как того, чему хочется подражать. Богам порой так хочется подражать. И он видит сейчас красоту, желает приблизиться к ней, узнать. Это расстояние вытягивается. Лесса находится в нескольких шагах от него. Он видит другого. То, что произойдет с ним, коснется и его самого. Сатир почувствует это. Но естественно ли это, всегда подражать красоте? Потом же надо вернуться к себе, где бы это ни находилось. Видеть расстояние и быть расстоянием, кажется, не одно и то же. Он не может стать богом. Да, наверно. Наверно, и Сатир, и Юля просто два идиота-эстета.

Лесса шагнула вперед, прошлась языком между зубами и нижней челюстью, потом обратилась к Шведу:

– Поздравляю тебя, ты сегодня родился. Случайно. Как и вся жизнь на Земле. Иронично. Только все равно говоришь про путь, по которому ты должен топать. Ведь ты знаешь, куда ведет эта тропа, да? Все хочешь знать, все распланировать. Что, пугает неизвестность?

– Лесса… – Юля попыталась вмешаться, но ту уже нельзя было остановить.

– Что Лесса? – вскипела она. – Ты же сама ведешь борьбу, но стоит зайти дальше привычного, сразу тушуешься.

– Привычного? Да эта привычка спасает меня от непоправимого.

– Например, смерти? Если в жизни будут только моменты, которые можно исправить, то это что толку от моего выбора?

– А если ты умрешь, ты сможешь об этом пожалеть?

– Да почему вы все только и говорите о смерти? Этого вы всё избегаете?

– А ты этого всё добиваешься?

Лесса сделала резкий шаг вперед, вытащила лазерный пистолет и приставила к своему виску. На секунду воздух заледенел. Сатир уже успел увидеть, как голова Лессы исчезает на пути концентрированного потока энергии. Ее обезглавленный труп не упал наземь. сатир вздохнул с облегчением, наблюдая как Лесса с оскаленной улыбкой держит у своего виска смертельное оружие. Она с жаром выпалила:

– Что, страшно? А ведь это только моя жизнь. Я-то видела себя мертвой на земле возле желтеющего дуба. Дуб останется, а рядом с ним будет только мой хлааадный труп. И это уже будет он, а не я.

– Остановись… – прошептала Юля с мольбой в голосе, затухающем в прохладной водной глади.

Она подалась вперед, но не двинулась с места. Ее тело закачалось подобно маятнику. Глаза поплыли. Красота может быть уничтожена. Она преходяща. И это красиво, подумал Сатир, содрогаясь при мысли об отказе от цепляния за грубую константную форму. В противовес ей становится наблюдение за изменением, требующее мужества не хвататься за глиняную амфору, спасательный круг, в борьбе со стремительным течением.

– А что ты скажешь? – Лесса обратилась к Сатиру, не снимая пальца с курка.

– Ты не бабочка… Поэтому ведь они не умирают?

– Ага. Если встретил бабочку, то убей ее.

– Они же не умирают… – скривился Леня.

– Тем хуже для твоего мелкого мозга, – огрызнулась Лесса, опуская руку с оружием. – Вы всё думаете, что существуют неоспоримые авторитеты, за которыми стоит следовать, чтобы, не знаю… узреть истину, – она надавила на свои легкие при изречении последних слов, что это вышло издевательски над их смыслом, – пройтись по определенности. Фи! Такие как вы, небось, считаете, что логика – это человеческое всё. Дураки, скажу я. Смени одну установку на другую при убийстве бабочки – ничего не изменится, кроме того, что смотришь сквозь иную установку. Совсем иное дело – быть затронутым изречением, которое входит в противоречие с твоим, а-ля родным. Чувствуешь ли ты, что есть что-то, что не поддается логике? Оно ведь имеет право на существование? А что это есть? Обозвать это чем-то уже вопрос о его сущности, коей оно до этого и не обладало. И тогда можно сказать, что это что-то иное, пока что неподвластное моему пониманию. Как наблюдать за гусеницей, которая становится имаго. Вот ты – ненасытное ползающее существо, а вот ты – сверкающая и переливающаяся пташка, которой не суждено дожить до конца лета.

С каждым словом она все больше менялась в лице. Уголки ее рта вздрагивали, глаза поблескивали, ноздри расширялись и суживались с большей частотой. Оно уже не было надменным. Сатир почувствовал, как она порхает возле того желтеющего дуба, не в силах его опылить, не в силах соприкоснуться с ним, не в силах даже увидеть его. Только порхать рядом, только быть ветром, заставляющим содрогаться и трепетать мощные кроны старого исполина, заставшего тысячи и тысячи бабочек, но никогда не говорившего с ними.

– Вы оба больны, – процедил сквозь зубы Леня. – Лесса, зачем ты здесь?

– Проще задавать этот вопрос другому, не правда ли? – иронично ответила та.

Над головами прогремело. Стены содрогнулись, проулок покачнулся. На голову посыпалась древняя пыль. Сатир стряхнул ее со своих волос, по которым рука его прошлась будто по наждачной бумаге.

Лесса встрепенулась, но не по той причине, о которой Сатир подумал поначалу. Она пристально посмотрела в его глаза, и на ее лице вновь отобразились едкое презрение, распыляющее ее легкие, вновь подняла высоко подбородок, стараясь выглядеть уверенно. Попутно бросив уничтожающий взгляд на Лёню со Шведом, она прошла мимо Юли, терпящей выжидание спокойной погоды. Потом резко обернулась, размахивая своими руками, в одной из которой небрежно висел лазер. Безумная улыбка вновь искривила ее тонкое личико.

– Чего застыли? Пора ведь двигаться!

Юля поправила свой рюкзак и пошла первой, мимо, даже не посмотрев на Сатира. В ее походке было что-то сдерживающее, неестественное. Казалось, она хотела от него чего-то большего. Может быть, хотела, чтобы он помог ей приструнить Лессу? Сатир мигом отбросил эту мысль. Чушь какая-то, он же ей не отец. Явно было, что Юля питает к злобной девчонке какие-то чувства, непонятные ему. Куда ее саму может завести вся эта канитель с воспитанием Лессы? Сатир никак не мог взять себе в толк, что же происходило на данный момент в ее голове. Это раздражение заставило его нагнать Юлю, чтобы тупо всмотреться в ее лицо, не находя подобающих слов. Она краем глаза пробежалась по нему, чтобы вновь заняться тропой на ее пути. Этого он не понимал. Ведь есть же слова, интонации, выражения лица, походка, телодвижения, но ему невдомек каково быть ей. На ее месте мог себя представить, что там, он уже это делал. Ему не понравилась то, что увидел. Хотя скорее он просто не понял, ведь он не мог стать полностью ей. Даже если поменяться телами, он все равно останется со своей позицией и опытом, который будет ему помогать анализировать, каково это быть Юлей. Полностью отстранившись от самого себя, а может быть, став полностью ей, он не нуждался бы в опыте, ведущем его к первоначальному вопросу. Какая-то бессмыслица. Может в этом весь смысл общения? Разгадка чужого кода, который кажется таким объективным, с помощью средств, далеких от логики? Так, стоп. Кажется, он принял слова Лессы слишком уж близко к сердцу. Точнее к собственному разумению. Может быть, он ей и не отец, но Сатир хорошо понимает ее. Только вот слов не может найти, чтобы выразить это. Какое-то близкое ощущение к общению через древних богов, созданных специально для этого, но больше походящее на общение с ними. Сатир отвел глаза от Юли, все также не находя слов. Да и какими бы они были? Можно было бы общаться с ней без слов? Жестами, позами, мимикой, паузами, захватывающими время сильнее самого крепкого слова. Когда-то Сатир думал, что это все, что нужно. А потом он понял, что такое отсутствие, ведь так и не смирился с тем, что не был с ней в самые трудные времена. Интересно, понимают ли чипари, что такое отсутствие?

Внезапно над головами пролетел полицейский аэромоб. Все кинулись в рассыпную под тень здания. Затаили дыхание. Только Лесса натянуто смотрела вверх, готовая вскочить и пустить в ход свое грозное оружие. Машина полетела дальше.

– Они не могли нас заметить, – сказала Юля, не смотря ни на кого. – Они используют электронику, чтобы вычислять беглецов. Угол просто стирает наши следы с их аппаратуры, – потом горделиво добавила: – Мы призраки.

– Вот это я понимаю! – заулыбался Леня, походя на скачущего оленя. – Давно бы так, – послышалось фыркание Лессы, но тот не обратил на это внимание. – Стоп. Они что, нас ищут что ли? Ведь там толпа имбецилов, готовых разорвать друг друга в клочья.

– Похоже мы им слишком интересны, – вздохнула Юля.

– Вот видишь, наша работа очень важна, чтобы сломя голову бросаться в полымя! – на этот раз Леня обратился напрямую к Лессе.

– Это что ж ты мне такого доказать-то сейчас пытаешься, клоун? – с презрительной улыбкой сказала она.

– Не будь ты такой психопаткой, у нас всех было б меньше проблем.

Сатир успел только уловить вздернутые брови на тонком девичьем лице. Лесса за один прыжок оказалась возле Лени. Ее хлесткий прямой удар кулаком в нос повалил того наземь. Леня захлюпал, хватаясь руками за окровавленное лицо. Рядом оказался Швед, чтобы оттолкнуть Лессу, но та успела выхватить лазер и направить ему в лицо.

– Только тронь меня, – прошипела та.

Юля бросилась к ней, но Сатир остановил ее, обхватив за плечи.

– Да, не стоит сейчас ко мне подходить, – хлестнула словно кнутом Лесса, завидев эту картину. – А то ненароком переубиваю вас тут всех. Я же психопатка!

Она кипела от ярости. Казалось, что маленькая мысль отделяла ее от убийства. Юля замерла в ожидании.

– Они этого не стоят, – сказал Сатир, ощущая телом, как Юля подергивается в его объятиях. Она все еще пыталась остановить в девчонке неблагоприятные порывы. А для этого ей надо было лишь самой превратиться в несчастный порыв, становящийся все тем же ветром, которому отдают лишь роль фона, пускай порой грозного и ужасающего своей природной мощью. – Ты права, что они оба клоуны, им место в цирке, да и только. Им плевать, что ты чувствуешь…